Веретено Миров. Земная любовь

Птичка певчая

Спасибо за новую главу!

Интересная затравочка вышла про Леа и Терея, я думала, что залетит девица и будет интриговать, тем какого пола бэби родит, а заодно и планировать переворот в темном царстве злыдня Мора, но оказывается все сложнее.

Про муза не беспокойтесь, вернется как миленький, куда ж ему деваться просто у нас, у женщин, организм такой, да и забот у нас не перечесть




marusa








И еще раз . Чего-чего, а с динамикой в романе действительно все в порядке

ma ri na


а мне кажется дикарю, в этом случае, прищемит хвост (и не только эту его запчасть ) его рыжая королева. Казнить, нельзя помиловать!!!!!, вот такой приговор неверным мужчинам





И я подсмотрела , очень аппетитно и красиво
_________________

marusa ma ri na Епистинья TIMKA
Огромное спасибо вам за моральную поддержку. Доброе слово всегда лучшее лекарство и от меланхолии, и от творческого за... застоя)))
TIMKA Большое спасибо за труд, конечно, мне это очень помогает. Вот сейчас пойду исправлять ошибки-описки.
А муз мой, видно, по чужим женщинам шляется
_________________

Наташенька, приветик! )))
Наташа, для тебя и твоего Музика!
И вдохновения тебе! )))

___________________________________

Наташа, спасибо за главу!!!
Скорейшего возвращения вдохновения! !!
Жду продолжения, с нетерпением! !!
_________________

Малинка Lady Victoria Солнышки мои, спасибо вам! Я это очень ценю
_________________

Ой. как мне нравится! Случайно забрела и осталась. Спасибо, буду теперь проду ждать! Вдохновения и витаминков Музу!

ёлка Здравствуйте) очень рада, что вам понравилось. Тем более это греет душу, когда у автора небольшой кризис. Тем не менее, планы уже есть , так что томиться долго не придется)
_________________

 » Глава 20

Глава 20


Ноги были совсем изранены, потому что кожаная подошва на обуви потрескалась от соленой воды и грязи и изодралась об острые камни и колючие ветки. Поэтому Таи начала прихрамывать, а расстояние которое она проходила за день, становилось все короче.
Уже больше двух полных лун она искала свою сестру и по сути не продвинулась ни на шаг.
Таи похоронила родителей и старшего брата. Их могилы до сих пор стояли у нее перед глазами. А еще- руины их дома и почти полностью сгоревшее селение. У нее не осталось ничего. Ни дома, ни семьи. Только Леа, возможно, еще жива. Ее родная кровь, ее младшая сестренка. Больше ничего не держало девушку в родных местах. Ей некому было помочь отстроить дом, не на кого было рассчитывать в добыче пищи. Одиночество навалилось внезапно и неотвратимо. К тому же, она больше не хотела ходить по земле, орошенной кровью ее родных. Каждый раз, когда она смотрела вокруг, видела смерть и разруху. Ей не нужна была жалость в глазах окружавших ее людей, это было невыносимо и разбивало ей сердце раз за разом.
Таи поняла, что и Кира ей не помощница. Странный и грозный мужчина, явившийся за ней, спасший уцелевших жителей деревни от рабства или кровавой расправы, определённо имел какие-то намерения по отношению к Кире. Угадывалось, что он имеет власть над девушкой, она даже сникла при его появлении, будто покорившись судьбе. Но Таи не стала над этим долго размышлять. Ее заботило собственное положение.
Простившись со всеми, кого она так хорошо знала, Таи побрела в сторону единственного рынка, на котором когда-либо была. Среди птицы и домашнего скота, побрякушек и магических зелий можно было легко найти и другой товар – рабов.
Она с детства привыкла к тому, что так устроен их мир. Можно распрощаться с вольной жизнью и стать чьей-то собственностью. Их планета славилась тем, что на многочисленных базарах в любом уголке обширных земель можно было найти самые удивительные вещи. Купцы здесь богатели за несколько лун, главное – не прогадать с товаром.
Таи шла, скрываясь в густой чаще леса. Сначала она надеялась, что Леа смогла каким-то образом вырваться, сбежать, и теперь возвращается домой. Но вскоре она отбросила эту мысль. Она видела, как сестру схватили.
Она боялась тех людей, кого могла бы повстречать на дороге. Страх неожиданно стал ее постоянным спутников. Он заставлял ее задерживать дыхание, прислушиваясь к подозрительным звукам, долетавшим с проторенного пути, от которого она не смела отступить далеко из боязни потеряться. Страх вынуждал ее не спать ночами, вздрагивая от каждого писка и хруста, от стонов ночного леса, он обострил ее чувства. Из-за нехватки полноценного сна Таи быстро уставала, ее нервы были на пределе.
Хотя Таи росла, собирая ягоды и грибы, охотясь с отцом на мелкую дичь, она, как оказалось, очень мало знала о том, как выжить вне теплой деревянной избы с постоянно горевшим очагом, мягкой постелью и тяжелой дверью, запираемой на засов.
В первые три дня своего скитания она чуть было не умерла от жажды. Необдуманно выпив весь свой запас из кожаного почти за сутки, она не смогла найти ни ручья, ни подземного источника, чтобы его восполнить. Обезумев от слабости, с сухими, потрескавшимися губами, она заплакала навзрыд без слез, когда на третий день провалилась ногой в яму, припорошенную листвой, и обнаружила, что ее обувь тотчас промокла. Подземный источник был совсем небольшим, он не бил ключом над землей, а тихо сочился наружу, неразличимый под толстым покровом осыпавшихся прошлогодних листьев и высохшей травы. Прохладная вода с привкусом мха текла по горлу, тогда как по ее щекам струились слезы. Ей было жалко себя, она сетовала на несправедливую судьбу, и, тем не менее, не собралась прерывать свои поиски.
Напившись, она и сама не заметила, как уснула, прислонившись спиной к дереву, под которым отдыхала. А резко очнувшись от тяжелого забытья, ужаснулась своей неосторожности. При дневном свете ее легко могли заметить.
По этой же причине Таи боялась разводить огонь, чтобы приготовить немного корнеплодов – единственного, что у нее осталось из еды.
Таи сильно похудела. Много провизии она с собой взять не смогла бы, да и в одночасье обнищавшие посельчане, чьи дома были разрушены, а припасы – разграблены, дали ей всего полбуханки черствого хлеба, вяленого мяса и несколько пригоршней картошки. Есть садилась только тогда, когда уже почти падала от голода и усталости, но долго отдыхать себе не позволяла, потому что понимала – чем больше времени пройдет, тем меньше шанс, что Леа останется живой и невредимой. Хорошо, если она попадет к кому-то в услужение по хозяйству или дому. Но ведь рабов покупают и для борделей, и для боев ради забавы, и для совсем черной работы.
Когда-то, еще девочкой, ей довелось увидеть абсолютно черного мужчину с пепельными волосами и странными светлыми глазами, будто подведенными темной краской. Отец объяснил ей, что это раб с подземных шахт, где для Волшебников добывают магические кристаллы, где попадаются целые пласты той удивительной черной породы, которую измельчают для волшебных порошков. И не камень, и не песок, нечто среднее, что в недрах земли сжимается до определенной твердости, но при давлении и большой температуре рассыпается мелкими кристалликами правильной формы и вбирает в себя все волшебство до остатка.
Такими порошками лечат раны, насылают порчу, поддерживают огонь в очаге и делают еще много чего, о чем Таи даже не догадывалась.
На рудники редко брали женщин и детей, однако их тонкие ручки и стройные, гибкие тела могли пригодится в узких подземных переходах, которые невозможно расширить настолько, чтобы мужчины с ручными повозками смогли беспрепятственно по ним проезжать.
В любом случае, у рабов тяжелая участь. Их редко щадят, и все везение для человека, лишенного воли и проданного на рынке заключается лишь в том, насколько долго он сможет прожить в тех условиях, где оказался.
До базара Таи добралась спустя пять дней. Голодная, изможденная, в грязном платье с подранным подолом и расклеившимися легкими кожаными сапожками, чьим предназначением было украшать ее ножки, а не оберегать их в пути, она больше походила на странствующую нищенку, которых в каждой большой деревне с базаром были десятки, а то и сотни.
Как же горько стало у Таи на душе, когда она вспомнила, что всего несколько дней назад, и луны не успели обновиться, она въезжала сюда на телеге вместе с родителями и сестрой, была беспечно счастлива и мечтала о новых платьях и украшениях. На нее засматривались молодые парни, а она тайно надеялась, что приглянется кому-то настолько, что он попросит у ее отца позволения приехать к ним в деревню.
Где теперь мысли о женихах и нарядах? Сейчас она хотела лишь еды и отдыха. У нее остался перстенек с маленьким, но драгоценным камнем, подаренный на ее семнадцатый день рождения. А наглухо застегнутый ворот платья скрывал то, с чем она надеялась, ей все же не придется расстаться – ожерелье медового цвета из камней, в чьих глубинах мерцали золотистые огоньки. Родители передали ей семейную реликвию – залог женского счастья и оберег семейного очага - как старшей дочери. Это случилось, когда она была еще девочкой и впервые смогла приготовить рагу в очаге, когда и мама, и папа ушли в лес на несколько дней, забивая дичь на холодную пору, обещавшую быть более суровой и затяжной, чем предыдущие.
Тогда она страшно гордилась собой и тем, что теперь ее признают взрослой, что мать делится с ней секретами, которые испокон веков помогали женщинам вести дом и слыть заправскими хозяюшками.
Таи не верила, что ей придется забыть о скромных мечтах о своем доме и муже, о возвращении в маленькую деревню у подножия гор, но она понимала – пока есть надежда вызволить сестру, она не успокоиться.
Грязь, растоптанная вьючными и верховыми животными, была мягкой, как трясина. После недавнего дождя все тропки и дорожки размыло, поэтому самые состоятельные люди ездили сейчас верхом, остальные же вынуждены были месить темную жижу, пачкая сапоги и подолы платьев.
Таи подобрала блинные юбки некогда нарядного платья и целенаправленно пошла к длинным рядам, между которыми всегда царило оживленье.
Связанные руки молоденьких девушек, их перепачканные испуганные лица произвели на Таи тяжелое впечатление. Ее сердце пронзительно сжалось, когда она допустила, что сейчас среди этих несчастных увидит и Леа.
Девушки сидели прямо на земле, под глазами залегли сиреневые тени, у многих на лицах и теле были видны следы побоев.
Те, кто был постарше, не обратили внимания на такую же, как и они, девушку, единственным отличием которой было отсутствие веревок на запястьях и лодыжках. Да и надолго ли?
А вот две испуганные молоденькие сестрички-близняшки, заметив, как Таи пристально всматривается в лица, истолковали ее интерес как сочувствие.
- Помоги нам, - они бросились в ноги молодой страннице. – Помоги нам, прошу тебя, - щебетала то одна, ту другая пленница. – Нас продадут кому-то на потеху, хозяин ищет покупателя, выкупи нас!
- Неужели вы ослепли и поглупели от страха?! – вдруг желчно бросила им другая пленница, высокая, крепкая русоволосая девушка, гораздо старше их. – Она же нищенка! Какой от нее прок? Ищите себе мягкого взглядом хозяина, который не будет вас бить каждый день и насиловать каждую ночь. Может, попадется какой-нибудь глупец, кто купит одинаковых лицом девственниц для уборки дома да готовки еды.
- Я ищу свою сестру, - ответила Таи. – Ее зовут Леа, она похожа на меня, только младше. Пять дней назад ее похитили разбойники. Ее и еще несколько человек из нашей деревни наверняка продали в рабство.
- Таких здесь полным полно, - ответила все та же высокая девушка, презрительно морща губы. – Всех и не упомнишь.
- Нет, похожей на тебя, с такими же глазами точно у нашего хозяина нет, - ответила одна из близняшек, в то время как вторая жалобно всхлипывала.
Таи кивнула в знак благодарности и побрела дальше, рассматривая рабов. Она выделялась в толпе роскошно и просто добротно одетых мужчин и женщин, с недоумением взирающих на бродяжку, разглядывающую рабов так, будто она намеревалась их купить. Но девушка не обращала на них внимания. Она обошла дважды каждого торговца живым товаром, расспрашивая у них о своей сестре, заглядывая в понуренные лица, но все безрезультатно. Ее сестра через этот рынок не проходила.
Таи упала духом. Она добрела до угла одноэтажного здания, в котором располагалась мастерская стеклодува и небольшая кузня, присела на каменный выступ фундамента, нагретый солнцем, и уронила в руки лицо.
Таи была молода и всю свою жизнь провела в уединенной деревне, лишь изредка выезжая сюда со своей семьей. Она не знала больше никаких других крупных центров, где имелись базары, никогда не была в городе, а уж в другом мире и подавно.
Куда ей теперь идти? На что существовать? Где взять еду на сегодня?
Таи учуяла прекрасный запах рагу, исходивший из раскрытого окна дома напротив. Какая-то пухленькая румяная женщина выставила на подоконник блюдо с дымящимися хлебцами, видимо, приготовленными как раз к обеду. Девушка сглотнула слюну, желудок сжался от голода.
Можно было подойти поближе, незаметно протянуть руку и быстро спрятаться в конце улицы в толпе снующих туда-сюда людей.
От этой мысли Таи покраснела. Она отвернулась от соблазна и встретилась с проницательным взглядом черных глаз. Мужчина, вышедший из кузни, был старше ее, но не того же возраста, что и ее отец. Темноволосый, с широкой грудью и массивными плечами, с перепачканным сажей раскрасневшимся от жара лицом, он был невысокого роста, но очень крепкий и сильный. Его огрубевшие черты смягчала белозубая улыбка, лукавая, но привлекательная. Казалось, он понял, о чем только что подумала Таи. От осознания этого она смутилась еще больше, будто ее уже уличили в краже.
Она решила уйти, но он окликнул ее.
- Ей, девушка, не спеши.
Она остановилась, но не сказала ни слова.
- Ты голодна, ведь так?
Таи было стыдно признаваться в этом, словно голод был чем-то постыдным. Она никогда не отказывала в помощи скитальцам, забредшим в их края, всегда давала с собой полную торбу еды, но просить самой – это было невыносимо унизительно. Поэтому она лишь сильнее наклонила вниз голову, не решаясь кивнуть.
- Я хочу предложить тебе миску горячей похлебки. Не бойся меня. Мы съедим ее тут же, в открытой каждому взору кузнице. Горшочек уже нагрелся на камнях, пообедай со мной.
И он протянул ей огромную, мозолистую руку. Таи боялась незнакомца, возможно, и не державшего никакой скрытой мысли за этим простым, щедрым предложением, но была так голодна, что, осмотревшись по сторонам на людную улицу, все же подошла ближе. Кузница полностью просматривалась, деревянные ворота с массивными кованными засовами, которые запирали, когда заканчивали работу, сейчас были полностью распахнуты. А на краешке каменной кладки, которая обрамляла горн, действительно стоял средних размеров глиняный горшок.
Мужчина улыбнулся, и на его щеках Таи заметила крохотные ямочки. Такие же, как у Леа. Ее сердце дрогнуло, она решила, что это знак – ему можно довериться.
Она неуверенной походкой прошла внутрь, осматривая наковальню и огромные молоты, странные железные тиски и чан с водой. Земляной пол был рыхловатым, истоптанным тяжелыми сапогами с подкованными каблуками и носками, без циновок или сена, чтобы искра не стала причиной пожара.
- Присядь вон там, подальше от огня, иначе тебе будет слишком жарко, - сказал кузнец, снимая с себя заскорузлую рубаху. Он наклонился к чану с водой, умылся и плеснул на себя из кружки.
Таи завороженно наблюдала за ним. Крепкое тело, созданное тяжелым физическим трудом, с большими мощными руками, с темной порослью на бугристой груди. Узлы мышц перекатываются под кожей.
Этот мужчина был ниже, чем ее отец и брат, но массивнее. Казалось, что он может гнуть железо, не прибегая к помощи наковальни и молота. Невольно она вспыхнула оттого, что засмотрелась на него. А ведь он все заметил. И искорки в черных глазах так и поблескивают.
- Как тебя зовут?
- Таи.
- А я Илиа. Ты путешествуешь?
- Разве можно скитание назвать путешествием?
Он рассмеялся и вновь одел на себя рубаху, ставшую жесткой от пота.
- Что вынудило тебя бродить по земле? Такая хорошенькая девушка, да одна, без защиты и охранника.
- Горе, - просто вымолвила она.
Улыбка сошла с его лица, он серьезно заглянул в ее глаза, серо-зеленые, с коричневыми и голубыми крапинками, яркие и лучистые. Необыкновенные глаза.
- Ты потеряла кого-то?
- Почти всю свою семью. Я из деревни неподалеку… Ну, если ехать, то полдня пути, а если пешком идти – то пять дней. Отца, мать и брата убили разбойники, напавшие на нас совсем недавно, а сестру похитили. Я думаю, что ее продали в рабство. Вот теперь ищу ее.
- Была на базаре?
- Была, - Таи покачала головой. – Но ее здесь нет и не было. Где теперь искать, куда идти – не знаю.
- Ты пока поешь, отдохни немного, а там может и я смогу тебе помочь.
Похлебка оказалась жирной, сдобренной большим куском поджаренного кабаньего сала, приправленная острыми пряными травами. Таи едва сдерживалась, чтобы есть медленней, а не глотать, обжигаясь и не жуя, первую горячую еду за последние дни.
Илиа тоже ел, посматривая на девушку, на ее тонкие холеные ручки, на добротную кожу испорченных сапожек, сохранивших кое-где отделку из стеклянных бусинок.
Она не была бродяжкой, это точно. И ее семья жила хорошо, пока несчастье не налетело на них, как грозовые тучи. Она была моложе его лет на десять, не больше, но так дивно хороша, что он не мог припомнить никакую другую местную красавицу, которой удалось бы затмить ее живую, свежую красоту. Хотя за последнее время его интерес к женщинам имел четко определенный характер.
В юности он часто менял подружек, однажды почти дошло до брачной церемонии, но его избранница оказалась слишком восприимчивой к мужской красоте, и благословления Богов они так и не спросили. С тех пор прошло довольно много времени, он возмужал и обрел уверенность в себе, а вместе с нею и еще более пристальное женское внимание. Однако, пользуясь тем, что ему предлагали лукавые мещанки, он никогда не думал об этих отношения серьезно.
Когда Таи доела, стала неловко озираться по сторонам, ища место, куда поставить посуду.
- Давай миску мне, я потом помою.
- Может быть, это стоит сделать мне?
- Ты устала, это сразу видно. Отдохни здесь. В углу лежит соломенный тюфяк, прикрытый моей чистой рубахой. Поспи пока. Мне работы еще до захода солнца. Если не успею сделать все сегодня – не заплатят. А мне нужно кормить большую семью. Вряд ли ты сегодня куда-то пойдешь.
- Нет, сегодня уже никуда не пойду. Да я и не знаю, куда мне идти.
- Так что сами Боги велят тебе отдохнуть с дороги. А когда проснешься, я отведу тебя на ночлег и, возможно, кое-что разузнаю.
Таи решила, что это будет безопасно – прикорнуть здесь, пока он работает. Куда лучше, чем заснуть под кустом, не зная, кто обнаружит ее, спящую и беззащитную. А здесь ее все видят, в случае чего, она быстро сможет привлечь внимание прохожих.
Таи прошла к дальней стене и опустилась на тюфяк, набитый соломой. Поверх него лежала простая белая рубашка с незнакомым, волнующим запахом мужчины. Таи расслабилась и закрыла глаза. Пока ее путь не определён, у нее есть время передохнуть.

Ночь прошла беспокойно, хотя и никто не посмел потревожить сон двух путников. Большей частью дикое племя боялось свирепого мужчины, который, как только кто-подходил к нему ближе, чем на десять шагов, тотчас открывал пронзительные синие глаза, мерцавшие в темноте, как у животных.
Странный незнакомец, однозначно воин и охотник, словно слышал биение их сердец.
Перед тем, как лечь спать, чужестранцев накормили зажаренными на костре грызунами. В эту пору вся добыча уходила из этих земель, пряталась, чтобы переждать сухие ураганы. Оставались лишь мелкие вредители, на которых теперь и охотились местные жители.
В ответ на такой дружелюбный шаг высокий мужчина пообещал оставить им щепотку драгоценного порошка, который заживляет раны.
Шаман не знал такой магии, любые раны прижигались огнем, а раненому давался настой трав, который притуплял боль и заставлял ждать заживления в полубредовом состоянии.
Кира долго ерзала, пока вовсе не скатилась в забытьи со своего настила из ветвей с широкими длинными листьями, служившими им перинами, и не прижалась к боку своего стража.
Аргус же спал в полглаза, чтобы контролировать действия членов племени.
То, как тихо переговаривались между собой шаман и его подружка, как исподтишка бросали на них с Кирой заговорщицкие взгляды, не укрылось от него. Возможно, их просто боялись, но чутье подсказывало Аргусу, что против них могут замышлять недоброе.
И тем не менее, за ночь не произошло ничего, что могло бы подтвердить его подозрения.
Кира все еще была бледной наутро, ей не помог ни сон, ни хороший ужин и завтрак. А значит, вряд ли она сможет преодолеть долгий путь. Аргус тщетно пытался отыскать причину ее слабости, но опять его внутренние сенсоры молчали.
- Как ты себя чувствуешь?
- Лучше, но не могу сказать, что не хотела бы еще поваляться в тени этих роскошных крон. Когда ты думаешь выдвигаться?
- Все будет зависеть от тебя, Кира. Как только почувствуешь в себе достаточно сил – мы уйдем.
- Тогда давай еще побудем здесь, хотя эта сладкая парочка мне абсолютно не нравится.
Взглядом Кира указала на предводителя и его рыжеволосую подругу. Они стояли возле того сооружения, которое поначалу Кира приняла за выложенный из камня колодец. На самом деле внутри него тлели странные угли, сродни тем, что горели в пересечении двух столбов, поразивших Киру вчера ночью.
Женщина вышла вперед и оскалилась.
- Вы прибыли издалека. Так сказали мне жертвенные огни.
- А что тебе еще сказали твои огни? – голос Аргуса был груб. Казалось, его не тронула красота этой дикарки, хотя две узкие полоски ткани, больше похожей на выделанную кожу рептилии, перекинутые через шею, поддерживали полную грудь. Такой же тканью были обернуты круглые бедра, выглядевшие пышными по сравнению с узкой талией и плоским животом.
- Что наши гости в чем-то уникальны, потому что являют собой одновременно слабость и силу, что за ними сейчас следит очень много глаз, ищут их, хотят завладеть чем-то, что есть у них.
Пока женщина говорила, ее глаза хищно прищурились, превратившись в маленькие черные щелочки. Она почти шептала, интонация ее то взлетала вверх, то вновь падала. Казалось, она поет песню с одним ей известным мотивом.
Тут в разговор вступил мужчина.
- Меня зовут Трог. Я шаман, я веду этих людей, принимаю решения и вершу суд. Это – Зара. Она умеет читать огонь, которому мы поклоняемся. Он – сок нашей планеты, ее кровь, дающая жизнь всему вокруг.
- А что за странное мерцание у вас на входе в селение, там, где склонились друг к другу два столба? – спросила Кира.
- Это священная смола, которую земля извергает из своих недр. В ней скрыт огонь, пока он пылает в застывшей смоле, медленно превращающейся в камень, живет все вокруг.
- Что-то вроде лавы, только у нас она остывает, - тихо промолвила Кира.
Аргус же продолжал молчать. Ему не понравились слова Зары. Что ей стало известно во время гадания? Открылось ли ей предназначение Киры? Или цель их путешествия? Его мысли словно угадал шаман.
- Вы можете не бояться нас, мы не причиним вам вреда. Ешьте и пейте. Набирайтесь сил. Сейчас наши леса щедры на плоды, но, к сожалению, почти все животные ушли перед Великим гневом земли. Но от голода нам умереть не придется.
- Что за Великий гнев? – спросила Кира.
- Пора ураганов, несущих с собой зной и засуху. Раньше мы кочевали, избегая их, но потом поняли – оставаясь на одном месте, мы хотя бы можем предугадать время их появления, запастись едой и укрыться, пережидая бурю. Леса опустеют, выгорят почти дотла, но очень скоро восстановятся. И животные, и птицы опять вернутся, молодые зеленые побеги прорастут из корней, деревья и травы зацветут, обещая хороший урожай.
- Зачем вам понадобился порошок для заживления ран? - подал голос Аргус. – Чем он так ценен для вас, если природа вокруг настолько щедра?
- Многие здешние деревья, кустарники, даже приземистая и вовсе безобидная на вид трава ядовиты. Некоторые растения мы уже знаем, но найти противоядие нам не удается. Природа не хочет, чтобы глупцы исцелялись, она убивает тех, кто съел или коснулся чего-то запретного, - ответил шаман.
- Это так прекрасно, - пропела Зара. – Слабым нет места среди сильных.
Кира это уже поняла. В селении не было никаких семейных устоев, когда родители воспитывают и оберегают своих детей, когда мужья заботятся о женах. Скорее, отношения между ними напоминали отношения животных. Двое особей спариваются, рождается потомство, до определенного времени его вскармливает грудью мать, привязав к себе широким куском ткани, что никоим образом не стесняет ее передвижений в поисках пищи. Когда ребенок начинает уверенно ходить, то долгое время следует за своей равнодушной родительницей. А годам к трем, во всяком случае именно столько бы дала Кира на вид этим малышам, дети уже вполне самостоятельны, они знаю, где и как достать пищу, подолгу роются в земле, в поисках съедобных корнеплодов, собирают ягоды, орехи и фрукты. Те, кто постарше, умели ловить рыбу и расставлять силки. Однако если они вдруг заболеют, то никто не позаботиться о них.
Утром Кира, долго наблюдала за тем, как ведут себя окружающие.
Она смотрела на жестоких мужчин, носивших на поясах остро заточенные камни, служившие им ножами, с ожерельями из дротиков, словно украшения, обернутыми вокруг предплечий, и короткими трубочками для них, привязанными к бедру.
Женщины бесцельно скитались между землянками, изредка раздавали подзатыльники проявляющим излишнюю настойчивость детям. Кто-то из них уходил в лес и возвращался с добычей, состоящей из плодов и кореньев, прятали часть ее в своих убогих жилищах или садились рядом со входом и начинали жадно и некрасиво поедать добытое.
Дети, абсолютно неприкаянные создания, жили сами по себе. Они выхватывали еду друг у друга, или молча уходили из селения и подолгу не возвращались. Девушка заметила, что некоторые подростки сооружали в лесу что-то наподобие хижин на деревьях и уходили туда. Возможно, они таким образом спасались от гнева взрослых, не устающих бить их по каждому поводу или вообще без причины. Дети не плакали, не кричали, но некоторые из них еще сохраняли в себе ту живую детскую непосредственность, которая всегда так нравилась Кире дома, и играли друг с другом, смеясь и повизгивая.
Откуда-то вдруг раздался тонкий детский писк, тут же смолкший. Кира повернулась, но не смогла ничего увидеть. Но спустя минут пять заметила ребенка, бежавшего со стороны леса. Его личико было испуганным, он бросился к плотной, неряшливо одетой женщине со спутанными грязными волосами, что-то причитая. Но она лишь оттолкнула его, рявкнув что-то в его сторону. Ее слова заставили ребенка замолчать, еще шире открыть рот в испуге и нервно затрястись всем телом.
Кира решила узнать, что же случилось. Она долго бродила по опушке дикого, буйно росшего леса, увитого лианами и заваленного буреломом, прежде чем увидела маленькое бездыханное тельце. Мальчику едва ли исполнилось семь – возраст, когда земные дети идут в школу. Одна половина его тела была покрыта сыпью – жуткими красными волдырями, начавшими гноиться.
Левая рука была вскинута, а на земле остался след, указывающий на то, что его волокли сюда, подальше от жилищ. Возможно, чтобы не было слышно его криков и стонов, предвещающих скорую смерть.
Она потрясенно всхлипнула, присев перед телом ребенка. Как по волшебству, рядом с ней появился Аргус, до этого где-то пропадавший.
- Как можно было поступить так, - причитала Кира, вытирая ползущие по щекам слезы. – Его ведь даже никто не оплакивает. И он лежит здесь, просто так, под открытым небом. Ведь все те народы, которые я успела узнать в ваших мирах, почитают мертвых, совершая обряды погребения, так или иначе поступая с телом. А его никто не похоронил. Скорее всего, и не будет. Он же совсем ребенок. Как можно было оставить его вот так, на поругание диких зверей?
- Это их мир, - мрачно сказал Аргус. Тогда она сверкнула на него мокрыми глазами.
- И что? Они же люди, они должны отличаться от животных именно человечностью! А они еще хуже!
Она порывисто встала и бросилась к Трогу, отдающему невдалеке приказания группе мужчин.
- Там ребенок! Мертвый ребенок! – обвинительно выкрикнула Кира ему почти в лицо, указывая рукой в сторону ужасной находки.
- Что тебя так взволновало?
- Чей-то ребенок умер, а его даже не похоронили. Я сомневаюсь, что ему хоть кто-то попытался помочь! Что же вы за люди?! Его нашла вон та малышка, что сейчас сжалась у двери своей землянки. Она сказала об этом своей матери, по-видимому, но та и глазом не повела.
- Мы плодим много детей, потому что половина из них умирает. А те, кто выживают, становятся сильными и достойными этой земли! – пренебрежительно ответил Трог. Ему было невдомек, почему эта женщина вдруг подняла крик.
- Даже кобылица, потерявшая жеребенка, долго скорбит над ним, стоит, склонив голову, отстав от своего стада. Обычное, примитивное животное! А та, кто родила того бедного мальчика, видимо, не особо убита горем, - презрительно сказала Кира, ее глаза уже сверкали гневом.
- Что с ним случилось?
- Откуда мне знать. Половина его тела покрыта жуткой красной сыпью.
- Он прошел сквозь куст глокса, это смертельно. Это знают даже младенцы, не умеющие разговаривать. Он заслуживал смерти, - Трог пожал плечами.
Кира увидела за его спиной улыбающуюся Зару. В ее черных глазах явно читалась насмешка. Она считала Киру истеричной дурочкой. Закатывать сцену из-за такой мелочи. Да, у Маюги умер сын. Хоть она и сама отшвырнула его в заросли глокса, когда он не захотел отдать ей только что пойманного зайца, с помощью которого Маюга надеялась вернуть расположение своего мужа, это не имело никакого значения. У нее было еще семеро детей.. или больше? Кому какая разница? Она оставит после себя потомство, земли не опустеют, а другим ее отпрыскам будет наука – не тягайся с тем, кто тебя сильнее. Или ешь своего зайца прямо там, где поймал, пока никто не видит.
У Киры все перевернулось в душе. Она больше не чувствовала слабости, гнев кипел внутри, наполняя силой и энергией, будто ядерный реактор.
- Я не буду оставаться с теми, кто не имеет ни малейшего понятия о заботе, милосердии и любви, кто готов оставить без зазрения совести умирать своего ребенка, - Кира сказала это скорее Аргусу, но Трог и остальные отчетливо расслышали ее слова.
- Мы приняли вас, оказали вам почет! – гневно ответил Трог. – А вы пренебрегаете нашим гостеприимством?!
- Вы проявили ваше гостеприимство после того, как поняли, что вас скоро одолеют, - заметила Кира.
- Потому что наши законы гласят – выживет или умный, или сильный, - вступила в разговор Зара. – Теперь ты видишь, почему мы так воспитываем наших детей. Ты не жила здесь, не видела тех опасностей, которые подстерегают нас день и ночь со стороны диких животных, других племен и самой природы. Как можешь ты осуждать нас за то, что мы растем твердыми, как камень, что не теряем самообладания перед лицом опасности и всегда оставляем наш ум холодным, иначе здесь не выжить? Как только слезы зальют глаза матери, она не успеет заметить зверя, подкравшегося сзади. Но чтобы наш род не умер, она готова рожать новых дочерей и сыновей. И когда потребуется, они станут на защиту перед лицом врага.
- Неужели только враг может сплотить вас? Чем же вы отличаетесь от стада животных, объединившихся для охоты или нападения?
- Тем, что мы всегда побеждаем, - словно выплюнула Зара. – Разве ты не борешься за жизнь? Разве не ищешь те пути, которые окажутся наиболее эффективными? Вот и сейчас стоишь рядом с огромным, сильным мужчиной, который сможет защитить тебя от любой опасности, не так ли? Он убивает ради тебя? Наверняка. Так почему же ты судишь нас, если сама выбираешь свои собственные методы выживания?
- Я не оставляю людей умирать, не бросаю перед лицом неминуемой гибели, - тихо промолвила Кира. Она помнила, как помогла Дастиану, когда его ранило, хотя он и охотился за ней, чтобы доставить своему повелителю Лорду Хоранов. Он бы умер, не сделай она этого.
- Его стенания привлекли бы сюда тех, кто рад поживиться умирающей, ослабленной добычей. Именно поэтому мы хотим получить волшебный порошок. Возможно, тогда бы этого мальчонку удалось вылечить, - Зара уже не говорила нараспев, ее речь напоминала поток камней, катившихся с гор. Резкая, отрывистая, призванная не обольстить, а доказать собственную правоту.
Кира отвернулась. Она не могла смотреть на жесткие лица, на сильные, будто вырезанные из скалы тела. Эти люди живут так, как им кажется правильным. У них свой уклад и своя философия. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят, но разве их сердца совсем очерствели, если не способны на сочувствие, на нежность, на благородство?
Она покачала головой и пошла прочь, не разбирая дороги. Ей вспомнилось ее одинокое детство. Дни, наполненные тишиной ее маленькой комнаты, отсутствие товарищей по играм, а главное – безразличие, даже страх родителей, робеющих перед своей не совсем нормальной дочкой. Тогда ей казалось, что хуже судьбы, чем у нее, просто не может быть. Потому что если у ребенка-сироты мама и папа умерли, то это хотя бы объясняет тот холодный, непроницаемый кокон, в котором он оказался, место, куда не долетает ни одна позитивная эмоция, где нет мягких, надежных объятий ласковых рук. Кира же жила в этом коконе почти всю свою жизнь, имея живых отца и мать, пока сама не разбила его и не покинула ненавистный родительский дом.
Девушка вошла в лес с стой стороны, где он был прозрачным, редким, а часть деревьев была вырублена. Но уже сейчас природа практически на глазах старалась заполнить пробел, толстые лианы с зелеными в коричневую крапинку стеблями заплетали стволы, образуя растительную паутину. Из пней ввысь к небу стремились молодые побеги. Ростки были нежного мятного цвета, листья казались гладкими на ощупь. Кире вдруг захотелось провести по ним рукой, ощутить их приятную прохладу, почувствовать себя не такой одинокой. Она потянулась, чтобы погладить молодую поросль, понимая, почему иногда некоторые люди заводят комнатные растения или разбивают палисадники – все это чтобы ощутить вокруг жизнь. Даже эти безмолвные представители флоры могут согреть сердце в минуты печали.
- Я бы не стал этого делать, - раздался знакомый голос за ее спиной.
- Я не слышала, как ты подошел, - ответила Кира, не поворачиваясь.
- Разве ты не поняла, чем грозит неосторожное прикосновение к чему бы то ни было в этих лесах? – спросил Аргус.
Кира замерла. Ее рассудок совсем помутился, если из-за своих расстроенных чувств она забыла о том маленьком мальчике, тело которого она сегодня обнаружила.
Возможно, Зара права? Возможно, она слишком близко все принимает к сердцу? Наверное, ни одна женщина в этом проклятом мире не расстроилась бы настолько из-за смерти абсолютно чужого, незнакомого ребенка, чтобы невольно подвергнуть себя опасности.
- Мне просто хотелось взять в руки это растение, почувствовать, как оно тянется вверх, возможно, вдохнуть его запах. Когда тебя никто не обнимает, не показывает, насколько сильно ты нужен кому-то, не удивительно, что в этих буйных, полных силы и энергии зарослях кто-то пытается обрести свой дом. Я понимаю этих обездоленных детей. Я помню, как пахнут ели в мае, когда на них появляются молодые шишечки. Я ждала этого времени, сколько себя помню. Брала свои игрушки, а потом и учебники, и уходила в парк неподалеку, чтобы там, под кронами могучих деревьев, наслаждаясь их хвойным ароматом, забыть обо всем.
Кира обернулась, чтобы посмотреть на Аргуса. Он стоял, не двигаясь, всматриваясь в нее своими пронзительно-синими глазами, потом его ноздри дрогнули. Он осмотрелся вокруг, подошел к раскидистому растению в пяти метрах от него, большому, с крупными зелено-фиолетовыми листьями, и сорвал с его стебля ярко-красный цветок.
Немного подержал его в руках, растирая между пальцами сочившийся из стебля сок, и неторопливо подойдя к девушке, вложил ей его в ладонь.
- Он не ядовитый.
Этот поступок растрогал ее. Неужели он прочувствовал ее боль, корни которой уходили в ее детство? Неужели понял, как ей было плохо одной? Как одиноко и печально, потому что никто ее не любил?
Кира потрясенно смотрела на суровое лицо, на линию бровей, сведенных сейчас вместе, на яркие глаза, выделявшиеся на смуглом лице. И сейчас она начинала тонуть в этих омутах. Ее неотвратимо затягивало в пучину, в самую глубь, туда, где вспыхнуло пламя, разгораясь все ярче.
Она машинально поднесла к лицу цветок и вдохнула сладкий, тяжелый аромат, дурманивший голову.
Ее губы раскрылись, Аргус перевел на них взгляд. По ее телу пробежала дрожь. Кира боялась себе признаться, что ждала его прикосновения, его поцелуя. Быть рядом с ним, физически ощущать те потоки тепла и энергии, исходившие от его большого тела, и не поддаться влиянию самого сильного зова природы, было невозможно.
Он наклонял голову, медленно, чтобы дать ей время отвернуться, отпрянуть от него, приближался к ее губам, но она не могла двигаться, не хотела.
Он дотронулся до нее сначала так легко, что это походило на прикосновение крыльев бабочки, и отстранился. Кира смотрела на него во все глаза, не в силах прервать их зрительный контакт, выйти из-под его влияния. И тогда он поцеловал ее снова. На этот раз по-другому. Властно раздвигая ее губы, он мгновенно завладел ее ртом, подчинил все ее тело ритмичными движениями языка, заставляя ее прижаться к нему, обвить руками, отгоняя ее страхи, заменяя все ее эмоции и желания лишь одной потребностью – потребностью в нем.
Киру словно пронзил электрический разряд, когда его язык оказался у нее во рту. Она больше не могла думать. Ее трясло, как в лихорадке. Его руки, сильные и настойчивые, обхватили ее талию, прижали к твердому телу, заставляя прогибаться под его натиском. Она пила его дыхание , а он – ее.
Мир вокруг куда-то провалился, стал абсолютно нереальным, несущественным. Когда он провел немного шершавыми ладонями по ее груди, из ее гора вырвался низкий стон. Она хотела его так сильно, что если бы он отстранился, она бы умерла.
Нет больше одиночества, нет усталости, неизвестности, сомнений. Есть он и она.
Кира обхватила его лицо, обвила одной ногой его бедро, и поцеловала так, что теперь уже он низко зарычал. Аргус подхватил ее по попку, заставляя обвить его талию обеими ногами. Теперь их лица находились на одном уровне.
Она запрокинула голову, пока он целовал ее шею. Ей было плевать, что в прошлый раз она сочла их единственную ночь ошибкой. И что, возможно, она сейчас ее повторяет. Влечение к нему прорвалось сквозь все преграды, которые она воздвигала. И в эту секунду она не могла вспомнить, почему им нельзя быть вместе.
Когда его губы нашли ее сосок сквозь ткань рубашки, Кира ощутила, как внизу разлился огонь. Она хотела его до боли.
Но прерывистое дыхание, вырывавшееся из ее груди, мешало сказать хотя бы слово. Она лишь просунула руку к его брюкам, в нетерпении нащупывая то, что так хотела почувствовать внутри себя.
Он потерся об нее, давая почувствовать всю силу ответного желания, и Кира совсем ослабела, одурманенная, оглушенная мощным желанием.
Но в следующий момент Аргус оторвался от нее, всматриваясь в сторону, заслоняя Киру своим телом от невидимого врага.
- Здесь кто-то есть, - глухо сказал он.
- Я никого не вижу, - смогла вымолвить задыхающаяся Кира, хотя инстинктивно она уже опустила ноги на землю и поправила рубашку, прикрывая почти оголенную грудь.
Аргус с сожалением посмотрел на нее. Он не заметил тех, кто наблюдал за ними, но все еще слышал их запах. Их прервали в этот раз. Но в следующий уже никто и ничто не сможет помешать ему довести задуманное до конца.
_________________

Большое спасибо за главу!

Спасибо за долгожданную главу, очень понравилось!!!

IrinaAlex
эвелина франк
Девочки, я очень рада, что глава понравилась. Как-то постепенно начинают у меня вырисовываться старые герои и требовать своего появления новые. Очень надеюсь, что хватит сил и творческого вдохновения довести до конца эту книгу, потому что что-то начинаю в себе ощущать Толстого Поэтому главы просятся побольше, а то задавлю их количесвтом)
_________________

Ната, привет!
Спасибо за главу! Очень понравилась! Пусть Таи повезет, и кузнец окажется хорошим и добрым человеком. Не знаю сможет ли он помочь в поисках сестры,но возможно Таи найдёт дом,друзей и не только. Ох как ты великолепно придумала и описала мир,в который попали Кира и Аргус! Так интересно! Жестокой мир,безжалостный и безрадостный,примитивный и пугающий своей бесчеловечностью. И воспоминания Киры о своём детстве.... Девочка,которую не любили,не понимали,возможно боялись. Грустно(((( А вот их тяга друг к другу только крепчает! Как же все сложится? Ната,безумно интересно, таинственно и фантастично,но так реально,что забываешь,что читаешь фантастику,и в этом твоя заслуга,ты умница и талант! Вдохновения!!! И конечно,очень жду продолжения!

___________________________________

ma ri na Маришка, спасибо за похвалу, надеюсь, история Тиа тоже покажется интересной, я приготовила для нее нечто мистическое, но очень романтическое)
TIMKA Тебя действительно можно называть моим редактором, моей бетой Большое спасибо, это неоценимая помощь!

_________________

О, спасибо, вся засмущалася , даже если и бета, то совсем мини, тем более на самом интересном месте я отвлеклась и перестала следить за опечатками.


_________________

Наташа, спасибо большое за долгожданную главу)
_________________