mrak-mrak:
Айриян Виталий "Ленинградское"
Я простился с тобой, Ленинград, на Московском вокзале.
Стрелки-ножницы тело твое от меня отрезали
и в прозрачной кишке, уложив по перрону составы,
ты меня провожал громогласно-невнятно-картаво.
Я оставил тебе все твои безделушки Европы,
все промозглые дни, все смолённые невские стропы,
Петропавловский залп пополудни, посмертие лиры,
ледяные балтийские брызги в окне Мон Плезира.
Неразгаданность рыб, что плывут чешуею залива,
я поверил фонтанному льву, чья волнистая грива
так вросла в постамент налитого звериного торса,
как вошел в меня ты без сомнения, смысла и спроса.
Так прости, Ленинград, что к тебе прихожу ненадолго,
что накинул на белые ночи восточного шелка,
что на Волковом тщетно стою у могилы пророка,
чтоб зерно прорастало во мне до последнего срока.
mrak-mrak:
Куликов "Воспоминания о Царском селе"
Я помню Царское село,
дворец с паркетом золотистым
и двухэтажное крыло,
где проживали лицеисты,
и те заветных пол-окна,
что открывались в полдень жаркий…
Отечественная война
еще таилась где-то в парке.
Там, говорили старики,
неразорвавшимся фугасом,
когда рванул он, полруки
позавчера кому-то с мясом…
Зато разбившая кувшин
цела, не постарела даже…
Под сенью сомкнутых вершин
музей старинных экипажей…
А мы тропинкою пойдем,
которая петляет змейкой,
туда, где хорошо вдвоем
сидеть, обнявшись, на скамейке…
… Смеркалось. Млели лопухи.
Благоухали медоносы.
Писались первые стихи.
Писались первые доносы.
mrak-mrak:
Валерий Поланд
А в Петербурге снова льёт -
привычно, муторно, по-свойски.
Возьмёшь билет на самолёт,
взлетишь - и всюду Айвазовский.
И не тревожит больше дождь,
и ноги больше не промочишь...
Но вдруг отчётливо поймёшь,
что никуда лететь не хочешь.
mrak-mrak:
Лемыш Анатолий "Парижанство"
Вокруг - весёлый, пряный, манкий,
Неумолкающий Париж.
По праву давней парижанки
Ты над бульварами паришь.
Мелькают тайки и арабки,
Индусы, турки без числа.
Ты, взяв родителей в охапку,
На Сакре-Кёр нас вознесла.
И перед нами распахнулись,
Как по веленью короля,
Дома - тома на полках улиц,
Романы Сартра и Золя.
Старинных крыш клавиатура
Сама собой звучит уже,
И подпевают Азнавуру
Вийон, Мольер и Беранже.
В "Ротонде", где сходились выпить
Художники и чудаки,
Гарсон шепнул: вам лучше выйти,
Сюда идут бунтовщики!
И мы пошли в толпе спешащей,
Стараясь осознать урок,
И в небеса вонзалась башня,
Как д`Артаньяновский клинок.
Дворцы, кафешки, зазывалы,
Машин цветная круговерть.
Жизнь без конца и без начала,
Где даже смерть - почти не смерть.
И в этом праздничном пространстве,
Когда Париж лежал у ног,
Мы постигали парижанство,
Как стиль, и свет любви, и рок.
Peony Rose:
Павел Митюшев
Мексика-Юкатан
Сомбреро, кактусы, текила,
мескаль, мачете, Косумель,
ацтеки, майя, Панчо Вилья,
Сикейрос, Троцкий, Бунюэль,
часовни, лампочки, халупы,
тортильи, серебро, янтарь,
Пречиста Дева Гваделупы,
перемудрёный календарь,
деревни в предвечернем свете,
опавших манго кожура,
бескрайние дороги к смерти,
жара, текила, ночь, жара.
mrak-mrak:
Ивантер Алексей "Алушта"
Ровно полвека тому здесь я был,
Улочку помню, а имя забыл,
Маша, а может – Лариса,
Улочка вся в кипарисах.
Вот эта улица, вот этот дом,
Где же ты, девочка вся в голубом?
Бабушка эта – неужто?
Мне не ответит Алушта.
Странно бывает вернуться в места,
Где моя память – бутылка пуста,
Где между мною и мною
Берег, размытый волною.
В каждой кофейне и в сквере любом
Ждёт меня девочка вся в голубом,
Ждёт, столько лет, потомушта
Это Алушта, Алушта.
Где этот берег и, где этот шар
Мне не подскажет и старый клошар,
Кажется, мальчик у шара
Старше любого клошара.
Жизнь пролетела, как брызги у лба,
Думал погода, а это судьба,
А оказалось – полвека.
...ехал за ракаю грека....
mrak-mrak:
Анда "Кенигсберг"
Надежно город держат якоря
Истории и памяти людской
И крови, что теплее янтаря,
Лежащего на отмели морской.
Собор уперся шпилем в небеса.
Спокоен Кант и тих Преголи бег.
Органный зал. Концерт «на два часа»
Не пропускает старый Кенигсберг.
Советской молью выбит черный плащ
Наивен старомодный котелок.
И слышится ему то смех, то плач
В аккордах фуг сквозь горечь и восторг.
Он здесь давно. Он здесь давным- давно
С семи мостов глядит на рябь воды.
В старинных башнях в сумраке ночном
Он помнит все затертые следы
Здесь в венах лип причудливо сплелись
И в камень обратились на века
Осколки кирх и линии границ,
Тевтонский лед и русская тоска.
Здесь горло перерезано межой,
Здесь Балтика простуженно хрипит.
Калининград и близкий и чужой
Все слушает, как музыка звучит.
mrak-mrak:
Шелковый Сергей
Там, где Китеж в стеклярус оправлен,
за пространством, за оптикой рам,
делит дым с воробьём Чичибабин,
сыплет семя щеглу Мандельштам.
Где в окно деревянною буквой -
"Гутен морген!" - стучит Гутенберг,
там ты рос и босотой, и букой,
но гремучих кровей не отверг.
На шершавых задворках бессонниц
нахватавшись репьёв, аки пёс,
от щедрот хулиганских околиц
ты бодрящую дерзость унёс.
Оттого и кивал тебе старый,
что в массовке над чёрной водой,
как винчестером, выхвачен фарой,
до сих пор ты плывёшь молодой!
Из блокбастера вытурен напрочь,
из бестселлера выдут харчком,
сладишь звук - некривой и не навзничь -
нефальшивым подпишешь крючком.
Умягчишь его именем женским,
детским дискантом кликнешь с собой
и Рождественским, Преображенским
синим дымом над рыжей трубой -
полетишь
над мазутной водою,
над острогом - Холодным бугром -
над сестрою, бедой-лебедою,
семижильной травою седою...
Снег с черёмухи, с тополя гром.
mrak-mrak:
Мандельштам Осип "Царское село"
Георгию Иванову
Поедем в Царское Село!
Там улыбаются мещанки,
Когда уланы после пьянки
Садятся в крепкое седло...
Поедем в Царское Село!
Казармы, парки и дворцы,
А на деревьях -- клочья ваты,
И грянут "здравия" раскаты
На крик -- "здорово, молодцы!"
Казармы, парки и дворцы...
Одноэтажные дома,
Где однодумы-генералы
Свой коротают век усталый,
Читая "Ниву" и Дюма...
Особняки -- а не дома!
Свист паровоза... Едет князь.
В стеклянном павильоне свита!..
И, саблю волоча сердито,
Выходит офицер, кичась,--
Не сомневаюсь -- это князь...
И возвращается домой --
Конечно, в царство этикета --
Внушая тайный страх, карета
С мощами фрейлины седой,
Что возвращается домой...
Анна Лукас:
Греция
Сергей Есенин
Могучий Ахиллес громил твердыни Трои.
Блистательный Патрокл сраженный умирал.
А Гектор меч о траву вытирал
И сыпал на врага цветущие левкои.
Над прахом горестно слетались с плачем сои,
И лунный серп сеть туник прорывал.
Усталый Ахиллес на землю припадал,
Он нес убитого в родимые покои.
Ах, Греция! мечта души моей!
Ты сказка нежная, но я к тебе нежней,
Нежней, чем к Гектору, герою, Андромаха.
Возьми свой меч. Будь Сербии сестрою.
Напомни миру сгибнувшую Трою,
И для вандалов пусть чернеют меч и плаха.
lebble:
Самуил Маршак
"Иерусалим"
По горной царственной дороге
Вхожу в родной Иерусалим
И на святом его пороге
Стою, смущён и недвижим.
Меня встречает гул знакомый:
На площадях обычный торг
Ведёт толпа. Она здесь дома,
И чужд ей путника восторг.
Шумят открытые харчевни,
Звучат напевы дальних стран,
Идёт, качаясь, в город древний
За караваном караван.
Но пусть виденья жизни бренной
Закрыли прошлое, как дым,
Тысячелетья неизменны
Твои холмы, Иерусалим!
И будут склоны и долины
Хранить здесь память старины,
Когда последние руины
Падут, веками сметены.
Во все века, в любой одежде,
Родной, святой Иерусалим
Пребудет тот же, что и прежде, -
Как твердь небесная над ним
Анна Лукас:
Бельгия
Побеждена, но не рабыня,
Стоишь ты гордо без доспех,
Осквернена твоя святыня,
Зато душа чиста, как снег.
Кровавый пир в дыму пожара
Устроил грозный сатана,
И под мечом его удара
Разбита храбрая страна.
Но дух свободный, дух могучий
Великих сил не угасил,
Он, как орел, парит за тучей
Над цепью доблестных могил.
И жребий правды совершится:
Падет твой враг к твоим ногам
И будет с горестью молиться
Твоим разбитым алтарям.
Сергей Есенин
lebble:
Елена Казакова
Париж красивый, необъятный
Кафе, Дю Монд, и тишина,
А воздух терпкий и приятный,
Как кубок старого вина.
Вокруг цветы, гуляют пары,
Фиалок дивный аромат.
И ночь на строгие бульвары
Послала заревом закат.
Вокруг огни и безмятежность,
Так бессловесна тишина.
И трепет чувств, признаний нежность
Париж-романтики страна!
Предместье города Парижа,
Дворец, дворцовый парк Версаль.
Его увидеть нужно ближе
И площадь чудную Пигаль.
Париж хорош зимой и летом,
И утром, и ночной порой.
Воспет он не одним поэтом,
Прославлен не одной судьбой...
***
Peony Rose:
Крутова Марина
Любовь с прекрасным именем Париж
Залит лучами розового света,
Целующими черепицу крыш,
Любовь художников, писателей, поэтов,
Любовь с прекрасным именем Париж...
О, как легки домов твоих наряды
С их кружевом балконов и цветов,
Твоих дорог открытость и порядок,
Над Сеной полукружия мостов...
Твои огни в вечернем полумраке,
В лучах рассвета юная листва,
И с ветром разыгравшиеся флаги,
И башня в виде гордой буквы "А"...
Ты для души божественная пища -
Вода и пламя, воздух и земля...
Ты - Муза тех, кто вдохновенье ищет,
Ты - найденная музыка моя...
/16.04.04/
Peony Rose:
Адамович Георгий Викторович
Твоих озер, Норвегия, твоих лесов
Твоих озер, Норвегия, твоих лесов…
И оборвалась речь сама собою.
На камне женщина поет без слов,
Над нею небо льдисто – голубое.
О верности, терпении, любви,
О всех оставленных, о всех усталых…
(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)
Сияет снег на озаренных скалах,
Сияют сосны красные в снегу.
Сон недоснившийся, неясный, о котором
Иначе рассказать я не могу…
Твоим лесам, Норвегия, твоим озерам.