Лоретта Чейз "Последний негодник"

Да, шляется где-то по Лондону по ночам.
_________________

Небось все героиню догоняет)))
_________________

Ну, в последний раз они валялись вместе под кроватью...
Ой, простите, прятались

Ну, не вечно же под кроватью...
_________________

Т.е. она оттуда каким-то хитрым образом незаметно сбежала???

Боюсь от Вира не так - то просто не заметно сбежать

Большое спасибо за перевод. Очень понравлся предыдущий роман серии, приятно читать продолжение... Девочки, которые переводядт, вы просто молодцы, спасибки вам за ваш труд.)))

Karmenn, ну пожалуйста. Ну намекни...

Мавр свое дело сделал. Все вопросы к Фиби.
_________________

Намёк понял

Дразнитесь

 » Глава 9

Из-под кровати ... не догадаетесь, куда

Глава 9


Казалось, прошел не один час: тюфяк вовсю ходил ходуном над ними, француженка то вскрикивала от боли, то умоляла продолжить, пока ее кавалер поочередно то смеялся, то угрожал смутно знакомым голосом, который, мерещилось, полз по телу Лидии и вызывал в ее животе легкую тошноту, а в жилах от него стыла кровь.
Она не могла заставить себя прекратить прижиматься поближе к Эйнсвуду. Будь ее воля, она забралась бы под его большое тело, но теснота мешала выполнению этого непостижимо малодушного поступка. Даже распластавшись на животе, она время от времени чувствовала, как провисает над головой тюфяк. Она молила бога, чтобы он окончательно не обрушился. И только бы никто из воркующих пташек не свалился и не заглянул ненароком под кровать.
Не самое удобное положение, если потребуется выбраться отсюда и вступить в драку, да она и не сможет действенно сражаться, пока в руках у нее крепко зажата драгоценная ноша.
Дьявол их забери, да когда же они перестанут?
Наконец, минуты через две, которые ощущались, как два десятилетия, возня и крики затихли.
Убирайтесь, мысленно приказывала Лидия. Хватит, позабавились. Ступайте прочь сейчас же.
Но нет, сейчас им приспичило поболтать в постели.
- Прекрасное представление, Аннетт, - произнес мужчина. – Впрочем, можешь передать своей хозяйке, что одной услужливой потаскушки недостаточно, чтобы умилостивить меня.
Тюфяк сместился, и в нескольких дюймах от головы Лидии опустилась пара мужских ног в чулках. Она почувствовала, как за ее спину скользнула рука Эйнсвуда, и он плотнее прижал ее к себе.
Она поняла его молчаливое послание: «Веди себя тихо».
Она оставалась неподвижной, хотя, казалось, каждый мускул в ее теле судорожно подергивался. Отсюда ей превосходно было видно, что парень устроил обыск, подобный тому, что проводили они с Эйнсвудом. Она задержала дыхание, когда он раскопал шляпную коробку, которую опустошила Лидия.
Впрочем, он отбросил коробку в сторону и выхватил шляпку.
- Здесь же моя серебряная булавка, - воскликнул он. – Теперь ты чуешь, на что это похоже? К ущербу вдобавок еще и оскорбление. После того, как твоя хозяйка спрятала вот эту вещь, хотя знала, что она моя, и солгала, когда я спросил, не оставил ли я где здесь булавку, она еще имеет наглость выставлять напоказ мою вещицу на публике, украшая свою кричащую шляпу, никак не меньше.
- Я не знала, - донесся встревоженный голос девушки. – Никогда не видела ее прежде. Клянусь, мосье.
Ноги в чулках придвинулись к кровати, затем исчезли из виду, когда он забрался на нее, и тюфяк осел под его весом. Девица пронзительно вскрикнула.
- Тебе вот так нравится, Аннетт? – спросил мужчина, в голосе слышался отзвук злого веселья. – Хочешь стать моей подушечкой для булавок на час или около того? Я могу придумать множество интересных мест, куда…
- Пожалуйста, мосье. Это не я. Я не брала ее. Почему вы меня наказываете?
- Потому что я очень зол, Аннетт. Твоя хозяйка украла мою замечательную маленькую булавочку - вот такую, а вещица мне дорого обошлась. И она умыкнула – или увела – малышку-цветочницу, на которую я положил глаз. Хорошенькую крошку-хромоножку, совсем одну в целом свете. Прошлым вечером ее не оказалось на обычном ее месте на Ковент Гарден, но Корали там крутилась, сплошные улыбочки. И сегодня вечером девчонки там не было.
Тюфяк опять заходил ходуном, и девица закричала.
Лидия почувствовала, как рядом напрягся Эйнсвуд. Она тоже натянулась, как струна, страстно желая вылезти и ударить бесчувственное мерзкое животное над ними. Но девушка начала хихикать, и Лидия напомнила себе, кто такая Аннетт: в безжалостности и жестокости она уступала лишь мадам Бриз, именно Аннетт обычно помогала Джосии и Биллу укрощать новых девочек.
Лидия нащупала руку Эйнсвуда и сжала ее, этим жестом велев ему оставаться на месте.
- Нет, тем самым ее не накажешь, верно? – говорил мужчина. – Что ей за дело, что я творю с тобой?
Ноги снова спустились на пол. На этот раз мужчина собрал одежду, так поспешно сброшенную прежде.
- Одевайся, - приказал он. – Или оставайся раздетой, что бы ты не предпочла. Но ты собиралась на охоту за сокровищами, Аннетт, и я надеюсь ради твоего блага, что она будет успешной.
- Но я не знаю, что сталось с драгоценностями.
Сердце Лидии чуть не выскочило через горло.
Девушка знала, что драгоценности пропали. Очевидно ее клиент возвратился или неожиданно появился и прервал ее обыск в спальне Корали. Должно быть, они с Эйнсвудом слышали доносившуюся снизу перебранку Аннетт и этого мерзкого типа.
Мужчина засмеялся.
- Что хорошего мне в этом крысином гнезде? Понадобятся недели, чтобы распутать его, и ради чего? Несколько настоящих вещиц среди непомерного множества никчемных безделушек. У Корали нет ни вкуса, ни проницательности, одна жадность. Нет, моя маленькая подушечка для булавок. Я хочу серебра, золота и банкнот. Всю коробку. Я знаю, как она выглядит, и сейчас я не в настроении разыскивать ее.
- Мосье, умоляю. Она сказала лишь мне, где та коробка. Если ценности исчезнут, она обвинит меня и…
- Скажи, что это я тебя заставил. Я хочу, чтобы ты ей рассказала. Хочу, чтобы она знала. Так где это?
Немного помолчав, Аннетт угрюмо ответила:
- В подвале.
Ее поклонник направился к двери.
- Я подожду снаружи, пока ты принесешь. Поторопись.
Тюфяк подпрыгнул, когда девушка слезла с кровати. Пробормотав что-то по-французски так тихо, что Лидия не разобрала, Аннетт подхватила свою одежду и заспешила вслед за кавалером.
Лишь только за Аннетт закрылась дверь, и Лидия с трудом перевела дух, как Эйнсвуд пихнул ее.
- Уходим, - прошептал он.
Лидия покорно выбралась из-под кровати не без помощи его руки на ее заду, поторапливавшей девушку вылезти. Он не стал дожидаться, когда она поднимется с пола, дернул ее вверх и подтолкнул в сторону двери, ведущей в светлую кладовую.
Им пришлось выждать у окна, пока какой-то слуга выйдет из уборной. Моментом позже, когда лакей удалился, Лидия спустилась вниз с крыши. В то же самое время Эйнсвуд достиг земли и схватил напарницу за плечо.
- Стойте здесь, - пробормотал он ей на ухо. – Мне кое-что нужно сделать. Это не займет много времени.
Лидия пыталась подчиниться приказанию, но спустя несколько напряженных минут любопытство пересилило ее. Она осторожно пробралась вдоль внешней стены нужника и выглянула из-за угла.
Там она увидела внушительную фигуру Эйнсвуда, прислонившегося к стене дома около лестницы, ведущей под землю. Потом оттуда стал карабкаться человек, державший в руках небольшую коробку. Он замешкался, узрев лениво расположившегося типа с маской на лице, и начал было снова спускаться, но Эйнсвуд двигался очень быстро.
Пока ошеломленная Лидия наблюдала за этой картиной, герцог вытащил человека с лестницы и припечатал к стене. В то же самое мгновение, как кулак Эйнсвуда врезался тому в живот, коробка, издав лязганье, упала на землю. Мужчина согнулся пополам. Огромный кулак заехал снова, на этот раз по физиономии, и тип сверзился на землю.
- Ах ты, опарыш-дерьмоед, - произнес Эйнсвуд хриплым голосом с жесткими нотками, который Лидия с трудом распознала. Отвернувшись от своей бесчувственной жертвы, герцог стащил платок с лица. Он отбросил его в сторону, направляясь к ней.
Не отдавая себе отчета, она стащила собственную маску.
Эйнсвуд взял Лидию за руку и потащил с узкого дворика на Фрэнсис-стрит.
До самой Тоттенхем Корт-роуд Лидия не могла обрести речь.
- Какого черта! Что все это значило? – задыхаясь, спросила она.
- Вы его слышали, - ответил он тем же угрожающе хриплым тоном. – Та цветочница. Ведь он хотел соблазнить ее – и, как вы можете сообразить, именно эту участь он ей все еще прочит.
Лидия приостановилась и взглянула на его руки, потом на его суровое сердитое лицо.
- Ох, Эйнсвуд, - вполголоса воскликнула она. Потом потянулась и сграбастала его за плечи. Она намеревалась потрясти его, потому что он такой плут – притворялся прошлым вечером, что выбросил деньги на девчонку единственно затем, чтобы убрать ту с дороги.
Лидия начала было трясти его. Но потом ее руки сомкнулись вокруг этих внушительных плеч, и взамен она его крепко обняла.
- Спасибо вам. Именно это я сама хотела сделать – врезать ему.
«И могла бы расцеловать вас за это», - подумала она, задрав снова голову и взглянув в его помрачневшее лицо.
Но просто подумать ей было недостаточно.
Она все-таки поцеловала его.
Хотя она еще не совсем выжила из из ума. Согласно ее намерениям поцелую полагалось стать быстрым, кратким салютом его рыцарству. Ее губы чуть коснулись бы его щеки, олицетворяя дружеский жест за хорошо проделанную работу.
Но он повернул голову и украл поцелуй с ее губ, а когда его руки крепко обхватили ее, она поняла, какой была мошенницей, притворяясь, что желает нечто меньшее.
Рот, сокрушивший ее, не был нежным и убеждающим, как прошлым вечером, а стал сердитым и настойчивым.
Ей бы отпрянуть прочь, но она понятия не имела, как противиться тому, чего желала так сильно. Так что ей оставалось только сдаться. Она обвила руки вокруг его шеи и стала просто упиваться этим бешеным жаром и гневом. Словно какой-то опасный напиток заструился по ее венам, заставив ее неугомонного чертенка плясать от безумной радости.
Не стоило ей чувствовать такое счастье, будто это она покоряла, а не ее завоевывали. Но Лидия радовалась, да так лихорадочно, потому что эти крепкие объятия стиснули ее, припечатав так, словно Вир пытался намертво вобрать ее в свое тело. Вот где ей хотелось быть: стать его частичкой, будто у него не хватало какого-то куска, и только она одна могла его возместить, идеально дополняя.
Его рот нажал посильнее, она раскрыла губы и задрожала от преступного наслаждения, когда его язык вступил с ее в грешную схватку. Мощные руки дерзко блуждали по ней, словно она принадлежала этому мужчине, и никаких сомнений на этот счет не возникало. И в тот самый момент ей это казалось бесспорным.
Лидия позволила своим рукам двинуться вниз и проскользнуть под его жилет, и ее вновь затрясло, когда сильные мускулы, прикрытые лишь одной рубашкой, напряглись при ее прикосновении. Тогда она поняла, что столь же властна над ним. Ее поиски увенчались победой, когда она отыскала то место, где он не способен был скрыть от нее правду, где она чувствовала, как под ее ладонью бешено бьется его сердце.
Она ощутила, как под ее ладошкой он задрожал, в точности, как и она от его прикосновений, и услышала хриплый жадный возглас, когда он дерзко сграбастал ее за ягодицы и прижал к жесткой выпуклости.
На сей раз слои нижних юбок не отгораживали ее от него, и этот изрядный ком и пульсирующий в нем жар вынуждали девушку поневоле откликаться. Пусть это было лишь мгновенное испуганное ответное действие, но Эйнсвуд, должно быть, его почувствовал, потому что отпрянул.
Он отклонил назад голову, схватил ее за руки и глухо промолвил:
- Проклятие, Гренвилл, здесь же публичное место.
Герцог отпустил Лидию, отступил на шаг и подхватил узел, который она неосознанно уронила. Затем свободной рукой схватил ее крепко за руку и твердой поступью повел вдоль улицы к ожидавшему их экипажу.

Аннетт не полностью закрыла дверь в подвал, когда услышала поспешный звук шагов, которые приближались, а не удалялись. Она не стала выглядывать, а только прислушалась. И услышала звук удара о стену, шум и какое-то мычание.
В Париже Аннетт доводилось работать на улицах в самых отвратительных трущобах. Ей не составило труда распознать шум потасовки, знакомый по нападениям в темном переулке. Во времена своей растраченной молодости иной раз она служила приманкой для пьяных, завлекая бедняг в засаду.
Она услышала сердитый голос. Говорил англичанин и явно не ее мерзкий клиент. Потом подождала, прислушиваясь, пока удаляющиеся шаги не подсказали ей, что обладатель сердитого голоса удалился в сторону узкого дворика.
Затем она выскользнула в дверь и осторожно вскарабкалась по ступеням. Места там было чуть больше прохода, и темно, за исключением хилого света, просачивающегося из нескольких оконец откуда-то сверху. Тем не менее разглядеть, чье тело валяется на земле, света ей хватило.
Аннетт подошла поближе. К ее разочарованию эта свинья еще дышала. Она поискала вокруг, чем бы его прикончить, но в пределах досягаемости никакого подходящего оружия не наблюдалось, даже отбившегося кирпича. Слишком уж чистое и респектабельное это место, подумала она, обманувшись в своих надеждах. Тут ее взгляд уперся в коробку. Девушка потянулась к ней. Мужчина вдруг застонал и задвигался. Аннет пнула его в голову, сграбастала коробку и была такова.


В то же самое время Вир наблюдал, как Гренвилл забирается в экипаж и мечтал, чтобы кто-нибудь пнул в голову его.
Он хмуро зыркнул на Джейнза, сидевшего на месте кучера и нацепившего на лицо омерзительную всепонимающую улыбочку.
Подлец видел все.
Да любой прохожий на Тоттенхем Корт-роуд мог на них наткнуться. В отличие от Джейнза, впрочем, они не распознали бы, что обхватила Вира женщина, как удав, пытавшийся его сокрушить и сожрать одновременно.
Он бросил Лидии узел, поспешно залез внутрь и шлепнулся на сиденье.
Экипаж резко набрал ход, отчего Гренвилл бросило на герцога. Она поспешно выправилась, что по непонятной причине разгневало его.
- Оставьте это. Поздновато что-то изображать пристойность, - резко бросил он. - Эти сплетни послужат закуской на любой пирушке все последующие двенадцать месяцев. Если кто нас увидел, то завтра к полудню разнесется по всему Лондону, что, дескать, герцог Эйнсвуд имеет склонность к мальчикам.
- Сами оставьте. Поздновато что-то беспокоиться о скандале, - холодно ответствовала она. – Вы питали сплетнями бесконечное число пирушек многие годы. И вот сегодня ночью вдруг решили проявить чувствительность к общественному мнению.
И она стрельнула в него взглядом, словно швырнула горсть острых синих льдинок.
Ему не требовалось больше света, чтобы узнать эту синеву льда, или термометр, чтобы измерить степень холода.
- Нечего бросать на меня свои убийственные взгляды, - вскипел он. – Вы первая начали.
- Что-то я не слышала, чтобы вы кричали «Помогите», - презрительно напомнила она. – И не заметила, чтобы вы оказали хоть малейшее сопротивление. Или я должна поверить, что эти два тумака, которыми вы наградили того извращенца, ослабили вас настолько, что вы не смогли отразить мой штурм?
Он даже и не думал сопротивляться. Если бы не начала она, он сам бы начал, что было бы глупо, он просто растревожил бы себя по пустякам. Даже если он унизительно возбужден из-за этой бешеной высокомерной особы, то вряд ли мог утолить свою похоть посреди оживленной улицы. И нигде бы вообще не мог получить удовлетворение. Поскольку она ведь неопытный новичок.
И не особенно-то из-за нее он и возбудился, приговаривал он про себя. Все дело в обстоятельствах. Опасность еще как может разбудить страсть.
Еще бы его, уж как водится, не возбудили те минуты пребывания под кроватью. Он мучился от страха, пока слушал тошнотворного извращенца, и представлял все ужасы, которые могли приключиться: нож в спине Вира, дубиной по голове, и, наконец, пришедшую за ним Смерть, и в то же время Вир не мог позволить себе умереть, потому что некому будет защитить ее от мерзавца и его извращенной товарки, а уж они сотворят с его напарницей по преступлению что-нибудь страшное и гнусное. И Вир молился пылко и отчаянно: «Только позволь мне пережить это, чтоб вывести ее отсюда – только в этот раз, и я исправлюсь, обещаю».
В мозгу его мелькнул вдруг собственный образ: он держит детскую ручонку и молча умоляет, пытаясь заключить сделку со Всевышними силами. Он поспешно заретушировал эту картину и отмел в сторону боль, стеснившую грудь.
- Я не хочу вас, - произнес он.
- Лжец, - парировала она.
- Вы столь самоуверенны, - заявил он, отворачиваясь. – Вы, Мисс Девственница-Весталка Гренвилл, воображаете, что знаете все. Вы даже не имели понятия, как целоваться, пока я вам не показал.
- Что-то не припомню, чтобы подавала прошение о том уроке, - напомнила она.
- И поэтому решили, что вы неотразимы.
- Для вас, да. Мне хотелось бы знать, к какому еще выводу мне стоит прийти, исходя из вашего поведения. И еще меня интересует, что это вы так суетитесь по этому поводу.
- Я не суечусь и желаю, чтобы вы прекратили использовать этот покровительственный тон.
- А я желаю, чтобы вы прекратили лгать, - возразила она. – Вы делаете это из рук вон плохо. И не вижу, почему бы вам не признать, что я вас привлекаю, и это вас унижает – потому что злю вас, и потому что я невежественная девственница, и какие там еще «потому что» затрагивают вашу мужскую гордость. Без сомнения, вам и в голову не приходило, что именно унижает меня. То, что я сочла вас привлекательным, не является комплиментом моему вкусу и суждению. Судьба сыграла со мной кое-какое число неприятных трюков, но этот побил их всех.
Вир обернулся и взглянул на нее.
Она сидела неестественно выпрямившись, уставившись прямо перед собой, руки судорожно сцеплены на коленях.
- Будьте вы прокляты, Гренвилл, - выругался он, сжав на своих коленях руки в кулаки. – Нет необходимости так подкусывать, вытаскивая все это на свет, будто я задел ваши чувства.
- Будто вы смогли бы, - презрительно фыркнула она. – Будто бы я вам позволила.
- Тогда что? – требовательно спросил он. – Что бы вы хотели от меня? Каких действий? Затащить вас в постель? Вы дожили до таких лет…
- До двадцати восьми, - уточнила она, выставив упрямый подбородок. – Я не старая карга.
- Вы умудрились сберечь свою добродетель за все эти годы, - продолжил он, повысив голос. – И вы не возложите на меня такую ответственность. Не заставите поверить, что я сокрушил ваши моральные принципы.
- Мне наплевать, во что вы верите.
- Вы знаете, кем я был, когда встретил вас! Даже ваша шлюха-подружка предостерегала вас насчет меня! Она вам советовала уехать из Лондона, разве не так?
- Лондон – огромный город. Не было никаких причин тому, что наши пути пересекались снова и снова. - Она бросила на него косой взгляд. – Не было повода вам внезапно появляться в «Голубой сове», которую во всем мире знают, как место паломничества журналисткой братии. Никаких причин не существовало заскакивать в «Джерримерз» или преследовать меня до дома Хелены, или гулять прошлой ночью в Ковент Гарден, единственной ночью, когда я там оказалась одна. Или я должна верить, что это все стечение обстоятельств, и никто не шпионит для вас, докладывая обо мне? Скажете, что это не так, что это все мое тщеславие, воображающее ваше такое сильное беспокойство на мой счет? - Уголок ее рта чуток приподнялся. - Тогда поясните мне иначе, почему не вы, Эйнсвуд, поскольку вашему петушку не довелось сразиться.
- Чума вас забери, Гренвилл, я не сделал бы это, я же знал, что вы окаянная чертова девственница!
Она ответила не сразу, и вырвавшиеся у него проклятия, казалось повисли в наполненном напряжением воздухе между ними.
Затем он похолодел, воистину, когда до него дошел смысл, и он понял, что натворил. Он был лжецом, как она и говорила, он лгал себе все эти недели. Жалкое глупое вранье. Она была прекрасным чудовищем, и он желал ее, он боялся представить, как сильно он ее хотел. Редко он хотел что-то столь же неистово, и уж никогда это не касалось женщин. В женщинах он находил лишь одну пользу, и ни одна из особ не стоила хлопот, когда их такое великое множество, и если не подойдет одна, то найдется с таким же успехом другая.
В нем теплилось ужасное подозрение, что на этот раз такой номер не пройдет. Если дело не выгорело, почему бы ему не найти кого-нибудь еще? Или в Лондоне вдруг перевелись все шлюхи, а?
До Сохо-сквер было рукой подать, явно недостаточно, чтобы успеть решить, что делать. Вид за окном подсказал ему, что они уже достигли Чарльз-стрит.
- Кажется, вы во власти одного из своих очередных приступов благородства, - произнесло прекрасное чудовище.
- Нет во мне никакого благородства, - угрюмо возразил он. – Не приписывайте мне того, чего нет и в помине. Я ошибся, вот и все, что неудивительно, со мной частенько такое случается. Не я ли принял жену Дейна за шлюху? Будь рядом с вами кто-то, как рядом с ней, чтобы вколотить мне истину по первое число, и ничего этого не случилось бы. Прошлым вечером я был готов отступиться, как только понял свою ошибку. И ведь именно вы позвали меня обратно и попросили о помощи. Если бы вы тогда держались от меня подальше, я бы сам не распускал руки. Но вы же не можете ожидать…
Он прервал речь, красноречиво проследовав взглядом вниз по длинным ногам, заключенным в грешно облегающие их штаны. Затем взгляд скользнул снова вверх, очертив совершенные линии бедер и талии (сию талию легко бы обхватили его большие ладони) и восхитительные выпуклости ее груди, вызывающие в нем страстную вспышку похоти, рвущую на клочки гордость и накопленный за всю жизнь цинизм.
И тогда, когда его взгляд добрался до ее прекрасного надменного лица, он начал понимать, хотел он того или нет, что именно не давало покою его сердцу.
- Понимаю, - откликнулась она. – Выходит, я вас разочаровала. Вы могли бы отмести в сторону личную неприязнь, будь я опытной женщиной. Но необходимость выносить мою одиозную личность, точно так же как и играть в наставника – слишком много от вас требует. – Она посмотрела в окно. – Это не ваш долг, как вы сказали. Просто потому что вы что-то начали, непредумышленно, вы не обязаны это заканчивать. Просто потому что вы посвятили меня в пропущенную часть моего образования, мне не стоит рассчитывать на то, что вы завершите мое обучение. Сей предмет вряд ли тайна за семью печатями, известная лишь избранным. Так что я смогу найти кого-нибудь еще, кто с тем же успехом продолжит уроки.
- Кого-нибудь еще? Кого, дьявол вас забери, вы… Впрочем, вы шутите.
Он издал смешок, впрочем вспоминая при этом, как Хелена Мартин пригласила свою подругу выйти и устроить «весьма приятный сюрприз» для Селлоуби, этого повсеместного сплетника.
- Желающим несть числа, - заверила она. – Многие мужчины наслаждаются моим обществом.
- Скопище пьяных низкопробных писак, вы имеете в виду, - съязвил он. – Ладно, позвольте объяснить вам кое-что насчет мужчин, Мисс Мессалина Гренвилл. Вовсе не вашу личность они ценят. Или ваш ум.
- Мы въезжаем на Фрид-стрит. – Она отвернулась от окна. - Думаю, у вас ни минуты не осталось. Все же, могу ли я надеяться, что вы сможете стерпеть мою благодарность? Я весьма рада, что этой ночью со мной были вы. Как оказалось, меня тот тип весьма обеспокоил. Как отрадно было знать, что вам не составит хлопот отправить его по назначению. Как вы и показали.
Карета остановилась перед ее домом.
Вир все еще пристально таращился на нее, это «кто-нибудь еще» трубило в его голове наподобие охотничьего рожка, в то время как сердце выводило бешеную барабанную дробь.
– Не будет никаких «еще», - сдавленным голосом произнес он, когда в груди у него раздавался рев. – Вы просто говорите это, чтобы заставить меня…
Никакая это не ревность, нелепо ревновать к мужчине, существующем лишь в его воображении.
- Заставить меня поступить согласно вашим желаниям. Вы тем же способом ловко подцепили меня прошлым вечером. Это дерзкая насмешка, вот и все.
Дверь кареты распахнулась. Джейнз, будь он проклят, мог быть весьма проворным, когда ему то было выгодно, а это обычно случалось в наименее удобные моменты для Вира. Впрочем, Джейнз ужасно спешил добраться до дома, прежде чем какой-нибудь знакомый заметит его в постыдной роли кучера.
- Прошу прощения, - крайне учтиво сказала она. – Я не собиралась дразнить вас. Не соблаговолите ли вы выйти из экипажа, ваша светлость? Или вы предпочитаете, чтобы я переползла через вас?
Джейнз стоял тут же и ловил каждое слово, что было видно по тому, как его черные брови взлетели чуть ли не до линии волос.
Вир бросил на камердинера грозный взгляд и выбрался из кареты. Прежде чем он успел подать ей руку, Гренвилл проворно выпорхнула и без промедления поспешно устремилась к двери.
- Подожди, - бросил Вир Джейнзу, затем поспешил за ней.
- Что это вы за байки рассказываете? – требовательно обратился к ней Вир, пока она выуживала ключ из кармана спенсера. – Я, стало быть, испортил ваши моральные принципы, Гренвилл? – Он загородил ей дверь. – Именно это я сделал?
- Не будьте смешным, - парировала она. – Я не леди, а журналистка, а все знают, что у нас отроду не водится моральных принципов. - Изящная рука, державшая ключ, махнула нетерпеливо. - Прочь с дороги, Эйнсвуд. Я вас ни в чем не обвиняю. Нет нужды устраивать сцену.
- Не обвиняете меня? – Он повысил голос. – О, нет, конечно же нет. Я всего лишь завлек вас на дорогу к погибели. Никакого вреда не причинил, нет, в самом деле. Только то, что вы вбили в свою пустую маленькую головку…
- Сбавьте тон, - предупредила она. – Вы огорчите собаку. Она не любит, когда незнакомцы кричат на меня.
- Дьявол забери вашу проклятую псину! Вы не смеете пугать меня этим вашим «кто-нибудь еще»…
- Я не… Ох, ну вот, вы своего добились.
Вир различил приглушенный топот откуда-то из глубины здания, а затем безошибочный лай мастиффихи, пребывающей явно не в дружелюбном настроении. Шум, кажется, раздавался из недр преисподней. Хотя от псины Вира отделяли стены дома, он смог почувствовать, как заклацали от сотрясения его зубы. И задребезжали оконные стекла.
- О, разумеется, добился. - Вир отступил на шаг от двери и прокричал, заглушая грохот, производимый животным. – А ты слишком опаздываешь, Сьюзан. Я это начал, и сейчас ее ничем не удержишь. Тебе лучше добраться до неких незнакомцев, потому что…
- Будьте вы прокляты.
Гренвилл вставила ключ в замок и открыла дверь. Затем схватила его за руку, втащила в дом и захлопнула за ними дверь.
Следующее, что услышал Вир, был бешеный рык.
Все случилось в одно мгновение, от которого кровь застыла в жилах. Он увидел, как собака прыгнула на них – смертельный, мощный бросок, обнаженные клыки – и попытался столкнуть Гренвилл с дороги. Но она сама стремительно кинулась к нему и загородила своим телом.
- Сьюзан, фу, - закричала она.
- ФУ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ! - гаркнул он набросившемуся чудовищу.
Вир прижался спиной к двери, крепко обхватив руками свою предполагаемую спасительницу, выжидая, когда сердце вновь забьется, а узел, стянувший внутренности, ослабнет.
Он увидел, что собака протрусила в холл, где ее за ошейник схватила взволнованная горничная. Бросив извиняющийся взгляд на парочку у двери, горничная увела Сьюзан.
Недавний вопль хозяйки, а, может, громкая команда Вира, явно проникли в одержимые убийством мозги Сьюзан, и они оба, кажется, наконец, обрели свои конечности.
Вир не понял, как эта псина умудрилась остановиться на середине атаки. Он не присматривался, поскольку занят был тем, чтобы извернуться и принять на себя тяжесть нападения.
Он понимал мастиффов. В Лонглендзе он рос вместе с ними. Они не были злыми или легко возбудимыми по своей природе. Если с ними не обращаться дурно, то они, в общем-то говоря, спокойного нрава. Им можно доверить детей. Все же они были собаками, и когда у них кровь взыграет, то они не поддавались разуму и были глухи даже к командам хозяина.
Его горгона могла быть покалечена… убита.
Что за проклятая дурость: встать на пути взбешенной мастиффихи.
Чтобы защитить его.
Вир поднял руку, провел по ее затылку и зарылся пальцами в ее волосы. Когда она ринулась к Виру, шапка, сбившаяся на бок, упала на пол.
- Вы меня в могилу сведете, Гренвилл, - устало прошептал он.
Она отвела назад голову, ее синие глаза вспыхнули.
- Если бы вы сохраняли спокойствие, Сьюзан бы не пыталась свалить вас. - Она подняла руку и толкнула его в грудь. – Она только пыталась вас отпугнуть. – Она снова толкнула. – Вы меня совсем сдавили, Эйнсвуд.
Ишь ты, сдавил он ее. Да Вир потерял десять лет жизни за ту ужасную секунду, когда прыгнула собака, и наверняка при этом еще обзавелся великим множеством седых волос.
Его руки скользнули на ее плечи. У него возникло желание хорошенько потрясти ее. И он уже было начал. Но глаза ее сверкнули, рот открылся, приготовившись произнести какое-нибудь ругательство, и он наклонился и сомкнул свои губы на нем, чтобы только не слышать, что бы это ни было.
Она все еще толкала его в грудь, а другой рукой била снизу по ребрам: запоздалые, жесткие сердитые удары… один раз, другой, третий. Но даже при этих попытках ее рот смягчился под его губами, и она ответила на поцелуй, медленно, чувственно уступив, так, что у него ослабели колени. Мозги расплавились наравне со всеми накопленными им оправданиями: дескать, от девственниц одни хлопоты, а эта особо заносчива, упряма и мнит себя ровней любому мужчине, она «синий чулок», самая отвратительная разновидность женской породы, et cetera, et cetera.
Он же не святой. И никогда не обучался, как сопротивляться соблазну. Сейчас он держал этот соблазн в руках, и никакой разум или сила воли не действовали.
Она обводила язычком его язык, и прижимала к нему свое спелое тело, поколачивая Вира кулачком, на этот раз по спине.
Или он слишком хорошо обучил ее, или она очень хорошо понимала его. Дверь, за которой пряталось его сердце, была толстой, требовалось стенобитное орудие, чтобы добраться до него.
Она задела его и порядком, пока предлагала себя ему.
Он понятия не имел, как от нее загородиться.
Вир схватил ее за размахивающие руки, опустил их и прижал к своему поясу, вынуждая успокоиться. Медленно, по мере того, как поцелуй становился глубже, кулаки разжались. И тут ее руки отправились странствовать, сначала по талии, затем вверх по спине, и вниз до его ягодиц и бедер, и снова вверх.
Смущение покинуло ее, и эти робкие прикосновения жгли Вира сквозь ткань одежды и обжигали кожу. Отказываясь сгорать в одиночестве, он ласкал ее в той же неторопливой манере, поглаживая ладонями по ее гордой спине вверх и вниз до талии, которую эти ладони так легко обхватывали, и проводя еще ниже по этим соблазнительным формам. Его сердце билось в задаваемом ею чувственном ритме, посылая кровь по венам в том же пульсирующем темпе.
В отдаленном уголке его разума вспыхнул тревожный сигнальный огонь, но не смог проникнуть сквозь густую пелену желания.
Вир хотел ее. И ничего не имело значения. Он желал вдыхать ее аромат, пробовать на вкус ее с этой шелковой безукоризненной кожей, с роскошными линиями этого длинного тела. Желание билось в нервах и мускулах, в каждом волоске, эта лютая, как кующий молот, жажда, словно долбила его со всей силы.
Вир водил по драконше руками, будто довольно было его ласк, чтобы поставить навечно его клеймо на каждой частице ее тела.
Когда же она, наконец, прервала поцелуй, снова зажегся сигнальный огонь, только, чтобы медленно погаснуть по мере того, как ее рот обошел его скулы и спустился к шее. В ответ Вир ставил метки ртом вдоль ее гладкой щеки и ниже на шелковистой выгнутой шее. Он упивался ею, ароматом ее кожи, в котором смешались запах дыма, лилий и чего-то еще.
- Вот он, драконий аромат, - бормотал он. – Моя прекрасная драконша.
Она переместилась, и он почувствовал, как ее руки рванули пуговицы на его жилете.
Без всякого стыда, даже и близко его не было.
Драконша выпростала рубашку Вира и приложила руку к его сердцу, там, где правду от нее не спрячешь, не утаишь его бешеное биение.
Скрыть эту правду было за пределами его желания, даже если бы он знал, как. Он с трудом вообще был способен на что-то разумное.
Безотчетно он расстегнул пуговки, очертившие на спине драконши ткань, согретую ее жаром. Ткань зашелестела, когда он отвел ее прочь. Под одеждой Вир обнаружил жаркую шелковистую кожу и стал дразнить себя, чуть поглаживая выпуклости женской груди, большим пальцем поигрывая ее напряженным соском и слушая попутно, как перехватывает у драконши дыхание, и позволяя ему закончится слабым вскриком, который она была не в силах сдержать.
Она прижималась теснее, пока ее таз не стал давить на жезл, весь жаждущий и чересчур взбухший, чтобы суметь приноровиться.
Тревожный сигнальный маячок разгорелся было сильнее, но Вир погрузил лицо в углубление ее шеи и втянул ее аромат в легкие. Сигнальный огонь потух, погашенный ощущениями. Под щекой Вира кожа ее была гладкой, теплым шелком струилась она под его губами.
Он осознавал обжигающее прикосновение ее рук, вытягивающих его рубашку, а после опаляющих его кожу.
Сам он слишком был занят поисками на ее брюках пояса, пуговиц, отворота ширинки. Он нашел, что требовалось, и в то же самое мгновение от локтя до плеча его пронзила острая боль.
На секунду боль привела его в сознание. Он тупо заморгал, как нагрузившийся до ручки пьяница. А в следующий мгновение сосредоточился и увидел, что просто стукнулся локтем о дверную ручку, которая прилагалась… к двери.
Черт возьми, дверь.
Он чуть не поимел драконшу прямо перед растреклятой входной дверью.
- Черт возьми.
Он поднял голову, втянул воздух в легкие, потом еще раз и еще.
Потом ощутил, как руки ее скользнули прочь, услышал ее прерывистое дыхание.
- Гренвилл, - начал Вир, еле ворочая распухшим языком.
Он увидел, как метнулись к одежде ее руки и неловко стали застегивать то, что он расстегнул.
- Не говорите ни слова, - приказала она, голос ее был таким же хриплым, как у него. – Я сама начала. Я беру всю вину на себя, ответственность, все что хотите.
- Гренвилл, вы…
- Я выжила из ума, - продолжила она. – Это ясно. Полагаю, мне следует быть благодарной. Только я пока не могу. Я понимаю теперь, что вы имели в виду прошлым вечером насчет плохого настроения. - Она зажмурила глаза и вновь открыла. - Вы не упоминали, что кое-кому напрасно причинили боль. Впрочем, это именно то, что этот кто-то заслужил тогда, верно?
- Проклятие, Гренвилл, только не говорите, что я задел ваши чувства.
И голос его прозвучал слишком резко и громко. Вир попытался сказать спокойным тоном:
- Да ради Бога, мы же не можем заниматься этим перед входной дверью.
Драконша оттолкнулась от двери, подхватила узел и стала подниматься по лестнице.
Эйнсвуд потащился за ней.
- Вы же на самом деле не хотите меня, - продолжил он. – Это все минутная страсть. Возбуждение. Пробужденное опасностью. Вам и за милю нельзя ко мне подходить, Гренвилл. Я плохо влияю. Спросите любого.
- Я, знаете ли, тоже не образчик добродетели, - парировала она. – Иначе бы меня ни за что не привлек такой никчемный дегенерат, как вы.
Она подчеркнула сие утверждение тычком локтем ему под ребра.
- Убирайтесь прочь, - заявила она. - И там и оставайтесь.
Тут он остановился и позволил ей удалиться. Он наблюдал, как она решительной походкой чеканит последние шаги до кабинета, выпрямив спину и покачивая заносчивым задом.
Потом открыла кабинет и, не оглянувшись на Вира, вошла и захлопнула дверь.
Он стоял, не двигаясь с места, испытывая неуверенность, в голове крутилась мешанина из мыслей, как обычно в присутствии драконши. На сей раз омут мыслей замутили эти «кто-нибудь еще» и все то вранье, что он твердил себе, и невесть откуда приблудившиеся частицы правды, умудрившиеся выжить в адской бездне, представлявшей собой его мозги.
В этой бурлящей преисподней он разглядел одну ослепительную истину, самую унизительную. Что «кого-нибудь еще» он не потерпит.
Это была самая что ни на есть неприглядная истина касательно нее, но тут уж ничего нельзя поделать. Драконша на свою беду перешла ему дорогу, а еще большее несчастье для нее, что она уязвила его самолюбие, и теперь…
Ему не стоило даже думать об этом, потому что из всех неправедных дел, которые он когда-либо совершал или замысливал сделать, то, что он обдумывал в этот момент, превзошло все ожидания.
Все же он был последним негодником Мэллори, отвратительным, самоуверенным, бессовестным, et cetera, et cetera.
А что считалось самым преступным в жизни, посвященной грехам и моральному произволу?
Эйнсвуд направился к двери в кабинет, толкнул ее и вошел.
Он обнаружил драконшу, занятую тем, что она вываливала на стол содержимое женской сорочки.
- Я же сказала вам, убирайтесь, - возмутилась она. – Если в вас есть хоть крупица разума…
- Нет. - Он закрыл дверь. - Выходите за меня, Гренвилл.


Вот те на! ... к алтарю...

Обалдеть. Сначала Драконша и никчемный Дегенерат. Ежик и кактус отдыхают с их способностью метать колкости. И нате получите, "Выходи за меня".
Я в шоке, восторге и танцую на рабочем столе.
Спасибо ОГРОМНОЕ, восхитительная перепалка. Девочки вы просто свернули огромную гору прежде чем это все нам преподнесли на блюдечке. Спасибо. Я вас за все Лю.
_________________

Karmenn, Фиби, спасибо.


Я в шоке
Так быстро?!

Karmenn, Фиби!Спасибо огромное!!!!
Всё таки,драконша ,его доконала!
_________________