Karmenn:
16.05.24 10:12
» Глава 18
перевела
Karmenn
отредактировала
Sig ra Elena
украсила
Анна Би
Не будь Оливия так пьяна, она бы никого не впустила, но, видимо, ее одурманенный алкоголем мозг решил, что ей требуется собутыльник. Однако открыв дверь и увидев на пороге Сару Мабунду, она передумала.
- Что тебе надо? – растеряла Оливия хорошие манеры.
Сара, женщина, которую она считала своей подругой и которая перестала с ней общаться, замерла на пороге.
Длинный парик Аиды у Сары исчез, но она все еще не смыла сценический грим - густо насурьмленные брови, матовая коричневая помада и толстый слой туши. Ни Оливия, ни Сара никогда не выходили из театра, не сняв грим, но одна из них теперь нарушила правило.
Сара принялась теребить ремень сумки через плечо.
- Мне жаль.
Оливия не нуждалась в ее жалости. Не вина Сары, что Оливия не смогла хорошо выступить.
- Спасибо.
Она начала закрывать перед Сарой дверь, но не тут-то было: Сара с усилием протиснулась мимо пьяной Оливии и вошла внутрь, заметив мимоходом:
- Лена поет, конечно, хорошо, но она не ты.
- А мне плевать. - Оливия поискала свой стакан, но увидела только стопку салфеток для коктейлей, оставленную предыдущим жильцом. - Амнерис любила Аиду. - Ее язык заплетался. - Они были подругами. Обе урожденные принцессы. Обе влюблены в одного и того же мужчину. Подруги.
— За исключением того, что одна была рабыней-пленницей.
Сара бросила сумку на кресло возле дивана, не обращая внимания на то, что ей здесь не рады.
Оливии потребовалось высморкаться, но она никак не могла найти носовой платок.
- Амнерис не хотела, чтобы Аида умерла. Они были как сестры.
Голос ее звучал хрипло, и ей снова захотелось плакать. Где же ее выпивка?
- Ревность творит с женщинами странные вещи, — заявила Сара.
Оливия взяла салфетку для коктейля с надписью «Экономьте воду. Пейте джин» и высморкалась.
- Откуда мне знать? У меня никогда не было проблем с ревностью.
- Повезло же тебе.
Сара нашла на каминной полке стакан Оливии, но вместо того чтобы отдать ей, отхлебнула.
- Алкоголь вреден для голоса.
Это Сара и сама знала.
- А я рискну.
- Это твои похороны. - Оливия сдавленно рассмеялась. - Смешно, правда? Учитывая, что Аиду похоронили и все такое. Благодаря мне.
— Истеричка, — сухо заметила Сара. Она подошла со стаканом к окну и вгляделась в даль. – Знаешь, я ведь любила его. Мы влюбились так быстро, и я любила его сильнее, чем ты.
Сквозь затуманенное сознание Оливия с трудом фыркнула.
- Никто не мог бы любить его так, как я.
- Все еще любишь? – повернулась Сара.
- Никогда не перестану.
— Тогда почему ты оставила его?
- Потому что мне пришлось. - Оливия взяла еще одну салфетку для коктейля — с надписью «Сейчас где-то у кого-то пять часов» — и снова высморкалась. - Я не такая, как другие женщины. Я не могу справиться и с карьерой, и с отношениями. Посмотри, во что я превратилась. - Она еще раз хлюпнула носом. - Я позволила украсть мой голос.
Под париком волосы Сары спутались, но она по-прежнему выглядела красивой и дерзкой, больше напоминая могущественную Амнерис, чем нежную Аиду.
- Если бы он любил тебя так сильно, он бы не влюбился в меня так быстро. С самого начала у нас было что-то особенное.
- Ты сумасшедшая. - Оливия выхватила у Сары свой «Негрони». Лед давно растаял, но Оливии было все равно. — Ты его даже не знаешь.
- Он пригласил меня на свидание в день вашей свадьбы.
- День свадьбы? - Оливия попыталась сосредоточиться, потому что она явно что-то пропустила.
- Ты этого не знала, да? Менее чем через неделю после того, как ты рассталась с ним, он пригласил меня на свидание, и к концу нашего первого свидания мы поняли, что между нами что-то особенное. Он любил меня больше, чем когда-либо любил тебя.
Оливия попыталась сложить все вместе.
— Ты говоришь об Адаме?
- О ком же еще я могу говорить?
- О Таде! Я люблю Тада!
- Тот футболист, с которым ты встречалась?
- Он не просто футболист! Он один из величайших. Он… - «Негрони» выплеснулся на пол. - Он величайший запасной куотербек всех времен.
- Да ты пьяна.
- Конечно я пьяна! Я разучилась петь и не знаю, как жить. - Оливия не могла больше сдерживаться. - Адам покончил с собой из-за меня!
Вместо того чтобы выказать потрясение, Сара рассмеялась.
- Не обольщайся.
- И что это должно значить? Он прислал мне письмо! - воскликнула Оливия. – Написал по емейлу, что кончает с собой. Вот они, технологии, да? Я имею в виду, что случилось со старомодной предсмертной запиской? Теперь все в электронном виде.
Сара наклонила голову.
— Он тебе тоже написал?
- Тоже? Что значит «тоже»?
- Вот ублюдок. - Сара сказала это не со злостью. Скорее, со слезами в голосе. Она опустилась на диван. - Теперь нас трое. - Она взяла салфетку для коктейля.
- Трое?
- Ты, я и София Риччи.
- София Риччи?
Оливия не понимала. Риччи - лирическая сопрано, которая крала партию Кармен у меццо. Рэйчел рассказывала о ней, когда они обедали в Лос-Анджелесе. София встречалась с Адамом до Оливии. Но емейл..?
Сара высморкалась в коктейльную салфетку с золотым тиснением «Пейте, сучки».
- Мы с Софией познакомились в Королевской академии. Мы дружим несколько лет, но я давно ничего о ней не слышала. Несколько дней назад она позвонила. На нее стали находить приступы паники, и она надеялась, что я смогу помочь. Не думаю, что она собиралась рассказывать мне о емейле Адама, но по ходу разговора этот факт всплыл.
- Ничего не понимаю.
Сара обняла себя за плечи.
- Кажется, Адам отправил электронное письмо всем троим. У Софии и у меня были одинаковые. «Ты позволила мне поверить, что мы навсегда вместе. Ты значила для меня все, а я ничего для тебя не значил».
Сквозь пьяный туман до Оливии наконец-то дошло сказанное, и она закончила то, что было в записке:
- «Почему я должен продолжать жить?» Да, в моей почте то же самое.
Сара рухнула на диван.
- Ты потеряла голос, у Софии приступы паники, у меня экзема разыгралась и выступила по всему телу— на ногах, спине, груди. И я никак не могу перестать есть. Уже набрала фунтов двадцать.
- Ты выглядишь хорошо.
Дурацкий комментарий, но именно так сейчас чувствовала себя Оливия. Ошарашенной дурой.
- Я любила его всем сердцем. - Сара провела по глазам салфеткой, размазав грим. Даже в пьяном состоянии Оливия ощутила боль Сары, и ей сразу захотелось плакать. - Я влюбилась сильно и мгновенно, — рассказывала Сара, — но я ведь не слепая, видела все его недостатки. Он был замечательным учителем и мог бы стать великим педагогом, но он хотел стать Паваротти, вот только у него не хватало голоса. - Она скомкала салфетку и уставилась на лежавший на коленях комок. - Когда он запарывал партию, то винил в этом акустику или своего концертмейстера. Или погоду. Иногда он винил меня. Не напрямую. Вроде, если бы я не настояла на том, чтобы пойти в турецкий ресторан, он бы спел лучше. Такие вот мелочи.
Оливия вернулась к началу разговора.
- Но эти электронные письма? Всем троим? Адам, которого я знала, был испорчен, но не отличался жестокостью.
- Он потерял слишком много ролей. Впал в тяжелую депрессию и отказывался обращаться к врачу. Он продолжал твердить, что с ним все в порядке.
- Всегда у него были виноваты другие. - Оливия посмотрела на то, что осталось от коктейля и напоминало сточные воды. Она и представить себе не могла, чтобы сделать еще глоток. — Тебя не было на его похоронах.
- Я видела его в тот день, когда он покончил с собой. Мы поссорились. - Сара с затравленным видом смотрела прямо перед собой. - Он никогда не рассказывал обо мне своим сестрам, и я не смогла бы смотреть им в глаза. Я знаю, это трусость.
— Но почему ты так холодно вела себя со мной? Мы же были подругами.
— Ревновала. Вот почему я пришла сюда, чтобы рассказать тебе об Адаме и извиниться за свое поведение. - Сара прикусила нижнюю губу. - Я всегда подозревала, что он любил тебя больше. Какая ирония, не находишь? Аиду одолевает ревность к Амнерис. Интересно, что бы сказал по этому поводу Верди?
- Адам не был героем Радамесом. - Оливия испытала момент опьяняющей ясности. - Он не любил меня больше. Ему нравилось то, что, по его мнению, я могла для него сделать. - Им обеим потребовалось время, чтобы осмыслить прошлое. Оливия прислонилась лбом к стеклу. - Адам никогда не стал бы великим тенором, но он мог бы заниматься другими делами: преподавать, довольствоваться меньшими ролями в небольших постановках.
- Вместо этого он приставил пистолет к голове и обвинил нас в том, что сделать это заставили его мы. - Сара вытерла глаза. - Как бессмысленно.
Оливия отставила свой стакан.
- Значит, вы с Софией переживали то же, что и я. Но ни одна из вас не потеряла голоса.
- На мой голос не повлияло, но у тебя, очевидно, никогда не было настолько сильной экземы, что кожу расцарапываешь в кровь.
- Мне очень жаль. - Оливия посмотрела на свои руки, липкие от пролитого спиртного. - Обвинять других... Адам хотел, чтобы нас грызла совесть за то, что сделал он.
- Я покончила с этим, — сердито заявила Сара. - Мне надоело расчесывать кожу до крови. Вам с Софией и мне нужно собраться и поговорить втроем.
Сара была права.
- Давайте сделаем это вчетвером, включая психотерапевта, — предложила Оливия.
- Хорошая идея. И, Оливия, прости, что я с тобой не разговаривала.
- Я понимаю. Правда понимаю.
Она слишком хорошо знала, какой вред может нанести напрасные угрызения совести. Сара снова начала плакать. Оливия подошла к дивану и обняла ее.
- Ты любила его и старалась ему помочь. - Она прижалась щекой к голове Сары, не зная, к кому из них она обращается больше. – Хватит себя винить. Ты простишь себя, и я собираюсь простить себя, и София тоже. - Она вспомнила о том, о чем они не говорили. - Потом мы поговорим об этих угрожающих письмах... - Ее передернуло. – А еще эта чертова футболка.
Сара подняла заплаканное лицо.
- Что ты имеешь в виду? Какие угрожающие письма?
На следующий день в полдень Оливия проснулась с головной болью. Она выпила две таблетки ибупрофена, поклялась никогда больше не пить и побрела в душ.
Сара и София получили только предсмертную записку и ничего больше. Они не получали газетных вырезок с отрезанными головами и не видели, как из конверта выпала футболка, залитая фальшивой кровью. Ни один из них не подвергся нападению на втором этаже антикварного книжного магазина и не был похищен в пустыне Мохаве. Ей очень хотелось позвонить Таду. Сознание, что она не может этого сделать, было хуже всякого похмелья.
Оливия завернулась в самый пушистый халат и, пошатываясь, пошла на кухню пить кофе. Три дня назад, когда она рассталась с Тадом, добавила в кофейник вдвое больше воды, чем нужно. С тех пор Оливия потеряла ключ от квартиры и позже нашла его на скамейке у пианино. Она добавила в овсянку тмин вместо корицы и чуть не почистила зубы сывороткой для лица.
Если бы только Тад был таким, как Деннис, у которого гибкий график работы и отсутствует эго. Человек, который ни разу не выиграл «Хейсмана» и не выполнил семьдесят процентов передач за один блестящий футбольный сезон. Тад был ее двойником в мужском обличье. Они выбрали разные карьерные пути, но у них был одинаковый внутренний мир, одинаковая страсть к тому, что они делали, одинаковое стремление к совершенству и одинаковое нежелание позволять кому-либо стоять между ними и славой. Держа в руках чашку свежего кофе, Оливия позвонила Пайпер и рассказала ей, что произошло прошлой ночью. После этого пошла в гостиную и посмотрела на пианино. Каково было бы петь, если бы над ней не висело тяжелое бремя вины? Свободной рукой она нажала несколько клавиш. Каково это петь, не имея ничего, кроме разбитого сердца?
Тад был знаком с новостными сайтами оперы в Интернете, и эта история была повсюду. Лив отправили на скамейку запасных на премьере. Он заставил ее петь, но не смог заставить ее петь достаточно хорошо, чтобы выступать, а неудачи он ненавидел. Он ежедневно разговаривал с Пайпер. Иногда больше одного раза. Иногда столько, что вынуждал ее сказать ему, чтобы он занялся своим делом. Но Тад не мог перестать думать о Лив, бродящей по темному переулку или запрыгнувшей в незнакомый лимузин. Даже охраняемые многоквартирные дома не всегда были безопасными. Он снова позвонил Пайпер, и на этот раз у нее были новости.
- Оказывается, бывший жених Оливии любил взваливать на всех чувство вины.
- Что ты имеешь в виду?
Пайпер рассказала об откровении Сары Мабунды.
- С тех пор я немного покопалась, — поделилась она, — и выяснилось, что у Адама была еще четвертая цель — валторнистка, с которой он встречался между Софией Риччи и Оливией.
- У него точно не было проблем с женщинами.
- Он был очень красив, этот ангел с длинными волосами.
Тад подавил желание спросить, кто из них красивее — он или Адам, — что только показывало, насколько низко он пал.
Наступила суббота, день премьеры «Аиды». Чтобы отвлечься, он проехал на велосипеде все восемнадцать миль по тропе вдоль озера. Оливия сказала, что любит его, и он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что она не станет легкомысленно бросаться такими словами. Но какой человек заявит, что любит кого-то и тут же расстанется с любимым? Вернувшись домой с велопрогулки, Тад увидел, что его любимый оперный блоггер опубликовал свежий пост. Вопреки слухам об обратном, сегодня вечером Оливия Шор выйдет на сцену на премьере «Аиды» Муни.
Оливия прибыла в Муни рано. Ей каким-то образом удалось убедить Митчелла изменить мнение о ее отстранении от сегодняшнем выступления, напомнив ему, как разозлятся владельцы абонементов, если она не споет. В конце концов Митчелл капитулировал.
На прошлой неделе, когда у нее еще теплилась надежда, она заказала пирожные в красивой упаковке в качестве подарков на премьеру своим коллегам по актерскому составу. Теперь она, послушная долгу, путешествовала из одной гримерки в другую со своими подарками и повторяла «Тук, тук, тук» для тех, кто пришел раньше.
Все относились к ней бережно, словно она была неизлечимо больна. Только Сара крепко обняла ее:
— Тук, тук, тук, подруга. Давай сотворим волшебство.
До волшебства было еще далеко, но Оливия справилась с бременем ответственности, которое несла слишком долго. Пришло время заняться тем, что она любила, даже если потерпит неудачу. Она почтит Амнерис, Верди и себя, как только сможет. Если критики убьют ее, пусть будет так. Если она испортит свою репутацию, это будет только ее бремя. Она позволила страху перед провалом управлять ею достаточно долго. Сегодня вечером она будет так же бесстрашна, как Амнерис, борющаяся за любовь Радамеса. Что, впрочем, закончилось очень плохо для всех. Оливия отбросила это неприятное напоминание.
В ее гримерке ждали подарки на удачу: брелок-прикол от Артура Бейкера, алебастровая статуэтка Исиды от Сары. Лена оставила ароматную упаковку египетских благовоний и записку, в которой говорилось, что наблюдать за ее работой одно удовольствие. Хосе Альварес, исполнявший партию первосвященника Рамфиса, подарил ей шоколадные конфеты, а маэстро прислал цветы.
Нанеся грим и облачившись в костюм, она закрыла дверь гримерки, чтобы провести одинокий ритуал перед выступлением: несколько вокальных разминок, быстрая перепроверка сделанных ею записей и чайная ложка сиропа от кашля «Нинджом» в теплой воде, чтобы прочистить горло.
Вчерашние вокализации были многообещающими, но в груди все еще чувствовалось большее, чем следовало, напряжение.
«Больше никакого страха», — приказала она себе.
Пусть уж публичное унижение, чем собственная трусость.
Ей хотелось, чтобы Тад увидел ее сейчас. В облегающем аметистово-голубом платье с искусно украшенным драгоценными камнями воротником она выглядела до кончиков ногтей дочерью фараона. К счастью, воротник не столь тяжелый, как казалось публике. До подола платья доходил широкий белый пояс, расшитый золотыми иероглифами. У нее были темные вразлет брови и свирепый ляпис-синий кошачий глаз в черном обрамлении, доходящем до висков. На верхушке длинного, замысловато заплетенного черного парика золотая кобра изготовилась нанести удар. На ногах золотые сандалии. Большие серьги-капли в форме лотоса и ее собственный широкий золотой браслет на запястье.
Оливия олицетворяла портрет члена жестокой египетской королевской семьи — женщины, имеющей право получить все, что желает, кроме мужчины, который забрал ее сердце.
Пока ее не было, на туалетном столике появился еще один подарок: маленькая коробочка, завернутая в белую папиросную бумагу. Она взглянула на настенные часы — до начала двадцать минут, — сунула палец под ленту, чтобы разорвать бумагу, и открыла крышку. Ахнув, Оливия выронила коробку. К ногам упала мертвая желтая канарейка, на Оливию смотрел единственный черный глаз. Она вздрогнула. Кто мог сотворить что-то настолько отвратительное? От коробочки шел запах. Сильный запах, который она узнала. Но не от мертвой птицы. Нет. Она взяла коробку, в которой лежал трупик. Картон пах египетскими благовониями. В душе вспыхнула ярость. Было только одно объяснение, то, которое она отказывалась принять. Оберточная бумага была другой, но коробка имела тот же запах, что и благовония, которые подарила ей Лена.
Оливия взяла птицу голыми руками, слишком разъяренная, чтобы схватить салфетку, и устремилась по коридорам, неся мертвую канарейку на вытянутых руках. Промчалась мимо статистов, направлявшихся переодеться в костюмы для Триумфального марша: золотые сандалии стучали по кафельному полу, аметистовое платье кружилось вокруг икр. Статисты взглянули на нее и отступили. Она ворвалась на лестницу, приподняв платье свободной рукой, чтобы не споткнуться о подол. На один пролет вверх, в коридор и дальше по коридору в комнату, где во время выступления должны сидеть дублеры, чтобы быть под рукой, если понадобятся. Например, на случай, если мертвая птица настолько травмирует знаменитую меццо-сопрано, что она потеряет способность петь.
Певцы собрались в гостиной, по телевизору с приглушенным звуком транслировался турнир по гольфу. Тенор, дублер Артура Бейкера, раскладывал пасьянс. Дублерша Сары разгадывала кроссворд. Остальные разговаривали по телефонам, а Лена сидела за столом и читала книгу. Все разом подняли головы, когда Оливия ворвалась в комнату — подол платья развевался вокруг лодыжек, мертвая канарейка в руках, золотая кобра на голове. Она прошагала по полу и бросила птицу на колени Лене. Лена вскрикнула, вскочила на ноги, а затем упала на колени перед птицей.
- Флоренс?
Болезненные эмоции Лены – то, как выражение ее лица менялось от ужаса к потрясению и горю – постепенно проникли сквозь ярость Оливии. Она начала понимать, что, возможно, совершила ошибку.
В комнате находились трое незнакомых ей людей. Чья-то жена или подруга, пожилая женщина, возможно, мать певца, и человек, которого она узнала. Мужчина, которого Лена представляла как своего мужа, Кристофера. Вместо того, чтобы проявлять беспокойство по поводу горя жены, он смотрел на Оливию, будто оценивая или опасаясь ее. Как будто его поймали на горячем. Муж Лены...
И тут Оливию осенило. Рэйчел работала с Леной в Миннеаполисе. Подруга говорила, что пары тусовались вместе. Как бы Оливия ни обожала Денниса, он не умел держать язык за зубами. Сколько раз в разговоре с Рэйчел она предупреждала: «Не смей говорить Деннису». Рэйчел обычно держала слово, но иногда делилась с мужем новостью, прежде чем Оливия была готова ее обнародовать. Оливия упрекала Денниса в болтливости, и он извинялся:
- Ты права. Извини. Рэйчел сказала мне ничего не говорить, но как-то само выскочило.
Оливия не знала точно, как эти факты связаны друг с другом, но была уверена, что есть связь. Рэйчел знала, что Оливию мучает чувство вины из-за самоубийства Адама, и подозревала, что дела с голосом у Оливии обстояли хуже, чем она показывала. Рэйчел сложила два и два и обсудила это с Деннисом. Если Деннис был в курсе, то вполне мог бы как-нибудь поделиться с мужем Лены, когда пары встречались. Вредила не Лена. Это был Кристофер, муж Лены, человек, который значительно рассчитывал на карьеру своей жены. Мужчина, который хотел, чтобы на сцене блистала его жена, а не Оливия. Лена подняла заплаканное лицо к мужу.
— Что случилось с Флоренс?
- Это не Флоренс! - воскликнул он.
- Это Флоренс! Посмотрите на эти белые перья в ее хвосте и маленькое пятнышко у глаза.
Кристофер обратился к остальным с фальшивым пренебрежительным смехом.
- Флоренс — любимая канарейка Лены. Птица перестала есть, и Лена забеспокоилась, но... - Он снова сосредоточил свое внимание на жене. - Флоренс была жива, когда я уходил из дома. Клянусь.
Его клятвам не хватало убежденности. Явно расстроенная и растерянная Лена с мертвой питомцей на руках посмотрела на Оливию.
- Я не понимаю.
Из динамика раздались первые ноты увертюры.
- Похоже, вам с мужем предстоит долгий разговор, — сказала Оливия. — И на твоем месте я бы наняла адвоката.
Оливия поспешила обратно в свою гримерку. Добравшись туда, она позвонила Пайпер и наскоро рассказала, что произошло, а затем выключила звук на телефоне. Из динамика раздался голос режиссера.
- Мистер Бейкер, мистер Альварес, пожалуйста, пройдите на сцену.
Ее звонок будет следующим.
Она заперла дверь и выключила свет в гримерке. У нее было так много вопросов, но сейчас ей пришлось отложить их все в сторону. Муж Лены своим саботажем украл у Оливии достаточно. Она больше не позволит ему ничего у себя украсть.
«Смелей».
Она выпрямилась в полный рост и выдохнула в темноту. Долгие вдохи. Медленные выдохи. Затем размеренные вдохи. Пытаясь снова поверить в себя. Вдох... Выдох...
- Мисс Шор, пожалуйста, пройдите на сцену.
...