Karmenn:
20.02.24 15:15
» Глава 15
перевела
Karmenn
отредактировала
Sig ra Elena
украсила
Анна Би
Оливия уставилась на Пейсли, пока складывались воедино кусочки мозаики. Не будь Оливия так рассеяна, до нее дошло бы все еще несколько дней назад. Эти четыре снимка: Феникс, Лос-Анджелес, Новый Орлеан и вчерашний поцелуй на Мичиган-авеню.
- Ты следила за нами, — озвучила она очевидное.
Тад встал из-за стола, а Пейсли отступила на шаг, словно опасаясь, что ее стукнут.
- Ну и что, если и я? Да вы получили в два раза больше интервью, чем если бы вам пришлось болтать только о ваших дурацких отстойных часах.
— Не в этом дело, — сказала Оливия.
Пейсли опустила взгляд на свои руки.
- Я же говорила, что умею много работать. Типа, я тогда встала очень рано, чтобы сфотографировать вас с Тадом, как вы возвращаетесь с прогулки. И я знаю, как получить известность. Вот ясно же.
Выражение лица Тада было таким суровым, каким Оливия еще никогда его не видела.
— У тебя не было права раскрывать нашу личную жизнь.
- Я выполняла свою работу! Именно то, что ты сказал, Тад. Если подписываешься на работу, так работай. Вот я так и сделала.
- То, чем ты занималась, непрофессионально и неэтично, — сказала Оливия.
— Ну ладно, мне жаль!
Нисколечко она не сожалела, и Оливия это понимала.
- Стать успешным означает усердно работать, но это также означает работать по совести. Ты не продвинешься далеко ни с какой знаменитостью, если не будешь осторожна и не заслужишь доверия.
Пейсли принялась ковырять заусеницу.
- Наверно, мне не следовало этого делать. Но их новостные ленты такое убожество, они просто меня бесили. Я знала, что могу добиться большего.
- Тогда действуй честно и прямо, — сказал Тад, — и сделай несколько макетов фотографий для Анри. Образы, которые кажутся свежими и поработают на бренд «Маршан».
- Только снимки, на которых не изображена задница Тада, — добавила Оливия.
Пейсли целое мгновение казалась разочарованной.
- Что ж, могу такое сделать. - Она дернула себя за волосы. — Так вы, ребята, как? Все еще злитесь? Потому что если нет, может, вы могли бы написать мне рекомендацию? - И затараторила: – И не могли бы вы попросить Клинта показать мне Чикаго или что-то в этом роде.
— Не дави, — предупредил Тад. — Давай-ка для начала посмотрим эти самые макеты, прежде чем ты покажешь их Анри, а тогда уже поговорим.
Джаз-клуб на Логан-сквер располагался на половину лестничного пролета ниже уровня улицы. Помещение было крошечным и темным, с разномастными стульями, липкими столешницами, за которыми сидела эклектичная толпа хипстеров, биржевых спекулянтов и жителей пригородов. Играл мягкий интроспективный джаз. Сдержанный и мелодичный, с запаздывающим ритмом ударника, идеальный контрапункт к бурлящему эмоциональному беспорядку, в который превратилась Оливия.
Сегодня наступала их последняя ночь в отеле. Завтра Оливия переедет обратно в квартиру, которую сняла незадолго до начала тура, а Тад вернется в свою. Завтра она пойдет на первую репетицию. Завтра их отношениям придет конец.
Она смотрела на сжимающую стакан со скотчем руку Тада. Эти сильные, умелые пальцы так же прекрасны, как и все в нем. На сегодняшний вечер он оделся довольно сдержанно: джинсы, черная футболка с длинными рукавами и «Виктори 780». Никаких ярких цветов или модного кроя — лишь пара дизайнерских лоферов и голые лодыжки в качестве единственной уступки, которую Тад сделал своему статусу модника. Как бы Оливии ни нравилось злить его по поводу выбора одежды, он носил все с шиком.
Сейчас бы им находиться в постели, но нет, Тад, казалось, так же, как и она, не хотел доводить эту последнюю ночь до ее естественного завершения. Оливия сосредоточилась на музыке. Если только она позволит своему разуму отвлечься, то упустит красоту прошлой ночи, ночи, которую хотела бы сохранить в памяти навечно.
Тад потягивал скотч. Оливию беспокоил желудок, поэтому она отказалась от единственного бокала вина. Комбо перешел в знаменитую «Прольется дождь или выглянет солнце» Рэя Чарльза. Ей хотелось выйти на сцену в этом захудалом джаз-клубе, закрыть глаза и позволить литься изнутри темным нотам. Она могла бы стать джазовой певицей. Переписать свою карьеру, путешествуя из одного джаз-клуба в другой, исполняя все старые известные композиции. Она любила джаз и хорошо его исполняла.
Но не джаз у нее в крови. А опера ей не светит. Тад, может, и не станет болтать о проблемах с ее голосом, но в тот момент, когда Серджио услышит ее пение — в тот момент, когда кто-нибудь в Муни услышит ее пение, — все поймут, что что-то не так. Ее голос достаточно хорош для оперной труппы маленького городка, но не для Муни. Не для Королевского оперного театра, «Ла Скала» или театра «Колон» Буэнос-Айреса. Не для Лирического театра Чикаго, Баварской государственной оперы в Мюнхене или Гранд-опера в Париже. Тем более не для нее самой.
Тад подарил ей улыбку влюбленного, ласковую и полную обещаний. Но единственным обещанием между ними стояла еще одна ночь секса, и это внезапно показалось какой-то пошлостью, что совершенно никуда не годилось. Впрочем, в том, что они делили последние несколько ночей, не было ничего пошлого. Оливия снова устремила взгляд на сцену, решив отогнать грусть и наслаждаться каждым уходящим мгновением.
Они торчали в джаз-клубе до полуночи, формально пошел уже их четвертый день, но Оливия решила не быть такой уж педанткой. Вернувшись в отель, они долго и медленно занимались любовью, почти не разговаривая. Она никогда еще так не осознавала болезненность, уязвимость, глядя на снявшего публичную личину человека, которого любила, тесно прижимаясь к нему всем телом. Еще не рассвело, когда Оливия открыла глаза. Она соскользнула с кровати, стараясь не разбудить Тада. Даже во сне он казался совершенным. Сморгнув слезы, она отвернулась и крадучись вышла из комнаты.
Оливия выскользнула из его постели, как тать в ночи, хотя уже наступило пять утра. Тад слышал, как она уходила, но ему требовалось собраться с мыслями для предстоящего разговора, и он притворился спящим. Ей предстояло явиться в Муни сегодня в десять утра, но сначала им нужно рассчитаться с отелем.
Через три часа, после душа, нескольких телефонных звонков и двух чашек кофе, Тад стучался в ее апартаменты в районе Ривер-Норт в Чикаго. Их личные счета больше не стояли первым пунктом в его повестки дня.
Оливия открыла, идеально собранная — темные брюки и белая блузка с расстегнутым воротником, с выставленным на всеобщее обозрение ожерельем с искусственным рубином размером с голубиное яйцо. Выражение ее лица смягчилось, но только на мгновение, прежде чем она глянула на него так, будто он зашелестел конфетной оберткой посреди ее арии.
— Как ты вошел?
- Да просто запрыгнул в лифт с одним из твоих соседей. А теперь скажи мне вот что: зачем такой приме, как ты, жить в квартире без охраны?
Она не посторонилась, чтобы его впустить.
— Я переехала сюда всего несколько месяцев назад. Я же тебе говорила. Это временно, пока не найду постоянное жилье.
Тад сунул солнцезащитные очки в карман рубашки и протиснулся мимо нее в квартиру с двумя спальнями. Полированные деревянные полы, балкончик размером с почтовую марку, бежевый ковер и дорогая, но стандартная современная мебель, которая, вероятно, прилагалась к аренде, потому что не в стиле Примы. Обстановка наводила бы скуку, не внеси в нее Оливия личную нотку в виде карьерных сувениров: фотографий в рамках, плакатов, хрустальных наград. На столах и комодах лежал различный реквизит и костюмы: венецианские карнавальные маски, коллекция херувимов-Керубино, корона, которую Тад видел на ее фотографиях в роли леди Макбет, а также зловещий кинжал.
Его же «Хейсман» был засунут на верхнюю полку шкафа в гостевой комнате вместе с кучей табличек, игровых мячей и парой хрустальных трофеев. Ничего из этого он не выставлял на показ. Вместо того, чтобы доставлять удовольствие, эти сувениры только напоминали о нереализованном потенциале.
Он обошел одну из семи тысяч единиц багажа, которые, должно быть, водитель лимузина притащил в квартиру. Тад надеялся, что перед тем, как сесть в машину, Оливия убедилась, что водитель настоящий.
- Для человека, проводящего так много времени в дороге, тебе следовало бы задуматься и уяснить, как свести багаж к минимуму.
- У меня имидж, который нужно поддерживать. - Она засунула косметичку в сумку. - Когда уезжаю в отпуск, то беру с собой только ручную кладь.
- Верится с трудом. - Плакат с «Женитьой Фигаро» висел рядом с ее фотографией в рамке с автографом и парнем, похожим на молодого Андреа Бочелли. Надпись внизу была на итальянском, но у Тада не возникло проблем с переводом слова «amo». - Лив... ты же знаешь, что это не сработает. - Он взял вышитую подушку с надписью «Когда басы уходят вниз, я взлетаю ввысь». Оливия настороженно посмотрела на него. - Ты не можешь оставаться в здании без охраны.
— Здесь есть интерком, — защищаясь, сказала она. — Которым, кстати, ты мог бы воспользоваться.
- Незачем. Все, что мне нужно, это войти в лифт, как помнится. - Он положил подушку обратно. - Вывод — сюда может попасть любой придурок с коробкой из-под пиццы.
Оливия точно знала, о чем он говорит, но все равно возразила.
- Я буду осторожна, потом найду постоянную квартиру, как только у меня будет время. Мне нравится Чикаго.
- Я помню. Сердцевина страны и все такое. — Он наткнулся на одну из ее сумок на колесиках, набитую одеждой. — Видишь ли, в Новом Орлеане на тебя напали, а в Вегасе похитили. Ты действительно думаешь, что на этом дело кончится?
— Я теперь дома, — осторожно сказала Оливия. - Не могу же я всю оставшуюся жизнь прятаться.
- Мы не говорим о всей жизни. Мы говорим о том, что сейчас. - Тад не планировал этого, но не видел другого выхода. — Я хочу, чтобы ты переехала ко мне на некоторое время.
Оливия вскинула голову.
- Вздор. Разве ты не помнишь, что мы расстались?
— Я же не говорю о том, что мы будем жить вместе.
— Но ты именно об этом говоришь.
- Нет, речь идет о безопасности. Твоей личной безопасности. А здесь ее нельзя обеспечить.
— Значит, я должна собраться и…
— Ты уже собралась.
— …переехать к тебе?
Неудивительно, что она трусила, и Тад попытался подсластить пилюлю.
- Скажу откровенно: я никогда не приглашал женщину переехать ко мне и не стал бы делать этого сейчас, если бы ты не жила в таких условиях. Боже мой, да у тебя в раздвижных дверях торчит ручка от метлы.
- Я на десятом этаже!
— С чужими балконами по обе стороны. - Он взял опасный на вид кинжал и наставил лезвие на Оливию. – В моем здании куда безопаснее. Есть швейцар, камеры, сигнализация, консьержка. У тебя тут нет ничего такого.
- Мне это не нужно.
— Нет нужно.
Тад не мог дальше медлить. Положил кинжал рядом с чернильницей с плюмажем и вынул из заднего кармана сложенный конверт, который уже открыл. Оливия заколебалась, прежде чем взять у него конверт. Она извлекла содержимое так осторожно, словно обращалась со змеей. Что недалеко ушло от истины.
Это была газетная фотография, на которой они вдвоем целуются на Мичиган-авеню, только вот кто-то прорвал дыру в бумаге на месте ее головы и написал внизу красными чернилами: «Ты уничтожила меня, и теперь я уничтожу тебя, любовь моя. Думай обо мне с каждой нотой, которую пытаешься спеть».
— Это доставили в твой номер в отеле час назад, — тихо сказал Тад.
Оливия выхватила бумагу из его рук, разорвала и сунула в мусорную корзину у дивана.
- Я не позволю достать меня. Ни за что.
— Ты уже позволила, и, хоть рви, хоть не рви, угроза не исчезнет.
Она устало села на диван, опустила голову и потерла виски.
- Как же я все это ненавижу.
Тад сел рядом с ней и покатал между пальцами одно из ее серебряных колец.
- В записке говорится: «Думай обо мне с каждой нотой, которую пытаешься спеть». Что это значит?
- Это ничего не значит. Это значит… — Оливия подняла голову. - Я не знаю.
- Тот, кто тебе такое пишет, в курсе, что у тебя проблемы с голосом, и извлекает из этого выгоду. Кто-то хочет, чтобы ты перестала петь.
- Это невозможно. Никто не знает о моем голосе, кроме тебя.
— А Рэйчел? Лучшая подруга, которой ты все рассказываешь.
— Я доверяю Рэйчел! — воскликнула Оливия. — Кроме того, я не все ей рассказала. Она понятия не имеет, насколько все плохо.
Тад знал, что Оливия не захочет этого слышать, но все равно должен был напомнить.
- Вы двое соперничаете за одни и те же роли. Ты говорила, что она также поет Амнерис, верно?
- Как и десятки других исполнителей! — резко возразила Оливия. - У нас с Рэйчел разные карьерные пути.
- Но, может быть, Рэйчел хочет пойти по одному и тому же пути.
Оливия вскочила.
- Не хочу больше слышать ни слова. Я серьезно, Тад. Я бы доверила Рэйчел свою жизнь.
Возможно, она так и поступала в прямом смысле этого слова, однако ему хватило мудрости промолчать.
- Независимо от того, кто за этим стоит, тебе угрожают, и ты не можешь здесь оставаться. - Он поднялся и обнял ее за плечи. - Мы путешествовали вместе почти месяц. Мы умеем делить пространство. Это не должно стать сложным. Ты можешь идти своим путем. Я своим.
Оливия отвернулась.
— Ты же знаешь, что все не так просто.
- Будет настолько просто, насколько мы захотим.
Она отвернулась от него.
- Я не хочу идти на это.
- Я понимаю.
- Я... сниму другую квартиру.
— Это займет время.
Ее плечи поникли.
- Так не должно было быть.
— Знаю, — согласился Тад. — Разберемся по ходу дела.
Если баронское здание Лирической оперы в форме трона в стиле ар-деко было гранд-дамой чикагской оперы, то Чикагская муниципальная опера являлась ее стильной и дерзкой внучкой. В холодном утреннем солнечном свете плавные современные изгибы Муни из стекла и бетона прекрасно отражались в реке Чикаго.
— Я бывал здесь однажды, — сказал Клинт, когда они въехали на стоянку.
— Твое прослушивание в «Холостяке»? — вмешался Тад с заднего сиденья, куда его сослали Клинт и Оливия.
Клинт ухмыльнулся.
- Чувак, я не был ни на одном из них с тех пор, как ты заставил меня держать тебя за руку во время твоего прослушивания. Помнишь, как сильно ты расплакался, когда тебе сказали, что ты слишком стар?
Тад фыркнул, и Оливия впервые за утро улыбнулась. Наблюдение за их перепалкой стало самым ярким моментом с тех пор, как она встала сегодня с постели Тада.
Тад настоял на том, чтобы отвезти ее в Муни, хотя ее любимый красный старина «BMW M2» терпеливо ждал в гараже. Когда Оливия напомнила Таду, что его права украли вместе с кошельком, тот лишь пожал плечами.
- Когда играешь за чикагскую спортивную команду, полицейские склонны игнорировать такую ерунду, как водительские права.
- Не все из них, я уверена, — парировала она. - И последнее, что тебе нужно, чтобы тебя задержали за вождение без прав.
Поэтому Тад позвонил Клинту, и вот ее — с непоставленным голосом и зловещим мысленным образом своего обезглавленного тела на фотографии в газете — везут на ее первый рабочий день два самых известных спортсмена. Ее жизнь улетела так далеко от своей орбиты, что Оливия попала в другую вселенную.
Клинт припарковался у заднего входа, рядом с местом, которое было зарезервировано для Оливии. Сначала примерка костюма, потом встреча с маэстро, Серджо Тинари, которой она боялась, а затем целый день репетиций. Желудок и так уже сводило еще до того, как появился Тад с этой изуродованной фотографией, а теперь все стало на порядок хуже.
Тад был прав насчет того, что в ее квартире небезопасно. Не то чтобы Оливия не думала об этом, но она убедила себя, что будет проводить как можно больше времени на репетициях, и все устроится. Прекрасный пример бредового мышления.
Клинт вышел, чтобы открыть для нее дверь, чего Тад не мог сделать, так как был заперт на крошечном заднем сиденье с прижатыми к груди коленями. Не то чтобы Оливии требовался кто-то, чтобы открыть перед ней дверцу машины. Она больше нуждалась в том, кто вернул бы ей голос, контроль над дыханием и уверенность в себе.
- Убедись, что он сегодня доберется до отдела транспортных средств, — напутствовала она Клинта, выходя из машины.
— Ой, Ливия, в этом городе не нашелся еще коп, который выписал бы Ти-Бо штраф за нарушение правил дорожного движения.
— Именно то, что я тебе говорил, — торжествующе заявил Тад.
Оливия посмотрела на Клинта.
- Просто проследи.
Тад выбрался с заднего сиденья, процесс, который был бы занимательным, если бы ее так не заботило то, что ждало впереди.
- Я поеду в ОТС, — сказал он, — но только если ты пообещаешь мне сообщить, когда закончишь, чтобы я мог тебя забрать.
- Мне не нужен шофер, — заявила она.
— Непременно нужен.
Внезапно Клинт, ее верный союзник, изменил ей.
- Тад ввел меня в курс дела, что у тебя происходит какое-то сумасшедшее дерьмо. Тебе не следует бродить в одиночку.
- Я собираюсь поговорить с другом из чикагской полиции.
Тад крепко схватил ее за руку и повел к зданию.
Оливия нехотя кивнула. Как бы ей не нравилась идея привлечения полиции, это зашло слишком далеко.
— У тебя все получится, — прошептал он, когда они подошли к задней двери. - Toi, toi, toi.
«Toi, toi, toi» было традиционным пожеланием удачи, которым обменивались оперные певцы, их версия «ни пуха, ни пера» в театральном мире. Это выражение было хорошо известно среди классических певцов, но не среди людей вне их круга, и Оливию тронуло, что Тад взял на себя труд его найти и запомнить.
Он улыбнулся и открыл дверь. Оливия вернулась в свой мир.
Она много раз пела в Муни, но ничего не ощущалось прежним. Да, в отделе костюмов, как всегда, пахло паровыми утюгами, тканями и плесенью. Египетские головные уборы подошли хорошо, а костюмы нуждались лишь в небольшой переделке. Оливия как обычно поболтала с костюмершей и обменялась любезностями с техническим директором. Прошла мимо репетиционного зала, где певцы работали над предстоящим концертом. Но она больше примечала новые лица, которые встречались в коридоре, и была настороже, когда переходила из одной комнаты в другую.
По дороге на встречу с маэстро Оливия мысленно пересматривала основное расписание. Сегодня ей не требовалось петь на блок-репетиции, и она могла легко провести маркировку под фортепиано, что было на руку съемочной группе, но ей придется петь в полный голос на ситцпробе, их первой репетиции с оркестром. И, конечно же, ей нужно выложиться по полной на генеральной репетиции в следующий четверг, не говоря уже о премьере в субботу.
Она подошла к двери кабинета маэстро и постучала.
- Avanti! (войдите – ит.) - Сержио Тинари, великий дирижер Муни, был невелик ростом, но огромен. С его львиной гривой седых волос, густыми бровями и длинным тосканским носом он представлял собой предмет мечты карикатуриста. - Оливия, mia cara. - Он поцеловал ей руку со старосветской галантностью.
Оливия перешла на итальянский, сказав, как рада видеть его, как с нетерпением ждет возможности снова поработать с ним, что выздоравливает от насморка и ей понадобится несколько дней, прежде чем сможет петь.
Сержио ответил на своем прекрасном английском, приправленном акцентом.
- Ну конечно. Вы должны защитить свой голос. Завтра, если вы сможете провести маркировку, мы можем отрепетировать фразу «A lui vivo, la tomba!»
- «Заживо в могиле»... - Оливия скривила губы в улыбке.
- Конечно.
Записка, которую она только что получила... «Ты уничтожила меня, и теперь я уничтожу тебя, любовь моя. Думай обо мне с каждой нотой, которую пытаешься спеть».
Поддельный рубиновый кулон, казалось, душил ее.
Покидая студию маэстро, Оливия знала, что не сможет долго оправдываться простудой.
Эффектная женщина примерно возраста Оливии вышла из последней репетиционной. Настроение Оливии сразу же улучшилось.
- Сара!
Она поспешила по коридору, чтобы поприветствовать одаренную южноафриканскую певицу сопрано, которой предстояло петь партию Аиды.
Оливии уже было неудобно петь Амнерис на фоне белокожей Аиды. Наличие чернокожего артиста, поющего порабощенную эфиопскую принцессу, добавляло сложности и масштабности постановке для современной публики, а Сара Мабунда была одной из лучших. Но когда Оливия потянулась, чтобы обнять ее, Сара отстранилась: в ее натянутой улыбке сквозила какая-то сбивающая с толку уязвимость.
Оливия ошеломил такой прием. Они с Сарой были подругами. Они обе исполняли раньше «Аиду», один раз в Сиднее и один раз в Государственной опере в Вене, где вместе проводили свободные дни, исследуя городские музеи. По ходу Сара рассказывала ей о своей жизни в Соуэто, прежде чем она отправилась сначала в Кейптаунскую оперную школу, а затем в Королевскую академию искусств в Лондоне. Они сразу же подружились, и единственное, что Оливия с нетерпением сегодня ждала, — снова увидеть Сару.
Оливия пыталась понять, чем бы она могла обидеть подругу, но ничего не придумала. Может быть, у Сары просто плохой день?
- Как твои дела? — неуверенно спросила она.
- Очень хорошо.
Формально кивнув, Сара пронеслась мимо. Оливия смотрела ей вслед. Ошеломленная, она вошла на репетиционную сцену. Лена Ходяк, польское меццо, прикрывавшая ее во время ранних репетиций, с энтузиазмом приветствовала ее.
- Мисс Шор! - бросилась она вперед с широкой улыбкой. - Это такая честь работать с вами.
Лена, статная блондинка с привлекательными чертами лица, смотрела на Оливию обожающим взглядом юной певицы, встретившей своего кумира. Оливия подумала, как взволновалась бы Лена, если бы узнала, что у нее есть реальный шанс выступить вместо Оливии. Но не стоит даже мысли такой допускать.
- Пожалуйста, зовите меня Оливией. Рэйчел Каллен высоко отзывается о вас.
Оливия вспомнила, как в свое время сама работала прикрытием для более крупных артистов. Работа приносила ей стабильную зарплату, когда она в ней остро нуждалась, а поскольку каверы должны были присутствовать на каждой репетиции, Оливия училась, наблюдая за лучшими мастерами пения. Но разочарование от совершенствования роли без возможности сыграть ее было настоящим. Тем не менее, хотя ходит много историй о молодом дублере, который в последнюю минуту заменял недееспособную звезду и мгновенно достигал славы, такое случается редко. На самом деле каверы большую часть времени проводили в комнате за кулисами, играя в игры на своих телефонах.
- Дайте мне знать, если я могу чем-то помочь, — сказала Лена.
- Спасибо. Буду иметь в виду.
«Кто-то хочет, чтобы ты перестала петь».
Таково было мнение Тада, и Оливия отвергла его. Лена безмерно талантлива, иначе ее бы здесь не было, и получение такой важной роли, как Амнерис, особенно на премьере, когда присутствовали критики, могло бы неизмеримо продвинуть ее карьеру. Но ее приветливая манера вряд ли выдавала в ней дублершу, планирующую саботировать ведущую роль.
— Оливия, я так рад, что вы здесь.
Гэри Валлин, директор, подошел, чтобы поприветствовать ее. Оперные режиссеры, в отличие от музыкальных дирижеров, как правило, не были музыкантами, но лучшие из них привносили свежий взгляд на произведение, рассматривая его как театральное произведение, а не просто партитуру. Гэри был одним из них.
Пока он знакомил Оливию с постановкой, Лена сидела в сторонке, внимательно следя за репетицией и делая записи в точности так, как ей положено.
К концу дня Оливия устала от необходимости притворяться, что все нормально. Ей нужно было услышать дружелюбный голос, и как только она добралась до своей гримерки, она позвонила Рэйчел.
Подруге не потребовалось много времени, чтобы добраться до сути.
— Как ты на самом деле?
Оливия увильнула от ответа.
- Хорошо. Я не там, где хочу быть, но...
- Ты доберешься туда. Доберешься!
- Конечно.
Но сейчас Оливия ни в чем не была уверена.
Когда их разговор закончился, убрала телефон в сумку и собрала остальные вещи. Выходя из гримерки, она заметила фигуру, нырнувшую за угол. Тусклый свет в конце коридора не позволял разобрать, был ли это мужчина или женщина, но что-то в том, как двигался человек, казалось вороватым. Тем не менее, в эти дни слишком многое мерещилось, и Оливия больше не доверяла себе, чтобы судить, что правда, а что нет.
На выходе из здания она встретила Сару Мабунду. Нынешняя Аида Муни прошла мимо, не проронив ни слова.
- Покажи свои водительские права, — сказала Оливия Таду, садясь на переднее сиденье очень дорогого белоснежного «Chevy Corvette ZR1», который выглядел так, словно принадлежал стартовой площадке НАСА.
Оливия хотела вызвать такси, но была не готова к конфронтации, которая наверняка последует.
Тад открыл бумажник, чтобы показать ей временные права.
— Для справки на будущее: отправить двух самых известных спортсменов города в ОТС вместе было не лучшей идеей. Мы всех поставили на уши.
- Извини. Я не подумала об этом.
Когда он вырулил на Уэст-Кинзи, Оливия начала успокаиваться. Его присутствие не совсем расслабило ее. Как она могла расслабиться, когда воспоминания обо всех их творческих играх в постели вертелись у нее в голове? Разве что, находясь рядом с Тадом, впитывая его уверенность в себе и энергию, она чувствовала, что может восстановить контроль над своей жизнью.
- Я предполагаю, что ты хочешь сначала зайти к себе домой, чтобы забрать некоторые из вещей, — сказал он.
- Сегодня днем я позвонила своему агенту по недвижимости. В ближайшие несколько дней он найдет для меня более безопасную меблированную квартиру. Переезд к тебе — это временно. Только временно.
- Лучше пусть так и будет. Я не знаю, как долго смогу выдержать нервную соседку по комнате. И если ты позаришься на любой из моих косметических продуктов, я тебя вышвырну.
Оливия улыбнулась. Насколько ей было известно, его единственные косметические средства - кусок мыла и тюбик крема от загара.
Тад припарковался в гараже рядом с ее любимым старым BMW, и они поднялись на лифте в квартиру. Оливия открыла дверь и посмотрела на беспорядок, который оставила. К сожалению, волшебные эльфы не появились, чтобы распаковать все ее чемоданы.
Все осталось, как было, кроме... кинжала, с которым играл Тад... Она отчетливо помнила, что смотрела, как он кладет кинжал рядом с чернильницей, а не рядом с короной леди Макбет, где тому и место. Теперь же кинжал лежал на столике рядом с диваном. Кто-то здесь побывал.
...
Karmenn:
29.03.24 10:05
» Глава 16
перевела
Karmenn
отредактировала
Sig ra Elena
украсила
Анна Би
Маленький чемоданчик с ее туалетными принадлежностями валялся на боку. Еще два чемодана, похоже, оказались не там, где Оливия их оставила. Бросились в глаза и другие мелочи. Уходя, она закрыла спальню, а теперь дверь была нараспашку. Этим утром Оливия не воспользовалась большой ванной, но ящик рядом с раковиной был приоткрыт. Неудивительно, что мистер Невозмутимость потерял хладнокровие, разразившись ошеломляющей очередью непристойностей, достойных мужской раздевалки, по окончанию которых прозвучало настойчивое требование обратиться в полицию. Это сулило ей третий визит в полицейский участок за две недели — рекорд, на достижение которого она сроду не претендовала.
Все, чего ей хотелось, — это, облачившись в пижаму, свернуться калачиком с бокалом вина под аккомпанемент хорошего джаза. Но Оливия знала, что Тад прав.
Его «другом» в полицейском управлении Чикаго оказалась длинноногая брюнетка примерно возраста Оливии, и, если ее подозрения верны, бывшая девушка Тада. Оливия подтвердила детали, которые он уже сообщил Лейтенанту Барби в телефонном разговоре, по-видимому, состоявшемся ранее в тот же день. И называть ее «Лейтенантом Барби» было совершенно несправедливо. Лейтенант Бриттани Кук оказалась умелой, компетентной и отзывчивой особой, в противовес Оливии, ревнивому позору для женского племени.
- Я переговорила с полицией в Новом Орлеане и Лас-Вегасе, — сообщила ей лейтенант. - И наведу справки о сестрах вашего бывшего жениха и одном из ваших суперфанатов.
Оливия вперила взгляд в Тада.
- Руперт тут ни при чем!
- Просто следую стандартному протоколу, — успокоила с улыбкой лейтенант. - А пока будьте разумны в том, что делаете и куда ходите.
Тад выглядел так, будто ему было что сказать по этому поводу, но промолчал.
Квартира Тада предстала перед Оливией именно такой, какую она ожидала от холостяка-мультимиллионера с отличным вкусом. Новая и просторная с широкими окнами, из которых открывается вид на город и озеро. Современная обстановка, в основном в серых, стальных и синих тонах местами с неожиданными цветовыми вкраплениями. Но, за исключением полного книжного шкафа и великолепной коллекции виниловых пластинок, присутствия самого Тада не ощущалось. Никаких выставленных личных фотографий. Ничего, что запечатлело бы людей, которых он встречал на протяжении многих лет, мест, где он путешествовал. И ни одного предмета, который свидетельствовал бы о его многочисленных достижениях на поле боя.
- Я отнесу твои вещи в гостевую спальню, — сказал он, — но прошу не включать в их число твое тело.
Оливия потянула за ожерелье.
- Нам нужно поговорить.
Но Тад уже исчез с двумя чемоданами, которые она принесла с собой, и либо не слышал ее, либо сделал вид, что не слышал.
Она осмотрела абстрактную картину, в которой узнала работу известного американского уличного художника Иена Гамильтона Норта — огромный разноцветный калейдоскоп, занимавший большую часть стены.
Ей нужно быстро найти новую квартиру. Определенно к моменту открытия шоу. Сегодня Оливия уже дважды разговаривала со своим агентом по недвижимости, и он заверил, что поиск более безопасной квартиры не займет много времени. Определенно к моменту премьеры. Возможно, удастся найти временную аренду. Или, может быть... Возможно, это знак Вселенной, что ей позволено ослабить бдительность еще на несколько дней... на неделю. Может быть, немного дольше.
На ужин были сэндвичи с индейкой и картофельные чипсы. Оливия знала, что Тад планировал использовать часть следующих двух недель до гала-концерта «Аиды», чтобы навестить своих родителей в Кентукки.
- Тебе обязательно стоит поехать, — сказала она ему.
- Может быть. - Он полез в пакетик с картофельными чипсами. - У меня есть пара деловых сделок, которые хочу рассмотреть.
Что означало: он никуда не собирался уезжать из Чикаго, и Оливия сомневалась, что это как-то связано с деловыми сделками. Его чувство ответственности перед ней обернулось бременем, которое ему не стоило взваливать на себя.
- Уже тошнит от твоего постоянного упоминания, что твое здание безопасно, — пожаловалась она. - Я буду репетировать большую часть дня, а когда меня не будет, буду присматривать за этой твоей лачугой, так что тебе не придется менять свои планы. - Она отложила остатки сэндвича. - Чтобы избежать неловкости, сегодня я сплю в гостевой спальне.
- Вот и прекрасно.
Тад не мог выглядеть менее заинтересованным.
Оливия спала в проклятой гостевой спальне! Что это за хрень? Как бы ему ни хотелось с ней поспорить, она устала и была на грани, поэтому Тад пока оставил ее в покое. Пока.
На следующее утро его разбудили ее упражнения. Это был ее настоящий голос, а не записанная на пленку версия, и пела Оливия потрясающе. Но Тад уже знал ее достаточно хорошо, чтобы не делать ей комплиментов, потому что услышит в ответ, что ее голос слишком толстый или слишком тонкий, или исходит из локтя, а не из задницы, или еще какую-нибудь дребедень в том же духе.
Оливия подошла к Таду, когда он брился. На репетицию она оделась небрежно. Слипоны, пара идеально сидящих черных спортивных штанов и длинный черный вязаный свитер. Пурпурный тканый шарф обвивал шею, защищая от сквозняков, заклятых врагов серьезных певцов. Макияж был безупречен: яркая подводка для глаз, темные брови и малиновые губы. Оливия выглядела так же грозно, как настоящая Прима. Но Тад знал, что она так себя не чувствует.
- Ситцпроба состоится в следующий понедельник, — сказала она. - Считая сегодняшний, у меня осталось еще пять репетиционных дней.
— Ситц Проба?
Тад поднял голову, чтобы побрить подбородок.
- Ситцпроба. Это первый раз, когда певцы и оркестр по-настоящему собираются вместе. Ни костюмов, ни реквизита. Убрано всё, кроме музыки. Ты сидишь и поешь. - Оливия посмотрела в точку над зеркалом, больше не видя его, погруженная в свои мысли. – Чистая репетиция. Инструменты, голоса. Бывают волшебные моменты, когда музыка становится превыше всего.
Тад думал о тех мгновениях, когда уже не слышал рева толпы. Был только он, поле и мяч.
- Это моя любимая репетиция. - Оливия посмотрела на свои руки. – На ситцпробе нельзя сфальшивить. Никакого пения в полголоса. Либо в полную силу, либо нет. - Она посмотрела на его отражение. - Я солгала, — призналась она. Тад ждал. - Я солгала маэстро. Я сказала ему, что у меня простуда. - Она отвернулась и исчезла в коридоре. - Я еду на репетицию.
Оливия наполнила сумку всем, что ей понадобится на этот день: дополнительным свитером, бутылкой с водой, карандашом и копией партитуры с пометками, чтобы отметить любую новую блокировку. Она взяла с собой травяной чай для горла, капли от кашля, солевой спрей, пару упаковок миндаля, яблоко, дезинфицирующее средство для рук, косметику, салфетки, кошелек и телефон, бальзам для губ «Кармекс». Теперь все, что ей было нужно, это большой запас нервов. Ситцпроба. Неделя со вчерашнего дня.
Она оставила свою машину на одном из двух парковочных мест Тада. Он удивил ее, не став спорить, что она водит машину сама, пока не посмотрела в зеркало заднего вида и не увидела гладкий белоснежный «корвет», следующий за ней к Муни. И который припарковался прямо за ней.
Тад вышел из машины и подошел к ней, линзы его солнцезащитных очков сверкали в холодном утреннем солнце. Даже почувствовав прилив тревоги, Оливия подумала, как сильно она любит этого человека. А что, если..?
Никаких «а что, если». Она схватила сумку и вышла из машины. Выпрямившись в полный рост, высокомерно произнесла «Да?», как будто он был ее вассалом, а не человеком, которого она так отчаянно любила.
Тад захлопнул дверцу ее машины, схватил за руку и повел вокруг здания, при этом сумка стучала Оливии по ноге. В теплую погоду певцы собирались в небольшом огороженном зеленом палисаднике, чтобы подышать свежим воздухом. Теперь деревянные скамейки были пусты, а большие урны с цветами ждали весенней посадки. Она оказалась зажатой между Тадом и стеной здания. Подняла подбородок и вызывающе посмотрела на него, задрав нос.
- Что?
Он знал ее уловки и не испугался.
— Ты сказала, что простудилась.
Ее искаженное отражение таращилось на нее из линз его солнцезащитных очков. — Да, говорила.
Его идеальный рот вытянулся в смертельную линию.
- Ты соврала.
— Я тебе это тоже сказала.
Ну кто ее тянул за язык? Тад снял солнцезащитные очки и пронзил ее своими нелепыми зелеными глазами, которые теперь казались точно такого же цвета, как особенно смертельный отросток ядовитого плюща.
- Угадай что, детка? Ты вдруг чудесным образом выздоровела.
- Ты не понимаешь.
Оливия попыталась уйти от него, но он поменял позу, чтобы ее заблокировать.
— О, еще как понимаю. - Он сунул очки в карман куртки. - Ты Оливия, черт возьми, Шор. Величайшая меццо в мире!
- Я не величайшая…
- Ты на вершине своей игры. В стартовом составе! Чертово торнадо, а не какая-то двадцатилетняя самозванка, боящаяся открыть рот!
- Тебе легко говорить. Ты не...
— Перестань прикидываться дурой. - Тад сгреб ее за плечи. - Сегодня утром я слышал тебя отчетливо и ясно. Ситцпроба. Для тебя это значит все, и у тебя есть всего пять репетиций, чтобы подготовиться. Ты слишком много работала, чтобы поддаться этому дерьму. Твой голос именно на том самом месте, где тебе нужно.
- Ты понятия не имеешь…
- Ты пойдешь туда прямо сейчас и будешь петь до упаду. - Он действительно потряс ее! - Сделай это на одной ноге, стоя на голове или скосив глаза. Мне все равно. Ты возьмешь себя в руки и покажешь им, с кем именно они имеют дело. Ты меня слышишь?
- Да.
- Громче!
- Да!
- Хорошо.
И он ушел.
Оливия поправила воротник своего плаща и посмотрела вслед ему, грубияну спортсмену. Потом вышла из пустующего садика. Таду легко говорить. Он не понимал. Он ничего не знал о том, с каким давлением она столкнулась. Ничего о критиках, которые только и ждали, чтобы вгрызться в ее кости, о фанатах, которые ее бросят, о репутации, которая обратится в пыль. Ему никогда не приходилось сталкиваться…
А вот и нет. Тад точно знал, что она чувствует. Он играл через боль. Он играл, когда толпа его освистывала. Играл в палящую жару, в холодные снежные бури, когда часы показывали последние десять секунд. Играл под любым давлением и понимал, что она чувствует, так же хорошо, как и она сама.
Оливия подошла прямо к кабинету маэстро и постучала в дверь.
-
Avanti.
Оливия ворвалась в кабинет.
- Маэстро. - Она уронила сумку у двери. - Я знаю, что пришла рано, но… Я готова петь.
Вышло хоть не блестяще, но и не совсем ужасно. У нее хромала поддержка дыхания, необходимая для того, чтобы придать ее вибрато уверенности или удержать некоторые ноты от провала, но она ни разу не сдулась.
Серджо все еще считал, что она страдает от последствий простуды, и его не слишком беспокоило то, что он услышал.
- Самое важное сейчас для вас — позаботиться о своем голосе.
Вернувшись в свою гримерку, Оливия позвонила по телефону. Голос, ответивший, звучал явно недовольно.
- Оливия Шор? Я не знаю такого имени.
Оливия проигнорировала выпад.
- Можно мне прийти сегодня? В час у меня длинный перерыв.
- Надо полагать. Принеси мне сливы. Фиолетовые.
Соединение прервалось.
Старушка встретила Оливию у дверей своей затхлой квартиры на Рэндольф-стрит. На ней было ее обычное черное саржевое платье и стоптанные розовые комнатные тапочки. Густые черные волосы с проседью были собраны в узел на макушке, а жесткие пряди торчали вокруг морщинистого лица с привычной алой помадой на губах.
- Можешь войти, - ворчливо поприветствовала она Оливию.
Оливия ответила милостивым кивком головы, которого, как она знала, ожидала Батиста.
Батиста Нери была одной из давних преподавательниц Оливии по вокалу, и ее Оливия намеренно игнорировала с тех пор, как потеряла голос. Батиста когда-то была опытной сопрано. Теперь она была одним из лучших оперных репетиторов страны. До безумия высокомерной, но при этом первоклассной преподавательницей.
Оливия поставила пакет со сливами на богато украшенный столик из красного дерева возле двери.
- Мой голос... - она сказала. - Он пропал.
- Ах, хорошо. - Презрение исходило из каждого слова Батисты. - Теперь ты найдешь мужа, который позаботится о тебе, и будешь каждый вечер готовить ему ньокки на ужин. - Она пренебрежительно махнула рукой. - Хватит этой чепухи. Давай-ка пой.
Когда позже в тот же день Оливия добралась до сцены репетиции, она обнаружила, что Лена Ходяк проходит через блокировку Амнерис для сцены Суда в четвертом действии. Оливия наблюдала, как Лена провозглашала: «
Ohime! Morir mi sento ... - Увы! Я так страдаю…»
Лена помахала рукой, заметив Оливию, и быстро ушла в зрительский зал, чтобы уступить Оливии сцену.
Было ощущение, что уже полночь, а не разгар дня. Оливия пела неважно для маэстро и лишь немногим лучше для Батисты. По крайней мере, Батиста отказалась от своей роли капризной примадонны и стала серьезной, когда услышала голос Оливии.
- Подними нёбо, Оливия. Подними его.
В конце урока Батиста прописала спрей для горла с прополисом и дополнительные упражнения для пресса, а также приказала Оливии прийти на следующий день.
Артур Бейкер, стареющий, но все еще красивый тенор, игравший Радамеса, пришел вместе с Гэри, режиссером. Несколько часов спустя пришло время репетировать вторую сцену первого действия, где Амнерис обманом заставляет свою служанку Аиду раскрыть свои истинные чувства к Радамесу, солгав, что Радамес мертв. Сара, как всегда, тщательно подготовилась, но химия, которую они когда-то разделяли на сцене, исчезла.
Оливия никогда не была так счастлива, когда этот день закончился. В пять часов, открыв дверь гримерки, она увидела Тада, распростертого на ее шезлонге и ожидающего ее.
— Как ты сюда проник? – требовательно спросила она.
- Я известный футболист. Я могу войти куда захочу.
От сцены, как ее возлюбленный играет роль высокомерного засранца, у нее поднялось настроение.
- Могла бы и не спрашивать, — сказала она, закрывая за собой дверь.
- Плохие новости. - Тад лениво скрестил лодыжки. - Кто-то угнал твою машину.
Она посмотрела на него с подозрением.
— Есть идеи, кто бы это мог быть?
- Наверное, Гаррет. Он еще тот наглец.
- Понятно. - Она вспомнила запасной комплект ключей от машины, который неосмотрительно оставила на комоде в его гостевой спальне. - И по чьему указу он мог совершить это конкретное преступление?
— Я почти уверен, что он все это провернул сам.
— А я совершенно уверена, что он этого не делал.
Тад мотнул головой в сторону ее ванной комнаты.
— Хочешь, проделаем это там?
Ее ответ был для него столь же неожиданным, как и для нее.
- Да. Да, хочу.
Они заперлись в маленькой ванной, сдирая с себя одежду и трогая друг друга – именно то, что ей было нужно, чтобы смыть из памяти весь этот день. В итоге они оказались частично обнаженными в тесном душе без воды, Оливия прислонилась к стене, ее штаны собрались вокруг лодыжки, джинсы Тада у него на коленях, оба неуклюжие и безумные — точно не в своем уме. Это была ведь не третья ночь. А уже пятый день, и этого не должно было случиться, потому что Оливия не могла продолжать любить мужчину, который не принадлежал ее миру, но в тот момент ее это не заботило.
А все же следовало.
- Что со мной не так? Это только усложняет ситуацию, — вопрошала она, приходя в себя.
— Только если ты этого хочешь. - Тад закрыл крышку унитаза и сел сверху, наблюдая, как она окончательно берет себя в руки. - Не хочу критиковать, Лив, но ты слишком напряжена.
- Заботиться о своей карьере — это не напряжение, — возразила Оливия встревоженным голосом и схватила расческу. – Чем ты сегодня занимался? Кроме того, чтобы устроить исчезновение моей машины?
- Купил пару новых акций и снова порылся в твоем портфеле. Тебе нужно скинуть Взаимный фонд Калистоги. В течение многих лет он был неэффективным. - Его нога коснулась ее сзади, когда он задрал лодыжку на колено. - Я также провел некоторое время с Купом и его женой Пайпер. Это Купер Грэм, последний великий защитник «Звезд».
— Пока не появился идиот.
- Идиот пока не из этой категории.
— Но он может им стать.
— Наверно, — неохотно согласился Тад.
— Хорошо, что тебе есть чем заняться. - Оливия взяла кисточку для макияжа, тянув время. - Сегодня утром я пела для Серджио Тинари, — призналась она ему.
- Вот как?
Она открыла кран в ванной.
- И я пошла к своей старой учительнице вокала.
Тад проигнорировал более широкое значение этого события.
— Как ты туда попала?
- Пешком.
- Не умно.
- Трудно быть похищенной в Чикаго-Луп средь бела дня. И мне нужно вернуть мою машину. Мне нужно посмотреть квартиры.
- Я сделаю это за тебя.
— Тебе не обязательно…
- Ты работаешь. Я нет. Это справедливо.
Заманчивое предложение. После целого дня репетиций ей меньше всего хотелось отправляться на поиски квартиры. С другой стороны, чем скорее она найдет свое жилье, тем лучше, особенно после того, что только вот произошло.
Той ночью Тад пошел в ее комнату, проверяя новые границы, которые Оливия установила.
- Думаю, я посплю здесь, — сказал он. — Но не трогай меня, ладно?
Она мягко улыбнулась ему и протянула руки.
- Никаких прикосновений.
Тад засмеялся, сел рядом с ней и притянул к себе. Целуя ее, он думал, как сильно ему нравится быть с этой женщиной. Не любовь-любовь. Но чистое наслаждение-любовь. Однако больше всего значило то, насколько хорошо его понимала та, кто не принадлежала его миру. Если бы Прима была спортивным парнем, из нее получился бы отличный товарищ по команде.
Он погладил ее мочки ушей большими пальцами. Поцеловал. Вскоре Оливия начала издавать эти красивые, хриплые звуки. Они путешествовали вместе, взбираясь, достигая и падая... Мир раскололся на миллион кусочков. Потом, да поможет ему Бог, ей захотелось поговорить. Тад засопел в подушку и притворился спящим, что нисколько не обескуражило ее.
- Это лишь временно, Тад. Временное безумие с моей стороны. Все закончится в ночь премьеры. Я серьезно.
Он пробормотал что-то намеренно неразборчивое. К счастью, Оливия больше ничего не сказала.
Тад не понимал. Карьера или нет, но даже примадоннам нужна личная жизнь, а он не требовал так много для себя, как она. Конечно же, он привлекал много внимания, когда выбирался наружу, но и она не была совсем уж невидимкой. И да, теперь, когда тур закончился, ему нужно многое наверстывать – провести дополнительные часы со своим тренером, погрузиться в свою побочную работу. Были люди, с которыми ему нужно повидаться, встречи, которые необходимо провести, новички-спортсмены, которые хотели поговорить с ним об управлении своими финансами. Ну, может быть, он скрытничал больше, чем она, но все это не значило, что он требовал какого-то особенного к себе отношения, верно?
В конце концов, Оливия уснула задолго до него.
Среда. Четверг. Репетиции шли своим чередом. Оливия работала с Батистой каждый день и начала чувствовать себя немного более похожей на ту, что была всегда. Но пока не была достаточно хороша. Ситцпроба, назначенная на следующий понедельник, висела над ее головой, как лезвие гильотины. Оливия могла петь не в полный голос на технической репетиции во вторник и среду, но только не на ситцпробе и не на финальной генеральной репетиции в четверг, где будет присутствовать избранная публика. В пятницу объявили выходной, а в субботу предстояла премьера.
Оливия чувствовала, как члены компании судачили о ней за ее спиной. Их натренированные уши заметили приглушение темного тонального блеска в ее низком диапазоне. Они замечали случайное колебание, неловкую фразу. Но все считали, что она поправляется от простуды, и только Серджо начал выглядеть обеспокоенным.
Тем временем Лена превратилась в тень Оливии, наблюдая за всем, что Оливия делает во время репетиций, время от времени задавая вопросы, но при этом никогда не становясь навязчивой. Несмотря на свою молодость, Лена была непревзойденным профессионалом, однако Оливия начала ненавидеть один ее вид. Оливия никогда не относилась так ни к одной из своих каверов, но ведь ни от одной из них не ощущала такой угрозы прежде. Ей было стыдно. Лена не была стервятницей, сторожащей в стороне в ожидании возможности улететь с костями Оливии. Лена отличалась трудолюбием и почтительностью, делала именно то, для чего ее наняли, и как только все это закончится, Оливия компенсирует свои несправедливые мысли, купив ей великолепное украшение или подарив выходные в спа-салоне или… Что, если познакомить ее с Клинтом Гарретом?
Последняя идея казалась гениальной, пока она не увидела, как Лена целует длинноволосого молодого человека, которого позже представила как своего мужа. Тогда ювелирка.
Тад подобрал ее в Муни после первого дня поисков квартиры. Как оказалось, он придирался ко всем местам, которые видел. В одной было слишком шумно, в другой слишком темно, в третьей не нашлось места для пианино, в четвертой имелось джакузи, но не прилагался приличный душ. А в пятой...
- Пахло мертвой крольчатиной, — заявил он. — Не спрашивай меня, откуда я это знаю.
- Не буду.
В пятницу утром у нее было три часа свободного времени, пока труппа репетировала знаменитый «Триумфальный марш» Аиды — сложную постановку, в которой участвовало более ста артистов, двадцать шесть танцоров и две лошади, но, к счастью, без слонов, не в этом представлении. Оливия использовала свободное время, чтобы запланировать встречу со своим агентом по недвижимости, и не удивилась, когда Тад решил присоединиться к ней.
Избегая неодобрительного взгляда Тада, риэлтор показал ей три квартиры, которые Тад отверг. В одной из них, как он сообщил, не хватало естественного света. Вторая была почти идеальна, но все место займет фортепиано. Что касается третьей... Там был швейцар, видеокамера и достаточно места. Расположение оказалось отличным, она могла сразу переехать, и мертвым кроликом совсем не пахло.
- Я беру эту, — сказала Оливия своему риэлтору.
- На Пасху ты пожалеешь, — предупредил Тад (намек на пасхального кролика – прим. пер.).
...