Sandrine Lehmann:
» Глава 10
Райни понятия не имел, нужно ли как-то подготовить Лиз к предстоящему ей испытанию. И никак не мог определиться, нужно ли все же тащить ее в Зальцбург на похороны. То ему казалось, что это дурацкая идея, только подвергать девочку очередному стрессу, будто на нее и так мало навалилось, а в следующий момент он думал, что она должна попрощаться с матерью, а стресс, ну что стресс, придется справляться с ним потом, у них достаточно средств для этого. И финал КМ, и лыжная школа, и Хани, и фрау Бахман. И вот они выехали, оба разряженные в соответствии с их пониманием траурного дресс-кода. Райни в темно-сером костюме и белой рубашке с черно-синим галстуком – Аннабель привезла в Шладминг всю эту красоту для возможного участия в банкетах. Лиз в черных брюках и блейзере – это было специально упаковано для похорон. Хани осталась в отеле, Аннабель обещала присмотреть за котенком.
Они не стали включать музыку, негромко бормотало настроенное на спортивную волну радио. Райни вел машину, Лиз смотрела в окно, она была сегодня очень молчалива. Райни много раз хотел заговорить с ней, но, ей Богу, не представлял, что сказать. Выразить сочувствие? Спросить, бывала ли она на отпеваниях и похоронах прежде? Но Лиз заговорила сама.
- Сегодня будет много людей в церкви?
- Я не знаю.
- Маму многие любили. И не любили тоже многие.
- Я думаю, придут и те, и другие, - осторожно ответил Райни.
- Почему?
- Так принято.
- Мама никогда не ходила в церковь и на кладбища, - сообщила Лиз. – Она говорила, что мертвым все равно, пришла она или нет, а с живыми она как-нибудь без этого разберется.
Райни чуть улыбнулся. Это было, наверное, похоже на Карин. Лиз продолжила:
- Она говорила, что не нужно грустить – люди живут столько, сколько им отмерено.
- Верно, но это не значит, что не нужно грустить. А почему вы об этом говорили?
- Потому что Николас умер, и мама не пошла на его похороны. Хотя он оставил ей… забыла слово. Дом и деньги и картины.
- Наследство.
- Да, это. У Николаса была другая жена, и он ничего ей не оставил. Все только маме.
«Вот это номер! – отметил Райни про себя. – Понимаю, почему она не пошла на похороны. Законная жена показала бы ей небо в алмазах». Спросил:
- Это тот, который оставил дом в Женеве?
- Да, он. Он умер в аварии. Он собирался развестись со своей женой и жениться на маме, но мама сказала, что не хочет жениться на нем.
- Выходить за него, - машинально поправил Райни. Эта история стала казаться ему немного странной. Если Лиз ничего не перепутала, неведомый ему Николас был любовником Карин и хотел на ней жениться и решил развестись с женой, но очень своевременно погиб в аварии. Но все его имущество было завещано не законной жене, а любовнице. Может быть, это и объяснило, почему у Карин оказалось так много денег, хотя она закончила карьеру больше десяти лет назад, и с тех пор ничего не зарабатывала, а только активно тратила.
Да, Райни платил ей немало денег на содержание Лиз, на эти деньги вполне можно было прилично существовать вдвоем и содержать дом, но Карин жила очень даже на широкую ногу. Возможно, это благодаря наследству Николаса. Но, какая теперь разница?
От этих мыслей его отвлек звонок сотового. Развеселый хит Спайс герлз поведал, что звонит Фил.
- Здорово, - сказал Райни.
- Привет. Слушай, я только что услышал. Ну, это. Что твоя бывшая жена погибла.
- Молодец, об этом объявили позавчера вечером.
- Я вчера был занят и не слушал новости.
Ну ясно, подумал Райни. Когда Сопляк обитал в Сембранше, вся ночная жизнь Вербье была к его услугам – отрывался после строгих правил родительского дома в Берне. Фил деловито поинтересовался:
- И что теперь?
- В каком смысле?
- Ну, твоя дочь. С кем она теперь?
- Со мной.
- Во как, - озадаченно сказал Сопляк. – А ты маме с отцом звонил?
- Нет еще. Позвоню сегодня.
- А ты ее насовсем забрал?
- Да, - твердо ответил Райни.
- Прикольно, - прокомментировал ребенок (шестнадцать, но для старших братьев, как и для родителей, он пока так и оставался ребенком, сопляком… любимым, балуемым, милым недорослем).
- Не то слово, - согласился Райни. - Ну пока.
- Пока. Ой, погоди. Забыл совсем. Тебе звонили, - Фил начал перечислять тех, кто по какой-то причине не знал, что Райни на финале КМ и звонил ему домой. И добавил: - А вчера звонила какая-то настырная телка. Просила твой сотовый.
- Дал?
- А что, Аннабель уже сбежала с арабским шейхом?
- Иди ты… далеко.
- Она сказала, что у нее типа был твой номер, но она потеряла его. Ее зовут Сильви Готеро. Знаешь такую?
- В первый раз слышу.
- Она типа секретарша в Тьерри Бонне.
- Гон. Секретаршу там зовут Мари-Эжени Карлен.
- Ага, я так и подумал, что она меня типа разводит. Правильно, значит, номер не дал.
- Правильно. Пойди возьми с полки пряник.
- Ну ладно, - сказал Сопляк и отключился. Райни тут же выкинул из головы «настырную телку». Знакомое дело, уже оскомину набило, но ничего тут не поделаешь. Реалии жизни любого спортсмена, особенно если он успешен и хорош собой, включают в себя и надоедливых фанаток, которые идут на любые ухищрения, только бы раздобыть номер его отельного люкса, электронную почту или номер мобильного телефона. Некоторые были весьма изобретательны. Как-то раз в Валь д’Изере деваха продемонстрировала охране в отеле мастерски подделанную подпись Райни, выведенную маркером на ее левой ягодице, и поклялась, что это пропуск в его номер. Они удивились, но подпись была признана настоящей, и деваху проводили к нему в номер. Но ей это не помогло – Райни никогда не был любителем рискованного пик-апа, и выставил выдумщицу вместе с подписью на заднице. А в другой раз – это было, кажется, в Бивер-Крик…
- А кто это звонил? – спросила Лиззи.
- Мой младший брат Филипп.
- А какой он?
- Двоечник и раздолбай. Он тебе понравится.
- Я не люблю двоечников, - с негодованием заявила Лиз. Помолчала и все же спросила: - А почему он раздолбай и двоечник?
- Потому что он очень неплохой спортсмен и потому что обожает ночные клубы и всякие тусовки. Утром ему трудно проснуться, поэтому в школе у него проблемы, а вечером он устает на тренировках, поэтому плохо делает домашние задания. Имей в виду, тебе я этого не позволю.
- Я и не собираюсь. Больно надо! А почему…
Очередной телефонный звонок перебил ее на полуслове. Звонок – простой зуммер – означал, что Райни не поставил на этот контакт никакую свою мелодию. И это был юрист-цивилист, который был отправлен Шефером в Зальцбург по его поручению.
Разговор получился интересный. Райни говорил мало – в основном слушал, а если и спрашивал о чем-то или строил предположения – то так, чтобы не поняла Лиз. И минут через пять он отключился в состоянии полной задумчивости.
Агнесса Кертнер была по уши в долгах. В кредит у нее было куплено все. Машина (мерседес Е500), апартаменты (240 м в центре Зальцбурга), несколько поездок (Сейшелы, Ямайка, Ницца, Гоа), но не только это - в нескольких крупных универмагах у нее были открыты кредитные линии, примерно на 8-10 тысяч евро в месяц каждая. И все эти линии были выкуплены. Кроме того, Карин была адресатом и плательщиком по ежемесячным платежным ведомостям работников, которые составляли штат обслуги фрау Агнессы. Шофер, горничная, повар, садовник… По этим ведомостям не было долгов, но и баланс был нулевой. В текущем месяце – марте, почти половина которого уже истекла, - фрау Агнессе нечем будет эти ведомости закрывать, не говоря уже об апреле, мае и так далее.
Поручителем каждого кредита являлась дочь Агнессы – Габриэла Карина Кертнер. Общая сумма чистых задолженностей фрау Агнессы составляла 1 миллион 819 тысяч 772 евро, без учета процентов и пеней. Доход фрау Агнессы составлял 3411 евро в месяц. Было понятно, что после смерти поручителя Агнесса не имела иного выхода, кроме как или закрыть свои кредитные обязательства своей частью наследства, которая не составляла и 15% от общей стоимости ее задолженностей, или объявить себя банкротом, что должно было привести к изъятию у нее вещей, которые не были оплачены, с целью их последующей реализации. Или закрыть их с помощью наследства своей внучки Элизабет Фредерики, но это могло быть сделано только при условии получении опеки над девочкой. Почему же Карин была так скупа, что брала для матери все эти вещи в кредит, а не за наличные? Впрочем, Райни, который имел понятие о разнице между стоимостью живых денег и виртуальных денег, не только понимал причину, но и сам предпочитал поступать так же. Имея миллион евро, выгоднее взять дом в ипотеку, а миллион вложить в ценные венчурные бумаги, и с дохода платить не только проценты, но и обеспечивать свой доход, чем ухнуть сразу всю сумму в недвижимость и не иметь долгов, но не иметь и дохода. Тут он мог понять Карин. Но в этой ситуации ее расчетливость обернулась боком для ее матери, которая с удовольствием пользовалась безграничными возможностями дочери, но… только пока та была жива и подписывала счета. Теперь же ее благосостояние оказалось полностью в руках несовершеннолетней Элизабет Фредерики… а точнее – ее опекуна Райнхардта Эртли.
Райни задумчиво постучал пальцами по рулю. Да, он сразу подозревал, что дело обстоит примерно так. Что опекун Лиз захватит заодно контроль и над всеми, кто на это опекунство будет претендовать. Адвокату Кайзеру действительно было обещано определенное вознаграждение за отказ Райни от опекунства над Лиз. И это был немалый процент – около миллиона евро.
Кое-что стало понятным. К примеру, рвение адвоката. Теперь Райни мог вздохнуть спокойно – он мог больше не опасаться судебных тяжб, и не только потому, что шансов у него было значительно больше, чем у его бывшей тещи. Просто он знал, как решить дело миром, ко всеобщему удовлетворению.
Перед службой Райни провел Лиз в церковь, они заняли места на одной из передних скамей. Лиз сжимала в руках изящный маленький траурный букет из белых роз и фрезий, который они купили сразу после въезда в город. Девочка была явно очень подавлена. Молчаливая, бледная, она пока еще не решалась получать поддержку у отца. К ним подходили какие-то люди, заговаривали с Лиз.
- Лизхен, бедняжка, как нам жаль…
- Бедная Рина, все говорили ей, что этот экстрим до добра не доведет.
- Как же ты теперь будешь жить, Лиззи?
- Если мы что-то можем сделать, Элизабет, ты можешь на нас рассчитывать.
- Надеюсь, бабушка Агнесса сможет заменить тебе твою бедную мамочку…
Все эти люди таращились на Райни во все глаза, но никто не заговаривал с ним. Наконец, какой-то пожилой дородный господин подошел к девочке:
- Расскажи, Лизль, ты намерена переехать к бабушке, или она к тебе?
Она покачала головой, не ответила. Но он был настойчив:
- Я понимаю, ты потрясена, дорогая Лизль, но я должен знать, что теперь будет и могу ли я тебе помочь.
- Нет, дедушка, - чуть слышно ответила Элизабет.
Дедушка? Райни с удивлением посмотрел на господина, тот в ответ, чуть приподняв брови, оглядел спортсмена с головы до ног и спросил, причем его тон был скорее холодно-нейтральным, чем неприязненным:
- Стало быть, вы отец Лизль?
- Да.
- Я отчим Карин.
Она никогда его не упоминала, да и за последние дни никто о нем ни слова не сказал.
- Так может, вы объясните мне, что будет с ребенком?
- Я забираю дочь к себе. – Райни не видел ни малейшей нужды скрывать это от кого бы то ни было.
- Я думал, Агнесса хочет ее забрать.
- Хочет, - подтвердил Райни. – А я заберу.
- Понимаю, - кивнул дед. – Лакомый кусочек, э? У Лиз большое наследство.
- Да, - согласился Райни, не намеренный оправдываться и защищаться.
- Поправите свои дела?
Тут уж Лиз не выдержала:
- Он и сам богатый!
Райни чуть поморщился, но все же был благодарен дочери за поддержку.
- Это правда?
- Да.
- Насколько мне известно, вы швейцарец?
- Да.
- И живете где?
- Недалеко от Вербье.
- Значит, Агнессе не повезло, - с непонятным удовлетворением заключил старикан. – Ну что же… - И отошел.
Молодая интересная дама поинтересовалась, когда Лиз вступит в права наследства и что она намерена делать с домом. Лиз сказала:
- Я не знаю, тетя Эмилия.
Тетя! Сестра Карин?
- Мне никто ни о чем не сказал, - пожаловалась тетя Эмилия.
- Мы примем решение чуть позже, - вмешался Райни. Эмилия пристально уставилась на него:
- О, герр Эртли? Неужели я вас вижу своими глазами? Какая жалость, что Рина прятала вас ото всех! Скажите, неужели вам удалость прибрать к рукам и этот кусок?
Это еще что такое?
Еще несколько человек откровенно интересовались завещанием Карин, даже пытались выпытать, сколько денег она оставила дочери. Райни начало казаться, что они с Лиз окружены стадом стервятников. Правда, вскоре это стадо оказалось разбавлено явлением хищников совершенно иного рода. Им не были нужны деньги. Они хотели только принести дань уважения покойной. Звезды горных лыж прошлых лет и кое-кто из нынешних. Андреа Барр, Юта Хольцманн. Эрик Бретштайнер. Марк-Кристоф Фархаузер. Ник Энгфрид. Даниэль Горметцигер. Отто Ромингер. Ив Фишо. Фабио Летинара. Оливер Айсхофер. Маттиас Вирцлер. И Флориан Хайнер собственной персоной. Все одеты соответственно ситуации, мрачно-задумчивы и сдержаны. Они тоже подошли к дочери и бывшему мужу Карин, обменялись с ним рукопожатиями, выразили соболезнования Лиз и поинтересовались у Райни, намерен ли он получить опеку над девочкой. Он ответил, что да. И они одобрительно покивали, мол, дело правильное. Еще бы, будто он сам этого не знал.
Заупокойная служба была милосердно короткой. Закрытый гроб, тихие звуки органа, плавная речь священника, много, очень много цветов. Райни взглянул на дочь – она сидела рядом с ним застывшая и неподвижная, как каменное изваяние, в черной одежде, бледная как снег, только рыжие волосы пламенели в неярком освещении. Он положил на свое колено руку раскрытой ладонью вверх, и – сразу же, будто она только этого и ждала - ее ледяные пальчики скользнули в его ладонь. Он чуть сжал ее руку, мол, я с тобой.
Прощание, поднятая крышка гроба. Лицо Карин – тщательно загримированное, очень красивое и очень далекое, белая кожа, даже волосы казались бледными. Бывшая любовница и жена. Мама. Великая спортсменка, райдер, каких единицы, красивая женщина. Вот она и ушла, ее имя становилось историей. Люди проходили вокруг гроба, прощались, что-то говорили, некоторые плакали, лица многих были мрачны и сдержаны. Лиз подошла к маме, положила свой букет на ее сложенные руки. «Мама, я люблю тебя». Лиз вернулась к отцу, посмотрела на него заплаканными синими глазами, он протянул ей салфетку, помог вытереть лицо. Она держалась потрясающе, его девятилетняя дочь, самый мужественный, стойкий, храбрый ребенок на свете. Он любил ее и гордился ею.
Кладбище у церкви было небольшим, тенистым, между покрытыми распускающимися почками ветвями деревьев голубело мартовское небо. На могилах вокруг цвели крокусы. Отец и дочь смотрели, как массивный, солидный, полированный гроб из темного дерева плавно опускается в яму. Лиз начала плакать, Райни положил руку на ее плечо, и девочка уткнулась лицом в его грудь. Он прижимал ее к себе и чувствовал, как ее тело сотрясается от рыданий. Именно сейчас она приняла его. В то время, как он принял ее сразу, ей понадобилось какое-то время, чтобы отделить правду от лжи, понять что-то о себе и о нем, поверить и впустить его в свою жизнь.
«Спасибо за такую чудесную дочь, Карин. Покойся с миром… Я всегда буду вспоминать тебя с теплом и благодарностью, несмотря ни на что. Все плохое прощено и забыто. Прощай, Карин. Спи спокойно». Неожиданно он почувствовал, как его веки тоже обожгли слезы. Он вытащил из кармана пиджака темные очки и надел их. Он не хотел, чтобы эти чужие люди видели его слезы. Он не хотел, чтобы их видели спортсмены. Над могилой вырос холм земли, гора цветов и венков. Церемония была окончена.
Можно было возвращаться к делам живых.
...