  На форуме с: 26.01.2016 Сообщения: 3036 Откуда: Поволжье |
 13 Дек 2016 19:44
» Глава 14  За коллаж спасибо Мастерице
Варвару словно опалило жаром от кончиков пальцев и до самой макушки. В груди поднялась горячая волна незнакомого доселе ощущения, заставившие затрепетать каждую клеточку ее тела. Она не думала, она не знала, что такое возможно. Но она остро чувствовала сквозь ткань перчаток жар ладоней, что крепко и в то же время с осторожностью сжимали ее пальчики, не давали упасть, когда ей казалось, что ноги заплетаются, а руки не гнутся. И танец тот был медленным и неспешным, не позволяющий сбиться дыханию, грациозный и размеренный, дающий возможность всласть насладиться близостью партнера. Пусть и на расстоянии двух локтей, но все же взгляд глаза в глаза, и приближение друг к другу, и скользящие касания. А когда легкомысленный танец потребовал смену партнера, то Варвара словно потеряла ориентир, не видя более перед собою сильного плеча, блеска темных глаз, что приковывали к себе, проникая все глубже в сердце, наполняя ее душу светом и теплом. Движения ее были безупречные, однако без той живости, что она чувствовала рядом с Петром. Кавалеры сменялись, но она никого не замечала, лица мелькали, но она их не помнила, только один-единственный раз ее пронзил колючий взгляд янтарных глаз, но она быстро позабыла о том, спеша вернуться назад. И успокоилась лишь, когда крепкие руки вновь поймали в плен ее маленькие ладошки.
Легкая улыбка тотчас тронула уголки твердых губ, едва он встретился с ней взглядом.
- Варвара Никитична, мне сообщили, что вы справлялись о моем здоровье. Благодарю за ваше участие.
Язык прилип к небу, ей с трудом давались слова. Щечки заалели, она смущенно улыбнулась.
- Петр… Михайлович, я… я не могла иначе. В ту ночь маскарада…
- Очевидно, я должен был послушаться вас тогда, - он чуть крепче, чем позволяли приличия, сжал ее тонкие пальчики, и она, поддавшись неосознанному порыву, приблизилась к нему едва ли не вплотную. Однако кому-то из них двоих следовало сохранять трезвость рассудка. И он перехватил ее на полпути, не позволяя случиться прецеденту.
Плавный поворот помог ей справиться с волнением. Негоже на людях выказывать свои чувства. Она опустила глаза в пол.
- Ваше ранение…оно опасно… было.
- Поверьте, сударыня, это не стоило ваших тревог, - с придыханием произнес Петр, залюбовавшись ее маленьким чуть вздернутым носом, при ближайшем рассмотрении обнаружив на нем несколько пикантных веснушек.
- Я не уверена в том. Барон…
- Мы разрешили сей раздор, – прервал он ее невозмутимо.
- Как скоро? – Варвара не могла скрыть своего удивления. Когда же граф успел встретиться и переговорить с Ламздорфом?
- Второго дня, - отрывисто сказал Петр, обходя вокруг Варвары. Теплое дыхание коснулось обнаженной шеи и по ее спине пробежали мурашки, заставляя сердце учащенно биться.
Ладони их вновь соприкоснулись и глаза Петра потемнели. Все эти дни, лежа в постели и мучаясь болью в спине, он продолжал думать о ней. Ясные голубые очи являлись ему во снах. Он видел их и днем, стоило хоть ненадолго сомкнуть уставшие веки. Порой ему казалось, что жар не оставляет его вовсе ни из-за болезни, а от воспоминаний о ней, о ее трепетном взгляде, о полураскрывшихся губах, вкус которых он особенно помнил. Сладкие и терпкие, как спелая вишня в садах Митяжино. И о поцелуе, что, не сдержавшись, он позволил себе.
В одну из таких ночей он проснулся весь в поту. Простыни под ним снова смялись, дыхание сбилось. Ему необходимо было охладиться. Он чувствовал себя безумцем, что не может вытряхнуть из головы навязчивую мысль, все не дающую ему покоя. Может это оттого, что его рана так долго затягивалась, тело его ослабло, а в голове была полная сумятица? Так не могло дольше продолжаться. Он поднялся с постели и как был в ночной рубашке, прошел босиком к окну. Стояла глубокая ночь. Он распахнул створки окон и вдохнул полной грудью чистый морозный воздух. Полегчало. Перед взором раскинулся ночной город с сероватыми очертаниями домов и чернеющими фонарными столбами на запорошенной снегом мостовой. Кругом было белым-бело, тихо и ни души. Пожалуй, слишком тихо. Он нахмурился и прикрыл окно. Кто-то находился у него спиной.
Его спас скрип половиц, что он услышал позади себя за мгновение до того, как лезвие ножа, сверкнув в лунном свете, прошло в опасной близости от его левого плеча, лишь слегка поцарапав кожу. Убийца целился в грудь, но Петру удалось увернуться от смертельного удара. Чертыхнувшись, он схватил с комода подсвечник и в следующую секунду нож застрял между бронзовыми дугами. Угрожающе заскрежетала сталь. Убийца чуть замешкался, и Петр, воспользовавшись короткой заминкой, свободной рукой ударил нападавшего в лицо, рассекая тому бровь. Черные глаза сверкнули ненавистью. Петр не удивился, увидев перед собой арапа. Он и не сомневался, Ламздорф не отступится от своей угрозы. Повезло еще, что убийца не наведался к нему раньше. Видно, дубинка извозчика хорошо прошлась по жилистой спине арапа, на продолжительное время выводя его из строя, впрочем, сломанная челюсть также не могла добавить ему сил.
Но размышлять было некогда. Арап сжимал в руке острый нож с длинным лезвием, которым довольно ловко орудовал, каждую секунду грозя нанести им удар, а у Петра кроме голых кулаков и канделябра ничего другого не было. Ко всему прочему движения Чернышева стесняла ночная сорочка. Он вскинул ногу вверх, послышался хруст разрываемой ткани и одновременно глухое ругательство арапа. Петр подавил усмешку. По всей видимости, он попал точно в цель. Боль в спине еще давала о себе знать. Однако следовало торопиться. Убийца был проворен и сметлив. Петр понял это, когда впервые столкнулся с ним на мостовой неподалеку от дома Долгоруких.
Чернышев отметил про себя, что арап обладает определенными навыками. Он умело дрался в ближнем бою, сохраняя хладнокровие, и всегда держал противника в поле своего зрения. Должно быть, прежде чем попасть в услужение к Ламздорфу, он был наемником, под покровом ночи вершившим свои гнусные делишки, сгубив при этом немало душ. Неужто барон настолько труслив, что предпочитает действовать грязными методами, нежели встречаться лицом к лицу с возможным соперником, как того предписывает негласный кодекс дворянской чести?
Однако Петру некогда было предаваться досужим мыслям. Он бросился через всю комнату к своей шпаге, висевший на стене у изголовья его кровати.
Дальнейшее произошло стремительно. В считанные мгновения арап, выпрямившись в рост, кинулся вслед за ним, но Петр успел выхватить шпагу из ножен и маневренным приемом, со свистом рассекая воздух, без особого труда отбил удар противника, выписав перед его лицом восьмерку. У арапа округлились глаза, и в следующую секунду он взвыл от боли, хватаясь за щеку. Ото лба и до подбородка лицо его пересекал глубокий шрам, через который сочилась кровь. Петр же, без ложной скромности один из лучших фехтовальщиков флота, не остановился на том и, сделав резкий выпад, пронзил арапу плечо, умышленно раня того, хотя мог покончить с ним раз и навсегда, как с докучливой мухой. Рука убийцы безвольно повисла вдоль тела, нож с глухим стуком упал на пол.
- Убирайся прочь, - кончиком шпаги Петр отбросил в сторону оружие, ранившее его едва не смертельно, - вернись к своему хозяину и передай, ежели он не уймется, вскоре будет иметь дело со мной. Слово дворянина, - и презрительно скривив губы, прибавил, - хотя, как видно, понятие чести ему не знакомо.
На вопль прибежал Аким. Взлохмаченный, только пробудившийся ото сна, со свечой в одной руке, прихватив с перепугу кочергу в другую, он верно оценил обстановку и с прытью молодого юнца, какую от него никто не ожидал, набросился с порога на арапа.
- Ах ты, ирод окаянный! - он занес над ним кочергу, и прежде чем граф успел что-то сказать, треснул арапа по раненому плечу. Тот, застонав от боли, свалился мешком под ноги взбешенному слуге. – Какие черти тебя принесли? Ишь чего удумал! К барину в гости являться! Я ж тебя…
Петр взмахом руки прервал гневную тираду:
- Оставь, Аким. Пусть убирается восвояси.
- Да как можно, барин?! – бурно возмутился слуга. - Надобно кликнуть полицмейстера. Дело-то уж заведено.
- Не нужно никого звать, – тихо, но твердо произнес Петр, не желавший огласки случившегося. Пусть лучше все закончится здесь и сейчас.
Аким, недобро зыркнув на арапа, молча протянул тряпицу, что раньше служила для перевязки ран графа (кровь капала у того с плеча, пачкая полы и лежавший у их ног ковер), и слуга барона, не говоря ни слова, приложил ее к кровоточащей ране. Когда он уже был у дверей, Петр окликнул его:
- Полагаю, ты все уяснил, арап?
- Не сомневайтесь, господин, - негромко отозвался тот и, пряча глаза, поклонился Петру. - Я все передам хозяину.
- Вот и славно.
Следующим днем Петр, решив после продолжительного затворничества, наконец, выйти на улицу и прокатиться в санях, прихватил с собою Сокола, навестившего его в послеобеденный час. И когда двое друзей катились по Адмиралтейской улице, а после свернули на Гороховую, занятые разговором о предстоящей поездке Чернышева в Малороссию, у ворот знакомого особняка они заметили небольшой поезд из карет.
- Глянь, Петро, - подивился Григорий, кивая головой в направлении открытых ворот, - да это ж герб Ламздорфа. Куда его бесы гонят в такую непогоду?
- Знать, зовут неотложные дела, - сквозь зубы процедил Петр, запрокидывая голову вверх. В морозном воздухе кружились снежинки. Небо заволакивало рыхлыми снежными облаками, поднимался ветер. Гришка прав, к вечеру разыграется метель. Чернышев сжал челюсти. И рана так некстати заныла.
Они как раз проезжали мимо того места, откуда выкатывала карета с фамильным гербом барона. На серебристо-лазуревом фоне были изображены черная змея и кентавр, а внизу на серебряной ленте черными буквами значился девиз «Господь моя надежда». Из окошка выглядывало бледное лицо барона, в беспокойстве озирающегося по сторонам. Едва карета поравнялась с санями, в которых ехали два флотских офицера, физиономия Карла Борисовича смешно вытянулась, а тонкие губы начали странно подергиваться. Барон уставился застывшими глазами на Чернышева.
- Чего это с ним? – шепотом спросил Гриша, наклоняясь к Петру, будто его можно было услышать тем, кто ехал в закрытом экипаже. – Петро, он глядит на тебя, словно черта перед собою видит. Вот-вот перекрестится и крикнет «Сгинь, нечистая». Ну, и чудной же он. Мне барон никогда не нравился, - прибавил Соколов, провожая глазами отъезжающую карету. – Послушай, а все же нашли того, кто напал на тебя?
- В его поимке уж нет надобности, - отозвался Петр, поглядывая на хмурое небо.
И вот он снова в светлой зале среди блеска огней и шума музыки, среди сверкающих драгоценностей, золота, шелков и кружев. Дамы с нарумяненными щеками и подведенными сурьмой бровями, с оголенными плечами и бархатными мушками на груди и в уголках губ, кружились в танце, бросая томные взгляды на своих кавалеров. То там, то здесь слышался веселый смех, велись шутливые разговоры. Но Петру ни до кого нынче не было дела, он видел перед собой лишь стройный стан Варвары и ее чарующую, не сходящую с прелестного лица улыбку, желая в тот миг только одного. Оказаться вместе с ней в тех самых санях, что несли их по Петербургу в ту злополучную ночь. Наверное, скажи он ей это, и она немало изумилось бы. И все же он отчетливо помнил ее ярко голубые глаза на фоне ночного неба, широко распахнутые, блестящие от застывших в них слез, и губы, несмело раскрывшиеся навстречу поцелую, такие мягкие и теплые. Воспоминания были столь сильными, что ему пришлось сделать глубокий вздох, дабы не поддаться вспыхнувшему желанию, разлившемуся огненной лавой по его груди и венам, и не склонится к ней тотчас, нарушая все мыслимые правила, ломая воздвигнутые им же самим преграды.
Но казалось, Варвара не замечала его дрожащих пальцев и отведенного в сторону взгляда. Услышав, что опасность миновала и ему более ничего не грозит, она немного успокоилась, и на ее щеках заиграли ямочки.
- Стало быть, все осталось позади?
- Позади, - словно эхо повторил он за ней и улыбнулся.
Как только стихли последние аккорды, Петр проводил Варвару к небольшому кружку их общих знакомых, в центре которого блистала, разодетая в парчу и кружева графиня Воронец, с головы до ног усыпанная алмазами. Рядом с Прасковьей Ильиничной стоял Павел, не сводивший со светской красавицы восхищенного взгляда, внимающий каждому ее слову. Словно комнатная собачонка, прыгающая на задних лапках, мелькнуло в сознании Варвары нелестное для брата сравнение. Долго он еще не будет замечать очевидного? Ведь графиня умело и расчетливо пользуется им, только и всего. В кругу том находилась и княгиня Долгорукая в темно-синем атласном платье, расшитым жемчугами и яхонтами, с низким вырезом, кокетливо прикрытым газовой вуалью. Обмахиваясь веером, она вглядывалась куда-то вдаль, будто искала кого-то и рассеянно слушала графиню, сыпавшую анекдотами и шутками. Едва Варвара и Петр влились в этот кружок, к ним присоединились раскрасневшаяся от танца Анна Вяземская и сопровождающий ее всюду Григорий Соколов.
- Ох, как жарко нынче, - помахивая веером, графиня Воронец стреляла глазками поверх головы Варвары. – Граф Чернышев, вы ли это? Признаться, вы напугали нас известием о своем ранении.
- Екатерина Александровна, Прасковья Ильинична, Анна Александровна, имею честь, - граф раскланялся с дамами и ответил на приветствие Павлу Аничкову и Соколову. – Рад нашей встрече.
- Граф, а вы немногословны, - Прасковья Воронец капризно надула алые губки с кокетливой мушкой в уголке рта. – Поведайте же нам, что случилось с вами в ночь маскарада? Говорят, вы были с прекрасной дамой, но вам помешал ее ревнивый муж. Неужто это правда?
Услышав то, Варвара слегка побледнела. Ей не нравилась графиня. Уж чересчур та была языкаста и не в меру ветрена. Муж ее, престарелый граф, маялся подагрой в одном из имений под Воронежем, а жена в это время вела в столице довольно свободный образ жизни. Ни от кого не таясь, она меняла любовников, как иные меняют перчатки. Ах, бедный, бедный Павел. Их с графиней связывала не только страсть к охоте и развлечениям. Это было ясно как день. Но вот беда. Своенравная графиня, как шептались в свете, не могла ограничиться одним любовником. А Павел, как знала сама Варвара, никогда не умел делиться своими игрушками.
- Слухи остаются слухами, - ровным тоном произнес Петр, не меняясь в лице. - Могу заверить вас, Прасковья Ильинична, не было никакой дамы, как и не было ее ревнивого мужа. А все было до банального просто. Подвыпивший бродяга надумал поживиться. Мне просто не повезло. Вот и все.
- Это печально, граф, - княгиня Долгорукая, от которой не укрылись взгляды, украдкой бросаемые ее племянницей на Чернышева, сочувственно кивнула ему, – и требует немедленных разбирательств. Покуда преступники будут свободно разгуливать по улицам Петербурга, добропорядочные граждане не смогут чувствовать себя спокойно.
- Всецело согласен с вами, княгиня, - поклонился ей Петр.
- А до того как это случится, предлагаю на время забыть о неприятном инциденте, - подхватил беседу Павел, широко улыбаясь Чернышеву. – Тем более что вскоре нас ждет забава.
- Александр Алексеевич устраивает гон на лисицу, - тихо засмеялась графиня Воронец.
- Верно, - заулыбалась княжна Вяземская, кивая хорошенькой головкой, – батюшка любит охоту. Граф, вы для нас всегда желанный гость. Прошу, не отказывайтесь от приглашения.
- Благодарю, Анна Александровна, - Петр учтиво поклонился.
- Петро, ты ведь жалуешь псовую охоту, - Григорий бросил быстрый взгляд на друга. Нынче Чернышев будто сам не свой. Молчалив и задумчив больше обычного, что-то его явно гнетет. Не оттого ли это происходит, подумал вдруг Григорий, что Ламздорф с супругою покинули Петербург в разгар сезона? Он же отлично помнил тяжелый взгляд Петра, который тот задержал на отъезжающей карете. Но зачем тогда Чернышев стоит подле Варвары Никитичны, младшей сестры баронессы, желая, по всей видимости, продолжить с ней знакомство? Мало ему тех мучений, что принесла в свое время ее старшая сестра? Неужто ему вздумалось вновь связаться с девицей Аничковой?
- Кто тут говорит об охоте?
Среди собравшихся неожиданно появился Шаховский. Князь был в приподнятом настроении. Видно, он только вышел из курительной, заключила про себя Варвара и, поджав губы, закрылась веером. Запах табака ей был неприятен.
- Друзья, рад видеть вас. Сударыни, судари, честь имею, - Алексей располагающе улыбнулся, обводя присутствующих веселым взглядом. - О, Петро, так хворь уж отступила? Рад, очень рад.
- Алексей Иванович, - послышался тонкий голосок княжны, - вы, конечно, присоединитесь к нам на охоте, что состоится в воскресенье поутру?
- С превеликим удовольствием, Анна Александровна. Я непременно там буду. Мой отец страстный охотник и меня приучил с малолетства ходить на красного зверя.
Петр чуть нахмурил лоб. Он хорошо знал Алексея. Знал, что его друг не большой любитель выпивки, как впрочем, и он сам. Из всех троих друзей только Сокол бывал в трактире на Невском с регулярным постоянством. Где встречался с бывшими гардемаринами, воспитанниками Морского кадетского корпуса, поддерживая с ними дружбу, вспоминая былые годы. Алексей же отдавал предпочтение бешеным скачкам на свежем воздухе. Бывало случится вдруг какая неприятность, и Шаховский тут же запрыгивает на своего Азара, как кликал он рысака, что подарил ему батюшка на именины, и подолгу скачет в поле, выпуская пар. Или же зовет Петра. И тогда друзья устраивали меж собой шпажные поединки, из которых граф не всегда выходил победителем. Ибо у Алексея имелась характерная особенность. В минуты горячности в нем просыпалась недюжинная сила и ловкость, и равных тогда ему не было. Но ныне дело обстояло иначе. И Петр это ясно понимал.
Лишь однажды ему довелось видеть друга таким же поникшим, заливавшим горе вином. Было то давно. Первая красавица Петербурга, девица Шереметьева, что покорила Алексея с первого взгляда, и к коей он больше года испытывал нежнейшие чувства, собираясь сделать ей предложение, вдруг скоропалительно вышла замуж за французского посла и укатила с ним в Париж. Жизнь молодого гардемарина в одночасье рухнула. Горю, казалось, не было предела. Но кое-как оправившись от «хмельного дурмана», Алексей с тех самых пор начал воспринимать женщин лишь как объект для собственных удовольствий. Не обременяя себя серьезными связями, исключая сердечные привязанности, словно наказывая весь женский пол за свою неудачу, он оставался с ними равнодушно-циничным, со временем закрепляя за собой славу неисправимого повесы. Неужто, «бессердечный Аполлон», как прозвали его в свете, снова влюбился и вновь безнадежно?
Петр вздохнул, в душе жалея друга. И тут случилось нечто непредвиденное. В поле его зрения попал человек, которого он меньше всего ожидал сейчас увидеть.
- Екатерина Александровна, Прасковья Ильинична, ваш лимонад, - щегольски одетый мужчина в темно-красном камзоле, обшитым широкими золотыми галунами по бортам и рукавам, в белом шейном платке, заколотом алмазной булавкой, галантно подал дамам напитки. – Нынче в буфетной не протолкнуться, - пошутил он, улыбаясь и показывая ряд ослепительно белых зубов, - от духоты лакеи распахнули окна в залах.
У Петра аж пальцы заныли от желания сжать их в кулаки и стереть это самодовольное выражение со смазливой физиономии щеголя. Лицо графа напряглось и застыло, словно каменная маска. Он не сводил пристального взора с подошедшего к ним мужчины до тех пор, пока тот, почувствовав себя неуютно, не устремил на него настороженный взгляд. И… мгновенно узнал в нем своего давнего знакомца.
Безмятежное выражение вмиг слетело с привлекательного лица вновь прибывшего господина, серо-зеленые глаза, прищурившись, впились в непроницаемое лицо графа.
- Лев Антонович, прошу, познакомьтесь с нашим дорогим Петром Михайловичем, графом Чернышевым, - княгиня Долгорукая, не скрывая своей симпатии к высокому, светловолосому мужчине, кокетливо улыбнулась, принимая из его рук лимонный напиток с сахаром.
- Благодарю, княгиня, за любезность, - ответил Крейц после секундного замешательства, - однако с графом мы давние знакомцы.
Прошло пять лет, но у Петра перед глазами по-прежнему стояла та злополучная сцена, что произошла в предместьях Петербурга в одно раннее утро 1782 года. Поединок едва не сорвался из-за разгулявшейся непогоды. Петр тогда решил драться не до первой капли крови, как того требовало негласное повеление государыни, а до последнего вздоха кого-то из противников. И у него, прекрасно владеющего шпагой, был отличный шанс добиться этой цели. Однако удача в тот день отвернулась от него. Внезапно налетевший ветер и снег, норовивший застлать глаза, помешали осуществлению задуманного. Он промахнулся всего-то на один перст, и вонзил шпагу не в сердце, чего так страстно желал, а чуть правее, проткнув обидчику легкое и задев позвоночник. Тогда он не стал добивать своего недруга, завалившегося набок с выпученными глазами, жадно хватающего окровавленным ртом холодный ноябрьский воздух, посчитав того смертельно раненым. Но два дня спустя пришло известие, после которого он еще долго не находил себе места. Его заклятый враг, несмотря на приложенные им усилия, сумел-таки выжить.
И вот теперь, годы спустя, соперники вновь встретились лицом к лицу, но не посередь гиблых болот, продуваемых со всех сторон пронизывающими ветрами, а в теплых залах Петербуржского дворца, на одном из светских балов, в доме общих знакомых. Петр был убежден, останься он еще на миг, то не мог поручиться за себя. Его боль была слишком велика. Никакое время не в силах было заглушить той щемящей тоски, что жила в его сердце все эти годы. Ее можно было запрятать в потаенные уголки души, сделать вид, что она притупилась, но боль эта не могла исчезнуть навсегда. Ибо как можно смириться с потерей близкого человека и спокойно смотреть в глаза обидчику, безнаказанно разгуливающему по земле, свободно дышащему одним с ним воздухом, наслаждающемуся пением птиц и ароматами весны, в то время как загубленная им невинная душа давно лежит в могиле? Это было мучительно. И Петр, понимая, что не может более оставаться здесь, поспешил откланяться, удостоив Крейца только холодным кивком головы. Перед уходом он бросил извиняющий взгляд на Варвару, прошептав короткое «Простите, мне ныне не до веселья» и вскоре скрылся с глаз.
В воздухе повисло напряжение, и это почувствовали все присутствующие. Княгиня Долгорукая, попрощавшись с графом Чернышевым, задумчиво взглянула на Крейца. Тот еще несколько секунд постоял в безмолвии, а потом вдруг обратился к княжне Вяземской. Лицо его прояснилось и приняло прежнее выражение умиротворенного довольства. Он открыто улыбался ей:
- Анна Александровна, не соблаговолите ли вы оказать мне честь и станцевать со мною кадриль?
- О, сударь, - пролепетала Аннушка, розовея от смущения. Она ничего не поняла из того молчаливого поединка, что наблюдала несколько мгновений назад, впрочем, успела сделать для себя заключение. Чтобы не произошло между двумя мужчинами, это были дела давно минувших дней, не имевшие к ней никакого отношения. А, значит, и повода к сомнениям у нее не было. Изящная ручка скользнула в ладонь графа Крейца. - Я принимаю ваше приглашение, Лев Антонович.
В зале зазвучали первые аккорды французской кадрили. Павел и графиня Воронец, молча переглянувшись, так же отправились танцевать. Соколов же, расстроившись, что его обогнал заносчивый граф, пригласил на танец княгиню, предварительно оставив на подносе лакея, что с важным видом сновал между группами гостей, нетронутые дамами напитки. Варвара меж тем продолжала растерянно смотреть вслед Петру, который спешно покидал бал, и тут услышала над ухом мягкий баритон:
- Гляньте, сударыня, какое веселье вокруг. И очевидно, все только начинается. В ваших же глазах я вижу печаль. В силах ли мне развеять ее, Варвара Никитична? Не окажите ли мне чести повести вас в кадрили?
Варвара очнулась от оцепенения. Совсем недавно Петр кружил ее в танце, улыбался с нежностью, заглядывая в ее глаза, вселяя в душу надежду, и вдруг все исчезло. В один миг все переменилось. Что произошло? Отчего граф так стремительно покинул бал и… ее? Но Шаховский не давал времени на раздумья. Он снова повторил свой вопрос, и Варваре пришлось ему ответить. Она перевела на него рассеянный взгляд.
- Мне не хочется танцевать, князь.
Алексей изогнул губы в ироничной ухмылке:
- Знать, никто не может сравниться в паре с ним. Занятно.
Его слова мгновенно привели ее в чувство. Она уже готова была вспылить, ответить резкостью на его неподобающий тон, в который раз поддавшись на его уловку. Но вовремя вспомнила, что от этого человека хотела получить ответы на интересующие ее вопросы. А потому опустила взгляд, как приличествовало скромной девице, и тихо спросила, всеми силами пытаясь игнорировать его язвительную реплику:
- Алексей Иванович, - она выдержала паузу и посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, - когда вы наносили визит моему дядюшке, вы что же... прежде выпили вина?
Неосторожные слова сами собой слетели с губ. Она сама не понимала, зачем задала этот вопрос, рискуя вызывать в князе вспышку ярости, но поделать с собой ничего не могла. Находясь рядом с ним, она всякий раз испытывала раздражение.
Ехидно улыбнувшись, Шаховский уточнил:
- Стало быть, сударыня, вы считаете, что вас может позвать замуж лишь тот, кто бывает изрядно пьян?
Щеки Варвары ту же вспыхнули, и она ответила резче, чем хотела:
- Сударь, полагаю, что тот, кто желает вести меня под венец, должен говорить прежде со мною. Ибо я сама в состоянии дать ответ.
- Вот уж не подумал бы, - князь прищурился, закладывая руки за спину. - Скорее вы, сударыня, состаритесь и покроетесь морщинами, ожидая от любезного графа предложения руки и сердца, прежде чем поймете, этого никогда не случится. Но бьюсь об заклад, еще задолго до того вас отдадут замуж за первого попавшегося соискателя богатого приданого, коим вполне может оказаться мерзкий циник и в придачу неудачливый игрок.
- А вы очевидно, как благородный рыцарь из сентиментальных французских романов пытаетесь спасти простодушную девицу от уготованной ей участи, по всей вероятности, унылой и безрадостной? – съязвила она в ответ.
- Всенепременно, - в том же духе отвечал Алексей, пристально глядя на нее сверху вниз. Знала б она, как шел ей этот румянец, как блестели ее глаза, когда она так сердито взирала на него. Эта девушка не была похожа ни на одну из тех, кого он встречал ранее. Даже… но он не хотел вспоминать имя той, что когда-то любил, той, что так жестоко посмеялась над его чувствами… Ведь никакая другая девица по его мнению не могла сравниться с Варварой Аничковой по красоте и изяществу, по той внутренней силе и по тому огню, что ныне бушевал в ее глазах цвета весеннего неба. И он сказал уже мягче: - Ежели вас задевает то, что я предпочел навестить вашего дядюшку раньше вас, приношу свои извинения. У меня не было умысла задеть вас и тем паче обидеть. Обстоятельства были таковы, что поспешность та была необходима.
- Вот как? – обратившись вся во внимание, Варвара стиснула руками сложенный веер так, что пластины из слоновой кости до боли впились в нежную кожу ладоней. – И какие причины побудили вас сделать это треклятое предложение?
Алексей медленным взглядом обвел заполненный танцующими парами зал, лакеев, что разносили гостям шампанское и лимонад, придворных кумушек, что воодушевленно делились друг с другом последними столичными сплетнями, музыкантов, виртуозно играющих на скрипках и виолончелях и, приблизившись к Варваре, склонился к ее уху.
- Причины две, сударыня. Первая, и наиболее весомая, заключается в том, что я не хочу видеть вас женой того мерзкого негодяя, с которым вы так вдохновенно исполняли полонез.
- Выходит, со стороны это выглядело вдохновенно? – хмыкнула Варвара, мимоходом замечая, как Крейц, делая поддержку Анне Вяземской, держал свою руку на ее талии много дольше, чем это было позволительно, а княжна мило смущаясь, вроде бы даже поощряла его, вызывая у графа самодовольную улыбку.
- Вас не удивило, что я назвал его негодяем?
- Нисколько. Я сама думаю о нем точно так же. Но скажите, князь, как вам стало известно, что граф Никитин посватался ко мне?
- Земля слухами полнится, сударыня, - уклончиво ответил он ей. - Вам ли того не знать?
Навряд ли у него повернется язык поведать ей мерзкую историю, свидетелем которой он стал вместе с парочкой офицеров, заснувших в бильярдной дома Лопухиных после разгульной ночи. Возможно, скажи ему кто-то о том, он бы не поверил, но он слышал все собственными ушами. И когда хмельной угар улегся, и он понял о чем, а главное о ком шла речь, то первым же делом отправился в особняк на Мойку, решив во что бы то ни стало помешать осуществлению плана задуманного подлым авантюристом. И с каким же облегчением он сейчас узнал, что графу Никитину было отказано, не описать словами. В то же время Алексей отлично понимал, такой человек, как граф будет добиваться своего всеми известными ему способами. Ведь ставки были слишком высоки.
Варвара сделала вид, что удовлетворилась объяснением Алексея, собираясь впоследствии выяснить все до конца.
- А какова же вторая причина, Алексей Иванович?
- Вы все равно не поверите.
- Почему? – полюбопытствовала она, резко поднимая голову, отчего крошечные розочки из алансонских кружев с жемчужинами, вплетенные в русые локоны и забранные вверх в замысловатую прическу, качнулись в такт ее движению.
- Потому что до последнего момента я сам не верил в это, - чуть слышно прошептал Алексей, вдыхая цветочный аромат ее духов.
Она недоуменно посмотрела на него.
- И все же я желаю знать.
- Так вы настаиваете? – в янтарных глазах вспыхнули знакомые искорки. - Но я должен предупредить, вам придется не по нраву сказанное мною.
- Отчего же, князь?
- Оттого, что я люблю вас, Варвара… Никитична.
|
13 Дек 2016 8:28
На форуме с: 23.11.2014
Коллаж получился очень красивый и загадочный... 
На форуме с: 28.11.2012
На форуме с: 18.09.2008
На форуме с: 25.07.2016
спасибо дорогая за такое долгожданное продолжение!
Борон, как я и думала предпринял ещё одну попытку напасть на Петра 
Как мерзко с его стороны, этот поступок не делает ему чести. 
Однако, как быстро он последовал вслед за супругой, в ведь правильно поняла, он покинул столицу? 
Пётр, он уже почти пал жертвой чар нашей прекрасной Варвары. 
Аж Алексей заметил. 
А Варя, вновь показывает себя и спрашивает Алексея на примую, зачем он сделал предложение 
Ответ князя честно поразил меня. Ну ладно, первую причину можно понять, ведёт себя как рыцарь 
Но вторая?!!!!! Уж не думала, что такой как он, способен полюбить, да ещё после предательства 
С нетерпением буду ждать, что ответит моя любимая Варя 
На форуме с: 04.12.2016
занятно, как все переплелось.
На форуме с: 17.10.2015
На форуме с: 21.11.2010
В теме «Великие слова и мысли по Фрейду»: [img] 
В блоге автора Юлия Прим: 
В журнале «Литературная гостиная "За синей птицей"»: 