Циклопы (фантастика)

Мне показалось, все достаточно прозрачно, но видимо, я где-то не дожала, да?


В одном теле может быть только два интеллекта: непосредственно носитель и турист. Но в Завьялова пытались подселиться сразу два добавочных интеллекта - Кеша и диверсант, и произошел тот самый эффект бильярдных шаров и битка: от сильнейшего удара хозяина выбило из своего тела. Но раньше этого не случалось: турист незаметно путешествовал в знаменитой личности, незаметно исчезал...
Если снова не понятно, пиши, дорогая Елка! Такие письма указывают автору на недостатки!
Обязательно указывайте, девочки!
Спасибо!
_________________

Вот теперь ясно!
А то мне показалось, что после каждого "туриста" тело может умереть. Оказывается, если еще и туртеррорист добавочно вмешивается...
_________________

примите в читатели
___________________________________

 » 6 отрывок

Завьялов отпустил воротник куртки. Пока стилист бухтел о высоких материях сохранности цивилизации, Завянь немного сомневался в искренности устремлений. Как только Кеша вякнул насчет «шкурных интересов», поверил сразу же: парикмахер будет стараться так, что понукать не надо. На Земле далекого будущего начнут происходить метаморфозы, Жюли и Кеша, возможно, вовсе не появятся на свет.
Неужто рожденные Зоей близнецы как раз и выдумали нечто, позволившее путешествовать по временам из тела в тело?
- Послушай, друг Капустин, ты можешь как-то сообщить своим о том, что здесь произошло? О диверсанте.
- Нет! Процесс интеллектуальной телепортации полностью механизирован! Как только датчики отобразили – я в теле Бориса Завьялова, работники агентства преспокойно удалились от наших тел! Занялись другими путешественниками.
- Паршиво. А сколько интеллектов может одновременно присутствовать в одном носителе? – Разговаривая с Кешей об отдаленных временах, телепортации, Завьялов чувствовал себя так инфернально, что голова кружилась. Казалось, все происходящее творится за экраном телевизора и вообще не с ним, в чужой квартире. А он, Борис Завьялов, сейчас очнется или пробудится в собственной постели в родимом теле. Все происходящее сейчас – бред, бред, бред!! Борис Завьялов где-то спит, упившись до чертей, поддерживая Колю.
- Один путешественник и носитель, то есть двое, - послушно отвечал стилист Капустин.
- То есть… ты уверен, что до момента твоего появления, во мне уже был – диверсант?
- После вашего рассказа об ухе – совершенно, - вздохнуло тело. – Меня направили к вам, то есть в вас… Произошел эффект переполнения, но выбросило почему-то - вас.
- Странно, что меня… И где сейчас может находиться этот ваш террорист-циклоп?
- Понятия не имею, - развел руками Кеша. – Эффект Карселя-Канцева практически не изучен, поскольку эксперименты в этом направлении опасны…
- Кеш, об эффектах самый минимум трещи. Коротко - можешь? – перебил Завьялов, глянув на часы. До появления в «Ладье» Зойки Карповой оставалось чуть меньше двух часов, ищи ее потом по всей тусовочной Москве.
- Можно, - понурился Капустин. – Вы, Борис Михайлович, прекрасный бильярдист, так что рассуждать я буду в бильярдных терминах. Представьте на зеленом сукне два соприкасающихся шара.
- Представил, - кивнул Завьялов.
- В них со всей силы врезается третий. Что происходит?
- Шары разлетаются в разные стороны.
- Да. Это в том случае, если биток ударил между ними. А если биток ударил в шары, стоящие цугом?
- В лузу улетают оба шара, - тихо ответил Завянь.
- Вот именно. Вопрос: куда ударил мой интеллект-биток, в какой позиции находились вы и диверсант? Вас обоих могло разметать в разные стороны, либо вы оба устремились к одной лузе. Конкретно – в ваше новое тело.
- Я здесь… вроде бы один, - задумчиво сказал Борис.
- Мне тоже кажется, что я – один. Но уверенности в том, что циклоп не затаился где-то на периферийных задворках сознания, у меня нет.
- Хреново. Нужно ехать к твоей Жюли, пусть как-то внушает Карповой, что Борю Завьялова с дядюшкой нужно срочно переправить до Кипра на личном самолете хоть в багажной сетке. Ты сможешь поговорить с Жюли и всей ей объяснить?
- Могу. Но только в том случае, если интеллект носителя не будет активен. То есть я могу поговорить с женой даже и при бодрствующем интеллекте носителя! Но, - Кеша вновь развел руками, - как на это отреагирует адекватная мадемуазель Карпова?
Завьялов представил, как он, точнее – ушлепок в его теле подкатывает к Зое и начинает нести байду относительно поездки с дядюшкой на Кипр, причем на личном самолете семейства Карповых…
Зажмурился. После первой же фразы тело Борика Завьялова в начале отметелят бодигарды, потом его отправят в желтый дом. Возможно, с переломами. Так что ушлепок прав на сто процентов: надо как-то добираться до койки с Зойкой, уматывать Карпову секс-марафоном, пока она дрыхнет – общаться с засланной женушкой Жюли.
- Поехали в «Ладью», Кешастый, - встал на ноги Завьялов. – По дороге доболтаем.

Ночная Москва уже избавилась от пробок, «порше» нагловато лавировал в автомобильном потоке; Завьялов пытался развести стилиста на разговор и выдавить хоть чуточку информации о том, чего достигла земная цивилизация. Стилист категорически упорствовал:
- Борис Михайлович, в связи с тем что нашу ситуацию признают опасной и нетривиальной, могу предположить, что у хроно-департамента не возникнет ко мне и Жюли особенных претензий. Без сотрудничества с вами я не смогу оказаться на Кипре без паспорта, и если даже окажусь один, то ваше тело, лишенное интеллекта носителя, погибнет. А это исключительно недопустимо, вы – хроно-личность. Но умоляю, не заставляйте меня рассказывать о будущем больше необходимого для наших целей! Я и так выдал вам достаточно! Жюли не переживет, если…
- Замазались, Кеша, - перебил Завьялов повторные стенания стилиста о вредностях Жюли. – Давай по делу. Я никогда не поверю, что в нашем времени не существует каких-то ваших функционеров, приглядывающих за процессом. Если у вас действует реакционное хроно-подполье, приглядывать должны не хилые ребята. Так что – колись. Что будем делать, если не удастся замутить с Карповой в «Ладье»? Куда пойдем, кого разыщем.
Тело-Иннокентий молчало секунд двадцать – всесторонне вентилировало закономерность интереса. Потом ответило:
- Вы, безусловно, правы. Против циклопов работает целое подразделение хроно-департамента. У нас их называют «антициклопами», «циклонами» на сленге. Если возникает нештатная ситуация – их сюда обязательно телепортируют.
- Ты знаешь в кого? Как разыскать этого циклона?
- Понятия не имею. Обычно выбирают носителей, не включенных в исторический процесс, поскольку мероприятия по обезвреживанию циклопов могут заканчиваться весьма плачевно… Форматы на подобные темы – довольно популярны, Жюли не пропускает ни одной премьеры, а я…
- Короче, Склифосовский! Как разыскать активного циклона!
- Понятия не имею!! Носителей выбирают преимущественно на вокзалах, кто станет носителем очередного агента, я не могу знать!
- Почему на вокзалах? – закладывая вираж возле заднего бампера маршрутки, поинтересовался Боря.
- Там есть камеры наблюдения, - пожал плечами Иннокентий. – Как вы уже знаете, для интеллектуальной телепортации необходимы два непреложных фактора: точное время и место перемещения. – Стилист еще немножечко подумал и добавил: - Но в общем-то так повелось. Когда были разработаны первые хроно-машины, появился обоснованный вопрос: на ком испытывать перемещения? На президентах, чье время и маршруты достаточно известны и оставлены в анналах?.. Нет. Любые испытания – опасны, президенты – хроно-личности. Тогда историки покопались в цифровых архивах, наткнулись на почему-то не стертые, остаточные файлы вокзального наблюдения… Так и пошло. Человек выходит с поезда – его личность устанавливается по билету, проверяется задействованность в историческом процессе… Если носитель подходит, циклон перемещается в него, подчиняет себе тело…
- Стоп! – перебил Завьялов. – Недавно ты говорил, что управлять здоровым интеллектом невозможно!
- Циклонов, - вздохнул Иннокентий, - набирают из людей, имеющих способности к телепатии. Телепат, Борис Михайлович, может подчинить себе л ю б о е т е л о.
- Проникся, - кивнул Завьялов. – Так, может быть, Кеша, сразу на вокзал и махнем, а? – предложил задумчиво. Уверенности в том, что этот утырок - даже с накаченной задницей Бори Завьялова - привлечет внимание тусовщицы Карповой, не было никакой. Чтобы там стилист о себе не воображал, как бы ни надеялся на насмотревшуюся форматов Жюли, Завянь лучше знает современные реалии: карикатура из Бори Завьялова соблазнит собою только уличную проститутку, да и то – за деньги.
- И что мы будем делать на вокзале, Борис Михайлович? – саркастически усмехнулось родное тело. – Повесим на грудь плакатики «Разыскиваются циклоны из далекого будущего», да?
- Повесим, - согласился Боря. Все лучше, чем перед пацанами и Карповой этой безделушкой представляться! – Циклоны нас засекут по камерам, сообщат куда следует, и полный порядок.
- Наивный вы человек, Борис Михайлович, - вздохнула безделушка. – Неужели вы думаете, будто на к а ж д о м московском вокзале перед мониторами камер наблюдения сидит по циклону? Что именно наше с вами «плакатное» выступление с нужного конкретного вокзала останется не стертым и попадет в архивы? превратится в историческое знаковое предупреждение для архивариусов будущего? Мощные телепаты, из которых набирают рекрутов-циклонов, редчайшее явление, братишка! Их берегут как зеницу ока, на вокзалы к мониторам не отправляют, задействуют лишь при возникновении опаснейших временных разрывов.
Досадно.
- А что бывает с людьми, которых циклоны задействовали для своих операций? Они их… того?
- Ну что вы. Никаких «того». Носителям совершенно безболезненно стирают память, - зевнул стилист. – Бывает, что используют по-максимуму, порой в нескольких операциях подряд, потом оставляют на каком-нибудь вокзале.
«Уроды! – скрипнул зубами Завьялов. – Сошел человек с поезда и – сгинул. Его, понимаешь ли, мама-папа, детки-жены ждут… Годами пороги розыскных инстанций обивают. А эти… задействовали, побаловались – и выкинули на помойку со стертой памятью! Ур-р-роды!»
- И в каких же операциях, Кеша, подобные носители используются? – внешне невозмутимо продолжил Завьялов.
- По-разному бывает, старичок. Порой История не может залечить какой-то хронологический прорыв, тогда циклоны помогают. Подталкивают в нужном направлении, так сказать. Но вообще-то, Борис Михайлович, не считайте своих потомков бессмысленно жестоким зверьем. – Кеша разглагольствовал, поудобнее устроившись в кресле. - Вот вы спросили: почему носителей выбирают преимущественно на вокзалах? Отвечу вам без спешки. Вырвать человека из привычной размеренной жизни крайне сложно: он окружен знакомыми людьми, его ежедневные маршруты не имеют права измениться. Человек оправившийся в дальнюю дорогу – в ы р в а н из нормальной атмосферы. Уже немножечко потерян. Циклоны преимущественно набирают носителей для хроно-операций из людей, чей жизненный цикл и так вскорости прервется, либо носитель бесперспективен в плане продвижения исторического процесса. Они пользуются информационной базой ваших паспортных столов. Иногда, правда, происходят несанкционированные сбои… циклона заносит не в того носителя. И только в этом случае, Борис Михайлович, задействуется операция по стиранию памяти, и носителя возвращают в обычную среду…
Кеша болтал, Завянь скрипел зубами: «Много же вы в истории наковыряли, потомки хреновы… Подталкивают, видите ли, нас, выбирают, как племенной скот для бойни…»
Разозлившись на позевывающего стилиста, Завьялов рявкнул:
- Слушай сюда, Капустин Кеша! Сейчас мы приедем в «Ладью», скажешь банде «хай, ребята!». Косому сообщишь, что не пришел его встречать, мол, Лёля приболела, за лекарствами гонял. Потом сиди тихонечко и лишнего не вякай. Твой номер – первый от конца! Потянут шары гонять – отказывайся: мизинец болванкой расколошматил, болит зараза – спасу нет! Появится Карпова, будем думать в зависимости от обстоятельств и настроя.
Тело моментально взбодрилось, село прямо, твердо:
- Я все секу, чувак.
- Чего-о-о?! – Завьялов едва руль не выпустил. – Чего ты там «сечешь», чепушила фиолетовая?! Откуда ты этого отстоя набрался, «чувака» припомнил?!
- Ну как же, - разобиделся стилист Капустин. – Перед внедрением меня готовили к восприятию и пониманию ненормативной лексики, забили «Большой словарь молодежного сленга» две тысячи третьего года выпуска…
- Лучше бы в тебя Большую Советскую энциклопедию забили!!
- Так и забили, - невозмутимо подтвердил стилист.
- Реально?
- Можете проверить.
- Ну-у-у… Высота Джомолунгмы?
- Джомолунгма. Или Эверест. Высочайшая вершина земного шара. Гималаи. В ваше время высота пика достигает… восемь тысяч восемьсот сорока восьми метров.
- А в ваше время что… уже не достигает?
- Маленько раскрошилась.
* * *
Во времена всеобщей деградации в помещении «Золотой Ладьи» размещалось весьма прилизанное казино.
Когда правительство России дошло до мысли, что подобные заведения разлагают и способствуют обнищанию народонаселения, рулетку закрыли, столы и игровые автоматы тихонько переправили в подвал кафешки на соседней улице (где они продолжили грязное дело по разложению и обнищанию уже особо доверенного контингента). «Ладью» переоформили в спортивно-развлекательный комплекс. В цокольном этаже бильярдные шары гоняли и пиво пили. Чуть повыше – боулинг, нехилый ресторан с приличной кухней.
Банда Бори заседала в полуподвале цоколя.
Когда-то банда называла себя мушкетерами. Но с этим сильно не согласилась директриса школы Инга Селиверстовна: «Завьялов, Козлов, Воробьев! Какие вы, бандиты, три мушкетера?! Вы типичнейшая – банда! Кто вчера разбил окно в учительской?! Мяч две вазы и почти полный чайный сервиз раскокал! Кто в прошлом месяце сорвал урок географии?! – В выпускном классе добавилось еще одно обвинение: - Кто тайком курил в уборной?!»
Тайком курили Козлов и Воробьев. Завьялов к эдакой заразе вообще не прикасался. Но гордо пыжил грудь, не отрекаясь от мушкетно-бандитского братства. Благородно доставлял Лелю на директорский ковер к совокупному числу прочих, вызванных родичей Козловых-Воробьевых.
Невзирая на то, что в весьма элитной школе Завьялов появился лишь в начале шестого класса (когда переехал из родительской квартиры к Леле), его считали в банде заводилой. Новичкам в подростковом детском коллективе завсегда приходится туго. Боря исключением не стал, пригрелся с первых дней возле двух ботанов-интеллектуалов: Козлова, Воробьева.
Ботанов шибко доставал раскрепощенный бугай Толя Скоромятов, дразнил их «зоопарком», «парнокопытными птенцами». Завьялов заступился. Подловил как-то Скоромятова на насмешке и прилюдно опечалился:
- Какие, однако, Толя у тебя фантазии богатые… Все зоопарк да зоопарк… Зоофилия, сердешный, покоя не дает, да? Смотри допрыгаешься, возбудишься, потом – затянет, начнешь к собачкам на улицах приставать…
Заподозренный в сексуальном пристрастии к братьям меньшим Скоромятов сразу отцепился. Под руководством Бори ботаны подкачали мышцы, к выпускному классу троица выглядела – лучше некуда.
Великовозрастный Коля Косолапов присоединился к братству позже, сойдясь с Завянь на почве любви к двухколесному моторизованному транспорту.

Борис самолично завел «порше» на стоянку перед комплексом. Выбрался из салона и незаметно перекрестился: «Спаси и пронеси!»
Банда знает Борю как облупленного. Если бы не настойчивые уверения Иннокентия: «Борис Михайлович, ваши друзья не хроно-личности, если вы расскажете им об интеллектуальном обмене, в них загонят циклонов и сотрут ребятам память!» - он не стал бы рисковать, устраивая перед ними цирк с гвоздем программы Иннокентием Капустиным. Завьялов попросту рассказал бы парням о том, что с ним стряслось, доказал правдивость истории несколькими примерами из общей жизни. Банда почесала б в репах, и уж точно что-нибудь придумала! Зойку Карпову на блюдечке до Кеши донесла.
Но Кеша уверял: нельзя! Ни в коем случае нельзя посвящать посторонние лица в секреты будущих телепортаций ради их же блага.
А друзей Борис любил.
И потому, дождавшись пока неловкий Иннокентий выберется из «порше», хмуро поправил на нем перекрутившийся рукав куртки и повел свое тело к знакомому до каждой трещинки крыльцу «Ладьи».
Неоновая реклама заведения подмигивала буквой «о», как старому приятелю. Настроение становилось мерзопакостным – ну дальше некуда! Хотелось хоть кому-то навешать кренделей.
По крыльцу впереди Завьялова поднималась парочка худосочных оболтусов в болтающихся на бедрах джинсах размера эдак пятьдесят четвертого. Из заднего кармана приспущенных порточков торчала неначатая пачка «Беломора». Оболтусы тусовочно вихляли бедрами, приплясывали на ходу; Завьялов вдруг почувствовал себя ослом, перед мордой коего болтают сочнейшей морковкой.
Глаза не отрываясь смотрели на торчащую из кармана папиросную пачку… Рот заполнился тугой слюной… Голова как будто ватой забилась.
«Курево!» - отчетливо понял Завьялов. Дедку до жути, до полуобморока не хватает никотина! Еще в ванной он был готов скончаться от никотинового голода, который Боря принял за похмелье.
Но папиросы все-таки не водка. Превратившись в абсолютного осла перед морковкой, Завьялов тащился по холлу «Ладьи» за расхлябанной парочкой обормотов в коротких ярких куртках – малиновой и желтой; не мог остановиться, не мог свернуть в другую сторону. Папиросная пачка стала наваждением, желудок вибрировал тошнотворными позывами, Борис коротко прошипел Иннокентию: «Дуй за мной!» И начал спускаться к туалетам под залом для боулинга.
Парнишки быстро проскочили длинный коридор с расписанными стенами, прошли к умывальникам.
Завьялов предположил, что помимо папиросной пачки, в карманах пацанов лежит и коробочек с травкой. Парни решили забить «патроны» прямо в клубе, в тепле, при свете. Туалет под боулингом был не популярен, посетители предпочитали не бегать по лестнице, а навещать удобства первого этажа или ресторана.
Парнишки обустроились в углу возле корзины для использованных бумажных полотенец. Закрыли спинами то, что собирались творить шаловливые ручонки…
В уборную зашел Завянь.
Кешу на подходе к лестнице зацепил завьяловский знакомый, выпутаться Иннокентий не смог – застрял наверху, пытаясь сообразить – что делать?! раз инструкций не было!
Парнишки оглянулись на шикарно прикинутого дядю. Развернулись, пряча ручонки за спиной…
- Ребята, папироску не одолжите? – сглотнув тугой, застрявший в горле тошнотворный комок, просипел Завьялов. Просительно. Как нищий.
Ребятки оглядели невразумительно мычавшего дедка в шикарном костюмчике и штиблетах. Подумали – ошиблись: дед не крутой папик, а чмо, обвязанное шейным платочком.
Тот, что был в малиновой куртке, нагло хмыкнул:
- Ты чо, дед? «Белочку» словил? Вали отсюда!
Наглецов и малолетних хамов Завянь не переносил.
Вот вроде бы. Подошел приличный трезвый гражданин. Весьма почтенного возраста, заметим. Попросил у молодежи папироску.
Так почему б не дать? А сразу в хамство.
Завьялов поддернул обшлаг пиджака. Поглядел на молодежь сурово.
- Я вас по-хорошему попросил, ребята. Угостите папиросой.
- По пятницам не подаем! – заржал обсосок в желтой куртке.
- А зря, - сказал Борис.
Внутри Завьялова поднялась сокрушительная волна ярости – ярости голодного перед жующими скотами! – правая рука метнулась к кадыку паршивца в желтой куртке: ударила! Мысок левого ботинка врезался под коленную чашечку второго недоумка.
Недоумок крайне удобно шлепнулся перед Завьяловым, подставляя тому задницу с карманом. Из руки вывалился спичечный коробок.
Борис вытащил из чужого кармана папиросную пачку. Одним умелым движением сделал крохотный, на папиросочку, надрыв. Выбил беломорину…
- Поджига есть? – хрипло произнес.
Паренек в желтой куртке, кряхтя и охая, достал из кармана курточки зажигалку, не глядя протянул ее драчливому деду…
Завьялов затянулся сразу на полпапиросы. Беломорина трещала искрами в трясущихся пальцах с желтыми никотиновыми отметинами, по телу расползалось блаженная истома… Голова кружилась, как после целого стакана водки! Ощущение было как… Как добежать до унитаза после трех литров пива да еще успеть ширинку расстегнуть! Как почесаться!
Когда-то, лет десять назад, молодой и никому не известный мотогонщик Борис Завьялов пришел вторым.
На трибуне сидела Леля. В раздевалке заштатного мототрека – одна полноценно функционирующая душевая кабинка. К кабинке очередь в пятнадцать человек.
- Поедем домой, - сказала Леля, - вымоешься там.
Борис поехал. Сидя на заднем сиденье такси рядом с Лелей – байк остался в ангаре техпомощи, колесо перед самым финишем пошло в разнос – едва умом не тронулся: вспотевшие чресла чесались до жути! Почесываться перед Лелей внук не решился.
Когда разделся дома в ванной комнате, минут пять остервенело драл ногтями кожу и не мог остановиться! Ощущение было таким балдежным, что аж челюсти сводило и голова звенела!
Ощущения от первой затяжки побили рекорд десятилетней давности. Завянь затянулся еще разок… Легкие заполнились блаженством… Пошли еще какие-то воспоминания. Вероятно, чужие, так как сам Борис Завьялов куревом не баловался. Не потому, что был идейным спортсменом с малолетства. А потому что, повод был и случай.
Давным-давно высокорослый четырнадцатилетний подросток Завьялов заскочил на соседнюю дачу, где лихо праздновали день рождения. (Леля в город отбыла, оставила мальчишку безнадзорным.) Завьялова пригласили к «взрослому» столу, налили фужер шипучки…
Среди гостей соседа сидела прекрасная полногрудая тетенька. Густо подмалеванная брюнетка лет тридцати с шалыми глазами. Завьялов пил шипучку, ловил на себе заинтересованные взгляды тетеньки…
Четырнадцать лет. Как каждый подросток означенного возраста Завьялов мечтал о взаправдашнем сексе с умелой женщиной. Когда тетя поволокла мальчонку в уголок, подумал: наконец СВЕРШИТСЯ!
Облом свершился. Тетка присосалась к подростку как пиявка. Огромным, пахнущим сигаретами и водкой ртом…
Подростка вырвало. Позорно – тут же! Едва успел через окошко свеситься.
Завьялова рвало - безудержно! Как только перед мысленным взором появлялись большие и желтые прокуренные зубы тетеньки, накатывал очередной позыв!
В тот день, под гнусным впечатлением, Борис Завьялов дал себе зарок – курить не будет.
И девушек Завянь выбирал соответственных – некурящих, ч и с т е н ь к и х: с ухоженными шкурками.
Звероватая амазонка была лишь исключением, подтвердившим данную закономерность.
…Завьялов в три затяжки уничтожил папиросу. Крайне удивился: нос вроде бы вонь ощущает, а тело радуется! Склонился над ушлепками, взялся прокуренными пальцами за сережку-колечко в ухе «желтого» недоумка, немного мочку оттянул, сказал:
- У нас с вами разные «белочки», короеды. Ваша с сережками в ушах и Чупа-чупсом за щекой. Моя – в тельняшке.
Распрямился, погляделся в зеркало над умывальником. Напротив отразился довольный жизнью молодцеватый дед в костюме и рубашке от лондонского дома.
Исчезнувшая в кармане пачка приснопамятного «Беломора» с английским шиком сочеталась плохо. Но пусть кто слово скажет!
Уходя от умывальников, Завянь подумал, что как-то странно он утырков уработал: использовал не типичные, но крайне действенные удары.
Причем… Если бы это тело захотело уработать наглухо придурков… то уработало б без всякого сомнения. Кадык и гортань желтого оболтуса превратились бы в костяной винегрет. Мысок ботинка, ударь хоть чуть сильнее, выбил бы на хрен коленный сустав!
Но тело било с осознанием и адекватностью наказания. Не покалечило, слегка отшлепало.
Занятно. Дед служил в доисторическом десанте? Рефлексы тренированного тела возобладали над рассудком Бори?
Припомнив, как корежило тело в ванной, Завьялов мысленно его поблагодарил. Озверевшее от никотинового голода, оно вполне могло накостылять ребятишкам по самое не балуйся. По самую палату интенсивной терапии-реанимации.
_________________

О! Теперь у самого Завяня начинается "раздвоение".
Не такое уж плохое "тело" ему досталось. Правда, Борис немного привёл его в относительно приемлемый вид.
Но старые инстинкты никуда не делись.
Интересный симбиоз получается - гонщик+десантник, к тому же оба далеко не дураки.

Оксана, спасибо за продолжение.
_________________

 » 7 отрывок

- Борис Михайлович! – К Завянь сбегало по лестнице собственное встревоженное тело. – Куда вы запропастились?! На меня там куча народу навалилась, а вас – нет!
- Иннокентий, - строгим шепотом прервал стилиста Боря, – как меня зовут?
- Э-э-э, - опомнилось родное тело: - Дядя Миша. Михаил Борисович.
Ради упрощенного запоминания Завьялов переставил местами имя и отчество, всю дорогу внушал стилисту, как обращаться к «дяде». Когда услышал придыхание «Борис Михайлович!», то рассвирепел бы обязательно, ежели бы предварительно не почесался, то есть – накурился.
- Запомни, Кеша, все наоборот. Теперь ты - Боря. Я - Борисыч. Понял?!

Бильярдная цокольная зона «Золотой Ладьи» делилась на три неравных отсека. В одном, огромном зале на два десятка столов, тусовались все кому не лень. Два меньших зала изначально и толково прозвали вип-ложами. Одна из лож была претенциозной, некурящей. Завьяловская банда заседала в салоне для курильщиков с собственным миниатюрным баром при четырех бильярдных столах.
Борис подтолкнул вперед тело с засевшей внутри курицей-стилистом. Тело шагнуло в зал, прокукарекало:
- Хай… парни.
«Ребята, черт тебя дери, ребята! – мысленно скрипнул зубами Завьялов. – Мы почти двадцать лет приветствуем друг друга: «Хай, ребята!»»
- Завя-а-ань!! – привставая над столом, уставленным «пивным набором», прорычал Косой. – Ты где ж залег, растуды-т тебя налево?!!
Кеша шагнул к Косолапову, как Аня Каренина навстречу паровозу. Обреченно, но стремительно. С осознанием важности действа.
Подмяло его тоже одинаково: Косолапов облапил тело, тело жалко пискнуло.
Друзья приветствовали Борю шумно, пищание расслышал только Коля, он и побеспокоился:
- Ты чо, Завянь, опять не привязанным ездил? – шепнул, намекая другу Боре на его фрондерское нежелание пользоваться в машине ремнями безопасности. – О руль саданулся, ребра отшиб?
Стилист проявил догадливость. Кивнул. И палец предъявил. Обмотанный изолентой мизинец.
- Сейчас залечим все простуды, - недоверчиво разглядывая «раненый» палец, пообещал Косой. – Ребята. Раздвиньтесь. Боря п р и б о л е л, пора принять профилактическую дозу.
Увлекаемый мощной байкерской фигурой Косолапова стилист пошкандыбал к столу.
Завьялов, бедным конотопским родственником, застыл на пороге вип-ложи. Призывая мысленно на голову стилиста Капустина ушат помоев, гром небесный, хороший хук под челюсть.
- Ой, парни! – опомнился Иннокентий.
«Чтоб ты сдох! чтоб тебя Жюли прибила! а я помогу и придержу!! Ребята они, ребята!»
- Я же сегодня не один! Позвольте вам представить…
«Хорошо, что в «милостивые государи» на нервах не занесло…»
- Это мой хороший знакомый…
Капустин провякал сочиненную байку насчет болезни Лели и внезапного приезда друга ее нежной юности – Михаила Борисовича из Конотопа. Врать друзьям, хорошо изучившим каждый листочек когда-то пышного, а ныне скудного генеалогического древа Завьяловых, Борис не решился. Посоветовал парикмахеру напирать на прежние амуры бабушки. Мол, Леля приболела. А к ней свалился дружище Михаил. Затемпературившая Леля попросила внука развеять дядю Мишу по столичным достопримечательностям.
Логически безупречно выстроенную легенду банда проглотила. Во врунах Завьялов никогда не числился. Конотопского дядю усадили за стол, пивка налили…
Болезненную любовную царапину Колян залечивал умело. Пластырем и антибиотиком служили две развеселые девушки Наташа и Светлана – брюнетка и рыженькая. Косолапов обнимал сразу двух девчушек и рычал тосты.
Тишайший интеллигент Максим Воробьев – благообразный, в меру бородатый юрист одного из крупных столичных банков, инфантильно глушил вискарь.
Концептуальный конформист, извечно безработный Вадик Козлов прожигал жизнь вместе с очередной феминой возраста последней свежести. (Родители Козловы – владельцы приличной зубоврачебной практики - устали пенять отпрыску на нежелание трудиться в любом качестве: хоть зубы драть, хоть веником махать.) Усевшийся рядом с идейным конформистом «конотопский родственник» услышал негромкое козловское мурчание: «Пускай ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось твоих волос стеклянный дым и глаз осенняя усталость…»
Давненько кем-то выпитая платиновая блондинка тихонько млела под Есенина. Осенние глаза, тем не менее, исподволь исследовали дяденьку в отличном, с иголочки костюме, поскольку дяденька, не смотря на прописку в Конотопе, был явно не из сирых, и возрастом соответствовал ей гораздо больше шептуна концептуалиста. По малолеткам Вадик никогда не шастал, специализировался на женщинах достойных, с о д е р ж а т е л ь н ы х. Причем любил их не за последнее качество, а искренне, от всей души. За что был прозван бандой «археологом-любителем». Платиновая Галочка, вероятно, о пристрастиях милейшего вертопраха Вадика догадывалась, комплименты принимала без малейшей подозрительности, но на дядюшку косилась все более и более призывно.
Завьялов немного отпил пивка, прислушался к ощущениям пожилого тела – вроде бы не развозит. Достал из кармана пачку «Беломора» и шлепнул ее на стол.
- Ого, Михал Борисыч, от нас – респект и уважуха! – зарычал Колян, увидев ветхозаветный «Беломор». – Не угостите? Давненько я не ощущал отечества…
Загасив в пепельнице окурок «Парламента», Косой заполучил в легкие «сладкий и приятный дым отечества», забалдел слегка… Дядюшке дал прикурить…
Гулянка шла по расписанию. К столику «мушкетеров» подошел один из посетителей вип-ложи, позвал тело-Кешу исполнить пару партий…
Стилист умело отбрехался, предъявив мизинец. Еще по дороге к «Ладье» носитель и путешественник договорились, что к столам «Борис» не подойдет. Стилист, конечно, поупрямился: мол, ежели довериться мышечной памяти отличного бильярдиста Завьялова, вполне – прокатит. Но Завянь категорически настоял: «Позориться мы с вами, Иннокентий, не будем. Вы, Кеша, через тринадцать дней авось отчалите, а мне позор всю жизнь глотать».
Но наблюдая за тем, как жадно родимое тело глядит на зеленое сукно, Завьялов стал нешуточно переживать. Кешу то и дело теребили, звали. Куафер брехал все неуверенней… В его глазах горел огонь недополученного драйва, неутоленной страсти к впечатлениям.
Когда с колен Косолапова привстала Света…
- Завянь, ну ты чо?! Я тебе фору дам, противный!
Завьялов понял, что они попались. Подвыпившую рыженькую Свету Борис Завянь должен был обыграть с полностью загипсованной правой рукой! Ослепший на оба глаза, на ощупь, обломком кия.
Колян еще подначивал:
- Завянь, – не узнаю. Давай, давай, отдирай задницу, проучи зазнайку!

Дивно отклячив отодранную от дивана задницу, тело, управляемое курицей, расположилось над столом, примерилось-прищурилось…
Увидев, как р а з л е г с я Кеша, «конотопский дядюшка» сразу же зажмурился! Пирамиду разбивала Светка. Так неловко, что будь Завьялов в своем теле, партию сделал бы с одного кия – как минимум четыре шара сразу же шли в лузы!
Кошмарное, зажмуренное ожидание длилось недолго. Звук, раздавшийся в вип-ложе показал, что кий почти продрал сукно! врезался в шар!..
Через мгновение. В полной тишине. Раздался шлепок костяного шара о паркет.
«Залягу в анабиоз, доживу до нужного времени, разыщу придурка Кешу и раздавлю как таракана!!»
- Н-да, Завянь, - раздалось глубокомысленное бормотание Коляна. – Сегодня ты не в форме, брат.
«Конотопский дядя Миша» открыл глаза. Олигофрен, каким-то чудом умудрившийся развиться до стилиста, догадливо тискал ладонью «покалеченную» болванкой клешню и морщился вполне трагически. Банда тоже морщилась, но уже - сочувственно. Прочие пассажиры «вип-купе» вели себя разнонаправлено: кто-то сострадательно нахмурился, кто-то затаил злорадство – Акелла промахнулся! - парочка Шерханов откровенно нарывалась.
Косой взял кий. Многозначительно раскрутил его наподобие вентилятора… Шерханы поджали хвосты и ретировались в дальний угол ложи.
План по охмурению Зои Карповой пролетел фанерой над Первопрестольной.
Если придерживаться канвы формат-кино (письменными источниками Кеша шибко не увлекался, в отличии от женушки), то в полночь должно произойти примерно следующее. Четыре расфуфыренные красотки войдут в вип-ложу. Борис Завьялов в это время должен громить Косого на бильярдном поле. Вокруг должны толпиться зрители. Зоя заинтересованно подойдет к столу… Осерчавший от проигрыша Коля затеет перепалку с прибывшим пафосом… Карпова ответит за себя и эскорт. Боря – вступится. Не за Косого, разумеется, за девушек.
Завьялов предложит Зое партию…
Пошло-поехало.
Пока – свернуло. Затеять партию с добряком Косолаповым и думать нечего. Коля никогда не позволит себе встать к столу с покалеченным соперником. Прежде Завьялов надеялся выставить мокрую курицу к бильярду практически в полночь – придав родной фигуре значительную и умную позу – немного пофилонить, побродить вокруг стола до нужного времени и решать вопрос со знакомством исключительно вербально, разумеется, приязненно. Рассчитывая на засевшую в мозгах Карповой путешественницу Жюли. Еще в дороге до «Ладьи» нечаянные соучастники постановили: как только Зоя и компания войдут в зал, стилист поскачет к бару за выпивкой и громко, з н а ч и т е л ь н о закажет невероятный коктейль, прозывающийся «Атас, Жюли, у нас циклоп!».
- Жена у меня догадливая, - хвастался Капустин, - мигом все почует! Исподволь поможет завязать роман. Нам главное нужный стол у входа в зал застолбить и на глаза попасться.
После позорного фиаско «Акеллы» нужный стол сразу же заняла шумливая компания. Причем такая, что удалить оттуда можно только мордобоем. Но… благородный повод фиг найдешь.
А в ложу, где сцепились две грозные бригады, пафосные девы не войдут. Наверняка возьмут курс на сонный, тихий зал для некурящих.
Завьялов злобно глядел на «приболевшего» стилиста. Отвлеченный к тому же предмету Вадик беспечно оставил платиновую фемину без пригляда. И фемина погребла до дядюшки.
Присела рядышком, затеяла светскую беседу о ценах на меха в Конотопе…
Был бы Боря в своем теле, давно бы попросил «археолога» приглядывать за расшалившимся раритетом, а так: сидел, расстроенно дымил беломориной, надеялся, что отпугнет ее, как комара.
Фемина оказалась беспримерно стойкой.
- Михаил Борисович, не желаете ли посмотреть ночную столицу?.. Я за рулем.
- Конечно! Но только завтра, когда прибудут внуки и жена. Внуков у меня аж целых восемь, все мечтают…
Интерес в глазах у Галочки увял. Часы над баром показали полночь.
Тело-Кеша нервно ерзало по диванчику-подкове, его разом утешали Наташа и Светлана: целовали в ушки, в носик, забинтованный техническим пластырем мизинчик бережно поглаживали. Косой подбадривал басистым рыком, Макс – вискаря наливал. Иннокентий на нервах сделал внушительный глоток…
«Упьешься, - глазами пригрозил Завьялов, - ур-р-рою, забыв, что покалечу собственное тело! А Жюли, увидев, что с девочками тискаешься, добавит уже дома!»
Кеша трагически поглядывал на часы; даже с полутора метров, в полутьме и чужих очках Завьялов видел судорожные, глотательные движения родного кадыка. Парикмахер стремительно терял лицо. Причем – чужое. Борис на нервах понизил его в звании: с мокрой курицы до воробья. Он уже радовался, что знатное фиаско произошло вне расписания, без главной зрительницы.
Следуя предписанию и расписанию в вип-ложу заплывали три статные девицы – шатенка, блондинка, брюнетка - и одна остриженная травести без малейшего намека на вторичные половые признаки (зато в ботфортах на пятнадцатисантиметровой платформе). Шатенка оглядывала ложу взором притомившейся Цирцеи, как бы пересчитывая потенциальное свинское поголовье. Брюнетка не уступала, легонько морщила обработанный пластическими хирургами носовой хрящик. Травести восторженно приплясывала перед стойкой бара на агромадных каблуках.
Завьялов во все глаза рассматривал блондинку: предположительно - жену и мать своих детей.
Ранее он с Зоей нигде не сталкивался. Судить о Карповой мог лишь по слухам, желтым сплетням и глянцевым фотосессиям. Воображал увидеть в ложе нечто разодетое в шелка, меха и драгоценности. Мысленно плевался, представляя, как выгуливает-охмуряет, попутно охраняет витрину ювелирторга.
Но Зоя удивила. На фоне разодетого эскорта Карпова смотрелась скромнее некуда: обтягивающие джинсы с широким кожаным ремнем при минимуме стразиков, короткая холщовая куртка, всепогодные ботинки на низкой подошве не сверкали лаком. Длинные белые волосы в продуманном художественном беспорядке заложены за ушки чудной формы. Зоя представляла из себя редчайший тип натуральных блондинок с темно-карими глазами.
Если б ни один пренеприятный факт, Завьялов мог бы себя поздравить: к ночной прогулке до утра красавица готова, не ждет, когда потащат на руках через каждую неполноводную лужицу и кучку конфетных фантиков.
Неприятным фактом и сюрпризом выступало крохотное лысое существо, которое ни один нормальный мужик не отважился б обозвать собакой. Мало того что название породы звучит как один чих и два повторных выражения, о н о и выглядит как собачий выкидыш! как червячок на лапках! как лысое позорище собачьей популяции!
Чиа-тьфу!-хуа-хуа!
Из под мышки Зои Карповой сюрприз торчал не полностью. Коричневая мокрая пуговка носа безустанно исследовала ароматы ложи, локаторы волосатых ушек ловили звуки и тряслись. В широкий пояс брючного ремня хозяйки упирались коготки при собачьем педикюре.
Три разу тьфу!
Четыре девицы и один ушастый малек под мышкой остановились возле барной стойки. По единственному пристальному взгляду, брошенному Зоей на зеленое сукно ближайшего стола, Завьялов понял, почему и как сложился их роман. На чем он завязался.
Зоя Карпова – играла. Ее глаза мазнули по шарам, опытно, оценивающе прищурились на хорошенького «свояка»… Тут же красотка усмехнулась, увидев, как глупо игрок распорядился «подставкой» – забил один шар, разрушил потенциальную комбинацию, а мог бы продолжать игру.
Эх, если б Иннокентий не устроил банде позорнейший облом, сейчас, как и предсказывал формат из будущего, на том столе сражались бы Борис и Коля! И уж Завянь сумел бы вписаться в сценарий: бильярд – его делянка. Его кусочек маслица на хлебе.
Неожиданно Борис почувствовал острейшую досаду. Почувствовал себя как будто обворованным.
Он должен был сейчас стоять – ТАМ! Завьялов знал, как это выглядело бы! Широкоплечий и уверенный Завянь склонился б над столом, вытянулся во весь рост - ударил кием! - он заинтересовал бы Зою партией. Потом уж трали-вали, все кипрские дела…
А он сидит в теле дядюшки пенсионера и ждет, когда с парикмахера схлынет оторопь. Когда он догадается, что Карпова уже скучает в этом зале, а две ее подружки наморщили носы… (Активность проявляет только белобрысая чудачка, переговариваясь-перемигиваясь с красавчиком барменом.)
Завьялов сделал Кеше зверские глаза. Взглядом приказал воодушевиться, мол, ты чего застыл, засланец?! Беги к Жюли, заказывай всем по «Циклопу», возбуждай фантазию у женушки!
Кеша уже начал приподниматься, уже наморщил ум и храбрость…
Но тут, не вполне рассчитывая на парикмахера, мадам История взяла свое. Какой-то там эффект с двойной фамилией задействовался в лице Коляни Косолапова, поскольку по сценарию нахамить он все-таки – обязан, а реплики Завьялова уже шли немногим позже.
Отодвинув рыженькую Свету, Косой нетрезво поглядел на прибывший пафос, поднес к губам пачку «Беломора» на манер микрофона и громко пробасил:
- Ахтунг, ахтунг! В небе ночные фрики-барби!!
Развеселая Светка фыркнула так, что червячная собачка окончательно упряталась под мышку, даже пуговичный нос исчез.
Шатенка, брюнетка и белобрысая пацанка окатили Светку и Косого ледяной надменностью, из подмышки Зои что-то гневно тявкнуло…
Внесенный в анналы скандал развивался в разрушительном порядке ресторанного скандала. Колино бесчинство, скорее всего, разметало бы, вымело вон из зала глянцевую компанию. Цирцеи с перепившимися хряками не дружат, читалось на ухоженных личиках.
Тело-Кеша, наконец-то, встало во весь рост, вытянуло вверх руку (на манер привокзального памятника Владимиру Ильичу):
- Бармен! – воскликнуло в лучшей традиции третьеразрядного актера «кушать подано». – Всем по коктейлю «Жюли, атас, у нас циклопы»!
Завьялов вновь зажмурился. На какой-то момент ему показалось, что вместо «кушать подано» из памятника-Кеши прольется знаменитый текст: «Товарищи! То, о чем так долго говорили большевики, – свершилось!».
Немая сцена продолжалась три секунды. Бармен глядел на Борю с задумчивостью сфинкса. Народ соображал – какое еще новомодное пойло всем на халяву подвалило?..
После чего случилась неожиданность. Из подмышки Карповой выскочила, выпрыгнула лысая собачка. Сбив три пивных бокала, промчалась по столику, упертому в стену…
Погруженный в мысли о формате, уже открывший глаза Завьялов, тут же представил, как выглядела бы эта сцена в замедленной киносъемке. По столу и спинкам диванов летит ушастый собачий недомерок – мохнатые локаторы трепещут, развеваются, хвост напружинен, как волосатое копье. На собачонке плюшевая юбочка и футболка с бисером. В целом она очень напоминает цирковую обезьянку, летит вперед, как будто вместо когтей на лапах – пальцы.
Бокалы рушатся. Облитые пивом мужики разевают рты, Карпова распахивает карие глазищи…
Банда в шоке – лысое ничтожество врезается в Завьялова со всей дури. Роняет Борю пол.
В ложу просовывается рожа бодигарда Карповой.
Финал, как в «Ревизоре». Актеров накрывает шок. На полу барахтается Борис-Завянь, по его груди скачет червячок на лапках. Лижет в нос, в лицо, повизгивает, кажется, описаться от радости готов.
Тело-Кеша пораженно бормочет:
- Жюли… Жюли… Это – ТЫ?!
Лишается сознания.
- Копец, ребята, - говорит Косой. – Ушастая чувырла нам Борика угробила.
_________________

Спасибо за продолжение.

Оксана,спасибо за продолжение.

Смеялась в голос. Да не побьют нас поклонники собачек этой породы!
Я уже, когда читала подробное описание во что была одета собачка, подозревала, что произошла какая-то путаница!
А Зоя обратит внимание на "дядюшку из Конотопа". Наверное. Возможно.
Ну и ситуация!
Скорей бы завтрашнее продолжение.
Спасибо, Оксана!
_________________

 » 8 отрывок

* * *
- Это моя собака! – на весь цоколь возмущалась Карпова, пытаясь стащить четвероногую Жюли с груди тела-Кеши в обмороке. - Жозефина! ко мне! Отцепись от этого урода!
Жозефина сидела на носителе родного мужа, как на последнем в мире куске мяса.
Лишь только Карпова протягивала руку, бросалась с лаем, пыталась тяпнуть пальцы.
- Зой, она взбесилась, - уравновешенно предположила шатенка-Цирцея.
- Отстань, Сабина! – чуть не расплакалась хозяйка зубастого червячка. – Жози, Жози, иди ко мне хорошая…
Каприз судьбы: Жюли забросило в Жози.
Зоя глядела на разлегшееся на полу тело, как домохозяйка на протухшую камбалу. Если бы не бдительное присутствие банды, наверняка лягнула бы разок.
Наследник зубоврачебной практики Макс Воробьев пытался добраться до пульса друга, нащупать – убедиться. Зубастая Жози тому препятствовала.
- Да убери ты на хер свою шавку!! – зарычал обеспокоенный Колян. - Боря сегодня грудью о руль саданулся, а она здесь скачет, как по матрасу!!
Невесомая Жюли-Жози пружинисто подскакивала, Косой всерьез переживал за ребра.
Завьялов встал на колени перед остервеневшей собачонкой, представил, в каком кошмаре очутилась путешественница Жюли, поняв, что занесло в собаку. Что все происходящее в «Ладье» совсем не соответствует формату… За крайним столиком у бара ложи нет муженька в известном теле хроно-личности. Все вообще – н е т а к.
Есть от чего сойти с ума.
- Жюли, - позвал негромко.
- Мою собаку зовут Жози! – гневно поправила Карпова, притопнула ногой, едва не отдавив пальцы, устроившегося на полу дедушки.
- Жюли, - не обращая внимания на вопль, негромко, прямо в трясущееся собачье ухо повторил Завьялов. – Вы с Кешей нарвались на циклопов. Тебе н у ж н о быть с Зоей, мы позже вас найдем. Будь умничкой.
Рассчитывать на благоприятное развитие романа в подобной нервной обстановке – думать нечего. Карпова глядела на развалившееся тело взбешенной фурией-собственницей, которую обокрали, подло предали: собственная собачонка променяла на перепившегося бугая!
Да и было б на какого бугая! Вначале этот экземпляр изображал разудалого купца – всем выпивку заказывал. Потом вообще – на пол завалился от прыжка крохотулечки Жози…
Фу. Просто – фу и тьфу! Зоя снова разозлено притопнула ножкой.
…Вначале, когда Завьялов только приседал, Жози чуть-чуть оскалилась, прижала уши.
Как только дяденька в очках заговорил, позвал… - расслабилась. Стояла, прядала пушистыми лопухами и тихонечко тряслась на тонких лапках. Розовых в коричневую пятнышку. Юбочка и кофточка, расшитые сверкающими штучками, сверкали, как сбрызнутые слезками или дрожащими капельками росы. Вид у собачонки был такой разнесчастный, что Завьялов устыдился недавнему неприятию тщедушного представителя семейства псовых.
Разумные коричневые глазки собачонки слезились совершенно по-человечески. Жози вздохнула всем крошечным тельцем… Легла на грудь тела-Кеши, как на свежую хозяйскую могилу и заскулила.
Душераздирающее зрелище! Чувствительные девушки – пластырь и антибиотик – застыли, приготовились расплакаться…
После чего плавно возникал намек на примирение и шумное застолье банды с красотками гламурным, а так же и лечебными…
Все испортила рассудочная Цирцея, протолкнувшая сквозь скульптурную группу сочувствующих и бодигарда Карповой.
- А ну-ка, дядя, расступись, - прозвучал над головой Завьялова глухой басистый приказ.
Борис не успел ничего понять; на крошечное червячное тельце упал широченный, как одеяло, пиджак охранника.
Тут отметим, что в запарке бодигард позабыл убрать из кармана некий тяжелый предмет. Предмет чувствительно треснул бессознательное тело по лбу.
Иннокентий очнулся в момент, когда бешено вырывающуюся из пиджака Жюли снимали с его груди. Опомнился не сазу. Вначале поглядел на толпу, взирающую сверху вниз, нашел глазами Борю…
- ЖЮЛИ-И-И-И!!!
В нос тела-Иннокентия тут же воткнулся указательный палец мадемуазель Карповой:
- Не вздумай, дорогуша, предъявлять права на м о ю собаку. Эту собаку, щенком, подарил мне папа. Понял?! Все документы – в наличие, общаемся только через адвокатов.
Браво. Борис Завьялов с колен смотрел, как Зоя Карпова разгибает тонкую сильную талию, откидывает волосы назад:
- Алеша, за мной. – Бодигард с Жюли в охапке поскакал за гневной фурией. – Девочки, я уезжаю.
- Зойка, я с тобой, только с барменом расплачусь! – информировала белобрысая чудачка.
- Вообще-то, у нас наверху столик заказан, - задумчиво проворковала Цирцея-Сабина.
Не поименованная брюнетка смерила бильярдную компанию взглядом. Толи попрощалась, толи пригрозила.
- Ну надо же… Мы вообще-то поужинать приехали… И в боулинг…
Насмешливо тряхнула волосами и тоже двинулась в кильватере у прочего гламура.
- Обалдеть какая чикса, - произнес Коляня и причмокнул.
Верные всегда и всюду «медицинские» подружки заинтересовались на предмет конкретики. Вадик протянул телу-Кеше руку, предлагая, наконец, подняться:
- Ты как, Завянь, в порядке?
Умный словно сто чертей юрист Воробьев разглядывал друга Борю, как много лет назад на физкультуре. В тот день мушкетер-Завьялов категорически отказался подглядывать за девочками в душе. В глазах юриста тлело подозрение.
Стилист повел себя неадекватно. Вскочил, схватил за рукав конотопского родственника и потянул того на выход.
- Завянь, ты чо?!!
Трехголосый вопль остался без ответа.
* * *
Тело-Иннокентий тянуло Завьялова за собой, как мощный парусник привязанную лодку – любимую четвероногую Жюли унесли куда-то в пиджаке! Утлый разодетый старикан едва не падал, шипел свирепо:
- Остановись, придурок!! То есть, Боря… Мы позже их найдем!
- Борис Михайлович! – позабыв про обращение, нервно просипел стилист: – Зою Карпову сейчас будут ПОХИЩАТЬ!!!
- Ты чо? – затормозил Завьялов. - Ее от дома будут похищать!!
- Нет, сейчас! – утягивая Борю к лестнице на первый этаж, оповещал Иннокентий. – По установленному историческому сценарию вы должны были скрыться от ее охраны, сбежать из «Ладьи» вдвоем, - шагая через три ступени, каялся пришелец, - но по первоначальному плану похитителей захват Зои должен был произойти на стоянке перед комплексом!! Двор дома Зои – запасной вариант!
- Черт! Раньше мы смешали их планы, удрав отсюда?!
- Да!!!
Если б не возникающий цейтнот, Завьялов врезал бы заигравшемуся в секреты Кеше по собственной роже.
«Ну занесло ж в меня самоуверенного дебилоида! – прыгая через ступени стареньким зайчиком, ругался на ходу Завянь. – Он что, реально полагался на Жюли, рассчитывал эдаким засланцем-полудурком, на шару, замутить с Зойкой Карповой?!..»
Судя по всему – надеялся. Раз не предупредил о первоначальных планах похитителей, знакомых по формату.
Завянь несся за родимым длинноногим телом, чувствовал, как в полученном теле бешено колотится о ребра сердце, сипят натужно прокуренные легкие…
«Заботиться о теле надо, заботиться!»
Тело-Иннокентий выскочило на крыльцо. Стало озираться, попрыгивать туда-сюда…
Абсолютным полудурком Кеша все же не был. Вспомнил, что парковка расположена с двух сторон от развлекательного комплекса. Куда пошли Зоя и бодигард Алеша – вопрос вопросов. Могли свернуть налево, к парковке, где дремал «порше». Могли пойти в противоположную сторону.
Иннокентий подскочил к пареньку-секьюрити, проорал вопрос:
- Куда пошла блондинка с охранником без пиджака?!
Пока накаченный парнишка мозгой ворочал, соображал, к Иннокентию метнулась стройная брюнетка с горящими очами:
- Боренька, девушка и слон туда пошли! – Вытянула изящный пальчик, указывая на левую парковку. Слегка наморщила капризный носик: - Завянь, а ты уже уходишь? – Попробовала удержать улетающего в чужом теле воробья за куртку.
Неудержимый муж Капустин сорвался с крыльца вполне подобно соколу!
Старичок Завьялов пробежал мимо ответственной девушки, успел подумать: «Кто такая? почему не помню? Личико вроде бы знакомое, приятное…» Помчался за стилистом, сворачивающим за угол.
Тело рысило вперед, перепрыгивая через лужи, перепархивая поребрики, огибая автомобильные преграды. Иннокентий мчался выручать Жюли и Карпову, старикан за ним не поспевал.
«Заботиться… кхе-кхе! о здоровье, заботиться… кхе-кхе!..» В груди клокотали забитые никотиновой слизью легкие, сердце, казалось, уже выскочило из груди и металось под лондонским пиджаком на тонкой ниточке аорты. Борис почти терял сознание, приличные очечки соскакивали с носа, зрение плыло и подводило…
Но впрочем, не настолько чтобы не разглядеть валяющегося на проезде охранника в рубашке. Алексей, без всяких признаков сознания, валялся под хвостом блестящей лаком «бэхи». Крови не было ни на рубашке, ни под головой, бодигарда, вероятно, оглушили бережно.
Не останавливаясь над поверженным «слоном», Завьялов выбежал на параллельную дорожку…
Возле раскрытой настежь дверцы микроавтобуса с густо тонированными стеклами Зоя Карпова боролась в двумя мужиками в лыжных шапках, натянутых на лица. Похитители втаскивали девушку в салон, один из мужиков уже стоял внутри автобуса, тянул Зою за подмышки внутрь, второй подталкивал…
В борющуюся троицу, со всей дури врезался лихой стилист!
Как шар для боулинга в кегли!
Кегли завалились внутрь микроавтобуса, туда же рухнул и парикмахер. Завьялов некоторое время видел, как из салона торчат родные длинные ноги…
Машина резко тронулась. Ноги втянулись – либо их втянули на ходу, не сумев отцепить защитника от жертвы! – микроавтобус, взвизгнув шинами совершенно по-киношному, помчался к выезду с парковки… Причем понесся прямо на старикана в английском прикиде.
Если бы Борис не отскочил, всем телом рухнув на капот умытой Лады, микроавтобус сшиб бы его как нечего делать!
Машина бешено проскочила беспечный шлагбаум парковки, вихляя задом выехала на трассу…
Пылающие пожаром задние фары скрылись в ночи. Завьялов мрачно поглядел им вслед: «Шалишь. Шалишь, жиган. По трассе от меня еще никто не уходил».
Нашаривая в кармане брелок с ключами от «порше» и обретая удивительное, рассудочное спокойствие – довольно обычное для предстоящих гонок, - Борис быстро шагал к своему автомобилю. О том, чтобы вернуться в «Золотую ладью» и вызвать помощь в лице полиции, не задумался даже на мгновение. В снабженном пылающими маячками автобусе от него увозили – родное тело. ЖИЗНЬ у него похитили.
На секунду, усаживаясь за руль «порше», Завянь почувствовал себя состарившимся Джеймс Бондом. Шпионом на пенсии. (Географически привязанный к Бонду костюм данному ощущению крайне способствовал.)
Чуть позже героическое настроение слегка померкло. Завьялов стремительно вывел спорткар на шоссе, десятки красных фонарей слились в один сплошной кошмар – для позднего ночного времени автострада оказалась слишком перегруженной!
Всех к черту. К дьяволу.
Обгоняя и лавируя, нарываясь на возмущенные вопли клаксонов – «порше» облаивали со всех сторон! – Борис вел машину вперед, ноги уверенно перебирали педали, глаза искали контуры микроавтобуса. Шарили по обочинам и отворотам.
Ну где же, где они? Свернули или едут по прямой?!
В голове, полученной Завьяловым только сегодня, послушно разворачивалась транспортная схема столицы. Завянь мысленно представил знакомые до мелочей развязки, прикинул – могли ли злоумышленники свернуть и скрыться в каком-нибудь дворе…
Терялся в догадках, трезво прикидывал, какой из отворотов следует исследовать, ежели догнать микроавтобус не получится.
А это - невозможно. Следуя тикающему в мозгах секундомеру, прыгающей по извилинам стрелочке спидометра, паниковать пока что рановато. Надежда на удачу помрет секунд через сорок пять.
…Сумасшедшая гонка длилась примерно шесть минут. За «порше» попытались увязаться ночные стритрейсеры. Но Завянь так глянул через стекло на радостно оживившихся малолеток, что те мигом отвязались от чумного дедушки. Хотя оттопыренные средние пальцы все же просунули в окошки.
Микроавтобус с похитителями Завянь нагнал у светофора.
Подъехать вплотную мешали два впередистоящих автомобиля. Пока Борис прикидывал, что делать: выбегать из «порше» и мчаться к широкой автобусной дверце или осторожненько преследовать? похитители наверняка вооружены, а он – дедуля с голыми руками, зажегся желтый свет.
Микроавтобус резко сорвался с места и, против логики и правил, повернул налево из крайнего правого ряда. Образовавшийся в результате его действий гудящий автомобильный затор Завьялов преодолел лишь благодаря рефлексам и тренингу. Полномасштабной катастрофы, слава богу, не случилось, «порше» умело обогнул почти соприкоснувшиеся носами лайбы, один единственный вырвался на свободную трассу. Пылающие красные глазки удалялись к МКАД. Выбирались за город.
«Сажусь на хвост», - решил Завьялов, понижая скорость. Догонять и рваться в драку с вооруженной бандой – глупость несусветная. Накостыляют и уедут дальше. Разумней будет проследить до места.
Не приближаясь вплотную, Борис крался вдоль обочины пустынной дороги. Молил Небеса накидать на трассу машинок в качестве прикрытия. Прикидывал, как долго получится скрывать погоню…
Микроавтобус внезапно понизил скорость. Борис ударил по педали тормоза!
Из раскрытой боковой дверцы, прямо на дорогу, выбросили тело в знакомой кожаной косухе.
_________________

М-да! Все пошло наперекосяк!
Не по заранее написанному сценарию...
А вот интересно, это произошло из-за того, что вмешались хронотеррористы, то бишь Циклопы?
Или же, просто ошибка в расчетах.
И ещё мне интересно - в Зою тоже кто-то "подселился", в смысле, в тело Зои? Или она чиста?
Бедная Жюли, я представляю Ее состояние!

Спасибо, Оксана! Очень интересно!
_________________

 » 8 отрывок

Завьялов даже не задумался – продолжать ли погоню за машиной с Зоей и похитителями или Кешу подобрать?
Вопрос смешон. Какая Зоя?! какая к черту Карпова?! На дороге, прямо на отметинах-полосках от резко тормозивших шин, лежало его собственное тело! Тело, без которого немыслимо существование Завьялова Бориса!
«Порше» в сумасшедшем стартовом прыжке преодолел десяток метров. Завьялов вывалился из салона, чуть ли не на карачках добрался до недвижимой фигуры… Протянул к ней руки и отдернул!
Позвоночник может быть поврежден. Переворачивать нельзя. Вначале надо лечь рядом, убедиться, что тело дышит, функционирует…
О н о функционировало.
И стонало.
- Ой, ой… Жюли, моя Жюли…
СЛАВА БОГУ!!! Стилист упоминал жену, тихонько охал, ПОВОРАЧИВАЛСЯ!
Завьялов схватил тело в охапку и прижал к себе. В пожилой прокуренной груди клокотали рыдания. Слезы заволакивали слеподырые глаза.
- Кеша, Кеша, твою мать… придурок ненормальный…
- Я не придурок, - вяло отпихнулось тело.
«Еще какой!!»
Завьялов бережно ощупал отползающие к обочине телеса. Не найдя серьезных повреждений, – отбитый правый локоть при подобных обстоятельствах не в счет, – поволок Иннокентия к «порше»:
- Вставай, вставай, Кешастый… Мы должны нагнать микроавтобус…

Минут тридцать «порше» метался по дорогам. Вначале долетел до МКАД. Затем исследовал укромные и тихие дворы, искал, где похитители могли оставить засветившийся автомобиль и поменять машину. Дважды выбегал из «порше», заметив прикорнувшие на домовых парковках похожие автомобили…
Заброшенный на заднее сиденье Кеша тем временем переживал за жизнь Капустиной Жюли:
- О, Боже, Боже! Ее могли раздавить колесами! Она такая ма-а-аленькая!! Борис, вы там не видели…
«Крошечной лепешки с лапками и в стразах?» едва не уточнил Завьялов.
- Нет, я ее не видел.
- Она осталась – т а м! Нам нужно ехать, возвращаться!
- Куда мы денемся, - мрачно бросил Завянь. Оставил бесполезное занятие по розыску микроавтобуса и повел машину к «Золотой ладье». Борис Завьялов прожил тридцать лет, но никогда ранее не испытывал умопомрачительно первобытно и страстного, дикого желания кого-то изувечить! Он даже не предполагал в себе подобного неандертальца! Ведь кулаки чесались и зудели, пальцы стискивали руль до ломоты-окостенения, Борис боялся, что сорвется – накостыляет собственному телу! отметелит, выбьет дурь и зубы!
Едва сумел оправиться и продышаться. Напомнил сам себе, что выступает в связке с брадобреем.
- А ты чего, Капустин, мне раньше не сказал, что у похитителей первоначально был другой сценарий? – Голос звучал глухо, как будто Боря разговаривал из бочки.
- А смысл? – проскулил, точнее, прочирикал сзади воробей-придурок. – Зачем? Когда Жюли все сделает-поможет. Мне надо было только намекнуть ей на нештатность ситуации…
Завьялов резко остановил автомобиль. Вслух досчитал до десяти – стилист испуганно напрягся, поскольку был неглуп, - и только после этого всем корпусом развернулся к телу-Кеше.
- Послушай сюда, Капустин. В реалиях нашего времени ты…
- Да какие реалии, Борис Михайлович! – перебивая, взвизгнул брадобрей. – Моя жена смогла б создать у Зои соответствующий настрой на флирт! Эмоциональная сфера подвластна путешественнику, мы за эмоциями и прибываем, мы конкретно к ним подключены!!
- Послушай сюда, - не поддался увещеванию Завьялов. – Если ты, Кеша, продолжишь играть в секретного агента, мы оба – в жопе. Понял?
- Угу, - скукожил чужие телеса стилист. - Позволите добавить? Объясниться, так сказать.
- Валяй.
- Борис Михайлович, - горделиво выпрямляясь, заговорил Капустин, - чтобы вы не говорили, – я не могу быть с вами откровенен до конца. Я ограничен рамками навязанных нам обстоятельств, могу приоткрывать вам будущее лишь по мере существенной необходимости.
- За поражение в правах переживаешь? – нахмурился Завьялов.
- В том числе, - выгнул грудь Иннокентий. - В том, что должно было произойти в «Золотой ладье», я не видел повода для полной откровенности. Жюли…
- Проехали, - перебил Завьялов и повернулся к рулю. Угрюмо поглядел в разряженную огоньками темноту. Несколько раз стиснул и разжал кулаки…
«Стилист, как ни крути, банкует. Вся информация у этого ушлепка».
- Кеш, ты говорил, что когда я и Карпова должны были вернуться с Кипра, у ментов уже была вся информация по похитителям?
- Угу, была.
- Получается… ты знаешь – кто заказал похищение Карповой?
- Это знает Жюли. – В голосе, идущем сзади, Завьялову послышалась насмешка. - Я не был страстным поклонником вашей истории, Борис Михайлович. – Это прозвучало уже жестко.
Но впрочем, стойкости и резкости хватило не надолго. Через секунду с заднего сиденья уже звучали истерические всхлипывания:
- Моя Жюли, моя Жюли… Борис Михайлович вы вправду не заметили там…
«Лепешки из собаки в юбочке».
Завьялов плохо представлял, как Кеша собирается беседовать с с о б а к о й. Но кто этих засланцев знает. Помимо словарей-энциклопедий в них могли забить знакомство с азбукой Морзе. Авось Жюли сумеет отбить лапками чечетку-морзянку, а Кеша правильно поймет и расшифрует.

Зою Павловну Карпову похитили чуть больше сорока минут назад, а у «Ладьи» уже не протолкнуться от скопища машин полицейского и телевизионного назначения. Наиболее шустрые репортеры уже наладили освещение – трещат о происшествии. Мелкие полицейские чины шныряют по толпе и собирают информацию (хотя было заметно, что свидетели всем скопом рвутся засветиться отнюдь не в протоколах, а очень даже перед камерами).
Завьялов сумел припарковать «порше» метров за двести от въезда на территорию развлекательного комплекса. Пошел к компании чинов, стоявших на крыльце со значительными генеральскими минами – Зоя Карпова это вам не Маня Тютькина из захудалой деревеньки, тут можно и лицом поторговать; собрался доложить генералитету приметы микроавтобуса похитителей, назвать примерные цифры забрызганного грязью автомобильного номера.
Кеша плелся сзади. Пригибаясь, под ноги толпы глядел, и звал жену:«Жюли, Жюли, я здесь!»
Едва Завьялов миновал плотные задние ряды зевак, в голове взорвался приказом страшенный рык: «СТОЯТЬ!!!»
Завянь опешил. Даже оглянулся, разыскивая Кешу: это что - он так разродился?!
Навряд ли. Стилист, во-первых, не умеет так рычать, а во-вторых, не наблюдается в обозримой близости…
Тогда откуда приказание?
Внутреннее «я» проснулось?
«Стоять и слушать», - вновь, уже более спокойно прозвучало в голове.
Сплющенный толпой и замерший Завьялов ощутил, как его до пяток и мурашек пронзила жуткая догадка. Пронзила, нанизала, как жука на булавку, и пригвоздила к тротуару.
«Циклоп?..» - Борис отправил внутрь себя дрожащий вопрос.
Молчание. Возникший в мозгу голос исчез так же необыкновенно, как и появился. Если бы Завьялов был уверен, что будет толк, он начал бы ощупывать доставшуюся ему голову… крутиться на месте, как играющий с хвостом щенок! И даже заорал бы, завопил от ужаса!!
Но плотная толпа сковала тело. Язык от шока помертвел. Подчиненный помимо воли Борис стоял и слушал. Неподалеку, с внимательно нахмуренным полицейским в штатском (при блокноте и нацеленном в него пере) общалась худенькая официантка в накинутой на плечи куртке.
Официантку Боря хоть и не знал, но видел в ложе. Она совсем недавно поступила на работу в клуб, пока не разобралась, кто там есть «ху». Нервно вибрируя тонкой дымящейся сигареткой, зажатой в пальцах, девушка делилась:
- А я сразу заметила, что он к ней привязался! Гусарить начал, выпивку заказывать! – Подавальщица не говорила, а практически вопила в надежде привлечь внимание репортерской братии. – Борис, его здесь все зовут Завянь, попробовал отобрать у Карповой собаку… Вообразите такое нахальство! – обращение к толпе. Толпа зевак заинтересованно и дружно закивала. – Если б не охранник Зои, Завянь собаку отобрал бы! Точно-точно!
«Оп-паньки. А мы тут кажется – п р и п л ы л и…» От огорчения Борис забыл, что находится в чужом теле. Затеял приседать и типа нос чесать, прикрывая физию руками…
- Он даже Зое угрожал!
- Как именно? – протокольно поинтересовался мент.
- Ну-у-у… - юркнули в сторону плутоватые официантские глазки. – Я в точности не слышала… Но! – Палец ушел вверх учительской указкой. – Я точно слышала, как Зоя ему ответила: «Не вздумай предъявлять, общаться будем через адвокатов!» Вот. – И быстро соскользнула с шаткой темы: - Еще один момент. С Завянь какой-то новый старикан пришел. Типичный папик. Тоже, - для достоверности повествования подавальщица напитков выпучила блеклые глазищи, - к девочкам клеился!
- К каким девочкам? – не балуя слушателей разнообразием интонаций, сухо выговорил полицейский.
- Да ко всем! – упирая руки в бока (поза подразумевала «ко мне клеился старый козлина в первую же очередь»), гордо заявила официантка.
«Во шпарит лимита! – искренне изумился Боря. – Во привирает!» Он эту официантку даже не заметил, не то чтобы приклеился!
– К той фифе в парике подсаживался, на ушко ворковал…
«Это она платиновую Галю поминает».
- К девчонкам, к Зоиным приятельницам тоже подъезжал!
«Пора смываться, - понял Боря, - становится опасно». Что зафиксировали камеры слежения с парковки, Завьялов видел сам: его тело (с гнуснейшим воробьем внутри) забило в салон микроавтобуса похитителей и Зою Карпову, чуть позже, свесив ноги вниз, п о е х а л о…
Часика через два следаки навестят Лелю, поинтересуются, что это за папик такой странный из Конотопа нарисовался…
Леля, разумеется, ответит: дядя Миша – фикция. В Конотопе в жизни не была, с папиком никак не пересекалась.
Короче, непоняток наберется выше крыши.
Подумав так, Завьялов вдруг опомнился и понял, что он шныряет по толпе неузнанным, а где-то там шатается его личное, весьма раскрученное тело! Оно вот-вот нарвется и уедет ночевать в другое место в зарешеченной машине.
«Твою ма-а-ать, Иннокентий!! Ты где, придурок, мой организм выгуливаешь?!»
Чувствуя, как взмокла от ужаса спина, Борис, пятясь, выбрался из оцепления зевак. Тихо, на цыпочках, поскакал к левой парковке комплекса, где предполагал увидеть заползающего под машины Иннокентия: «Жюли, Жюли, кис-кис!»
К парковке подойти не получилось. Работали эксперты, стоянку оцепил кордон из полицейских, цветные ленты опоясали. Завьялов, заворачиваясь в пиджак и собирая лицо в жуткую, искажающую черты гримасу, прошел вдоль ряда полицейских автомобилей. Везде в окошечки заглядывал, пытался Кешу разыскать.
Стилист пропал. Родная русая макушка не возвышалась над бурным морем ротозеев, никто не нырял на глубину, не ползал под ногами, не пробирался на парковку за спинами полицейского кордона – «Жюли, Жюли, кис-кис»…
Борису показалось, будто он заполучил какой-то жесточайший приступ: стенокардии, гипертонии, астмы, сумасшествия, предшествие инфаркта накатило… Старческое тело переживало дикий стресс! Страдало каждым членом, отказывалось подчиняться, требовало курева!
Пошатываясь словно пьяный, Завьялов окончательно покинул людское столпотворение. Побрел к «порше», мечтая то ли удавиться, то ли Кешу разыскать… а позже медленно порвать на ленточки…
Душиться не понадобилось. Возле спорткара, прижимаясь задницей к капоту, стоял Иннокентий Капустин (в виде Бори) и целовал взасос собаку. Тощие лапки Жози-Жюли болтались под юбочкой, хвост лупил бока, собаченция на поцелуй отвечала в полном соответствии с породой: лизала муженька в глаза, и в нос, и в щеки.
Завьялов просунул руку под пиджак, помассировал левую половину грудины. Продышался. И поковылял к супругам.
- Ну чо, болезные, – нашлись?
Кешастый вздрогнул. Как только Борю опознал, выставил перед собой четвероногую Жюли:
- Борис Михайлович, моя – жена! – ушастую и лысую супругу Иннокентий демонстрировал с такой гордостью, словно держал на вытянутых руках недоношенного первенца в юбочке. – Я ж говорил… Моя Жюли – большая умница! Она сама меня нашла. Сама прибежала.
Болтающаяся в Кешиных ладонях собака и Завьялов глядели друг на друга. Завьялов мрачно, Жюли вполне приязненно – из приоткрытой словно в улыбке пасти болталась атласная розовая тряпочка язычка. Кешино лицо блестело ни сколько от радости, сколько от облизывания.
Кошмар. Фантасмагория. Смешение рассудка. Компания из старикана, всхлипывающего от переизбытка чувств стилиста и радостной собаки усаживалась в «порше».
- Отсюда – валим, - быстро информировал Борис. – Меня… то есть тебя и конотопского дядю Мишу обвиняют в похищении Карповой. Свидетели голосят в унисон о нашей причастности. – Завьялов, сноровисто выворачивая руль, уводил спорткар от комплекса. – Съемка с камер наблюдения эту версию категорически поддерживает.
В зеркальце заднего вида Завянь наблюдал за трансформацией родимого лица. Только что радостная физиономия вытягивалась, неуклонно превращалась в покойницкую маску человека, скончавшегося от испуга. Нижняя челюсть уже плавно опустилась к кадыку.
Собака слушала внимательно. Напряженные ушки торчали чуткими локаторами, Жюли, по всей видимости, сосредоточенно ворочала собачьими мозгами.
Фантастически сюрреалистическое восприятие момента.
О том, что когда-то придется разговаривать с собакой (да с какой, к чертям, собакой?! – собачонкой!), Борис не смог бы вообразить даже в предельно похмельном кошмаре. Что сможет выжать из собачонкиных извилин разумница Жюли – представить невозможно! Под этой вот ушастой черепушкой мозг размером с горошину! Ну максимум с перепелиное яйцо.
- Домой мне… нам возвращаться нельзя, - старательно не поддаваясь панике, вещал Завянь, - туда вот-вот нагрянут с обыском или уже сидят перед подъездом. Приедем, наверняка нарвемся на ментов. - Собачье отражение в зеркале согласно кивнуло. Завьялов хмыкнул, произнес: - Жюли. Иннокентий говорил, что вы до тонкостей знакомы с историей похищения Зои Карповой? – Ушки вновь мотнулись сверху вниз. - Вы знаете, кто Зою заказал? Попробую предположить. Это был кто-то из конкурентов папы Карпова?
…Минут десять старикан за рулем и собака общались, в первом случае вербально, во втором - жестами и мимикой через зеркало. Толку было мало. Собачка перенервничала, начала поскуливать, вроде бы намекая, что ей необходимо перебраться с мужниных рук к Борису…
Завянь завел «порше» в укромный дворик. Как только выключил движок, Жози-Жюли резво перепрыгнула на сиденье рядом с водительским и начала царапать когтями, бить лапками по карману пиджака.
- Тебе что-то достать? – предположил Завьялов. Когда собака согласно колыхнула ушками, выгреб из кармана ключи от дома и мобильник.
Секунду наблюдал, как коготки Жюли-Жози колотят по смартфону.
- Ты хочешь набрать текст на телефоне?! – догадливо воскликнул и активировал мобильник.
Жюли вздохнула так красноречиво, что оба мужика почувствовали себя полными тупицами.
Несколько минут, старательно потряхивая языком, Жюли пыталась точно попадать конкретным когтем на конкретное место непослушного дисплея. Поскуливала, нервничала, один раз укусила Кешу за палец, когда тот попытался женушке помочь.
В итоге напромахивалась и выдохлась. Так поглядела на Завьялова, что тот, быстро почесав в затылке, предложил:
- Пожалуй… нам компьютер нужен. С тугой клавиатурой.
Жюли пружинисто подпрыгнула и звонко тявкнула.

В раскрытые окна «порше» залетал упругий теплый ветер бабьего лета, этим вечером навестившего столицу. Вот уже минут пятнадцать Борис Завьялов ворочал дряхлым стариковским мозгом и все никак не мог решить, в какую сторону ему поехать, куда вести машину при выезде из дворика?
Знакомых – море, миллион друзей. Езжай к любому, не предаст, не выдаст. Поскольку ни один из верных друганов-приятелей в жизни не поверит, будто Завянь участник похищения. Бориса без вопросов обеспечат крышей и поддержкой. Телами заслонят от полицейских, Борис и сам поступил бы точно также, будь он на месте друганов.
Но он на месте «дяди Миши». А в его теле засел Иннокентий-воробей.
Как предъявить его… себя друзьям?! Капустин засыпается в самом начале разговора, как только рот раскроет! Он не сумеет даже поздороваться как надо, как обычно! Все перепутает, все переврет!
И вот когда «Завянь» начнет мести пургу, чудаковато выражаться: «секу» и «чуваки»… У любого корефана зародится подозрение в Борином неадеквате. Сомнения появятся: а не сбрендил ли совсем Завянь, не вписался ли и в самом деле в стрёмную тему?..
- Борис Михайлович, - раздался с заднего сиденья тихий голос Кеши, - нам понятны ваши сомнения.
- Понятны? – хмыкнул Боря.
- Разумеется, - собака и Кеша дружно закивали. – Вы переживаете, что я не смогу вас в точности изобразить перед хорошими приятелями. Думаете, что нас сразу же раскусят…
- Пополам тебя раскусят, Кеша, - согласился Завьялов.
- Но мы не можем никому рассказать о том, что с вами произошло!
- Вот то-то и оно, - вздохнул Борис. - Мы даже не сможем поехать в Интернет-кафе! Как только там увидят печатающую собаку… уписаются на фиг! – Завянь махнул рукой, раздул щеки. - Что делать, что делать? – забарабанил пальцами по рулю. – Куда нам ехать, к кому податься?
«Ко мне езжайте», - раздался в голове уже знакомый внутренний голос.
Бориса словно палкой по башке ударили!
Оторвав ладони от руля, он как будто начал задирать их в позицию «хенде хох»… Шея сама собой втягивалась в плечи…
Рассказывать Иннокентию и Жюли о проклюнувшемся еще возле «Ладьи» внутреннем голосе Завьялов не решился.
Во-первых, русский человек всегда рассчитывает на авось. «Авось минует, пронесет». А во-вторых, по совести сказать, Завьялов испугался. Жутко.
Старческие нервы начинали вибрировать при малейшем воспоминании о Кешиных рассказах про циклопов. Пожилое тело не хотело лишиться глаза или уха, легкого либо почки. Борис до сумасшествия боялся разозлить циклопа и притворялся покорным тугодумом! Поскольку высчитал: уж лучше делить одно тело с террористом, чем лечить его в больнице. Циклоп ведь тоже не дурак, авось договоримся к общему благополучию. (Минуя Кешу и Жюли.)
Но циклоп решил в к л ю ч и т ь с я и участвовать.
_________________

Да! Ситуация хуже некуда!
И Зою не спасли, и сами теперь в опасности.
А Жюли - просто умничка. А Борис тут со своей азбукой Морзе! Про компьютер совсем забыл!
Про голос. Возможно, это и не Циклоп, а настоящий хозяин тела? Очухался, вышел из какого-то длительного анабиоза.
Задумалась. Ведь сие произведение называется "Циклопы"? А значит они должны появиться...
И все-таки мне хочется, чтобы это был настоящий владелец тела. Мне кажется, что он довольно неординарная личность.
Спасибо, Оксана!
_________________

Спасибо за продолжение.

 » 9 отрывок

Жюли-собачка как-то уловила, что с Завянь не все в порядке. Негромко зарычала. Тявкнула. Как будто говоря, что происходит? Положила лапки на спинку переднего сиденья и попыталась заглянуть в глаза Борису…
«Уйми собаку, Завьялов, - прозвучало в голове. – Я – не циклоп. Я - Лев Константинович Потапов».
- Борис Михайлович! – забеспокоился уже и Кеша. – Что с вами?!
- Во мне сидит какой-то лев… - невнятно произнес Завянь. – Константинович Потапов.
«Это ты во мне, балбес, сидишь,!!»
- Кто?!
- НОСИТЕЛЬ мой очнулся… Вроде бы.

«Едем ко мне на дачу, - доводя Завьялова до саморазрушительного коллапса, невозмутимо, из самого Бориного нутра предлагал Лев Константинович. – Там мы заляжем, отсидимся. Попьем чайку – все порешаем».
Неловко, мертво шевеля губами, Борис докладывал стилисту и собаке, о чем толкует Лев… Боялся, что еще чуть-чуть – сойдет с ума.
Всего лишь девять часов назад, он – Борис Завьялов! - ехал в больницу за Колей, собираясь с ним напиться.
Сейчас. Сидит за рулем в теле старика Константиновича и разговаривает с собакой и пришельцем.
Кошмар, комар, кошмар!!
Шесть часов назад Борис Завьялов стоял перед зеркалом в своей прихожей, разглядывал сморщенное тело и думал, что хуже быть уже не может.
Три часа назад Борис Завьялов едва не подох в чужом теле от позора, услышав, как кий едва не порвал сукно, как шлепнулся об пол костяной шар.
Стоял на грани сумасшествия, на карачках перед собственным телом, и разговаривал при всех с собакой.
Заполучил гнуснейшее обвинение в похищении гламурной Зои.
Что будет дальше?
Лев уже пришел.
«Эй, молодой. Ты чо – заснул?»
Добавить надо, как только Лев в к л ю ч и л с я, Завьялов испытал все то, что раньше обращалось к Кеше. Лев позволял себе намеки на превосходство, с Борисом разговаривал как старшина стройбата с новобранцем. Звал «молодым», разочек «губошлепом» припечатал.
Алаверды, как говорится. Круг замкнулся.
Все больше и больше хотелось намылить веревочку, повеситься на люстре. При неимении надежного светильника, на первой же березе удавиться.
Край настал! Ощущение двойственности и ущербности доводило до умопомрачения! Хотелось голову об руль разбить и оглушить противный голос старика!
- Лев Константинович, - скрипя прокуренными связками, проскрежетал Завьялов, - еще раз обзовешь меня хоть как-нибудь…
«Что будет? – хмыкнул старикан. – Себе по тыкве настучишь?»
Борис завы-ы-ы-ыл…
От безысходности, от жути, от чудовищного ощущения – я здесь застрял навеки! но лучше тыкву разобью, чем примирюсь!
Жюли испуганно затявкала, Иннокентий завопил погромче воющего старческого тела.
«Кончай концерт, ребята!! – добавляя в какофонию волнения, внутренне забился, забеспокоился носитель Константиныч. - Заканчивай истерику!»
Завьялов прекратил выступление столь же резко, как и начал. Не обращая внимания на внутренние призывы, обратился к Кеше:
- Кешастый, ты говорил, что путешественник не может управлять полноценным носителем. Это так?
- Да.
- Тогда почему я разговариваю за носителя? Почему чувствую, что я отдаю приказание губам шевелиться, а он лишь присутствует внутри и не может управлять речевыми центрами без моего содействия?
- Вы очнулись в морге… так? – задумчиво напомнил Иннокентий. – В тот момент, предполагаю, ваш носитель почти отдал богу душу. Ему потребовалось время на восстановление. А еще уважаемый Лев Константинович прекрасно слышал, что вы, Борис Михайлович, способны прилично оздоровить его тело. К слову сказать, обычная практика интеллектуального омоложения в том и состоит: носитель в положении подчиненной личности. Это – правило, иначе нет эффекта.
«Это кто здесь не активен, а?!! Это кто здесь подчинен?!!»
- Замолкни, Лева, - посоветовал Борис. – Кеш, я могу вообще его выключить? На время.
- Полностью – не сможете. Вы не телепат. Полноценный, против воли запертый носитель, сведет вас с ума, Борис Михайлович. Он будет в ярости, он будет пробиваться, вы оба потеряете контроль над телом, поскольку управлять рефлексами может лишь один интеллект. Два равнозначных интеллекта тело разбалансируют.
- Я это чувствую, - пробормотал Борис. – Он меня уже почти разбалансировал, мозг напрочь вынес.
- Вам надо договориться с Львом Константиновичем, Борис Михайлович.
«Да я вас всех порву, малолетки сраные!!»
- Он обещает нас порвать, - вздохнув, сообщил Завьялов. Призрак белой березы с веревкой на суку маячил уже совсем в конкретной близости. Если не удастся выбраться из этого тела, предпочтительно реально кони бросить, чем делить одни мозги с курящим «Беломор» охамевшим дедом.
А кстати.
Единолично завершив на дебаты, не приведшие к консенсусу, Борис повернул ключ зажигания, вывел «порше» в тихий переулок и остановился перед первым же круглосуточным магазинчиком.
Через три минуты пожилое тело благодушно дымило беломориной.
* * *
«Порше», с великой долей вероятности уже объявленный в розыск, пришлось оставить на пустынной стоянке перед каким-то административным зданием.
В том же здании, воспользовавшись ночным банкоматом, Завьялов снял с кредитной карты деньги. Забил наличностью карманы. Попутно дедушку спросил: «Константиныч, на твоей фазенде жрачки много? Или супермаркет навестим?»
«Холодильник и погреб под завязку, Боря, - самодовольно сообщил носитель Лев. - Сегодня пропитаемся, назавтра, коли подметем до крошки, сходим в магазин. Там близко».
«Тогда – порядок».
Как только Константиныч успокоил нервы дозой никотина, общаться стал вполне культурно. И даже извинился за наезд: «Не прокатило по-нахалке молодняк подмять – прошу пардона».
Компания отошла на квартал от здания, где прикорнул «порше»; Борис остановил таксомотор. Кеша с Жюли устроились на заднем сиденье, заворковали. З а т я в к а л и. Завянь сидел рядом с водителем и внутренне общался.
«Лев Константинович, а как ты в больнице оказался? Без документов, типа бомж…»
«Да тут, знаешь ли, Бориска, такая гнусная история приключилась…»
Рассказ, звучавший внутри самого тебя не только слушался, но и в и д е л с я. Всецело ощущая себя интеллектуальным путешественником, - точь-в-точь засланец будущего! – Завянь как будто лично присутствовал и участвовал в событиях. Воспоминания носителя отражались в нем, как в объемном, инфернальном зеркале, погружали в эмоции-переживания до самой глубины. До дрожи, запахов и ощущения ветра на коже.
Борис увидел себя на даче… Знакомой каждой травинкой, пробившейся сквозь каменные плитки дорожек.
Завянь стоял за смородиновыми, крыжовниковыми кустиками между грядок. Отличная погода с авансом на тепло. Вдоль забора золотились березки, низенькие елочки листвой усыпали. Красота! Живот и спину прикрывает любимая вязаная душегрейка в оленях, лысину греет старая шапочка с помпоном. Вчера застиранные треники нигде не жмут…
В заскорузлых руках, не признающих всяческих дамских перчаток, уверенно, умело запорхала острая лопата. Недавняя морковная гряда готовится под зимний отдых.
«Клубни георгинов надо бы выкопать, перенести в подвал до холодов…»
Завянь идет по дорожке вокруг большого, знатно пожившего дома в два этажа с мансардой. Пробирается под окнами к пожухлой, тронутой недавним ночным заморозком клумбе. Окно кабинета, откуда так приятно видеть пышное летнее цветение георгинов, раскрыто. Дед утром в кабинете накурил – топор повиснет, две створки настежь распахнул, переоделся в рабоче-огородную одежонку и пошел проветриться на свежем воздухе, лопатой помахать.
Из кабинета доносятся голоса.
Непривычно низкорослый Завянь стоит под подоконником, напрягает слух…
Внук с женой приехал! Ромка с Нонкой.
Странно, что гудения автомобильного мотора не было слышно. На электричке, что ли, прикатили?
Наверное. Доехали на электричке, прошли на участок – дедушка в дальнем углу, в огороде ковырялся, – вот и не увидели его ребята.
Дед уже собрался подтянуться к подоконнику, крикнуть: «Здорово, шельмецы! Чего ж не позвонили, я б чайку сварганил…» Услышал:
- Ром, в верхнем ящике смотри, - командовала Нонна. – Он с ними каждое утро работает, далеко не убирает.
- Да я искал уже! – рассерженно шепчет внук. – Погляди на полках. Две синих папки!
Слыша, как в комнате шуршат бумаги и позвякивают падающие карандаши, Завьялов-Лева обмер.
В нескольких метрах от него твориться гадость! Обыск. Роман и Нонна обшаривают стол и полки шкафа, разыскивая мемуары.
Несколько лет назад, когда опомнился после смерти жены Любушки, Лев Константинович засел за мемуары. Каждое утро спускался из спальни на втором этаже в кабинет, разбирал старые тетрадки дневников, делал выписки и правки, собирал листочки по двум синим папкам – «Нужное», «Необязательное». Делал это для себя. К издателям не торопился. Пошутил, правда, на последнем слете ветеранов, что собирается прославиться…
- Ром, да нет их негде! – Хриплый голос Нонны прошелся по нервам тупой пилой.
- Ищи, Нонка, ищи! - сипел внучок. – За рукопись вместе с дневниками заплатят больше!
- Да пошла она к черту, эта рукопись! Запалим халабуду со всем барахлом! Знаешь, сколько Ничкин за участок предлагал?!
В груди у Бори-Левы помертвело. Сосед-нувориш Захар Ничкин уже дорожку к дыре в заборе протоптал, уговаривая Константиныча участок уступить.
- Нонна!
- Я двадцать восемь лет Нонна! Вот зажигалка.
- А если дед наверху спит?! – испуганно прошептал Роман.
- И черт с ним! Хватит старому маразмату небо коптить! Сваливай бумаги на пол…
Константиныч медленно повернулся, скребя плечом о стену, пошел к крыльцу…
«Дождался благодарности от внука, - сверлила сердце мысль, - дождался… Спалить меня решили… Вместе с фотографиями Любушки… вместе с памятью».
Пошатываясь, он взошел на крыльцо, попробовал утихомирить громыхавшее о ребра сердце…
Старинный шелковый ковер кабинета засыпали бумаги, вытряхнутые из ящиков стола. Два молодых вандала громили ПАМЯТЬ, Нонна поджигала свернутую в рулон бумажку…
- Что делаешь, шалава?
Тихий голос Константиныча прозвучал как выстрел.
Нонна дернулась, суматошно затрясла, чуть занявшейся бумажкой… Внук испуганно отскочил, создавая между собой и дедом преграду из стола…
- Спалить меня решили?
- Дедушка, ты все неправильно понял!!
Идиот. Всегда был идиотом и бесхребетной сволочью, лентяем и слюнтяем. С самого малолетства в истории влипал.
Да только дед надеялся, что поумнеет, повзрослеет – выправится. Не сам, так умная жена направит.
Напрасно. Напрасно возлагал на Нонну. Ей деньги глаза застят. Соседи по городской квартире намекали – наркоманка Нонка. Как только Константиныч всесезонно на дачу перебрался, квартиру превратила в сущий притон.
Сухая, тощая, с провалившимися под густые брови глазами внучатая невестка смотрела на деда загнанной в угол пантерой. Облизывала губы и молчала – поумней внучка была.
- Пошли отсюда вон, - стискивая кулаки, прошептал Лев Константинович. - Сегодня же поеду к нотариусу, переоформлю дачу на Ирину.
- А ей не жирно будет? – сипло усмехнулась Нонна. – Хату – ей, дачу – тоже ей…
- Заткнись, дешевка! Вон отсюда! Вон! – Старик затопал ногами.
Внучатая невестка мрачно и многозначительно поглядела на мужа и с места не сошла. Если бы Роман не стоял возле железного оружейного ящика, Лев Константинович достал бы оттуда наградной ТТ и выгнал обнаглевших мерзавцев под пистолетным дулом!
Но Роман не двигался. По изжелта бледному, одутловатому лицу внука стекали крупные капли пота, посеревшие губы поджались в неприятную упрямую щель.
- Ах ты кры-ы-ыса… - пораженный страшной догадкой, прошептал Лев Константиныч. – Чего удумал…
Крысиная порода атакует стаей. По приказу вожака. Когда почует кровь – уже не остановишь.
Нонна чуть двинулась. Лев скосил глаза: мягкий сапожок невестки прижал к ковру его валяющийся паспорт.
- Стоять, шалава!! Дернешься, порву кадык руками!!
Невестка замерла. Про деда знала много.
Не поворачиваясь к двум родственникам спиной, бдительно приглядывая за малейшим жестом, мимикой, Лев Константинович допятился до крыльца и только там перевел дух.
Сомнений не было – его едва не грохнул родной внук. Задержись Константиныч в комнате еще хоть на минуту, Нонка бы совсем опомнилась, дала команду «фас!».
Походкой пьяного кавалериста Лев Константинович прошаркал до калитки, выскочил на узенькую, засаженную березками и елками улочку. Упал спиной на дверное полотно.
«Завещание переоформлю без паспорта, - глядя перед собой, упираясь взглядом в глухой соседский забор, равнодушно-отстраненно думал. - Нотариус – сосед знакомый, приведу еще Сережу в качестве свидетеля… Подпишем. Сейчас на электричку, авось контролеры пожалеют дедушку, не высадят…»
Едва переставляя ноги, Лев Константинович брел по тропинке. «Как хорошо, что Любушка-голубушка не дожила! Не испила позора!»
До станции недалеко, умыться можно в туалете… Запасные ключи от квартиры у соседки Тони есть… Переодеться и к Сереже. Потом – к нотариусу… Ирине-внучке и доченьке Татьяне ничего рассказывать пока не стоит… Зачем срывать из-за границы? Пускай работают спокойно…
«Ох! Душно-то как что-то…»
За белыми березовыми стволами уже угадывалась промоина железной ветки, Лев Константинович пошатнулся. Ноги заплелись, сами по себе сошли с тропинки…
Пенек. «Как хорошо… Немножко посижу…»
Сознание уже мутилось. Перед ослепшими глазами появилось белое одутловатое лицо… Куда-то потащили, куда-то сбросили и ветками слегка присыпали…
«Хо-о-о-олодно… внучо-о-ок…»

Завьялов испытал все то, что день назад, еще в четверг, пережил его носитель. Бориса даже начало потряхивать от озноба в теплом салоне такси. Казалось: тело и душа насквозь промерзли, пока Лев Константинович лежал в глубокой яме, засыпанный сухими, обманными ветками… Ведь если следовать памяти Льва Константиновича, он сутки пролежал в лесу.
«Гаденыш твой Ромка, Константиныч, - нашелся что сказать Завянь. – Повезло еще, что на тебя наткнулись».
«Грибники, наверное», - спокойно буркнул недоубитый, недомороженный внуком дед.
Таксомотор сворачивал к обочине. Разумный старикан заранее предупредил: не стоит ехать к даче на первом же такси, машину надо поменять, дабы запутать сыскарей.
Кеша, бережно держа четвероногую жену, выполз из автомобиля на обочину. Замороженный чужими воспоминаниями Завьялов сумрачно спросил носителя: «Константиныч, а мы не на пепелище едем? Может, зря, а?»
«Не, Борька. Рома – жадный. За целый дом возьмешь дороже, цела моя дачка, Боря. Цела».
Довольно быстро на ночной дороге показался радушный частник. Лев Константинович продиктовал Завьялову адрес…
«Ни фига себе! – мысленно присвистнул Боря. – Не хилый у тебя поселок, дедушка!»
«А ты, в н у ч о к, как думал? – усмехнулся старикан. – Я как никак являюсь генералом».
«Да ну!»
«Да чтоб мне сдохнуть».
Завянь порядком засмущался:
«Вы это… Лев Константинович, простите… Я думал…»
«Я знаю, что ты думал, Боря, - оборвал носитель. – Точнее – слышал. Ты думал – залетел в бомжа, ругался…»
«А вы, мгм… все мысли мои слышали?»
«Зачем ты спрашиваешь, Боря? Теперь ты знаешь – как о н о бывает».
Действительно. Вопрос пустой.
Пообщавшись с носителем, Борис понял, что прочитать стремительно проносящиеся, пунктирно обозначенные, но понятные самому интеллекту мысли, невозможно. Они недооформлены, проскакивают по верхушкам, не увлекаясь окончательной конкретикой. Как крупные мазки художника импрессиониста, выписывают настроение, не форму.
Общаться можно, лишь отправляя внутрь себя четко сформулированный словесный текст. Хотя рассказ и наполняется густой палитрой личных ощущений, не сформированная до деталей мысль укрыта в эмоциях, как в отвлекающей шелухе.
«И вот что я хочу тебе сказать, дружок. Мне надоело видеть призрак белой березы с намыленной веревкой на суку. Ты эти думы, Боря, брось. Еще прорвемся, повоюем».
Занятный старикан.
«Лев Константинович, а вы на какой войне бывали?»
«Приму за комплимент, дружок, - хмыкнул генерал-носитель. – На финской не был, Великую Отечественную отмахал - от края и до края. Закончил в Праге в чине капитана».
«Так сколько же вам лет?!»
«В позапрошлом годе девяносто стукнуло», - в манере шамкающего деда, доложил Лев Константиныч.
«Твою ма-а-а… Простите», - шокированный возрастом носителя, Завьялов даже машинально рот рукой прикрыл.
Несколько часов назад, разглядывая в зеркале дряхлый организм, Завянь решил, будто попал в древнейшего столичного бомжа. Те ребята редко доживают до почтенных лет. А оказалось? Оказалось – залетел в дедка с военной выправкой, генерала-отставника, прошедшего, небось, все лучшие военные санатории и клиники.
Хоть с этим повезло…
«Еще раз спрячешь под одним ругательством другое – «старую развалину», к примеру, - бурчал тем временем носитель, - заставлю зубы заболеть. Я знаю где дупло».
«Ой-ой! Простите, дяденька, засланца!»
Если скинуть деду лет десять, обещанных засланцем Кешей, - а уже, пожалуй, что и двадцать! - то выглядит он сейчас на семьдесят с малюсеньким хвостом.
Интересно, насколько еще можно Константиныча омолодить? Дедуля бравый, адекватный, дерется лихо, педали газа-тормоза пока не путает.
«Ваше высокопревосходительство…»
«Не перебарщивай с комплиментами, сынок. По табели о рангах «высокопревосходительство» относится к двум первым классам, я же скромный генерал-майор. Достаточно превосходительства».
Дедуля ерничать изволил. За «старую развалину» обиделся.
«Миль пардон, превосходительство, - попадая в унисон, ответил Боря. – В каких войсках служить изволили?»
«О СМЕРШе слышал?»
«Армейская контрразведка?»
«Так точно. Генерала мне уже перед отставкой, Бориска, дали. Почетно, так сказать, отправили».
Завьялов почувствовал, что Константинович не хочет говорить о службе. Разведчик словно бы захлопнулся, четко выставив перед мысленным взором картинку-блок: на клумбе перед старым деревянным домом подмерзают астры.
«Скажи, Борис, водиле, чтоб после автобусной остановки налево поворачивал».
Отправляя Завьялову эту просьбу, генерал как будто ставил точку в споре – он признал главенство молодого интеллекта.
Борис, общаясь с шофером, испытывал кошмарное ощущение неловкости. Словно ограбил на большой дороге славного дедулю-ветерана.
«Лев Константинович, а вы давно, как бы сказать… очнулись? Вы слышали все, о чем я с Капустиным разговаривал?»
«Очнулся в ванной, - четко отрапортовал носитель. Завьялов тут же вспомнил, как его – накрыло. Он думал, что похмелье, на самом деле никотиновый голод чудовищно одолевал. – Так что в основном я в курсе. Понимаю, что коли выпутаемся, мне могут память уничтожить. А это – плохо. Что у старика останется, если припомнить нечего?»
«Я постараюсь что-нибудь придумать».
«Да ладно. Как пойдет, Бориска… Я кстати, попрошу: ты с этим выканьем завязывай. Мы вроде как, Завянь, едины, к чему между своими реверансы».
«Да неудобно как-то…»
«Отставить розовые сопли! Батька сказал – на ты, значит на ты! - И, помолчав, добавил: - Я, Борь, себя и в самом деле помолодевшим чувствую. Так что не напоминай мне мафусаиловы лета, нервы не драконь…»
«Договорились, Константиныч».

Двухэтажный дом с мансардой прятался за глухим забором и старыми разросшимися яблонями. Вдоль ограды уже виденные по воспоминания Льва Константиновича березки, елочки. Лужайки не имеют отношения к газонам: слегка облагороженное косой, примятое пространство разнотравья, подмерзающие стрельчатые листья одуванчиков.
Разглядывая жилище генерала-пенсионера, Завянь испытывал непередаваемое, чуть тоскливое ощущение родства и сопричастности. Любимая скамейка Любушки-голубушки, под этой яблонькой летом ставили бассейн, когда правнуки с Иришкой приезжали, здесь маленький Ромка коленку занозил…
Покой и тишина.
И иссушающее душу одиночество! осенний пейзаж, подсвеченный единственным фонарем. И тот застыл на общей улице.
За спиной Завьялова Иннокентий шептался с собакой. Мелькнула мысль: «А как бы я воспринял этот дом и сад, не будь во мне Льва Константиныча?..» Борис давненько не бывал на старых, заросших лопухами дачах. Еще со времен сопливого отрочества, когда дача Лели выглядела похоже.
Но сейчас там каменные стены, стриженные лужайки, соседи сплошь – богема, знать. Борис как будто в детство окунулся.
И одновременно в старость. В кладбищенской ограде одиночества и золотых березок.
«Чего застыл? – глухо проворчал внутри Завянь пенсионер. – Зови гостей, питаться будем».

Когда Завьялов выставил на стол перед Кешей и Жюли вспоротую простецким консервным ножом банку кильки в томате, с интеллектуальными путешественниками произошел культурный шок.
Чинно рассевшийся за столом – гость-гостем - Иннокентий поглядел на выставленное содержимое, сглотнул:
- Мы это будем – е с т ь?
- Нет, блин. Мы это типа выпьем.
«Ты видел, Константиныч, а?! Собака на столе – нормально. А килька в соусе – не комильфо!»
Но впрочем, Боря вредничал. Вид собственного тела, усевшегося барином отужинать в гостиной, невероятно раздражал!
- Вставай давай, Капустин! У нищих слуг нет!
Тело-Иннокентий встало из-за стола с единственным блюдом – мешанины из томата с рыбкой, и бодро поскакало на кухню, не преминув укорить Завьялова за вредность:
- Так сразу и сказали бы! «Пойдемте, Иннокентий Аскольдович, на кухню, помогать». Я б сразу и пошел!
- Так ты еще и Аскольдович? – негромко хмыкнул Боря. Распахнул перед путешественником забитый снедью генеральский холодильник, вытащил оттуда баночку с печеночным паштетом: - На. Неси жене. У нее желудок нежный, буржуями избалованный.
Кеша повертел крохотную баночку в руках, наморщил ум и физию…
Завьялов отобрал затейливый для Кеши предмет, одним движением вскрыл крышку из фольги…
Через три секунды Аскольдович влетел обратно на кухню с воплем:
- Борис Михайлович!! Она… Там все… Борис Михайлович, Жюли съела банку т о г о кошмара!!!
- И что? – невозмутимо, продолжая кромсать кухонным тесаком докторскую колбасу, спросил Завянь.
- Она ж отравится!!
- Переживет. Вот, бери тарелку с колбасой, неси, пускай закусит.

С трапезой покончили на одном дыхании. Боря-генерал дожевывал практически на ходу, налаживая в кабинете компьютер для общения с Жюли.
Жози, противненько рыгая рыбой, наблюдала. Назначенный дежурным по кухне Капустин убирал тарелки со стола.
Не будучи уверенным, что путешественница из далекого будущего знает как совладать с ископаемым компьютером, Завьялов объяснил собачке, куда нажать, чтоб вышли буквы.
Крошечная Жози окатила генеральское лицо чисто женским высокомерием. Ловко процокала когтем по «клаве», на мониторе появилось «МЕРД».
«Что за фигня?» - расстроился Завьялов. Собачка ничего не поняла?
«То не «фигня», Борис, а «дерьмо». Но только по-французски, - задумчиво ответил Константиныч. - Зови Капустина, пусть прекращает мыть посуду».
Когда обрадованный снятием повинности дневальный заскочил в генеральский кабинет, Жюли-Жози рассержено тявкнула. Кеша понял моментально.
- Борис Михайлович, Жюли – француженка. У нее трудности с набором кириллицей. Вы не могли найти бы для нее агрегат с латинским шрифтом?
Завянь вздохнул, нажал на кнопочку.
- Прошу, мадам Жюли. Осваивайте «агрегат».
- Уви, уви, - залопотал Капустин, подсел к жене, стоявшей всеми лапами на столе перед клавиатурой.
Пошла работа. Муж спрашивал на русском и французском, жена – рычала.
Завянь, по просьбе Константиныча, пошел перекурить на свежем воздухе.
Чего торчать за Кешиной спиной? Он и так сплошной комок истерики. Направление ему – определили. Жюли толковая особа, ответит на все, что муж и спросить забудет.
_________________