Нежеланная (18+)

 » Глава IV. Пробуждение. Часть 2

ГЛАВА IV. ПРОБУЖДЕНИЕ.
Часть 2

***
Какой же он дурак! Лютовид вырвался из тесной комнатушки, где всё было пропитано запахами страха и боли. Она так на него смотрела... Как на зверя! Будто он чудовище какое. Едва очнувшаяся, она мало что понимала, а он лишь ещё больше напугал её. Со всей силы Лютовид впечатал кулак в каменную стену. Кости хрустнули, и острая боль молнией пробежала по руке. На сбитых костяшках выступила тёмная кровь. Она смешалась с каменной крошкой и была теперь похожа на одно из его зелий.
Он выродок. Больной свихнувшийся выродок. Потому что там, в холодной и неприветливой спальне, он понял, что сходит с ума. Когда прижал Мельцу к полу, боясь, что она навредит себе... Когда она змеёй извивалась под ним, пытаясь выбраться. Понял, что теперь он на своём месте. Именно там, где и всегда должен был находиться. Будто тысяча путей, по которым он шёл, вела именно сюда, в её комнату, к ней... Она была так напугана. И ему хотелось успокоить её. Она дрожала от холода. И он не мог её не согреть.
А вместо этого напугал ещё больше. Она смотрела на него, и в голубых глазах он видел ужас. Наверное, думала, что он такой же, как тот, кто сотворил с ней это. Но Лютовид и чувствовал себя грязным насильником за то, как поступил. На какую-то секунду он и впрямь ощутил себя зверем. Стоило Мельце остановить взгляд на его лице, посмотреть в глаза, и змей, сжавший сердце, ликующе зашипел. Наконец она заметила его. Именно его! Уподобившись зверю, он вдыхал её запах, пытаясь запомнить, чтобы потом узнавать его везде. Ему хотелось прижаться носом к её шее и потереться, успокаивая. А желание слизнуть капельку воды с её щеки заставило дрожать. Всё тело опалило жаром, и пришлось закрыть глаза, чтобы не поддаться искушению.
Он смутно помнил, что было дальше. Она так отчаянно сопротивлялась, так боялась. А он с собой совладать не мог. Ни одна женщина не вызывала в нём подобного. Ни к одной не хотелось прикоснуться. Ни одну не хотелось назвать своей и не отпускать. Когда отодвинулся от Мельцы, показалось, что часть себя оторвал. Боль и ужас в её взгляде резали его ножами, но и сил оставить её не было. Лютовид и сам не знал, как смог отстраниться от дрожащей панны. Он хотел обнять её, прижать к себе, согреть, чтобы не чувствовала она ни холода, ни страха. Ведь мог он прогнать ту лютую стужу, что поселилась в её глазах, мог поделиться своим теплом, своим жаром. Но человек всё же победил зверя, и Лютовид очнулся. Понял, как пугает Мельцу, как грубо сжимает истерзанное тело. Её ужас передался и ему. И тогда он не придумал ничего лучшего, чем сбежать. Чтобы не видеть отвращения и страха в её глазах.
Голубые и чистые... Они странно сияли, затягивая, поглощая. Лютовид понял, что ему напоминает это сияние — голубую сверкающую дымку, что окутывала Смерть и его свиту. Смерть в глазах Мельцы поселилась — лютовидова погибель. Не от сделки с хозяином Мёртвого царства он падёт, но от невозможности быть подле Мельцы. Хитрый змей, что теперь в нём жил, злобно зашипел, высунув язык. С клыков его закапал яд, отравляя ещё больше, заставляя желать то, что отныне для Лютовида недоступно. И новая волна боли змиевым языком лизнула ладонь.
Он поднял руку. Под повязкой показалась чернота, замаравшая кожу. И если вчера она окружала укусы, то сегодня уже доползла до запястья. Не к добру это. Не к добру. Этим странным звериным чутьём Лютовид чуял, что осталось ему куда меньше года.
Дверь отворилась, и из мельциной комнаты вышел Ягин. В руках он до сих пор держал пустое ведро.
— Ты это... Извини уж, что я так... Но она прям взбесилась. Лихо на неё какое напало, что ль...
— А как бы ты поступил, придя в себя? Рядом три мужика незнакомых, а тебя до этого... - Лютовид запнулся и сжал зубы.
Ягин сразу помрачнел. Видать, понял, что на душе у Мельцы было. Глаза долу опустил, а скулы румянцем стыда окрасились. Лютовид вздохнул. Уж кому-кому, а не ему Ягина стыдить. После того, как прижимал Мельцу к полу своим телом, он сам себе противен был.
Лютовид тяжело вздохнул, запустил пятерню в волосы и откинул со лба. Волосы почему-то оказались влажными. Ах да, это же Ягин пытался остановить безумие. Только кого он в чувство привёл — Мельцу или атамана?
— Какой сегодня день?
Ягин, удивлённый вопросом, подумал секунду и ответил:
— Пятый рассвет Лета Звонкого.
— А через два рассвета Дауфурнотт.
Ягин вздрогнул и побледнел.
— А ведь верно... Нужно дров заготовить.
— Тебе-то зачем? - Лютовид удивлённо взглянул на весельчака-лучника.
— Как зачем?! - Брови Ягина слились с волосами. - Зло отгонять - чёрта с ведьмами да мёртвых!
— Тебе не придётся. - Со злорадством Лютовид следил за тем, как меняется лицо Ягина.
— Это ещё почему?
— А мы с тобой ведьму ловить будем. Или тебе неинтересно, кто у старосты всех петухов своровал?
Усмехаясь, Лютовид оставил Ягина. Наверняка буестный вой сейчас его клянёт на чём свет стоит. И поделом. Он сам себя проклял. В тот момент, когда понял, какая нежная кожа у дочери пеплицкого старосты.

***
— ...Ягин, значит, у них лучник. Очень меткий. Однажды вепря в лесу подстрелил! Я его в кустах и не разглядел даже. А Ягин прям промеж глаз ему попал! Да ещё так стрелу вогнал, что она до оперения вошла. Ягина ты видела. Это он со мной тебя... Стерёг... А ещё есть Лейвюр. Он кормчим (20) был на господаревом корабле. Вместе с Гирдиром по морям ходил. Гирдир у них самый мрачный. С топором таким огромным... А Хотовит с Вигартом братья! Мне Ягин по секрету рассказал, что ведьма одна их заколдовать пыталась — чтобы они друг против друга вышли биться. Заколдовала, значит. А они взглянули друг на друга, вспомнили, что братья, и всё — развеялось колдовство.
— Может, ведьма плохо заколдовала?
Мельца сидела в кресле, поджав под себя ноги и сушила убрусцем (21) влажные волосы. Антип, не ожидавший такого вопроса, нахмурил брови, задумался, макушку почесал.
— Не думаю... Это они, кстати, кадку и воду сюда принесли. - Он ещё помолчал и затараторил снова: - А воевода у них Сальбьёрг. Ох, ты б его видела! Девки уже, небось, повлюбились в него все. Я таких и не встречал. Куда уж нашим-то до него!.. - Антип неодобрительно поджал губы. - А, ну и атаман, конечно! Его ты тоже видала. Лихой, да? Я как про него подумаю, сразу мороз по коже. Представляешь, он сказал, что петухов ваших тать какой-то стащил?! Ну, ничего... В Хмурой чаще сам убедился, что это всё ведьмины происки. А ведьма, представляешь, из воздуха змеюку создала и на меня науськала. Я б с ней, конечно, совладал. Змей мы тут, что ль, не видали? Да атаман влез, помешал. Бежит, значит, кричит мне что-то. Ну и что ты думаешь? - Антип выжидающе взглянул на Мельцу.
Мельца не знала, что должна об этом думать. Она промолчала, задумчиво расчёсывая пальцами влажные пряди. Антип, пылающий от негодования, решил продолжить:
— Ну, я, значит, и отошёл. Погляжу, думаю, на него в деле. А змеюка его хвать, да в ладонь вцепилась. Чуть кусок руки не оттяпала. Он, вон, до сих пор с повязкой ходит... Так что уж и не знаю, поможет ли он нам тут... Хотя... Зелье для тебя сварил знатное. Вона как тебя на ноги поставило быстро! Ни одной царапинки...
Антип продолжил болтать. Он рассказывал обо всех дивах, которые повидал в пути, описывал столицу и дружину. А Мельца думала...
Это чудесное атаманово зелье и впрямь на неё подействовало. Вместо глубоких ран лишь белые тонкие шрамы остались. Когда два дюжих воя притащили в комнату кадку для омовений, и Мельца, наконец, осталась одна, чтобы искупаться, она оглядела своё тело. Ни царапин, ни синяков — никаких следов того, что с ней сотворили. Если бы не несколько рубцов, она бы думала, что это ужасный сон. Почему же это зелье не может точно также залечить её душу?! Или заставить всё забыть! Может, атаман знает рецепт такого отвара? Мельца поёжилась. Не будет она его ни о чём просить. Даже смотреть на него теперь страшно. Если тот, что сделал с ней это, владеет колдовством, заставившим молчать, то... То на что же способен настоящий ворожейник?! Ни глотка больше не сделает, даже если умирать будет. Да и что проку от них, от этих зелий? Тело её вылечено, полно сил, а душа?.. Что делать с душой? Как избавиться от страха, от лютого ужаса? Как избавиться от отвращения к самой себе? Вода и мыло не помогут ей отмыться от той мерзости, в которой её утопили...
— Эй, Мельца! Ты слышишь меня?
Антип бесцеремонно потряс её за плечо, и Мельца испуганно дёрнулась. До чего же противно было ей это прикосновение! Антип отдёрнул руку, и она потёрла кожу в том месте, где он её коснулся. Захотелось вновь окунуться в воду и смыть с себя... Как глупо! Это же Антип. Самый ужасный его поступок — обдурить покупателя из соседнего хутора. Но разве о другом она не так же думала? Разве не считала его старым и занудливым, но безобидным? Разве могла предположить, что кто-то польстится на её некрасивое тело? Кто ж теперь знает, чего ожидать от торгового проходимца...
— Извини. Я задумалась. - Даже голос у неё изменился. Стал хриплым и бесцветным. Надломленным.
— Дак я спрашивал, может, погуляем подле дома-то? Погодка вон какая славная! Солнышко светит... Да и ты на поправку скорее пойдёшь. Чего сидеть-то взаперти?
Наверное, ему просто надоело стеречь её, вот и рвётся наружу. Но Мельца вдруг поняла, что и ей хочется уйти. В доме теперь не спрятаться. А он обещал вернуться... Быть может, на улице, в окружении людей, она будет в безопасности?
— И вправду, чего здесь сидеть? Идём!
— Серьезно?
Антип, наверное, и счастью своему не поверил. Вскочил, заметался по комнате, а Мельца быстро заплела всё ещё влажные волосы в косу.
В доме стояла мёртвая тишина. Не было ни отца, ни загадочной дружины, о которой Антип столько твердил. Мельца втайне радовалась, что осталась в одиночестве, ежели вмиг повеселевшего торговца не считать. Когда вышли наружу, Мельца зажмурилась. Ласковое и приветливое солнышко гладило кожу, и даже на душе стало немного спокойнее. Птицы на деревьях щебечут, топоры где-то поблизости стучат, а вот и лошадь заржала. Жизнь вроде и шла своим чередом, а вроде бы и остановилась. Медленно, словно боясь чего-то, Мельца ступила за порог. Под ногами тут же заскрипели мелкие камешки, ветерок прядку волос в лицо бросил. Кругом умиротворение и спокойствие. И от этого сердце медленно наполнилось ужасом. Вот и тот день таким же был. Спокойным и размеренным. Обычным. До боли скучным. Мельца уж и назад думала повернуть, но Антип вновь что-то затараторил и бодро зашагал вдоль дома. И в самом деле! Что ей теперь, внутри всю жизнь сидеть?! Так он и там до неё доберётся. Никто и слова сказать не посмеет. Мельца сорвалась с места и поспешила за торговцем, боясь оставаться в одиночестве.
— Ну, чего ты отстала? Мы сейчас в кашеварню (22) вашу заглянем. Я слышал, Злотична рыбку пожарить собиралась. А я с прошлого вечера ничего не ел. Голодный — жуть! Рыбка, она сейчас самое то...
Мельца ничего не ответила. От речей торговца её вновь замутило. Она и кусочка проглотить не сможет — поперёк горла встанет.
Подол платья вдруг запутался в ногах, и Мельца яростно его дёрнула. Будь проклята эта старая тряпка! Тогда она тоже в собственной одежде запуталась и упала, а он догнал... Горечь наполнила рот. Собственная одежда. Да не было у неё ничего своего! В их хуторе старые традиции ох как живучи. Не позволялось младшим девочкам одеваться наряднее старших, привлекать к себе внимание женихов. Вот когда старшая замуж выйдет, тогда — пожалуйста, а до тех пор — ходи, в чём попроще. Вот только Мельце не то, что скромная одежда доставалась — ей обноски сестры донашивать приходилось. И даже после замужества Багрянки отец не купил ей новые платья. Богатейший человек хутора! Староста... Мельца часто-часто заморгала. Не допусти, Созидатель, разреветься. Да тут и уголок кашеварни показался — пришлось быстро утереть пальцем постыдную влагу.
Кашеварня позади дома располагалась, отдельной пристройкой. На самом деле, это была просто маленькая кухонька, в которой готовили в основном весной и летом. Зимой там было слишком холодно из-за тонких стен. Зато можно было долго хранить разные продукты — в холоде они не портились. А осенью — грибы разные да травы с ягодами сушились. Но стоило прийти Весне-Холоднице, а за ней и Лету Звонкому, как кашеварню отпирали, отмывали от пыли и паутины да стряпали на свежем воздухе.
Скрежет ножей о доски да звук речи человеческой Мельца услышала не сразу. Так она в свои мысли погрузилась, что и ничего вокруг не замечала. Но громкий голос, в котором отчётливо злость и торжество слышались, вырвал её из мрачных воспоминаний.
— ...И поделом!
Она не сразу узнала голос. Знакомый вроде, но в голове такая путаница была, что теперь ей всё чужим казалось.
— Доигралась, говорю вам!
Мельца вдруг схватила за рубаху идущего впереди Антипа и потянула на себя. Торговец удивлённо обернулся и раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но Мельца приложила палец к губам и покачала головой: мол, молчи.
А хозяйка звонкого голоска меж тем продолжила:
— Давно всем ясно было, что она поганка! И чего, спрашивается, Багумил ожидал? Думал, раз в тепле да достатке её растить будет, то она приличной сделается?! Думать же надо! Ну в кого, в кого ей приличной быть?
Невидимые собеседницы понимающе вздохнули. И тут Мельца вспомнила: ведь этот смех её с утра разбудил. Злотична. Вдова же как ни в чём не бывало разглагольствовала дальше:
— Мать — развратница, отец — вообще не знамо кто! Удивительно, что такому отродью здесь жить позволено было! Багумил — добрый человек. Но о чём только думал?.. Да её же сам Бергрун замуж позвал! Не иначе как из жалости к другу.
Мельца вздрогнула, едва пополам не согнулась — внутри всё от боли нестерпимой сжалось. А Злотична не желала униматься:
- Да кто ж это шлюху в дом добровольно приведёт, ну вы подумайте! А Бергрун решился. Так ей, значит, и этого мало! Спутаться с кем-то решила. За то и поплатилась. Потому что головой надо думать, а не дыркой между ног. Надеюсь, полюбовник хорошо её оприходовал! Чтобы больше не лезла на мужиков-то, когда такие приличные люди замуж зовут. Раз на неё полюбовник позарился, небось, ему не сказала — что сама потаскуха да потаскухой рождена!
Наверное, вместе с зельем атаман в неё и буйство какое-то влил. Мельца обо всём забыла: о боли, о страхе, об обиде. В ней как будто костёр дикий вспыхнул. Оттолкнув Антипку, она влетела в кашеварню. Перед глазами, как утром, — размытое пятно, пелена. Единственное, что чётко видно, — лицо Злотичны. Вдова даже сообразить ничего не успела, когда Мельца подлетела к ней и вцепилась в волосы. Зажав в кулаке длинную косу, она, чуть ли не рыча, стащила сплетницу со стула. Заголосили бабы. Сама Злотична завизжала. От её визга у Мельцы уши заложило. Но пальцы она не разжала, ещё пуще за тонкие пряди схватилась. Она огромному борову сопротивлялась, а с этой тварью и подавно справится.
Словно кто-то другой вселился в тело Мельцы. Она волокла Злотичну за собой, дёргая за волосы. Она вырвет их все и затолкает в рот этой дряни! Пусть испытает хоть толику того, что пережила сама Мельца.
— Никогда... Слышишь, дрянь?.. Никогда... О моей матери... Так... Не говори...
Кто-то вцепился в её руки, но Мельца не могла разжать пальцы — будто заколдовали её. Она вырывала тонкие волосёнки, по-звериному рыча и рыдая. Во рту было солено — словно моря нахлебалась. Мельца начала задыхаться.
— Да оставь ты убогую...
Нестерпимо горячая рука змеёй обвилась вокруг талии. Её приподняли над землёй и прижали к чему-то горячему и каменно-твёрдому. Мужчина! Это мужчина! Паника и страх морской волной окатили Мельцу с ног до головы. Она выпустила волосы Злотичны и принялась изо всех сил вырываться из полона (23). Спину и живот жгло огнём. Неужто её, как мерзких ведьм, сунули в очаг и теперь сжигают заживо?! Мельца впилась пальцами в руку неведомого врага. Она оказалась невозможно твердой, будто из камня выточенной. Руки насильника были не такими — толстыми и одутлыми, как и он сам. С тем она не справилась, а с этим и подавно не совладает. Ноги болтались в воздухе. Она всё пыталась попасть по чему-нибудь, ударить, но ни разу не достигла цели. Неужели умолять придётся? Но в прошлый раз не помогло... Вдруг камень за её спиной пришёл в движение. Повернулся и двинулся прочь от громких криков, визга, ругани. Мельца перестала сопротивляться. Тело отказалось подчиняться её воле и безвольно обмякло. Она сжала пальцы вокруг горячей руки чужака, кожа соприкоснулась с плотным сукном его одеяния. Спина тёрлась о пылающую жаром грудь пришлого, и казалось, что трение высекает искры. Искры эти подскакивали вверх, а потом падали на землю и тихонько шипели, как змеи. Мельца поняла, что это лишь жуткие видения. Голоса звучали всё тише. Перед глазами разлилась темнота. Ей показалось, что она плывёт по чёрному небу. И только сияющая серебром луна видит её позор. Но лун почему-то оказалось две. И они блестели. Сверкающим стальным блеском, как красивые украшения кузнеца Атти.
Мельца заморгала и огляделась. Она сидела на кухне. Вместо горячей груди спина прижималась к холодной стене. Мороз побежал по коже, сковывая стужей. Как же холодно... Она задрожала и тихо всхлипнула.
— На, выпей.
На стол плюхнулась кружка с непонятным питьём. Мельца испуганно вздрогнула и обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Внезапно того жара, что недавно сжигал её, стало не хватать. Она взяла кружку и поднесла к носу. Принюхалась.
— Это вода. Я же сказал, что не обижу тебя.
Наконец, она осмелилась взглянуть на него. Тот самый атаман, что не дал ей впасть в безумство, залечил раны и не справился с антипкиной змеёй. Его серебристо-серый взгляд притягивал. Мельце казалось, что она смотрит на небо, где застыли две луны. Эти светила таинственно блеснули, а потом их заволокло сизой дымкой — туман, или облака набежали...
На мгновение подумалось, что сейчас ночь, странная и пугающая. И нет больше ничего и никого на Свете Белом — только луны, повисшие на небе.
Жуткий взгляд атамана Мельцу заворожил. Никогда прежде она не видела таких глаз. Он прищурился. Чёрные брови, как два птичьих крыла, мазнули по лунам, тень пробежала по смуглому лицу. Странный он какой-то... В Северном кряже не так часто солнышко показывается. Никогда оно не обжигает сильно. Иногда даже едва греет. А атаман, кажется, всю жизнь под солнечным печевом провёл, такой смуглой казалась его кожа. Да и весь он был слишком тёмным. Угольная чернота его волос соперничала с самой глубокой ночью. На чуть волнистых прядях резвились солнечные отсветы из окошка, и волосы отливали синью. Короткая борода и усы мешали понять выражение его лица. О чём думает? Что замышляет?
— Нравлюсь? - Чуть охрипший голос заставил Мельцу вздрогнуть.
Она, не стесняясь разглядывала его, а он видел это. Атаман подошёл ближе и подтолкнул кружку, которую она всё ещё сжимала, ближе к губам:
— Пей.
Двигался он по-особенному. Плавно и бесшумно. Мельца всё думала, на кого же он похож? И вдруг вспомнила...
Давным-давно, ещё в детстве, у неё была книжка с чудным названием "Бестиарий". В ней были описаны животные Северного кряжа. Пока не умела читать, Мельца рассматривала картинки. Одна из них особенно сильно её поразила. На ней был изображён огромный змий. Чешуйки у него с одной стороны крепились к тулову, а с другой - свободно торчали. И казалось, что змий щетинится. Из глаз его всполохи огней в стороны разлетались. А на голове — корона. Художник особенной краской изобразил змия. Его чешуя блестела, а костры в глазах — переливались, стоило поднести их к пламени свечи. Был тот гад огромным. Возле него корчились жертвы размером с травинку — на кого яд из пасти капнул, а кого искрами огненными сожгло.
Потом, когда Мельца научилась понимать буквы, она смогла прочитать, что это чёрный аспид — Господарь всех змей. Они послушны его воле и выполняют все его приказы. А ещё она прочла удивительную и страшную легенду о том, что когда-то змиев Господарь был человеком, но Чёрт его заворожил и обратил в аспида. И лишь на один рассвет в году он может вернуть себе человечье обличье.
Мельца часто открывала Бестиарий на странице с королём всех змей. И хоть она ужасно боялась этих тварей, на картинку же готова была смотреть часами. Но однажды Багрянка увидела эту книжку и захотела себе. Она никогда не увлеклась чтением — ведь у неё было столько красивых кукол! Но отец отобрал у Мельцы Бестиарий и вручил любимой старшей дочери.
Мельца тогда всю ночь прорыдала, а на рассвете пробралась в спальню Багрянки, чтобы стащить книгу. Но не успела. Ей удалось лишь быстро пролистать страницы и вырвать лист с изображением чудесного змия. А потом, лёжа в кровати, долго не могла уснуть, представляя, как является сюда змиев Господарь и отбирает у Багрянки книгу. Он бы защищал Мельцу от грозного отца, насмешек сестры и обидных непонятных слов, которые говорили соседи. Но время прошло, и Мельца поняла, что никакого змеиного короля не существует. Вырванная из Бестиария страница до сих пор была спрятана за шкафом в комнате.
Она и сама не знала, чего вдруг вспомнила об этом. Обида уже давно утихла. Мельца свыклась с такой жизнью. Что понапрасну на злость силы тратить?
Это всё странный атаман всколыхнул в душе позабытое. Уж кто-кто, а он мог быть тем самым королём.
— Стало быть, не нравлюсь тебе?
Мельца вздрогнула и удивлённо взглянула на атамана. Искривив губы в ухмылке, он пристально смотрел на неё. Нравится? О чём это он?! Мельца тряслась, стоило ему к ней прикоснуться и опалить жаром своего тела. Обученный колдовству, ворожейник мог что угодно сотворить с ней. И тогда лягушка, ползущая по губам, показалась бы детской забавой. Мельца слышала истории о проклятых атаманах и их деяниях. Они были безжалостны и жестоки. Что друзья, что враги — все страдали от их ворожбы. Иногда ей даже жалко было несчастных ведьм, умирающих от жутких пыток, что творили над ними атаманы.
Вряд ли бы такой, как этот, опустился до порченой Мельцы. Но ведь другой польстился на неё. Что мешало суровому сероокому атаману позабавиться со шлюхой, как её обозвала Злотична?
Мельца, наконец, сделала глоток воды. С удивлением она обнаружила, что к пальцам прилипла окровавленная прядь светлых волос. Вместо отвращения и стыда она испытала лишь удовлетворение. В мысли ворвался громкий топот. В кухню ввалился разъярённый, как медведь, отец.
— Ты совсем ополоумела?! - Его голос грохотал во всех уголках кухни.
Мельца испуганно вздрогнула и выронила кружку. Та покатилась по полу, разбрызгивая воду, и остановилась у атамановых сапог. Тот наклонился и медленно поднял посудинку.
— Мне стыдно за тебя!
Вот он — её отец. Не навестивший, едва она в себя пришла. Не пожалевший. Не пообещавший наказать того, кто это сделал. Мельца, наконец, пришла в себя и решилась:
— Стыдно? С чего бы? Ведь ты меня не считаешь дочерью! Я тебе чужой человек! Чего за чужака стыдиться-то?!
— Я тебя растил! Кормил и одевал!
— Конечно! Ведь иначе точно застыдили бы! Староста Багумил дитё малое из дома выбросил! Ты чужих пересудов боялся!
Мельца тяжело дышала и с ужасом глядела на отца. Она ещё никогда не позволяла себе таких речей. Даже в мыслях запрещала себе ругать его. Но сейчас с ней происходило что-то странное. Как будто кто-то другой управлял разумом и телом, позволяя рвать волосы Злотичны и дерзить отцу.
— Ты сейчас же пойдёшь к Злотичне и извинишься перед ней! - Отец подскочил к ней и тыкнул пальцем в лицо.
Мельца резко встала с лавки и едва не упала.
— И не подумаю! Она говорила о матери мерзости!
— Пойдёшь, а иначе вон из дома! Столько лет я терпел нагулянную неизвестно где девчонку, а теперь ты ещё будешь перечить мне?
Мельца уже рот раскрыла, чтобы ответить, что уйдёт прямо сейчас. Но спокойный и даже насмешливый голос её опередил:
— На самом деле это очень просто выяснить. - Атаман стоял, привалившись к стене, и вертя в пальцах кружку.
— Что выяснить? - Отец с подозрением глядел на кметя, и Мельца почувствовала, что готова расхохотаться.
Как же это всё было глупо! Глупее не придумаешь.
— Родная она дочь али нет. Капля вашей крови, капля — её. И всё. - Мельце показалось, что атаман с издёвкой и злобой глядит на отца.
С чего бы ему так злиться? С того, что вместо поиска ведьмы разбирается с глупыми деревенщинами?
— Выясняй! - Отец кивнул и снова повернулся к Мельце. - Дай ему свою кровь!
— Вот ещё! Крови моей никто больше не получит! Как хотите, так и выясняйте!
Мельца ринулась из кухни. Страх и злость бурлили внутри, мгла застлала глаза. Добровольно позволить, чтобы её резали и кололи? О, она уже достаточно крови растеряла...
В спальне было тихо и сумрачно. За окном до сих пор слышались причитания Злотичны, но что именно она говорила, Мельца не смогла разобрать. Да и не всё ли равно?
На маленьком столе всё так же лежали атамановы вещи. Пробирки, склянки и палки разные. Почему до сих пор не забрал своё добро? Мельца провела пальцем по одной из веток — толстой и шершавой — на ней темнели вырезанные символы. Незнакомые буквы вились сплошным узором.
— Если не хочешь никого проклясть, лучше не трогай.
Мельца вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял атаман. Она не слышала, ни как он дверь скрипучую отворил, ни как внутрь вошёл. Проклятый ворожейник!
— Что тебе надо?
Раньше она никогда не грубила. Но раньше и жизнь у неё иная была.
— Почему не хочешь выяснить, отец ли он тебе?
— А тебе-то что за дело?
— Никакого. - Атаман пожал плечами и вошёл в комнату, затворив дверь.
Мельца тут же напряглась. Взгляд заметался по спальне. Куда бежать? Как выбраться?!
— Вот только, ежели его дочерью окажешься, жизнь перемениться может.
Мельца рассмеялась.
- Глупый… - Её смех оборвался, стал горьким. - Я никогда от него добра не знала. Вот пусть теперь помучается так же, как я страдала. Он ничего мне хорошего не сделал. Любви от него никакой не было, одежду за сестрой донашивала. А то, что кормил меня, так скотину и слуг тоже кормят, чтобы работать могли.
— Ну и правильно. Пусть страдает от неизвестности. - Атаман подошёл ближе и вдруг ласково коснулся кончиком пальца её щеки. Мельцу тут же огнём опалило, и она испуганно отпрыгнула от него.
А он странно на неё посмотрел, как будто больно ему очень было, сгрёб в охапку свои вещи и молча вышел из комнаты.

(20) - кормчий - рулевой, а также человек, управляющий кораблём
(21) - убрусец - полотенце
(22) - кашеварня - зд. кухня
(23) - полон - плен
___________________________________

Поздравляю тебя, Машунь, с первой большой и завершённой работой! Конечно, называть "Нежеланную" первой - не совсем правильно, но как завершённую - да, всё совершенно верно)))) Я же знаю, сколько раз ты начинала и бросала на полпути замечательные задумки - поэтому рада бесконечно, что наконец-то ты довела до конца )))) История вышла потрясающая, яркая, живая, бесконечно интересная, увлекающая в свой мир. И я очень завидую тем, кто ещё только будет читать её и погружаться в этот удивительный мир сказов и легенд.

Удачи тебе, малыш. И новых неиссякаемый идей!

Танюша, очень рада тебя здесь видеть! Мне приятно, что ты зашла сюда) да, ты, как никто знаешь, сколько раз я начинала и бросала. И с каким трудом выстрадана эта книга. Но ты была рядом, поддерживала. И во многом, эта история видит свет именно благодаря тебе. Спасибо за чудесные слова!!!


Спасибо огромное! Надеюсь, все задуманное удастся воплотить.
___________________________________

Привет Моран!
Я тут прогуливалась по Гуглу и наткнулась на такую прелесть)



И эту красавицу нашла



Они правда слишком светлые для настроения повествования(
_________________

Привет) о, как круто!

Первая яркая, но атмосферная, а вторая прям идеально подходит!
___________________________________

 » Глава IV. Пробуждение. Часть 3

ГЛАВА IV. ПРОБУЖДЕНИЕ
Часть 3

***
Надо же глупцом таким уродиться! Чёрт дёрнул прикоснуться к ней! Не удержался. Не смог себя остановить. Вот стоит рядом, смотрит на неё, а через секунду рука уже помимо воли к щеке девичей тянется. Ощущение нежной и прохладной кожи будет его теперь всю жизнь преследовать. И чего ждал? Что она к его руке прижмётся?
Лютовид брёл по двору, не замечая ничего вокруг. Руку после прикосновения к Мельце жгло болью. Краем глаза он заметил странное шевеление на коже. А когда остановился посмотреть, увидел, что это чернота тонкой ниточкой по коже вверх ползёт. Вот и запястье уже миновала, по венам вверх тянется. Дурное предчувствие родилось внутри. Ведьмино проклятье неумолимо набирает силу. Узнать надобно, чем его прокляли, а иначе и года, отмеренного Смертью, может не протянуть. А ему год этот нужен, каждый рассвет теперича на счету. Но некогда об этом думать. Сейчас на деле надобно сосредоточиться. Мысли о сереброволосой панне лишь мешать ему будут, отвлекать. Она всего лишь женщина. И беда, что с ней случилась — не его дело. Он найдёт виновного, накажет. Но более его это касаться не будет. У неё своя дорога. У него — своя. И что бы Смерть про путь их общий ни глаголил — пустое всё. А то, что жизнь свою на её обменял — так атаманы долго не живут. Всё равно когда-нибудь пришлось бы в Мёртвое царство собираться. Отныне не будет он обо всём этом думать. Его цель — со странностями на хуторе разобраться, насильника найти. И ничего сверх этого. Он лишь атаман. А судьба атаманов с рождения предрешена. Лютовид ухмыльнулся. В одном Смерть прав всё же был. Здорово его панна приложила, видать. Вон как старается о ней не думать. О своём долге поминутно сам себе напоминает. Что он, женщин до неё не видал, что ль? Видал. Так от чего же теперь о ней одной все мысли? Лютовид вновь невесело ухмыльнулся. Женщины у него давно не было — от того и на первую встреченную броситься готов.
Оказалось, что за всеми этими мыслями он и не заметил, как к околице подошёл. Мрачный стук топоров заставил отвлечься от гнетущих дум.
Подле околицы, под нелепым навесом трудились Ягин, Хотовит и Вигарт. Все трое с угрюмыми лицами кололи дрова. Завидев Лютовида, они дружно прекратили работу. Насупив брови, Хотовит пробурчал:
— Почему раньше не сказал, что скоро Дауфурнотт?
Вздёрнув брови, Лютовид оглядел высокую кучу дров.
— А я разве за календариумом (24) следить обязан?
Хотовит обиженно вздохнул:
— Мы в этом пути совсем времени счёт потеряли. Ну ты сам подумай: хутор этот странный, ведьма жуткая. А тут ещё и Мёртвая ночь! Местные что-то совсем не спешат костры готовить.
— Да, местные здесь неторопливые, - это Ягин вставил слово.
Равнодушно пожав плечами, Лютовид кивнул Ягину:
— Тут и без тебя работа кипит. Заканчивай, пойдём ведьме капкан мастерить.
Ягин собрался возмутиться, но Лютовид лишь бросил злобный взгляд на воя, и тот покорно засобирался.
В лесу царили сумрак и совсем не летняя прохлада. Солнечный свет едва проникал сквозь кроны и узловатые сплетения ветвей над головой. Хотелось плотнее запахнуть кафтан. Всюду сновали испуганные тени. Лютовид любил лес, но море всё же больше. Лес дарил умиротворение, утешал. Водные просторы волновали и держали в напряжении. Он скучал по тем временам, когда вместе с другими атаманами путешествовал по Ледяному морю. Много месяцев они проводили в пути, пытаясь достичь берегов острова Бруюнхейн, где постигали тайны древней ворожбы. Их корабль с вырезанной умелым резчиком мордой единорога смело преодолевал и полный штиль, и лихие бури. И не счесть, сколько раз атаманы садились на вёсла, стирали руки до кровавых мозолей. А сколько боролись со стихией?! Как отчаянно снимали мачту, чтобы уберечь полосатый парус?! Море всегда было к ним безжалостно, не щадило никого. И всё же оставалось бесконечно прекрасным. Мельца напоминала Лютовиду море. Такая желанная, бурная, но недоступная. И такая же холодная к нему. Зачем он снова думает о ней? Разве не дал себе обещание позабыть об этой панне? Разве не убедил себя в том, что на её месте любая другая может быть?
— Почему Гирдира не взял с собой? - Ягин заставил Лютовида отвлечься от нерадостных мыслей. - Вы с ним дружны, насколько ты вообще можешь с кем-то дружить. - Вой хохотнул и сорвал листочек с дерева.
"Потому что Гирдир сразу заметит, что я сошёл с ума, и начнёт пытать".
— Мне нужно подстрелить птицу, а не зарубить её.
— Зачем нам птица? - Ягин уже начинал раздражать Лютовида своей беззаботностью и бодрой болтовнёй.
— Чтобы поймать ведьму. Я ведь уже говорил. - Лютовид с нажимом произнёс последнюю фразу, давая понять, что праздно болтать не намерен.
Кажется, лучник понял и на какое-то время умолк. А перед глазами вновь белокожая Мельца появилась. Чудилось, что вместо Ягина она рядом идёт, о чём-то рассказывает увлечённо или молчит мечтательно. Только глаза таинственно сверкают. И губы её нежные в улыбке манящей изгибаются. Ладони не спеша платье с плеч скидывают... Лютовид едва не зацепился об узловатый корень. Похоже, ему от неё теперь не скрыться. Даже в мыслях поселилась. Змей внутри гадко засмеялся: "Всё, что останется тебе, атаман, — наблюдать за ней издалека". И в душе тотчас мерзко сделалось. Неужто она действительно могла с кем-то здесь встречаться? Он стоял неподалёку от кашеварни и слышал каждое слово чёртовой сплетницы. Сначала мать, потом и дочь... Зачем же она в лес пошла? С кем свидеться хотела?
— Я тут подумал, - Лютовид вздрогнул, заслышав весёлый голос Ягина, - ты же и сам неплохо стреляешь! Зачем я тебе?
— Никакой металл не должен коснуться птицы перед смертью. А луком я не владею.
Ягин горестно вздохнул.
— Да что ты ноешь, как баба?! - Лютовид не выдержал. Злость на самого себя переполнила душу и теперь выплеснулась.
— Да я не...
— Вот и замолкни!
Вой обиженно засопел, но замолчал. Правда, опять ненадолго.
— Вон на ветке какая-то сидит. Её хватаем и идём?
Атаман едва не зарычал:
— Мы ведьму ловить собрались. Здесь особенная птица нужна. Когда найду, скажу. А до тех пор ты молчать будешь. Понятно?!
— Да чего уж тут... непонятного... - Ягин с опаской на него покосился и отвернулся. Наверное, побоялся, что разъярённый ворожейник его заколдует.
Вот и правильно. Пусть лучше боится. Его все должны бояться. Враги дрожат, заслышав имя, а друзья... Друзей нет. Нет тех, кто однажды может предать. Ежели ты атаман, то забудь обо всех. Дело твоё — ведьм ловить и в огонь бросать. А то, что сам ты скоро будешь погублен прекрасной пеплицкой панной — лишь весёлая шутка Судьбы.
Злобное воронье карканье нарушило лесную безмятежность. Лютовид огляделся по сторонам — они всё дальше заходили в сумрачную чащу. Даже воздух здесь изменился, став влажным и густым. Земля под ногами начала чавкать, и где-то совсем близко квакнула лягушка. Они зашли в болото...
Лютовид вытянул руку в сторону, преграждая Ягину путь:
— Стой здесь. Я быстро.
Осторожно ступая, он двинулся вперёд, всматриваясь в растения под ногами. В траве то и дело, копошились букашки. От этого звука на душе становилось тоскливо, хоть волком вой.
Как будто насекомые своими крошечными лапками скребли по сердцу.
Наконец, среди пожухлой листвы и влажных веток он разглядел невысокий цветок с пятью лепестками — дикий лагон (25), а поодаль — пьяный болотник (26). Осторожно срезав коротким серебряным ножом оба растения, Лютовид спрятал их в сумку и вернулся к Ягину.
— Ну и где птица? - Лучник недовольно оглядывался по сторонам.
— Какая птица? - Лютовид удивлённо взглянул на воя и едва не рассмеялся, увидев, как всполошился Ягин. А ещё торговца заполошным звал.
— Которую ты меня ловить позвал!
— А... - Лютовид осторожно выбирался из топей. - За той птицей мы отправимся на озеро.
Ягин что-то недовольно промычал, но атаман не стал вслушиваться. Насмешки над Ягином не могли отвлечь его от лихих мыслей, что, кажется, навечно поселились теперь в голове. Солнце золотило лес, согревая твёрдую землю. Где-то здесь, в этой чащобе, над Мельцей надругались. Нет, не хотел Лютовид верить, что по собственной воле она отдалась насильнику, что к нему той ночью бегала. Сколько ни твердил себе, что нет до этого ему дела, а всё же продолжал думать. Никак не шла из головы несчастная панна.
Ни отец, ни жених не защитили её. Она была одна. Один на один с врагом. Лютовид знал, что найдёт того, кто это сотворил. Обязательно найдёт. И тогда мразь, что посмела прикоснуться к Мельце, позавидует ведьмам, павшим в Кровавой Сече.
"Ты же говорил, что неинтересна она тебе? Что на её месте любая другая быть может?" — проскрежетал тихий голос в голове. А ведь и вправду. Он же сам себя давеча убеждал, что нет ему дела до Мельцы. Давно не знал он женщины, её ласк, вот и думает теперь о панне. Да вот только попытался на её месте кого-нибудь другого представить, и не получилось. Лишь дочка старостина перед глазами. Лютовид тяжело вздохнул, не зная, как бороться с этим наваждением.
Но тут среди поредевших зарослей показалось озеро, и он заставил себя думать о деле.
Солнце едва успело скатиться к западу, когда они вышли на пустынный берег. На гладкой, сияющей бликами глади болтались три судёнышка. Лодки, украшенные резьбой, пытались оторваться от берега, но крепкие верёвки их никуда не пускали. Над водой лениво парило несколько птиц. Ни одна из них Лютовиду не подходила. Дабы ведьму в плену удержать, надобно было исполнить древний ритуал. А для него лишь вечный чёртов прислужник подходил — филин. Он почти у каждого озера жил — за людьми следил, Чёрту о делах их доносил: кто с кем на свидания бегает, кто кого поносит, кто кому пакости готовит. Ведь если есть вода, есть рядом и человек. Филин-озёрник охоту свою на закате начинал. А солнце уже как раз отдыхать собиралось. Всё ниже опускалось, багрянцем лес окрашивало. Пара минут — и совсем греть перестало. Послышались тихий плеск воды и копошение в зарослях высокой травы. Наконец, раздалось суровое, угрожающее уханье. Лютовид потянул Ягина обратно, под сень деревьев.
— Приготовься. - Его шёпот был едва слышным, но привычный к засадам лучник кивнул.
Осторожно он вытащил остро заточенную стрелу из колчана и приладил к луку. Лютовид внимательно оглядел окрестности озера. Там — травы высокие, там — бережок утоптанный, а там — дерево поваленное. А для озёрника нет гнезда лучше, чем в мёртвом дереве. Наверняка отыскал в нём дупло старое да устроился. Снова послышалось угрожающее уханье. Только на этот раз оно было громче и над озером во все стороны разлетелось. Словно знала птица о гостях незваных и предупреждала уходить подобру-поздорову.
Лютовид впился взглядом в поваленный ствол и указал Ягину на него пальцем.
— Сейчас...
Ягин прицелился. В этот же миг птица стремительно вырвалась из невидимого укрытия и взмыла над озером. Ягин выпустил стрелу. С тихим свистом она устремилась к филину. Но озёрник вдруг камнем упал вниз, коснулся когтями воды и вновь устремился вверх. Стрела пролетела мимо.
Ягин тихо выругался и потянулся за следующей.
Лютовид замер. Им необходимо поймать чёртову птицу! Он выбрался из укрытия, на ходу доставая пищаль. Украшенные чернением стволы загадочно блеснули. Возведя курок, атаман выстрелил. Филин метнулся в другую сторону. Его оранжевые глаза горели злобой. Не оборачиваясь, Лютовид прокричал Ягину:
— Он сейчас вправо полетит! Стреляй!
Он ещё раз выпустил пулю, заставляя филина вильнуть. Но озёрник, словно разгадав его замысел, раскинул крылья и метнулся прямо на Лютовида. Одно мгновенье — и острые когти вспороли кожу на лице. Лоб и щёку обожгло болью. Кровь потекла в глаза. Ему необходимо видеть! Лицо горело, а филин продолжал размахивать когтистыми лапами. Стараясь не жмуриться, Лютовид отбросил пищаль и почти вслепую вскинул руки. Ему удалось схватить филина за крыло.
— Давай же!
Секунда — и птичье тело рухнуло вниз. Атаман сплюнул кровь, заполнившую рот, и вытер глаза. Ягин сжимал в руке древко стрелы и проворачивал его в голове птицы. Лука не было видно.
— Я в тебя боялся попасть... - Лучник взглянул на Лютовида и тут же отвёл глаза. - Эк он тебя...
— Переживу.
В ответ на это Ягин опустил глаза ещё ниже.
— Что, совсем меня искромсал? - Кровь всё хлестала из ран, заливая лицо и одежду.
— Выглядишь... жутко.
Лютовид подошёл к кромке воды и взглянул в своё отражение. Жутко? Да лучник его пощадил. Осторожно зачерпнув пригоршню воды, он начал умываться. Прохладная вода лишь усилила боль. Он едва не застонал, но сдержался. И хуже бывало...
— Постой!.. - Позади слышалось какое-то копошение. - Это что, озёрник?
Похоже, Ягин, наконец, разглядел птицу.
— Да.
— Он же Чёрту служит! Всё... Конец нам пришёл...
Про Ягина атаман ничего не знал, а вот его срок уже решён. Лютовид ещё раз умылся. Получилось разглядеть лицо. Не так уж и плохо всё! На лбу царапина глубокая, на носу рана рваная, щека вспорота, да губа верхняя рассечена. Что-то нерасторопен он стал. Второй раз тварь колдовская до него добирается.
— Подлечиться тебе надо бы.
— Некогда. - Лютовид ещё раз умылся и поднялся с колен.
Он вытащил окровавленную стрелу и отдал Ягину, а мёртвого филина осторожно поднял с земли.
— Пошли. И так долго возились.

(24) - календариум - (лат.поздн. долговая книга) зд.: так автор решил назвать календарь
(25) - дикий лагон - народное название фиалки болотной (растение)
(26) - пьяный болотник - народное название подбела (растение)
___________________________________

В рубрике "лучше поздно, чем никогда" я явилась наконец!) Машуня, поздравляю себя с открытием темы на "Леди", и с тем, что эта книга написана. Книга рождалась на моих глазах. Роскошная, оригинальная, мрачная и таинственная, драматичная и полная древней магии, она не может никого оставить равнодушным. Те, кто пропустит, очень пожалеют, что не познакомились с миром "Нежеланной" и самобытными героями. Спасибо, Маша, что создала такое волшебное творение, которое украсит любую читательскую коллекцию. Ириша, шикарные клип, баннер и коллаж!
___________________________________

Танюша, спасибо огромное за твой комментарий! Рада видеть в теме.
Я тебе больше скажу: она рождалась с твоей помощью сколько бессонных ночей было проведено под эгидой «Давай искать это правило!» и «Зачем здесь стоит запятая?!»
Спасибо огромное за твою помощь с корректурой, за советы. И за то, что пришла сюда)
А какие прекрасные слова... Я аж засмущалась) но да, в истории все это есть, скажу без ложной скромности
Рада тебя здесь видеть, надеюсь, будешь заглядывать))
___________________________________

Очень постараюсь.

Это было незабываемо)) Спасибо за добрые слова.
___________________________________

Давай-давай) я слежу)


О, да) особенно, расстановка зпт)
___________________________________

 » Глава V. Кости, ведьмы и отцы. Часть 1

ГЛАВА V. КОСТИ, ВЕДЬМЫ И ОТЦЫ.
Часть 1

В самом начале лета случается страшная ночь. Зовётся она Дауфурнотт — Ночь мёртвых ведьм. На закате жители Северного кряжа зажигают яркие костры. Они всю ночь пылать будут. Высоко в небо устремится горячее пламя, лизнёт пятки пролетающих мимо ведьм. Костёр этот призван предупредить ворожеек, что здесь их не ждут и, коли попадётся ведьма, то прям тут её и сожгут.
Заперты двери на засов, а на окнах ставни плотно закрыты. Раньше, когда ведьм и не сосчитать было, славный кряжеский народ сидел по домам да коротал ночь в отчаянных молитвах Созидателю. Нынче же ведьм почти не осталось, и не так уж силён страх перед этой ночью. Собираются люди вместе, громко распевают песни, пьют эль да медовуху и рассказывают друг другу, как однажды довелось им повстречаться с ведьмой и выжить. И пока на площадях горят костры, а столы ломятся от снеди, не страшна люду эта лютая ночь.
Да только не всем жителям Северного кряжа ведомо, что до сих пор лихо им угрожает. Утратили люди страх, и это их погубит. Пока хоть одна ведьма в живых остаётся, не стоит покидать свой дом в ночь Дауфурнотт.
А случилось это в давние времена, когда ещё земля с небом дружны были, и Чёрт свободно бродил по земле в поисках новых слуг. Ведьмы тогда были лютые и жестокие. Их кровавые обряды вселяли ужас, а колдовские песни завораживали. Обнажённые, они кружились в лунном свете, плясали под музыку Седого Дождя и брата его — Ветра. Их ворожба была столь сильной, что никто не мог противиться воле чёртовых прислужниц. Помогала им сама Природа. Это сейчас люди вольготно её дарами распоряжаются, не благодарят за милость. А ведьмы Природу чтили — возводили ей алтари, возносили благодарности. Но и среди них были особенные. Звали их Даэтир Микирс — что на древнем языке значит Дочери Тьмы. Не видывал Белый Свет ворожеек могущественнее. А по жестокости с ними так и вовсе никто сравниться не мог. Даже другие ведьмы страшились их кровавых ритуалов и диких плясок под Серебряной луной. Страх и ужас наводили на людей Дочери Тьмы.
Но однажды возжелали они познать самые древние и опасные секреты ворожбы, обряды, от которых у других кровь в жилах стыла. И заключили они сделку с Чёртом - смертная плоть их в обмен на тайны Природы, вечная служба в обмен на древнюю магию.
На седьмой рассвет Лета Звонкого принесли ведьмы свою страшную жертву.
Едва Солнышко Ясное облачилось в погребальный наряд из тумана, Дочери Тьмы на край ущелья пришли. Все в платьях чёрных - траурных. А на волосах седых - венки из увядших, покрывшихся могильной плесенью цветов. Взялись они за руки, да все вместе и спрыгнули со скалы в ущелье. Тела их погибли. А души забрал себе Чёрт. И такие тайны ворожейные раскрыл им, что даже призраки этих ведьм зло причинить могут. Гора же с тех пор Ледяным уделом зовётся. Храбрецы, осмелившиеся на неё подняться, рассказывали, будто слышны там крики и стоны ведьм умирающих.
С тех пор уж много лет прошло. Быльём всё поросло. То ли сказка, то ли быль. Иные до сих пор к горе этой приближаться страшатся. А ведьмы же, что ныне живут, жаждут познать премудрости ворожей из тёмного сестринства. Самые отчаянные из них прилетают в ущелье, Даэтир Микирс прозванное, и молят ведьм о милости. Чтобы научили ворожбе тёмной и древней.
Раскрывают ли чёрные сёстры им секреты своего ковена, неведомо, да вот только недобрая молва ходит по землям славного Северного кряжа. Люди разные, без устали языком мелющие, поговаривают, что были Дочери Тьмы полюбовницами Чёрту. И будто двенадцать их в ковене жило. И каждая из них по младенцу Чёрту родила. А младенчики те, все, как один - мальчики. А ещё поговаривают, что могутной силой все они наделены оказались, обучились премудростям ворожейным, да и вышли однажды против ведьм биться. Но это всё домыслы досужие. Вы им больно не верьте. Только помните: гору ту лучше стороной обходить, а в Дауфурнотт за стенами дома своего не показываться.
Речи о Северном кряже

Вечером стало холоднее. С гор сполз влажный туман. Воздух пах травами и сыростью. В одночасье лес утратил яркие краски, сохранив лишь серые и зелёные. Пламя костра боязливо и неуверенно устремлялось вверх, как будто страшилось, что не сможет выжить в густом тумане. На сером плоском камне лежало три кости и несколько голубоватых перьев - всё, что осталось от филина-озёрника. Лютовид сидел прямо на земле, привалившись спиной к шершавому сосновому стволу. По брошенному рядом тёмно-зелёному кафтану полз жук. Кажется, насекомое заинтересовалось бурым пятном засохшей крови. Шустро перебирая тонкими лапками, жук добрался до своей цели и замер. Подул прохладный, чуть влажный ветер. На этот раз он пах свободой. Той самой свободой, которая позволяла скинуть кафтан, ослабить завязки рубахи, закатать рукава и забыться. Как легко, оказывается, представить, что ты обычный человек. И нет у тебя силы ворожейной, и не должен ты служить королевству - только себе...
На острове Бруюнхейн сражались Осень-Туманница да Зима-Лютыня. Других времён года там и не было. Деревья, покрывающие горные склоны, иногда казались серыми - от густого молочно-белого тумана. А в иное время их словно кровью поливали - листва окрашивалась в яркий багрянец. Когда приходила Зима-Лютыня, деревья обнажались, скидывая свои одеяния на мёрзлую землю. Начинались снегопады. Злобные завывания ветров проникали в каждую щель, от них закладывало уши. Корабль, стоящий в бухте, покрывался плотной ледяной коркой. Но потом снега сходили, и под ними обнаруживалась прошлогодняя сырая листва - прелая, с терпким запахом гнили и сырости.
Так они и жили. Наставники и их ученики. Те, кому предстояло стать Проклятыми атаманами, и те, кто их обучал ворожейным премудростям. Достойнейшие, прошедшие все испытания, отправлялись нести службу. А те, к кому слепая Судьба оказалась не так милостива, становились аптекарями, дружинниками или обычными земледельцами. Были и такие, кто оставался на острове Бруюнхейн.
Жизнь на нём ох какой суровой была. Самим приходилось на зверьё лесное охотиться, готовить, убираться и даже одежду штопать. Жили ученики и их наставники в длинном низком доме, из грубых камней сложенном. Здесь и спали, и готовили, и раненых лечили. Многим нелегко на Бруюнхейне приходилось - кого сможешь в лесу подстрелить, тем и сыт будешь. А коль жажда одолеет, так ищи ручей! Грибы отыскал? Можешь съесть, только наставники тебя исцелять не будут, ежели отравишься. Либо в книгу загляни - проверь, съедобный ли это гриб, либо уповай, что другие ученики зелье для тебя сварить смогут. А за книгой тоже идти далеко надо было. Через глубокую чёрную пропасть мост каменный протянут был. Узкий - человек с трудом по нему пройти мог, ни одну бурю он на своём веку повидал. От малейшего дуновения ветерка крошиться начинал. Вот по этому мосту перейди, в логово волчье загляни. Сможешь волка красноглазого одолеть, так и в библиотеку подземную попадёшь. А там - каменные своды высокие, стены, рунами да фресками исписанные. И книги... Любое зелье, любое заклятье в них отыскать сможешь. Только до библиотеки этой немногие доходили.
Бывало, и в Каменн учеников отправляли. Но и там не до лени было. Тренировки изнуряющие, бои друг с другом и с лучшими кметями господаревыми. А турниры такие устраивались, что в живых едва ли половина учеников оставалась.
И вот, когда обучение заканчивалось, а испытания все пройдены были, атаманам уж и ничего не хотелось. К искушениям они равнодушны как будто становились. Никогда в буйство пьяное не впадали, с полюбовницами никто их не видывал. Иные, правда, находили себе девицу по сердцу, но уж больно мало таких было. Не знали атаманы ни семей, ни домашнего тёплого очага. Да и не нужно им всё это было. К другой жизни они привыкли. Другую жизнь ведали. А иное - то уж удел простых людей, которых они защищать поклялись.
___________________________________

Я тут)

*падает в обморок*)
___________________________________

Бдим?) Ты мне так и не сказала, какое впечатление на тебя произвел роман?) Такой тонкий прозрачный намек


А по-моему, трудности нас только закалили
___________________________________

Привет Машунь!

Волнуюсь я. Очень.
За Лютовида страшно очень.
За Мельцу тоже. Но в то же время гордость за то, что отбила Злотишну - так ее, пустомельную бабу.

Держи конфетку - сахар полезен)


_________________

Привет, Даня)


Завтра прода. Кое-что прояснится


Ему придется нелегко, да


Дааа, я сама ею горжусь. Что не стерпела, а пошла и показала этой стерве.





Спасибо) люблю это дело) разделим по-братски, под напитки)
___________________________________