С.Э. Филлипс "Когда сталкиваются звезды"

1 … 3 … 30

Справка для читателей переводов

Karmenn: 18.01.23 08:52

» Глава 1

перевела Karmenn
отредактировала Sig ra Elena
украсила Анна Би

Посвящение

Всем учителям в мире, которые продолжают приходить к своим ученикам

Мы перед вами в вечном долгу

Эпиграф

Склонивши голову корону не носят

— Бейонсе

Оливия Шор через затемненное окно лимузина пристально рассматривала частный самолет, торчавший на взлетной полосе. Вот итог ее жизни. Летать по всей стране с безмозглым качком, которому платят больше, чем он заслуживает, и со слишком тяжким багажом дурных воспоминаний – и все ради того, чтобы кто-то там торговал какими-то роскошными часами. Предстояли самые долгие четыре недели в ее жизни.

Таддеус Уокер Боумен Оуэнс наклонился к иллюминатору и вгляделся в лимузин, остановившийся у самолета. Опоздание ровно на тридцать восемь минут. Вышел водитель и вытащил из багажника чемодан, потом еще один, затем третий. Далее появилась на свет сумка-чехол, а за ней - четвертый чемодан. Тад отвел взгляд от иллюминатора.

«Во что, черт возьми, я вляпался?»

Куперу Грэму стало любопытно, на что тот смотрит, он тоже выглянул, а затем одарил саркастической улыбкой брюки из натуральной шерсти Тада сшитые на заказ и мягкий свитер из кашемира с шелком.

- Похоже, у вас тут намечается небольшое соревнование на лучшую подборку тряпок.

Тад хмуро посмотрел на человека, который был одновременно его лучшим другом и вечной занозой в заднице.

- Мне нравится хорошо одеваться.

- Почти все время ты выглядишь как чертов павлин.

Тад многозначительно взглянул на джинсы и толстовку Купа.

- Только по сравнению с тобой. - Он задрал ступню, облаченную в мягкий как перчатка итальянский ботинок, на противоположное колено. - Тем не менее, любезно с твоей стороны проводить меня.

- Самое меньшее, что могу сделать.

Тад откинулся на кожаное сиденье.

- Ты что, боялся, что я не появлюсь?

- Такое пару раз приходило мне в голову.

- Расскажи мне, как тебе удалось это провернуть.

- Провернуть что?

- Да брось. Как тебе удалось убедить «Часы Маршана», извини, «Хронометры Маршана», что поиметь меня в качестве представителя бренда так же выгодно, как приобрести легендарного Купера Грэма?

- Ну, ты же не совсем никто, - снисходительно отметил Грэм.

- Чертовски верно. И в доказательство у меня имеется «Хисман». Тот единственный трофей, который даже ты не хранишь на полке.

Грэм усмехнулся и похлопал Тада по плечу.

- Отсутствие зависти - вот что меня в тебе больше всего восхищает.

- Поскольку «Маршан» - официальные часы «Звезд», а они не могли заполучить тебя, они ведь наверняка хотели Клинта Гаррета?

- Его имя, возможно, упоминалось.

Тад с отвращением фыркнул. Клинт Гарретт был блестяще талантливым, эгоистичным юнцом, придурком-квотербеком, которого «Звезды Чикаго» подписали в прошлом году, чтобы заделать дыру, которую не могли залатать с тех пор, когда Куп ушел на пенсию. Тот самый Клинт Гаррет, из которого Тад должен был сделать лучшего игрока и - о, да - заменить этого идиота в случае, если тот получит травму.

Когда Тад вышел из колледжа шестнадцать лет назад с этим «Хисманом», он видел себя еще одним Купом Грэмом или Томом Брэди, а не парнем, который в конечном итоге проведет большую часть своей карьеры в НФЛ в качестве игрока второго состава для стартовых квотербеков в четырех разных профессиональных командах. Но вот как все обернулось. Его признавали блестящим стратегом, зажигающим лидером, но на пути к его славе встала та почти ничтожная слабость, которая существовала в его периферийном зрении. И вот в итоге - всегда подружка невесты и никогда не невеста.

Волнение в передней части самолета привлекло их внимание к Приме, которая наконец-то осчастливила всех своим присутствием. На ней был коричневый плащ с поясом поверх черных брюк и темно-синие туфли на шпильке, которые прибавляли пять дюймов к ее и без того внушительному росту. Из-под платка, обернутого вокруг головы, висели пряди темных волос, как на старых фотографиях Джеки Кеннеди, которые видел Тад. Шарф и пара больших солнцезащитных очков, сидящих на длинном носу, делала ее похожей на светскую путешественницу шестидесятых годов или, может быть, на итальянскую кинозвезду. Прима бросила дизайнерскую сумку, достаточно объемную, чтобы вместить золотистого ретривера, и села впереди, не удостоив внимания никого из мужчин.

Когда слабый аромат дорогих духов, высокой культуры и неразбавленного высокомерия достиг задней части самолета, Куп вскочил с сиденья.

- Пора мне убираться отсюда.

- Удачливый ублюдок, - пробормотал Тад.

Куп знал друга достаточно хорошо, чтобы понимать, что в плохом настроении Тада виновата не только Прима.

- Ты то, что нужно этому парнишке, - сказал он. - У Клинта есть талант протопать по этой дорожке, но не без того, чтобы до конца его довел за ручку старик.

Таду стукнуло тридцать шесть. Только в футболе его могли посчитать стариком.

Куп направился в носовую часть самолета. Он задержался, когда поравнялся с Примой, и кивнул:

- Мисс Шор.

Она склонила голову, едва заметив человека, который был одним из величайших защитников НФЛ. Тад имел право, данное ему Богом, гнобить Купа, как вздумается, но только не эта оперная певичка-снобка.

Куп весело взглянул на Тада и покинул самолет - крыса, бегущая с тонущего корабля. Тад сомневался, что Куп дважды подумал, прежде чем отказаться от выгодного предложения «Маршан» стать послом бренда их новых мужских часов «Виктори780». Бывший квотербек не любил находиться вдали от семьи, да и в деньгах он определенно не нуждался. Что касается Клинта Гаррета... Юный Клинт был слишком занят погоней за женщинами и вождением быстрых тачек, чтобы тратить время на представление такой престижной компании, как «Маршан», официальных часов «Звезд Чикаго» и Чикагской муниципальной оперы.

Вопреки сказанному Купу, Тад совсем не удивился, что «Хронометры Маршана» обратились к нему с предложением продвигать их часы. Им требовался игрок «Звезд», а Тад славился умением отлично давать интервью. Кроме того, тот старый «Хисман» за эти годы привлек к нему немало внимания. Тем не менее, любой, у кого имелись глаза, знал, что сделку с «Маршан» скрепили не вскинутые в победном жесте руки Тада или бойкие реплики. А его смазливое лицо.

- Ты выглядишь даже лучше, чем Бу, - поддел его Куп, когда они впервые встретились, имея в виду великого квотербека «Звезд» Дина Робилларда.

Внешность Тада была его проклятием.

Одна из его любимых бывших подружек как-то призналась ему: «У тебя нос Лиама Хемсворта, скулы Майкла Би Джордана и волосы Зака Эфрона. Что до этих зеленых глаз... точно Тейлор Свифт. Как будто все красивые знаменитости в мире наблевали на твое лицо».

Тад скучал по Линди, но ей надоела его дерьмовая неопределенность. После того, как она порвала с ним, он прислал ей новый ноутбук, чтобы та знала, что между ними нет обид.

На протяжении многих лет Тад делал все, что мог, чтобы огрубить свою внешность. Пару раз он отращивал бороду, но ему начинали говорить, что он похож на чувака из «Пятидесяти оттенков». Потом отпустил усы, подобно какой-нибудь звезде порно, только для того, чтобы в результате женщины заявили, что он выглядит как знаменитость. Он даже впал в иронию и какое-то время носил одну из этих глупых причесок в виде пучка. К сожалению, ему и это шло.

В старшей школе прыщи одолевали всех, кроме него. Тад никогда не нуждался в скобках и не переживал неловкую подростковую фазу. Не ломал нос и не получил на подбородке ни одного из шрамов, которыми обзавелись все остальные игроки Лиги. Волосы не редели. Не начало расти брюшко.

Тад во всем винил своих родителей.

Что ж, единственным положительным моментом его внешности, наряду со стройным телом и ростом шесть футов три дюйма, были дополнительные деньги, которые она приносила. А зарабатывать деньги Таду действительно нравилось. На протяжении многих лет он сдавал в аренду свое лицо мужскому одеколону, свою задницу - дизайнерскому нижнему белью, а волосы - некоторым дорогим косметическим средствам, которые он никогда не удосуживался использовать. А теперь вот это.

Четыре недели в дороге, чтобы продвигать новые маршановские «Виктори780». Несколько фотосессий и интервью, а также появление на большом гала-концерте в Чикагской муниципальной опере в финале. Легче легкого. За исключением одной загвоздки. Он был не единственным послом бренда «Маршан». Пока он продвигал «Виктори780», суперзвезда оперы Оливия Шор рекламировала женские часы «Каватина3».

- Bonjour! Bonjour! (Здравствуйте! Здравствуйте! - фр.)))

Широко распахнув объятия, в передней части самолета появился Анри Маршан, французский акцент сочился из него, как «Нутелла» из теплого блинчика. Длинные каштановые волосы, зачесанные назад, падали на воротник. Даже без берета на голове он принес с собой дух континента. Худощавый, может, фунтов пять с девятью дюймами, с узким лицом и резкими чертами. Его безукоризненно сшитый темно-серый шерстяной костюм европейского кроя не мог бы выдержать мускулистых мужчин, рожденных в Америке, хотя у Тада имелся такой же полосатый шейный платок, который он иногда носил на европейский манер, потому что... почему бы и нет?

Маршан подошел к Приме.

- Оливия, ma chérie (моя дорогая – фр.).

Она протянула руку. Маршан поцеловал ее, как какой-то долбаной королеве Виктории, хотя Тад случайно знал, что Прима выросла в Питтсбурге, единственный ребенок уже покойных учителей музыки. Тад сделал домашнее задание.

Анри посмотрел в сторону хвостовой части самолета, снова протягивая руки.

- И Таддеус, mon ami (мой друг – фр.)!

Тад сердито помахал Маршану рукой, подумывая позаимствовать имя у своего портного.

- Нам всем вместе предстоит такое приключение. - Снова взмах рукой. - Первая остановка, Феникс, где вы, madame, спели захватывающую дух Дульсинею из «Дон Кихота». А ты, мой друг Тад, забросил гол с семидесяти ярдов против «Аризонских кардиналов». Славные денечки, а? И слава все еще ярко сияет.

Может быть, для Примы, но только не для Тада.

Анри повернулся к молодой женщине, которая последовала за ним на борт.

- Это, mes amis (мои друзья – фр.), моя помощница Пейсли Роудс.

Померещилось ли Таду или в самом деле чересчур сияющая улыбка Анри потускнела?

Пейсли будто приготовилась отправиться на вводный курс психоанализа в университетском городке: длинные прямые светлые волосы, слишком идеальный нос, стройная фигурка в короткой юбке, блузка с французской сборкой и ботильоны. К тому же она выглядела такой скучающей, как будто ступить на частный самолет требовало от нее чрезмерных усилий.

- Пейсли будет помогать нам на протяжении всего тура. Если вам что-нибудь понадобится - хоть что-нибудь, - дайте ей знать.

Тад почти ожидал, что с ее губ слетит «ага, хоть чё», потому что нельзя было выказать меньшую заинтересованность в помощи кому-либо, чем это делала Пейсли. Он подозревал, что ее наняли по чьей-то просьбе сделать личное одолжение.

Взгляд Пейсли остановился на нем, и тут Тад увидел первую вспышку ее интереса. Не обращая внимания на Приму, она подошла и села рядом с ним.

- Я Пейсли. - Тад кивнул. - Мой папа большой футбольный фанат.

Тад отделался своим стандартным ответом.

- Рад это слышать.

Когда самолет взлетел, она продолжила рассказывать ему свою сокращенную - но недостаточно сокращенную - историю жизни. Недавняя выпускница колледжа Южной Калифорнии по специальности «связи с общественностью». Только что рассталась со своим парнем. Она с душой старухи в юном теле - ее оценка, а не его. Ее жизненная цель: стать личным помощником большой - любой большой - знаменитости. И – погодите-ка - ее дедушка хороший друг Люсьена Маршана, что объяснило, как она получила эту работу.

Пейсли осмотрела на своем запястье часики, одну из основных моделей «Маршан».

- Я сроду не ношу часы. - Она постучала по своему телефону. - Я имею в виду, какой в этом смысл, верно? Но меня, типа, заставляют носить «Маршан» на время тура.

- Вот гады, - с абсолютно невозмутимым лицом посочувствовал Тад.

- Знаю. Но мой дедуля говорит, что мне нужно с чего-то начинать.

- Старый добрый дедуля.

- Ага.

К ее чести, она оставила его в покое ради своего телефона после того, как самолет взлетел. Тад откинулся на сиденье, закрыл глаза и погрузился в свою любимую фантазию, в которой Клинт Гарретт трижды перехватил мяч, сломал большеберцовую кость и выбыл на весь сезон, предоставив Таду собирать осколки. Клинт, бедный ублюдок, в конечном итоге застрял на скамейке запасных, наблюдая, как Тад ведет «Звезды» к Суперкубку.

Шелковистый французский акцент Анри Маршана вторгся в его фантазии.

- Надеюсь, ты успел прочитать присланные мной материалы о «Виктори780». - Тад неохотно открыл глаза. У него была хорошая память, и он без труда вспомнил подробности о часах, ради которых его наняли. Однако Анри Маршан не упускал своего шанса. - Мы разрабатываем «Виктори780» более десяти лет. - Он сел на соседнее место. - Это ультрасовременные часы с хронографом, но они по-прежнему отражают наше классическое наследие Маршанов.

- И ценник в двенадцать тысяч долларов, - отметил Тад.

- Престиж и точность имеют свою цену.

Когда Маршан начал распространяться о встроенном механизме с автоподзаводом и более крупной заводной пружине модели 780, Тад стал рассматривать часы, которые теперь носил на запястье. Приходилось признать, что выглядели они великолепно, с массивным стальным браслетом, платиновым корпусом и черным керамическим безелем. У часов было сапфировое стекло, металлический синий циферблат и три вспомогательных циферблата в стальной оправе, которые можно использовать, чтобы засечь время своих пробежек или посмотреть, как долго Клинт Гаррет сможет удержаться, не говоря «чувак».

- Сегодня вечером мы ужинаем с пятью нашими крупнейшими клиентами, — сообщил Маршан. - Утром вы будете давать интервью на радио — спортивные станции и утренние беседы, — а мадам Шор посетит радиостанцию классической музыки. - Предоставляя Приме кучу времени, чтобы расслабить ее драгоценные голосовые связки, пока Тад будет рвать свою задницу. - Потом интервью в газетах. Некоторым известным блоггерам. Публичное мероприятие в Скоттсдейле с фотосессией.

Тад уже занимался продвижением товаров и точно знал, как это работает. Его имя и имя Шор открыли дверь для большего количества интервью, чем смог бы организовать Маршан только на имени бренда. Тада будут спрашивать о его карьере, состоянии профессионального футбола и обо всех текущих противоречиях в НФЛ. Ожидается, что по ходу интервью он обмолвится о часах.

Наконец Маршан извинился и вернулся к Приме. Снова появилась Пейсли и опять уселась на сиденье напротив Тада. Он заметил, что она еще не подходила к Приме. Только к нему.

— Анри сказал мне передать вам это. Это ваш обновленный маршрут. - Она сунула ему черную папку, украшенную логотипом «Маршан».

Тад был знаком с расписанием. Большую часть следующего месяца ему и Хмурой Приме будут хорошо платить за то, чтобы они путешествовали по стране, продвигая бренд. В конце концов, они вернутся к тому, с чего начали, в Чикаго. Пока Тад возьмет двухнедельный перерыв, Прима должна будет репетировать постановку «Аиды» в Чикагской муниципальной опере. В воскресенье вечером после премьеры «Хронометры Маршана» спонсируют благотворительный гала-концерт совместно с муниципалитетом. После этого обязательства Тада заканчиваются.

- Я оставила на первой странице свой номер, — как бы между прочим заметила Пейсли. - Пишите мне в любое время. Любое.

- Ладно.

Он ответил коротко — почти грубо — но нужно было пресечь это в зародыше, прежде чем дело зайдет дальше. У Тада и так достаточно трудностей, связанных с Примой, и ему не хотелось никаких осложнений от помощницы Анри. Кроме того, он не увлекался двадцатиоднолетками с тех пор, как ему исполнилось двадцать два.

Пейсли откинула длинные волосы.

- Я серьезно. Хочу, чтобы вы знали, что можете рассчитывать на меня.

- Идет.

Тад снова надел гарнитуру. Наконец она поняла намек и оставила его в покое. Он задремал под Чета Бейкера (Известный джазовый трубач – Прим.пер.).

Все еще в темных очках Прима сидела в противоположном углу лимузина, прислонившись виском к окну. До сих пор единственным знаком общения, которым она обменялась с Тадом, был неприкрытый враждебный взгляд с ее стороны, когда они вышли из самолета. Пальцы Пейсли бегали по телефону, она скорее переписывалась с подружками, чем выполняла какую-либо работу. Анри тоже висел на своем мобильнике, ведя оживленную беседу. Так как познания Тада во французском простирались лишь до способности прочесть меню, он не мог разобрать, о чем шла речь. Однако Прима поняла. Она открыла глаза и махнула рукой.

— C’est impossible (Это невозможно – фр.), Анри.

То, как она произнесла имя Маршана… выталкивая горловое «Ау-ри». Когда Тад произнес это имя, вся его энергия ушла на то, чтобы просто выдать «а» и «н». Никаких грассирующих звуков.

Их последующий обмен репликами не внес ясность для Тада о том, что именно было таким «о-посс-ии-бль», но когда они подъехали к отелю, «Ау-ри» просветил его.

- У нас небольшое изменение в расписании. Нужно провести сегодняшние интервью сразу после того, как мы зарегистрируемся. Неудобство, конечно, но такие вещи случаются, и я уверен, что ты понимаешь.

Не прошло и десяти минут, как его и Приму со следующими по пятам Анри и Пейсли уже проводили в президентский номер отеля. Помимо роскошной гостиной, в люксе имелись столовая, кухня, рояль и большие французские двери, которые выходили на широкую террасу. На большом журнальном столике в центре гостиной стояли тарелки с пирожными и разнообразные бутылки вина и минеральной воды.

— У вас есть несколько минут, чтобы привести себя в порядок, прежде чем прибудут репортеры, — предупредил Анри. — Пейсли их доставит.

Пейсли приняла раздраженный вид, как будто сопровождение репортеров не входило в ее должностные обязанности. Анри, казалось, ничего не замечал. Или, может, заметил и притворился, что не видит.

Прима исчезла в ванной. Пока Анри еще раз проверил закуски, приготовленные для репортеров, Тад вышел на выложенную плиткой террасу, чтобы полюбоваться видом на Верблюжью гору. Если бы только он проводил этот промоушн с рок-звездой, а не с заносчивой оперной певицей. Следующие четыре недели растянулись перед ним, как бесконечная дорога, ведущая в никуда.

В ванной «заносчивая оперная певица» прислонилась к закрытой двери, зажмурила глаза и попыталась заставить себя дышать. Не-вы-но-си-мо. Вынужденное путешествие в компании с таким животным, как Тад Оуэнс, стало последним бедствием в череде катастроф последних нескольких недель. Несмотря ни на что, она не позволит ему увидеть в ней какое-либо проявление слабости, любой уязвимости, которое, по его мнению, он мог бы использовать.

Знай она заранее, что произойдет, даже бы не подумала подписывать этот контракт с Маршаном. Она ни разу в жизни не отказывалась от контрактов, но не могла представить, как выдержит следующй месяц. Улыбаться. Вести беседу. Быть приятной. И следить за тем, чтобы никогда не оставаться с Оуэнсом наедине.

В кармане завибрировал телефон. Оливия сняла солнцезащитные очки и посмотрела на экран. Это Рэйчел проверяла ее. Рэйчел, дорогая, верная подруга, которая понимала ее, как никто другой. Не ответив на звонок, Оливия сунула телефон обратно в карман. Она слишком расстроена, не способна сосредоточиться и не готова сейчас говорить с Рэйчел.

Оливия размотала шарф. Прическа была в беспорядке. Наплевать. Вместо того, чтобы поправить волосы, она села на крышку унитаза и закрыла глаза. Весь день у нее в голове звучала «Pour mon ame» Доницетти. Ария из оперы «Дочь полка» с девятью высокими «до» стала образцом для лучших теноров мира. Адам не значился в их числе, что не остановило ее бывшего жениха от попытки исполнить эту партию.

Оливия с усилием заморгала. В фокус попали часы «Каватина3» на ее запястье. Браслет из желтого золота и нержавеющей стали, циферблат цвета слоновой кости с бриллиантовой крошкой вместо цифр. Каватина. Простая мелодия без второй части и повтора. В музыке каватина была прямолинейной и незамысловатой, в отличие от роскошных часов и от ее собственной очень сложной жизни.

Она посмотрела на белый конверт, который утром лежал в почтовом ящике ее квартиры. Он был адресован ей, адрес написан теми же аккуратными печатными буквами, что и первая записка, которую она получила двумя днями ранее. Оливия заставила себя открыть конверт. Руки дрожали.

Всего пять слов. «Ты сделала это со мной».

Подавив всхлип, она разорвала послание на мелкие кусочки и смыла в унитаз.

Пейсли ввела двух репортеров и забилась с телефоном в угол. По иронии судьбы, музыкальный критик оказался большим и мускулистым, а спортивный репортер маленьким и жилистым. Вскоре прибыла редактор раздела светской хроники, женщина средних лет с короткими прилизанными волосами и многочисленным пирсингом в ушах.

Тад еще не встречал представителя прессы, который не ценил бы бесплатную еду. Каждый из мужчин съел пару канноли вместе с полдюжиной лимонного печенья, а редактор светской хроники потягивала бокал шардоне и грызла горсть миндальных орехов. Тад перекинулся со всеми ними светскими фразами, скрывая раздражение тем, что Прима все еще заперта в ванной. Как только он приготовился постучать в дверь и спросить, не плохо ли ей, она соизволила присоединиться к ним.

Прима оставила свой плащ вместе с шарфом и солнцезащитными очками и подошла к репортерам, постукивая туфлями на шпильке, старательно игнорируя Тада. Темные волосы были свернуты в один из тех свободных пучков, которые вместе с синими шпильками делали ее рост почти таким же, как у Тада. У нее была внушительная фигура: широкие плечи, длинная шея, прямая спина, тонкая талия и все это в сочетании с длинными ногами. Она не была ни худой, ни толстой. Скорее... Он искал подходящее слово, но все, что мог придумать, было «устрашающим».

Туфли на шпильке, черные слаксы... расстегнутый ворот белой блузки демонстрировал золотое ожерелье в виде веревки с камнем размером с голубиное яйцо, который оказался гигантским рубином. На Приме было несколько колец, пара браслетов и «Каватина3». Таду нравились его женщины, маленькие и приятные. Эта же походила на тигрицу, совершившую набег на магазин «Гермес».

Мужчины встали, когда она подошла. Анри всех представил. Прима протянула руку и посмотрела на них сверху с высоты своего длинного носа, ее губы изогнулись в царственной улыбке:

- Джентльмены.

Она приветствовала редактора светской хроники рукопожатием и грациозной улыбкой, прежде чем уселась в кресле напротив Тада, скрестив лодыжки, и словно аршин проглотила.

Тад намеренно сгорбился в кресле и вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. Первым начал критик классической музыки, но вместо того, чтобы обратиться к Приме, он повернулся к Таду.

— Вы поклонник оперы?

- Не выказывал большой любви, — ответил тот.

Спортивный обозреватель схватил ответ на лету.

— А вы, мисс Шор? Вы когда-нибудь ходите на футбольные матчи?

- В прошлом году я смотрела, как «Нью-Мадрид» играл с «Манчестер Юнайтед».

Тад едва мог скрыть фырканье.

Спортивный обозреватель обменялся с ним удивленным взглядом, прежде чем снова повернуться к ней.

— Это европейские футбольные команды, мисс Шор, а не американский футбол.

Она приняла вид «девочки есть девочки, что вы хотите», на который Тад не купился ни на секунду.

- Конечно. Как глупо с моей стороны.

В этой женщине не было ничего глупого, от гортанного звучания ее голоса до фигуры, и что-то подсказывало Таду, что она чертовски хорошо знает, что это европейские футбольные команды. А может и нет. Впервые она пробудила его любопытство.

— Так вы никогда не видели, как играет Тад Оуэнс?

- Нет.

Она впервые посмотрела прямо на Тада глазами, холодными, как январская ночь.

— Вы когда-нибудь слышали, как я пою?

— Не имел удовольствия, — сказал он, изо всех сил растягивая слова. - Но приближается мое тридцатисемилетие, и я бы, конечно, с удовольствием послушал хор, исполняющий «С днем рождения тебя», чтобы отметить это событие.

Редактор раздела светской хроники рассмеялась, но Прима даже не улыбнулась.

- Возьму на заметку.

Критик классической музыки задал несколько вопросов о концерте, который Прима дала в прошлом году в Фениксе, и о последующих выступлениях на европейских оперных сценах. Спортивный обозреватель спросил Тада о его режиме тренировок и о том, что он думает о перспективах «Кардиналов» в следующем сезоне.

Пейсли вновь впала в кому своего мобильного телефона. Маршан предложил еще вина.

- Для нас большая честь иметь двух таких опытных людей, как мадам Шор и мистер Оуэнс, в качестве новых послов фирмы. Оба они являются законодателями стиля.

Редактор раздела светской хроники обратила внимание на серые брюки Тада и малиновый кашемировый свитер с застежкой на четверть молнии.

- Какова ваша философия моды, мистер Оуэнс?

- Качество и комфорт, — ответил он.

- Многие мужчины не осмелились бы носить такой цвет.

- Мне нравится цветное, — сказал Тад, — но я не в трендах, и единственное украшение, которое ношу, — это отличные часы.

Редактор вскинула голову.

— Может быть, когда-нибудь и обручальное кольцо?

Тад улыбнулся.

- Я бы никому себя не пожелал. Слишком ненадежен. Кстати, что касается надежности, — он вытянул запястье, отрабатывая свою зарплату, — это то, на что я рассчитываю. Я ношу часы «Маршан» уже много лет. Вот почему меня привлекло их приглашение. Они превзошли сами себя с «Виктори780».

Анри просиял. Редактор светской хроники обратилась к Приме:

— А вы, мисс Шор? Как бы вы описали свою философию моды?

- Качество и дискомфорт.

Она удивила его, сняв туфли на шпильках.

Взгляд редакторши переместился с малинового свитера Тада на черно-белый ансамбль Примы.

— Кажется, вы предпочитаете нейтральные цвета.

- Я верю в элегантность. - Прима взглянула на Тада с открытым презрением. Что, черт возьми, с ней не так? - Ярко-розовый лучше всего придержать для сцены, — добавила она. — Я говорю только за себя, конечно.

Его свитер, черт возьми, не розовый. Он малиновый!

- Я очень привередлива, — продолжила она, возвращая свое внимание к редактору раздела светской хроники. - Вот почему «Каватина3» — идеальные часы для меня. - Она сняла часы и передала репортерше, чтобы та рассмотрела их поближе. – У меня напряженный график. Мне нужны часы, на которые я могу положиться, и которые в то же время дополнят мой гардероб и образ жизни.

Коммерческий ход.

Они ответили еще на несколько вопросов. Где жила мадам Шор? Чем мистер Оуэнс заполнял свое время в межсезонье?

- Мне нужно было отдохнуть от Манхэттена, — отвечала Прима, — и, поскольку мне нравится Чикаго, а он находится в центре страны, я сняла там квартиру несколько месяцев назад. Это облегчает поездки по стране.

Тад намеренно отвечал неопределенно.

- Я тренируюсь и присматриваю за всем, о чем из-за большой занятости не мог позаботиться в течение сезона.

Пейсли пропустила первый сигнал, что пора сопроводить репортеров обратно в вестибюль, но, наконец, до нее дошло. Когда они исчезли, Маршан объявил, что багаж Оливии и Тада доставлен в спальни, примыкавшие к противоположным сторонам гостиной. Анри обвел рукой гостиную и столовую, а также маленькую кухню.

- Как видите, это вполне удобно для интервью и завтрашней фотосессии. Шеф-повар будет готовить ужин для клиентов на их собственной кухне.

Голова Примы взлетела вверх, и ее драматические брови сошлись вместе.

— Анри, могу я поговорить с тобой?

- Ну конечно.

Они вдвоем направились к двери в коридор.

Тад был зол. Ей явно не нравилась идея, что они делят номер. Отлично. Она могла переехать в другую комнату, потому что он ни за что не отказался бы от этой большой террасы. С самого детства ему было комфортнее снаружи, чем внутри, и слишком долгое пребывание взаперти в гостиничных номерах, какими бы большими они ни были, заставляло его нервничать. Он никуда не собирался переезжать.

Оливия сделала всего несколько шагов, прежде чем поняла, что совершила ошибку. На дверях крепкие замки, и если она настоит на том, чтобы перебраться в другую комнату, Тад Оуэнс поймет, что она его боится.

Оливия дотронулась до руки Анри.

— Неважно, Анри. Мы можем поговорить позже. Ничего срочного.

Когда она подняла брошенные туфли на шпильке, Тад двинулся за ней.

- Просто чтобы вы знали... - обратился он. - Я не люблю ночных посетителей.

Она втянула воздух, бросила на него самый что ни на есть свирепый арктический взгляд и заперлась в своей комнате.

Тад услышал, как за ней щелкнул замок. Она смотрела на него с таким пренебрежением, что он почти ожидал, что она скажет что-нибудь оперное вроде: «На виселицу, свиньи!»

Анри просиял:

- Ах какая женщина! Она великолепна! La Belle Tornade.

- Дайте угадаю. «Красивая репа».

Анри рассмеялся.

- Нет, нет. Ее называют «Прекрасным торнадо» за силу голоса.

Тад не купился на «прекрасную»: только не с этими темными бровями и длинным носом. Что касается «торнадо»... больше подходит «Ледяной шторм».

Тад сделал несколько телефонных звонков и позанимался в фитнес-центре отеля, прежде чем вернуться в номер и принять душ. Через закрытую дверь спальни он услышал, как Прима распевает гаммы. Он слушал, как ноты поднимались и опускались, гласные звуки слегка менялись, от «ии» до «оу», затем несколько «ма». Это было завораживающе. В этом нет сомнений. Дама умела петь. Когда ее модуляция сменилась с высокой на низкую, у него пошли мурашки по коже. Как кто-то мог попасть в эти ноты?

Приближалось время обеда, и запахи, доносившиеся из кухни номера, обещали хорошую трапезу. Тад переоделся в фиолетовую футболку и черный металлизированный блейзер «Дольче и Габбана» с нагрудным платком бледно-лилового цвета с принтом. Это было немного чересчур даже для него, но у него был на то свой резон.

Из гостиной слышался голос Анри, и когда Тад вошел, начали прибывать гости. Все они были покупателями: один из местной ювелирной сети, пара из универмагов и несколько независимых ювелиров.

Прима появилась в черном бархатном платье в пол. Сначала внимание Тада привлекла ее грудь. Не очень большая, но достаточно полная, чтобы выступать над вырезом платья. Прима не загромождала вид никакими ожерельями, только пара серег. Ее кожа от природы была бледной, но на фоне всего этого черного бархата казалась еще бледнее. На запястье она носила «Каватина3» и множество колец на длинных пальцах. После обеда она уложила волосы в строгую косу, немного старомодную, но Тад должен был признать, что ей это шло. Вид у нее был внушительный, он готов согласиться.

Она изобразила свой обычный парадный выход – протянутая рука, отстраненная улыбка, царственная походка – и снова действовала ему на нервы. Тад хотел растрепать ее. Сбить ее с пьедестала. Размазать эту ярко-красную помаду. Вытащить шпильки из волос. Сбросить с нее одежду и надеть на нее потрепанные джинсы и старую толстовку со звездами.

Но каким бы богатым ни было его воображение, он не мог представить ее такой.

Тад ненавидел официальные званые обеды почти так же сильно, как и перехваты передач, но говорил со всеми. Он удивлялся, насколько хороша в светском общении Прима. Она расспрашивала гостей о работе, семьях и охотно рассматривала фотографии их детей. В отличие от Тада, ее интерес казался искренним.

Трапеза началась. Тад много не пил, поэтому завязал после двух бокалов вина, но у Примы, похоже, был луженый желудок. Два бокала, три, потом четыре. Еще один, когда все ушли, и они вдвоем направились в свои отдельные покои.

В его спальне имелись высокие потолки и единственная дверь, ведущая на террасу. Тад пошел голым в ванную, чтобы почистить зубы. Как обычно, он избегал своего отражения. Не стоит портить себе настроение. Несмотря на ее размеры, в спальне было душно и тесно. Он натянул джинсы и открыл дверь, ведущую на террасу.

Через ограждение из закаленного стекла открывался вид на городские огни, а деревья в горшках и цветочные клумбы создавали иллюзию парка с удобными уголками для отдыха. Ночной воздух приятно холодил кожу.

Тад думал о предстоящем дне. О том, что впереди. О том, что до тренировочного лагеря осталось всего четыре месяца, и о том, сколько игрового времени он получит или не получит. Обходя дерево в горшке, чтобы получше рассмотреть горизонт, он думал о своем будущем и карьере, которая не оправдала его ожидания.

Вино плохо сказывалось на ее вокальных способностях. Вино, кофеин, сухой воздух, сквозняки, травма — все это не годилось для ее голоса, поэтому она редко выпивала больше одного бокала вина. И все же она была здесь, не просто слегка навеселе, а пьяная в доску. Шатается, кружится в голове. Нервы ни к черту, несколько дней она пребывала на взводе и была готова взорваться. Теперь опасная, подпитываемая алкоголем энергия заставила ее захотеть собрать свое платье вокруг колен, взобраться на перила террасы, усесться как на бревно, просто чтобы посмотреть, сможет ли это сделать. Она не самоубийца. Это не для нее. Наоборот, ей нужен вызов. А еще лучше цель. Чтобы было с чем воевать. Она хотела быть супергероем, защитницей слабых, пьяным борцом за справедливость. Вместо этого она сражалась с призраком.

Что-то замаячило позади нее. Слишком близко. Он.

Она развернулась и бросилась в атаку.