PoDarena:
13.12.13 18:09
» Глава шестая, в которой на сцене появляются: пироги...
Глава шестая, в которой на сцене появляются: пироги с капустой, инструктор по рукопашному бою и еще куча разного. А заканчивается все совсем уж неожиданно.
- Вкусные пироги, Николай Глебович?
- Очень вкусные, Нина Гавриловна.
- Альбинка у меня такая, - ему пододвигают ближе пакет с домашними пирогами. – Сама ее выучила, но она уже лучше меня тесто ставит. Вон какие получаются – пышные, мягкие.
Ник с наслаждением откусывает еще треть пирожка с капустой. Действительно, вкусные. И вообще – хорошо поесть, впервые за день. А то он проспал сегодня, позавтракать не успел. А потом как началось…
Нина Гавриловна Данченко, операционная сестра с тридцатилетним стажем, сидит напротив, сложив руки под внушительным бюстом, и совершенно по-матерински смотрит, как молодой хирург Николай Глебович Самойлов обедает. Хотя для нее - какой он Николай Глебович? Николаша… хороший парень. Вот прямо для ее Альбины.
- Кушай, кушай, - она забирает у него кружку. – Давай, еще чаю налью.
- Спасибо, - сквозь пирог.
- Николай, ты б, может… - она наедине позволяет себе нарушить субординацию и обратиться к врачу на «ты» и по имени. Знает, что Николай к этому относится болезненно – как и все молодые врачи, но сейчас они одни, да и тема разговора… - Может, сходил бы с Альбиной куда – в кино там, или в кафе… Она у меня хорошая, знаешь, какая? Готовит вкусно, дома чистота. И вяжет сама, и шьет. А уж хорошенькая! И за собой следит – в зал ходит тренажерный. Я вот тебе фотографии покажу…
- Вы уже показывали! – торопливо. – Альбина и правда симпатичная.
- Ну вот! – тон Нины Гавриловны настолько торжествующий, что он мгновенно осознает всю опрометчивость своего ответа. – Вот и пригласи ее куда-нибудь! Не понравится – ну, стало быть, не судьба. Но она у меня такая… Не может не понравиться!
Ник вздыхает. Не первый этот разговор. Пироги Альбина печет замечательные. И внешне, по крайней мере, на фото – ничего вроде бы. Тоже брюнетка. Тоже?! Господи, да когда же он
эту из головы выбросит?! В общем, все бы ничего, если бы не мама Альбины. Нина Гавриловна, самая опытная сестра в их отделении, человек, к мнению которого прислушивался даже заведующий. Ее и Владимира Алексеевича Ник считал своими учителями. Уважал, внимательно слушал, перенимал опыт. И совершенно четко понимал, что любой маломальский романчик с дочкой Нины Гавриловны поставят его профессиональные отношения с лучшей операционной сестрой отделения под удар. И еще как-то вызывало сомнения, почему это такую во всех отношениях замечательную девушку еще не прибрал к рукам кто-то достойный. Видимо, или материнский взгляд не совсем объективный, или кастинг претендентов чрезмерно суровый. Обе версии ему не очень-то нравились. Эх, главное, Нину Гавриловну не обидеть. Ценнейший специалист, а уж опыта сколько…
- Нина Гавриловна, да зачем вашей Альбине я? Вы же знаете, что я за человек… Ухаживать не умею, слов красивых говорить – тоже. На принца на белом коне… не тяну. Да и конь у меня зеленый и одноместный. И вообще – от меня девчонки шарахаются.
- Вижу я, как шарахаются, - усмехается Нина Гавриловна. – Вешаются – это точнее. Не наговаривай на себя, Николай. Да и моей Альбинке не принц нужен, а нормальный парень. И тебе нужна хорошая девчонка – которая и накормит, и приласкает. Так ведь? Принцессу же не ждешь?
- Нет, - вздохнул он. – Вообще никого не жду. Не до этого мне сейчас, Нина Гавриловна, вы же понимаете?
Нина Гавриловна тоже вздыхает в ответ. Упрямый. Ну да ничего - вода камень точит. Уж больно хорош парень. Даже не парень – мужик уже, породу видно сразу. За таких держаться надо, хватать да не отпускать – ей с высоты жизненного опыта это очевидно.
______
- Нюрка, паразитка мелкая, ты опять?!? – дородная женщина в бирюзовом костюме разгневанно разглядывает крошки на тумбочке.
- Тетенька, пожалуйста, не надо, - шестилетняя девочка тут же начинает всхлипывать. – Не отбирайте!
- Вот что же за бестолочь-то, а?! – дежурная медсестра резко отодвигает девочку, вынуждая ту упасть на койку. – Тебе что говорили?! Вот сейчас Николаю Глебовичу все расскажу!
- Не надо, пожалуйста! Оставьте! Меня угостили!!!
Не слушая детские крики, медсестра выгребает все из тумбочки, достает из глубин запрятанный пакет с пряниками.
- Что это, Перфилова?! Что это, я тебя спрашиваю?!
- Отдайте, - всхлипывает девочка. – Отдайте, это мое! Меня тетеньки угостили. Отдайте…
- Да что вы творите?! – не выдерживает одна из мам, лежащих тут же, в этой палате, с ребенком. – Девочка и так сирота, из детдома. А вы ее еще и последнего лишаете. Жалко вам что ли? Мы угостили, а вы…
- Нельзя ей! – резко поворачивается к взрослым медсестра. – Нельзя. Говорили же! Ни пряников, ни печенья, ничего мучного ей нельзя! Господи, ну она-то маленькая, дурочка еще…
- Как вам не стыдно!
- Да это вам должно быть стыдно! Вы-то взрослые люди, матери! Все, пойду дежурному врачу пожалуюсь!
______
Уже отбой, но свет не гасят, девочка из детдома лежит на кровати, уткнувшись в стену, тихо плачет. Рядом, через пару коек, возмущенно обмениваются мнениями две мамаши - о жестокости и душевной черствости медперсонала отделения.
- Анютка, скажи мне, что Галина Михайловна пошутила, - в палату заходит рыжеволосый молодой врач. – И что ты не лопала эти пряники, а они у тебя просто так в тумбочке лежали.
- Меня тетеньки угостили! – девочка отворачивается от стены.
- Тетеньки идиотки, - невозмутимо парирует доктор. – А ты знаешь, что тебе нельзя пряники. Ну, лопала?
- Лопала, - упрямо.
- Сейчас ремня всыплю.
Одна из мам возмущенно охает, но Аня Перфилова нисколько не пугается.
- Не всыплете.
- На спину ложись и ночнушку поднимай.
Девочка переворачивается на спину и привычно задирает рубашку, демонстрируя дешевые хлопчатобумажные трусики в катышки и измазанный зеленкой длинный безобразный шов во весь маленький детский живот. Пара уверенных движений взрослых пальцев, и девочка вскрикивает.
- Здесь?
- Да?
- А тут?
- Да!
Врач со вздохом встает с кровати.
- Лежи пока… Аня.
А потом делает пару шагов, становясь в центре палаты, складывает руки на груди. И начинает говорить – ровно, спокойно. Впрочем, до конца выдержать этот тон у него все равно не получается.
- У девочки спаечная кишечная непроходимость. Вы знаете, сколько раз ее оперировали? В предпоследний раз – полгода назад! В последний – пять дней назад. Ей нельзя мучного! У нее диета! А вы… Да, конечно, врачи и медсестры злые! А вы, мать вашу, добрые самаритянки! Облагодетельствовали сиротку!
- Да какое вы имеете право так с нами разговаривать?!
- А какое вы имеете право нарушать врачебные предписания?! Да еще относительно чужого ребенка?!
- Мы не знали…
- Пи… врать мне тут не надо! Всех предупреждали! Я! Сам! Лично! А можно еще мозги включать и подумать – может быть, девочке мучное не от природной жестокости запрещают есть? А для этого есть причины?
- Ну, извините, пожалуйста!
- Засуньте себе свои извинения, знаете, куда?! – он сжимает губы, сдерживая себя. Потом произносит пару фраз без звука, а, затем, не выдержав, уже на выходе из палаты: - Курицы безмозглые!
Ночью Аню Перфилову все-таки пришлось экстренно прооперировать.
_______
- Николай Глебович, я только на работу пришел, а мне на тебя уже нажаловаться успели. Что ты там опять с бабами не поделил?!
- Благодаря этим бабам мы с Пал Палычем сегодня ночью экстренно оперировали Аню Перфилову из двенадцатой палаты.
- Мы ж ее несколько дней назад оперировали?
- Добрые тетеньки в палате накормили ее пряниками.
- Бл*дь!
- А я сказал гораздо мягче!
- Николай, да что хочешь говори! Но не при пациентах! Как девочка?
- В реанимации.
- Как операция прошла?
- Как научили.
- Ладно, - вздыхает заведующий. - Я сам еще поговорю… с жалобщицами. Но, Николай, я тебя по-хорошему прошу – держи свой темперамент в узде! Не надо говорить людям все, что ты о них думаешь.
- А как они тогда узнают правду?
- Самойлов! Хочешь работать в медицине – умей вовремя промолчать! Понял меня?
- Понял.
_______
Надя внимательно наблюдает за уверенными движениями мужских рук. Вспоминает, как ее это изумило в первый раз – как Ник обращается с ее сыном. Они сами с Виком первое время до ужаса боялись что-то не то сделать, когда брали ребенка на руки. Бабушки целый месяц приезжали по очереди внука купать, пока молодые родители освоились. А Ник… В его огромных ручищах маленький ребенок казался совершенно хрупким, но что-то в спокойной неторопливости этих рук убеждало в абсолютном профессионализме их обладателя.
- Коля, ну что?
- Да все отлично, Надюш. С богатырем нашим полный порядок. Думаю, обойдемся без операции.
- Думаешь?
- Пока рано утверждать точно, но вполне вероятно.
- Хорошо. Ты же с работы? Голодный? Кушать будешь?
- Ааа… ммм… кто готовил?
- Ну, знаешь ли! Хамить не надо! Я научилась вполне прилично готовить! За голубцы мне даже папа твердую четверку поставил.
- Ну, если Стас Саныч четверку поставил…
- Обойдешься! - фыркнула Надя. – Раз такой привереда!
- Ну, пожалуйста… Накорми голодного доктора.
- Доктор вечно голодный. Пошли.
И, спустя десять минут:
- Надь, а добавки можно?
- А волшебное слово?
- Пожалуйста! Очень вкусно, правда.
- То-то же, - снисходительно усмехается Надя, забирая у него тарелку. Но на щеках выступает румянец довольства. Дожили – Надя Соловьева радуется комплиментам своим голубцам!
- Вик во сколько придет?
Вместо Нади отвечает дверной звонок.
- А вот и он, - Надя передает Нику сына. – Покарауль хулигана, пока я дверь открываю.
Замок в прихожей щелкнул, что-то негромко произнес Вик, потом стало тихо. Ваня дотянулся до ложки и звонко стукнул ею по столу.
- Давай-давай, - подбодрил крестника Ник. – Зови родителей. Спорим, они там целуются?
- Завидуй молча, - молодые родители зашли на кухню, обнявшись. Потом Надя прошла к плите, а Вик протянул другу ладонь для рукопожатия. Навстречу ему ответно протянулась рука Ника и ручки Вани Баженова.
- Витя, руки сначала помой!
- Что за жизнь, - чуть позже отозвался, выходя из ванной, Вик, - приходишь с работы домой, а на твоей кухне, на твоем любимом месте сидит какой-то тип.
- А ты работай больше – я еще и жену твою соблазню!
Вик переглядывается с Надей, а потом они начинают хохотать одновременно.
- Бедный малыш, - Ник демонстративно гладит по голове грызущего черенок ложки крестника, - родители у тебя со странностями.
Смех смехом, а про соблазнение он сказал в каком-то смысле правду. Учитывая сходство сестер… Не думать!
- Чаю нальете, хозяева?
- И даже печенья дадим.
Когда они уже пили чай и обменивались с Виком новостями, зазвонил Надин телефон. Ваня радостно гулькнул, увидев у матери в руках любимую игрушку, и был тут же сдан на руки отцу, после чего Надя ответила в телефон:
- Привет, Любаш.
Тут Ник почему-то отставил поднесенную ко рту чашку с чаем, чем Ванечка сразу же воспользовался. Хорошо, что чай был уже не горячий. В общем, они с Ваниной помощью пролили чай, потом вытирали стол и пол под возмущенные вопли малыша. Надя ушла разговаривать в комнату.
- Забирай хулигана, я чай допью. Ну, что там у Любы случилось? – интересуется Вик, когда супруга возвращается на кухню.
- Да со своим очередным ругается в дым, - морщится Надя. – На извечную Гамлетовскую тему: дать или не дать?
- Замуж ей пора.
- Пусть погуляет, - усмехается Надя.
- Чую, догуляется она… - с видом закоснелого брюзги парирует Вик. – Вашу сестру надо как можно раньше окольцовывать.
- Но-но-но! Разговорчики в строю!
Вик в ответ лишь ухмыляется.
- А очередной – это который?
- Марк.
- Это тот тощий белобрысый хмырь, в которого Ванька плюнул?
- Ага, - хихикнула Надя. – И потом – кто бы говорил! Ты сам-то… огромный толстый брюнет, можно подумать.
- Но я и не тощий!
- Это точно. Тебя все-таки откормили за год семейной жизни, - ехидно встревает Ник.
- Да его что корми, что не корми… Не впрок.
- Все равно он противный. Какой-то скользкий тип, - упорствует Вик. - Пусть Люба его на фиг посылает. Он нашей девочки недостоин.
- Ты хуже папы! – Надя так знакомо закатывает взгляд к потолку. - Мало ли что противный. Может, Любе он нравится. Не тебе с ним спать.
- Хорошо, что я уже поел. Ты как скажешь…
- Ой, какие мы впечатлительные. Вик, а ты помнишь, какой завтра день?
- Помню.
- И?
- Букет роз?
- Нет!
- Коробка конфет?
- Я на диете!
- Ммм… Плюшевый мишка с сердечком?
- Витя… - предупреждающе.
- Флакончик Rose Lumière?
- Укушу!
- Ладно-ладно, я понял. Позвоню маме, она завтра посидит с Ваней, а мы куда-нибудь сходим, да?
- Да! – звонкий поцелуй в щеку.
Когда видишь чужое счастье так близко, обмануться невозможно. Они действительно счастливы, любят друг друга и счастливы. Кто бы мог подумать, что одна из сестер Соловьевых может сделать счастливым обыкновенного парня, вроде Вика. Или его самого.
________
Марк доставал ее просто ежедневно. Так дальше нельзя. Надо или послать его к черту и разрывать отношения. Или… или соглашаться. Потому что это уже реально даже не смешно.
Не хотелось делать ничего. Почему ее просто не могут оставить в покое все?! Почему все в этой жизни происходит не так, неправильно, наперекосяк?!
Марк поставил ей завуалированный ультиматум. Очередная пафосная дата – День всех влюбленных. На Новый Год не вышло, так вот теперь новая идея-фикс. И она согласилась. По одной-единственной причине. Потому что ей пришла в голову странная мысль, что если она пошлет Марка к черту, то это будет вроде бы как из-за Ника. Нет уж, такой чести звероящер недостоин!
И вот теперь они будут отмечать День всех влюбленных у Марка дома. Понятное дело, что все это только повод для того, чтобы наконец-то затащить ее в постель. Исключительно из вредности она утром надела самое скромное белье, что нашла в шкафу. Эх, жаль, нет у нее в гардеробе таких теплых байковых панталон до колена, желательно, отвратительного розового цвета. Вот это был бы сюрприз дорогому Марку! Люба посмотрела на себя в зеркало и отвернулась. При мысли, что он будет вот так же смотреть на нее в одном белье, а потом и вовсе без – передернуло. Почему мысли об интимной близости с одним вызывают отвращение, а с другим… С другим вообще какая-то непонятная хрень!
Второй раз боль была почти терпимой. Но зачем она вообще – эта боль?! Несправедливо. Потому что до определенного момента ей с ним было хорошо. Даже очень… хорошо. И однозначно хотелось большего. Только вот это большее и во второй раз обернулась болью. Странная эта штука – секс. Странная и непонятная. И хорошо, и больно одновременно. Хотя, возможно, дело действительно… в крупногабаритности звероящера. И с Марком все будет иначе. Люба зажмурилась и негромко застонала. У кого бы спросить… Кто бы научил ее, как вытерпеть близость мужчины, который вызывает такое отвращение?! И отказаться уже не может. Потому что… потому что звероящер недостоин такого – чтобы из-за него отказывались! Чтобы быть единственным. Больно много чести ему!
_______
Она сказала: «Не звони мне!». А он и не будет. Но просто так он это оставить не может уже. Какого-то дьявола он не может оставить это все так. Так… неправильно! И Марк там этот… ну-ну…
Люба вышла из здания, где находилась ее работа, под руку с каким-то типом, держа огромный букет красных роз. Красивая. Улыбающаяся. С другим. Он шагнул вперед, даже не думая, что скажет. Просто чтобы…
- Привет.
- Николай? – у нее абсолютно чужое выражение лица, и тон такой церемонный, будто они едва знакомы. Забыла, как голая лежала под ним? – Какими судьбами?
- Вы кто, простите? – пыжится тип рядом.
- Инструктор по рукопашному бою, - он в одно движение оттирает типа от Любы. – Любовь Станиславовна, вы забыли, что у нас сегодня урок?
- Колька, ты охренел?! – с нее махом слетела вся ее напускная церемонность и холодность. – Какой урок!?
- Третий бесплатный, - он забрал у нее букет и всучил в руки оторопевшего от его натиска хмыря.
- Какие уроки? О чем вообще речь? – негодует тип. – Любушка, объясни мне, что происходит?
Хрен тебе, а не Любушка!
- У Любови Станиславовны сегодня по плану урок самообороны. Отменить невозможно. Все заранее согласовано, не так ли, Любовь Станиславовна?
- Коля… - у нее совершенно потрясенные глаза. – Ты пьяный?
- Я не пью. У меня режим. Все, не будем терять время, - он схватил ее за руку. – Всего наилучшего.
- Эй, погодите! Люба!
- Или ты идешь со мной сама, - он наклонился к ее уху. – Или я к черту унесу тебя на руках. Предварительно сунув этого типа башкой в сугроб.
- Ты… ты…. ты… - у нее совершенно не находится слов для хоть сколько-нибудь связного ответа.
- Все, время не ждет!
Она едва успевает перебирать ногами, Ник ее буквально тащит. А Марк так и остался стоять там, удовлетворившись ее невнятным: «Ах, да, урок… Я и забыла». И кто Марк после этого? Не мужик точно! Один размазня, другой звероящер! Вот за что ей это?!
- Ты мне так руку выдернешь!
- Извини, - не разжимая ладонь. - А мы и пришли, собственно.
- Куда?
- К машине.
И тут она начинает хохотать. До слез. Нервное напряжение отпускает, наверное. И, несмотря на возмутительное неандертальское поведение Кольки, отчего-то вдруг становится легко и хорошо. Она не хотела этого, в самой глубине души не хотела. А он пришел и спас ее. Принц Звероящер на красном Daewoo Matiz. Люба снова, едва успокоившись, начинает уже сдавленно хихикать.
- Чего ты ржешь? – тон у него вроде бы как обиженный, а глаза улыбаются.
- Ой, спасибооо… насмешииил… - она аккуратно убирает выступившие в уголках глаз слезы. – У тебя ноги из-под днища не торчат? Чем ты думал, когда такую машину выбирал?
- Она не моя. Варькина. Хотя, вообще-то, нам родители одну на двоих машину обещали купить, - он пиликает сигналкой. – А потом… В общем, на тот момент, когда они собрались машину брать, я лежал в больнице под капельницей. И Варвар выбрала, как обычно… лучший вариант для нас обоих. «Коля, ну ты же знаешь – я боюсь больших машин!», - весьма удачно передразнил он сестру. – А то, что я в маленькие не влезаю – об этом она не подумала. А отец сказал, что это мои проблемы, что у меня есть мотоцикл, а гараж не резиновый, и вообще... В общем, вот такая вот история с этой машиной, - невесело заключил он.
Люба вдруг перестала смеяться. Кое-что в его словах зацепило ее, и конкретно.
- Под капельницей? А… зачем? Почему? В смысле, я не знала, что у тебя что-то серьезное было со здоровьем.
- Да так, ерунда, - он отмахнулся. – Садись в машину.
- Нет.
- Люба… - он вздохнул.
- Ты первый, - она демонстративно сложила руки на груди. – Хочу посмотреть на это шоу.
Ник не выдержал и улыбнулся.
- Твое право. Если верить Варьке, - тут он еще раз вздохнул, - это действительно смешно.
Садился он в машину спиной вперед. Потом наклонил голову, и лишь затем втянул внутрь салона свои длинные ноги.
- Эй, шеф, - Люба наклонилась, заглядывая в машину. – А там для пассажира вообще место еще есть?
- Садись, давай, - усмехнулся Ник. – Счетчик включен.
________
- Ну, и куда мы едем?
- Ко мне домой.
- Чай пить? – как можно ехиднее.
- Вроде того.
- Слушай, ты, инструктор… по рукопашному бою! Ты, между прочим, сорвал мне свидание! С моим постоянным молодым человеком!
- Угу. С постоянным молодым человеком. Странные у вас отношения, скажу я тебе. Учитывая… хм… ряд обстоятельств.
- Не твое дело! Между прочим, мы планировали сегодня… - тут она краснеет, понимая, что сказала явно лишнее.
- А до сегодняшнего дня вы что… не?..
- Самойлов!
- У вас было что-то или нет?
- А с чего ты взял, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы?! - она снова заводится и хочется скандалить. Какие-то американские горки с настроением в последние полчаса – то злость, то смех.
- Нет у меня такого права, - ровно соглашается Ник, не отрывая взгляд от дороги. – Так было или не было?
Она молчит какое-то время. А потом вдруг, тихо:
- Нет. Не было. После тебя никого не было. И вообще – не было…
Ему приходится отвернуть лицо к боковому стеклу – сдержать довольную улыбку невозможно.
- Но учти! Это еще ничего не значит! И не мечтай - я не собираюсь больше… потакать твоим капризам! Если ты думаешь, что тебе стоит только щелкнуть пальцами – и я тут же…
- Тут же - что? - темно-рыжая бровь прямо-таки сардонически вздернута.
- Тут же брошусь к тебе в постель! И не рассчитывай! И вообще… - у нее внезапно заканчиваются слова.
- Зачем ты тогда со мной едешь?
Вопрос кажется настолько неприкрыто издевательским, что Люба задыхается от возмущения.
- Знаешь, что?! Не знаю, что ты там себе вообразил, но ты мне противен! Я не хочу тебя, понял?! Останови машину! Немедленно!
Удивительно, но малолитражка тут же резко принимает вправо, прижимается к обочине. Но открыть дверь Люба не успевает – его руки обхватывают ее лицо, а губы запечатывают рот. Вот и продолжай дискуссию в таком невыгодном положении!
Конечно же, она не собиралась так просто это спустить ему с рук. И не планировала отвечать. И даже хотела сопротивляться, не разжимая губ и упираясь ладонями в плечи. Все без толку. И спустя минуту салон оглашает первый тихий стон. Делай это, да, вот так! Ты знаешь, как мне нравится…
- А теперь, - он все-таки оторвался от ее губ, но дыхание уже привычно тяжелое, - скажи это еще раз. Скажи еще раз! – он буквально рычит. – Скажи, что я тебе противен, и ты меня не хочешь!
- Скотина!
- А ты-то как меня бесишь!
- Звероящер!
- Стерва!
Красная малолитражка резко, с пробуксовкой колес, трогается с места, вливаясь в поток машин.
_________
- Кем ты меня считаешь? Своей личной игрушкой? Ты полагаешь, что если ты… ты стал моим первым, то теперь я обязана быть с тобой, исполнять твои прихоти?! Что ты имеешь право вот так вот врываться в мою жизнь, хватать и тащить куда-то, лишь потому, что тебе... тебе приспичило?! Я только этого достойна в твоих глазах?! Знаешь, я такого от тебя не ожидала. Если бы я знала, что ты будешь так обо мне думать, я бы никогда… Не думала я, что все выйдет вот так! – она начала говорить зло, на нерве, заводя себя, но отчего-то не вышло выдержать этот тон и последние слова звучат обиженно-горько.
На протяжении всего ее гневного монолога он стоит, низко опустив голову, словно школьник перед распекающим его учителем. И лишь на последних словах резко вскидывается, а потом шагает к ней, такой расстроенной, такой беззащитно красивой. Прижимает к себе и произносит негромко:
- Нет. Все не так, как ты говоришь.
- А как?!
- Вот так, - первый нежный поцелуй приходится в висок. А потом – скула, веко, кончик носа и, наконец-то – губы. Все так же нежно и томительно неторопливо. Приговаривая между поцелуями, как наговор, как заклинание: «Вот так. Вот так». Вот так. И сопротивляться этой магии совершенно невозможно.
Он выложился на двести процентов. Прислушиваясь к каждому ее вздоху. Не сводя взгляда с лица. Замечая малейшую дрожь тела. Не позволяя себе, думая лишь о ней, только о ней. И отпустил себя ровно тогда, когда почувствовал, какая она мягкая и расслабленная в его руках. И не только в руках – там, где соединились их тела, она тоже перестала болезненно сжиматься, доверившись ему. И нет и следа слез на лице, и ее бедра так мягко подаются ему навстречу. Вот тогда он себя отпустил. Воздержание длиной в несколько месяцев, их с Любой два предыдущих раза, во время которых он только заводился как сумасшедший в холостую… В общем, оргазм его накрыл как хорошая волна: ослепил и оглушил. Таких ярких и сильных ощущений он и припомнить не смог - потом, когда способность соображать вернулась. А сначала просто лежал рядом и дышал, как выброшенная на берег рыба. Было нереально хорошо, и в тот момент ничего не хотелось. Вообще. Но потом он все же собрался с мыслями.
- Ты как? – он смотрит на нее, лежащую рядом с ним.
- Нормально, - она отвечает ровно, глядя в потолок.
- Нормально и…? – Ник поворачивается всем телом к ней, подперев голову рукой.
- И не больно, - все так же глядя в потолок.
- Не больно – и все?
- Ну… - она склоняет голову набок, прижимаясь к плечу щекой, будто с этой точки ракурс лучше. – В конце стало даже… немного приятно.
- Капец, - он со стоном откидывается обратно на подушку. – Вот сейчас у меня образуется комплекс неполноценности размером с Гренландию!
- Почему? – он все-таки умудрился оторвать ее от созерцания потолка.
- Потому что это самый большой в мире остров!
- Молодец! Садись, пять тебе по географии. А комплекс неполноценности-то тебе зачем?
- И без него бы прекрасно обошелся.
- Ну и?..
- Я лежу в постели с самой красивой девушкой, которую только видел в своей жизни. У нас только что был секс. И единственное, что она почувствовала со мной – это «в конце стало немного приятно». Кто я после этого? Лузер!
- Ну, извини, - невесело усмехается Люба. – Что ж делать… если я такая… невосприимчивая. Фригидная, видимо, - блещет познаниями. – Не зря же до таких лет… хм… в девках засиделась.
- Люб, ты несешь бред.
- Угу. А ты с Гренландией – образец адекватности.
Она снова переключает внимание на потолок.
Похоже, выбор у него очень простой. Или смириться с этим взглядом в потолок и «невосприимчивостью». Или попытаться шугануть своих тараканов. Ник вздохнул. Нет ничего труднее, чем бороться с собственными комплексами. Живучи, сволочи.
...