Итальянский роман

Очень жаль Ариенну. Ради благого дела ей пришлось предать своего жениха и вынести столько неприятных, ужасных минут рядом с незнакомым человеком.
Они оказались лишь пешками в чужой игре.
Интересно будет ли помнить этот таинственный пленник о содеянном.
Спасибо!
___________________________________

Все-таки это произошло. Надеюсь, это поможет Ариенне спасти мать, иначе совсем худо. Что она жениху скажет? Лгать отказывается, но захочет ли он жениться на ней после всего этого. И не будет ли у Ариенны последствий каких, вроде ребеночка?
_________________

5.
Ближе к рассвету Ариенна снова была в подземелье. Она была одна, врач остался с ее матерью.
Когда медик пришел в дом, где жили девушка и ее мать, и осмотрел больную, он немного ободрил Ариенну, сказав, что сделает для несчастной все, что в его силах.
Ариенна же, возвратившись домой из подземелья и, зайдя в свою маленькую комнатушку, соседнюю с той, где лежала мама, сбросила плащ, который дал ей дядя Августо, сняла порванное платье, обмыла свое тело и переоделась. Затем она упала на колени перед распятием и начала молиться, но слова застревали в горле. Грех ее был страшен, и не спасала даже мысль, что она пошла на это ради жизни самого близкого человека. К тому же, к великому ужасу Ариенны, у нее перед глазами постоянно возникало жуткое лицо ее насильника.
Чувствуя, что не сможет облегчить душу молитвой и покаянием и, вспомнив, что должна поутру явиться обратно в подземелье, чтобы предстать перед неизвестной синьорой, Ариенна оставила маму на попечение врача, вышла, наняла гондолу и отправилась в палаццо дожа.
Едва успела она рассказать дяде Августо о состоянии матери, как на лестнице послышался неровный стук каблучков, и палач шепнул:
- Вот и синьора.
Ариенна с невольным интересом устремила глаза к лестнице, но появившаяся женщина была в маске, что не удивило девушку: многие венецианки носили их и днем и ночью; и в плотном плаще. Ариенна решила, что синьора слегка навеселе: походка и движения выдавали ее.
Синьора плюхнулась в почтительно пододвинутое палачом кресло и, после того, как какое-то время молча разглядывала Ариенну, повернула голову к палачу и произнесла:
- Так это она и есть?
- Да, госпожа.
- Я тебе что говорила? Пострашней найди.
- Синьора, да ведь эта девушка вовсе не красавица.
- Ладно, - махнула рукой женщина. – Лучше скажи, ты все сделал, что я велела? Тот человек... Ты отвез его, куда я сказала?
- Все исполнил в точности.
– Хорошо. Ступай. Ты мне больше не нужен... Пока.
Палач ушел, и Ариенна осталась наедине с незнакомкой.
- Ты сделала все как нужно, молодец, - похвалила ее синьора. – Врач мне доложил. А теперь ты должна рассказать, из какой ты семьи, как тебя зовут.
- Меня зовут Ариенна Нетте, - начала девушка. – Моя мама Нерина была няней у дочери графа Андзони, Клариче...
- У той хромоножки, что недавно так удачно подцепила себе мужа?
- Да, у нее. После того, как та вышла замуж, благодарный граф выделил маме маленький пенсион. Мы живем на него; а еще я пеку и продаю пирожки.
- А твой отец?
- Он умер еще до моего рождения.
- Вот как. – Синьора постукивала пальчиками по подлокотникам кресла. – Ты не похожа на венецианку, - наконец, сказала она.
- Мой отец был с юга.
- Хм... Ну, ладно. Значит, так, Ариенна. Ты можешь мне еще понадобиться. Так что я должна знать, где тебя найти.
- Ваш врач знает мой дом, - робко сказала девушка. – Он лечит мою маму.
- В самом деле? Мой врач берет дорого за свои труды. Откуда у тебя столько денег? – Она испытующе уставилась на Ариенну.
- Я дала ему те двадцать цехинов из ста, что вы обещали за... то, что я сделала.
- Ах, да, - улыбнулась синьора. – Хорошо, что ты напомнила. Я же должна тебе кое-что! Вот, возьми, - и она сняла с пальца и протянула Ариенне перстень с крупным прозрачным камнем.
- Но... это не деньги, госпожа.
- Ну и что? Это кольцо, с алмазом, между прочим.
- Синьора, я не могу это взять.
- Дурочка, оно стоит даже дороже, чем сто золотых! Бери, - женщина встала и чуть не насильно всунула перстень в руку Ариенны. – До чего же глупы эти простолюдинки, - пробормотала она как бы про себя. - У меня для тебя еще кое-что есть, - она порылась в складках плаща и извлекла на свет серебряную брошь необычной формы, усыпанную крупными розовыми и фиолетовыми камнями. – Красивая, правда? Это аметисты. Редкая работа, ювелир, который ее делал, умер, и другой такой не найдешь, - она чему-то недобро усмехнулась, блеснули ровные, мелкие зубы. – Возьми, милочка.
- Зачем еще и это, синьора?
- Подарок, - она снова усмехнулась. – Вот еще что: не продавай его, береги.
- Хорошо, - с недоумением пробормотала Ариенна, когда брошь легла ей на ладонь – неожиданно тяжелая.
- Поклянись, что будешь ее беречь. И, если когда-нибудь я прикажу тебе надеть ее, ты выполнишь этот приказ.
- Я не понимаю.
- Не нужно тебе ничего понимать, дурочка ты этакая. Еще дай клятву, что будешь молчать обо всем, что здесь с тобой случилось...
Уж в этом-то Ариенна была готова поклясться не один – тысячу раз!
- ... И только я смогу освободить тебя от этой клятвы.
- Это значит, синьора... – догадалась девушка.
- А ты не так уж и проста, как кажешься. Ты правильно поняла. Если я велю тебе когда-нибудь, ты расскажешь обо всем. Кроме того, что в этом деле была замешана я, конечно. Ну что, дашь ты такое обещание?
- Синьора, я...
- Никаких возражений! Клянись! Матерью своей клянись! Иначе мой врач никогда больше не переступит порог твоего дома!
- Хорошо, - быстро, испуганно произнесла Ариенна. – Клянусь жизнью мамы.
- Вот и умница, - улыбнулась незнакомка в маске, - а теперь прощай. Я найду тебя, если ты мне понадобишься. – Она встала и направилась к лестнице, но вдруг обернулась к девушке: - Кстати... каков он?
- Кто? – не поняла Ариенна.
- Ну, тот, кто взял твою невинность. Он хорош?
Ариенна отшатнулась от нее, и на лице ее, наверное, отразился такой ужас, что синьора весело расхохоталась:
- Ну, ну, детка! Неужели он тебя так напугал? – И, смеясь, она стала подниматься по лестнице, но на верхней ступеньке остановилась и сказала сама себе, уже другим, полным злобного торжества, голосом:
- Что ж, все идет, как я и задумывала. Когда ему настанет время ответить за это злодеяние, девчонка будет очень убедительна с этим ее ужасом в глазах! О, я еще наслажусь местью, - и скоро!

Что-то меня в дрожь бросает от этой знатной дамы что она задумала???
_________________

Да уж, попала девочка в историю! Но, во всяком случае, у нее есть кольцо и брошь - как доказательства личности сеньоры. Особенно брошь - единственная в своем роде работа.
А личность дамы действительно зловещая! Задуманный жуткий план, умерший ювелир ... и что еще скрыто от нас...
Ужасную клятву она вырвала у Ариенны!
Гюля, у меня маленький вопрос - вроде бы цифры другие сначала фигурировали:


А в этой главе Ариенна говорит о совсем другой сумме:

Alesia, спасибо, что заметили . С расценками в то время я не знакома, поэтому сначала внесла одну сумму, потом исправила на другую, но, видать, сделала это не везде.

Гюля! Спасибо!
Что то мне эта брошь совсем не нравиться... Не подставит эта сеньора девочку?

Брошь явно связанна с чем то, или кем то.Кто этот таинственный узник?

Да уж... Пойти к узнику и получить деньги - это еще не все. У синьоры в маске далекоидущие планы на Ариенну.
Еще и клятвой девушку связала. Да еще эта брошь и кольцо... Не похожа синьора на добрячку - дарить без цели. Может эти украшения должны сработать чем-то вроде улик против узника того.
Он-то кстати вспомнит что-нибудь о том, что сделал? И как отреагирует на все? Прощения хоть попросит?
_________________

Привет всем!
Кое-что подправила по последнему куску, выделила красным.
Дело в том, что роман продолжает писаться, но только сейчас я, наконец, взялась за его план, а раньше писала наобум, поскольку вообще не планировала над ним работать.
Поэтому возможны вставки, исправления и т.п., за что заранее извиняюсь.

6.
Когда Ариенна вернулась домой, врач встретил ее у порога и сообщил ей, что ее мать очень плоха.
- Она то бредила, то звала вас, почти все время, - сказал он. И добавил: - Я ухожу, синьорина.
- О, Господи! – воскликнула девушка. – Как же вы уйдете? А ваше лечение?
- Я ничего не могу больше сделать для нее.
- О, синьор! Помогите маме! Вот, - она достала и протянула ему кольцо, - перстень с бриллиантом. За него вы поможете ей?
- Вашу мать не спасти ни за какие деньги, - сухо отвечал врач, тем не менее, взяв перстень и посмотрев камень на свет. – А что касается этого бриллианта, - то это подделка. Не вздумайте его кому-нибудь попробовать продать, если не хотите попасть в тюрьму.
Но Ариенна едва слушала его. Крупные слезы заблестели на ее длинных ресницах. Мама умирает!.. Ее не спасти!..
Она оттолкнула врача и бросилась в комнату, где лежала мама. Больная как раз очнулась и слабо улыбнулась Ариенне:
- Девочка моя, где ты была? Я звала тебя...
- Прости, прости меня! – Ариенна упала у ее постели на колени и, схватив руку матери, осыпала ее поцелуями.
- Нет, девочка... это ты прости меня... – прошептала больная. – Я должна открыть тебе... всё... всю правду...
- Правду?
- Ты не моя дочь, Ариенна. Я... лгала тебе. Ты – дочь знатных родителей.
- О чем ты? Что ты говоришь? – лепетала Ариенна, уверенная, что мама снова бредит.
- В шкатулке... там главное доказательство. Распятие, которое надела на тебя твоя родная мать... когда я бежала с тобой из Неаполя...
- Мама, мамочка, ты бредишь! Не говори ничего!
- Нет, нет... Это не бред, дитя мое. Я виновата... перед тобою и твоими родителями... В моей шкатулке... на самом дне... ты должна узнать все...
И мать Ариенны снова начала бредить; а через несколько часов, так и не придя больше в себя, скончалась.

...В шкатулке, на самом дне, прикрытый сверху атласной подкладкой, лежал запечатанный красной сургучной печатью конверт. Вскрыв его, Ариенна увидела письмо, написанное почерком мамы.
Девушка глубоко, до всхлипа, вздохнула, судорожно прижала бумагу к груди, и глаза ее вновь наполнились слезами при воспоминании о тяжелых похоронах, прошедших утром.
Пробило двенадцать ударов, сторож только что прошел мимо, тряся своей колотушкой и повторяя монотонным голосом: «Полночь, венецианцы! Полночь!» Ариенна же легла еще в девять вечера, но не могла заснуть; и тут она вспомнила о предсмертных словах мамы, встала, зажгла свечу и достала шкатулку...
Наконец, пароксизм отчаяния миновал, и Ариенна развернула письмо. Вот что девушка прочла:
«Когда-нибудь придет день, - о, как хотела бы я, чтоб он не настал, но знаю, что этому суждено случиться! - и ты прочтешь это письмо, моя дорогая, любимая Ариенна. Будешь ли ты хоть немного любить меня после этого, не возненавидишь ли? Как я страшусь твоего гнева, твоей ненависти, дитя мое! Оставь в своем благородном, добром сердце, моя девочка, хоть частичку любви ко мне, - и я буду спокойна там, откуда нет возврата...
Но я приступлю, иначе, как бывало уже не раз, письмо останется ненаписанным...
Я с детства служила синьоре Бьянке. Она была очень привязана ко мне, и у нас не было тайн друг от друга. В семнадцать лет Бьянка полюбила молодого человека, графа, и, хотя ее родители не вполне одобряли ее выбор, они так боготворили дочь, что дали согласие на этот брак. Я осталась при синьоре и после ее замужества, - увы, оказавшегося крайне печальным. Ибо муж синьоры был распутник, пьяница и мот, он даже поднимал на супругу руку, и через некоторое время она полностью излечилась от любви к нему... Но было поздно, она была связана с ним узами, которые могла разорвать лишь смерть.
Прошло несколько лет, синьора пережила несколько неудачных беременностей, и муж ее охладел к ней полностью. Однажды Бьянка познакомилась на балу с маркизом Эннио Ферранте, красивым и благородным синьором. Они полюбили друг друга. И, хотя они не могли соединить своих рук, тела их в одну прекрасную ночь соединились.
Вскоре синьора поняла, что беременна. Радость и страх одновременно охватили ее. Что скажет и сделает ее муж, узнав о том, что супруга, которая столько времени не делила с ним ложа, в положении?
Я дала Бьянке единственный совет, который, по моему разумению, мог исправить положение, но синьора в отвращении и ужасе отвергла его. Она не могла помыслить лечь в постель с мужчиной, которого презирала и ненавидела.
Оставалось одно: скрывать состояние синьоры, в надежде, что граф ничего не заметит.
- Я буду беременной за вас, синьора, - сказала я, - даст Бог, ваш муж не выгонит меня, ежели я буду ходить с животом.
И так мы и сделали: синьора туго перевязывала живот, который, к счастью, не был очень большим, а я подкладывала тряпки под платья, и мне было все равно, что судачит за моей спиной вся прислуга.
Ты родилась в положенное время. К счастью, графа не было в Неаполе, когда это произошло. Акушерка, вызванная мною, получила достаточно денег, чтобы молчать о том, кто родил на самом деле. Маркиз Ферранте был оповещен о рождении дочери, и поспешил в наш особняк, чтобы обнять синьору и взять на руки новорожденную крошку.
Однако, не знаю, откуда, но муж синьоры узнал все. Он вернулся в Неаполь, но тайно, горя жаждой мщения. Он нанял убийц, и они подстерегли маркиза, когда он, счастливый и гордый рождением дочери, покидал наш особняк.
Помню, в какой ужас пришли мы с Бьянкой, когда услышали за окнами лязг оружия и крики ее мужа: «Убейте его! Заколите этого пса!»
Затем все стихло, и мы поняли: маркиз погиб. Тогда синьора с белым, как мел, лицом протянула мне тебя: «Беги, Нерина, спаси хотя бы мое дитя!»
Она надела тебе на шейку золотое распятие, которое сняла с себя, перекрестила тебя, поцеловала, дала мне кошелек, в котором было несколько золотых монет, - и я каким-то чудом выбралась из окна и побежала...
Немало претерпела я страхов, мытарств и горя, прежде чем добралась с тобою до Венеции, где жил единственный близкий мне человек – мой брат Августо. Не без труда удалось ему пристроить меня в дом к графу Андзони, няней к его дочери Клариче.
...И для нас с тобой началась новая жизнь. Увы, я так трепетала мстительного и жестокого графа, что боялась даже написать синьоре Бьянке и сообщить ей, что мы живы и здоровы. Да и была ли сама она жива и здорова? Я очень опасалась, что ее нет больше на свете, и не уставала возносить за нее молитвы Всевышнему.
Так прошло какое-то время, и вот, когда тебе было уже около трех лет, к графу Андзони приехал приятель из Неаполя, и я случайно услышала, как в столовой за обедом они обсуждают тамошние новости. Вдруг – чу! - я услыхала знакомое имя – Ферранте!
Оказалось, что маркиз, возлюбленный моей синьоры, вовсе не погиб. Наоборот: в той ночной схватке у ворот особняка был убит граф, муж Бьянки. Причем убил его не Ферранте, а один из нанятых убийц, случайно, в темноте.
Всего через три месяца после этого Бьянка сочеталась с маркизом браком. Через два года у них родилась дочь. Таким образом, я узнала, что все обстоит более чем благополучно; что я могу спокойно вернуться с тобой в Неаполь и возвратить тебя любящим родителям и сестре.
И вот тут-то, Ариенна, девочка моя, я и совершила страшный грех, в котором тайно раскаивалась и раскаиваюсь по сию пору. Я не поехала в Неаполь и не вернула тебя твоим родным матери и отцу.
Я слишком полюбила тебя!.. Возможно, муки совести все же вынудили бы меня вернуть тебя, если б ты была единственным ребенком моей синьоры. Но у нее была дочь! Она была счастливой матерью. А что осталось бы мне, если бы я отдала тебя?
Я оставила тебя себе. Но всегда помнила о твоем высоком происхождении, и была счастлива, когда ты вместе с Клариче, которая любила тебя, как свою сестру, изучала науки и искусства, и даже превосходила графскую дочь умом и талантами, что, впрочем, Клариче, - девушку добрую и независтливую, – не огорчало.
Я не знала, пригодится ли тебе все то, что ты знала и умела. Иногда я начинала сомневаться, нужно ли тебе это. Ведь ты по-прежнему оставалась простолюдинкой. Когда я узнала, что тебя полюбил какой-то гондольер, и ты ответила ему взаимностью, я, как ты помнишь, сначала воспротивилась вашему союзу. Впервые я не была на твоей стороне, и ты страшно расстроилась.
Но затем я сказала себе: «Чему быть, того не миновать! Ариенна – мое дитя, никогда не узнает она о своем происхождении, так пусть же будет счастлива, пусть с простым и незнатным человеком, но который любит ее, и которого она любит!»
И я дала согласие на твой брак с Клаудио, и твоя радость примирила меня с этим нелегким решением...
Увы, теперь я понимаю, как велик мой грех. Я не должна была оставлять тебя себе, обязана была вернуть тебя родителям! Прости меня, дитя мое, - видишь, даже сейчас я называю тебя своею, хотя не имею на то никаких прав! Прости... и прощай!»

Вт так поворот событий! Никогда бы не подумала!! И как теперь Ариенне добиться того,чтобы её признали?
_________________

Ничего себе! Вот так повороты судьбы! Бедная Ариенна! Столько пережила, и столько еще предстоит пережить. От этой мадам Фульвии, видать, столько еще неприятностей будет. И Какой еще гондольер, не нужно нам такого счастья! к
Гюля, очень интересный роман получается! Я в нетерпении!
_________________

Очень интересно развиваются события. История Ариенны с самого рождения окутана тайной. Будущее тоже находится под угрозой. От мадам Фульвии можно ожидать чего угодно.
Клятва, как и брошь еще сыграют свои роли против доверчивой честной девушки. Удивительно, насколько много интриг возле героини.
Интересно, почему ее настоящая мать так ни разу и не попыталась найти свою первую дочь.
Гюльнара, спасибо большое за продолжение!
___________________________________

Жертва Ариенны оказалась напрасной. Мама умерла. Неужели бриллиант в перстне и правда поддельный?
Бьянка так скрывала беременность, но ее муж все равно от кого-то узнал об этом. Кто ее выдал интересно, и как узнал об измене и беременности.
У Ариенны осталось распятие матери, которое видимо сыграет свою роль в возвращении ее в свою настоящую богатую и знатную семью.
Синьора в маске, смотрю, просчиталась полностью. Девушка оказалась не страшной крестьянкой, а благородной красавицей. Не повезло так не повезло.
_________________

О, девушка не проста. Мать поэтому старалась дать ей образование. Что теперь, ей нужна помощь, попасть к родителям не просто. Дама в маске??? Родственница? Было бы забавно.
Спасибо, Гюльнара!

 » Итальянский роман-7,8

Уважаемые леди, всем спасибо.

7.
- Опять ты грустишь, Летти? Ну же, отложи эту противную книгу и поведай мне о том, что тебя печалит!
- Ничего, Элла. Что может печалить меня здесь, когда я рядом с тобой, рядом с мамой и папой?
- Не знаю. Но вижу, что ты скрываешь что-то. Расскажи мне, ведь я твоя сестра!
Летиция рассмеялась, встала и обняла сестру.
- Глупышка, мне нечего скрывать! Что может скрывать девушка, всю жизнь проведшая в монастыре?
- Однако, это так, - настаивала Мирелла.
Летиция в ответ поцеловала ее в щеку и усадила рядом с собою. Миреллу невозможно было не поцеловать, она была прелестным созданием. Личико у нее было безупречно овальное, и на нем почти всегда цвел нежный персиковый румянец. Огромные темно-карие глаза искрились, тоже почти всегда, задором и смехом. Пухлые губки были улыбчивы и, приоткрываясь, являли взору два ряда жемчужных ровных зубов, будто искусно подобранных и нанизанных на нитку вплотную друг к дружке неведомым ювелиром. Мелко вьющимся золотистым волосам их обладательница обычно давала свободно падать на плечи, считая, и не без оснований, что это только подчеркивает их красоту.
Как и старшая сестра, она была невысока ростом, но телосложение Миреллы было скорее хрупким, и трудно было, не зная ее близко, поверить, что эта девушка обожает охоту и верховую езду, что она - бесстрашная наездница и неутомимая танцовщица на любом балу.
Прелестное создание это, увы, обладало не слишком приятным характером. Мирелла была своенравна, эгоистична, вспыльчива, хотя и отходчива, и обидчива. Она считала, что всегда и во всем права, и ее очень раздражало, если оказывалось, что она ошибалась.
Но старшая сестра, которая очень быстро поняла натуру Миреллы, старалась закрывать глаза на эти недостатки характера, объясняя их юностью и избалованностью любящими родителями.
...В саду благоухали цветы и деревья, пели птицы. Порой ветерок доносил соленый запах и мерный шум волн, - сад ступенями спускался к морю, и отсюда, из беседки, сквозь верхушки кипарисов, был виден синий сверкающий полукруг Неаполитанского залива.
- Как здесь красиво! – вздохнула Летиция, прикрывая глаза и с наслаждением вдыхая напоенный ароматами воздух. – Ты, верно, очень любишь эту загородную виллу, сестричка?
Но Миреллу не так-то просто было сбить с начатой ею темы.
- Слушай, Летти, - сказала она, - я хочу знать про тебя все-все-все! Обещаю взамен: ты тоже все про меня узнаешь. Я поделюсь с тобой самыми сокровенными тайнами!
- А у тебя они есть?
- Конечно! И я готова рассказать тебе их. Я даже хочу этого! У меня нет близких подруг. Только приятельницы, но все они пустые болтушки и ужасные сплетницы, а ты не такая. Я так рада, что ты вернулась к нам! Теперь ты станешь моей подругой. Это твой долг, Летти! Разве сестры не должны быть лучшими подругами?
- У тебя могут быть тайны, Элла: ты живешь в большом красивом городе и ведешь светскую жизнь. А я? Я с рождения и до недавнего времени жила в монастыре, не видя вокруг никого, кроме добрых сестер-монахинь и матери-настоятельницы...
- Но отчего же ты иногда так странно ведешь себя? Я заметила: ты часто задумываешься о чем-то, и у тебя становится такой странный вид!
- Какой же?
- Печальный. Даже скорбный. Будто ты потеряла кого-то, очень близкого... Ну, вот, ты и опять стала грустной! Смотри, у тебя даже слезы в глазах!
- Тебе показалось.
- Ну, уж нет! Вовсе не показалось!
- Что ж, ты права. В монастыре была одна монахиня... которая была мне словно мать. И вот недавно, совсем недавно, она скончалась.
- Понимаю... Мне очень жаль, Летти! Но это еще не все, что я заметила в тебе. Например, ты иногда не откликаешься на свое имя. Будто оно для тебя чужое.
- Это тоже объяснимо, сестренка. В монастыре ко мне обращались обычно «дочь моя», и я порою даже забывала, как меня зовут.
- Ну, хорошо. Допустим. А что ты скажешь о своих кошмарах?
- Каких кошмарах, Элла?
- Каких? Не притворяйся, что не понимаешь, о чем я! Да, мне известно, что они тебе снятся! Ведь наши спальни соседствуют. И я слышала – и не один раз – как ты кричала во сне.
- Быть может... Но я не помню этого.
- Ты побледнела, значит, прекрасно помнишь! Что могло тебе сниться такого жуткого?
- Я кое-чего боюсь, Мирелла. Пауков, например. Возможно, они мне и снились...
- Ты лжешь. Я вижу. Почему ты обманываешь меня? – Мирелла встала. Румянец ярче заиграл на ее щеках, карие глаза засверкали обидой и негодованием, губки негодующе сжались.
Летиция лишь вздохнула. Да и что она могла ответить сестре, если с головы до ног была опутана паутиной лжи?..

8.
...Не случись с ней того, что случилось, Ариенна, конечно, не отправилась бы в Неаполь. Не бросила бы все, не сбежала бы от Клаудио. Последнее причиняло ей особую боль: она любила его всем сердцем, он был другом ее детства, ее женихом... Но отныне она не могла ни прямо смотреть ему в глаза, ни мечтать о совместном с ним будущем.
Он хотел, чтобы они немедленно поженились, несмотря на ее траур: она ведь осталась совсем одна. Дядю Августо в расчет нельзя было брать: при его страшном ремесле он был склонен к очень замкнутому образу жизни и, хоть и искренно был привязан к Ариенне, сразу сказал, что молодой девушке жить с палачом, пусть и родным дядей, – это хуже, чем с чужим мужчиной.
И Ариенна сбежала. Она продала свой домишко соседям, второпях, за гроши, но на эти деньги все же можно было добраться до Неаполя.
Она никому ничего не сказала, но для Клаудио и для дяди оставила по записке у соседки. Оба они умели читать; правда, жених Ариенны справлялся с этим нелегким делом не без труда, с грехом пополам.
В письме к дяде Ариенна сообщала, что уезжает в другой город, где хочет начать новую жизнь, что беспокоиться о ней и искать ее не стоит.
Записку к Клаудио написать было гораздо труднее. Она измарала пером несколько дорогих листов хорошей бумаги, пытаясь подобрать нужные слова, объясняющие ее внезапное бегство.
Сначала она решила быть с Клаудио полностью честной, и поведать ему о своем грехопадении. Но, представив лицо любимого, когда он прочтет роковые строки, она тут же в смятении разорвала лист, на котором написала свое признание.
В конце концов, Ариенна решила быть краткой и ничего не объяснять. Возможно, подумалось ей, это обидит и даже оскорбит Клаудио, но оно и к лучшему: обиженный и оскорбленный, он не станет искать ее и пытаться вернуть.
Она написала ему почти то же, что и дяде, прибавив в конце, что освобождает Клаудио от связывающего их слова, и надеется, что он найдет себе невесту, более достойную, нежели она, Ариенна.
Она пролила над этим листом бумаги немало горьких слез, и ей стоило больших трудов взять себя в руки. Она разрывала этими двумя письмами последние нити, связывающие ее с прошлым, счастливым и безоблачным.
Но так было нужно. Те, кому предназначались записки, скоро забудут о ней. Дядя Августо угрюм и нелюдим, он привык к жестокости и чужим страданиям, и ему будет нетрудно выкинуть ее из головы. Клаудио... Клаудио молод и хорош собой, на него вешается немало венецианских красоток. Он найдет ей замену и утешится в объятиях другой.
Это разрывало ей сердце, но иного выхода она не видела. Она стала шлюхой, и не могла после этого принадлежать Клаудио. Она продалась за деньги. Для спасения жизни матери... но это не меняло ужасной истины.
Ариенна подумала о монастыре, где могла скрыться навсегда со своим позором; но эта мысль пришла и ушла. С тех пор, как она узнала, что Нерина Нетте – не ее родная мать, она страстно захотела увидеть своих настоящих родных. Маму, отца, сестру... Быть может, воссоединение с ними поможет ей забыть прошлое, начать новую жизнь.
Было и еще одно, что объясняло ее бегство. Безумец с остановившимся взглядом, похитивший ее честь. Чем дальше будет она от него, тем лучше.
...И вот – Ариенна была в Неаполе. Она не надеялась на скорую встречу с близкими, но сама судьба пошла ей навстречу.
В день своего приезда в Неаполь Ариенна первым делом решила посетить храм, помолиться за ту, кого до недавнего времени считала матерью, и попробовать еще раз замолить свой страшный грех. В огромном светлом кафедральном соборе Святого Януария было на удивление пусто. Ариенна опустилась на колени в правом нефе, перед ларцом с кровью святого, и начала истово молиться.
Но, как и в Венеции, молитва не приносила ей облегчения, и девушка не погружалась полностью в тот священный экстаз, который охватывал ее прежде в подобных местах. Поэтому она заметила краем глаза женщину в темной накидке, которая, преклонив колени неподалеку от нее, также погрузилась в молитву.
Свет из окна озарял лицо этой женщины, и Ариенна поразилась его красоте и одухотворенности черт. Неожиданно до слуха девушки донесся голос незнакомки, которая, позабыв обо всем на свете, тихо говорила вслух: «Господи и все святые, защитите ото всех бед мою девочку. Верните мне ее живой и здоровой, молю вас! Столько лет я оплакиваю ее исчезновение, сжальтесь над моими слезами, пошлите мне встречу с ней!» И рыдания сотрясли ее тело.
Ариенна вдруг вздрогнула. Что-то в словах, голосе и лице этой женщины было такое, что ее неудержимо повлекло к ней. Заговорить с нею, попытаться утешить. Она подождала, пока женщина закончила молиться, встала и приблизилась к незнакомке.
Та подняла на нее глаза, вдруг покачнулась – и Ариенна едва успела подхватить ее...
Оказалось, что мать сразу узнала ее – и по лицу, и по распятию, которое увидела в вырезе платья Ариенны.
Так состоялась их встреча. Но, как ни была взволнована ею мама, она довольно быстро сообразила, что незаконнорожденной дочери нельзя так вдруг появиться в их доме. Что сначала надо придумать правдоподобную историю, которая объясняла бы, почему Ариенна не жила все это время с родителями, и которую можно бы было преподнести всем знакомым, друзьям и близким.
«Я посоветуюсь с твоим отцом, и мы все решим. Ты же возьми вот эти деньги, доченька, они тебе пригодятся. Остановись пока в хорошей гостинице, - она дала Ариенне адрес и сказала название, - там я найду тебя».
В тот же вечер в гостиницу пришли и мать Ариенны, и ее отец. Счастье всех троих трудно было описать. Но, когда первые восторги поутихли, маркиз Ферранте предложил дочери следующую версию, которую уже одобрила ее мать.
Ариенна будет считаться родившейся на год позже, в законном браке. Как раз тогда маркиз и Бьянка ездили по Европе, и никто из знакомых не удивится, что не заметил беременности маркизы. «Мы скажем, что моя жена родила в Венеции, но такую слабую и болезненную девочку, что везти ее в Неаполь было опасно, - сказал отец. – И мы оставили ее на попечение в тамошнем женском монастыре. Это обычно так и делается, и это тоже никого не удивит, а также объяснит твой венецианский выговор. Мы скажем всем, что девочка долго болела и, когда выздоровела, мы решили с Бьянкой, что она останется там уже до совершеннолетия, получив должное воспитание и образование. Я довольно часто бываю в разъездах, и мы скажем, что я часто навещал тебя в монастыре».
Это был наилучший выход, хотя и имевший некоторые слабые стороны, и Ариенна поддержала эту идею.
«Имя, я думаю, тебе надо все же поменять, - сказал затем отец. – Мы назовем тебя Летицией, как, впрочем, и хотела назвать тебя Бьянка».
С этим Ариенна тоже согласилась. Чем меньше связей с прошлым, тем лучше. А новое имя – это еще одна оборванная с Венецией нить.
«Мы уже сообщили твоей сестре, что едем навстречу тебе, - продолжал маркиз. – И она с огромным нетерпением ждет встречи, дитя мое».
«Я тоже больше всего на свете хочу увидеть Миреллу! – с жаром воскликнула Ариенна. - Но как вы объяснили моей сестре, что, ни разу за столько лет, не упоминали обо мне?» – спросила она с беспокойством.
«Мы сказали, что здоровье твое много лет было под угрозой, мы боялись худшего и поэтому не говорили о тебе Мирелле. Чтобы, если бы случилось непоправимое, и ты бы ушла от нас, для нее это не стало ударом».
Все было решено. Отец и мать поведали Ариенне о своей жизни, чтобы она имела представление о том, что ее ждет в родном доме: ведь якобы, живя в монастыре, она не только виделась изредка с отцом, но и получала от родителей письма.
Родители рассказали, как долгие годы они пытались разыскать ее. Как потрясло их известие о том, что некая женщина, как раз на следующий день после бегства Нерины, покончила с собой на глазах многих, прыгнув с обрыва в море с новорожденным ребенком на руках. По облику и возрасту эта женщина была очень похожа на служанку вдовы графа Андзони и, казалось, надежд на то, что Нерина и ребенок остались живы, нет.
Изуродованное до неузнаваемости распухшее женское тело было найдено, действительно, через месяц; море отдало одну свою жертву; но вторую – новорожденного ребенка – не вернуло.
Однако, через некоторое время, уже после брака с маркизом Ферранте, его жене начали сниться странные сны, в которых она видела свою девочку живой и здоровой. И вновь надежда вспыхнула в материнском сердце. Был отдан приказ слугам обыскать все побережье в окрестностях Неаполя в поисках ребенка.
Увы, все было тщетно. Новорожденная дочка маркизы как в воду канула. Но, несмотря на это, маркиза умоляла мужа везде, куда бы он ни поехал, искать их старшую дочь. У синьора Ферранте давно не осталось надежд, он добросовестно выполнял желание супруги, и в каждом городе или деревне, где бывал, осторожно, но тщательно наводил нужные справки. И, хотя результаты поисков были неутешительны, все эти годы мать Ариенны лелеяла в своем сердце надежду обнять когда-нибудь старшую дочь...
Ариенне же пришлось рассказать родителям подробнее историю своей жизни, и она сделала это. Она не рассказала лишь о Клаудио, боясь оскорбить чувства отца и матери тем, что их дочь собиралась замуж за простого гондольера, о ремесле дяди Августо - и, конечно, о том, что произошло с нею в подземелье. Об этом она не могла сказать никому, у нее не поворачивался язык.
Узнав, что Ариенна воспитывалась вместе с дочерью графа Андзони и была с нею очень близка, отец встревожился.
- Что, если в Неаполе появится кто-то, кто мог видеть тебя в доме графа? Или сама Клариче, которую ты называешь своей подругой, приедет сюда – и узнает тебя?
- Дорогой мой, - вмешалась его жена, - это едва ли случится. Но, если даже и так, - все можно объяснить просто сходством; ведь такое редко, но бывает.
Ариенна, - вернее, теперь уже Летиция, - поддержала мать. Венеция так далеко от Неаполя! Едва ли болезненная хромая Клариче решится без особо важной причины совершить столь дальнее путешествие. К тому же, в доме Андзони, из-за хвори графской дочери, очень редко бывали гости; и вряд ли они смогут узнать виденную мельком дочку няньки.

... На следующее утро маркиз и Ариенна приехали на загородную виллу Ферранте, довольно скромную снаружи, но роскошную внутри. Тут состоялась встреча Летиции с Миреллой, встреча бурная и радостная.
Обе девушки мгновенно прониклись симпатией друг к другу, и сразу сделались почти неразлучны. Не будь у Ариенны столько тайн, она и не желала бы ничего другого; но их было слишком много, и все они тяготили ее. Она слишком часто думала о Клаудио, и сердце ее сжималось; ей было совестно перед сестрой и даже слугами за постоянную ложь; горько и больно за невозможность ни перед кем полностью раскрыть душу, стыдно за то, что она, продавшая свою честь за деньги, - живет в одном доме с чистой невинной девушкой. Даже на исповедь она боялась идти, боялась сказать священнику о своем несмываемом позоре.
Так прошло несколько дней с момента ее появления в родной семье...