Peony Rose:
21.01.19 17:14
» Джон Мичелл и его темные звезды
Джон Мичелл (англ. John Michell; 25 декабря 1724 — 29 апреля 1793) — священник из деревни Торнхилл (графство Йоркшир), видный английский естествоиспытатель и геолог.
Занимался астрономией, оптикой и гравитацией, будучи одновременно теоретиком и экспериментатором. Открыл, в частности, волноподобную природу землетрясений, осуществил целый ряд оригинальных исследований в области магнетизма и гравитации, предвидел возможность чёрных дыр, предложил способ производства искусственных магнитов. Его называли отцом сейсмологии.
В письме от 27 ноября 1783 года, которое он послал в Королевское общество, были объединены ньютоновская небесная механика и корпускулярная оптика. Письмо содержало концепцию массивного тела, гравитационное притяжение которого настолько велико, что скорость, необходимая для преодоления этого притяжения (вторая космическая скорость), равна или превышает скорость света с расчётом, из которого следовало, что для тела с радиусом в 500 солнечных радиусов и с плотностью Солнца вторая космическая скорость на его поверхности будет равна скорости света. Таким образом, свет не сможет покинуть это тело, и оно будет невидимым. Мичелл предположил, что в космосе может существовать множество таких недоступных наблюдению объектов.
Впервые предложил использовать для определения гравитационной постоянной крутильные весы и построил прототип прибора для измерения массы Земли, однако не успел поставить эксперимент и провести вычисления самостоятельно.
Пытался измерить давление света путём фокусирования световых лучей на одном конце иглы компаса, но в процессе эксперимента игла расплавилась.
После смерти Мичелла его аппаратура перешла члену Лондонского Королевского общества Генри Кавендишу, который и вычислил массу нашей планеты (см.: Эксперимент Кавендиша).
***
Первое теоретическое обоснование существования тёмных звёзд выдвинул английский священник и астроном Джон Мичелл в письме Генри Кавендишу 1783 года (опубликовано Лондонским Королевским обществом в 1784). Мичелл подсчитал, что когда вторая космическая скорость на поверхности звезды будет равной или большей скорости света, излучаемый ей свет окажется в гравитационной ловушке, и такие звезды будут недоступны для наблюдения.
Идея Мичелла для расчёта количества таких «невидимых» звёзд предвосхитила работу астрономов XX века: он предположил, что в определённом количестве двойных звезд один из компонентов может быть как раз «тёмной звездой», и зная массу двойных звёзд, можно вычислить местонахождение невидимых компонентов. Это позволило бы обеспечить статистическую основу для расчёта количества других разновидностей невидимого звёздного вещества, которые могут присутствовать в звёздных системах.
Мичелл также предположил, что будущие астрономы могли бы определить силу тяжести на поверхности звезды, отследив, насколько свет звезды смещён к концу спектра, предвосхитив соображения А.Эйнштейна о гравитационном смещении 1911 года. При этом предсказания Мичелла в отношении направления спектрального сдвига были ошибочны (он ссылался на работы И.Ньютона, который полагал, что более массивные частицы связаны с большими длинами волн).
«Черные дыры» из XVIII столетия
(фрагмент)
Предшественником Лапласа был англичанин Джон Мичелл (John Michell, 1724−1793). В 1784 году, в официальном журнале Лондонского королевского общества появилась его статья On the Means of Discovering the Distance, Magnitude, &c. of the Fixed Stars, in Consequence of the Diminution of the Velocity of Their Light, in Case Such a Diminution Should be Found to Take Place in any of Them, and Such Other Data Should be Procured from Observations, as Would be Farther Necessary for That Purpose. By the Rev. John Michell, B. D. F. R. S. In a Letter to Henry Cavendish, Esq. F. R. S. and A.S., Philosophical Transactions of the Royal Society of London, 74, 35−57 (1784). В этой работе, о которой Лаплас, скорее всего, не знал, также идет речь о невидимых звездах.
Мичелл получил образование в Колледже королев (Queens' College) Кембриджского университета, где преподавал с 1751 по 1763 год, дойдя до должности профессора геологии. После женитьбы он, приличного дохода ради, предпочел церковную карьеру и с 1763 года до конца жизни был настоятелем (ректором) двух приходов — сначала в деревне Комптон в окрестностях Винчестера, а затем в Торнхилле неподалеку от Лидса.
Мичелл был замечательным и в высшей степени оригинальным исследователем. Его заслуженно считают отцом-основателем сразу двух наук — сейсмологии и звездной статистики. Первым титулом он обязан исследованию катастрофического Лиссабонского землетрясения 1755 года. Мичелл вычислил положение его эпицентра и понял, что подземные толчки переносятся упругими волнами, распространяющимися в земной коре. Второе звание Мичелл заработал, доказав реальность существования двойных звезд с помощью статистических соображений, которые до того вообще не применялись в астрономии. Он же первым обнаружил, что сила отталкивания между одноименными полюсами постоянных магнитов убывает обратно пропорционально квадрату расстояния, и задолго до Шарля Кулона (Charles Coulomb) изобрел и претворил «в железе» крутильные весы, которыми хотел, но не успел воспользоваться для гравиметрических экспериментов. После смерти Мичелла его друг Генри Кавендиш (Henry Cavendish) получил этот прибор и, модифицировав его, выполнил прецизионные промеры силы тяготения, которые уже в XIX веке позволили вычислить гравитационную постоянную с ошибкой порядка одного процента. К слову, Мичелл отослал свою статью именно Кавендишу, зачитавшему ее на заседаниях Королевского общества в конце 1783 и в начале 1784 года.
Во вводном письме к Кавендишу Мичелл четко сформулировал цель своего исследования. Будучи убежденным ньютонианцем, он безоговорочно считал свет потоком мельчайших частиц, подчиняющихся законам механики. Мичелл решил, что это дает возможность измерять расстояния до звезд, звездные величины и звездные массы (стр. 35). Считая, что световые частицы всегда покидают светящиеся тела с одной и той же скоростью, Мичелл предлагал измерять скорость звездного света и с помощью законов небесной механики извлекать из этих измерений сведения о самих звездах. Например, если члены определенного звездного семейства удалены от Земли примерно на одинаковые расстояния, то подобные наблюдения позволят оценить отношения звездных масс (чем тяжелее звезда, тем сильнее ее тяготение затормозит корпускулы света).
Мичелл подробно объяснил детали своего метода, причем, в духе ньютоновских «Математических начал натуральной философии», его изложение строго геометрично. Конечно, этот труд был потрачен впустую — скорость света в вакууме постоянна. Статья Мичелла, скорее всего, была бы забыта, если бы не вывод, к которому 13 лет спустя пришел и Лаплас. Мичелл тоже отмечал, что очень массивная звезда настолько замедлит световые частицы, что они не смогут уйти в бесконечность. Весь свет под действием ее собственного притяжения «будет вынужден возвратиться обратно к звезде» (стр. 42). Отсюда следует, что она станет невидимой — по крайней мере, с очень больших дистанций. Мичелл утверждал, что звезда с такой же плотностью, как у Солнца, окажется невидимой для очень далеких наблюдателей, если ее диаметр примерно в 500 раз больше солнечного. В отличие от Лапласа, Мичелл (опять-таки в духе Ньютона) получил эту оценку путем весьма остроумных геометрических построений.
Мичелл задумывался и над тем, как обнаружить звезду, если ее свет не достигает нашей планеты. И предложил не просто осуществимое, но и абсолютно современное решение. Если такая звезда входит в двойную систему и свет ее партнера попадает в наши телескопы, то можно судить о наличии невидимой звезды, наблюдая и анализируя периодические смещения видимого члена звездной пары. Как известно, на базе этого подхода удалось спектрографическими методами обнаружить множество экзопланет. Его также (вот уж поистине ирония истории!) применяют и для поиска черных дыр!
по материалам Википедии -
1 и
2
а также см.
тут
Нат,

Для интереса предлагаю посмотреть работы Satoshi Tomizu )))
...
Peony Rose:
02.04.19 16:04
» Острое карри
На часах четырнадцать восемнадцать.
Тележка едет к кассе, очередь невелика, пять человек: две школьницы, мужчина лет сорока в теплом, совсем не для сегодняшней погоды пальто, пожилая полная женщина в очках, мальчик с двойным подбородком, наверное, ее внук.
- Ба, ну купи «Спайка», ну купи-и...
Женщина делает вид, что не слышит его. Рядом с кассой соблазнительно надувают яркие щеки те самые «спайки» из мармелада; в соседнем ящике кислотные леденцы на палочке, шоколадные медали в золотой фольге, маленькие шоколадки «Свисс» с ясноглазой девочкой в чепчике и куча другого съедобного мусора.
Четырнадцать двадцать три. Очередь становится меньше на двух человек.
У девушки за кассой лицо мученицы, которую дня два пытали разведчики из Лиги Зла.
Анна закрывает глаза и притворяется, что все происходящее – не реальность. Это просто кино. Или картинка. Узор. Что угодно.
Внутри что-то разбивается. Она почти слышит это и открывает глаза, трет их кончиком мизинца, стараясь не задеть дымчатые очки.
Четырнадцать тридцать восемь.
У кассы та женщина и ее внук, он продолжает упорно и злобно ныть, требуя свое.
Если Анна не вернется домой к трем, приготовление обеда затянется.
Если приготовление обеда затянется, Эдвард не получит его вовремя.
Если Эдвард не получит...
Она прижимает руку ко рту и почти выкрикивает, забыв о сдержанности, достоинстве, обо всех ненужных и смешных манерах цивилизованной горожанки:
- Пожалуйста, девушка, мне бы побыстрее пройти!
И, поймав надменный взгляд стоящей впереди дамы, добавляет тише:
- Извините. Это очень срочно и важно. Мне.
Дама пожимает плечами, роняет:
- Вот именно, деточка. Вам. Все не обязаны подстраиваться под ваши желания, поэтому уж будьте любезны – дождитесь очереди.
Кассирша страдальчески молчит, руки мелькают: проверить код товара, взглянуть на экран аппарата, перебросить товар на выдачу, взять новый.
На лбу Анны появляются капельки пота, она снова закрывает глаза. Молится.
У нее с Богом все сложно. Она верит, что Он есть. Но не верит, что к ее жизни Он имеет хоть малюсенькое отношение. Она сама по себе. Он сам по себе – на облаках, с хорами ангелов и праведников.
Учитывая все это, молитва – крайне необычное занятие. Но где-то в подсознании, видимо, зацепилась мысль о том, что Бог слышит все, и потом, ну какой от этого может быть вред? Правда же? Правда?..
«Освободи меня. Прошу».
Когда кассирша окликает, Анну трясет.
Она как-то резко заставляет себя собраться, подойти с тележкой куда нужно. Выбрасывает покупки на движущуюся ленту, следит за тем, как упаковки замороженных овощей плывут к кассе.
Если бы она сегодня не проспала, то успела бы в магазин вовремя.
Если бы вчера она не досмотрела телешоу до конца, то легла бы раньше и не проспала.
Если...
- Вашу карту.
Анна безропотно протягивает карту, дожидается, пока кассирша отведет взгляд, набирает код, выдыхает.
Быстро собирает все купленное в пакеты, несет на улицу, садится в машину.
Пятнадцать ноль две.
Рита-хохотушка проводит вторую за сегодня экскурсию по «Тропик Лаб». Ребятня с любопытством сует носики во все щели, галдит, и она хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.
- Эй, красивые мои! Прием, прием! Земля вызывает Юпитер!
Когда Рита улыбается вот так, противостоять ее обаянию невозможно – даже Людоеду из старой сказки вряд ли это бы удалось.
- Итак, самая вкусная наша оранжерея. Папы и мамы специй. Проходите все сюда, будем смотреть и восхищаться вместе.
Послушные мановению ее беленькой ручки с французским маникюром, мальчики и девочки переходят в указанное помещение.
- А теперь, чур, все ушки на макушке, - она подмигивает и строит рожицу, пальцами изображает уши Микки Мауса на своей голове. Кто-то сзади прыскает, старшая девочка в очках, удивительно напоминающая ее подругу Анну, презрительно щурится. Рита специально улыбается этой вредине и машет на ближайшее дерево: - Смотрите сюда все! Это чудесный экземпляр Murraya koenigii, или, говоря попросту, дерево карри. Вы любите карри, а?
Раздаются дружные возгласы: «Да!», лица детей оживляются.
- А моя мама каждый день его готовит, честно, - наконец оттаивает очкастая вредина, оценивающе смотрит на «чудесный экземпляр», и на ее губах появляется слабое подобие улыбки. Рита про себя произносит: «Ну надо же, сосулька заговорила», а вслух:
- О, отлично, Джессика. Думаю, у твоей мамы на каждый день недели есть по классному рецепту, верно?
- Да, - вредина слегка опускает подбородок в знак согласия и снова вскидывает голову. – Мама знает все рецепты, будьте уверены, мисс Лозовски.
«Вообще-то миссис, но неважно, все равно развод был три года назад, и все быльем поросло», - думает Рита и снова делает рожицу, а потом изящно взмахивает правой рукой: - Самое главное, что вам следует знать о дереве карри – оно овеяно легендами в Индии, оно славится своими целебными свойствами, а каждая уважающая себя хозяйка знает хотя бы один рецепт с использованием листьев этого потрясающего растения. И...
Пауза, Рита щурится, передразнивая «сосульку».
- И еще, друзья, помните всегда – есть можно и листья, и ягоды карри, но ни в коем случае не ешьте его семена, потому что они ядовиты.
Мальчишки сразу оживляются, наперебой расспрашивают ее о свойствах яда.
- Нет, нет, - Рита отмахивается обеими руками, - я не специалист в этом, я скромный администратор, проходящий здесь стажировку. Так что все подробности узнаете сами, кстати – ваши преподаватели после экскурсии обещали раздать всем задания на ежегодную научную конференцию.
Общий стон. Рита ухмыляется, потом снова делает жест, на этот раз указывая на яркий плакат в паре футов от дерева карри – схему оранжереи с названиями всех высаженных растений.
Она идет дальше, дети тянутся за ней, как гусята за Матушкой Гусыней. Ну вот, снова насмотрелась любимого фэнтези-сериала, и теперь в голову лезут всякие сравнения с любимыми сказками.
Интересно, Анна видела последнюю серию? Надо бы ей позвонить к концу дня, может, пригласить куда-нибудь. Бедняжка со своим сухарем Эдом окончательно мумифицировалась. Скоро на ней можно будет ставить ангх и упаковывать в саркофаг, а там и заказывать грузовой самолет по маршруту Лондон-Луксор.
А друзья человеку нужны именно для того, чтобы он оставался человеком.
Решено - звонок, решительный натиск и выволакивание Энни-Пенни Ризуэлл в культурное заведение, скажем, в кинотеатр или ресторан. Иначе совесть заест насмерть, а ночами вместо красивых принцев на белых драконах будут сниться старший лаборант Дрисколл, высокий мрачный тип в прыщах и с заиканием, и его двойник Кренгл, директор «Тропик Лаб».
Шестнадцать сорок.
По пути она застряла в пробке, время ушло. Машина в гараже. С колотящимся сердцем Анна выскакивает из машины, бежит к багажнику. Руки трясутся так, что она с первого раза не может нажать кнопку, чтобы его открыть.
Наконец замок щелкает, она всхлипывает, через минуту пакеты уже в руках, они тяжелые, но адреналина в венах столько, что кажется – взяла пушинки.
Анна стонет. Открывает дверь в дом, вносит покупки, бежит обратно, потому что забыла закрыть гараж.
Она мечется, как та самая курица с отрубленной головой. Анна видела это, а не слышала от кого-то: курицу резала ее бабка Роберта в деревеньке, руки у бабки уже были не те, поэтому жертва вырвалась и началась пляска смерти по всему дворику, сопровождавшаяся ругательствами Роберты и замирающим клохтаньем одуревшего от ужаса петуха.
Очнувшись на кухне, Анна принимается готовить обед. Овощное карри.
Фасоль, зеленый горох, морковь, цветная капуста, масло, семена горчицы, кокосовый орех, картофель, карри мадрас не острый, соль.
Фасоль попалась хорошая, разваристая, горох тоже отличный. Они варятся отдельно, как и положено. Отдельно же – морковь и капуста. Семена горчицы бросаем в раскаленное масло. Готовые фасоль, горох, морковь и капусту туда же, сыплем кокосовую стружку, прожариваем, солим.
Карри мадрас не острый еще есть, в шкафчике на верхней полке, и Анна, не глядя, открывает дверцу, хватает, сыплет в сковороду, размешивает.
Минут семь еще, не меньше. Взгляд на часы.
Времени уже нет.
Руки опять начинают трястись.
«Ты ленивая толстозадая тварь, Анна. Зря я на тебе женился. Были другие варианты, хорошие варианты. А я, как идиот, взял и женился на тебе».
Господи, сдался ей это сериал. Надо было выкинуть телевизор из дома еще в прошлый раз, после возвращения из больницы.
Дверь хлопает. Анна вздрагивает всем телом, замирает, как перепуганный кролик. Масло брызгает со сковороды, овощи красиво зарумянились.
Шаги Эдварда.
В трубке – длинные гудки. Рита нетерпеливо притоптывает ногой, тихо ругается себе под нос.
- Ну где ты там, Энни-Пенни, где?
Потом связь прерывается.
Рита набирает еще раз. Механический голос: «Вызываемый абонент заблокировал входящие вызовы».
Что?!
Мисс Лозовски с недоумением смотрит на телефон, словно он вот-вот превратится в гадюку и зашипит.
Энни никогда не блокирует мобильный.
Никогда.
Если она это сделала, значит...
Что-то не так.
Друзья нужны человеку для того, чтобы он не чувствовал себя одиноким, как перст.
Рита уныло вспоминает о своей ненаглядной Миу, сиамке с нравом царицы Савской, которую надо бы покормить, и о том, что планировала после встречи с подругой заехать в автомастерскую на Девлин-стрит и поругаться с механиком Питером О’Мара. Мерзавец в прошлый раз содрал за ремонт полтора тарифа, а на этой неделе выяснилось, что двигатель снова барахлит. Вот такой сервис.
Так, кошка и механик подождут. А вот Энни, похоже, ждать не может.
Хватая с вешалки легкий синий плащ с модным принтом, Рита торопливо проводит розовой помадой по пухлым губам, по-птичьи наклоняет аккуратно причесанную головку и улыбается себе в зеркало.
«Кто красотка? Я красотка! Однозначно – я!»
Приятная весенняя эйфория пронизывает ее до кончиков отманикюренных ноготков так, что за рулем Рита едва не мурлычет. Деревья цветут, птицы поют, на девушках мини, и мужчины разевают рты им вслед.
«Эх, Бобби Ли, лживая морда, в золотую пору нашего медового месяца ты ни разу не посмотрел вслед красивой девчонке в мини. Тогда мне казалось это доказательством твоей верности. Кто ж знал, что ты уже тогда так упахивал собственную секретаршу, что глаз не мог вечером в кучку собрать? Сволочь. Надеюсь, на Канарах ты сейчас обгораешь до волдырей, а твоя кукла для секса воет в ванной от укуса медузы».
Посмаковав эту возможность, Рита Лозовски благополучно добирается до нужного района и паркуется на платной автостоянке.
Отсюда до дома Энни – рукой подать. Ста футов нет.
Каблучки цокают по асфальту, Рита слегка виляет попкой в пику всем лживым мужикам. Какой-то встречный «белый воротничок» почти сворачивает шею, глядя ей вслед. Рита чувствует этот взгляд спиной и тем, что пониже, и усмехается.
Месть тебе, пес блудливый. Надеюсь, сегодня ты будешь стонать от разочарования, потому что ни одна баба тебе не даст. Даже за деньги. Из принципа – не даст.
Дверь хлопает.
Восемнадцать ноль четыре.
Плита еще горит, сковорода – на рабочем столике. На обеденном столе тарелка с недоеденным карри. Ложка валяется на полу.
Под ложкой растекается темно-красная лужица.
Это не соус. И не кетчуп.
Анна тянется к ложке, но не может ее взять, пальцы как вареные сосиски. В носу что-то хлюпает, она инстинктивно опускает голову, и к той лужице добавляется вторая.
Кровь капает на блестящий дорогой пол дорожкой. Пятнышко, второе, третье.
Анна их считает. Просто потому, что на другое сил не хватает. Считать пятнышки – это безопасно.
Шестое. Седьмое.
Считать пятнышки – это хорошо.
Стол покрыт потрясающей скатертью: натуральный хлопок, ручная вышивка в сто сорок шесть оттенков, с ирландскими кружевами ручной работы, шестьсот восемнадцать фунтов и пять пенсов. Тарелка с карри - из мейсенского фарфора, входит в сервиз, подаренный на свадьбу Анны Готлиб и Эдварда Ризуэлла шесть лет назад. На тарелке есть ободок, синий с золотом, там нарисованы сплетенные сердца.
Туфли, которые сейчас валяются в углу кухни, Анна покупала еще до свадьбы, носит она обувь бережно, поэтому они и дожили до сегодняшнего дня.
А больше, кажется, ничего не осталось от той поры.
Все пропало.
Рита звонит в дверь долго, потом, потеряв терпение, нажимает на ручку.
Не заперто. Вот и отлично.
- Энни, где ты? Котенок, ты у себя?
Тишина в доме. Нехорошая тишина, отчего-то знакомая.
От эйфории и следа не осталось, беспокойство берет верх. Рита прикладывает руки ко рту как рупор и громко зовет:
- Э-эй! Есть кто? Отзовитесь!
Ее сердце уже прыгает, Рита быстро взбегает по лестнице на второй этаж, проверяет спальни и гостевую. Пусто.
Спустившись, она идет на кухню. И застывает на пороге, как соляной столп.
Руки снова взлетают ко рту.
- О Боже. О милостивый наш Господи.
Рита не то чтобы в хороших отношениях с Ним, но верит, что Он за ней приглядывает. Два раза в год она даже заходит в ближайшую пресвитерианскую церковь.
«Да порази же ты того ублюдка, который сотворил такое!»
Рита зажмуривается от отчаяния. Никакого грома. Никакой молнии. Никакого огненного вестника с обоюдоострым мечом в одной руке и головой преступника – в другой.
Анна Ризуэлл поднимает голову. Вместо лица у нее – багровое месиво, глаза превратились в заплывшие щелки, рот напоминает раздавленную спелую сливу.
- Ы-ых.
Она пробует произнести что-то, но рот не слушается.
И Анна снова устало выдыхает:
- Ых.
Глаза Риты наполняются слезами ужаса, она бросается на колени перед подругой, раскрывает руки, чтобы ее обнять. Но Анна качает головой, уклоняется, снова упирается глазами в закапанный пол.
Изо рта Риты вырывается такой поток сквернословия, которому позавидовали бы моряки-кокни.
- Тварь. Тварь. Вонючая тварь. Подожди, солнышко, я набираю «скорую».
Рука Анны поднимается, перехватывает руку Риты с мобильным.
- Ых.
- Не смей. Даже. Думать. Его. Покрывать, - жестко бросает Рита. Ее глаза горят, губы сжаты, почти потеряли красивую форму. – Сволочь твой Эд. Грязная сволочь, гореть ему в аду.
Анна вроде бы плачет, но уверенности нет, из-за ушибов. Она смотрит, как Рита набирает номер.
Рита быстро сообщает оператору всю нужную информацию. Слушает ответ, кивает.
- Да, мэм. Именно. Домашнее насилие.
Анна тихо стонет, раскачивается, обхватив себя руками.
Ложка. Она должна поднять ложку, нехорошо, что она вот так лежит на полу. В луже.
И тряпку надо взять.
- Ых.
Расстояние вдруг кажется огромным – между грязной ложкой и пальцами-сосисками пролегает сотня световых лет.
Рита вытягивает руку, мешая ей дотянуться до ложки.
- Ш-ш, солнышко. Нет, мэм, она в сознании... да, поняла. Ждем.
Рита вскакивает, оглядывается. Схватив с холодильника прикрепленные магнитами блокнот и ручку, она сует их Анне в руки.
- Детка, только один вопрос. Прошу, напиши здесь. Почему? Это важно. Это будет свидетельством в суде.
Анна смотрит на чистый белый лист. Рука дрожит, слабый нажим – и линия куда-то соскальзывает.
Со второй попытки получается. Наказывая себя за шесть лет молчания, Анна нажимает на ручку так, что острие прорывает лист после первого же слова.
«Порошок карри был острый. Банки спутала. Эд его не любит. Его женщины всегда готовят ему другое».
Его женщины. Кровь на полу. Карри.
На лице Риты Лозовски появляется выражение, которое не смог бы описать ни один греческий трагик.
Эд Ризуэлл возвращается домой после одиннадцати вечера - пьяный, в отличном настроении.
Ему удалось снять в спорт-баре девочку: грудастую блондинку в красном мини и с прокуренным голосом. Девочка обслужила его на заднем сиденье новенького «вольво», который Эд купил себе в прошлом месяце. Еще как обслужила – член до сих пор вялый, как шкурка от банана.
- Банана, банана мама, - напевает Эд, веселье рвется из него, как пузырьки газа из бутылки шампанского.
За два поворота до дома Эд решает по старой привычке посетить местный бар. «Джинго Крю» - заведение средней паршивости, единственные его плюсы – бармен Тед и классный скотч.
Около стойки он замечает женскую фигурку. Попка такая, что сама Гарбо бы удавилась от зависти. Черные волосы копной, чувственные губы. Представив их на себе, Эд облизывается, и только в этот миг до него доходит, что губы принадлежат подруге Анны.
Они виделись от силы раза четыре за эти годы, последний раз – на Рождество, у общих знакомых. Эд тогда напился и поимел юную метиску-латино в туалете, кажется.
Лозовски, Маргарет. Он механически произносит ее фамилию и имя в таком порядке – привычка банковского служащего.
Рита манит его пальчиком, улыбается так сладко, что сердце Эда вдруг делает кульбит, и привычная осторожность улетучивается.
- Эй, большой парень, привет.
Он распускает узел галстука, трет ладонью подбородок, сощуривается. Затем все же решает подойти и сесть на соседний табурет.
- Привет. Не ожидал.
Рита облокачивается локтями на стойку, подмигивает Теду, показывая ему правой рукой, сколько налить.
- Веришь, Эдди, сама от себя не ожидала. Шефу надо было здесь кое с кем встретиться, вот он и прихватил меня с собой.
Она вздыхает, облизывает губы, ведет мизинцем по шее, вниз, туда, где платье низко вырезано и виднеется ложбинка между высоких полных грудей. Взгляд Эда следует за мизинцем, словно охотничий пес – за лисой.
- А что не ушла потом?
- Ты же понимаешь, от этой работы голова кругом. Девушкам тоже иногда хочется расслабиться... спасибо, Тед.
Рита как бы невзначай рисует мизинчиком на правой, облитой тонкой материей, груди, и слегка меняет позу. Короткая юбка ползет вверх. Теперь ее ноги чуть раздвинуты, правая выше левой, и между ними виден кусочек трусов. Черный атлас.
Эд колеблется. Она подруга идиотки Анны, могут быть проблемы. С другой стороны, Анна сегодня получила хороший урок. Заслуженный урок послушания маленькой бездельной сучке.
И что она сделает, даже если узнает?
Да ничего. Похнычет и заткнется.
Рита отхлебывает скотч, улыбается краешком рта.
Эд чувствует, как банановая шкурка оживает. И принимает решение.
- Думаю, нам обоим не помешает расслабиться. Куда поедем?
- Зачем же ехать? – Рита томно смеется, откинув голову назад, чтобы видна была линия точеной шеи. Еще один пробег мизинчика по вырезу, и Эд заводится не на шутку. – Тут рядом отель «Дивали», небольшой, но приличный. Хозяин – индиец. Кухня отличная. Любишь карри?
Вспомнив о месиве, приготовленном Анной, Эд морщится. Он не замечает изменения в интонации Риты, когда она произносит «карри». И тяжелого огонька в ее взгляде.
- Люблю, если готовят толково. Уговорила, крошка. Идем. Сегодня пятница, можно отдыхать на полную.
- О да, - жмурится от предвкушения Рита Лозовски, бывшая жена блудливого пса Бобби Ли Кедсти.
Она наблюдает, как Ризуэлл встает и идет к выходу.
Нащупывает в кармане пакетик семян карри, который сунула туда, уходя с работы. Случайно.
Но разве случай - это не псевдоним высших сил? Рита вздрагивает.
«Мне отмщение. Аз воздам».
Только не сегодня.
Негоже этим силам смотреть на то, что она будет делать. Облака станут багровыми, а ангелы с праведниками заплачут.
Мисс Лозовски встает, бросает Теду банкноту и медленно идет следом за тем, кто уже давно перешел все границы.
Она понимает, что сейчас тоже их перейдет. Потому что никакого суда не будет. Так сказала Анна, когда ее увозила «скорая».
«Плохой муж лучше, чем никакого, Ри».
«Живая подруга лучше забитой до смерти или свихнувшейся на почве «стокгольмского синдрома»», - думает Рита. Перекидывает плащ через руку, идет к машине.
Гораздо лучше. Даже если сама Анна думает иначе.
Друг нужен человеку, когда в жизни настает черная полоса.
...