Nadin-ka:
Стихи про Абхазию
Владимир Чхеидзе АГУДЗЕРА
По планете в круговерти
Ходит с нами Бог.
Есть в Абхазии, поверьте,
Райский уголок.
Здесь аллеи мне милее
Улиц городских,
А закаты всех алее,
И не до тоски.
Агудзера, Агудзера,
Светлый мой маяк,
И моя святая вера,
И любовь моя.
Мои грезы – ветвь мимозы
На виду – и пусть.
В летних грозах-виртуозах
Хохот мой и грусть.
Льнет камелия ко мне ли
Или к другу льнет
Слышу, как ревнуют ели,
А душа поет.
Агудзера, Агудзера,
Светлый мой маяк,
И моя святая вера,
И любовь моя.
В темных ризах кипарисы,
Эвкалипт-силач
Знают все мои капризы,
Смех и горький плач.
Сказки, добрые наказы
Шепчет мне прибой.
Край родной, голубоглазый,
Я навек с тобой.
Агудзера, Агудзера,
Светлый мой маяк,
И моя святая вера,
И любовь моя.
Nadin-ka:
Сергей Соловьев. СОРРЕНТО
Который раз, как пустомеля,
Я детство вывожу на свет:
Вот я в отеле Cocumella,
Где мне исполнилось шесть лет.
Тогда здесь много проще было,
Беднее, но зато как мило!
Был глуше апельсинный сад,
Свежа, как первый виноград,
Была шалунья Генриэтта,
Хозяина Гарджуло дочь;
Уста – как кровь, глаза – как ночь.
Меня уже пленяло это:
Я как-то персик утаил
И Генриэтте подарил.
Она смеялась очень звонко,
И я обиделся: она
Меня считала за ребенка,
Ей страсть моя была смешна!
Свиданья миг мне был бы дорог.
А впрочем: ей теперь за сорок:
Меньшой из братьев пансион
Теперь содержит, да и он
Не слишком молод. Вот когда бы
Была у Генриэтты дочь,
Такая же, как мать, точь-в-точь!
Да нет такой. Один лишь слабый
Винченцо, старый метрдотель,
Остался верен мне досель,
Да тот же сад, да то же море!
И волны так же, как тогда,
С грудями скал угрюмо споря,
Не отдыхают никогда.
И так же мертвые лимоны
В траве сгнивают потаенно,
Распространяя аромат,
И, бесконечные, висят
Плоды, как слитки золотые.
Низводит к морю ряд пещер:
Их камень выдолблен и сер,
И вторят своды их пустые
Мои шаги, как в оны дни,
Когда я бегал в их тени.
Мне памятна пещера эта!
Она мне кажется теперь
Жильем страдальца Филоктета,
Куда лишь только дикий зверь
Заглядывал и, не смолкая,
И день, и ночь ревела стая
Бесчисленных, зеленых волн,
И редко приставал к ней челн,
Бегущий к Греции счастливой.
Впервые здесь мой детский сон
Бывал взволнован и смущен
Мечтою страстной и стыдливой:
Сорренто! средь твоих пещер
Впервые мне предстал Гомер.
И к эллинскому баснословью
Припали жадные уста
С каким восторгом и любовью!
Киприды нежной красота
Меня как сладко волновала!
Казалось, море навевало
О ней пленительный рассказ,
И лиру взял я в первый раз.
Стихи без рифмы и без смысла
Я начал няне диктовать.
Молчал отец, хвалила мать
С улыбкою довольно кислой…
Я и тогда не унывал,
Как и теперь не жду похвал.
Nadin-ka:
Николай Асеев АБХАЗИЯ
Кавказ в стихах обхаживая,
гляжусь в твои края,
советская Абхазия,
красавица моя.
Когда, гремя туннелями,
весь пар горам раздав,
совсем осатанелыми
слетают поезда,
И моря малахитового,
тяжелый и простой,
чуть гребни перекидывая,
откроется простор,
И входит в сердце дрожь его,
и — высоту обсеяв —
звезд живое крошево
осыплет Туапсе,
И поезд ступит бережно,
подобно босяку,
по краешку, по бережку,
под Сочи на Сухум,—
Тогда глазам откроется,
врагу не отдана,
вся в зелени до пояса
зарытая страна.
Не древние развалины,
не плющ, не виадук —
одно твое название
захватывает дух.
Зеркалит небо синее
тугую высоту.
Азалии, глицинии,
магнолии — в цвету.
Обсвистана пернатыми
на разные лады,
обвешана в гранатные
кровавые плоды,
Врагов опутав за ноги,
в ветрах затрепетав,
отважной партизанкою
глядишь из-за хребта.
С тобой, с такой красавицей,
стихам не захромать!
Стремглав они бросаются
в разрыв твоих громад.
Они, тобой расцвечены,
скользят по кручам троп —
твой, шрамами иссеченный,
губами тронуть лоб!
1933г. Николай Асеев
Марине:
Анатолий Перерва
Харьков ты мой,
Город родной!
Так и тянет весною признаться,
Что люблю я тебя всей душой!
Город Харьков — ты город студентов,
Книгочей, записной театрал,
И щедрей твоих аплодисментов
Никогда и никто не слыхал!
Харьков — ты, хлебосольный хозяин,
Гостю каждому искренне рад:
Житель центра и житель окраин,
Чем богаты, всегда угостят!
Город мой! Колыбелью талантов
Все зовут тебя — это не лесть:
Сколько миру ты дал музыкантов,
Шутников и ученых — не счесть!
Хоть все реже по саду Шевченко
Духового оркестра раскат,
Люси Гурченко, Клавы Шульженко
До сих пор в сердце песни звучат…
Город Харьков мой — ты непоседа,
Город странников, город бродяг:
Где б меня ни носило по свету,
Мне повсюду встречался земляк.
Харьковчанин! Ты всюду приметен
Мягким «г», темпераментным «шо»,
Взгляд твой острый насмешлив и светел —
Ты узнал меня, как хорошо!
За рожденье мое здесь когда-то
Благодарна судьбе я стократ,
А настигнет меня час заката —
Легче встретить мне здесь свой закат…
Все с Парижем равняют Одессу,
Но мой Харьков — ни с чем не сравним!
Облаков раздвигая завесу,
Солнце нежно склонилось над ним …
Nadin-ka:
Зинаида Гиппиус. БЕЛГРАД
Он до сих пор тревожит мои сны…
Он символ детства, тайного мечтанья,
И сказочной, далекой старины,
И – близкого еще воспоминанья.
О, эта память о недавних днях!
Какая в ней печальная отрада!
Дым золотой за Савой, на холмах,
И нежный облик милого Белграда.
А виноградник, свежий дух земли,
Такой живительный и полный ласки…
На карточке – улыбка Эмили, –
Пленительной царевны в русской сказке.
Над белой скатертью веселый свет,
И речь веселая, и неизменно –
Во всех словах, во всех глазах – привет,
Для бедных странников нежданно ценный.
И много, много было – но всего
В экспромте этом рассказать нет силы…
Те дни прошли, погасли… Ничего!
Они прошли, но сердце не забыло.
1928
Nadin-ka:
Всеволод Рождественский ВОЗВРАЩЕНИЕ
Мерным грохотом, и звоном,
И качаньем невпопад
За последним перегоном
Ты встаешь в окне вагонном,
Просыпаясь, Ленинград!
Друг, я ждал тебя немало...
В нетерпенье, видишь сам,
Перед аркою вокзала
Сразу сердце застучало
По сцепленьям и мостам.
Брат мой гулкий, брат туманный,
Полный мужества всегда,
Город воли неустанной,
По гудкам встающий рано
Для великих дел труда.
Как Нева, что плещет пену
Вдоль гранитов вековых,
Как заря - заре на смену -
Я отныне знаю цену
Слов неспешных и скупых.
Друг твоим садам и водам,
Я живу, тебя храня,
Шаг за шагом, год за годом
Сквозь раздумья к строгим одам
Вел ты бережно меня.
Возвращаясь издалека,
Я опять увидеть рад,
Что в судьбе твоей высокой,
Вслед ампиру и барокко,
Вырос новый Ленинград.
Что вливает в гром завода
И Нева свой бурный стих,
Что людей твоих порода
И суровая погода -
Счастье лучших дней моих?
Nadin-ka:
Дмитрий Мережковский ВЕНЕЦИЯ
Прощай, Венеция! Твой Ангел блещет ярко
На башне городской, и отдаленный звон
Колоколов Святого Марка
Несется по воде, как чей-то тихий стон.
Люблю твой золотой, твой мраморный собор,
На сон, на волшебство, на вымысел похожий,
Народной площади величье и простор
И сумрак галерей в палаццо древних Дожей,
Каналы узкие под арками мостов
И ночью в улице порою звук несмелый
Ускоренных шагов;
Люблю я мрамор почернелый
Твоих покинутых дворцов,
Мадонны образок с лампадой одинокой
Над сваями, в немых лагунах Маломокко,
Где легче воздуха прозрачная вода:
Она живет, горит, и дышит, и синеет,
И, словно птица, в ней гондола, без следа,
Без звука, – черная, таинственная реет.
1891
Nadin-ka:
Фазиль Искандер В СВАНЕТИИ
Никогда не позабуду
Этот сванский хуторок.
Он возник подобно чуду
Среди каменных дорог.
Здесь эпоха на эпоху
Навалилась впопыхах,
Здесь российскую картоху
Сван сажает на полях.
Край форели и фазана
В пене с головы до пят.
Во дворе любого свана
Свой домашний водопад.
Глядя в пропасти с уклона,
Можно сдуру, невпопад,
Дьяволу по телефону
Позвонить в ближайший ад.
Над дорогой в диком крене
Хищно замерла скала.
На лугу схлестнулись тени
Самолёта и орла.
Океан травы и света
Вчетвером проходим вброд.
…Домик сванского поэта.
Стой! Хозяин у ворот.
Вмиг откуда-то из чащи
Доставляет мальчуган
Два ведра воды кипящей –
Злой, пузырчатый нарзан.
Ощущают, словно голод,
Жаждой выжженные рты
Сладостно томящий холод,
Холод цинка и воды.
Напились. Глядим на башни,
Влажный пот стирая с лиц.
Это сванский день вчерашний
Смотрит из кривых бойниц.
Вот он, дух средневековья,
Романтические сны.
Гордой кровью, бедной кровью
Эти камни скреплены.
А хозяин – дело чести –
Шуткой потчует друзей,
Сдав оружье кровной мести
В исторический музей.
Здесь оружьем не бряцают,
Вместо вражьих черепов
Вдоль стены ряды мерцают
Турьих выгнутых рогов.
Развалившись на кушетке,
Выбираем тамаду,
Стол ломится, словно ветка
У садовника в саду.
Сколько лиц! Восток и Запад
Льнут к хозяйскому теплу.
Запах трав и дружбы запах
Лучшей из приправ к столу.
Поднимая тост за дружбу,
Как венчальную свечу,
Чокнуться хочу я с Ушбой,
С Ушбой чокнуться хочу!
Потому что чище дружбы
Ничего не знали мы,
Потому что выше Ушбы
Только Ушба, чёрт возьми!
Между тем на пир из сада
На слова мои в окно
Ломится горы громада
Вместе с небом заодно.
Кончил я. Свежеет воздух.
Зябко зыблется туман.
Светляки, а может, звёзды,
Гаснут, падая в стакан.
Марине:
Сегодня День Харькова!
С Днем рождения!
Андрей Добрынин
Иной еще не прибыл в Харьков,
А уж долдонит свысока:
«Обычный город, Харьков-Шмарьков,
Провинциальная тоска…»
А я скажу: «Молчи, подонок,
Возьми назад свои слова.
Ты видел харьковских девчонок?
Так ты их повидай сперва.
Тогда-то мы побачим, друже,
Что запоешь про Харьков ты.
Ведь ты в Москве сидишь, как в луже,
Не видя женской красоты.
Из тех, что по Сумской гуляют,
Прекрасны поголовно все,
Хотя и не подозревают
О дивной собственной красе.
Московской спеси неуместной
Ты не рискуешь в них найти,
И нам до них, уж если честно,
Как до луны еще расти.
А если вспомнишь паляницы,
Горилку, сало, кавуны,
То ты поймешь, что все границы
Есть измышленье сатаны.
Когда в стране довольно сала,
Горилки и красивых дам,
Тогда для интеллектуала
Отчизна истинная — там».
Nadin-ka:
Констаетин Бальмонт В ОКСФОРДЕ
Словно усыпаны хлопьями снега,
Искрятся яблони, млея в цветах.
Ветер, о ветви ударив с разбега,
Шепчет и прячется в дальних кустах.
В парке мечтательном лунная нега,
Лунные ласки дрожат на листах.
С башен доносится бой колокольный,
Дремлют колледжи в объятьях теней.
Сладостный час для души недовольной,
Стройные мысли сплетаются в ней,
К небу уходят от горести дольной,
Беглость минут выступает ясней.
Дышат деревья, их пышность нетленна,
Грезят колледжи о Средних Веках.
Зимние думы промчатся мгновенно,
Воды проснутся в родных берегах.
Время проходит, мечта неизменна,
Наше грядущее в наших руках.
Nadin-ka:
Константин Бальмонт ИСПАНСКИЙ ЦВЕТОК
Я вижу Толедо,
Я вижу Мадрид.
О, белая Леда! Твой блеск и победа
Различным сияньем горит.
Крылатым и смелым
Был тот, кто влюблен.
И, белый нa белом, ликующим телом,
Он бросил в столетья свой сон.
Иные есть птицы,
Иные есть сны,
Я вижу бойницы, в них гордость орлицы,
В них пышность седой старины.
Застыли громады
Оконченных снов.
И сумрачно рады руины Гранады
Губительной силе веков.
Здесь дерзость желанья
Не гаснет ни в чем.
Везде изваянья былого влиянья,
Крещенья огнем и мечом.
О, строгие лики
Умевших любить!
Вы смутно-велики, красивы и дики,
Вы поняли слово — убить.
Я вас не забуду,
Я с вами везде.
Жестокому чуду я верным пребуду,
Я предан Испанской звезде!
Nadin-ka:
Николай Васильевич Гоголь
ИТАЛИЯ
Италия — роскошная страна!
По ней душа и стонет и тоскует.
Она вся рай, вся радости полна,
И в ней любовь роскошная веснует.
Бежит, шумит задумчиво волна
И берега чудесные целует;
В ней небеса прекрасные блестят;
Лимон горит и веет аромат.
И всю страну объемлет вдохновенье;
На всем печать протекшего лежит;
И путник зреть великое творенье,
Сам пламенный, из снежных стран спешит;
Душа кипит, и весь он — умиленье,
В очах слеза невольная дрожит;
Он, погружен в мечтательную думу,
Внимает дел давно минувших шуму.
Здесь низок мир холодной суеты,
Здесь гордый ум с природы глаз не сводит;
И радужней в сияньи красоты,
И жарче, и ясней по небу солнце ходит.
И чудный шум и чудные мечты
Здесь море вдруг спокойное наводит;
В нем облаков мелькает резвый ход,
Зеленый лес и синий неба свод.
А ночь, а ночь вся вдохновеньем дышит.
Как спит земля, красой упоена!
И страстно мирт над ней главой колышет,
Среди небес, в сиянии луна
Глядит на мир, задумалась и слышит,
Как под веслом проговорит волна;
Как через сад октавы пронесутся,
Пленительно вдали звучат и льются.
Земля любви и море чарований!
Блистательный мирской пустыни сад!
Тот сад, где в облаке мечтаний
Еще живут Рафаэль и Торкват!
Узрю ль тебя я, полный ожиданий?
Душа в лучах, и думы говорят,
Меня влечет и жжет твое дыханье, —
Я в небесах, весь звук и трепетанье!..
Nadin-ka:
Валерий Брюсов КРЫМ
Лестью солнца в лоск обласкан,
Берег вплел в меандр меандр, —
Франт во фраке! скалы — лацкан;
Ал в петлице олеандр;
Брижжи пен припали к шее;
Мат магнолий— галстук их…
Старых мод покрои свежее
Новых вымыслов тугих!
Солнце льстит; флиртует море;
Ветер — остр, ведет causerie..
Берег, в полдень, спит в изморе.
Кипарисов тень — драпри.
Глянет вечер. Белой раной
Вскроет месяц тьму воды;
В лавр и в мирт блеск ресторана
Вдавит плавкие следы.
Эх! что тут вам, нереиды!
Мотор бьет: место взято…
Мертв сон пушкинской Тавриды…
И ревут, идут авто!
«Где Мария? Где Зарема?
Кто нас песней обманул?»
Берег-франт к дверям гарема
Свой червонец протянул.
7 сентября 1924
Nadin-ka:
Александр Блок Антверпен
Пусть это время далеко,
Антверпен! - И за морем крови
Ты памятен мне глубоко…
Речной туман ползет с верховий
Широкой, как Нева, Эско.
И над спокойною рекой
В тумане теплом и глубоком,
Как взор фламандки молодой,
Нет счета мачтам, верфям, докам,
И пахнет снастью и смолой.
Тревожа водяную гладь,
В широко стелющемся дыме
Уж якоря готов отдать
Тяжелый двухмачтовый стимер:
Ему на Конго курс держать…
А ты - во мглу веков глядись
В спокойном городском музее:
Там царствует Квентин Массис;
Там в складки платья Саломеи
Цветы из золота вплелись…
Но всё - притворство, всё - обман:
Взгляни наверх… В клочке лазури,
Мелькающем через туман,
Увидишь ты предвестье бури -
Кружащийся аэроплан.
5 октября 1914
Nadin-ka:
Иннокентий Анненский «Петербург»
Жёлтый пар петербургской зимы,
Жёлтый снег, облипающий плиты...
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-жёлтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
А что было у нас на земле,
Чем вознёсся орёл наш двуглавый,
В тёмных лаврах гигант на скале, -
Завтра станет ребячьей забавой.
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слёз, ни улыбки...
Только камни из мёрзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.