Nadin-ka: 27.03.18 17:25
Renata-muha: 27.03.18 19:20
barsa: 27.03.18 23:30
Peony Rose: 28.03.18 10:58
Suoni: 28.03.18 21:46
sensa: 28.03.18 22:59
Ульяна Коржикова: 28.03.18 23:22
LuSt: 29.03.18 08:38
Март 1975 года
Мама всегда начинала рассказывать эту историю фразой: «Ну, она родилась на заднем сидении чужой машины», словно это объясняло, почему Вэйви не совсем нормальная. Мне казалось, такое может случиться с кем угодно. Например, по дороге в роддом сломалась солидная машина добропорядочных родителей из среднего класса. Но с Вэйви получилось не так. Она родилась на заднем сидении чужой машины, потому что дядя Лайам и тетя Вэл были бездомными и ехали через весь Техас, когда сломался их старенький побитый грузовик. Тетя Вэл на сносях ловила попутку, чтобы добраться до ближайшего города. Если вам когда-нибудь взбредет в голову стать добрым самаритянином для беременной женщины, подумайте, во сколько обойдется чистка салона.
Все это я узнала, подслушивая разговоры женщин из маминого книжного клуба, которые собирались у нас по вечерам во вторник. Иногда они обсуждали книги, но чаще просто сплетничали. Именно тогда мама начала приглаживать «Трагическую и поучительную историю Вэвонны Куинн».
После рождения Вэйви тетя Вэл не давала о себе знать почти пять лет, а затем объявилась с известием, что дядю Лайама арестовали за торговлю наркотиками, и семье понадобились деньги. Потом за решетку угодила сама тетя Вэл — за что, мама так и не сказала, — и заботиться о Вэйви стало некому.
На следующий после этого звонка день приехала бабушка, и они с мамой за закрытыми дверями долго спорили о «пора пожинать посеянное» и «кровь не водица». Бабушка, моя добросердечная и пахнущая выпечкой бабуля, кричала: «Она же член семьи! Если ты не возьмешь ее к себе, это сделаю я!»
Мы взяли ее к себе. Мама пообещала мне и Лесли новые игрушки, но мы так ждали встречи с кузиной, что даже не обратили на это внимания. Вэйви была нашей единственной двоюродной сестрой, потому что, если верить маме, папин брат предпочитал мужчин. Девятилетняя Лесли и семилетняя я сочиняли истории о Вэйви, которым позавидовали бы братья Гримм. Будто бы ее держали в клетке и морили голодом, а жила она в глухом лесу с волками.
В день ее приезда погода словно подстроилась под наши мрачные фантазии: лил дождь и дул пронизывающий ветер. Конечно, было бы еще круче, если бы Вэйви приехала в черном лимузине или запряженной лошадьми карете, а не в бежевом седане соцработника.
Сью Энальдо была пухленькой дамой в синем брючном костюме, но мне она показалась Санта-Клаусом, прибывшим с чудесным подарком. Прежде чем Сью успела раскрыть зонт над своей прической а-ля Долли Партон, Вэйви выпрыгнула с заднего сидения, размахивая целлофановым пакетом из супермаркета. Она была худенькой и успела промокнуть до нитки, пока бежала до входной двери.
Увидев кузину, Лесли вздохнула, но я не разочаровалась. Едва мама открыла дверь, Вэйви зашла внутрь и оглядела свой новый дом тем самым непостижимым взглядом, который я со временем полюбила, а маму он не раз доводил до белого каления. Глаза Вэйви были темными, но не карими. Серыми? Зелеными? Синими? Понять невозможно, просто темными и полными знаний о мире. Брови и ресницы были светлыми, а серебристые волосы липли к голове, и с них на плитку прихожей капала вода.
— Вэвонна, милочка, я твоя тетя Бренда. — Мама говорила не своим голосом, натужно имитируя радость, а затем покосилась на Сью. — Она... она в порядке?
— Насколько она может быть. По дороге ни слова не произнесла, а приемная семья, в которой она жила на этой неделе, сказала, что девочка вела себя тихо, словно мышка.
— Ее водили к врачу?
— Да, но она никому не разрешает к ней прикасаться. Пнула двух медсестер и ударила доктора.
Мама вытаращила глаза, а Лесли на шаг отступила.
— Что ж, ладно, — проворковала мама. — В твоем пакете вещи, да, Вэвонна? Давай-ка переоденемся в сухое, хорошо?
Должно быть, мама ожидала, что Вэйви станет сопротивляться, но она без боя отдала пакет. Мама заглянула в него и нахмурилась.
— А где остальная одежда?
— Больше ничего нет, — развела руками Сью. — К нам она поступила в мужской майке. Эту одежду ей дали в приемной семье.
— Уверена, у Эми найдется что-нибудь подходящее.
Положив руки на колени, Сью нагнулась к Вэйви и сказала:
— Вэвонна, я уезжаю, а ты остаешься здесь у тети. Понимаешь?
Взрослые говорили с ней, словно с ребенком, но в пять лет она ответила вполне зрелым жестом: коротко кивнула, отпуская Сью.
После ухода Сью мы вчетвером остались стоять в прихожей. Мама, Лесли и я глазели на Вэйви, а она, словно обладала рентгеновским зрением, смотрела сквозь стену на масляную лампу со статуэткой Венеры, висевшую на другой стороне гостиной. Откуда она знала, что лампа там и на нее стоит взглянуть?
— Что ж, пойдем-ка наверх и найдем для Вэвонны сухую одежду, — предложила мама.
В моей комнате Вэйви встала между кроватей. С нее по-прежнему капала вода. Маму это тревожило, но я готова была прыгать от радости, что наконец-то у меня в комнате всамделишная кузина.
— Эми, почему бы тебе не помочь Вэвонне распаковать вещи, а я пока принесу полотенце? — сказала мама и ушла, оставив нас вдвоем.
Я открыла пустой ящик комода и «распаковала» пожитки Вэйви: еще один дешевый сарафан, такой же заношенный, как и тот, что был надет на ней, двое трусиков, майка, фланелевая ночная сорочка и новый пупс, пахнущий свежей пластмассой.
— Это будет твой ящик. — Мне не хотелось говорить как мама, по-взрослому. Хотелось понравиться Вэйви. Убрав одежду в комод, я протянула ей куклу. — Твой малыш?
Она посмотрела на меня, прямо в глаза — так я поняла, что ее глаза не карие. Повернула голову влево, вправо и вернула в исходное положение. «Нет».
— Ну, можем положить его сюда, чтобы с ним ничего не случилось, — сказала я.
Вернулась мама с полотенцем, которым тут же попыталась вытереть волосы Вэйви. Но прежде чем мама успела до нее дотронуться, Вэйви выхватила полотенце и вытерлась сама. Ошеломленно помолчав, пока она вытиралась, мама наконец выдавила:
— Давай теперь подберем для тебя одежду.
Она выложила на кровать трусики и майку. Вэйви, ничуть не смущаясь, тут же сбросила на пол сарафан и сняла кеды. Она была такой же тощей, как дети в социальной рекламе ЮНИСЕФ, и когда надела сухую майку, под ней явно проступили ребра.
Я предложила ей свои любимые вельветовые брюки и клетчатую рубашку, но она покачала головой и двумя пальцами приподняла подол невидимой юбки. Мама выглядела беспомощной.
— Она хочет надеть свое платье, — перевела я.
— Ей нужно что-то потеплее, — возразила мама.
Поэтому я залезла в шкаф и нашла свое праздничное рождественское платье, которое ненавидела с тех пор, как единственный раз в нем походила. Темно-синее, бархатное, с кружевным воротничком, оно было Вэйви немного велико, но шло ей. С подсыхающими светлыми локонами она выглядела так, словно сошла со старой фотографии.
За обедом Вэйви сидела за столом, но ничего не ела. То же самое творилось за ужином и за завтраком на следующий день.
— Пожалуйста, милая, попробуй хотя бы кусочек. — Мама выглядела уставшей, хотя побыла тетей-домохозяйкой всего один день.
Я люблю маму. Она хорошая: мастерила с нами поделки, пекла пироги, водила нас в парк и укладывала в постель почти до подросткового возраста. Но Вэйви требовалось нечто иное.
В первую ночь мама подоткнула нам обеим одеяла: со мной уложила Винни-Пуха, а с Вэйви пупса, который, как кузина дала понять, принадлежал не ей. Едва мама вышла за дверь, Вэйви скинула одеяло, и я услышала, как кукла стукнулась об пол. Если бы в комнате стало темно по какой-то другой причине (из-за шутки Лесли, или если бы лампочка перегорела), я бы позвала маму, но когда Вэйви потушила мой ночник, я затряслась под одеялом от испуга пополам с предвкушением. Улегшись обратно в кровать, Вэйви заговорила тихим голоском, какого и можно ожидать от маленькой светловолосой, похожей на фею девочки.
— Кассиопея. Цефей. Малая Медведица. Лебедь. Персей. Орион.
Раз она наконец-то заговорила, я тоже набралась смелости спросить:
— Что это значит?
— Названия звезд.
До того момента я даже не знала, что у звезд есть названия. Вытянув руку, Вэйви указательным пальцем водила в воздухе, словно направляя движение звезд, как дирижер во время исполнения симфонии.
На следующую ночь Вэйви улыбнулась мне, пока мама искала под кроватью нелюбимую куклу. Едва мы улеглись, пупс снова улетел к хлопьям пыли. В конце концов к пупсу прилипло имя Пыльник. Если мама забывала поискать куклу перед нашим отходом ко сну, я говорила: «О нет! Кажется, Пыльник опять пропал!», чтобы вызвать улыбку Вэйви.
Хотя наша с ней дружба крепла, мамина тревога только росла.
В первый месяц мама трижды водила Вэйви к врачу, потому что она не ела. В первый раз медсестра попыталась сунуть Вэйви в рот термометр. Ничем хорошим это не закончилось. Во второй и третий раз Вэйви вставала на весы, и доктор говорил, что она, конечно, весит меньше нормы, но не критично, и явно чем-то питается.
Папа сказал то же самое и вскоре получил этому доказательство. Однажды вечером он пришел с работы поздно и разбудил нас всех криком: «Боже мой, что ты делаешь? Что ты делаешь?»
Вэйви в кровати не было, поэтому я побежала вниз одна и обнаружила на кухне папу с крышкой от мусорного ведра в одной руке и портфелем в другой. Мне не доводилось еще бывать на кухне в столь поздний час. Днем она была теплой и солнечной, но ночью открытая дверь в подвал за папиной спиной походила на пасть чудовища.
— Что случилось, папочка?
— Да ничего. Возвращайся в постель. — Он водрузил крышку на место, а портфель положил на стол.
— Что происходит, Билл? — поинтересовалась прибежавшая мама, кладя руку мне на плечо.
— Она ела из помойного ведра.
— Что? Эми, зачем...
— Не Эми. Твоя племянница.
Больше мама не водила Вэйви к врачу, чтобы жаловаться на ее отказ есть.
Потерпев поражение с едой, мама принялась как одержимая шить для Вэйви. Платья из магазина висели на ней мешками и были слишком нарядными, чего Вэйви не терпела. В первый день, надев мое рождественское платье, она тут же оторвала воротничок.
Поэтому мама дюжинами шила платья, которые Вэйви распускала, ковыряясь в швах, пока не вылезала нитка. После этого она могла распустить платье меньше, чем за неделю. Всякий раз после стирки мама заново подшивала подолы ее платьев. Это замедляло распускание и было практичным решением, но мама искала не решение, а корни проблемы.
Одна дама из книжного клуба поинтересовалась, нет ли у Вэйви трудностей с туалетом. Мама нахмурилась, покачала головой и ответила, что Вэйви в июле исполнится шесть и таких трудностей у нее нет.
Мы с Вэйви подслушивали разговор, сидя под дверью кухни. Все игры Вэйви сводились к узнаванию чужих секретов, вроде сигарет, которые мой папа прятал в кофейной банке в гараже.
— Возможно, она так себя ведет, потому что кто-то вел себя с ней неподобающе, — предположила дама.
— Думаешь, ее растлевали? — ахнула другая женщина одновременно потрясенно и с интересом.
Результатом этого разговора стал визит к психотерапевту. Вэйви перестала распускать платья, а мама всюду ходила с торжествующим видом. Папе она сказала, что в отношениях наметился прорыв. Но потом обнаружила занавески в гостевой спальне, которые Вэйви начала распускать вместо своей одежды.
Мама с папой орали друг на друга, а Вэйви стояла и смотрела словно сквозь них.
— С чего ты взяла, что с ней что-то не так? — кричал папа. — Может, она просто странная. Бога ради, твоя сестра уж точно с приветом. У меня нет времени на твои истерики по поводу всего, что творит этот ребенок. У нас финансовый год к концу подходит!
— Я за нее беспокоюсь! Неужели это так ужасно? Она не говорит. Что с ней станет?
— О нет, она разговаривает, — возразила Лесли. — Я слышала, как по ночам она болтает с Эми.
Мама медленно повернулась к нам и вперилась в меня взглядом.
— Это правда? Она с тобой говорит?
Она смотрела прямо мне в глаза. Я кивнула.
— И о чем же она говорит?
— Это секрет.
— Никаких секретов, Эми. Если она говорит тебе что-то важное, ты должна мне рассказать. Ты же хочешь помочь Вонни, правда? — Мама опустилась передо мной на колени, и я поняла, что она заставит меня выдать секрет. Я заплакала, зная, что если скажу, это не поможет ни маме, ни Вэйви, а только лишит меня драгоценной тайны.
Меня спасла Вэйви. Прикрыв рот рукой, она сказала:
— Я не хочу об этом говорить.
Мама выпучила глаза.
— Я... я... — Она не могла и слова вымолвить, и даже папа выглядел ошеломленным. Молчаливая девочка-призрак умела говорить фразами!
— Я хочу, чтобы ты снова пошла к психотерапевту, — наконец сказала мама.
— Нет.
После этого все могло бы наладиться, если бы не еще один наш с Вэйви секрет. Она любила по ночам тайком улизнуть из дома, и я ходила вместе с ней. Спустившись босиком по лестнице, мы открывали кухонную дверь и гуляли по округе.
Иногда мы просто смотрели, а порой что-то брали. В ночь своего шестого дня рождения, так и не попробовав ни кусочка именинного торта, Вэйви тихо открыла москитную дверь миссис Ниблэк, и мы прокрались через кухню к холодильнику, где Вэйви нажала на кнопку, чтобы потушить лампочку внутри. На нижней полке стоял недоеденный лимонный пирог, который мы стащили. Спрятавшись под ивой на заднем дворе Герингов, Вэйви голой рукой оторвала кусок пирога, а остаток протянула мне вместе с тарелкой. Она забежала за угол сарая, а вернулась уже без пирога. Нет, она не голодала.
Порой мы собирали разные вещи. Винная бутылка из канавы. Женская туфля на шпильке с развязки на шоссе, куда нам ходить не разрешали. Старый ручной миксер, брошенный у задней двери методистской церкви. Мы складывали эти сокровища в металлический ящик, украденный из соседского гаража, и держали его за кустами сирени у забора.
С приходом осени с сирени облетели листья, и папа нашел наш клад, включая тяжелое блюдо из-под пирога миссис Ниблэк, на донце которого скотчем была приклеена бумажка с ее именем. Мама вернула его владелице, которая, вероятно, рассказала ей обстоятельства пропажи блюда: пирог, пропавший из холодильника душной июльской ночью, и цепочка грязных маленьких следов на линолеуме.
Или мамины подозрения пробудило что-то еще.
Холодало, и мне хотелось остаться дома в постели, но когда Вэйви встала и оделась, я покорно последовала за ней. Если бы я не пошла, она отправилась бы одна. Отчасти я опасалась, что с ней что-то случится, а отчасти боялась, что без меня она переживет приключение. Поэтому я пошла с ней, дрожа от холода, с колотящимся от восторга сердцем. В библиотеке Вэйви на цыпочках поднялась на крыльцо и просунула руку в щель для возврата книг. Днем мама возила нас в библиотеку за книгами, но воровать их было намного веселее.
Вэйви улыбнулась и показала мне добычу. Книга была достаточно тонкой, чтобы пролезть в щель в обратную сторону, но не детской. На корешке темнела надпись «Саломея». Мы сели поближе друг к другу, чтобы вместе оценить взрослую книгу с картинками. Странными картинками. Потрепанную обложку оклеили скотчем в несколько слоев, а страницы казались тяжелыми. Книга воспринималась особенной.
Как только я захотела перевернуть страницу, мы попали в свет фар машины, едущей мимо нашего укрытия за библиотекой. Вэйви сорвалась с места, но я замерла, услышав, как папа зовет меня по имени. Словно в сказке, где знание имен дает власть над человеком, папа сумел таким образом меня поймать.
Мама вышла из машины и побежала ко мне по стоянке. Она выглядела такой разозленной, несясь ко мне в накинутом поверх ночной сорочки пальто, что я ожидала пощечины. Наказания. Но мама лишь крепко обняла меня и прижала к груди.
После этого мне пришлось все рассказать. О ночных вылазках, не о звездах. Они остались моим секретом. Мама кричала, папа вопил.
— Я знаю, у тебя благие намерения, Бренда. Ты хочешь ей помочь, я понимаю. Но теперь ее поведение подвергает опасности наших детей, и пришло время делать выбор. Мы не можем оставить ее у себя. Она неуправляема.
Пришли полицейские, чтобы принять заявление и взять фотографию Вэйви для доски объявлений о пропавших людях. Соседи всю ночь искали Вэйви, но на рассвете она вернулась сама.
Проснулась я от новой порции криков: за Вэйви приехала бабушка.
— Ужасная, глупая идея! — кричала мама. Потрясающе, что она могла в таком тоне говорить с бабушкой. Мне казалось невозможным, что после такого бабушка ее не накажет. — У тебя не выйдет постоянно держать ее под присмотром. Не можешь же ты не спать по ночам!
— А смысл? Полагаю, она просто исследует мир. Как я помню, вы с Вэл в детстве тоже убегали по ночам из дома.
— Это другое дело. Мы были подростками, да и времена были безопаснее.
— Пф! — фыркнула бабушка.
— Подумайте о здоровье, Хелен, — подал голос папа.
— После химиотерапии оно уже не то, что прежде, мам.
Бабушка тяжело вздохнула, как делала раньше, выдыхая сигаретный дым, и покачала головой.
— А вы что предлагаете? Приемную семью? Отправить ее жить с чужими людьми?
— Пусть живет у нас, — сказала мама.
— Нет, я против. — Папа встал, загородив мне обзор, и я не знаю, какими взглядами они с мамой обменялись, но когда он отошел долить себе кофе, мама кивнула.
— Я могу забрать ее прямо сегодня, — сказала бабушка.
Я сидела на кровати Вэйви, пока бабушка собирала в чемодан ее нехитрый скарб: десяток платьев, переживших распускание, носки, нижнее белье, расческу, которой Вэйви иногда разрешала мне водить по ее густым шелковистым волосам, и в последнюю очередь Пыльника, пластмассового пупса.
Бабушка положила его в чемодан. Вэйви вытащила. Мама положила. Вэйви вытащила. Он был единственной игрушкой Вэйви. «Твоего ничего нет», — однажды сказала она мне, когда мы с Лесли дрались за куклу Барби, которая потом исчезла.
Вэйви достала Пыльника из чемодана и протянула мне. Подарок? Настало время прощаться. Бабушка обняла нас всех по очереди, пока Вэйви стояла у выхода. Мама попыталась обнять ее, но она увернулась и подбежала ко мне. Положила руки мне на плечи, стараясь не коснуться телом, и понюхала мои волосы. Отпустив меня, она бросилась на улицу.
— Видишь, как с ней сложно, — посетовала мама.
— Она просто самостоятельная. Ты тоже такой была, — улыбнулась ей бабушка и взяла чемодан Вэйви.
После Дня благодарения я нашла настоящий подарок, который Вэйви оставила мне в чулане под лестницей. Когда мама достала коробки с рождественскими украшениями, я забралась туда подмести блестки и мишуру и в самом дальнем углу обнаружила украденную книгу. «Саломею».
alenatara: 29.03.18 09:39
Natali-B: 29.03.18 10:50
Peony Rose: 29.03.18 11:00
LuSt: 29.03.18 11:43
golubushka: 29.03.18 12:05
alenatara: 29.03.18 12:27
Кьяра: 29.03.18 13:20