Игрок (СЛР, 18+)

Правильно Маша говорит.. историю про Рашида.. даешь новый роман!
_________________

О! А че, так можно чтоле? Вааау! *пошла рисовать плакаты*


И нас уже трое!

Это потому что Игрок еще не закончен и отбирает все силы


Да я чо? Я ничо Мое участие минимально, чесслово (есть у меня другие авторы, которых я бечу, вот там приходится даже сюжет поправлять, ибо нереалистично совсема )

А Рашид... он постарается! Мы с него верим Смог же он в Игрока пролезть! Значит и на новый сюжет вдохновить автора должен смочь))

Саша,спасибо за продолжение!
___________________________________

Всем, доброе утро.
Сашенька, большое спасибо, за продолжение.
_________________

какие радостные новости
_________________

Доброе утро, Лекси, я очень "ждущая"

И глава большая! Здорово!


_________________

Саша, привет!
Вот же Капранов какой паразит. Спрятался от Жен и всё. Почему? Чего добивается? Или он изначально не собирался брать Жен с собой и продолжать ее обучать?
Рашид тоже себе на уме. Харизматичные, хитрые, амбиционные дядьки ведут свои игры. Наша девочка тут сбоку припёка. Эх...
Харитонов еще не смотря на всё, по моему мнению, всё равно ни рыба ни мясо.
Прилично парня днем с огнем не сыщешь.

Саша, а продолжение когда?
_________________

Можно отпустить) Я прочитала и подумываю - не впасть ли в пичаль? Ошибок у автора все меньше и меньше, скоро бета будет совсем не нужна)))

Вот так уйдешь между прочим в отпуск а вернешься и... усе))
Переживательно, ага)

Ну, эт я шучу, а на самом деле бетой ли, не бетой, а я безумно счастлива тебя читать, Лекси! Спасибо! Чесслово - давно у меня не было такого экстаза от писательских строчек.

 » Орел. Отвесный спуск. Часть 2

Жен

Я с трудом удерживаю телефон плечом, докрашивая ногти на ногах в красный цвет. Это к вопросу о женской разумности. Как только яркие ноготки высохнут, я натяну поверх чулки и туфли, в которых едва можно передвигаться, и никто о моих потугах не узнает, но разве это имеет значение? Я хочу быть сегодня самой красивой, максимально безупречной. Надену самое лучшее белье и сексуальное платье. Пройдусь по самой грани вульгарности. Потому что сегодня я познакомлюсь с женщиной, являющейся женой небезразличного мне мужчины. Не хочется чувствовать себя рядом с ней простушкой.
Зачем мне это? Кому и что доказывать? Я же не собираюсь вмешиваться. Просто иногда... иногда Кирилл на меня так смотрит, что кажется, будто во мне есть нечто большее, чем глупая, расколотая в районе груди оболочка... Нечто важное и нужное. Значимое. Такое сводит с ума. Такое страшно разрушить.
Наконец гудки на другом конце линии сменяются поспешным приветствием.
— Ви, какое счастье, что ты на связи, — восклицаю, пытаясь поудобнее пристроить телефон. — Так, мне нужно знать все возможное о Вере Рихтер.
— Зачем? — неподдельно удивляется кузина.
— Сегодня благотворительный вечер, и я с ней встречусь лицом к лицу. Не хочется выглядеть несчастной сироткой. И отсутствие сюрпризов в этом поможет.
— Я не очень-то интересовалась супругой Харитонова, — ворчливо сообщает Ви.
— Ну давай хоть что-нибудь.
— Ну-у-у, — тянет она, явно не имея особого представления об объекте разговора. — Ее отец — партнер Валерия Харитонова. Кажется, если не считать рассказанного ранее, этим моим познания ограничиваются.
— Ты мне совсем не помогаешь! Скажи хоть, волосы выпрямить или оставить?
— Мне приехать? — устало спрашивает она. — Только учти, ты сорвешь мне свидание!
— Не надо приезжать. Просто скажи, распрямить или оставить кудрявыми?
— Если время есть — выпрямляй. Когда еще тебя такой увидят. Совсем от рук отбилась со своей медициной. — Театральный вздох. — Так, короткий экскурс: глаза черным не подводи, нижнюю губу накрась чуть шире контура, а верхнюю — уже, чтобы казалось, будто ты улыбаешься. Тушь возьми водостойкую. Начнешь еще там рыдать!
— Я не собираюсь рыдать.
— Но носовой платок я бы на твоем месте взяла, — подмечает Ви. — Главное в благотворительном вечере — минимум косметики, максимум бриллиантов. Давай, маленькая садистка, заставь его яйца гореть. Каждый изменщик этого заслуживает.
— Он не изменщик, — восклицаю порывисто.
— БМВ против твоего рендж-ровера на то, что он в фантазиях вытворял такое, о чем его скучная женушка даже в книжках не читала. А ты его благопристойности совсем не помогаешь... Блин, из-за тебя глаз криво накрасила. Все, давай, дальше своими силами.

Когда мы с отцом под руку входим в зал, я с облегчением обнаруживаю, что основная часть мероприятия еще не началась. Ждут припозднившихся. Едва переступив порог, начинаю скользить глазами в поисках знакомых светлых волос. Не нахожу.
— Я выше большинства мужчин в этом зале, — шепчу папе на ухо.
— На таких каблуках — конечно, — отшучивается он, а я заливаюсь краской.
Я всегда была высокой, даже слишком, но переживаю по этому поводу редко. Мое тело меня никогда не устраивало, и причины для переживаний имелись более серьезные, чем необычный рост. Даже если бы я была первой красавицей школы, со мной бы все равно не дружили. Больных не любит никто.
По пути отец встречает немало знакомых, имена которых мне ни о чем не говорят. Приходится стоять рядом и улыбаться, сгорая от нетерпения. Минут двадцать мы кочуем от компании к компании, и, когда я мысленно начинаю готовить план побега от словоохотливого родителя, вдруг на пути нам попадается Рашид Мурзалиев. Оба мужчины замирают, скованные давней неприязнью и неловкостью от встречи на общей территории.
— Пойдем, засвидетельствуем свое почтение устроителям вечера, — отмирает наконец папа и тянет меня за локоть в сторону.
В любых других обстоятельствах я непременно бы настояла на разговоре, потребовала бы объяснений (ведь меня заверяли, что прошлое в прошлом, а разногласия позабыты), но так хочу найти Кирилла, что заставляю себя смолчать и послушно следовать за отцом. Оказывается, в отличие от меня, он прекрасно знает, где искать Харитоновых, и мне приходится всего лишь переставлять ноги. Что сложного? Да ничего, только внутренности завязываются в узел. Нервничаю. Что я сейчас увижу, что почувствую?
Вокруг Харитоновых собралась большая толпа — неудивительно, что я не заметила Кирилла раньше. Поначалу слышен только веселый голос моего пациента, но еще пара шагов — и он предстает перед нами во всем своем великолепии: облаченный в улыбку и обаяние, которыми щедро одаривает окружающих. Делает вид, что все в порядке, хотя я-то знаю, что это не так.
Упрямец. Как бы ни был Кирилл хорош этим вечером, без трости ему будет ой как непросто. И не только физически. Травмы редко затрагивают только тело. Как спрятанные под одеждой шрамы никогда не станут вновь гладкой кожей, так и характер не приобретет прежнюю покладистость.
Вдоволь полюбовавшись Кириллом и набравшись смелости, перевожу взгляд на женщину рядом с ним. Она маленького роста, сантиметров на двадцать меня ниже, с ладной, но не очень аппетитной фигуркой и настоящей ведьминской копной волос, еле-еле сдерживаемых шпильками. Приветливая, улыбчивая, одета правильно, как подобает леди на светском приеме. Платье до колена, нитка жемчуга на шее, на лице следов косметики почти не разглядеть, но это лишь подчеркивает замершую во времени юность и свежесть.
И тут меня посещает совсем не радостная мысль: я могу надеть платье, которое сделает меня идеальной, обвешаться украшениями, точно елка, но все это бессмысленно и пусто. Я потеряла ориентиры и не знаю, что делать, а ей ничего подобного и не нужно. У нее уже все есть. Мужчина мечты и уверенность в безмятежности будущего. Она не думает обо мне: вероятно, даже не знает. Для нее я никто. И пока я борюсь за вежливость и улыбку с подступающей к горлу горечью, она искренне радуется и держит под локоть Кирилла. К чему еще ей стремиться? Она может ездить в Германию, не присутствовать во время лечения мужа, не знать, что я целовала его в лифте, но при этом оставаться той самой. Единственной.
— О, Евгения Александровна, Александр Сергеевич, — зовет Кирилл, заметив нас. От такого чопорного обращения я вздрагиваю. Каждую букву проговорил, не хуже телевизионного диктора.
Замечаю, что Харитоновы-старшие тоже оборачиваются к нам, но куда менее радушны. Что ж, я бы тоже легко прожила без них.
— Познакомься, Вера, это доктор Елисеева, о которой я тебе рассказывал. Я ей многим обязан, — обыденно произносит он.
— Спасибо огромное, — кивает Вера. — Да я наслышана о том, что именно вы вытащили Кирилла из-под обломков, а потом поддерживали на протяжении всего лечения.
Говоря это, она даже руку к груди прижимает. Искренняя благодарность? Я с трудом сглатываю ком в горле. Если мне нужно было подтверждение равнодушия Кирилла — оно только что состоялось. Он рассказал обо мне своей супруге. Боже, неужели мне померещилось все его особенное отношение? Черт, я ни в коем случае не претендую, брак — это серьезно, навсегда и так далее, но хоть легкая искорка интереса... почему я не могу рассчитывать даже на нее? Неужели теперь придется намеренно избегать Харитонова на работе, пока боль не пройдет окончательно?

Кирилл

Речь и ступеньки. Двойное проклятье. Еле взобрался на сцену, а затем чуть не провалил выступление. Возможно, самое важное в жизни. Никогда не страдал косноязычием, но сегодня фразы пришлось из себя выдавливать. Старался не думать о случившемся, не вспоминать, но под обломками здания погибли не только посторонние люди: мои знакомые — тоже. И сегодня здесь их родные. Они заставили вспомнить все, что случилось тогда: боль, непонимание, темноту и один единственный голос, который вел к свету долгие недели.
Я бы хотел залиться соловьем, расписать, насколько сильно сочувствую семьям погибших, но раньше, говоря подобное, я никогда не оказывался на месте жертвы сам. Нет звуков, способных передать тот страх и отчаяние. Слов тоже нет. Да и если бы нашлось достойное описание чувствам, люди бы не вылезали в реальный мир из книг.
Заметно прихрамывая, продираюсь сквозь толпу в сторону уборных. Я очень старался держаться молодцом, но силы закончились; боль настигла и отказывается покидать. Хочется забиться в угол, чтобы переждать, отдохнуть подальше от людей. Сначала я думал укрыться в туалете, но потом прошел чуть дальше и обнаружил совершенно пустой коридор около подсобных помещений. Наплевав на все, уселся там прямо на пол — решил поберечь силы.
Слишком много испытаний на прочность. Оценивающие мое состояние партнеры отца, воспоминания о трагедии, знакомство Жен с Верой... Да, последнее я вынужден поставить в этот же ряд. Это как столкновение миров.
Каждый мужчина испытывает шок, когда разные части его жизни пересекаются, а здесь — реальность и фантазии в одной пробирке, и я понятия не имею, что с этим делать. Обещал себе избегать Жен весь вечер, но этого не потребовалось — она сама затерялась в толпе, болтала со знакомыми, улыбалась. А на нас — ноль внимания.
Старался вести себя так же, но, Боже, как она изумительна сегодня. Платье на ней невероятное. Черное кружево, расклешенная, тяжелая многослойная юбка, а ниже лучше взгляд не опускать вовсе, но разве удержишься? Я никогда не оказывался в такой глупой ситуации...
— Нет, нет, Капранова здесь нет. Я понятия не имею, где он. Да, хорошо. Вызывайте, если что, — слышу из-за угла и холодею. Кое-кто легок на помине.
С трудом, держась за стену, поднимаюсь на ноги. Только бы Жен шла не сюда. Нечего ей здесь делать... Но она уже показывается из-за поворота. Из-за телефона замечает меня не сразу, но, подняв голову, застывает как вкопанная.
— У моего пациента инсульт, — говорит зачем-то. Пытается оправдать свое появление?
— Мне жаль, — выдавливаю и удивляюсь тому, насколько непослушен мой голос.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга, медленно переваривая мысль, что стоим в этом коридоре наедине. В приглушенном свете ламп мир уходит на второй план, оставляя в фокусе только женщину напротив. Нас разделяет всего несколько шагов. В их преодолении нет никакой сложности, но они слишком опасны. Боюсь, стоит мне прикоснуться к Жен, как все пойдет к черту: и трудовая этика, и конфликт интересов с ее семьей, и, черт меня дери, моя семья... и Вера. Может быть, это длилось бы недолго; может быть, Рашид прав, и не существует страсти, которая бы стоила потери контроля над собственной жизнью, и чувств таких тоже нет, но сейчас так совсем не кажется.
Я почти физически ощущаю, как прижимаю Жен к стене; и тяжесть кружев ее юбки на своих бедрах. Представляю, как украшения скользят по обнаженной коже, мешая поцелуям, и как на языке поселяется их металлический привкус. Дьявол! Это уж слишком. От наплыва мыслей в голове такая тяжесть, что думать не представляется возможным.
Но, будто этого мало, Жен делает ко мне шаг сама и спрашивает:
— Вы в порядке?
А я, напротив, отступаю, сбивая ее с толку, и хрипло отвечаю:
— Жен, уходите.
Мгновение она стоит на месте, колеблется, не зная как реагировать, но потом разворачивается и покидает коридор. Вместе с Жен исчезают и те невидимые ниточки, которые держали меня на ногах. Я пытаюсь успокоиться, прийти в норму, но в голове зацикленная очередь картинок. Я ужасно жалею, что прогнал ее. И совсем не потому, что мог обидеть.
Нужно вернуться в толпу, там станет легче. Вылезаю из своего уродливого укрытия и, даже не пытаясь скрыть хромоту, возвращаюсь в зал. Квазимодо, так Квазимодо.

Почему улицы за окном меняются так быстро, но дом совсем не приближается? Я ужасно устал и все, чего хочу — лечь в кровать и заснуть. И чтобы наступило завтра. Предатель-галстук душит. Порывисто сдергиваю его с шеи и приоткрываю окошко, чтобы впустить в салон машины воздух. Хотя бы капельку воздуха.
— Кирилл, что с тобой происходит? — обеспокоенно спрашивает Вера. Было бы странно, если бы она не почувствовала мое состояние, но как ответить, чтобы ее успокоить, не знаю.
— Просто тяжелый вечер, — говорю. Но это объяснило бы физическую усталость, а не рвущееся наружу раздражение.
— Ты уверен?
— Конечно я уверен, — чуть повышаю голос. — Извини.
Вера отворачивается. Ей неприятно, непонятно. Кто бы еще подсказал, что с этим мне делать. Я не собираюсь обижать свою жену, никоим образом, но это сводит с ума. Ловушка. Что с нами происходит, Вера?
— Может быть, мне лучше уехать? — вдруг предлагает она.
— Вер… — раскаиваюсь тут же.
— Я понимаю, так сложились обстоятельства, и ты прекрасно справляешься без меня, но я чувствую себя не просто не отстраненной — лишней.
— Это все временно.
— Временно что? — спрашивает она горько. — Болезнь? Или пренебрежение? Кирилл, ты очень сильно изменился.
— Но это не значит, что ты для меня больше не важна.
Я не лгу Вере. Было бы очень просто наплевать на нее, поддаться соблазнам, но я обещал ее беречь, и я верю в свои клятвы. Раню ее, обижаю, готов тысячу раз прокричать, что виноват, но, как поправить ситуацию — не имею представления. Я будто вырос из Веры, как из школьной рубашки, но все еще пытаюсь застегнуть пуговицы, которые отрываются, отрываются и отрываются. Было бы просто свалить все на запретное влечение, но проблема глубже.
— Иди сюда, — зову Веру.
Она недоверчиво смотрит на меня, а потом неловко кладет голову на плечо. Я притягиваю ее ближе и понимаю, насколько она замерзла из-за открытого окна. И это при том, что сам я горю. Обнимаю ее обеими руками за плечи, чувствую, как она по капельке поддается, становится менее настороженной. Зажмуриваюсь до боли и вижу, как расплываются границы реальности. На месте Веры появляется совсем другая женщина. Хотел бы я отогнать видение, но никак. Приходится сдаться на милость безрассудным фантазиям.
Когда мы оказываемся в квартире, я начинаю спешно сдирать с Веры ее скучное, правильное платье. Она и не думает сопротивляться. Это у нас новая разновидность взаимопонимания. Днем получается хуже, чем ночью. Это ненормально, но лучше, чем ничего. Вера в последнее время часто повторяет, что я отдалился, но это естественно, учитывая, сколько времени жили друг без друга? Из нашей жизни исчезло все, кроме животной и примитивной близости. Только она и получается, как нужно… но не сегодня.
В коридорах моего сознания все еще стоит другая женщина — не моя жена. И если Вера этого не замечает, то сам я ее чувствую каждой клеточкой тела. Неспособность избавиться от навязчивого образа сводит с ума, становится пыткой, слаще которой сложно придумать. Только потом, когда я лежу, уткнувшись носом в волосы собственной жены, становится ужасно гадко.

Рашид наконец закончил приготовления по гранту. Осталось расписать бумаги по внебюджетному финансированию, которое фонд обещается обеспечить, и, дабы разделаться с этим вопросом, целое утро мы тратим на изучение условий и соответствие формальностям. Соблюсти тысячу пунктов, нигде не запутавшись — задача не для любителей, и, как назло, мне сложно собраться. Чувствую, что все идет кувырком, мой хрупкий мирок висит на волоске, поэтому до столбиков с цифрами мне нет никакого дела. Забавно. Вместе с падением здания треснул и фундамент моей собственной жизни…
Внезапно в кабинет без стука влетает медсестра:
— Рашид Адильевич, скорее! Вас Капранов зовет!
— У него разве не операция?
— Операция. Просто он… он собирается отрезать половину мозга!
Я вскакиваю с места и мчусь за Рашидом, хотя меня и не звали. Ноги жалуются на неподобающее отношение, но я не обращаю внимания. Спешу. И совсем не к Капранову. Понимаю, что действую неверно. К чему продлевать агонию? Не лучше ли вообще прекратить с Жен всяческое общение? Она сейчас в операционной, замотанная в стерильную ткань по самые уши, а перед ней пациент со вскрытым черепом. Зачем мне все это видеть? Зачем?!
— Добрый день, начальник… и. Начальники, — заявляет бодро Капранов, держась обеими руками за какие-то штуки, торчащие из головы мужчины. — Помахал бы, но боюсь убить парнишку.
— Половину мозга? — спрашивает Рашид, полностью игнорируя шутливый тон.
— Точно, — кивает Андрей Николаич. — Тут слегка казус вышел — инфаркт. До меня не дозвонились, моего ординатора в больницу не пустили. В итоге кровоснабжение было нарушено необратимо. Вот, планирую отрезать лишнее.
Я его не слушаю — смотрю на Жен. Я даже со своего места различаю цвет ее глаз. Как и Капранов, она задрала голову, а в руках держит какую-то кривую трубку. И помимо всякой логики внезапно меня затапливает чувство гордости: она добилась своего, она снова в операционной, как и мечтала.
— Это единственный вариант? — уточняет Рашид.
— Есть еще вегетативное состояние, но это мало кого устраивает. Хотя тогда он точно не станет жаловаться.
Рашид вздыхает.
— Евгения Александровна, это единственный вариант? — меняет объект допроса Мурзалиев.
— Да, единственный.
Так и хочется фыркнуть. Еще бы она с Капрановым не согласилась.
— Тогда идите и возьмите согласие у родственников. Заодно ситуацию объясните.
— Но я… — растерянно поднимает она свою штуку.
— Идите и скажите им все как есть, — рявкает Рашид. — А отсос подержит медсестра!
Жен гневно сверкает глазами в сторону Рашида, затем срывает перчатки с рук и вылетает из операционной. Мурзалиев невозмутимо выключает интерком, качает головой.
— Как с ними сложно. Теперь придется заставить объяснить, как так получилось, что у больного раком мозга после операции случился инсульт. Удостовериться, что никто не напортачил во время этих дурацких игр. И при этом не выказать персонального недоверия… — начинает Мурзалиев, а я не выдерживаю, поворачиваюсь и перебиваю:
— Вот скажите мне, Рашид, как из-за этой женщины мне не разрушить свой брак?

Спасибо за главу! ИМХО.. Кирилл дался.. выбрал брак с Верой.. надолго ли его хватит?
_________________

Саша, спасибо за главу!
Кирилл сам с собой борется. и очень верное сравнение с рубашкой подобрал. Но ведь рубашка вместе с ним не вырастет. всю жизнь ходить в вещи не по размеру да ещё и без пуговиц...Мне кажется, или Кирилл понимает, что чувства к Жен не просто страсть? Очень жаль, что он собирается всю жизнь прожить с женщиной, с которой его связывают теперь лишь обязательства и данное слово.. Надеюсь, сопротивляться себе долго он не сможет.
_________________

Лекси, ну почему, почему ради Жен никто ничем не хочет жертвовать? Кирилл выбрал свой никчемный брак, хотя не факт, что отказался от интрижки с Жен. Надеюсь, у неё хватит сил отшить его окончательно.
_________________

спасибо за продолжение!!! ну Кирилл, со своей последней просьбой... вот не везет прям Жен с мужиками так не везет.
_________________

Спасибо за продолжение!!!!!!!!! Хорошего отдыха и музы ,а мы подождём....
_________________