Шах и Мат//Сыграем в Любовь? (СЛР, 18+)

Алёна,Настя,спасибо за потрясающие работы!!!!!!
Как они подходят друг другу,как нужны друг другу!
_________________

Девочки, какие работы ...вы кудесницы!!!
Одна такая яркая, огненно - осенняя вся...золотая.
Но какая же прекрасная, очаровывает с первого взгляда.
И Шах впереди, как и должно быть мужчине, а за ним Она - его жизнь...
Другая работа, завораживает своей нежностью и любовью.
Даже тигры не дикие, а влюбленные...
И герои действительно, как два тигра - сильные, гордые, смелые и прекрасные,
Преданные до конца...и ангел...
А какой взгляд у героев - ух...
Алёна, Настя, спасибо за великолепие
_________________

Очень красивые арты

Всем привет!

Алена, Настя спасибо за красоту!
У Насти получился Арт сказка, чудесно.
И Вика написАла "Дикая нежность", сочетание завораживающее.
_________________

Девочки, мои роднулечки, всем привет! наконец добралась до форума и могу спокойно ответить на ваши комментарии!))
Дразнилочу вам выложить?


Она очень долго шла к мысли, что все у нее хорошо, что не надо зацикливаться, а просто жить. Но стоило Саве появится все внутри всколыхнулось, потому что он затронул что-то очень важное у нее внутри))

Надя, счастье будет, честное аффторское

Конечно ждет)) все мы в глубине души романтичные... ну я так думаю

Пожалуйста))

Наташ, до мысли, что он ее любимый она пока не пришла... но уже совсем скоро ее "шарахнет"

Марин, и она ведь поверит, доверится и растворится в нем. Поэтому что бы простить и выслушать потребуются годы. Не может такая рана зарубцеваться бытро и легко.

Лен, через главу мы ближе познакомимся с "женишком" и у них будет разговор, станет ясно почему Вика "не винит".

Ой, да там целая агентурная сеть... и не только люди Шаха


Девочки, пожалуйста!

Ах, Сава, он у нас такой! Везде первый

Дуняша, скоро-скоро... не знаю как у меня выйдет все это написать и передать, но я прмя сама предвкушаю, столько у меня эмоций и ощущений внутренних о их первой близости

Мы Вику скоро увидим совсем другой, реально до невозможности счастливой))

Нильсон, не боись, все у нас будет как надо))
_________________

Викуля! Привет!!
Сава бесподобен в том, как именно относится к своей женщине. Не нам судить о его жизни, занятиях, тем более использовать манеру "а вот если бы такое было в жизни, а вот встаньте на место того-то персонажа и того-то" - все это не то и не о том. Для конкретной героини данный конкретный герой самый-самый, со всеми недостатками, которые есть у каждого, пусть не такие, так другие. А достоинства тоже у Шаха есть, главные из которых - безмерная любовь и уважение к Вике, а также то, что принимает ее всю целиком, без оглядки на условности.

Канечна
Спасибо, Викуля, за произведение! Эмоций много, много тем для раздумий, что бесценно. Но главный - Шах - бесспорно, хорош. И пусть неидеальный, но лучший для героини. Вместе они все преодолеют, со всем справятся. Иначе и быть не может. Пусть все у них будет хорошо!
___________________________________

Девочки, привет!

Я сегоня "мясо", так что дразнилочка будет завтра


Оль, ты права)) они друг для друга всегда будут самыми-самыми любмимыми, обожаемыми, несмотря ни на какие ошибки в прошлом, будущем и настоящем)

Будет-будет дразнилочка, я как главу писала... от картинки в голове ухохатывалась просто

На самом деле я в процессе написания поняла, что это история больше про Шаха, про его любовь к необыкновенной женщине))) Золотце героиня, беспорно, но Шах сам собой почему-то у меня вырывается на первый план не знаю хорошо это или нет, но вот так получается))

Оля, у меня слов нет что бы передать, как приятно знать и читать комментарии к моим историям, знать что они побуждают подумать о чем-то, переосмыслить))) для меня это главное, ради этого все и делается, пишется)))
Спасибо!
_________________

Викинг,привет!!!Примчалась и сюда....Теперь, как тот запойный алкаш,жажду...всего!!!и побольше!!!!Чувств,переживаний,событий.Ты уж извини что не комментирую подробно.Ну не могу разбирать"по косточкам",мне или нравится или нет.А в силу своего воспитания(октябренок,пИонЭр и т.д)и возраста...могу и обидеть ненароком Читаю с огромным удовольствием Спасибо
_________________

Кариша, привет!)) Очень рада, что и к этой теме добралась и герои тебе понравились)))
Да за что извинятся то? Я совершенно не против что бы читатели писали то, что действительно думают. Всем все не может нравится))
_________________

 » Тизер к 9 главе

- Ты касатик, не кипешуй, зови своих орлов, всех накормим.
Та непробиваемая уверенность, с которой эта бабуля говорила заставила его со стула подняться и пойти своих «орлов» позвать обедать.
А спустя пару минут он от смеха чуть не захлебнулся вкуснейшим боршем со сметанкой.
Это ж надо, это не бабуля, это прирожденный командир полка.
Усадила его орлов к ним за стол, не слушая никаких возражений от них, накормила борщем (пацаны его за минуты две слопали, только слышно было как ложками профессионально тарелки вычищают), а потом всю эту ораву при костюмах и оружии посадила рядом картошку чистить, со словами: «На вас еды не напасешься, но картошки точно хватит».
Не бабка, а улет.

_________________

Ох, Викуль, эта бабуля *сделала* сегодня мой день !
Картина маслом - бравые орлы чистят картошку, прям как в армии,
А бабуля в роли генерала...и даже "касатик" Шах оторопел - выполнил *приказание*
Привёл голодных бойцов...
Бабушка у Золотца - настоящее золото! Теперь ясно в кого у нас Виктория.
Вика, спасибо - повеселила прям, и раздразнила
Всем, привет
_________________

Вика, спасибо за Тизер)) Бабуля точняк улёт, ,,построила" Саву и его ,,орлов")))
___________________________________

Викуля, спасибо за отрывок!
Очень интересно будет все полностью прочесть.
___________________________________

Вика, спасибо за смехотерапию!
Да, потерять такую бабулю очень тяжело, но остаются всегда воспоминания.
_________________

 » Глава 9

Тогда, 2010 год. Где-то на Украине.

Была какая-то необъяснимая притягательность именно в этом конкретном моменте: Золотце дремала у него на плече, спала, крепко зажмурив нежные веки глаз. Ушли с лица усталость и тревога, осталась только детская безмятежность.
Удивительно!
Она, похоже, абсолютно комфортно ощущала себя в его компании, хоть и недавно собиралась сбежать, куда глаза глядят, лишь бы только подальше от него, от его вопросов и его слов.
Но не успела.
И он был чертовски этому рад, до ужаса просто, до горячего жгучего комка за грудиной, что, то ли его грел, то ли обжигал изнутри.
Шах и сам себя иногда отказывался понимать, но в чем был уверен на все сто и даже двести процентов, что убьет любого, собственными зубами будет глотки грызть, если кто-то попробует испортить этот момент. С этой женщиной, спящей на его плече.
Конечно, нифига радостного Вика, по началу, испытывать не могла. Он с нее кожу живьем сдирал, когда спрашивал обо всем. Когда слушал, делал ей еще больней,- по оголенным нервам своим безмолвием бил.
А слов, подходящих, у него не находилось просто.
Не было слов, чтобы ее утешить, поддержать.
Только ярость. Не убиваемая и непреходящая ярость. Та, что черной пеленой перед глазами не проходит никогда, пока не отомстишь всем и каждому, пока не умоешься кровью тех, кто обидел его сокровище.
А она сокровище.
Такую женщину, если встретишь, и мимо не пройдешь, значит все, – пропал: уже никогда забыть не сможешь, из себя не вырвешь, не отдерешь. Потому что чувствуешь, что ТВОЕ – самое родное и близкое, вот так сразу чувствуешь и не надо больше времени, чтобы ее узнать, пожить с ней и так далее. Херня это все, для слабаков. Он СВОЮ женщину сразу почувствовал, как только в одной комнате с ней оказался. Шах если сдохнет, обратно вернется, потому что она его позовет.
Теперь… теперь он видит ее по-другому, не так, как в начале.
Все эти красивые тряпки, яркая помада на губах, убийственные шпильки, – все наносное, как доспехи на себя натягивает, застегивается на все пуговички и крючочки, чтобы ни одна гнида больше ей в душу не залезла. Чтобы никто и никогда.
А он смог. Хрен его знает как, но смог.
Сидит вот на заднем сиденье машины, едет вместе с ней в деревню на свадьбу подруги, знакомиться с бабулей и пить самогон.
Как сумел? Как сообразил, что надо… надо давить, спрашивать, загонять в угол и к стенке припирать, чтобы открылась?
Не знал, но чутьем своим звериным, которое ему по малолетстве и юности не раз шкуру спасало, чувствовал!
Знал, что надо сразу ее в оборот брать. Сразу все ее гнойные нарывы вспарывать и вычищать, а потом заливать спиртом и прижигать.
Ни дать, ни взять, доктор, бл*дь, получился из него неплохой, если отбросить в сторону все аспекты, кроме одного: ей стало легче.
Она и сама пока этого не поняла, но он-то заметил, что глаза по-другому светятся, что улыбается по-настоящему, а не потому, что надо улыбнуться в ответ на его скабрезную шуточку.
Это единственное, что еще как-то держало его на плаву сознания, а иначе… хрена с два этот ее утырок был бы сейчас живой.
Так девочке жизнь испоганить, и никто ведь не защитил, не заступился. Только брат-инвалид, да бабуля, правда,что они сделать могли?
Он этого не понимал, как так можно?
У Савы семьи не было! Настоящей никогда, чтобы крыша над головой и мамка с папкой, братья, сестры и все прочие. Не было никого, он один долго был, но и то заботился о тех, кого близкими считал, из дерьма такого вытаскивал, что до сих пор волосы дыбом на руках вставали и не ясно было, как сумел. Да и хрен бы с ним со всем этим. Его другое волновало и из себя выводило до такой степени, что сдерживал себя с трудом.
Да, у нее семья большая и «дружная». Росла она с этим Утырком вместе, влюбилась в него, девочка же еще была совсем, да старшее поколение в этом ничего страшного не видели, разница в десять лет никогда, поди, не смущала: на кону ведь стояло кое-что покруче счастья маленькой глупенькой шестнадцатилетней девочки.
Объединение капиталов, слияние двух крупных компаний, новые возможности,- Шах это понимал. Сам бизнесом занимается, знает, что и как там делается, и вправду все эти слияния лучше всего через браки решаются. Так надежней.
Но, бл*дь, собственным ребенком, как лошадью скаковой торговать, пусть и нереальные бабки, выгодные контракты и такие связи, что удавиться от радости можно. Но это ж их кровь, как?! Продали, гниды, с потрохами ее продали, а потом отказались от нее, как от мусора, выбросили.
Неудивительно, что теперь никого к себе не подпускает, убегает, прячется, рычит. Сестре доверилась и получила ответочку, да такую, что до сих пор он с содроганием вспоминает, как увидел ее, задыхающуюся от боли.
У Шаха ничего своего не было. И потом долго. Но он мужик, в дерьме, с детства, варился, - его, сколько жизнь не била, сколько на колени не ставила он поднимался, потому что знал: у него никого, кроме него самого нет. Если он сдастся, руки опустит, все,- конец. Он сам станет такой же гнидой, как и все остальные. А он хотел жить. И зубами за это свое желание держался, а иначе никак ему было.
Себя тащил, девок своих с детдома тащил. Только на этом желании жить и держался.
Выживал. Других гробил, никого не жалел, на наркоту сажал, долги из других выколачивал, что только не делал. Он жить хотел, отца своего хотел найти.
И нашел. Нашел, увлеченного своей работой человека, у которого кроме этой работы и учеников ни черта в жизни не было.
Шах уже через многое прошел и не знал, как ему с отцом общаться, чтоб все правильно, как надо было.
Но и потом, все равно он у себя был один. Девок защитил как смог, и один остался. И не тяготился вроде этим, привык. Обрастал связями, деньгами, возможностями, даже сумел себе позволить парочку друзей завести.
Но знал, что себя с самого дна только он вытащит, и никто другой.
А Золотце? Она росла по-другому, в большой семье, с уверенностью, что ее всегда защитят, не дадут беде с ней случиться.
Он и представить себе не мог, что у нее в душе творилось, когда до нее начала правда про эту жизнь, гребаную, доходить. Это страшно, вот так, без подготовки, на всей скорости в бетонную стену влететь и после выжить, смотреть на мир уже совершенно под другим углом, где самым главным становятся деньги и связи, а не боль маленькой девочки, у которой вся жизнь кувырком пошла.
Это его приводило в бешенство, и приходилось только молча кулаки сжимать и давиться собственной ненавистью к людям, что вот так с ней поступили.
Она уже никогда не будет слабой, просто не позволит себе такой роскоши. Всегда будет сомневаться в нем, в его словах, в его решениях. Будет убегать, даже если адски больно будет, все равно будет убегать, потому что знает – бывает намного больней.
Это понимание шибануло его электрическим током по венам, по стальным натянутым нервам.
Саву на куски разрывало от двойственности всего происходящего: с одной стороны, его душила ненависть (яростная и беспощадная, толкающая его наказать прямо здесь и сейчас, всех), а с другой, в душе, откуда не возьмись, поселился покой и какая-то бесшабашная радость, вперемешку с уверенностью, что в итоге у них все будет хорошо. Вика ведь здесь сейчас, спит спокойно и так сладко, что поневоле ему и самому хочется уснуть так же крепко. Сама ему все рассказывала, он давил, да, но она сознательно позволяла ему это.
Безмолвно кричала ему, просила о помощи своими глазами голубыми, но такими грустными.
Это был ее крик о помощи.
И он его услышал.
То, что у него внутри было заперто на семь замков, уловило, почуяло ее крик, ее боль и сорвалось, яростно сметая весь его самоконтроль к черту, и теперь он летел в самое пекло, но, зато, рядом с ней.
Он ее вытащит. Обязательно. И счастливой сделает. Тоже обязательно. И вместе. Всегда и везде, но только вместе.
Он уже не может без нее жить.
Уже не может без нее дышать.
Не дышит, а так пародирует, когда не ощущает в своих легких запах ее духов, ее самой.
Шах еще ни разу не переступал той грани, которую она мягко выстроила между ними. Еще не занимался с ней любовью( мысленно не считается), но уже с ума сходил от ее кожи, от ее губ, от ее какой-то трогательной сексуальности и нежности.
Он уже совершенно от нее спятил. Но, безумно этому рад. Теперь он не один, теперь он с ней навсегда, пусть его сокровище и будет всячески ему сопротивляться этому.
Пусть бесится, кусается, огрызается. Пусть. Лишь только рядом, а с остальным он справится.

***

Вика волновалась, от слова очень. Ее немного потряхивало, когда за окнами начал мелькать знакомый с детства пейзаж, улицы, дома.
На них смотрели, пусть окна машины были затонированы, и они с Шахом сидели на заднем сиденье, но ее не покидало ощущение, что на них все пялятся.
Этот посёлок был большим, но большинство соседей друг другу какой-то да родней все равно приходились, знали всех в лицо и чужаков за версту чуяли.
А они ехали в шикарной машине с еще двумя машинами сопровождения. Целый, мать их так, кортеж.
Так сюда мог приехать только кто-то из ее семьи, пожалуй, кроме Макса,- он на дух такие штуки переносить не мог, считал, что хуже, чем есть ему уже точно ничего не будет. И был абсолютно в этом прав.

- Виктория Леонидовна, парни спрашивают, куда нам дальше?
Леша, водитель, посмотрел на нее в зеркало заднего вида, но сам был настороже и скорость сбросил.
- Нам на Щорса, - она нервно сглотнула ком в горле, - Направо поворачивайте, и до конца улицы почти, дом 27.
Молодой мужчина ей только кивнул и тихо что-то заговорил, она сама в этих их суперагентских фишках не секла ни капельки, но увидела, что первая машина свернула на нужную улицу.
Боже!
Зачем вот она на это согласилась?
Приехала бы одна, и спокойно сама добралась, без шума и пыли, а главное, без лишнего внимания от чужих людей.
Отцу то уже точно давно донесли, еще, когда на посту ДПС остановили и документы принялись проверять, но как только она свой паспорт предъявила, их сразу в покое оставили. Конечно, большая часть силовиков в их области с руки ее семьи кормится, удивительно, что они им дополнительной машины сопровождения не предоставили.
Ее начинало потряхивать, а Сава, видя такое дело, снова их руки переплел и сжал, успокаивая.
Она с ним не говорила, как проснулась,- ей сказать было нечего.
Смутные ощущения и эмоции еще пока никак в слова не могла трансформировать, объяснить, что сама ощущает и сказать ему об этом так, чтобы он понял.
Но одно Вика для себя уже поняла совершенно точно: она не хочет, чтобы он отпускал ее руку, не хочет и все тут.
Это какая-то непонятная зависимость: от его прикосновений одновременно пугало ее до нервных колик и судорог, но и делало безбашенной, уверенной и счастливой.

***

Дом, в котором она выросла, совершенно не изменился за те неполные три месяца, что она не была здесь, разве, что забор новый, но бабуля говорила, что парни приезжали, ставили, так что Вика была в курсе, а в остальном все, как всегда.
И бабуля, ее любимая и обожаемая бабуля, что уже давно ходит, опираясь на самодельную тросточку, сгорбленная, в привычной юбке и обязательной белой хустке (укр.) на голове.
И как всегда, калитка, не закрытая на замок, дверь на веранду тоже, но это Вика отметила мимоходом. Бабушка ее живет долго, и многое видала, но так и осталась при своем мнении, что днем то ее точно грабить никто не будет( по сути-то оно так), но все-равно это неправильно жить с дверями на распашку.
Она вела Саву за руку (охрана осталась пока в машинах), обходила дом с другой стороны, знала, что бабушка в такое время обычно обед в летней кухне готовит.
Так оно и было.
Дверь открыта, допотопное радио тихонечко играет какую-то музыку, а бабушка сидит на маленьком стульчике и картошку чистит.
Собака на них залаяла, но как-то так лениво, что Вика не смогла свою улыбку скрыть и проворчала недовольно:
- Топик, глотку на кого-то другого рви, собака ты ленивая!
Шах смолчал, но улыбку скрыть не смог.
- Что ты лыбишься – то? Тоже красным словцом тебя припечатать?
- Да, я вообще молчу! – он руки поднял их переплетенные, поцеловал ее пальцы, - Идем, Золотце!

- Максимка, ты, что ли? Дай этому паразиту миску с едой, пусть не гавкает, я там на углу поставила, не дойду до него никак, слышишь?!
- Ща, ба, я дам!
Она весело крикнула, оставила Шаха на месте стоять, а сама унеслась собаку кормить.
Топик. Собака бродячая, сколько ж ему лет то уже? Десять или больше? Она и не помнит уже, но у бабушки он давно.

***

Золотце у него мастер провокаций: сама слиняла собаку дворовую кормить, а его одного оставила с бабкой знакомиться.
Епрст, ну она у него затейница. И трусиха.
Послышались торопливые, взволнованные, шаркающие шаги, и из-за угла дома показалась согнутая в три погибели старушка, одетая в старую блузу и юбку, с косынкой белой на голове и проницательными выцветшими, но все еще голубыми глазами.
- Здрасте! – он неловко перекатился на ногах, - А мы вот к Вам в гости приехали.
- В гости это хорошо, конечно, только мы - это кто, молодой человек? Или Вы о себе во множественном числе говорите?
Эта старая женщина его только что подколола?!
Охренеть, товарищи.
- Ба! – Вика вынырнула из-за его спины и кинулась к старушке обниматься, - Это не собака, это котяра ленивый, только жрать и умеет!
- Не трогай Топика, Топик – это святое!
Женщины обнимались. Вика бережно свою бабушку за плечи обняла, в щеку поцеловала и снова прижалась к той с такой потребностью и нежностью, что у него снова сердце защемило.
Что бы она не говорила про свою семью, но в детстве ее, похоже, любило всего несколько человек, и эта старая сухонькая женщина, больше остальных.
- Приехала все же, а я и ждать перестала, думала, не вырвешься на свадьбу-то!
- Это Светкина свадьба, как я могу не вырваться?
- Ну, я так и поняла, ты ж их с Виталькой свела, считай, я думала и свидетельницей тебя позовут, но рада, что не позвали.
- Ба, вот что ты начинаешь?!
Они, наконец, оторвались друг от друга и две голубоглазки посмотрели на него.
- Кстати, это Сава, мм… мой…
- Я ее самый главный мужчина в жизни, да?
- От скромности, ты, касатик, точно не помрешь! Замахнулся то, а?!
- А чего мелочиться? Один раз живем, Катерина Михайловна.
- Ты, касатик, ко мне без этого обращайся, баба Катя я.
- Понял, запомнил.
- Ну, раз запомнил, то пошли, что ли? Вы, поди, с дороги устали? Голодные? Как добрались? На таможне не сильно вас трясли, а то наши то могут шмон устроить, а доня? Силовики еще те мрази, всегда голодные, ненасытные.
У него глаза на лоб полезли: вот эта милая, по сути, бабулька у него со словами «шмон» и «силовики», ну никак не вязалась. Хоть и говорила Вика, что бабуля у нее продвинутая по многим вопросам, и мужу своему всю их «империю» помогала выстроить, не только морально его поддерживая.
- Да, бабуль, нормально доехали, и голодные тоже. Сава, а ребят твоих как кормить? Или они сами покормятся?
Он и ответить не успел, как шустрая бабулька их уже в кухню завела, по стульям вокруг стола рассадила, и начала возле плиты колдовать, тарабаня кастрюльками и тарелками.
- Какие ребята? Вы не одни?
- Охрана с нами, бабуль.
- Охрана, говоришь? – бабуля на него взгляд довольный бросила, - Зови сюда охрану эту, где это видано, чтобы мужики с дороги, в дом поесть не зашли.
- Я не думаю, что это удобно, их много, а вы на такое количество голодных мужиков не рассчитывали.
- Ты, касатик, не кипишуй, зови своих орлов, всех накормим.
Та непробиваемая уверенность, с которой эта бабуля говорила, заставила его со стула подняться и пойти своих «орлов» позвать обедать.
А, спустя пару минут, Сава от смеха чуть не захлебнулся вкуснейшим борщом со сметаной.
Это ж надо, это не бабуля, это прирожденный командир полка!
Усадила его орлов к ним за стол, не слушая никаких возражений, накормила борщом (пацаны его за минуту слопали, только слышно было, как ложками профессионально тарелки вычищают), а потом всю эту ораву, при костюмах и оружии, посадила рядом картошку чистить, со словами: «На вас еды не напасешься, но картошки точно хватит».
Не бабка, а улет!
Золотце за этим всем наблюдала с такой благодушной и довольной улыбкой, что сомнений не оставалось: в данный конкретный момент его сокровище безоговорочно счастливо.
И он тоже стал капельку счастливей, видя ее вот такой: улыбающейся, с сияющими глазами. Она на него поглядывала, пыталась понять, как ему такое вот маленькое представление, лукаво ему ухмылялась, видя его полные офигения глаза.
От этого он чуть с катушек не слетел… в очередной раз, потому что видел ее такой впервые, и этот образ в его мозг врежется, и останется там навсегда.

Они толком даже не успели опомниться, как Топик снова залаял, но быстро прекратил. А Сава и его парни замерли и подобрались как по команде, только что за пушками не потянулись, поняли, что не чужой кто пришел, а из своих кто-то. Рявкнул, звучным басом на псину, и тот притих.
- Максимка пришел, - бабуля улыбнулась, - Ох, че будет то?!
Вика вся вмиг замерла и, предвкушающе улыбнулась, а Шаху самому любопытно было взглянуть на ее старшего брата, исходя из ее рассказов,- он единственный из братьев был всегда непреклонно на ее стороне.
- Ба, а че у нас там за тачки стоят?
Из-за угла вывернул здоровый мужик под два метра ростом, в костюме, и с портфелем в руках. Стоял этот «братец» на своих двоих и был живее всех живых.
Вот так сюрприз.
Немая сцена: все без малого десять пар глаз уставились на званого гостя, а он, охреневшими глазами на них.

- Мартышка, я не понял! Ты себе гарем, что ли, завела?
Шаху бы возмутиться, но он в таком легком офигении пребывал, что не успел этому «шутнику» ответить, как Вика счастливо взвизгнула и кинулась к брату.
- Ты ходишь! Боже, Макс ты ходишь?!
Она стала яростно его ощупывать, дергать, обнимать, целовать в щеки! И все повторяла «ты ходишь!»
Шах в жизни бы никому не признался и не признается никогда, что у него прямо руки зачесались эту парочку друг от друга отлепить, и кое-кому руки пообломать.
Ревность, вещь страшная, она не видит разницы между братом и чужим мужиком. Внутри все у него подобралось, застыло в напряжении от желания Золотце к себе притиснуть, руками обнять и не отпускать от себя ни на шаг, даже к брату родному.

- Что ты ревешь, дуреха?
Максим гладил ее по плечам, по волосам, старался успокоить. А она, и вправду, дура, не могла себя в руках держать, слезы по лицу текли, и руки дрожали.
- Ты ходишь, Максюша, Божечки, ходишь, понимаешь?
- Знал бы, что реветь начнешь, по телефону бы все сказал.
- Я так рада! Если б только знал, как я рада!
- Конечно, рада, ты ж мне чудо-доктора подогнала, чего б не радоваться? Реветь прекращай, а то меня твой гарем у бабушки на огороде в качестве удобрения использует.
- Ой, господи, я… я совсем забыла… я так…
- Рада, это мы уже все поняли, Золотце!
Шах подошел к ним, дал ей салфетку, и взял за руку, переплетая их пальцы, вторую протянул ее братцу:
- Савелий.
- Максим, - ее брат перевел на нее многозначительный взгляд, но руку Саве пожал, - Очень рад знакомству, Савелий.
- Можно просто Сава.

***

- Сава, значит? Вик, ты его сколько знаешь?
Брат с сестрой по настоятельной просьбе бабушки пошли в магазин за свежим хлебом, а то, по ее словам, у нее на такую прорву людей его не хватит. Людей, и вправду было много, но что она, что Макс прекрасно знали, что бабушка их специально из дома выпроводила, чтобы не мешали ей с «Касатиком» ближе познакомиться.
- Мне хватило того времени, что я его знаю, Макс! И давай без лекций, я не маленькая.
- В том, что ты не маленькая, я не сомневаюсь, просто…
- Все очень непросто, Макс, ты и сам понимать должен. Только он же упрямый, он не отступится просто так… а я… не поверишь, но ему я хочу верить, с ним мне хочется попробовать.
- Он знает?
Ему и уточнять не нужно, оба и без лишних слов понимали, что другой спросить хотел… или имел в виду.
- Знает. И меня пугает…
- Что пугает?
- Сава, как ты: сколько не ставь на колени, все равно поднимется. Я не спрашивала, почему так, и не буду… пока что, но того, что уже рассказал, мне достаточно, чтобы понять, он не врет… мне не врет. И меня это пугает. Я с ним… другой становлюсь, понимаешь? Говорю то, что никому бы говорить не стала, а он слушает.
- То, что ты боишься - это нормально, мартышка, мы все чего-то боимся. И если он то, что тебе нужно, забей на всех, слышишь… На меня, на бабушку, на отца. На всех. И просто пробуй, пытайся, не беги. Хочешь быть счастливой с ним – будь!
Вика слушала брата внимательно, но после этих слов застыла. Остановилась и его за руку дернула, чтобы он на месте остался.
- Что?
- Он тебе не нравится! – констатировала она.
- Ты сама сказала, что он – это я, он по определению не может мне нравиться. Ты сама мне, помнишь, говорила? – и Макс начал цитировать ее же слова, - «У тебя не характер, у тебя пи***ц… Туши свет, бросай гранату. Вот твой характер!» Так что, Сава твой мне не нравится, я такого своей сестре бы не пожелал.
Та затаенная горечь, что в его голосе прозвучала, заставила ее сердце обливаться кровью.
- Ты ни в чем не виноват, Макс, ни в чем.
- Виноват, мартышка, - упрямо повторил он и зашагал уверенно вперед, - В первую очередь в том, что не смог защитить и тебе пришлось отсюда убегать.
- Я тебя ни в чем не виню, и ты не смей, понял?! Ты не мог мне тогда помочь, ты умирал.
- Ты тоже «умирала».
- Но мы оба живы, Максим, и все у нас будет хорошо, да?
- Конечно, - ее брат, как в детстве прижал Вику к себе и потрепал по светлым волосам, как щенка, - Конечно, будет.

***

Шах ждал, думал, правда, что это будет Макс, но таки оказалось, что бабуля. Спровадила внуков в магазин за хлебом, «мордоворотам» дала кучу поручений, типа принести закруток с погреба, и так далее.
А он сидел и ждал, смотрел, как Катерина Михайловна чай заваривает, по-особому как-то, уютно, что ли.
Сполоснула кипятком сам чайничек, потом туда заварки кинула и еще листья какие-то кипятком обдала и только после, их в чайник проворной рукой сунула, и все это залила кипятком.
Шах понимал ее беспокойство, знал где-то внутри, что так и должно быть. Что чужака сразу никто не примет, и что присматриваться будут, и недоверие обоснованным окажется.
Его изнутри мысли грызли, сжирали все хорошее, что за последнее время случилось.
Дурак он. Еще толком ничего у них с Золотцем нету, но он уже без нее не жилец, только ошибку уже совершил. Самую большую ошибку и теперь не знает, как ее исправить так, чтобы не потерять то хрупкое чувство, которое он у Вики в глазах увидел.

- Правильно, что ты с охраной приехал, Савушка, правильно. Одобряю, молодец. Викульке она не помешает.
- Ей разве что-то грозит здесь? Насколько я знаю, ни одна собака к вашей семье не притронется, побоится.
- Это ты, конечно, верно сказал, Касатик, только ее не от этих «шавок» защищать надо.
- А от кого? Вы мне только скажите.
- Да ты и сам знаешь! – она заглянула ему в глаза так, будто всю душу сразу увидеть сумела, - Знаешь, - бабуля кивнула, - Хотя, от чужих взглядов, сколько не прячься, за чужими спинами все-равно увидят, все равно ужалят. Она кусочек лакомый, кто только кости ей не перемывал после той истории.
- Я не совсем понимаю, она же после аварии уехала. Что тут перемывать? Какое им всем дело?
Бабуля тяжело села на стул и снова ему глазами своими всю душу переполошила.
- Ох, Касатик, она ж молодая была, думаешь, легко ей далось все? Она через год приехала, как в Москву перебралась, приехала, вернуться хотела… А Толик уже женился. Ему сказали, женись, и девку подсунули, он так и сделал. Но Вика не знала, не говорили ей, приехала, и к нему побежала. А он же дурной, может, и вправду ее любил… только, раз любил, надо было вместе с ней уехать, а не выбрасывать из жизни своей, как собаку бездомную, - бабуля чаю глотнула, - Ты не суди ее и не бесись, это давно уже прошло все, перегорела она к нему. А тогда еще надеялась на что-то.
- Он ее прогнал?
- Ох, если б прогнал, Сава. Она у него три дня жила, летала счастливая до невозможности, ничего вокруг не замечала, а потом, я уж не знаю, как было-то, узнала, что жена его молодая на сохранении в областном роддоме лежит. Он ее удержать пытался, в доме закрыл, хорошо я Лёне позвонить сообразила, когда она ко мне за сутки ни разу не зашла. Вика уехала сразу, ни с кем не говорила, молча вещи собрала и уехала. Сколько ту историю тут перемалывали… и сейчас вспомнят, как только увидят.
- Я ее увезу!
- Уже не увезешь, - бабуля грустно улыбнулась, - Она уже обратно только после свадьбы поедет, упрямая же.
- Ничего, я упрямей.
- Это я вижу, Касатик, вижу. Только она же, как хворостинка молодая: сколько не гни ее, она тебя потом за это так по рукам хлестнет, что мало не покажется. Нельзя с ней так. Любишь ее? Не говори, не слепая,- вижу. Ты, главное, ярость свою бушующую куда-то выплескивай, не дело это в себе все держать, тебе еще жить да жить.
- Я, кажется, ошибку огромную сделал, Катерина Михайловна, а теперь не знаю, как исправить, как ей сказать.
Ярость, ненависть, беспокойство… все на второй план отошло после рассказа бабули.
Господи. Как он Золотцу теперь все расскажет?
- Мы все ошибки делаем, а потом за них расплачиваемся, Сава.
- Она меня не простит, уйдет, и достучаться я до Вики не смогу.
- Я тебя ни о чем спрашивать не буду, но… если уверен, что никто про твою «ошибку» ей не расскажет, то молчи. Хватит с нее. Я вижу, как она на тебя смотрит, как взглядом ищет, как касается невзначай. Я жизнь уже повидала, многое замечаю. Если можешь скрыть, лучше скрой, а если не уверен, тогда выжидай, тяни сколько сможешь.
- Зачем?
- Вика, сколько бы не говорила, что не умеет прощать, прощает только тех, кого любит. Тебя полюбит, уже любит пусть и не знает этого. Простит, никуда не денется, может время понадобится больше, чем нужно, но простит, примет.
- Вы так уверенно об этом говорите, но ничего ж не знаете.
- А мне и знать ничего не надо, я ее с пеленок вынянчила, Сава, она возле меня росла, я ее воспитала и знаю, на что моя девочка способна. Простит она тебя, тем более, что ребеночек не твой и брак фиктивный. Фиктивный же, Савелий Петрович?
У него дрожь по позвоночнику прошла и, холодным потом всего окатило.
Не простая у них семья, ох, не простая.
Но внешне он был абсолютно спокоен.
- Фиктивный.
- Вот и ладненько, Касатик, вот и хорошо.
- Откуда Вы знаете?
- Я, Касатик, со своим мужем и в горе, и в радости с самого начала. Ничего не было, даже дома этого и то не было, все своими руками, сами с нуля. На шее никогда не сидела, помогала, чем могла. Это щас молодые да резвые по-другому дела решают, а раньше не так было. Либо ты, либо тебя. Мне многие в верхах обязаны, так что, донечка моя там не без присмотра, и про тебя мне пару слов шепнули.
- И Вы думаете, что простит?
- Я не думаю, Касатик, я знаю.
- Откуда?
- Я ж говорю, я ее воспитала, а воспитала я ее правильно. Если любишь по-настоящему, так что жизнь без человека смысл теряет, то простишь ему все, лишь бы живые оба были.
Шах не стал больше ничего говорить, необходимость отпала, да и неудобно ему стало, своей шкурой ощутил, что бабуля не только про свою внучку говорит, но и про себя. Может, об этом и никто не знает, скорей всего у этой женщины хватило мужества и мудрости, чувств, не выносить ссор и скандалов за пределы отношений ее с мужем. И прощала эта женщина, хоть и натерпелась. Но Вика ему говорила, что после смерти мужа, Екатерина Михайловна жить смогла только из-за маленьких внуков и внучек, только из-за них.
И хочется верить, что бабулька права, что даже если что-то пойдет не так, Вика его простит, рано или поздно.
А пока… он всем глотки заткнет, да так, что побоятся пасти свои раскрывать. Любому кости переломает, если кто только попробует его Золотцу намекнуть хоть словом, хоть взглядом, что у Шаха уже есть жена и ребенок.
_________________