Викинг:
11.04.18 15:40
» Глава 9
Сейчас, Москва.
Обычно, человек все же способен понять, когда что-то идет не так. Не все, но люди с высоким уровнем эмпатии,- да. Кто-то называет это интуицией, кто-то шестым чувством. Дима называла «чуйкой».
У нее вся кожа зудела и покрывалась мурашками с самого утра. Аж передергивало, но не от холода, а от липкого пота, струящегося по спине.
Ни разу чутье ее не подводило, ни разу. И всегда она старалась обратить внимание на эту странную зудящую мысль в голове сразу, не дожидаясь тревожного набата в мозгах, когда ситуация становится патовой и спрогнозировать хотя бы какое-то ее развитие становится невозможным.
Предыдущие дни были спокойными,и вот… опять.
Встречи, разговоры, переговоры и сидение в офисе. Ничего, сверх меры. Как и сегодня. Все встречи давно обговорены и запланированы. Места заранее осмотрены и продолжают находиться под наблюдением кого-то из парней, во избежание, так сказать.
Дима допивала утренний кофе и ждала пока спустится Игорь, все анализировала, вспоминала. Что? Что она упускает? Откуда это ощущение близкой ж*пы, в которую они все могут угодить и не факт, что сумеют выбраться?
Мысли покоя не давали.
Проснулась среди ночи, и так и бродила по дому с пистолетом в руках, будто из-за угла могла вывалиться целая толпа наемников и замутить тут кровавую мясорубку.
Думала. Думала. Думала.
И не понимала.
Кто? Почему? Зачем?
Самое главное было – найти мотив поступков. Причина этих дурацких писем и угроз. Показушное нападение на Шраймана-младшего.
Не вязалось все в одну картинку, как ты ее ни крути. Нет, и все тут. Чего-то в этой цепочке не хватало. Какого-то важного звена, и поэтому, она не видела мотив, а значит, не могла предотвратить то, что скоро произойдет.
Хоть бери и стреляй всех, бл*дь. Любого, кто вздумает к Шрайману подойти.
А так поступать не гуманно и не красиво, значит, нельзя. И опять нужно думать, раскладывать каждое звено по новой.
Что у них есть в сухом остатке, если так подумать?
Уборщица с таинственным прошлым и еще более таинственным будущим, но при этом, с какого-то перепугу несколько раз в месяц доставляющая письма с угрозами на секретарский стол Шраймана.
Неизвестный паренек, который эти самые письма пишет/передает?! И хорошо знающий, а главное, умеющий затеряться в толпе. Парни, кстати, его так и не засекли.
И еще было смутное описание нападавшего на Шраймана-младшего.
И все. Пусто. Больше них*ена. Фига с маслом, что называется.
С этим, даже к ментам пойти нельзя, мало оснований для заведения уголовного дела. Пшик, а не доказательства.
Что-то не сходится.
Да, она с Ромашкой и Кимурой потрудилась на славу. Все, что можно было перекрыть, пресечь, они сделали:закрыли дыры в охране «бетонной» стеной, ни одна тварь не проскочит. Но, при желании, на три умные головы найдется шесть, но еще умнее.
Дима не считала себя гением охраны. Да, опыт наемника многое давал, но есть профи и покруче. В том то и дело, что есть. И услуги их стоят, как маленькое островное государство.
И если подумать… те люди, которым Шрайман мешает, могут эту сумму поднять, не напрягаясь.
Но никаких, даже захудалых попыток не было. Нигде. Ни возле дома. Ни на работе. Ни в дороге.
Тишина.
И тишина эта была перед бурей. Она была наполнена предгрозовым напряжением воздуха, он потрескивал и скоро должно было громыхнуть так, что уши заложит.
Если что-то затевается, то не здесь, не в городе, а может даже не в этой стране. Но командировок в скором времени не должно быть. Дима специально попросила у секретаря копию всех встреч, всех мест на два месяца вперед.
Ни-че-го!
Как же она ненавидела это проклятое ощущение надвигающейся беды. Кожей ощущала холодок смерти, ее близкое присутствие, прямо за спиной…, стоит только оглянуться и увидишь, как эта тварь открывает мерзкий рот и воняет зловонным дыханием, пожирает тебя живьем.
Дима что-то упускает, что-то слишком глобальное, а от того простое и ей незаметное.
Сделала последний глоток, поставила чашку, отряхнула занемевшие руки. Суставы ломало и крутило, в висках стучало, а затылок немел от разбушевавшейся мигрени. Погода будет меняться, точно.
Она ж, блин, ходячий гидрометцентр.
Где Игоря носит? Посмотрела на часы, висящие на стене, потом проверила наручные. Ведь опоздает же. Ей то пофиг, а вот он полдня будет ворчать и нервы всем трепать из-за того, что сам опоздал и ничего вовремя не успевает.
Он то, конечно, начальник, ему все можно. Но в моменты такого поведения данного конкретного мужчины у нее появлялось два желания: либо пустить пулю ему в затылок, либо -себе в лоб. Но исход всегда один, – печальный.
Спустя пару минут появился Игорь, слетел с лестницы, что-то рявкнул идущему вслед брату.
- Ты понял меня?
Игорь остановился и заглянул брату в глаза, у того уже начали желтеть синяки на лице. Даня медленно кивнул, на Димку кинул такой взгляд…, ух, не промах малый, не промах, еще бы мозгов больше в башке, и вообще класс будет,- спасайся кто может, ага.
- Поехали?
Теперь она удостоилась этого знаменитого рева, прям тигр на выпасе.
- Ты спрашиваешь или приказываешь?
Он удивленно на нее посмотрел, недовольно пожевал губами, раздумывая, чего б такого в ответ сказать, но не успел. Димка его по плечу стукнула, всучила в его руки термокружку с кофе и пошла на выход.
А Игорь… он стоял и смотрел этой странной женщине вслед.
Вот как? Как она может быть такой… такой странно необыкновенной? Иногда пугающе равнодушной и отрешенной, как на утренних тренировках. Ведь каждый день она в зале. Разминка, растяжка, потом час спарринга со сменой партнеров и еще, если успевает, идет на улицу бегать. И все с таким спокойным и отрешенным лицом, что его оторопь брала, да и не его одного. Все в зале нервничали, задержав дыхание, когда она вызывала каждого мужика из его охраны к себе на маты. Все. Но не она. Убийственно спокойна.
И сейчас, абсолютно другая. Глаза задумчивые, о чем-то размышляла, сидя за барной стойкой и попивая кофе: черный без сахара. И явно не первая чашка же. Он опаздывал. И ни словом его не поторопила, еще и позаботилась.
Легкая усмешка на губах, будто пыталась задавить улыбку.
Чему она радовалась? О ком думала? О ком вспоминала?
Сердце билось с перерывами, пока к машине шел. Волей заставлял себя спокойно дышать, а его распирало всего, и казалось, вдохнет чуть глубже,- разорвет.
Не понимал ее. И себя рядом с ней не понимал.
Испытывал поначалу сексуальное возбуждение, хотел ее. Только не теперь. Она ему как человек была интересна, как возможно, друг и соратник. И ему хотелось ей в голову забраться и мысли ее прочитать. Узнать все. Как-то попытаться помочь. Только нужна ли ей помощь?!
Или, может,ему кажется? Может, просто на ее фоне ему становится неуютно и хочется быть героем?
Идиотская мысль. И он тоже идиот.
Потом об этом подумает,- работы по горло, и с Данькой надо что-то решать. Остальное,- потом.
****
Нет ничего хуже, чем ожидание «смерти». Когда на взводе все инстинкты, все рецепторы, оголен каждый нерв и все ощущения на пределе.
От нее, этим с*аным ожиданием заразились и парни, стоило ей только в машину утром сесть.
И теперь напряженные взгляды провожали каждый шаг Шраймана. От любого шороха тело приходило в бешеное напряжение, а сердце замирало, и она прислушивалась к шуму в приемной, при этом инстинктивно хватаясь за пистолет.
Сам Шрайман от ее вздрагиваний еще больше дергался и еще больше нервничал.
Не день, а «сказка».
И она радовалась как самая последняя дура, что он закончился.
Зря радовалась.
Потому что, стоило только голове коснуться подушки, сознание отключилось, душа замерла в тревожном ожидании, а вот то, что еще глубже, то, что ЗА душой, глубоко спрятанное и похороненное, присыпанное пеплом разрушенных надежд, выползло.
Дима раньше думала, что кошмары,- это обязательно какие-то ужасные события, болезненные, не приятные.
Но ее настоящие кошмары другие. Они не делают ей больно. Они ее убивают. И где-то внутри, где уже давно ничего не болело, потому что умерло, снова ломается что-то, важнее костей.
- Ты не можешь говорить этого всерьез, Дима, не можешь!
Ибрагим стоял к ней вполоборота, даже не смотрел, отвернулся. Но ей и не нужно было, чтобы он на нее смотрел. Сломалась бы. Треснула пополам и никогда бы эта трещина не зажила. Так что, пусть лучше вот так. Отвернувшись друг от друга. Не глядя в глаза, но ощущая друг друга кожей.
Так, между ними,с самого начала. Не нужны были слова. Не имели значения. Не нужно было переводить эмоции в какой-то набор букв и звуков. Все было ясно и так. Потому что, перед ним она была обнажена душой. Открыта. Вся. И он ее наизнанку выворачивал своим отрицанием вначале, а затем и любовью.
Ему не нужно было говорить ей что-то, чтобы убедить в своих чувствах. Ему не нужно было ее ласкать руками, губами, телом, чтобы завести. Нужно было просто заглянуть в глаза, и она пропадала.
И сейчас могла пропасть. Но нельзя! Нельзя!
Оба это понимали. Потому и ссорились.
Хотелось подойти к нему. Обнять со спины и уткнуться носом в темную рубашку. Вдохнуть родной и любимый запах, наполниться им, набраться сил.
Любовь не делает человека слабым: в их мире, в их реалиях, - это непозволительная роскошь иметь такую болевую точку. Но те, кто запрещают себе любить, никогда не узнают, что на самом деле любовь – это сила. Огромная. Она спасает. Она умиротворяет любую бурю. Она придает силы. Дарит надежду.
Ибрагим для нее,- все. И даже больше. Он ее жизнь. За него она умрет, если потребуется. И тем больней и обидней становится, когда между ними воцаряется непонимание.
Он ей доверяет свою жизнь, себя. Но когда речь заходит о его делах, он ее не слышит, не хочет слышать…
Все же решилась. Подошла и обняла, как хотелось до зуда в ладонях. Прижалась к нему всем телом, навалилась.
- Я не хочу ссориться, - прошептала горячо, дыша ему в спину. Дернулся от ее поступка, повернулся в ее руках.
Обнял лицо ладонями, погладил бархатистую кожу, обвел пальцем контур губ, а потом сжал одной ладонью челюсть, стиснул сильно, до боли.
- Тогда не лезь в мои дела, - прошипел зло и поцеловал.
Каждый поцелуй,- он разный. Одинаковых не бывает.
Этот был злым, наказывающим. Властное движение губ, яростный напор языка, и покусывающие зубы. Не ласкал ее. Наказывал.
И смотрел. Глаза не закрыл. Наблюдал за ее реакцией на его действия. Кайфовал от ее чувств, от того как искорка желания промелькнула в ее стальных глазах.
Подхватил на руки и понес в спальню…
Дима подскочила на кровати, подорвалась со стоном…стоном удовольствия.
Это настоящая пытка, хотеть кого-то на уровне, не поддающемуся объяснению и словам. Это не инстинкт. Это настоящая жажда. Жажда в другом человеке.
Жажда его касаний. Его слов. Его действий. Жажда его присутствия. Чтобы рядом, вот здесь, на соседней подушке. Чтобы дышал с ней одним воздухом. Чтобы лёгкие наполнялись его запахом.
Это похоже на зависимость, только хуже.
Потому что наркота, алкоголь или сигареты, они убивают какой-то конкретный орган или систему органов, а затем, спустя какое-то время приходит смерть.
Ее же любовь могла убить и воскресить одновременно. На душевном уровне.
Только, как показала жизнь с ее гребаными уроками, мало любви, даже обоюдной и взаимной, мало. Завяжется цепочка, , но не такая прочная как надо, чтобы выдержать все удары и остаться целой.
И этот кошмар- ей напоминание.
Она помнила ту ночь в деталях.
Каждый вздох. Каждый взгляд. Каждый стон. Все его касания к разгоряченной коже. Все, как вчера. Последний раз, когда она касалась его без оглушительной боли в душе.
Последний раз, когда ощущала, что все будет хорошо, что они выдержат, справятся.
Если бы могла, остановила бы время на том мгновении, и силой заставила бы его изменить решение. Сказала бы другие слова. Сделала бы другие поступки.
Заперлась бы с ним в одной комнате, добровольно бы замуровала все окна-двери. Только бы не наступило следующее утро.
Дима сбросила с себя влажное одеяло, поправила задравшуюся майку пижамы. Снова крутило ноги и руки, болела голова, а глупое сознание не обращало на это внимания. По венам бежала не кровь,-чистая лава возбуждения. Низ живота тянуло приятной болью. Дима могла руку на отсечение дать, что, если тронет себя внизу, раздвинет чувствительные складочки, почувствует влагу.
Она, бл*дь, влажная, готовая принять его.
Отвернула спустившуюся на внутреннюю сторону бедра руку,- могла бы, отрезала ее. Пальцы горели, сердце бешено стучало.
Вздохнула поглубже и ринулась в душ.
Через минуту ледяные струи возымели действие и тело начало лихорадочно колотить от холода, но Димка терпела. Ей трезвая голова нужна, а не замутненные мозги-кисель от дикой жадной потребности в другом человеке.
Можно было бы спуститься в зал, но среди ночи это выглядело бы очень странно. Так что, Дима просто спустилась вниз, села на диван в гостиной и включила телевизор, поставила на беззвучный режим. Картинки мелькали, и ее мысли так же лихорадочно летали в голове, выстраиваясь в новые цепочки, новые связи, но снова не получалось правильной картинки.
Руки ломило все больше и больше, колени выкручивало. Не ровен час, она дрожать начнет. Выпить бы таблетку, но что-то легкое ей не поможет, а посильней повлияет на скорость реакций. Поэтому, оставалось только молча сжимать зубы и терпеть.
- Почему не спишь?
Кимура подошел неслышно, облокотился на спинку дивана и заглянул ей в глаза.
- Не спится.
- Ну-ну, - хмыкнул понятливо, кинул взгляд на едва подрагивающие руки, - Погода меняется.
Больше ничего не сказал. Так и остался стоять, молча наблюдал за картинкой на экране.
Он так же, как и она, имеет застаревшие шрамы, только свои он удалять не стал. Его так и остались на теле. Вроде зажили давно, а все равно болят и ноют, чешутся, зудят.
Кимура свою давнюю напарницу понимал, как никто другой. И почему не спит тоже догадывался.
Ночь- самое поганое время. Самое страшное. Потому что сознание выключается, и остаются бессознательные вещи. Память оживает и человек не может контролировать то, что ему показывают из прошлого.
И тело предает. По всем пунктам.
Он уже видел этот ее лихорадочный блеск в глазах. И не раз. Угораздило же эту малявку полюбить того, кого не надо?!
За все в жизни приходится платить, это простое правило, но всегда оно исполняется. Только цена для всех разная. И порой слишком жестокая.
Никто из них больше не говорил.
Кимура сел на диван рядом, положил подушку под спину, чтоб удобней было, и все. Молча смотрели телевизор без звука.
Картина, заслуживающая Оскар за свою абсурдность.
Четыре часа утра. Наверху пару раз хлопает громко дверь. На лестнице появляется заспанный злой Шрайман, смотрит на них удивленно, выдыхает медленно.
- На таможне сняли партию наших камней. Выезжаем через полчаса.
Вот и бабахнуло. Вот и случилось.
Значит, не здесь. Обхитрили. На чужой территории оборону держать куда как сложней. Но ничего-ничего, и не таких видали.
****
За полчаса переполошился весь дом. Приехал Дрозд и привез с собой главного юриста, красивая женщина средних лет. Немного лохматая от быстрой спешки сборов, в руках небольшой дипломат с бумагами и аккуратные очки на курносом личике.
Прелесть, а не женщина. И как ее только в юристы занесло?!
Роман был недоволен, и это мягко сказано.
Они ненадолго уединились наверху. Дима давала последние указания перед дорогой, Ромка тихо приходил в бешенство.
- Не понимаю, почему ты берешь этого орангутанга, - это он так, любя, про Васю, - Мне не доверяешь?
- Рома, не неси чушь! – рыкнула раздраженно, взгляд метался по комнате, вроде все, ничего не забыла, - Мы не можем знать, что там и как надолго мы туда едем. Я не могу тащить Данилу с нами, а он должен быть под охраной. Его безопасность я могу доверить только тебе и Кимуре, больше никому.
- Не согласен. Вася хорош в своем деле…
- Да, но недостаточно. А если это попытка нас разделить?
- Ты же понимаешь, что это чистой воды подстава, понимаешь? – парень выдохнул, заговорил взволнованно, едва сдерживая эмоции, - Если с тобой что-то… я… мне как потом жить?! Ты их собой прикрывать будешь, а тебя кто прикроет, кроме меня, а?
- Давай без истерик, - отрезала непреклонно, обняла его и прижала к себе, - Все нормально будет, главное, что мы знаем: что-то будет, а это уже не мало.
- Дим…
В его голосе сквозил такой душевный надлом, такая боль и страх, что у нее ком в горле стал. Он ей как младший брат, родной и близкий. И вот так уезжать в неизвестность,- ей и без того страшно. А от понимания, что пока ее здесь нет, может случиться что угодно, становится совсем невыносимо, и хочется забрать его с собой. Плевать, что нельзя и это повышает риски попасть в крутой переплет, но зато вместе.
Но на то она и старше, и опытней, чтобы гасить такие желания в себе.
- На тебе безопасность Данилы, не облажайся до моего приезда. И если что-то пойдет не так, хватай его и валите из города.
Хлопнула его по плечам и вышла из комнаты, не оглядываясь.
У них и так лишний человек, не владеющий никакими навыками обороны. Катерина, милая женщина, которая может пострадать. И за ней придется приглядеть. Невинной крови на Димкиных руках не будет. Не в этот раз.
***
Все погрузились по машинам, решено было именно ехать, а не лететь. Так безопасней и больше возможности контролировать ситуацию.
В ее машине Василий за рулем, она на переднем сидении и сзади Шрайман с Катериной.
Во второй машине Дроздов и еще пара ребят.
Нервы на пределе. Дима ощущала себя мухой, которая по собственной дурости начала влипать в вязкую древесную смолу. И ее затягивало и затягивало,пока она с головой не погрузится в тягучую субстанцию и не задохнется без кислорода.
- Что там случилось, Катерина?
- Информатор говорит, что у них серьезные кадровые перестановки. Вы же знаете, как это делается, Игорь Михайлович, новые люди – новые законы. Тамошнее начальство хочет самоутвердиться, вот и стопанули наших ребят. Говорят, обнаружился какой-то лишний груз.
- А какой груз? Не уточнили?
- Намекнули.
- Не тяни кота за причиндалы, говори.
- Нашли какой-то подозрительный на вид порошок в герметичных упаковках. Но пока не вскрывают, ждут нас.
Дима улыбнулась.
Наркота, значит. Умно.
Вопрос: кто и когда успел это дерьмо организовать и подсунуть?
Но ничего, если сработали по наводке, значит, скоро все узнают.
****
Сейчас, Сургут. Россия.
Ибрагим ворочался на диване, хоть там и негде было развернуться, не мог уснуть уже битый час. Сон не шел.
И он прекрасно знал причину: за столько лет маниакально отслеживая все ее передвижения, Ибрагим с точностью мог сказать, что сейчас именно в этот конкретный момент, его Дима влезает в очередное дерьмо. И как всегда, с риском для своей жизни.
Но права вмешаться он не имел.
Силой мог увезти ее от этого Шраймана. У него были варианты. Все давно продуманы. Нужно было просто отдать команду и спустя десять часов она будет здесь.
Совсем рядом. Близко. На расстоянии вытянутой руки и безбожно, безумно далеко от него при этом.
У него нет права вмешиваться в ее игру, в ее месть. Потому что, это единственное, что у нее осталось из-за него.
Он может только помочь распутать это осиное гнездо, внести свой вклад, но не более.
Между ними и так бездна непонимания, вины, боли. Чертова прорва незаживших душевных ран. И наносить новые, останавливая ее, значит медленно, но верно ее убивать. А он, видит бог, уже достаточно натворил.
Скоро он ее увидит. Сможет заглянуть в безумные серые глаза, отливающие стальным оттенком и прочитать в них свой приговор.
Почему-то был в этом уверен. Именно приговор. Не прощение. Не помилование. Не любовь и нежность. А приговор. Будь у нее сила, она бы его застрелила еще тогда, а потом бы и себе пулю в висок, и дело с концом. Но не смогла.
Держала ствол в руках, на него направила. А рука дрожит и слезы беззвучно по щекам катятся.
Стоял на коленях, упираясь своим лбом в дуло ее пистолета и был бы рад,- на какой-то миг, сумей она спустить курок. Тогда исчезла бы боль. Исчезла бы проклятая вина. Все бы исчезло. Но…, не смогла. Отвернулась от него тогда, свалилась на больничную койку, бросила свой пистолет на пол и разрыдалась.
Ибрагим не смел прикасаться. Пальцы дрожали, но не от страха, от вины, заглушавшей все остальные чувства. И до сих пор так.
Он надеялся только на то, что скоро увидит свою зимнюю девочку и сможет ей все рассказать.
Если не захочет его услышать, значит, заставит, но его выслушает. И только тогда будет принимать решение, зная все.
...