Modiano:
17.01.16 12:16
» Глава 7 (часть первая)
перевод Modiano
редактор Reine deNeige
оформление Esmerald
Лето пролетело и подошло к концу, а жара и сушь, изводившие Симона, все не отступали. Сторож решил подождать осени для новых посадок, а пока круглая лужайка в парке выгорела полностью. Большой голубой кедр срубили, хотя Ирен всячески противилась.
Взамен Барт за огромные деньги заказал доставку на автопоезде гигантской секвойи. После долгих споров Симону удалось убедить его решиться на это величественное дерево с опущенными книзу ветвями. В действительности Барт слишком мало любил Карруж, чтобы заботиться о его украшении, но пошел навстречу желанию Симона и отложил планы по сооружению бассейна до следующей весны.
А вот Стефан в отличие от дяди начал испытывать какую-то привязанность к поместью – не только к окружающим лесам, уже готовящим охотникам дичь, но и к дому. Прежде он знал только парижские квартиры, а теперь понемногу подпал под обаяние старого особняка, его тяжеловесной архитектуры и укромных уголков. «Красная» комната стала настоящей территорией юноши. Он переставил мебель, с трудом передвинув высокий нормандский шкаф в другой угол спальни. Клеманс помогла выбрать среди чудесных вещичек на чердаке несколько необычных предметов, которые потом они вместе отчистили и снесли вниз. В числе находок оказались и высоченные напольные часы, сразу покорившие обоих.
Полудружба-полулюбовь молодых людей не получила никакого развития – своих взглядов Клеманс не изменила. Она продолжала думать о Майке, а тот однажды даже позвонил посреди ночи. Клеманс не распространялась о прежних отношениях, но как скрыть очевидное: сердце ее осталось по ту сторону Атлантики, и ей не терпелось туда вернуться. Стефан смирился, разочарованный и раздосадованный, стараясь утаить свои неуместные чувства, но храня обжигающие воспоминания о минутах отчаяния и потерянности, которые Клеманс с ним разделила. Она навестила его спальню ночью несколько раз – всегда неожиданно, будто желая убедиться, что он освободился от своих демонов. В знак полного доверия Стефан показал нетронутые самокрутки с марихуаной в ящике ночного столика, и Клеманс настояла, чтобы он самолично спустил их в унитаз. Пришлось нажать на кнопку сливного бачка трижды, пока сигареты полностью не исчезли, а кузина ждала, будто празднуя победу теплой улыбкой. Стефан так и не открыл ей, что психологическая дребедень, которой она ему докучала, никак не способствовала излечению. Если Клеманс и восторжествовала над наркотиками – на какое-то время – то скорее благодаря нежной коже и ее аромату. Когда они занимались любовью, Стефан не нуждался в воздействии дурманящего вещества.
В Карруже никто не заметил особой близости молодых людей. Они были одного возраста – что же удивительного, что их повсюду видели вместе? И в частых визитах к Симону тоже не было ничего необычного.
Клеманс заехала в типографию Понт-Одме и отправила оттуда факс, подтверждающий возвращение в университет на следующий год. После первого диплома она собиралась продолжать учебу, и ее родители были в полном восторге, а Барт воздержался от каких-либо комментариев. Он давно уже не рассчитывал, что племянница станет его преемницей. Дважды за лето Клеманс соизволила поприсутствовать на обедах по вторникам. Честь соседствовать с ней за столом оспаривали Ришар и Николя, на последнего она и обратила внимание. О новом поклоннике Клеманс рассказала Стефану – тот лишь пожал плечами. В состав администрации он не входил, на традиционные вторники с участием крупных клиентов фирмы и директоров его ни разу не приглашали. Стефан не вылезал из Ля-Рок и обучался там хорошо и быстро. Но в конце концов начал злиться – всякий раз, как кузина произносила имя Николя.
Барт не взял отпуска и, само собой, не предложил отдых племяннику. Жеральдин мечтала отправиться осенью в круиз, но совсем не надеялась убедить мужа ее сопровождать. Ирен тоже отказывалась уезжать, опасаясь утратить ту немногую власть, что ей удавалось еще сохранять. Все попытки сблизиться с внуком провалились. Стефан вел себя отчужденно и сторонился ее. С тех пор как Симон взвалил на него бремя семейной тайны, он смотрел на бабушку как на чудовище. Сто раз Стефан задавал себе один и тот же вопрос: «Рассказать Барту или нет?». Во всяком случае, от признаний Клеманс он воздержался. Она была слишком импульсивной, пылкой и цельной натурой и пошла бы прямиком к дяде. Не самое лучшее решение. Боготворящий Барта Симон на него так и не осмелился.
Отношения племянника и дяди оставались сложными. Порой между ними проскальзывало что-то вроде сообщничества, но большую часть времени они не замечали друг друга. Стефан чувствовал, что Барт за ним наблюдает – в Карруже и типографиях – но ни разу не поймал его взгляда. Ледяная властность Болье-старшего будто воздвигла между ними непреодолимую преграду.
Пять открыток от Аньес с одним и тем же текстом на обороте – вот и вся почта, что Стефан получил в течение лета.
Франклин попытался немного выпрямиться, но форма дивана заставила опять откинуться.
- Ты уверена в том, что делаешь? – спросил он с досадой.
- Конечно. Цифры говорят сами за себя, верно?
Он во второй раз пробежал глазами уведомление, врученное Фабьенной.
- Ваши услуги слишком дороги, это же очевидно!
- Нет. Просто тот тип работает по себестоимости. Возможно даже - в убыток.
- Да нет. Он мелкий предприниматель, только что начал дело, у него нет таких больших расходов, как у вас. Льготные тарифы – вот и все! Я не собираюсь обогащать группу Болье, если в другом месте предложение лучше. Это в интересах моей газеты. А для вас – всего лишь капля в море!
Франклин огорченно смотрел на сестру. Нечего и думать – новую типографию нашел Габриель.
- А вам дают те же гарантии, что и мы? Ты сама сказала, что новый печатник только раскручивает бизнес… А на этом этапе немало неудач!
Фабьенна отмела довод беспечным жестом. Брату наконец удалось выбраться из глубин дивана и устроиться на подлокотнике.
- Это вопрос принципа, – настаивал Франклин. – Барт расстроится.
- Он отвратительно со всеми обращается. Урок, пусть и небольшой, пойдет на пользу.
- Я не так в этом уверен. На деньги ему наплевать. Но ты его младшая сестренка, его любимица…
- Неужели? Так почему он прицепился к Габриелю?
- А не наоборот? Не твой приятель объявил Барту войну? Вокруг хватает предприятий, которыми можно было бы заняться – и не без оснований, - а он ополчился на типографии Болье. Почему?
- Это его расследование. Он главный редактор, - безапелляционно напомнила Фабьенна.
С того памятного ужина в «Батискафе» Франклин стал иначе смотреть на старшего брата. Прежде он думал, что хорошо его знает, но ошибался. На его отношение влияли разговоры с Ирен: эгоизм Барта, его жажда власти, непримиримость и презрение к окружающим принимались как данность. А вот теперь образ рухнул. У Барта обнаружились уязвимые места, он оказался способен переживать за что-то, кроме бумаги. И даже выказать снисходительность.
- Габриель, по-моему, не чужд политических амбиций?
- Он их и не скрывает. Если ты не выражаешь открыто свои политические взгляды, не борешься – то и не можешь их защищать. Смеяться над экологами легко. Но вокруг полно безобразия, которое следует вывести на чистую воду, и я целиком поддерживаю Габриеля на этом пути.
- А твои читатели?
- Старина, ты говоришь точь-в-точь как твой генеральный директор! Я ведь руковожу ежедневным информационным изданием, забыл? Я и информирую, а если это нравится не всем – тем хуже!
- Фабьенна, есть неприятная новость… - пробормотал Франклин. – Конечно, не следует тебе об этом сейчас сообщать, но мы можем доказать, что нападки твоей газеты лишены каких-либо оснований. Не сомневайся, Барт сделал все необходимое – не только обеспечил природоохранную деятельность типографий, но главное – четко это демонстрирует. Он подкрепляет свою правоту целым досье, и наши адвокаты не будут миндальничать… Барт сказал, что предупредил тебя? Это так?
Фабьенна немного встревожилась, но деланно-равнодушно пожала плечами:
- Предупредил? Он всегда чем-то угрожает, но я не обращаю на него внимания!
Все же до сегодняшнего дня Барт никогда не выступал против нее, и внезапно Фабьенна ощутила: она уже совсем не уверена, что хочет войны. Сомнение привело ее в ярость – воскресли детские переживания, воспоминания о ссорах Ирен и Барта, неосознанный страх, который старший брат ей внушал. И который у нее получилось преодолеть.
- Барт может тиранить всю семью, но не меня! Я этого не позволю.
Сколько раз Франклин слышал, как те же слова произносили Дельфина или Виктор? И тщетно – в конце концов они склонялись перед волей старшего брата. Лишь Фабьенне удалось обрести независимость, но какой ценой! Да еще и чтобы в итоге оказаться под пятой такого вот Габриеля!
- Ты его любишь? – спросил Франклин негромко.
Она отлично понимала, что говорит тот не о Барте, и дала себе время честно обдумать ответ.
- Что ж, скажем так – он мне нравится. У Габриеля много идей, он знает, чего хочет…
- Ты не ответила, - настаивал Франклин.
- У нас, конечно, не бешеная страсть. Но это лучше, чем быть одной.
Простое, безыскусное признание. В тридцать семь лет сестра уже начала испытывать тревогу.
- Тебе надо было выйти замуж.
- За кого? Все, кого я любила, были моими сотрудниками. Поверь, это слегка осложняет отношения. Я не зациклена на журналистах, но с кем мы общаемся вне своего профессионального круга? Да мало с кем. Не заметил?
Проблема Франклина была иной. Он находил партнеров-однодневок на дискотеках и в барах для геев. А сестра, снимающая кавалера в ночном клубе, чтобы обмануть одиночество, – такое трудно себе представить. Франклин не встретил большой любви, Фабьенна тоже, а Дельфина действительно остановила свой выбор на служащем типографий. Будто доказывая, что выйти за рамки окружения невозможно. Даже Виктор, обратившись к миру кино, связал судьбу с актрисой.
- Мне всегда казалось, что ты довольна жизнью. Получается, нет?
Беседа приняла неожиданный оборот, и Фабьенна с досадой поднялась и принесла две банки пива. Одну протянула брату, другую откупорила и выпила прямо так.
- Болье не лучатся счастьем, правда? – съязвила она. – И началось все с мамы…
В словах не прозвучало даже горечи – так давно Фабьенна свыклась с этой мыслью. Она взяла уведомление, аккуратно его сложила.
- Со следующего понедельника я больше не числюсь среди ваших клиентов. Заказное письмо отправлено сегодня утром, - спокойно подытожила она.
Очень довольная, что может играть роль перед новым человеком, Ирен расточала улыбки Аньес. Она проводила гостью в большую гостиную, велела Рене подать чаю, затем засыпала вопросами, ответов на которые не слушала. Главное – завести разговор о Стефане и о том, что она, бабушка, для него сделала. Как только мадам Болье взяла нить беседы в свои руки, то поминутно вместо «твой сын» звучало «мой внук», будто теперь Стефан полностью ей принадлежал.
- Мне пришлось не шутя бороться с Бартом, но в конце концов он уступил и устроил моего внука на нашем предприятии. Это пустяки, можешь не благодарить. - Ирен не умолкала, приняв улыбку Аньес за признательность. - Думаю, Стефан обрел здесь свое место, тут есть и моя заслуга… Ты же останешься на несколько дней? Они возвращаются довольно поздно, но мы приготовим им огромный сюрприз!
- Придется уехать завтра: у меня три дня съемок в Гренобле.
- Да это просто слава – не иначе! – воскликнула Ирен.
Аньес ощутила укол в сердце, вспомнив, что Виктор рассказывал о своей матери. Не способная интересоваться другими людьми, поверхностная, зачастую злая – и всегда неискренняя. Виктор не питал по отношению к ней иллюзий, но и горечи тоже - так здорово было смеяться с ним над семьей. Как же сильно его теперь не хватало Аньес! Чтобы не расчувствоваться, она окинула взглядом гостиную, пытаясь понять, как Стефан существует в этой чопорной атмосфере. По телефону Барт разговаривал довольно сухо. Но все же сумел убедить ее не вмешиваться и положиться на него. Она согласилась и смогла завершить гастроли без неприятных происшествий и со спокойным сердцем. Возвратившись накануне в Париж, Аньес с удовольствием нашла квартиру в неприкосновенности. Впервые за много месяцев банковский счет не пострадал от перерасхода. Когда агент сказал, что ее ждут два контракта, Аньес подписала договор, не колеблясь.
- Я устрою тебя в комнате «с птицами», она чудесная, и Стефан обитает как раз напротив. Это любимая спальня моего друга доктора Мартена. Обои там – настоящая находка…
Во время давних редких визитов в Карруж вместе с Виктором они всегда жили на втором этаже в другой галерее, рядом с маленькой библиотекой. Аньес спросила себя, случаен ли выбор Ирен или это проявление чуткости с ее стороны. Но теперь подругу Виктора воспринимали как одинокую женщину, гостью в семье Болье. Нечего и думать, она рано или поздно пожалеет, что все же не вышла замуж за Виктора.
Аньес подхватила дорожную сумку и проследовала за Ирен, а оставшись одна, выждала минут пять и проскользнула в «красную» комнату. Порядок во владениях Стефана ее поразил. Из любопытства она заглянула в шкаф и с удивлением обнаружила там незнакомый блейзер, строгую обувь и полдюжины галстуков. Прежде одежда сына больше напоминала тряпье. Неужели он действительно приспособился к образу жизни клана? Забавно.
Аньес вернулась к себе, распахнула окна. Дни становились короче, на парк опустилась прохлада. Большие деревья, заросли, безупречные бордюры… Только лужайка сильно пострадала от засухи. Сын, вероятно, наблюдал эту картину часы напролет и, возможно, черпал в ней умиротворение. Стефан остался в Карруже, хотя в это было трудно поверить. И не разыгралось никакой драмы.
Отсюда Аньес не могла видеть ни решетки, ни главной аллеи, но уловила шум мотора, затем стук двери автомобиля. Не зная, когда возвращается Стефан, она подумала, не должна ли спуститься, но продолжала стоять, опираясь на подоконник. Не следует доверять преувеличенным восторгам Ирен – как бы не разочароваться.
- Мама!
Восклицание прозвучало так радостно, что Аньес была просто потрясена. Не успела она повернуться, как сын схватил ее в охапку и прижал к себе. Пахло от него лосьоном после бритья и табаком. Сбитая с толку, Аньес подождала, пока Стефан отпустит ее, чуть отстранилась, чтобы его рассмотреть.
- По-моему, прекрасно выглядишь, - взволнованно проговорила она.
Что еще сказать, чтобы не задеть сына? Вот он перед ней - снова тот молодой человек, которым он был три или четыре года назад. И которого она уже и не надеялась когда-нибудь опять увидеть.
- Ты тоже! Но могла бы писать и почаще! Или звонить – это доставило бы мне удовольствие.
Аньес сочла упрек чудесным, но не стала говорить об этом Стефану. Еще не так давно он отвергал ее заботы.
- Останешься здесь хоть ненадолго, а?
- Только до завтрашнего утра. У меня работа.
- Тем хуже для меня! Но я рад за тебя.
Он не играл комедию, действительно хорошо выглядел, и к глазам Аньес внезапно подступили слезы – сдержать их удалось с большим трудом. Не зная, как начать разговор, чтобы не обидеть Стефана, мать спросила:
- А как дела на работе, в типографиях?
- Очень тяжело!
Он ответил со смехом, окончательно сбив с толку Аньес.
- Пойдем, хочу познакомить тебя с Симоном. А еще за ужином увидишь Клеманс. Помнишь ее? Необыкновенная девушка.
Стефан схватил мать за руку и потянул за собой в коридор. Имени Барта он не произнес, и у Аньес мелькнула надежда, что живут они мирно. Не отпуская ее руки, сын понесся вниз по лестнице, счастливый как мальчишка, и обоим пришлось прыгать через ступеньку.
...