Последний шанс

Он сказал "у меня"?!
И хотя Тери понимала, что это абсолютно ничего не значит, - простое слово, просто сказано, - все равно сердце скакнуло и застыло на долю мига холодным камушком .
Она не его. Как и он не принадлежит ей.
Мысль отрезвила и, как не странно, немного уравновесила. Тем более дальше речь зашла о танцах.

И лучше бы этой темы он дальше и придерживался, но...

- Я уже решила, Тайлер, - отозвалась Тери. - Но мое решение пока что известно только мне, и потому я не могу об этом не думать. Но я могу больше об этом не говорить. Обещаю до конца вечера не размягчать мозг экскурсами в дебри проблем.

- Все, чему я могу вас научить, это сиртаки. Но самое смешное, что популярный во всем мире "греческий танец" и греческим-то не является. Но зато он очень заводной. Если хотите, можно попробовать .

Тери с интересом наблюдала за Тайлером, явно чувствовавшим себя "в своей тарелке".
- Нужно крепкое спиртное? Вот уж не проблема, - заметила Тери. - Местная водка весьма крепкая. Сколько нужно ковбою для начала, чтобы попробовать изобразить нечто удалое?



Кажется, лихие ковбойские пляски (или скачки) с выбиванием соперника из седла на всем скаку начнутся прямо здесь и сейчас. Два молодых человека вступили в джентльменский спор, деля то, что им, вообще-то не принадлежит. Как говорится, "шкуру не убитого медведя". Или, скорее, не пойманную пока лань . Кстати, о "шкурах"...


И лихо заводить друзей тоже явно входило в таланты техассцев.


- Да кто же откажется поучиться в Греции ковбойским танцам да еще и у настоящего техасца! - воскликнула Тери. - Предлагаю пойти куда-нибудь, где можно взять уроки удалого мастерства. А лассо будем использовать? Можно отмотать швартовы у какой-нибудь из лодок на пристани. А если после ковбойских танцев будем еще в силах устоять на ногах, продолжим греческие "вакханалии".

_________________

Парень говорил с искренним патриотизмом, что добавляло к нему симпатии. Ферро посмотрел на его спутницу, милую девушку с кротким взглядом, задавая себе вопрос о роде их взаимоотношений.

- Остаётся убедиться в наших предположениях у самой Тони. – Сокращение от имени прозвучало несколько странно, непривычно. Он привык называть её про себя Антонелла, растягивая сексуальное имя, но раз девушка сама себя так называет, значит, такой вариант ей нравится больше.

Адриано внимательно слушал, внутренне соглашаясь, что творческая профессия как нельзя лучше подходит натуре Тони, какой он её видел. Взгляд на брата откровенно напряг. Его влияние настолько сильно, что он может ограничить её увлечение?
- У вас довольно-таки много интересов, Антонелла… Тони. И что же занимает большую часть вашего времени, если я могу спросить?

- И оставить брата без шанса к примирению с супругой? Ну же, Тони, на вас не похоже быть такой эгоистичной. – Так сложно удержаться от банального подмигивания, и Ферро не удерживается, даже рискуя снова нарваться на стену холодности. – Вы меня как-то не поняли, Анто… Тони. Как вы могли подумать, что я не желаю взять вас в пару по лихому танцу?
Почему ему постоянно кажется, что такие разговоры нужно вести не только глаза в глаза, но и лаская пальцы девушки напротив и изредка прижимая их к губам?.. И, конечно, желательно быть наедине. А ведь совсем не пил…

… ну да, ещё можно слизывать крошки кекса с пальцев. Кровь ушла куда-то вниз, заставляя чувствовать неудобство.

Марелли, не поверите, но я послушно иду спать) Ужасно не хочется вас покидать.
Антонелла, от вас невозможно оторваться.
_________________

- На самом деле, все очень просто. Любая работа в креативном отделе журнала меня бы устроила, - спокойно объяснила Тони. Ничего особенного в ее интересах не было. - А большую часть моего времени занимает сражение с упрямыми итальянцами, - добавила она доверительно, понизив голос.

Тони сильно сомневалась в том, что способна оказать влияние на примирение брата с женой, но все же рассмеялась столь искреннему возмущению и заботе мужчины о судьбе Фабрицио. И его мальчишеское подмигивание только вызвало еще одну улыбку.
Ей хотелось сказать, что он не может знать, что на нее похоже. Но вместо этого Тони вытирает пальцы салфеткой и украдкой рассматривает мужчину. Если это возможно, когда он смотрит прямо на нее.

Девушка замечает секундное сражение с ее именем, разрешить звать ее иначе ничего не стоит. Но следующие слова мужчины все же заставили ее покраснеть, и ощутив то, как загорелась кожа щек и шеи, Тони слишком порывисто отреагировала на предложение Тери танцевать. Только бы оказаться подальше, хотя бы на время.
Если Тони хоть что-нибудь понимала в греческих танцах, сиртаки точно не танцевали парно. Потому улыбнувшись, девушка твердо взяла за руку сидящего рядом, а это оказалась Меланта, и следом за Тери потянула за собой в круг.
- Показывайте, Тери, - Тони приготовилась смотреть, чтобы запомнить движения.
Танцы закончились довольно быстро, они только освоили основные шаги и научились попадать в музыку, когда Фабрицио напомнил о том, что пора возвращаться в пансион. Тони поблагодарила Тери за то, что она взялась научить их, попрощалась со всеми и последовала за братом.
_________________

Она непроизвольно трется щекой о ладонь мужа, чисто кошачьим движением, почти мурлыча. И отстраняется от него, прежде чем принять приличное положение тела в пространстве, она касается кончиками пальцев его губ. Всегда хотела это сделать, но никогда не решилась.
- Ты будешь танцевать? Или оставим танцевать Тони. - она улыбается - Нас еще ждет игра в Монополию. Помнишь?
Девушка говорит почти ровным голосом, почти без ноток возбуждения. Да побыть с ним наедине, гораздо соблазнительней. Но и так не плохо, она учится ценить просто его присутствие. и эти намеки на близость. Ожидание ночи, а не саму ночь. Необычно.

Что касается танцев, то решать тебе. Останешься, и я останусь)

Не переживайте, синьор.
Если разбегуться все сейчас, завтра никому не отвертеться.
Танцы в чане с виноградом могут быть даже интересней, чем ночью на пляже.
Зажигательную музыку мы вам обеспечим ;)

You caused my heart to bleed and
You still owe me a reason

- Вы прочтёте это на расстоянии? Ведь если я стану счастливой, буду очень надеяться, что в Элладе я больше не окажусь. - Губы тронула горькая улыбка, с терпким привкусом вина. - Но я ловлю вас на слове, синьор Марелли. О присланном вине, разумеется.

Ей так хотелось в это верить, но сомнения, ставшие неотъемлемой частью её жизни, не давали ни единого шанса на то, чтобы Суэлен позволила им исчезнуть. Хотя бы на время. Она бы поняла и приняла любого Доминика, ведь люди меняются так или иначе, становятся мягче или жёстче, злее или добрее. Но та уверенность, которая жила внутри Элен, уверенность, что Доминик был ей неверен, жгла её изнутри. Что же ей делать с ней? Снова сказать ему? Услышать что-то жестокое в ответ? Боже, как она запуталась во всём этом!
- Я очень хочу тебе верить, Доминик. Правда, - призналась она и добавила, пытаясь обмануть его и одновременно самообмануться: - И я тебе верю.
Быть может, потом, когда они окажутся наедине, всё изменится и он поймёт, что она только что соврала, но сейчас так хотелось создать ещё одну иллюзию возможного примирения.
Прикосновения Доминика, какими бы невинными они ни были, всегда рождали в ней непреодолимую потребность чувствовать их постоянно. И желание, которое разливалось по телу, было извечным спутником этой потребности. Она хотела его здесь и сейчас, немедленно. И к чёрту все танцы вместе взятые. Суэлен хотела своего мужа, пусть эта близость и станет для них последней.

- Я хочу тебя. Всего и на всю ночь, - ещё одно признание. Быть может, если бы из такой правды, простой и ясной, состояла их жизнь, они бы не оказались сейчас здесь?
Она снова, как тогда в купальне, подалась к нему и с губ её сорвались слова, больше похожие на мольбу:
- Пожалуйста, давай уедем обратно в пансион. Я сама не знаю, что со мной происходит... Хотя, кому я вру, так было всегда и вряд ли это изменится даже когда мы не будем вместе... Я всегда ощущаю дикую потребность в тебе. И никакой секс с тобой не способен этого исправить. Ты мне нужен всегда. Даже когда мы не занимаемся любовью. А сейчас особенно. Теперь, когда у меня осталась только эта ночь, я нуждаюсь в тебе особенно. Я хочу эту ночь с тобой, сейчас... Пожалуйста, Доминик.
_________________

Он наблюдает за ней. Фабрицио Марелли не может себе признаться в том, что страшится это спугнуть. Переводит дыхание в попытке сохранить трезвость мысли.

Фабрицио качает головой: его не устраивают оба варианта. Сестру оставить он определенно не может, а оставаться в ресторане не желает. Поэтому Нелла выведена из круга танцующих, остальные тоже собирались расходиться. Расплатившись, Марелли прощаются со всеми, как ни странно, до утра. Чувство общности остается.
Ко времени возвращения в пансион накатывает усталость. Нелла уже почти спит, Фабрицио провожает ее до двери и дожидается, когда услышит щелчок замка. Возвращается к жене и следом за ней заходит в соседний номер.
Она останавливается, обернувшись к нему. От возбуждения осталась только нежность. Его пальцы в ее волосах и лаской-то нельзя считать.
Марелли ведет носом по ее щеке за ухо, и, вспомнив ее слова, с усмешкой напоминает жене:

- Озвучивай.

Уейд не сразу увидел приоткрытую дверь в подвал - ее скрывала тень от выступа. Он бы не обратил на нее внимания, если бы Даго не остановился перед проемом и тихонько не зарычал.
- Молодец, молодец, малыш, - шепотом похвалил пса Уейд. - А теперь стеречь!.
Даго тут же сел, навострив уши и немигающе уставившись на дверь. Уейд, стараясь не задеть дверь, проскользнул внутрь помещения.
Здесь было темно и пыльно. Узкий коридор тонул в темноте, и Эрик достал мобильник, чтобы использовать подсветку в качестве фонарика.

Он шел медленно - осторожно ступая и прислушиваясь к звукам.
Послышалось ли ему или действительно впереди слышится шорох шагов и чье-то дыхание?
Уейд выключил мобильник - напряженно всматриваясь в чернеющую перед ним темноту.

Он достал из кармана рубашки обрывок бумаги и, снова включив подсветку, внимательно осмотрелся - пытаясь сориентироваться.
По плану выходило, что он должен пропустить два проема и свернуть налево.... потом один раз направо и сразу два раза налево.
Уейд протянул руку и, коснувшись стены, двинулся вперед, считая повороты и проемы...


Уейд успел вовремя заметить голубоватый свет мобильника впереди и сразу же выключил свой.
Он не ошибся - это была Амелия, и она что-то искала. И было не трудно догадаться что именно.
Она не дошла до него метров пять и свернула в чернеющий проем. Уейд подождал минуты две и двинулся следом...
_________________

За столом протекала весьма оживленная беседа. Винодел пригласил всю компанию поучаствовать в процессе сбора урожая винограда на виноградниках семьи Фареа, потом пикировался с парнем из Техаса и флиртовал с синьориной Марелли, пока ее брат был занят разговором с Суэлен и своей пока еще женой, отчаянно пытавшейся его соблазнить. Вырисовывалась любопытная картина.
Если Лена выразит желание пойти на дискотеку, ему ничего не останется , как присоединиться в качестве охраны и полночи наблюдать , как она танцует с «более искусными партнерами», выкуривать сигарету за сигаретой и злиться, пока не отыщет повод вырвать кадык какому-нибудь сверх меры инициативному танцору, чтобы выпустить пар. Лучше об этом не думать вообще или же послать все и вся к чертям, затолкать Лену в такси и увезти в пансион независимо от ее желания.
Котенку не понравится, зато все останутся живы и относительно невредимы, его подпорченная шкура - не в счет.
Слова Суэлен вывели его из задумчивого состояния и даже немного удивили.

Дом протянул руку , подцепив подбородок Суэлен двумя пальцами, заставил повернуть голову. Сейчас ему необходимо было видеть ее глаза. Если бы она произнесла эти слова раньше, все было бы сейчас по-другому. Ему всегда важно было знать, что его котенок верит в него и доверяет ему. Она стала для него всем: его любовью, семьей, которой у него никогда не было, самым важным в его жизни, самой жизнью. В какой-то момент она настолько отдалились , что Эльдерман начал физически ощущать давление пустоты , недосказанности и недоверия. Он задыхался в этой пустоте, лишенный возможности быть рядом с женщиной, необходимой больше чем воздух, которым дышит и знать, что она нуждается в нем не меньше.
Она так говорит, будто действительно верит, что эта ночь - все, что у них осталось. Если бы он не был таким чертовым придурком – давно бы уже признался , что привез ее сюда вовсе не для того, чтобы получить свободу, а только потому , что хотел выиграть немного времени для себя. Для них.
Дом надеялся, что Суэлен простит ему эту маленькую ложь во благо.
- Я твой. На всю ночь. – они все еще за столом, все что он мог себе позволить - погладить щеку Лены тыльной стороной ладони, глядя как его котенок прикрывает глаза, наслаждаясь невинной лаской, вместо того, чтобы пересадить жену к себе на колени , пробраться горящими пальцами под эту проклятую узкую юбку и удостовериться, что она уже готова для него. – Навсегда, - он не узнал собственный надтреснутый глухой голос.

Она была возбужденной и немного …опьяневшей – идеальное сочетание в женщине. Дом все-таки не сдержался и притянул жену к себе на колени, дать почувствовать насколько сильно хочет ее. Боль в паху смешанная с наслаждением от контакта с ее податливым , созданным для него телом, сметала остатки цивилизованного в нем.
- Я знаю, что происходит и умею с этим бороться.– Легко поглаживая вздрагивающую узкую спину, Дом спрятал довольную улыбку в пахнущих его любимыми духами. волосах жены. Только от одних ее слов и вибрирующего тембра охрипшего голоса можно было кончить. Ради того чтобы услышать признание от Суэлен, все же стояло немного приврать и притащить ее сюда. Да он сукин сын, способный заставить бесов в аду молиться, но чертовски счастливый сукин сын. Он скажет все утром, чтобы не портить этот особенный момент. Сейчас он слишком сильно ее хочет, чтобы думать о чем-то еще. - Уговорила, любимая, мы возвращаемся.
Самодовольная улыбка не сходила с лица, даже когда Дом поставил жену на ноги и, поднявшись из-за стола, попрощался с компанией, расплатился за ужин и пожелал всем спокойной ночи…


По приезду в «Элладу» Эльдерман щедро возместил моральный ущерб слегка шокированному таксисту , повернулся к Лене и не смог сдержать улыбку: застегнуть пуговицы блузы непослушными пальцами не получалось и она просто стянула концы узлом. Не дожидаясь пока отъедет такси, Дом подхватил ее на руки и взбежал по ступенькам…
Сил на то, чтобы открыть дверь номера и войти внутрь, не осталось. Растрепанная, с тяжело вздымающейся грудью в проеме мятой блузки и блуждающим затуманенным взглядом она превратила его в мученика.
— Здесь, — приказал Дом, не сомневаясь, что она подчинится. Сжав в руке край юбки, потянул вверх, обнажая стройные бедра, задрал мешающий кусок ткани до самой талии и подхватил одной рукой под ягодицы, второй упираясь в дверь и удерживая равновесие. – Обхвати меня ногами, - прошептал , с нажимом проводя губами по стройной шее, покрытой горячей испариной, по ключице до совершенной линии плеча, попутно стягивая шифон и целуя открывающиеся участки кожи, подбираясь к краю кружева все еще прикрывающего грудь. Дьявол и преисподняя, в ее гардеробе нет ничего от чего не хотелось бы разрядиться прямо в штаны. Если бы у него осталась хоть капля выдержки , он бы стягивал одежду мучительно медленно, доводя и себя и ее до сладкого безумия, но в этот раз Дом просто рванул застежку бюстгальтера, подтянул Лену выше и жадно припал к порозовевшей коже груди. Женщина выгнулась в его руках, сминая пальцами рубашку на спине, впилась в кожу ногтями сквозь ткань, заставляет прикусить сосок до сладкой боли. Его рука накрыла увлажнившееся кружево между бедер и пока пальцы искали тесный горячий вход, Лена со стоном вцепилась пальцами в волосы и дернула наверх. Ее тихий шепот едва различим, но он достаточно хорошо ее знает, чтобы немедленно исполнить ее желание…
Буквально оторвав от себя, Дом поставил Лену на ноги, и резко развернул спиной к себе. Освободив от мешающей блузки и испорченного его стараниями бюстгалтера, принудил упереться руками в дверь и прижался сзади. Это только с виду кажется, что она покорна. На самом деле - безмолвно подчиняет его, подталкивает к самому краю, туда где наслаждение граничит с безумием. Так было и будет всегда. Это их стиль ведения игры.
- Сейчас. – кто прохрипел полупросьбу-полуприказ , уже не важно. Шелест срываемой одежды и ее тихие стоны, сопровождающиеся его сдавленным рычанием, отдаются эхом в тишине пустого коридора. – Котенок, прости, - Он вошел резко и глубоко, задохнулся от того как сильно она сжала его внутренними мышцами и несколько долгих секунд не позволяла пошевелиться. Склонившись, Дом покрыл поцелуями влажное плечо жены, успокаивая и одновременно жестко толкаясь глубже. Она такая тесная и горячая, что хочется выть в голос. Необходима ему сейчас, как никогда прежде. Единое целое с ним. Порознь они погибнут, перестанут существовать, растворятся во времени и пространстве. Будто никогда и не было. Только она способна заставить испытывать его это чувство собственной значимости и желание жить для нее…
Ее стоны стали громче и прерывистей, заставляя его ускорить темп . Впитывая ее внутреннюю дрожь, Доминик заскрипел зубами и переплел пальцы с ее , сжимая в кулак, скользя их сцепленными руками по гладкой поверхности двери. Еще несколько движений, чтобы довести ее до финала и вторая рука подхватила ослабевшее тело жены, не позволяя сползти на пол.
- Хорошая девочка, - Дом уткнулся губами во влажные завитки у ее виска, молча извиняясь за грубость и возможно причиненную боль. Для нежности у них впереди вся ночь…


Гораздо позже, удерживая в объятья расслабленную измученную Лену, он долго лежал без сна, вглядываясь в предрассветную мглу за окном. Потянулся за сигаретами на тумбочке, но передумал, не хотел ее ненароком разбудить.
Черт. А ведь он так и не сказал ей самого главного…

*ля, про подоконник забыл))))
_________________

- Нет. Если ты хочешь об этом поговорить, то без проблем. Мне нравится слушать тебя. Но только учти, что советы мои будут довольно узкой направленности, потому что я, советуя, буду соблюдать свои интересы.

- Так и хочется самодовольно ответить, что настоящий ковбой вроде меня готов исполнить удалое и безо всякого спиртного, но тогда я совру. А врать я не люблю. К тому же пить мне точно не стоит. По крайней мере, пока я не провожу тебя в пансион. А то неизвестно, где мы с тобой тогда окажемся.

Тайлер огромным усилием воли - в который раз за последние сутки - удержался от того, чтобы не рассказать в красках об используемом лассо и прочих ковбойских атрибутах. Ему безумно нравилась Тери. Такая открытая, живая, и в то же время нереально светлая и нежная. И когда она танцевала с девушками в кругу, он оставался на месте и просто наблюдал за ней.

Все за столом уже засобирались уходить, а Тайлер планировал сделать то, что хотел сделать со вчерашнего дня. Расплатившись за заказ, он взял Тери за руку и повёл её к выходу из ресторанчика.
- Успеем ещё наплясаться, - сообщил он девушке глухим голосом. - Сейчас попробуем поймать такси и доехать до пансиона.
Они вышли на улицу и Тайлер бросил взгляд на дорогу, в надежде, что такси поблизости нет. После чего потянул Тери в сторону, прижал её спиной к стене, вжимаясь в её тело и обхватывая лицо девушки ладонями.
- Ты меня с ума сводишь. Сутки ни о ком, кроме тебя, думать не могу. И не хочу, - сообщил он ей, прежде, чем наброситься на её губы в поцелуе. Жадном, властном и непримиримом. Не дающем ей ни единой возможности отстраниться или запротестовать. Вкус её губ пьянил сильнее самого сладкого вина. Тайлер провёл по ним языком, понуждая открыться, выпивая этот сводящий с ума поцелуй и заводясь так, что снова оставалось только выжать все тормоза, чтобы не взять Тери прямо у стены на виду у всех.

Когда представление закончилось, и внимание посетителей уже не отвлекалось на происходящее на набережной, начали играть музыканты в кафе. Зажигательная мелодия сиртаки заставила гостей покинуть свои места. Спонтанно образовалось несколько хороводов. Кто-то потянул Меланту за руку, побуждая её тоже выйти в круг. Сначала она колебалась, не решаясь, но потом поддалась всеобщему настроению и положив руки на чьи-то плечи двинулась вместе со всеми по кругу под неповторимые звуки бузуки. Вот вступили гитары, музыка зазвучала громче, а хоровод понёсся быстрее, и быстрее, и быстрее, под смех и весёлые выкрики танцующих.

Давно она так не веселилась, а впрочем, веселилась ли вообще? Время в шальном угаре пролетело как единый миг и Меланта даже с некоторым сожалением проследовала вслед за остальными к автобусу, чтобы вернуться в "Элладу".

- Месть преследует цель наказать, - перефразировала Валентина слова французского социолога Дюркгейма и засмеялась - Не бойся, я в общем.

Валентина отвернулась и некоторое время, молча смотрела в окно. Представление закончилось, и теперь собравшиеся люди переговаривались и смеялись, в ожидании обещанного фейерверка.
- Он пригласил меня сегодня к источнику, - внезапно сказала Валентина и взглянула на Александру, словно ища у нее совета. - В девять вечера.... Как ты думаешь, у меня есть шанс его соблазнить? - шутка получилась неудачной и жалкой. - Прости.
Пальцы Валентины теребили край бумажной салфетки.
- Месть глупа, - произнесла она тихо; ее губы подрагивали, - но пустая надежда еще глупее. Не правда ли?... Вот и выходит, что я очень глупая женщина, - заключила она и попыталась улыбнуться.

- Да, пожалуй, так и сделаем, - устало согласилась Валентина.
...........................
Сестры возвращались домой молча, думая каждая о своем и - Валентина знала это - об общем: их доме.
За прошедшие два года он как-то незаметно он стал частью их самих - их семьей. Словно ребенок, которого у них не было, но которого они - интуитивно искали и лелеяли. Как это все-таки по-женски!...
Было почти темно, когда они вернулись в пансион. Алекс привычными движениями спустила кресло Валентины и помогла ей вкатить его на террасу.
В доме еще сохранялись следы дневного ремонта, и Валентина предсказуемо налетела на какую-то пластиковую емкость. Емкость опрокинулась с глухим стуком, заставив женщину недовольно поморщиться. Зазвонил мобильник, и Валентина схватилась за него. Это был Макс. Максим Лангория.
Она взглянула на часы - у нее ыбло всего полчаса до назначенной встречи, но если поторопится...
Валентина поднялась к себе и, открыв шкаф, принялась быстро перебирать платья - платья, когда-то имевшие для нее цену и имевшие цель понравиться. Другому мужчине...
Валентина, медленно отвела руку с шелковым темно-красным платьем. Ткань мягко струилась, приятно поглаживая кожу. Платье, призванное увлечь... соблазнить... очаровать...
Хотела бы она соблазнить Макса? Валентина подняла голову и взглянула на свое отражение в зеркале шкафа. Женщина, увиденная ею, была болезненно худа, кожа лица имела бледный вид, волосы растрепаны, губы сжаты... Живыми были только глаза - широко распахнутые, испуганно и в то же время испытующе смотревшие на нее. Платье казалось чужеродным элементом в руках этой женщины - словно прекрасный цветок на могильной плите. Валентина разжала пальцы, и оно упало - оставаясь кровавым пятном на темном деревянном полу.

Валентина медленно отвернулась и, толкнув колеса, выкатилась в коридор. Она с бесцельным видом спустилась вниз и подъехав к своему кабинету, открыла дверь.
Здесь не было зеркал, безжалостно отражавшие ее не женственность. Здесь была работа, работа и только работа, - которая всегда была и которая продолжал оставаться смыслом ее жизни. Неужели, это действительно все, на что она теперь способна? Неужели это все, что осталось ей? У объятой чувством мести Медеи было больше выбора, чем у нее сейчас.
Валентина машинально взяла папку со стола и теперь с недоумением смотрела на нее, словно не зная, что с ней делать.
Внезапный звонок, заставил ее вздрогнуть и выронить ее из рук.

.............
- Госпожа Фереа? - голос в телефоне звучал хоть и приглушенно, но надменно.
- Да, это я, - ответила Валентина. - С кем я имею честь разговариваю?
Она уже знала, с кем, но пыталась выиграть время, чтобы прийти в себя. Сейчас ей был нужен весь ее профессионализм, чтобы помочь женщине с пронзительным взглядом огромных карих глаз, глядящих на мир с какой-то тоскливой обреченностью; женщине, на чьей папке рукой Валентины было размашисто помечено "домашнее насилие в жестокой форме".
- Костас Адамидос, - мужчина отчеканил свое имя, словно вырубая его в мраморе. - Я полагаю, моя жена у вас. Что вы хотите за то, чтобы вернуть ее мне?
- Чего я хочу, я скажу позже, - уклончиво ответила Валентина, - Предлагаю поговорить о желании вашей жены. А она хочет развода.
В трубке воцарилось короткое молчание.
- Никогда, - снова рубящий тон.
- Никогда - слишком неопределенный срок. Не находите? - заметила Валентина, - Все имеет свойство так или иначе заканчиваться. И ваш брак тому не исключение, господин Адамидос. Вопрос состоит только в том, насколько болезненно для себя вы хотите его закончить.
- Это не ваше дело.
- Возможно, оно и было таковым, - ответила Валентина - до тех пор, пока ваша жена не сбежала от вас. С синяком на лице и сломанной кистью руки. Ее случайно заметили и проследили за ней. В данный момент мой мобильный телефон заполнен до отказа смс-ками репортеров бульварных газет..
Валентина отчаянно блефовала.
- Чего вы хотите? - перебил ее мужчина. Тон его голоса приобрел едва заметные усталые нотки.
- Я предлагаю, - мягко ответила Валентина, решив, что пора бросить пряник... или кость? Что более уместно в данной ситуации? - решить вопрос мирно. Ваша жена решительно против брака с вами. Характер повреждений на ее теле говорит сам за себя и позволяет мне рассчитывать на положительное решение суда. Вы можете возразить, что мне нужно еще доказать, что эти повреждения нанесены вами, - она сделала паузу - Но давайте думать здраво, господин Адамидис. Вы человек публичный, скандал, который неизбежно возникнет в бульварной прессе, может не просто подмочить вашу репутацию, а уничтожить ее. Вы сами знаете, как работают репортеры. Эти ребята не останавливаются ни перед чем. Даже откровенной ложью.... Поэтому я предлагаю вам тихий, основанный на обоюдном согласии, развод. Где-нибудь в провинции; там, где никому нет дела ни до вас, ни до вашего развода. Ваша жена получит свободу, а ваша репутация останется кристально чистой.
Валентина закончила и теперь ждала ответа мужчины.
- Хорошо, - наконец, раздалось из мобильника. - Я подумаю...
Мужчина, не прощаясь, положил трубку.

Валентина еще какое-то время задумчиво смотрела на свой мобильник, потом медленно нажала на кнопку "отбоя" и откинулась в кресле.

Приехав домой, Максим принял холодный душ, а затем уснул под тихое бормотание телевизора. Все-таки ночь выдалась бессонной, а день не простым. Проснулся он через пару часов от позвякивания посуды на террасе. Его домработница оказалась пожилой, молчаливой женщиной. Она бесшумно ходила по дому, стараясь не попадаться Максиму на глаза. На террасе его ждал, накрытый скатертью, небольшой стол. Максим с удовольствием съел тарелку лаханоризо и выпил бокал вина, отказавшись от десерта. Попросив домработницу положить в корзину для пикника пару бокалов, бутылку вина и фрукты, Максим снова улегся на кровать, и чтобы скоротать время, принялся лениво щелкать пультом, пытаясь найти интересный канал. Музыка и фильмы его не вдохновили, новости изобиловали предсказаниями новой волны кризиса, и прогнозами по усилению борьбы с коррупцией во всех сферах. Время тянулось очень долго. Домработница давно ушла, Максим слышал её шаги на гравийной тропике, когда она проходила мимо окон его спальни. День за окном клонился к своему завершению и дневной свет сменили серые сумерки. В очередной раз перещелкнув на музыкальный канал, Максим вспомнил, что его мать называла сумерки "бархатными" или "лиловыми".
"Хорошо", - мысленно согласился с ней Максим, - "Наступление лиловых сумерек самое время, чтобы напомнить госпоже Фереа о нашей встрече".
Он вытащил из нагрудного кармана рубашки салфетку с написанным на ней телефонным номером, попутно отмечая, что почерк у госпожи Фереа по-мужски четкий, без всяких росчерков, округлостей и завитушек. "Решительная женщина" - хмыкнул Макс.
Ему ответили почти сразу:
- Госпожа Фереа? Это Максим Лангория. Я заеду за Вами через полчаса.
Она ответила, что к этому времени будет готова.
Максим достал из шкафа шерстяной плед, забрал со стола корзину для пикников и задумался, будет ли уместным, если он привезет госпоже Фереа цветы. Любит ли она цветы? По мнению Максима, она была излишне рациональной. Скупа на движения, на улыбки, на эмоции. О милом женском кокетстве не приходилось даже говорить. Закинув покрывало и корзину на заднее сиденье машины, Максим задумался, была ли она такой всегда или болезнь сделала её такой. Бледность и худоба, скорее всего последствия болезни, а вот решительность... Он попытался представить Валентину Фереа другой и не смог. Она была такой, какой была.
Усевшись за руль, Максим повернул ключ и слушая, как мягко работает двигатель, спросил себя, движет ли им сейчас жалость к этой почти незнакомой женщине-инвалиду, у которой очень ограниченные возможности по части развлечений? Поразмышляв, он ответил, что не чувствовал к ней жалости. Вернее, он не чувствовал к ней то, что до этого считал проявлениями своей жалости. Это было что-то другое, и он пока не знал что. Он просто ХОТЕЛ, чтобы Валентина Фереа поплавал в озере. Пожав плечами, Максим захлопнул дверцу и вырулил на дорогу. А если он хотел, чтобы Валентина Фереа поплавала в озере, если Валентина Фереа хотела поплавать в озере, что мешает им сделать это?

Максим подъехал к вилле "Эллада" к условленному часу. Половина дома темнела провалами окон, а половина была ярко освещена. Максим шел по дорожке, разглядывая дом и надеясь, что госпожа Фереа ждет его на террасе. Ему не хотелось бы привлекать излишнего внимания к их ночной прогулке.
На террасе никого не было, но он услышал голос Валентины Фереа и пошел в ту сторону. Дверь, по-видимому, кабинета была полуоткрыта, сквозь дверную щель, Максим не видел с кем разговаривает Валентина Фереа, но отчетливо слышал каждое её слово:

Совершенно машинально он отметил, что она назвала по имени своего собеседника - господин Адамидис. Остальное же ошеломило Максима настолько, что он замер. Он понял, что Валентина Фереа вела переговоры о разводе с мужем Меланты Адамиди. Хотя нет, он не прав, слово "переговоры" в данном случае неуместно. Валентина Фереа не уговаривала, не убеждала, не доказывала, она ... шантажировала своего оппонента! Максим вспомнил зажившие следы от синяков на лице Меланты Адамиди, но какой бы сволочью не был её муж, Валентина Фереа не должна была вести с ним такую грязную игру. Он не услышал ответа мистера Адамидиса, из чего сделал вывод, что разговор состоялся по телефону. Максим вернулся на террасу и сел на одно из стоящих там кресел, чтобы попытаться осмыслить то, что он сейчас услышал. У него в голове был всего один вопрос - зачем? Зачем Валентина Фереа шантажом склоняет своих клиентов к разводу?
Перед глазами Максима встала стопа судебных дел о расторжении брака по обоюдному согласию в его кабинете и нарушение процедуры развода в деле супругов Маринатос. И присутствие Валентины Фереа в качестве представителя одной из сторон почти в каждом из этих дел. Два кусочка пазла встали на свое место, но это ничего не решило. Наоборот, поставило перед Максимом новые вопросы: какую роль во всем этом играл судья Папандопуло? Знал ли он о методах ведения дел Валентиной Фереа? И какая роль во всей этой истории отводится самому Максиму? Последний вопрос был очень важен. В какую историю угодил Максим, когда, ожидая места в одном из городских судов Афин, он согласился временно занять место судьи Папандопуло, который не мог исполнять свои обязанности по причине болезни. "Всего на несколько месяцев", как объяснили Максиму его временное назначение.
Он вскочил с кресла и зашагал по террасе. Он был молодым судьей, поэтому слова "беспристрастность"и "справедливость", "судейская этика", наконец, были для него не пустым звуком. Он рвался в бой, он хотел наказывать убийц, насильников, грабителей, а вместо этого угодил в тщательно спланированный сценарий, в котором не последнюю роль играет шантаж. Какая же роль отведена самому Максиму?!
Максим взъерошил свои волосы и устало потер глаза. Необходимо было решить, как поступить дальше. Он мог пойти и потребовать у Валентины Фереа ответы на все вопросы, а мог промолчать и посмотреть, как она поведет себя дальше. Максим выбрал второе.
Коротко постучав, он распахнул двери и улыбнулся:
- Госпожа Фереа, мне сказали, что я могу найти Вас здесь. Ну что? Едем?

Валентина открыла глаза, словно очнувшись ото сна - холодного, жестокого.
Точнее наоборот: это Костас Адамидос был реальностью. Максим Лангория был сном - коротким и светлым. Так что тут плохого, если она поспит чуть-чуть дольше?
- Едем, - словно бросаясь в омут, ответила Валентина. - Я только захвачу сумку...
Она снова поднялась к себе и покидала в пляжную сумку полотенце и купальник. Посмотрев на себя в зеркало, поправила платье и быстро расчесала волосы.
Спустившись, она выкатилась на террасу и замерла, увидев автомобиль Максима.
- А куда же мы поставим мое кресло? - растерянно спросила Валентина.