Это зависит от нас (сборник рассказов)

Пробуждение было внезапным, словно от толчка. Я лежал, не открывая глаз, и прислушивался к внутреннему состоянию. Вроде бы всё как обычно, но возникшее ниоткуда тревожное беспокойство постепенно перерастало в ощущение предстоящей утраты. Почему ко мне пришла такая уверенность, трудно сказать, но с некоторых пор я начал понимать, что рано или поздно она уйдёт от меня. Расставание было неизбежно, и вот оно наступило.
Мы провели вместе много лет. Наверное, самых лучших лет моей жизни, наполненных радостями и огорчениями, яркими чувствами и хрупкими мечтаниями. Это было время путешествий, встреч и разлук, смелых решений и отчаянных поступков. И всё это время она была верной подругой. Но, справедливости ради, нужно признать: я её особенно не ценил и не берёг. Скорее всего, тогда мне и в голову не приходило, что мы можем расстаться. Жизнь была прекрасна и наполнена до краёв. Казалось, это будет длиться вечно. Но, как известно, даже звёзды гаснут, потому что и вечность имеет свой предел.
Я слегка шевельнулся и ощутил в теле некоторую скованность, чего раньше никогда не бывало. Нужно пересилить себя, встать и продолжить жить. Я открыл глаза.
За стеклом моросил холодный равнодушный дождь. Нахохлившиеся деревья, безвольно свесив голые ветви, замерли в ожидании прихода весны, которая где-то задерживалась. Сквозь тяжёлые ватные тучи не могли пробиться солнечные лучи. Хмурое серое утро – идеальное для расставания. И она уходила от меня – такая лёгкая, весёлая и прекрасная - моя молодость. А я ничего не мог изменить. Всему своё время…

Я бы, конечно, мог и не рассказывать, но уж больно интересная история, да и люди вы, вроде бы порядочные – надеюсь, не проболтаетесь. Тут понаехали всякие из академий, с ними много штатских, а по выправке видать, что военные. Вопросы задают хитрые и придумывают невесть что. А дело было так…
Посёлок наш находится вдали от больших городов, потому и уклад жизни тут сохранился ещё со старых времён. Приезжают к нам крайне редко – почитай только одни геологи. Ищут они тут в окрестностях, а чего – и сами толком не знают. Да ведь разве сыщешь чего в такой глухомани?! Одно только название посёлка чего стоит – Задырск! Но мы-то, поселковские, привыкли и живём потихоньку. Из молодых только, бывает, подастся кто в большие города, да там и остаётся. Но это не часто. Зато красотища-то у нас какая! Зимой снегу навалит, да такого пушистого, разлапистого – ну просто сказка! А летом цветов всевозможных видимо-невидимо, и все такие пахучие, что аж голова кружится… хотя осенью и по весне тоже своих красот хватает. А в лесу за речкой зверья всякого и ягод – тьма-тьмущая! Я это к тому, что края наши тихие, спокойные и красоты необычайной.
Лет пять назад объявилась у нас в посёлке парочка семейная, средних годов. Тогда как раз накануне сильная буря ночью была, и сверкало над тайгой так, что аж в домах светло было. Вроде бы, говорят, метеорит где-то в чаще упал – сколько потом искали, так и не нашли. И в газетах писали, да только всё бестолку. В общем, когда и как прибыли незнакомцы, никто толком не помнит, а только поселились они в пустующем доме на околице перед самым сосновым бором. Документы у них участковый проверял – всё чин чином, комар носу не подточит. Вроде бы как иностранцы они. Беженцы откуда-то… я сразу приметил, что говорят они уж больно правильно, нашенские так не умеют. Имена у них какие-то чудные, никак не запомнить было, так мы их Тихоном да Марьей окрестили – надо ж как-то обращаться.
Я как на пенсию вышел, так всё больше рыбачу или с пчёлами вожусь. Чем ещё старику заняться в наших краях? А тут как раз и объявились эти пришлые. Ну, я к ним и повадился – любопытно всё ж, что да как. Выяснил, что они навроде врачей, только лечат не таблетками или лекарствами какими, а руками. У нас в посёлке, говорят, была когда-то такая же целительница Авдотья. Но то давно было, а тут – нате вам, аж двое сразу! А ещё они всё время какой-то прибор сложный собирали, всё какие-то детали хитрые искали, линзы необычные и ещё чего-то там, видать, тоже по целительной части. Я-то в этом не разбираюсь.
Как-то вечером, уж стемнело, сидим это мы с Тихоном на завалинке перед ихним домом. Он в руках держит филина с перебитым крылом и легонько его поглаживает. А филин-то сам к Тихону приковылял от лесу под сумерек и не побоялся. Я и полюбопытствовал:
- И где ж это ты, скажи на милость, такому научился, что одними руками лечить можешь от всех напастей?
- У нас это каждый умеет от рождения, - спокойно ответил Тихон.
Но меня-то не проведёшь такими отговорками. Я воробей стреляный. Ишь ты, каждый умеет… мы, конечно, деревенские, но тоже понятие имеем.
- А где это, у вас? – потихонечку так выспрашиваю.
Тихон с какой-то грустью поглядел на яркую вечернюю звёздочку, что всегда висит почти над самой тайгой, и так тихо, словно нехотя, произнёс:
- Далеко отсюда… очень далеко.
Ну, не хочет говорить человек и ладно. Я с другого боку подъезжаю:
- А вот как это ты, Тихон, птиц да зверей понимаешь? Вон давеча Никитичны волкодава лечил, лапу ему перебитую заживлял, так он на тебя и не рычал даже… послушный был, ровно щенок.
- Ну и что с того?
- А то, что Байкал лютый. Он никого к себе и на шаг не подпустит, а тебе позволил делать с ним, что хочешь. Да и филин этот опять же… как это понимать?
Тихон погладил птицу, мирно сидевшую у него на коленях, а затем резко подбросил вверх. С громким шорохом распахнулись крылья, раздались тяжёлые хлопки. Сделав несколько кругов над нашими головами, филин громко угукнул и подался в сторону соснового бора. А Тихон улыбнулся и сказал:
- Животные ведь тоже, как и люди, всё понимают и чувствуют…
- Ага, только говорить не умеют, - подхватил я.
- Почему же? – удивился Тихон. – Умеют говорить, только люди слушать пока не научились.
- Стало быть, а вы умеете?
- Мы, веганцы природу любим и понимаем. Когда-нибудь и вы научитесь…
Вот он и проболтался. Веганцы, значит… надо будет у внука спросить - он у меня смышлёный малый. Пусть объяснит, в какой стране эти самые веганцы проживают и что это за национальность такая?
Ну, мы ещё поболтали немного, а там уж Марья позвала нас чаёвничать. Я ведь по такому случаю и медку с собой прихватил.
В доме у них всегда чисто было, травами пахло и ещё чем-то таким ароматным, только я так и не понял, чем. Надобно сказать, что чай у Марьи отменный, ароматный, душистый. Она для него сама травы в лесу собирала, уж какие, не скажу, а только я после такого чаепития всегда три дня как помолодевший ходил.
Любил я к Тихону с Марьей в гости заглядывать – это правда. Оно, конечно, люди они пришлые со своими странностями, для наших краёв непривычными. Ну, сами посудите: не пьющи, не курящи, слова матерного ни разу от них не слыхивал, да и меж собой не ругались. А ещё мясного никогда не видел, чтоб ели. Мне внук потом сказывал, что веганцы – это не национальность вовсе и определённой страны у них нет. Просто это люди такие, которые как-то с природой в согласии живут, питаются чуть ли не одной травой, чтоб никому больно не сделать и не навредить… кажись, так. Одним словом: иностранцы, чего с них взять?
Может, так бы оно всё и продолжалось потихоньку, да только недавно случилось происшествие, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор.
Неделю назад разбился на окраине нашего посёлка вертолёт с геологами. Да как разбился-то… шандарахнулся об землю с такой высоты, что аж сплющило его. Тихон, когда все сельчане сбежались к месту аварии, сказал:
- Хорошо хоть, не загорелся…
Я тогда не понял, чего в этом хорошего-то? Всё равно ведь всех насмерть… это уж потом только до меня дошло.
Сельчане столпились вокруг – чего делать, никто не знает. Бабы, ясно дело, давай голосить почём зря. Только Тихон с Марьей подошли к вертолёту, руки на него положили и замерли, словно прислушиваясь. А потом Тихон говорит:
- Ну-ка, давайте все вместе… нужно аккуратно разогнуть металл и бережно вытащить людей. Да побыстрее, времени мало осталось…
- Нешто кто живой там есть? – изумилась одно молодуха.
Но на неё так шикнули, что вмиг куда-то исчезла. А мужики бросились по домам и вскорости поприносили ломы да арматуру какую покрепче. Взялись за дело дружно, однако осторожно. Постепенно отогнули лопнувшие листы металла и со всеми предосторожностями вытянули погибших. Всего их пятеро было, ещё совсем не старые. Бабы, как увидели, опять за своё – голосить. А Тихон с Марьей разложили тела геологов по кругу, головами к центру, а ноги в стороны. Сами потом в центр вошли и, став на колени, прижались друг к другу спинами, а руки растопырили в стороны над головами погибших. Перед тем, как закрыть глаза, Тихон глянул на меня, и я как-то враз понял, что делать нужно, словно он мне всё словами объяснил.
- Эй, мужики, ну-ка отойдите подальше! И вы, бабоньки, тоже… чтоб не мешать, - принялся я уговаривать наших.
Те сперва поупирались для порядку, как водится, а потом всё ж отодвинулись, образовав большущий круг.
Тихон с Марьей словно окаменели. Казалось, что даже кожа на их лицах, стала стягиваться и приобретать серый оттенок. Какая-то баба испуганно охнула. И в этот момент с кончиков пальцев целителей сорвались тонюсенькие сияющие нити, похожие на грозовые молнии. Коснувшись голов погибших геологов, они словно прилипли к ним и начали пульсировать. По этим нитям от рук Тихона и Марьи пробегали сверкающие сполохи.
Сколько так продолжалось, наверное, никто и не скажет, потому что все замерли, вроде как зачарованные. Только тела геологов начали незаметно меняться. Изломанные руки и ноги принимали первоначальные очертания, выравниваясь и становясь на место. Слышно было как с сухим треском выпрямляются сдавленные рёбра.
- Гляди-ка, дышит! – громким шёпотом сообщил поселковский забулдыга Поликарп, потрясённо тыча пальцем в одного из геологов.
И в самом деле, грудь пострадавшего едва заметно поднималась и опадала. В течение нескольких минут задышали и остальные геологи. И тогда Марья с Тихоном обессилено опустили руки и сами осели на землю, словно кули бесформенные. Марья только глянула на меня и слабым таким голосом попросила:
- Семён, пусть нас в дом отнесут, а потом все уйдут. Не нужно, чтобы это видели…
Сказала, да и память тут же потеряла. Тихон-то её, тот сразу отключился, а она вишь, покрепче оказалась.
А геологи начали в себя приходить да озираться вокруг чумными взглядами. Оно и понятно: вроде как погибли, а тут – нате вам, живы да и, кажись, вполне здоровы. Пока они в себя окончательно приходили, я кликнул наших мужиков покрепче, и мы Тихона с Марьей отнесли в их домишко. Там уложили на кровать, и я всех выпроводил на улицу. Сам-то сперва хотел остаться, авось, на что сгодился бы – подать там что или другое, но вспомнил взгляд Марьи и тоже вышел на улицу. Усевшись на завалинку, принялся ждать. Мужики погомонили немного, всё хотели фельдшера покликать. Но я отговорил. Знаю я нашего фельдшера – толку с него, как с козла молока. Мужики поспорили немного для порядку, а потом разошлись. А я, значит, сижу себе и жду – сказать правду и сам не знаю чего.
Начало смеркаться. Тихо в округе, только козявки стрекочут. На потемневшем небе звёздочки рассыпались, что твои горошины. Яркие такие переливчатые, а особливо та, что над самой тайгой висит, на неё ещё Тихон часто любовался.
Гляжу, а в доме какое-то мерцание происходит, будто там кто фонариками цветными водит. Хотел, было, заглянуть в окошко, да заробел отчего-то, так и остался сиднем на завалинке. А через некоторое время мерцание погасло, и на подворье вышли Тихон с Марьей.
- Ну как, полегчало? – спрашиваю.
- Спасибо, Семён, всё уже хорошо, - Марья в ответ. – Просто сил много растратили…
- Ещё бы! Почитай с того света вернули-то геологов! Теперь героями местными станете.
- Вот это-то как раз нам и ни к чему, - вздохнул Тихон.
- Почему же? – удивился я. – На вашем месте, наверное, каждый хотел бы очутиться. Теперь, небось, льготы всякие будут, благодарности, а может, и премию дадут с медалью! А слава-то какая!
- Эх, нельзя было нам открываться, а теперь что ж… ну да ничего, всё равно сегодня уходить.
- Зачем?
- А затем, что искать нас начнут. Ты, Семён, человек хороший, поэтому просим тебя, не рассказывай никому о том, куда мы уходим.
- А куда? – не удержался я.
- Домой…
- Так вы ж, навроде, беженцы, политические что ли... разве ж вам можно возвращаться…
Марья взглянула на меня с лёгкой улыбкой и ответила:
- Тут нам пришлось немного слукавить. Дело в том, что мы путешествовали и потерпели аварию, а сообщить домой долго не могли…
- Чтобы послать сигнал пришлось очень сложный прибор собирать по крупицам из того, что у вас есть, - добавил Тихон. – А это было очень непросто и долго. Но сегодня наконец-то нас должны забрать.
- А, так вот чего вы там у себя мастерили, - обрадовался я, что прояснилось. – А я думал, что-то навроде рентгена… стало быть – домой?
- Да, сейчас и отправляемся.
- Так может, хоть утра дождётесь, куда ж на ночь глядя?
- Нет. Сейчас…
Мне почему-то стало грустно, хорошие они всё ж люди, хоть и чудные немного.
- Может, когда в гости заглянете? – спрашиваю. – А может, и нас своему умению целительному научите?
- Придёт время, Семён, и вы сами научитесь, когда по-настоящему начнёте понимать и ценить природу, жизнь… и не только свою.
- Значит, мы сможем стать такими же, как веганцы?
- Может быть, даже лучше! Жаль, что до Веги слишком далеко, а то мы пригласили бы тебя в гости.
Чего-чего, а путешествовать я шибко не люблю. Мне краше родного края ничего нет.
- Нет уж, спасибо, - говорю. – Лучше вы к нам, если доведётся.
Постояли, помолчали, а потом обнялись, как положено перед дорогой, и простились. Тихон с Марьей, взявшись за руки, ровно молодята, пошли по тропинке в сторону леса. Спокойно так пошли. Да и чего им волноваться – они в тайгу, как в собственную избу, в любое время хаживали. Немного поглядев им вслед, я отправился домой и принялся искать по атласам да справочникам, где же эта Вега загадочная находится. Всё ж проболтался Тихон, назвал страну. А тут внук как раз вернулся с танцулек.
- Чего это ты там ищешь, дед?
- Да вот, - говорю. – Вегу ищу.
- Так ведь тут ты её не найдёшь.
- А где же?
- Идём, покажу…
Вышли мы с внуком на крыльцо. Он и тычет пальцем в сторону ночного неба над тайгой.
- Вон, видишь над самыми деревьями звезда яркая? – спрашивает.
- Ну…
- Вот это и есть твоя Вега!
Внук засмеялся и ушёл внутрь. А я ещё долго глядел на звезду, словно она подмигивала мне… а может, просто показалось?

Говорят, что в наши дни всё меньше и меньше места остаётся романтике и бескорыстным мечтаниям. Но всё же они существуют, и потому упрямо режет форштевень белопенные гребни океанских волн, которые нехотя расступаются и вновь смыкаются за кормой гордого фрегата, образуя убегающую к далёкому горизонту мерцающую морскую дорогу. Солоноватый ветер полнит тугие паруса и несёт по морям и океанам корабль мечты.
В знойный полдень, когда выцветшая от жары водная гладь сливается с поблёкшим небом за дальним окоёмом, а разомлевшие чайки лениво парят в вышине, скользит стройный фрегат туда, где всегда с надеждой ждут его верные друзья и благодарные пассажиры. По расплавленному закатному золоту к багровому шару, неспешно погружающемуся на отдых в бездонные пучины… По призрачной тропинке серебра, разлитого на бескрайней поверхности водных просторов стыдливой луной… сквозь туманную утреннюю дымку, плывущую в предрассветной мгле – всё дальше и дальше вершит свой путь одинокий парусник.
Далёкие звёзды холодно мерцают в недоступной вышине, с удивлением следя за отважным странником. Грозные бури и невзгоды, изнуряющая жара и холодные ливни, снежная круговерть и коварные айсберги проверяют его на прочность. Но стойкий фрегат упорно идёт своим курсом, оставляя за кормой острова и моря, страны и континенты.
Иногда кто-нибудь из пассажиров сходит на берег своей мечты и остаётся там навсегда. Но чаще всего через какое-то время он начинает ощущать необъяснимое беспокойство. В тихом шёпоте ночного бриза мерещатся картины волнующих легенд дальних странствий, сердце замирает в трепетном ожидании чего-то неизведанного… и тогда, оставив на берегу рутинный груз каждодневных забот, пассажир вновь поднимается на палубу фрегата, чтобы продолжить увлекательное бесконечное путешествие.
И вот что странно: где бы, в каких далёких морях не пролегал путь загадочного корабля, но стоит лишь подумать о его упругих парусах, как фрегат уже тут как тут. Вот и гостеприимный трап спущен, и экипаж, как всегда, готов на все сто к встрече, и капитан с помощниками радушно приветствуют гостей. А любимец команды – невероятно сообразительный весёлый попугай Кардинал уже лихо распевает старинную пиратскую песню, хитро кося глазом на вновь прибывших.
И пока странствует гордый фрегат по бескрайним просторам океана романтических грёз, всегда найдётся на его борту место для тех, кто способен удивляться и верить, любить и надеяться, искать и не сдаваться… потому что это корабль мечты!