Милая Шарлотта (ИЛР)

Anastazia, привет!
Начало интересное! Люблю Францию! Жерар Филипп - один из любимых актеров!
Шарлотту пока не поняла, а вот Ирен не нравится, надо же быть такой!
Бедная Мари! Все принимает за чистую монету... жаль ее.
___________________________________

mariya-krasa, спасибо


Олеся, спасибо
Да, кокетка она еще какая)) но девицы, живущие в далеких провинциях, в то время действительно мало, кого видели, кроме слуг да родителей. как уж тут не заинтересоваться новым лицом.



Илиль, привет, рада видеть в моей темке! Спасибо за комментарий=)
Мне и самой Жерар Филипп очень нравится, и образ на Шарля моего очень похож. Мари мне самой жаль, много придется перенести этой девушке - но не буду спойлерить)) про Шарлотту дальше будет побольше. Рада буду видеть тебя среди читателей

 » Глава 9. Подруги

— Бежит! – Клер привстала со скамейки в парковой аллее замкового комплекса де Жув, сделала несколько шагов навстречу мальчишке-посыльному и первой взяла очередное розовое письмо в руки.
Мадам де Жув в начале недели обратилась к родителям Клер с просьбой отпустить их дочь погостить, и те с радостью согласились. Для Клер все было в новинку в этом доме: отдельная комната, сон до полудня, мясо и сладости на столе каждый день. Никогда еще она не проводила время так замечательно. Проснувшись, она, обыкновенно, ждала, когда проснется Ирен, а потом они принимались наряжаться: Ирен могла перемерить по пять туалетов, и заставить служанку два раза подряд переплетать ей локоны – будто бы предыдущая прическа ей не шла…
Потом подруги отправлялись в пешую прогулки по парку, говоря на такие темы, обсуждение которых Клер еще неделю назад сочла бы неприличным. Сейчас же эти прогулки стали для девушки любимым времяпрепровождением. Иногда к ним присоединялась мадам де Жув, рядом с которой болтушка и кокетка Ирен выглядела бледным ее подобием…
Матушка Ирен – мадам Аньес де Жув – стоила, пожалуй, более подробного описания: дочь была очень похожа на нее, буквально одно лицо. И это лицо не очень-то постарело в ее неполные тридцать пять лет, благодаря тому, что Аньес, как потребовала называться себя мадам, знала невероятное количество рецептов, настоек и отваров для улучшения цвета кожи. Мадам Аньес отличали от дочери разве что развитые формы и еще более откровенные, чем у Ирен, наряды. Мадам считала необходимым даже утром оголять все, что можно оголить приличной женщине.
Эта необыкновенная женщина ни разу не заводила разговоров о хозяйстве, долгах, непослушной прислуге – все ее темы вились вокруг парижской моды, кавалеров и последних сплетен провинции. Она имела обыкновение уезжать из замка дня на три или же принимать у себя гостей, во время посещения которых Ирен и Клер не дозволялось входить в ее покои.
Насколько полюбила Клер прогулки по парку, настолько же не терпела она неотвратимые моменты, когда они с Ирен проходили в конец парковой аллеи, садились на деревянную скамью и, еще обсуждая последнюю тему, то и дело бросили взгляды на калитку, через которую, минуя главные ворота, можно было попасть в поместье. Через эту калитку должен был войти в этот час мальчик, бывший на побегушках у Ирен, и принести очередное письмо от Мари де Граммон. После беглого прочтения письма девушки еще несколько часов, слоняясь в праздном безделии, обсуждали написанное, а после ужина поднимались в комнаты Ирен и принимались за ответ. К заходу солнца он, обыкновенно, был уже готов – запечатывался перстнем мсье де Руана и отдавался все тому же мальчику, который относил его в место, бывшее излюбленным еще матерью Ирен. Тайник был обустроен на кладбище, в памятнике одной из заброшенных могил. Таинственно и романтично, как и любит Мари.

Сейчас, не посмев самой распечатать письмо, Клер отдала его Ирен и пристроилась у нее за плечом, не желая пропустить ни запятой. Ирен жадно читала, иногда усмехаясь и цокая языком, а Клер, часто не выдерживая, отворачивалась – теребила распятие на груди и боролась с желанием сказать Ирен, как низко та поступает. Но всякий раз не решалась.
Внезапно Ирен уронила листок на колени, запрокинула голову и расхохоталась так звонко, что с растущего рядом куста жасмина взлетели птицы.
— Клер, — давясь от хохота, молвила Ирен, — подумать только, она пишет всего лишь третье письмо к де Руану, а уже признается ему в любви! Первая! Это немыслимо – у нашей Мари совсем нет совести!
Клер же было не до смеха. Поборов растерянность, она все же нашла в себе силы сказать:
— Ирен, вы не думаете, что ваши шутки зашли слишком далеко? Мари влюблена, и теперь, если мы прекратим переписку, это разобьет ей сердце.
— Ох, Клер, не говорите ерунды, — отмахнулась подруга, небрежно убирая письмо в шелковый кошелек, закрепленный на поясе. – Кстати, сегодня воскресение, и после обеда маменька обычно велит закладывать карету – мы как раз успеем к вечерней службе. Кроме того, я хочу исповедаться: не знаю, как вы, а я на этой недели совершила ужасный грех... Так вы с нами?
— О, да, да! – горячо поддержала ее Клер и в порыве даже схватила руку Ирен, — вы совершенно правы – нам нужно во всем покаяться отцу Иоанну, вымолить прощение Господа и сегодня же вернуть перстень мсье де Руану!
Ирен посмотрела на нее с непониманием и выдернула руку:
— Покаяться? Уж не хотите ли вы рассказать отцу Иоанну о нашей шутке над Мари?!
— Да…
— Заклинаю вас, не делайте этого!
— Но почему же?.. – растерялась Клер. – Ведь на нас великий грех, только молитва…
— Ах, бросьте, Клер, какой это грех?! Вы знаете священное писание лучше меня: разве в нем говорится, что ложь во имя помощи ближнему – это грех?
— Позвольте, какая же это помощь? Ведь если Мари узнает правду…
— Откуда она узнает? Кто ей скажет – вы?!
Она взглянула Клер в лицо с таким вызовом, будто уже обвиняла ее.
— Я – ни за что, но…
— Значит, Мари никогда ничего не узнает, — удовлетворенно закончила Ирен. – Кстати, напрасно вы жалеете бедненькую Мари: третьего дня маменька ездила к графу де Граммон поговорить о некоторых делах, а графиня де Граммон неплотно прикрыла дверь и не заметила, что матушка стоит прямо за этой дверью. В общем, маменька стала свидетелем беседы между графиней и ее подругой мадам де Руж. Так вот, графиня сказала, что к Мари посватался граф де Фошри…
— Никогда не слышала этого имени, — молвила Клер.
— Не удивительно, граф владеет землями в соседней провинции. Так вот, маменька уже навела справки о господине де Фошри: ему шестьдесят лет, и у него крайне затруднительное финансовое положение, которое он надеется поправить с помощью женитьбы. Так что малютка Мари скоро станет женой седовласого отвратительного старца, которого точно никогда не сможет полюбить. А перечитывая наши письма, она будет воображать, что красавец де Руан некогда был пылко влюблен в нее – и ей будет легче смириться с браком. Вы по-прежнему думаете, что то, что мы делаем – дурно?
Ирен смотрела на Клер ясным и чистым взглядом, в котором были укор и искреннее непонимание. Клер не смогла ответить ничего достойного и даже сама подумала на мгновение, что они свершают благое дело.
А главное… главное, Клер так хотелось задержать еще хоть ненадолго в этом чудесном и гостеприимном доме! Потому она в очередной раз смолчала, теша себя надеждою, что еще один день, еще одно письмо – и она найдет способ прекратить это.
— Ну, хорошо… — поддалась Клер, — я ничего не скажу отцу Иоанну. Но если вы собираетесь молчать об этом, то, позвольте спросить, в чем вы собрались покаяться?
Ирен резко отвернулась и, кажется, даже чуточку покраснела:
— Не просите меня, Клер, я никогда этого не расскажу даже вам.
Клер понимающе наклонила голову, хотя долго еще перебирала в уме варианты прегрешений легкомысленной Ирен. Грехи подруги ей виделись одни другого ужаснее…
А случилось следующее: намедни, когда приезжал дядюшка Антуан, братец покойного папеньки, с которым матушка водила давнюю дружбу еще со времен своего девичества, на кухне приготовили богатый стол, и ужин длился до глубокой ночи. Когда же маменька и дядюшка удалились в покои – обсудить какие-то очень важные дела, а Клер сморил сон, Ирен не сдержалась, и… съела четыре пирожных и два гусиных крылышка. Ужасный грех! Маменька говорит, что даже прелюбодеяние не такой великий грех, как обжорство…

глава 2
Какая рисковая девчонка эта Шарлотта!
Вот что бы делала, если бы вдруг де Руан не бросился следом?
Нравится, Настя, буду читать!
С теплом,
Илиль
___________________________________

Илиль, спасибо! Ну он не мог не броситья, раз девушка в беде, он же джентельмен))

Спасибо за проду)))
_________________

mariya-krasa, привет! Спасибо

Настя, спасибо за продолжение!
Как жестока все-таки юность! Несчастная девушка, которая и так пострадала в жизни! Так не хочу, чтобы ей было больно! Ведь все рано или поздно откроется! Как так можно? Бессердечная и жестокая Ирэн! Вряд ли они рискнули бы таким образом "утешить" девушку, которая была бы богаче или выше их по социальному положению! Настя, скажи, что они получат по полной за свою шутку!

Олеся, спасибо за отзыв!
Но вообще Мари как раз и богаче и выше по соц. положению их обеих просто она очень мягкая и недогадливая, и Ирен хорошо понимает, что даже, если Мари и узнает обо всем, ничем серьезным им это не грозит.
В подробности о финале я все-таки вдаваться не буду, но каждый из героев получит то, что заслуживает - это я обещаю

 » Глава 10. Помолвка

Брижит поставила на резной столик подле Шарлотты вазу с яблоками и незаметно, будто всю жизнь этим и занималась, передала ей письмо, сложенное треугольником, которое тут же было спрятано в складках юбки. После этого Шарлотта невозмутимо закрыла роман, который читала только что, и поднялась с софы:
— Позвольте, я оставлю вас, господа, папенька.
Сегодня у них снова гостил барон де Виньи, а всякий раз во время его визита батюшка требовал присутствия Шарлотты в гостиной – она то играла на клавесине, то исполняла арии под аккомпанемент мсье Госкара. В редкие часы ее оставляли в покое и позволяли просто почитать.
— Чарли, вы ведь спуститесь к обеду? – Батюшка был недоволен, когда дочь покидала его даже на минуту.
— Непременно, папенька, — Шарлотта выдавила улыбку и присела в книксене.
Едва вбежав к себе, Шарлотта устроилась за столом и начала читать. Письмо, разумеется, было от мсье де Руана – полное нежности и красивых слов. Он писал о том, как ждет будущего воскресенья и мечтает снова увидеть Шарлотту в церкви. Выражал надежду, что они смогут остаться наедине хотя бы на минуту, потому что ему непременно нужно сказать Шарлотте нечто важное…
В этом месте сердце Шарлотты сладко забилось – она так ждала, когда же мсье де Руан ей откроется, и вот, кажется, этот день настанет совсем скоро. Шарлотта долго бы еще перечитывала послание, но в комнату постучала Брижит:
— Извольте спуститься к обеду, папенька ждут вас и гневаются, — заявила с порога служанка и, подумав, присела в книксене.
Надо сказать, что замок д’Эффель, как и его обитатели, в последние дни довольно сильно изменился. Слуги стали как будто приветливее – неопрятных и нечесаных крестьян здесь было уже не встретить: всех девиц срочно обучили кланяться господам, а мужчин, которых именовали теперь лакеями, вырядили в ливреи и запретили сквернословить.
Горничные днем и ночью что-то чистили и мыли, и это дало результаты – замок расцветал на глазах. Оказалось, что гобелены в комнате Шарлотты вовсе не мрачно-серые, а бирюзово-зеленые, изображающие сады с дивными животными, которые хотелось рассматривать и рассматривать. И сама комната стала вдруг светлой и вроде даже более широкой. А, быть может, так казалось из-за того, что принесли больше свечей и отмыли окна.
Разумеется, папенька по-прежнему был беден, но, дабы соответствовать знатному гостю, который навещал их каждый день, заложил часть земель и повысил налоги для крестьян.
На той недели папенька так расщедрился, что даже пригласил портного, который шьет самим герцогам де Мирабо! В результате Шарлотта заказала себе три новых платья – да ни каких-то, а самых модных, в которых барышни в Париже ходят.
В одном из таких платьев, доставленном утром, Шарлотта и обедала сегодня в обществе папеньки, барона и его секретаря. Обедали на свежем воздухе в резной беседке на берегу пруда, который накануне почистили от тины и даже запустили пару белоснежных лебедей. Шарлотта, глядя на эту красоту, не могла нарадоваться – она уже почти ощущала себя героиней романа! Все в этот момент в ее жизни было восхитительно – и этот обед в обществе почтительных людей, и сердечный друг, который вот-вот попросит ее руки, и великолепные наряды. Новое платье из серебристой парчи с серым шитьем и кружевами того же цвета на лифе и рукавах удивительно шло ей. Конечно, Шарлотте шло любое платье, даже в тряпье какой-нибудь крестьянки она выглядела бы великолепно, но именно это платье делало ее, по мнению Шарлотты, великосветской красавицей. Даже не смотря на то, что о Свете она знала только по скупым рассказам Жоржетты де Мирабо.
Все было столь чудесно, что Шарлотта не знала, чего еще и желать.
— Вы сегодня красавица, Чарли, — барон, сидевший подле, уже давно не сводил с нее глаз и, наконец, решился сказать хоть что-то. В довершение он наклонился и поцеловал ее руку.
— Что же, вчера я, по-вашему, была некрасива, Ваша Милость? – капризно спросила Шарлотта.
Де Виньи замешкался и бросил беспомощный взгляд на своего секретаря. Тот, сидя по другую руку от Шарлотты, моментально нашелся с ответом:
— Господин барон, вероятно, хотел сказать, что вы всегда прекрасны, мадемуазель д’Эффель, но сегодняшний ваш наряд и эта восхитительная роза, что приколота к вашим волосам, делают вас божественной.
Шарлотта раскраснелась от столь изысканного комплимента – в какой-то момент ей даже показалось, что мсье Госкар к ней неравнодушен, но по тому взгляду, который секретарь бросил на хозяина, закончив речь, она поняла – он всего лишь помог барону выйти из неловкой ситуации, и ничего личного.
— Да… — улыбнулся барон, — Госкар умеет красиво выражаться, а мне вот этого не дано. Я, знаете ли, Чарли, старый вояка, родом из тех времен, когда мужчины не гордились умением складно изъясняться.
Барон действительно выправку имел военную – лет ему, должно быть, что-то около сорока пяти, высок ростом, широкоплеч и все еще строен. Вот только дышит тяжело, двигается неловко, да волосы сплошь седые. Хотя в молодости, - думала Шарлотта, - он, верно, был красавцем. Жаль, давно это было.
Она снова повернулась к мсье секретарю, которого находила мужчиной суховатым, но интересным:
— А мсье Госкар, верно, поэт? – насмешливо спросила Шарлотта.
— Я предпочитаю точные науки, — сдержанно отозвался Госкар и вернулся к поеданию крылышка куропатки.
Пожалуй, этот мсье Госкар – единственное, что примиряло Шарлотту со скучнейшим обществом барона де Виньи. В нем чувствовалась какая-то тайна, загадка. Мужчины в современном Шарлотте обществе стремились рассказать о себе все и сразу, и часто даже больше, чем содержали в себе на самом деле. Таков был и барон де Виньи, и папенька Шарлотты, и даже мсье де Руан – что, впрочем, нисколько не умаляло его достоинств. Люди хотят вызвать у окружающих хорошее мнение о себе, и в этом нет ничего дурного. Мсье Госкар же как будто желал убедить всех, что он самый обыкновенный ничем не выдающийся человек. Это интриговало, потому что Шарлотта уже сейчас понимала, что это не так.
— Завидую вам, мсье Госкар, — притворно вздохнула она, — мне вот точные науки никогда не давались…
Папенька поспешно перебил:
— Зато моей Чарли очень даются гуманитарные – она уже в десять лет знала три языка и придворный этикет, была обучена танцам и пению, что вы и имели удовольствие наблюдать, Ваша Милость.
Закончив ее расхваливать, словно продавец племенную кобылку, папенька приторно улыбнулся барону и даже глупо засмеялся. Шарлотта была удивлена таким поведением, потому как раньше она подобного за своим батюшкой не замечала. С сомнением посмотрев на папеньку, Шарлотта сочла лучшим сменить тему и обернулась к барону:
— Господин де Виньи, а где вы остановились? Должно быть, гостите в нашей провинции у родственников?
— Нет, мадемуазель, у меня нет здесь родственников… как, впрочем, и нигде нет. Я остановился в Бордо , снял особняк с видом на Гаронну .
— О, я видела эти великолепные особняки на набережной! Должно быть, внутри они еще красивее, чем снаружи?
— Мой дом невероятно красив, — с улыбкой ответил барон, — и я был бы рад видеть вас с вашим батюшкой у себя с ответным визитом. Скажем, завтра?
— Это чудесно! – Шарлотта чуть в ладоши не захлопала от восторга – побывать в таком особняке было ее мечтой с того дня, когда она впервые посетила Бордо. Только бы папенька не запретил – она робко взглянула на него: — Вы ведь не против?
— Разумеется, Чарли, я только рад, — быстро ответил батюшка.
Шарлотта заулыбалась, желая теперь, чтобы обед поскорее закончился – ведь ей надобно срочно написать портному, чтобы тот не тянул с пошивом остальных платьев, иначе ей нечего будет надеть.
Погруженная в мечты, она не видела, какими взглядами обмениваются папенька и барон де Виньи. Наконец, папенька откашлялся и важно заговорил:
— Чарли, а ведь я позабыл сказать вам самое главное. Его Милость барон де Виньи приехали в Бордо не просто так, а по делу.
— О, если речь сейчас пойдет о делах, то мне лучше вас покинуть, господа, — со смехом ответила Шарлотта, делая попытку встать.
— Нет-нет, Чарли, останьтесь, потому что эти дела касаются вас напрямую. Барон де Виньи оказал нам честь и приехал сюда, чтобы просить вашей руки. Вы рады, милая?
Шарлотта только что поднялась с кресла, но, услышав новость, обессилила и снова упала в него. Она настолько не ожидала подобного исхода, что теперь не могла вымолвить ни слова, только во все глаза смотрела на папеньку. Девушка не помнила, как закончился обед – кажется, она сослалась на нездоровье и убежала раньше. Запершись в своей комнате, будто опасаясь, что старик-барон прямо сейчас явится к ней и силой потащит под венец, она из угла в угол металась по узкой спаленке и думала, что делать.
Притихшая Брижит сидела у туалетного столика и, делая печальное лицо, наблюдала за барышней. Горничная не понимала всей глубины несчастья, о чем и сообщила Шарлотте:
— Барон очень богатый человек, — веско сказала она. – И добрый – мне три раза по медному ливру дарил. Обходительный такой, тихий. И вовсе он не старик, зря вы…
— Да много ты понимаешь! – гневно бросила на нее взгляд Шарлотта. После чего решительно вскинула голову и вышла за дверь.
Перепрыгивая ступеньки, Шарлотта неслась в кабинет отца, где кроме него застала, разумеется, и де Виньи.
— Ваша Милость, не могли бы вы оставить меня с папенькой наедине? – не глядя на барона, холодно произнесла она.
Папенька тут же что-то залепетал, потому как такое обращение к знатному лицу и впрямь было непозволительным, но барон его остановил:
— Нет-нет, вам действительно есть, что обсудить, — он направился к дверям. Поравнявшись с Шарлоттой, помедлил и несколько сконфуженно сказал ей:
— Я понимаю, что вы взволнованы моим неожиданным предложением, Чарли… но я не прошу давать ответ прямо сейчас. Вы можете думать, сколько вам будет угодно.
— Благодарю вас, Ваша Милость, — с тем же холодом, и по-прежнему не глядя на барона, молвила Шарлотта.
Когда же захлопнулась дверь за бароном, батюшка разом прекратил подобострастничать и, удобно устроившись на своей софе, спросил с не меньшим холодом:
— Ну, и о чем же вы хотели говорить, Шарлотта?

Шарлотта почувствовала, как к глазам подступают слезы – как батюшка может быть так жесток с ней? За что? Не выдержав, она подбежала к софе и упала на колени перед отцом, схватив край его жюстокора:
— Умоляю вас, папенька, не губите меня! – полными слез глазами она смотрела на батюшку. – Не отдавайте за барона, я не люблю его!
— Что… — папенька отчего-то растерялся и принялся вырывать одежды из рук дочери, — что… что за капризы, Шарлотта? И встаньте с пола, простудитесь, — девушка, тихо рыдая, поднялась и села на софу. – Право, зря я позволял вам читать столько этих ваших романов. А какой еще любви вы говорите, позвольте спросить? Вам, значит, подавай не только знатного и богатого жениха, но еще и такого, которого вы изволите полюбить?! Может, вы еще и красавца хотите с этими… как их… с кудрями?
Шарлотта всхлипнула. Папенька нервно прохаживался по кабинету и сердито поглядывал на дочь. Д’Эффель был обескуражен ее поведением и искренне удивлялся, что барон ее не устраивает в качестве будущего мужа.
— Это все нервы, дочка. От неожиданности и счастья.
— Какого счастья, папенька! Я люблю другого и ни за что не выйду за барона! – непреклонным тоном заявила, в конце концов, Шарлотта. И тут же об этом пожалела.
— Другого?! – брови батюшки поползли вверх. – Значит, любовь за спиной отца крутите! Опозорить меня на всю округу хотите?! Да что же за дети у меня такие – один другого краше!
Шарлотта снова почувствовала себя виноватой и сложила руки в мольбе:
— Папенька, я уверяю вас, мы любим друг друга самой чистой и искренней любовью! И виделись мы лишь в церкви, и за счастье нам было лишь поклониться друг другу… папенька, я так люблю его, не губите мою жизнь…
Батюшка, верно, был растроган, потому как редко ему приходилась видеть дочь рыдающей:
— Ну что, что вы из меня какого-то тирана делаете… Коли вы так любите друг друга, то отчего же ваш суженый ко мне на глаза до сих пор не явился? Почему руки вашей не просил?
Шарлотта снова всхлипнула. Что ответить, она не знала, потому как и себе не могла объяснить, что сдерживает де Руана. Потому пожала плечами и, глядя в пол, едва слышно молвила:
— Он в воскресенье ко мне посватается…
— Ах, в воскресенье?! – переспросил батюшка и почему-то рассмеялся. – А в какое именно воскресенье? В каком году? Сдается мне, что это все ваши фантазии, Шарлотта: и возлюбленный-то ваш излишне положительный, как в книжках, и любовь-то у вас «чистая и искренняя». Скажите еще, что влюбились, едва его увидели…
— Но… — живо поднялась было с софы Шарлотта.
Батюшка ласково поглядел на нее, подошел и по-отечески обнял:
— Ты просто излишне романтична, дочка: посмотрел на тебя некий юноша, сказал пару приветливых слов из вежливости – а ты уже о любви говоришь да о свадьбе мечтаешь. Дурочка ты моя… — батюшка снова рассмеялся. – Строишь из себя femme fatale , а сама-то дитя дитем…
— Значит, вы мне не верите, папенька?! – Шарлотта с трудом высвободилась из объятий – смех батюшки ее и злил, и обижал одновременно. – А ежели он приедет сюда и посватается?
— Вот когда приедет – тогда и разговор будет. Да только не приедет он никогда. Не выдумывай, дочка, нет у тебя хоть сколько-нибудь серьезных увлечений, — отмахнулся папенька. Потом вдруг посерьезнел и посмотрел на Шарлотту уже сурово: — а посему – свадьбе с бароном быть!
Но Шарлотта характером едва ли уступала папеньке и смотреть могла не менее сурово:
— Не быть. Барон сам сказал, что будет ждать моего согласия – моего, а не вашего! А коли я признаюсь ему, что люблю другого, так он и вовсе уедет!
Папенька хотел что-то ответить, но вдруг принялся по-рыбьи глотать ртом воздух, а потом схватился за сердце.
— Папенька! – бросилась к нему Шарлотта, уже пожалев о своих угрозах.
Она помогла батюшке улечься на софу и села в ногах, сжав его руку и с мольбою глядя в глаза.
— Опозорить хочешь… и не только меня – весь наш род, всех именитых предков… — слабо говорил папенька, обратив взор к потолку.
— Папенька, простите меня, я клянусь, что никогда не скажу барону ничего подобного…
Батюшка не слушал:
— Сын опозорил и ты, любимая дочь, туда же… Я так мечтал, что ты выйдешь замуж за достойного человека, служащего при Дворе. Да за такого, который мог бы к Государю обратиться да вымолить прощение за сына моего непутевого. И вернуть нам титул графский и имение… Не для себя стараюсь – мне-то недолго уже осталось. Все ведь ради тебя, дочка.
— Папенька…
— Уйди прочь с глаз моих… — батюшка махнул рукой и отвернулся к спинке, не обращая более внимания на Шарлотту.
Девушка, все еще плача, поднялась на ноги и, постояв некоторое время, побрела к себе.

Барон давно уехал, замок спал непробудным сном, только сверчки за раскрытым настежь окном трещали, мешая Шарлотте думать. Брижит хотела остаться, да Шарлотта прогнала – и без нее тошно. Девушке предстояло принять непростое решение.
Да, она с детства мечтала, что встретит именно такого человека, как барон де Виньи – разве что надеялась, что он будет чуть помоложе. Она хотела вернуть титул и былое величие семьи: ей казалось, что все ее предки, сурово взирающие с портретов в картинной галерее, требуют от нее того же. И знала, что не будет ей покоя, пока не исправит ошибки брата. И вот теперь цель была так близка.
Барон де Виньи, снискав славу в военных походах, добился уважения короля и теперь служил в дипломатическом корпусе, подчиняясь лишь Его Величеству напрямую. Барону и самому выгодней было бы взять в жены не девушку без роду и племени, а дочь родовитого графа де Рандан – де Виньи обязательно хлопотал бы о возвращении титула.
С другой стороны – Шарль де Руан, обедневший дворянин. Ходили слухи, что его мать происходит из рода маркизов, но стоит ли верить слухам? К тому же де Руан никогда – даже если поступит на службу к королю – не добьется при Дворе такого почета, как де Виньи, а значит и вернуть титул не поможет.
Если Шарлотта выберет де Руана, то графский титул ее семья никогда не получит, — впервые ясно осознала девушка.

Месса подходила к концу, а де Руан все еще не появился. Шарлотта пыталась вслушаться в то, что говорит отец Иоанн, и иногда удавалось даже понять какие-то слова, но мысли ее были далеки. Шарль появится с минуты на минуту, а она так и не решила, что скажет ему.
«Господи, вразуми! Что мне делать?.. — прошептала Шарлотта, а из глаз ее потекли слезы. – Дай мне знак – любой, я все пойму…»

— Простите меня за опоздание, сударыня, — Шарлотта вздрогнула от неожиданности, когда ее легко тронули за руку.
Она резко обернулась и, встретившись глазами со взглядом мсье де Руана, четко осознала, что ей делать. Она любит этого мужчину, и сделает все, чтобы быть с ним вместе! Другой судьбы у нее просто нет.
— Ах, мсье де Руан, где же вы пропадали столько времени, я уже думала, что вы не придете.
— Милая Шарлотта, разве мог я пренебречь вашей просьбой. Я явился так скоро, как только смог! – Шарль был сегодня отчего-то весел. – Но, право же, я не ожидал, что вы захотите увидеть меня так скоро, потому был несколько занят… Боже, вы плачете? – заметил, наконец, он.
— Прошу вас, давайте выйдем на воздух.
Прихожане вот-вот должны были покинуть церковь, и Шарлотте требовалось говорить очень быстро и четко, чтобы успеть донести все свои соображения.
— Батюшка желает выдать меня замуж. Не за вас, как вы понимаете, — сходу сказала она и поймала взгляд Шарля, чтобы увидеть его реакцию.
А Шарль мигом погрустнел: всю его веселость как ветром сдуло, вернулось обычно его мрачное расположение духа.
— Этого следовало ожидать, милая Шарлотта, — сказал только он и отвел взгляд.
Шарлотта ожидала чего угодно, но не равнодушия:
— Как! Неужели вы не собираетесь что-то предпринять? Я ваша, сударь, я вас люблю и не желаю выходить замуж за старика!
— А был бы он не старик, вышли? – усмехнулся Шарль.
— К чему этот вопрос? – не поняла Шарлотта и тряхнула головой. – Послушайте, Шарль, передо мной стоит такой сложный выбор… Что мне делать?
Она смотрела на него вовсе глаза и мечтала только об одном: чтобы он схватил ее за руку, усадил в коляску и во весь опор гнал домой, к папеньке, где просил бы его благословения на брак… И не важно бы уже было, что ответ отец.
Мсье де Руан же явно не собирался никуда мчаться. Напротив, он скрестил на груди руки, прищурился и пространно рассуждал, будто Шарлотта спрашивала его, любит ли он поэзию Шекспира.
— Выбор действительно сложный, — ответил Шарль. — Вероятно, он богат? Ваш жених? Значит, такова судьба… Послушайте, Шарлотта, я хотел поговорить с вами в воскресенье, но раз уж мы увиделись сегодня…
Сердце Шарлотты отчаянно забилось – вот он, тот момент!
— …Я не могу на вас жениться, — безжалостно закончил де Руан. И тут же добавил: — сейчас не могу. Но вы должны знать, что единственная причина тому – моя бедность. Я люблю вас всем сердцем, но не могу допустить, чтобы вы в чем-то нуждались. Я принял решение поступить на службу к Его Величеству, но как только скоплю достаточную сумму, я вернусь за вами.
Сперва Шарлотта не нашлась, что ответить.
— И… сколько времени это займет? Какую сумму вы намерены скопить? – рассеянно спросила она.
— Два года, я думаю. Может, три.
— Вы же понимаете, что мне не позволят столько ждать? — едва слышно произнесла она.
Шарль молчал, но в глазах его читалось, что иначе у них вообще нет будущего. Или так, или никак.
— Есть еще один выход, — твердо сказала она, — мы должны сбежать…
Де Руан чему-то усмехнулся, но Шарлотта не придала значения:
— …и обвенчаться, – закончила она.
— Тайно?
— Разумеется, тайно! Нет, после, когда никто уже не сможет помешать нам, мы все откроем. Вы сможете ехать на свою службу, папенька не посмеет упрекнуть меня, что я позорю семью, потому как я буду замужнею дамой, а барон откажется от всех притязаний на меня. По-моему, это великолепный план, вы не находите?!
И теперь уже упрямо и вопросительно она смотрела в серые любимые глаза. Шарлотта втайне наделась, что де Руан предложит ей план побега, как только услышит о ее помолвке, а он даже не особенно радуется, когда она сама предложила ему это.
— Вы очень наивны, Шарлотта, — он покачал головой и чему-то улыбнулся.
— Вы надо мной смеетесь? – запоздало поняла она.
Из церкви уже начали выходить люди, которые могли наблюдать, как Шарль пытался за руку удержать плачущую Шарлотту.
— Все не так просто, — пытался объяснить де Руан и удивлялся, что Шарлотта его не понимает – Жоржетта ведь сразу поняла! – Ваш папенька ни за что не позволит вам остаться в родном доме, узнав, что вы замужем. А бросить вас в своем замке одну или же взять с собою ко Двору я не смогу – это значит, мне придется остаться с вами в де Руане. А это тоже невозможно! Я люблю вас, но я беден – нам не на что будет жить.
— Все «я», «я» и «я»! – никого не стесняясь, плакала Шарлотта. — Вы думаете только о себе, вам дела нет до того, что чувствую я! Прощайте, сударь, между нами все кончено!
Она все же вырвала руку и, пряча лицо, побежала к коляске, в которой ее ждал кучер.
«Значит, не судьба, — пронеслась в голове мысль, — ну что ж, так тому и быть!»
— Шарлотта, постойте!
Девушка уже садилась в коляску, когда увидела бегущего за ней де Руана. В этот момент ей даже стало чуть стыдно: она обвиняла его в эгоизме, а сама поступала не лучше. Ему ведь тоже нелегко далось решение оставить ее.
— Шарлотта, — тот подбежал ближе и схватил за поводья ее лошадь, будто боясь, что она сейчас уедет, – я не могу отказаться от вас. – На лице его была такая мука, будто он принял решение утопиться. – Если вы хотите тайно обвенчаться – пусть будет так.
— А вы этого не хотите? Вы заставляете меня думать, будто я вас принуждаю жениться. Трогай, Жан! – крикнула она кучеру, слышавшему весь разговор. И обернулась на прощание: — Решение за вами, сударь. Что думаю по этому поводу я, вы знаете.
Коляска тронулась, а Шарль остался позади. Впрочем, Шарлотта не сомневалась теперь, что он будет принадлежать ей – и даже улыбнулась этой мысли.
— Если обмолвишься хоть словом, Жан – с Сильвой, или, не приведи Господь, с папенькой, то я тоже расскажу Сильве кое-что – о твоих шашнях с Брижит.
Сильва была матушкой Жана и славилась тяжелой рукой, властным характером и острою нелюбовью к вертихвостке и неумехе Брижит. Жан недавно справил семнадцатилетие, но Сильву до сих пор боялся как огня.
— О чем обмолвлюсь, барышня? — повернулся к ней Жан, улыбаясь во весь рот. — Я ничего не слышал!

_______________________________________
* Бордо - столица провинции Аквитания, где происходит действие
** Гаронна - река на юге Франции
*** Femme fatale - роковая женщина (франц.)

Привет!
Подобралась к главе 5.
Ай-яй-яй! Какая Шарлотта неосторожная!
И уже в объятья! Да еще у всех на виду бросилась за мужчиной следом...
Надеюсь, нравы в провинции не очень суровые и репутация девушки,
прямо потерявшей голову, не пострадает!
И Жоржетта здесь! Нажила себе милая Ш. врага!
Спасибо за интересный рассказ!
С теплом,
Илиль
___________________________________

Илиль,

да нет, это все ж таки ей показалось=) но врага все равно нажила, это точно.
Спасибо!

 » Глава 11. Прощальный подарок

Едва коляска скрылась за поворотом, Шарль вскочил в седло и, яростно стегая лошадь, во весь опор помчался в усадьбу. Он ненавидел сейчас и Шарлотту, которая легко и даже походя крутила им, как хотела; и еще больше ненавидел себя – за слабость перед этой женщиной и за то, что позволял ей вить из себя веревки.
Он никогда таким не был! Даже в Версале, в этом гнезде разврата, когда очередная кокетка, разглядевшая в нем невесть какие достоинства, разворачивала весь арсенал своих секретных оружий, ему удавалось не терять головы и не делать глупостей… Шарлотта же словно приворожила его. Это невыносимо!
И вот она снова добилась своего, хотя Шарль твердо про себя решил, что ни за что не женится. Как у нее это получилось?
Сейчас, не успев расстаться с ней, Шарль корил себя за сказанные слова.
Они сбегут, обвенчаются тайно без родительского благословления, и у них не будет даже тех трех тысяч ливров, которые обещал ее отец в приданое. Их будет презирать вся округа, как было с его родителями, откажутся принимать соседи и будут пускать мерзкие сплетни на каждом углу.
Его матери хватило двух недель, чтобы понять, как она ошиблась – Шарлотта же опомнится через пару дней. И возненавидит его, а дальше… дальше даже думать страшно, что произойдет.
К этому времени Шарль уже добрался до своего замка. Окинув взглядом полуразрушенное и словно нежилое сооружение, он еще раз твердо сказал себе, что ни за что не приведет Шарлотту сюда. Никогда! Именно с такими мыслями Шарль де Руан спешился и, взяв жеребца под уздцы, побрел на конюшню.
Овса в стойлах не оказалось – откуда бы ему взяться, если он еще утром выгреб последние крошки? Жеребец смотрел на него карими словно вишни глазами и, кажется, укорял. Скинув жюстокор и взяв одно из ведер, Шарль снова вышел во двор, набрал колодезной воды и поставил ее перед конем:
— Извини, Диего, сегодня у нас скромный ужин… — конь протяжно заржал, будто подбадривал: «Ничего, брат, настанут и лучшие времена». Ткнулся влажной мордой в плечо Шарлю и потом только припал к воде.
Надо бы продать Диего – не мучить ни животное, ни себя. Де Руан, распрягая жеребца, вспоминал, как купил этого великолепного коня на подъезде к Парижу в день прибытия – как лихорадочно рассчитывал, хватит ли у него денег, и как мечтал, что в последний раз считает мелочь. К слову сказать, в Париже, на службе у короля, ему действительно жилось вольготно. Если бы не та глупая дуэль, верно, сейчас он считался бы приличным человеком… не завидным женихом, конечно, но отец Шарлотты был бы не прочь породниться с ним, а так…
Что, если ему все-таки вернуться ко Двору? Неужто Шарлотта, едва он покинет провинцию, тотчас бросится под венец с тем графом толи бароном? Нет – он видел ее глаза и читал ее письма – она любит его. И дождется. Шарль не мог объяснить этого и не мог найти доказательств, но чувствовал сердцем, что дождется!
И, внезапно поняв, что их с Шарлоттой единственный шанс быть вместе хоть когда-то это расстаться сейчас – как бы нелепо это не звучало – Шарль опрометью бросился из конюшни в замок… вернее в то, что от замка осталось.
В зале, бывшей когда-то библиотекой, а теперь единственной жилой комнате, имелся камин, который Шарль даже иногда растапливал, перед камином – истоптанная шкура медведя со сваленной на ней вязанкой дров. По обе стороны от шкуры стояли два кресла, расцветку которых уже лет десять невозможно было определить. У противоположной стены стол – одновременно письменный и обеденный – с выгоревшей почти дотла свечой в почерневшем от копоти подсвечнике, да стопка бумаги, оставшейся здесь еще от отца. Рядом кожаная софа с неубранной с утра постелью. Остальные две стены занимали стеллажи с книгами, тянувшимися до самого потолка: распродавая по дешевке эти книги – ценнейшие экземпляры, в большинстве своем труды античных и римских ученых – Шарль и держался еще.
Сейчас, сходу присаживаясь к столу, Шарль с трудом высек искру с помощью огнива – оно отсырело, даже здесь ему не везло! – схватил чистый лист, перо и принялся писать к Шарлотте:
«Милая Шарлотта, я не могу знать, простите ли Вы когда-нибудь мне мой поступок, но верю, что благоразумие Ваше возьмет верх, и когда-нибудь Вы меня поймете. Я не могу обречь Вас на муки, позволив и дальше любить меня. Ежели Вы в этом сомневаетесь, Вам достаточно лишь посетить де Руан и увидеть все собственными глазами.
Посему я отказываюсь от всех притязаний на Вас и возвращаю Вам Ваши письма и Ваши признания. Отныне Вы вольны делать то, что Вам будет угодно – ни словом, ни делом я никогда не упрекну Вас.
За сим прощаюсь и могу только надеяться, что когда-нибудь Вы меня простите».
Пробежав еще раз взглядом по строчкам, Шарль поборол в себе желание скомкать письмо и бросить в камин, но вместо этого он присыпал чернила песком. Отцовский перстень с монограммой он где-то потерял – тот был ему великоват – потому просто свернул письмо и, забрав с собою, скоро покинул замок.
На дворе уже опускались сумерки, да и разбойники на дорогах в тех краях зверствовали, но Шарль де Руан боялся не этого. Он собрал все деньги, что были в доме, наскоро снова запряг коня и отправился в дорогу.
Путь его лежал в Бордо, а через него и в Париж, но Шарль, заехав в деревню, принадлежащую герцогам де Мирабо, спешился и, зайдя во двор знакомого дома, помедлил и уверенно постучал в дверь.
Это был дом кузнеца Мишеля Легаре – он был ровесником отца Шарля, не раз помогал тому то коня подковать, то в замке что-то приладить. После смерти старого де Руана так же помогал Шарлю. Жена Мишеля, жалеючи молодого дворянина, частенько носила в замок горячую еду, прибирала да стирала белье за чисто символическую плату. А вот дочка Мишеля – шустрая восьмилетняя Лили – стала поверенной в их с Шарлоттой любви, по три раза на день бегая с их письмами. Лили росла сообразительной и любознательной, и за возможность прочесть новую книгу из библиотеки де Руана готова была доставить послание хоть самому черту.
В доме уже спали, так что открыли не сразу.
— Кто? – сурово вопросил хозяин через дверь.
— Открывай, Мишель, я ненадолго…
— Что это вы, сударь, в такой час – никак, случилось чего? — Мишель стоял в одной ночной рубахе с вилами в правой руке – редко в те времена в ночное время в гости ходили с добрыми намерениями. Он посторонился, пропуска Шарля, и крикнул наверх: — Жанна, вставай, собери на стол!
— Нет-нет, Мишель, благодарю… Могу ли я увидеть Лили? Ненадолго. Я уезжаю и хотел бы оставить ей кое-что.
Смерив из-под бровей Шарля суровым взглядом, тот буркнул:
— Спит она. Давайте мне, я передам.
Верно, Мишель давно догадывался, где конкретно пропадает его дочь целыми днями и, разумеется, не приветствовал ни ее тяги к знаниям, совершенно лишним для крестьянки, ни помощи в доставке писем сомнительного содержания.
Слава Богу, что Лили тут же свесилась через перила со второго этажа и крикнула:
— Я не сплю еще, батюшка. Здравствуйте, мсье Шарль!
Девочка, до пят закутанная в цветастую шаль, мигом спустилась вниз и любопытным взглядом смотрела на де Руана. Ее отец оставлять их наедине и не думал, что несколько мешало Шарлю.
— Здравствуй, Лили… Я приехал попрощаться – сегодня же уезжаю в Париж. – И девочка, и Мишель запричитали и принялись отговаривать ехать ночью, но Шарль только отмахнулся. – Я хочу подарить тебе кое-что, Лили, в благодарность за все, что ты сделала.
С этими словами он протянул ей томик в кожаном переплете.
— Это же Петрарка! – ахнула девочка. – Ваши любимые стихи…
— И твои любимые, я знаю, — улыбнулся Шарль. – Возьми.
Коротко кивнув, Лили приняла книгу и, верно, заметила вложенные между страниц письма, потому что сразу спрятала томик под шаль. Девочка все поняла и сделает, как нужно – в этом Шарль не сомневался.
Шарль еще раз улыбнулся Лили, благодарно кивнул Мишелю и собрался уже покинуть дом, как со второго этажа спустилась жена хозяина:
— Что ж ты стоишь, дурень старый! — накинулась она на мужа и сходу бросилась в кухню.
Проворно, не слушая слабых возражений де Руана, она уложила в мешок каравай, оставшийся с ужина кусок вяленого мяса, несколько картофелин и подала ему. А под конец, совсем вогнав юношу в краску, сунула ему в карман несколько экю – пока муж не видел.
— Вы третьего дня за обед давали – а нам зачем? У нас и так хозяйство свое… Вам в Париже-то нужнее будет.
Старший сын Жанны, красавец, пропавший без вести при очередной стычке с гугенотами, был ровесником молодого де Руана. Снова уловив сходство, Жанна не сдержалась и заплакала, наскоро перекрестив юношу.
— Помоги ему, Господь, глупому… — шептала она, глядя на спину удаляющегося Шарля.

Спасибо за проду)))
_________________

Привет, Настя!
Ой, мне всё больше нравится Жоржетта!
Шарлотта на ее фоне сильно проигрывает - легкомысленна слишком.
Я уже хочу, чтобы Жоржетте повезло и Шарль полюбил ее!
___________________________________