Лилия-Белый-Цветок:
17.07.19 21:51
Что? Как? Новая история? Про волейбол? Урраааа!!!
В читателях) Даша 
Airkiss:
18.07.19 17:38
Даша, спасибо огроменное - читаю и сопереживаю Туре, ее деду, да и отцу - не из-за жены ли он запил? Трезвая же нация. Но, судя по отрывочным воспоминаниям Степана, с его мамой тоже было все не как у людей. Наверно, именно по ее линии дед - грек?
PoDarena:
24.07.19 09:05
Добрый день.
О как! Не проследила цепочку аналогии. На самом деле, там коты-то не абы какие, а все наши - рыжие да полосатые)
Не будем плакать! Отстоим мы свой родной язык, я уверена. Нам, собственно, только за него и надо держаться. Когда я училась в школе, висевшая на стене в классе литературы на плакате та самая фраза Тургенева казалась абсолютно пафосной и лишенной смысла. Простите меня, уважаемый ИС! Теперь я каждое слово в этой фразе чувствую так, будто сама ее написала. Воистину, ты один мне поддержка и опора.
Не-не, ни в коем разе! Судно - не для Прекрасной! Только бахиллы)
Да! Прекрасный герой, обожаю его. Хотя это очень опасно - ходить у автора в любимчиках.
Я смотрю, тема Степкиного аппетита волнует публику всерьез!)
Кстати, да! Питер - он такой. Позовет - фиг отвертишься. Но тема заграницы тут будет очень активно подниматься.
Как же мне нравится такая аттестация Елены!)
Я очень рада, что есть смелые, кто глубины не боится. Правда, не шучу.
Ну вот и озвучена одна из арок: две параллельные линии матерей. Объявляем соревнование на эксклюзивность?
Степка вообще очень открытый, он явный экстраверт. Почему Ту понесло на откровенности - вопрос любопытный. Вообще, она девочка очень совестливая, имхо. И вполне возможно, это действительно что-то вроде "ликбеза" для Степы, чтобы понимал, ху из кто. Но это первый план. На втором - наверное, симпатия, да.
Все так. Характер у девы ни черта не мягкий, но дед - это совсем особый человек в ее жизни.
Животная харизма!)) Как я вижу - он простой, открытый, жизнелюбивый, без лишних заморочек и комплексов. Есть такие люди. О них погреться хочется)
Бедный, бедный Степа. Как все переживают за его честь!
Базиличек, тебе кивала с умным видом. Ну, ты в курсе) Про паркет - ты, однако, видела это паркет сквозь стену дома, м?)
Ага, все о том же - об оплодотворении мужской энергетикой. А энергетику надо подпитывать. Пока только супом и кашей с мясом. Но потом потребуется что-то посущевстенней)
Ура! "Кузбасс" - чемпион! *простите, вырвалось*
Да, по маминой линии. Впрочем, скоро все узнаем.
Планирую на этой неделе показать продолжение. Ну, вы же понимаете, лето - оно такое лето. Но скоро начнем подогревать этот нуар до пригодных к употреблению температур. Прямо уже со следующей главы.
И, кстати, когда Мартина аттестовала Преужасную "главным вахтером страны", я вдруг вспомнила одну песню. И она как-то удивительно для меня в этот роман ложится. При том, что она бесила ужасно на пике своей популярности. А сейчас ничего, даже слушать могу)
Лена Кулёминатор:
24.07.19 14:41
о Стёпу и его харизму очень хочется
ДарьСановна, за песню
а какая сейчас у Бумбокса есть бесподобная песня
bazilika:
25.07.19 10:40
Приветствую
- Туда, - махнула девушка вдоль узкого коридора, сплошь чем-то уставленного и увешанного. Молодой мужчина шагнул вслед за ней, смело отогнав мысли о том, что надо разуться. На старый облезлый пол было страшно ступать чистыми носками.
Нет, не через стену- все налицо, так сказать- под ногами, в смысле... И еще- по запаху)). Старинный способ ухода за полами предполагал мытье щетками, а потом- натирание мастикой. Мастика была натуральная- создавалась водная эмульсия, содержащая воски, масла и скипидар- запах, соответственно, должен был бы оставлять некие древесно-хвойно-восковые тона, которые составляли бы основу всего амбре)).
PoDarena:
26.07.19 08:24
» Кадр четвертый. Микеланджело Антониони
Кадр четвертый. Все красное, все мертвое, все друг другу чужие. Как у Антониони. Только еще страшнее.Музыка ударила, едва Тура открыла дверь квартиры. Ритмом обойного молотка и запредельным воем – так, что даже и не скажешь сразу, что это музыка. Вакханалия какая-то!
Звуки ада доносились из комнаты нового жильца. И куда дед смотрит? Впрочем, тут без загадок. Снял слуховой аппарат и работает. А без слухового аппарата можно в квартире все что угодно делать - у Павла Корнеевича все равно в ушах благословенная тишина. Но зато во всем остальном пространстве…
Тура для порядку стукнула. Разумеется, не ответили. И она толкнула дверь.
Внутри небольшой комнаты звуки сбивали с ног. И когда Степан успел привезти это колонки? Она прошла внутрь и выкрутила громкость на музыкальном центре. Наступила тишина – почти звенящая.
- Ты чего?!
Хозяин комнаты сел на кровати. А до этого лежал. Облаченный лишь в спортивные штаны-три-полоски. И - внезапно – в эластичную повязку на локте.
- Степан Аркадьевич, вы в курсе, что музыка играет очень громко?
- Никому не мешало.
Потому что дед глухой, а Елена на дежурстве.
- Теперь мешает.
Он только дернул голым плечом.
- Твое счастье, что Елены Павловны нет дома. А то бы тебе устроили грандиозный скандал.
Он снова дернул плечом и едва слышно фыркнул. А потом низко опустил голову между этих самых широченных плеч. Темные локоны совсем закрыли лицо. Тура, сама не зная, как, но вдруг обнаружила себя сидящей рядом с ним на постели.
- Стёп… Что случилось?
А что-то случилось – это фонило очень явно. Сначала дикими воплями и ударными, а теперь тишиной и опущенными плечами.
- Мы проиграли, - донеслось из-за завесы черных кудрей. – Из-за меня проиграли.
- Это как?
- А вот так, - он все-таки поднял голову. Медленно. Смотрел в облезлые желтые обои на противоположной стене. – Команда на меня рассчитывала. А я подвел.
- Почему?
- Потому что! – это был уже крик. Вопль. Как те, что звучали из динамиков недавно.
- Объясни, - она не сводила взгляда с повязки. Поперечные линии – там жилки резиновые, наверное. Фиксирует туго. Кожа из нее выходит выпукло. А там выше повязки - вообще выпукло. Это бицепс. Да, именно он.
- Что объяснять?! - длинные пальцы взметнули девятый вал темных волос на затылке. – Подавали на смерть в пятом тайме. Я должен был выстоять. И… сил не хватило. Не смог.
- А локоть почему забинтован?
- Упал в первом тайме. Неудачно.
И картина нарисовалась сама собой. Помимо воли. Откуда-то, не пойми откуда.
В самом начале… игры?.. – он упал и травмировал руку. А дальше – через боль, через «не могу», на одном только «должен», потому что команда на него рассчитывала - играл. Но все же это оказалось выше его человеческих сил. Откуда она это знала и поняла? А спроси! Ведь даже примерно не представляет правила игры, и не интересовалась никогда, и даже не возникало мысли по телевизору посмотреть. Но картинка сложилась мгновенно – из наблюдений, разговоров за чаем. Абсолютно точная и яркая картинка.
- Стёп… - ее ладонь идеально облекла его бицепс. – Ты не виноват.
Он обернулся. Вблизи его ресницы кажутся ненастоящими. Таких пышных, длинных, черных ресниц у парней не бывает. А он еще взмахивает ими…
И это – совершенно определенно запрещенный прием. В пару к теплому гладкому бицепсу под ее ладонью. Потому что в следующий миг они целуются. Безо всяких там «только губами, без языка», «я только в краешек», «рот не раскрываем, и все норм».
С полным ощущением, что они это делали раз сто до этого. Ровно совпав и попав во все. В том числе и кончиком языка в пломбу на верхней шестерке справа.
И именно в этот момент Тура вдруг понимает, где у нее главная эрогенная зона. На руке. Когда тугие шелковые волны скользят по ладони и между пальцами. И что его руки на ее спине – горячие едва выносимо. И оттаивает от них что-то. Тает. Течёт.
Разсовпали они, когда горячие руки стали наглее. И переместились на грудь. А там не оттаяло еще. Или да. Или нет.
У него колючая небритая щека. Об этом сообщает пощечина. Степан поджимает и без того узкие губы и сощуривет свои роскошные ресницы. Недоуменно. Презрительно.
- Секс-услуги не входят в стоимость проживания! – Тура тоже умеет быть презрительной.
- Я доплачу.
Получи вторую пощечину! И ресницы, и губы – в узкую линию.
Тура вскакивает на ноги. Сказать бы что-то, но ничего на ум не приходит.
- Держи свои руки при себе!
Уже у двери ее настигает его тихое:
- Здорово целуешься.
Дверью она хлопнула. Музыки больше слышно не было.
*
Двадцать два… двадцать три… двадцать четыре… двадцать…
Со счета его сбил звук. Шумный выдох. Пришлось прерваться и встать. В дверях кухни стояла Елена Павловна собственной персоной. В тонком халате до колен. И бюст он весьма щедро демонстрировал. Практически не оставляя места для фантазии. Степка вытер шею полотенцем. И проклял себя за то, что не надел футболку. Привык заниматься с голым торсом - так удобнее. Судя по взгляду Елены Преужасной – пора отвыкать.
- Ой, Степочка, не смотрите на меня, я не накрашена!
Угу. А красная помада – это ему мерещится, видимо.
- Вы прекрасно выглядите, Елена Павловна.
Зря сказал. Но уже поздно. Она вплыла, дыша жаром и гелем для душа. Степе осталось только прижаться к стенке. Он вдруг понял, что чувствуют девчонки, когда к ним клеятся на улице не совсем трезвые и очень наглые парни. И это при том, что он сам – сто девяносто три, девяносто пять и может вломить. Но не тетке же с красной помадой и в коротком халате?
- Степа, вы завтракать будете?
- Спасибо, - Степан бочком стал пробираться к выходу с кухни. – Я уже позавтракал.
- Да что вы там ели? Пару бутербродов всухомятку? Давайте, я вам приготовлю вкусный омлет.
- Еще раз спасибо, но ваша дочь покормила меня кашей.
Елена Преужасная что-то шипела неразборчиво, но Степка уже быстро шагал по коридору в сторону своей комнаты. И не как не мог сообразить: он правильно ответил или нет?
*
- Здрасти.
Начало разговора уже изумило. А уж внешность собеседников – тем более. Точнее, собеседниц. С все возрастающим удивлением Тура наблюдала за парочкой за порогом: две юные нимфы в скинни, кроп-топах и омбре (1). Лет двадцать от силы – каждой, не на двоих. Всех соседей по подъезду Тура знала, эти – не из их числа.
- Чем могу помочь, девочки?
Девочки переглянулись и выдали хором, но со стыдливым румянцем.
- А Кос дома?
Соображалось Туре после рабочего дня неприлично долго. Но сообразилось. Глаза сузились.
- А вы к Степану Аркадьевичу по какому делу? – собственный голос слышался противно-скрипучим.
- А мы… - нимфы еще раз переглянулись. – Это… - хихикнули снова слаженно. – Автограф хотели взять!
Фанатки. У Степаши есть фанатки. Да боже ж мой. Какую знаменитость приютили. Какая честь. Дальше командовал разлив желчи внутри одной конкретно взятой квартирной хозяйки.
Тура отступила на пару шагов и для порядку стукнула по косяку костяшками пальцев.
- Кузя! Кузьма! Сундук украли! В смысле, к тебе дамы пришли. С визитом.
Открывшаяся дверь явила за собой совершенно ошалевшего Степана Аркадьевича Кузьменко в домашнем – футболка и спортивные штаны. И учебник из дедовой коллекции в руке – сессия у Степана Аркадьевича, потому и сидит вечерами дома.
Степан переводил недоуменный взгляд с девушки в черном на парочку за порогом.
- Поклонницы вашего таланта, Степан Аркадьевич, - медоточиво проворковала Тура. – Жаждут припасть и облобызать.
- Чего?!
- Степа, вы нам обещали автограф! – зазвучал из-за порога снова слаженный дуэт. А потом пара скинни шагнула через порог, и пришлось посторониться всем – и Туре, и Степе. И в тесном коридоре стало еще более тесно, чем было до того.
- Степа, на последней игре, в «Нева-арена», помнишь? – защебетала наперебой парочка сладких девочек. – Ты сказал, что дашь нам автограф. И расскажешь про игру.
Дальнейшее Тура проигнорировала. Развернулась и ушла на кухню. Посуда не вымыта. Вон, вилки не вытерты. Но вслушивалась чутко – в девичий щебет, в хихиканье, в его сдержанные ответы.
И в хлопок двери - спустя минут примерно десять. Значит, в гости не пригласил. Молодец, Степаша. Пять тебе за сообразительность. Тура положила натираемую до алмазного блеска вилку на полотенце и решительно двинулась в сторону двери жильца.
Степан все еще был в коридоре. Точнее, на границе между своим и чужим. На пороге.
- Что так быстро? Девушки были настроены на плодотворное общение.
- Я не давал им своего адреса, - тон жильца был мрачен.
- Ну что вы, Степан Аркадьевич, - промурлыкала Тура. – Не стоит стесняться своей популярности. Хотя фанаты бывают такие назойливые. Что, в следующий раз сказать, что вас нет дома?
Степка одарил ее очень мрачным взглядом.
- Ты мне одеяло обещала.
С этими словами дверь за либеро закрылась.
Да. Обещала. А потом что-то со временем не сложилось. А потом это поцелуй нелепый, а потом – негласная война характеров. Но обязанности арендодателя это не отменяет. Одеяло. Да, она обещала одеяло.
Тура перетряхнула три коробки, прежде чем нашла. Старое, верблюжьей шерсти. Дед говорил, что от его отца осталось. А там же флотские, под два метра.
Распялила на руках. Ну точно на дядю Степу. От неожиданности совпадения с детским стишком рассмеялась сама с собой. Сама же с собой чихнула от пыли. Таки похоже, что либеро одеялко придется впору. Или надо будет надставлять? Нет, без примерки никак. Зажав одеяло подмышкой, Тура зашагала в гости к дяде Степе.
И снова стукнула для порядку. Стуку много, а порядка как не было, так и нет. Из-за двери не отвечали. Обиделся, что ли?
- Можно?
- Я голый.
Тура фыркнула и толкнула дверь.
Он был голый.
Как-то, в те времена, когда еще была жива сестра деда, зашел у дам семейства Дуровых разговор о мужской красоте. И Клара Корнеевна, вспылив, сказала, что равняться надо на античные образцы. И был снят с полки альбом репродукций коллекции флорентийской Академии изящных искусств. И был продемонстрирован Давид работы Микеланджело. Так вот. Этот самый Давид стоял теперь перед Турой. Стоял спиной.
От гармонии фигуры захватывало дыхание. Перехватывало дух. Плечи, спина, талия. Идеальные ягодицы чуть светлее остального. Ноги же, наоборот, чуть темнее, потому что волосы. У статуи волос не было. Но пропорции те же. Идеальные. От которых забываешь делать вдох. И пламя поднимается откуда-то снизу, от кончиков пальцев, которые вечно холодные.
Сначала двинулась копна черных греческих кудрей, явив греческий же профиль. Который через пару секунд превратился в фас. Греческий фас. Анфас. А-ля натюрель.
Собака. Греческая!
Тогда же Елена, разглядывая фото статуй, поинтересовалась, а чего это у них такое скромное мужеское достоинство. На момент разговора Туре исполнилось восемнадцать, а Клара Корнеевна уже находилась во власти возрастных деменций… В общем, разговор продолжился – про достоинства. И было сказано, что у древних греков размер ЭТОГО считался чем-то постыдным. И его сознательно преуменьшали при создании статуй. Торжество духовного над плотским. Идеи эллинизма и все такое.
Степа был не совсем греком. То есть, местами не греком. Одним местом только – но совершенно не соответствовал канонам древнегреческой скульптуры. Фиговым листком не обойдешься. Лопуха бы хватило.
Огонь медленно поднимается от пальцев на ногах выше. Колени, бедра, живот, грудь. Дышать просто нельзя этим огнем. И взгляд его – прямой. В глаза. Однако, как же сложно смотреть в глаза. И с каждой секундой этого взгляда он все менее и менее походил на эллина. Варвар, как есть. Собака греческая!
- Нравится?
Нимфоманские гены проснулись, точно! Наверное, нимфомания передается по наследству. Потому что сейчас Тура была практически готова сорваться с места, сорвать с себя одежду и... И иного объяснения нет – тому, что она стоит и пялится. Пялится на то, что уже можно прикрыть только листом лопуха. И то – если лопух хорошо рос.
- Твое одеяло.
Наследие флотских семьи Дуровых полетело в сторону древнегреческого непотребства. И прикрыло. И стало вроде как легче дышать. И получилось повернуться и выйти.
Уже в спину прилетел звук. То ли смешок, то ли хмык. Не стала разбираться, просто дверью хлопнула.
Собака древнегреческая кудрявая!
*
- Ты что творишь, мать твою!!!
Что творит, что творит… отжимается! Потому что в комнате места нет.
Степка недовольно приподнялся с пола.
- Что не так?
- Ты хочешь быть изнасилованным?!
Она стояла в дверях кухни. Футболка серая – чудом. Джинсы привычно черные.
- А ты собираешься? Я сопротивляться не буду.
Очень хочется отвести взгляд от гладкого мужского торса. Идеального до самой крошечной мышцы над брюшным прессом. Давид-мать-его-Микеланджело. Или Дискобол-черт-его-дери-Мирона.
Очень надо. И невозможно.
- Я пас. А вот Елена Прекрасная не устроит, - Тура демонстративно прошла мимо. – Изнасилует тебя прямо тут, на кухне, не сходя с места. Мне-то все равно. Лишь бы дед не услышал - не для его возраста потрясения. Слушай, трахай ее в комнате, а? И по возможности тише. Она шумная, как в порнухе – насмотрелась. Но можно же рот зажать…
Степа дослушивать не стал – накинул полотенце на плечи и вышел из кухни. И пообещал себе, что больше без футболки из комнаты не выйдет.
Но и это решение его не спасло от чаровницы Елены Падлны.
*
Степа едва успел закрыть за собой входную дверь, как дальнейший путь ему преградили. Прекрасно. Мало его Матуш на тренировке гонял. И тут на него у кого-то… планы.
- Добрый… э-э-э… вечер, - Степан попытался изобразить уже отработанный маневр «бочком по стеночке». Не сработало. Елена выдвинулась наперерез всем своим женским достоинством. Нельзя, все-таки, в таком возрасте и с такими габаритами напяливать на себя… вот это. Обтягивающее и блестящее.
- Добрый, Степочка. Хотите бокал вина?
Вот после тренировки – самое оно. Лучше не придумать.
- Спасибо, но мне нельзя.
- Почему? – картинно распахнув глаза, густо чем-то черным обведенные.
- Я спортсмен, у меня режим, - Степа попытался отделаться дежурной фразой.
- Неужели его никогда-никогда нельзя нарушать – этот ваш режим? – она как-то так привалилась плечом к стене, что бюст при этом едва не выпал весь из выреза облегающей блузы с блескучими камушками. НЕ смотреть ТУДА было очень сложно. И Степа посмотрел. И подумал отчего-то, что если дама с такими буферами будет сверху и нечаянно грудями приложит – так и сотряс можно заработать. Тряхнул головой.
- Нет. У меня игра завтра. Простите, мне надо в душ, - выставив перед собой сумку как щит, Степка и в самом деле ретировался в ванную. И там первым делом проверил крепость защелки. Ничего, надежная. Пришлось по второму кругу принимать душ. Думалось ему под водными струями про наставления Матуша. И еще почему-то о том, темнеют ли от воды волосы цвета льна. И еще о том, что с Еленой Преужасной он окончательно испортил отношения. И с Ту как-то все сложно в последнее время. Лишь профессор им доволен - каждый вечер радует лекциями. И то хлеб.
*
После пары гудков скайп оповестил о том, что соединение установлено. Только картинка не появилась. Вместо этого из динамиков послышалось такое знакомое:
- Вот ведь бисовская машина… как же тут… да чтоб тебя… А, вот!
И экран ноутбука явил светлый лик Василисы. Поверх цветастого платка, повязанного на ее любимый манер, с узлом на лбу, были надеты огромные Левкины наушники.
- Вот жеж сотонинская техника! – всплеснула руками Василиса в мониторе. – Пока разобралась – чуть не померла. Ну, здорова, Степка, что ли.
- Привет, ба.
- Схлопочешь сейчас, - женщина пригрозила ему пальцем.
- Прощения просим, Василиса Карповна, - улыбнулся Степан. Соскучился все-таки по Василисе, несмотря на ее тяжелый характер. Родная бабка, вырастила их с Леликом.
- Как у вас дела? Где Левка?
- На рынок послала, - Василиса с несвойственной ее движениям неуверенностью поправила на голове наушники. – Рыбу буду на обед жарить. Ты сам-то как? Бледный чего-то. Совсем у вас там солнца не бывает, что ль?
- Бывает. Но я в те дни могу быть занят.
Спустя пару секунд Василиса расхохоталась - низким грудным смехом, который не менялся с годами. Оценила шутку, стало быть.
- Отец как? – вид смеющейся Василисы Карповны доставлял удовольствие. Помнил ее привычно суровой и хмурой.
- Да помру я с ним, - поджала губы старшая женщина семьи Кузьменко. - К старости совсем характер испортился!
Тот факт, что Василиса была старше зятя на двадцать с лишним лет, ее не смущал. Свои года она явно не считала. И не менялась с возрастом - по Степкиному разумению.
- Неужели снова… - осторожно начал Степан.
- Не! – отмахнулась Василиса. – Эту напасть я ему напрочь отбила. С работой с ума сходит, не вылезает из секции.
Подперев голову рукой, Степан слушал рассказ о том, как сотона Аркадий – а сотоной у Василисы бывали под горячую руку все, но чаще всего сам Степа – не давал ей житья и делал нервы. Слушал и вспоминал. Как Василиса своему зятю напасть отбивала, Степка помнил очень хорошо – так, словно это было вчера. А и многое, впрочем, другое тоже помнил отлично. Будто вчера, ага.
*
Греками были как раз предки по роду Василисы. Точнее, по линии ее мужа, деда Степана со стороны матери. И внешность Степка тоже от матери унаследовал. А она – от своего отца, того самого Константиноса Георгадиса, о котором Степан рассказывал Туре. Был Константинос хрестоматийным одесским портным, только не еврейским, а греческим. Юную Василису, уроженку станицы Копанской, в Одессу привели дела серьезные, комсомольские. Она его за кудри полюбила, а он ее – за стать казачки. А уж потом судьба занесла их в Ейск. Как пели немного позже в одной популярной песне «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский союз». Так вот их домом на всю оставшуюся жизнь стал курортный азовский Ейск.
В семье поначалу не было детей. То есть, дети были, два мальчика. Но оба недолго. Первый умер в полгода - после прививки. Второй родился мертвым. И только потом появилась на свет Ларочка.
Василиса утверждала, что это все «грецкая» кровь такая никудышная в дочери дала себя знать. Да что угодно могла утверждать, потому что Константиноса к тому времени, когда Василиса ругала непутевую дочь, уже лет семь как не было на этом свете. Он ушел из жизни спустя год после рождения Степки. Хоронила его, как рассказывала Василиса, половина Ейска. Первый был мастер по мужскому костюму. Людей из парткома одевал. И жили поэтому неплохо, и образование дали Ларочке – в Москву поехала учиться, на искусствоведа, не просто так, птица высокого полета. Да только, приехав после третьего курса на каникулы домой, пала эта птица жертвой белозубой улыбки, залихватского чуба и спортивной фигуры волейболиста местного клуба Аркаши Кузьменко. Да так пала основательно, что пришлось брать академический отпуск. Полугодовалый Степа был оставлен на попечение бабушки и отца, а мать уехала доучиваться в Москву. Образование получила, диплом искусствоведа в кармане, а потом, спустя еще пару лет родился второй сын.
Василиса крестилась тайком, и смахивала слезу – тоже тайком. Своих мальчишек вспоминала, стало быть. И растила внуков со всем пылом и широтой казачьей души. Не баловала, и ругалась, и кричала, бывало – такой уж характер. Но души не чаяла в своих сотонах.
Гром грянул, когда Степке исполнилось шесть, а Левке два. Был скандал, грандиозный, Степа помнил. А вот Лева, по малолетству – нет. Тонкая душевная организация искусствоведа Ларочки Кузьменко не выдержала жизни с мужем-тренером и двумя маленькими детьми.
- Я здесь погибаю, - рыдала она, красиво заламывая тонкие руки. – Я же здесь просто придаток к кастрюлям и пеленкам. Я теряю квалификацию, Аркадий. Давай уедем в Москву, умоляю. Мне предлагают работу!
Работу, как уже потом, позже выяснилось, предлагал будущий второй муж Ларочки. К нему она, в конце концов, и уехала. Чтобы жить в столице, работать по специальности и не быть привязанной к кастрюлям и пеленкам.
Василиса дочь прокляла. И через порог плюнула ей под ноги. И даже сказала сакраментальную фразу, что дочери у нее больше нет - умерла Лариса, стало быть, для матери.
А вот внуки были. Их-то и пришлось тянуть на себе Василисе, потому что Аркадий запил. По черному. Пить он не умел, поэтому быстро лишился работы. Потихоньку стали исчезать из дома приметы состоятельной жизни, нажитые еще при лучшем мужском портном города Ейска.
Зять пил, теща свирепела, мальчишки притаились и старались по возможности отсиживаться на улице – благо, теплый климат давал возможность пропадать почти сутками на море, лишь по темноте приходя грязными и голодными домой.
Два года это все длилось. Два. А потом в один день… Степка так и не узнал, что послужило причиной, спусковым крючком, поводом, последней каплей. Видел лишь результат. По его детскому разумению – страшный результат. Терпение старой казачки лопнуло. И отходила она зятя, одной только скалкой отходила, но как! И «скорую» потом сама же вызвала, и показания потом в милиции дала, сопроводив их финальным «Убить бы гада за все. Да рука не поднялась внуков сиротами оставить».
Нос сломанный Аркадию Кузьменко хирург вправил. Два сломанных ребра срослись. А сотрясение головного мозга средней степени тяжести дало неожиданный эффект. Не пил с того раза Аркадий. Даже по праздникам. И даже пива.
Василису ходили в милицию отстаивать всей улицей. И заявления писали, и на поруки взять обещали. Замяли как-то дело, в итоге. Но с тех самых пор главой их семьи, царем и судией была она – Василиса Карповна.
*
- Я рад, что у вас все в порядке.
- Да где же ж это в порядке, Степан? – уперла руки в бока Василиса. А потом вздохнула. – Да ведь и правда - в порядке. Все живы и здоровы, а что еще надо? Только тут это, Степа…
Нерешительные интонации Степке решительно не понравились. Денег просить хочет? Так он дает всегда без разговоров. Да и не нуждаются вроде – и отец, и Лева работают. Получают немного по Степкиным меркам, но стараются лишний раз не просить – гордые. А у Василисы пенсия. Нет, не в деньгах дело. Так в чем же?
- Лариса звонила, - неохотно продолжила Василиса. – Про тебя спрашивала.
- Левка с ней говорил? – внутри все подобралось в тугой холодный комок.
- Да, - короткий ответ Василисы сказал все сам, лучше длинных слов.
С матерью Степан виделся после ее ухода лишь раз. В возрасте семнадцати лет. И все ему тогда стало ясным.
*
Василиса снова плюнула через порог. И не пустила через этот порог. Но Степа вышел сам на голоса. За дверью стояла тонкая, красивая и хрупкая женщина. Ему показалось, она совсем не изменилась.
- Мама…
Они гуляли по хмурому ноябрьскому Ейску два часа. И каждая минута этих двух часов слой за слоем смывала все иллюзии, что он копил. Сочинял ведь себя сказки. Они оба с Левой сочиняли. Потому что и Василиса, и отец хранили гробовое молчание по поводу матери мальчиков. «У нее другая жизнь» - вот единственный и дежурный ответ.
А они фантазировали с Леликом. Левка даже целый альбом нарисовал - как они спасают маму от лап монстра, который ее держит в заточении. Лева всегда был мечтателем. А Степка – нет. А те немногие неизбежные мечты и иллюзии, что были в детстве и юности, растаяли за два часа с женщиной, которую он теперь никак не мог назвать матерью. Даже внутри. Даже про себя.
Нет, она все говорила правильно. И да, ее можно было понять. Но только эффект был почему-то ровно обратный.
Степа, я здесь задыхалась.
Степан, мы с твоим отцом совершенно не подходили друг к другу.
Степочка, в Москве столько возможностей, приезжай поступать.
Он кивал. Не спорил. Только от денег, которые она ему пыталась втиснуть в руку, отказался. Потому что кое-что важное очень отчетливо понял.
У тебя другая жизнь, мама.
*
Он-то это понял. А вот Левка, которого Василиса не дала увидеть Ларочке, все продолжал строить себе иллюзии. И Степа мог себе лишь отдаленно представить, какое впечатление произвел на младшего брата разговор с матерью. Лелик был все-таки не от мира сего. И даже армия его не исправила – все равно оказался в оркестре Черноморского флота. Не служба, баловство одно. Да и нынешняя работа - ди-джеем на дискотеках в курортный сезон, и на радио вне его – тоже житейского мудрости Льву Кузьменко в глазах старшего брата – и отца, кстати! – не добавляла. Лишь Василиса, утратившая с годами часть казачьего норова, относилась к младшему внуку почти с умилением.
Степан попрощался с Василисой – бабушкой назвать был отучен, да и не мог – какая же она бабушка? С Леликом поговорит позже. В конце концов, брату уже двадцать один, и он вполне в состоянии понять, что белое, а что черное. Степка же это в семнадцать понял.
Укладываясь в постель и натягивая одеяло, которые было длиннее предыдущего, но все равно всех потребностей его нестандартного тела не покрывало, Степан подумал, что, несмотря на всю несхожесть его внешнюю с девушкой с льняными волосами, судьбы у них - чуть ли не по копирку. С мамами не сложилось как-то.
Нет, при зрелом размышлении и уже почти проваливаясь в сон, Степан заключил, что ему все-таки повезло больше. У него есть Василиса, отец и Лелик. А у Туры – только неумолимо впадающий в маразм дед.
______(1) скинни – узкие джинсы, кроп-топ - топ, открывающий живот, омбре – метод окраса волос
(2) Нева-арена – придуманный автором спортивный комплекс
НатальяКалмыкова:
26.07.19 09:22
Спасибо большое за продолжение!
Ненавижу таких баб, как мамашы Степы и Туры, которые бросают своих детей ради денег! Твари они! Их стерилизовать надо! В младенчестве!
Но слава Богу есть бабушки и дедушки, которые заменяют этим детям мам и пап!
Василиса Карповна просто супер женщина! Хороший способ избавления от пьянства применила! Молодец!
Bankira:
26.07.19 09:57
Спасибо.
Не берусь оценивать таких мамаш, как у нашего героя.
Примеряю на себя, чтобы выбрала я- задыхаться, хотя у меня этого и в помине нет, или жить со своими детьми. Мне выбор очевиден .
Но, как говорится, каждому своё. Бог ей судья.
liliia:
26.07.19 12:02
Да,мамашка у Степана-не образец для подражания.Но ведь именно из-за нее Степан стал собой.Не будь у него такой матери,не было бы и такого твердокаменного характера,и знания жизни...А брат его потому и витает в облаках,что его Степан прикрывал от неурядиц !
Пирина Пушко:
26.07.19 12:33
Даша, спасибо за новый кадр.
Очень нравится мне следить за героями в этой квартире)))
Все понятнее становится, что Тура так сильно не хочет походить на мать. Нимфоманские гены))) и смех и грех))) Думаю там дело совсееем не в генах вообще.
Истории у героев правда очень похожие, и хоть обе мамашки не фонтан, Степина вызывает у меня больше симпатии.
А вообще забавно, но глава могла бы называться "Степа и его дамы")))
Лена Кулёминатор:
26.07.19 14:06
Здорово целуешься...
А это между прочим комплимент
Собака древнегреческая...
Турочка ну какая собака!!!
Это же нас богически красивый Степан
И не надо никакого лопуха... надо рассмотреть получше
Да уж... у Степы маман получше, чем Елена-нимфоманка...
Но тоже мадам ветренная и дети ей не нужны...
Благо бабка у них классная и воспитала как своих детей.
А ты, Ту мысли об нимфоманстве брось...
Нравится тебе наш кудряш, как и ты ему...
Потому тянет друг к другу
Даша, мерсю за кадр
Ирэн Рэйн:
26.07.19 14:50
Спасибо за главу, автор.
Для себя я определила несколько важных моментов.
Поцелуй и голый Степа были неожиданными. Казалось, что Тура будет более холодная. И воспитанная, чтобы зайти в дверь, которую не открывают. Поцелуй может и начался из жалости, но таким не ощущается.
Поведение Елены вызывает только рвотный рефлекс и смех. Жаль, что человек не понимает своей комичности.
Уход матери Степана из семьи повлиял на его жизнь, но, мне кажется, не сильно. С такой бабушкой она не имела бы большого влияния на детей.
Василиса - хоть персонаж второстепенный, но сильный, запоминающийся. Потерять двоих детей, считай, троих, то есть всех, и продолжить тянуть на себе лямку за внуков и зятя... Кремень. Человек со стержнем внутри. Настоящая женщина. Думаю, Тура с ней поладит в будущем, и у них есть сходство в судьбах.
Жасмина:
26.07.19 14:55
ПРИВЕТ всем и Даше!! Спасибо за продолжение!!Так грустно стало... Мамаши Туры и Степана недалеко друг от друга отошли. Просто у Туры - агрессивный вид, а у Степана - вид, показывающий, что он - хороший, но вызывающий жалость и вовсе не опасный!! Но честно говоря мне кажется, что они оба одного вида - СОРНЯК, который надо выдернуть с грядки и отбросить далеко, чтобы не дай Бог семена не сохранились и не выросли вновь!! Еще Степану повезло, он успел отбросить далеко, а вот Туре приходиться с ней жить и встречаться каждый день!! За отчество святой Елены - премного благодарна!!)) Трудно найти ей более подходящее отчество. Поцелуй понравился Степе и напугал Туру, но все равно ее тянет к нему!! Наверно самый счастливый в этой квартире - дедушка: аппарат снял и занимайся любимым делом!!
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение