Вера Камша

Талиг. Оллария
400 год К.С. 5-й день Летних Молний

1

«Надорские» вепри местами подставляли солнцу отменную бронзу, а местами были заляпаны какой-то дрянью: караулившие опечатанный особняк южане и не думали их чистить. По-хорошему на ворота следовало вернуть воронов, но у Ро не доходили руки, а Росио, где бы и какие бы кошки его ни носили, меченые бывшим оруженосцем заборы тревожили вряд ли.
- Будьте свидетелями, - потребовал толстый мэтр Инголс, переводя взгляд с герцога Эпинэ на графиню Савиньяк и с графини Савиньяк на кучку чиновников тессории. – Я снимаю печати. К сожалению, мы не располагаем даже примерной описью находившихся в доме ценностей.
- У генерала Карваля не было времени, - напомнил Робер.
- Разумеется, - подтвердила графиня.
Мэтр аккуратно срезал печати и вытащил ключи. Скреплявшее их кольцо украшал оправленный в золото карас с накладным, тоже золотым, вепрем. Сбежавший молодой человек не сомневался ни в своем праве на дом, ни в своем праве на месть, ну и на жизнь после содеянного, само собой.
- Сударыня, прошу вас.
- Благодарю, мэтр Инголс.
В просторном вестибюле было прохладно и тихо, черный мрамор пола покрывал тонкий слой пыли, на коврах почти не видной. С высокого постамента пялился еще один вепрь, за его спиной багровело не знавшее побед знамя.
- Тут стояла обсидиановая ваза, - припомнила Арлетта. - Когда из Алвасете приезжала хозяйка, в вазу ставили цветы. Оставшись одни, мужчины обходились кипарисовыми ветвями.
- Конечно, - спохватился Робер, - вы же знаете дом!
- Я здесь бывала, - уточнила графиня, разглядывая застланную золотистым ковром лестницу и светлые, тоже новенькие, перила. У захватившего особняк юнца вкуса было больше, чем у обгальтарившего дворец анакса, и переделки вызывали не смешки, а ярость. Робер это если и не заметил, то почувствовал.
- Альдо добил мальчишку своим подарком, - Проэмперадор почти шептал, чтобы не слышали оставшиеся у двери чиновники. - Я должен был ему объяснить… Заставить, в конце концов!
Мэтр красноречиво, будто в зале суда, возвел глаза к опять-таки новому плафону, готовясь изречь нечто убийственное, но графиня оказалась проворней.
- Ты бы только отнял время у сна и города, - Арлетта уверенно подхватила Ро под руку и потащила к лестнице. – Мальчик хотел таскать чужой жемчуг и чувствовать себя рыцарем, он таскал и чувствовал. Если благополучие имярек, в том числе и душевное, зависит от того, чтобы дым шел вниз, дождь вверх, никто, никогда и никакими доводами не убедит его в обратном. - А теперь громко, четко и для всех. - Книги и шпалеры в Олларии сейчас не в цене. Я бы начала с утвари. Помнится, тут одних кубков хватало на полк...
Сын Жозины согласно кивнул, только сын Мирабеллы оказался не промах. Хрусталь и фарфор он не тронул, но золото и серебро исчезли, как и жемчуг, и украшенное драгоценными камнями парадное оружие. Дом оставался богатым, только богатство это в полуразграбленной столице было мертвым. Личные комнаты «радовали» золотистыми и багряными драпировками, столы и бюро казались родными братьями дворцовых, и все это стоило денег. Как и повелительские цепи, линарцы, ливрейные слуги… В Надоре взять было нечего и потомок Алана распродавал чужое, вряд ли представляя его истинную стоимость, а сколько вещей не имело цены, потому что помнило шаги, голоса, улыбки, песни…
Арлетта не видела сожженного Сэ и не так уж часто вспоминала сгинувшие в огне гобелены, но пожар был чище и честней. Сэц-Ариж не спал на простынях Эмиля и не лопал с тарелок Ли.
В кабинете, в старом кабинете соберано Алваро, ярость покинула берега. Женщина уставилась на очередной гербок, вцепившийся в стену между трофеев Арно... Ее Арно. Она прекрасно помнила эту охоту в горах Ноймаринен: Рудольф и Алваро переглянулись и вручили свои рогатины подросшим сыновьям, но Ли с Эмилем были в Лаик и Арно с радостью тряхнул стариной... Позже граф Савиньяк обменялся добычей с маркизом Алвасете, а Рудольф поручил головы вепрей заботам чучельника. Кажется, его звали Кнуд.
- Прикажите убрать эти… Скалы, - распорядилась графиня и, позабыв, что слуг в доме больше нет, рванула звонок - отвратительно желтый шнур с ослиной кистью на конце. – Ублюдок!
- Только не в юридическом смысле, - мэтр Инголс оставался невозмутим. – Давайте взглянем на замену ковров и обивки с другой стороны. Могли ли подрядчики обнаружить во время работ тайники? Окделл жаловался на кэналлийцев, якобы разграбивших особняк. Самое ценное, без сомнения, слуги вывезли, и вряд ли это была посуда. Сударыня, вы согласны?
Арлетта подтвердила и нахмурилась. Не то сынок Бертрама, не то Росио совсем перед отъездом сказал нечто важное. Кажется, все-таки Марсель... Вспомнить женщина не успела: отчего-то не перекрашенная дверь распахнулась, и взволнованный Сэц-Ариж сообщил о курьере от графа Ариго. Арлетта бездумно протянула руку, адъютант, само собой, не понял и уставился на Ро, тот кивнул.
Два из трех вложенных в знакомый футляр с ощерившимся котом писем в самом деле предназначались графине Савиньяк, на том, что толще, красовалась печать со спрутом. Придд. Приемыш Жерома и враг Арно. Неужели помирились? Любопытство требовало немедленного удовлетворения.
«Сударыня, - почерк Придда в отличие от покоробившейся от воды бумаги приближался к идеалу, - я счел необходимым дополнить письмо, которое в ночь перед генеральным сражением написал Вам по просьбе Вашего сына и моего друга. Принявший командование над Западной Армией генерал Ариго слишком занят, чтобы подробно рассказать Вам о баталии, и с его разрешения я беру эту обязанность на себя. Прежде всего, позвольте Вас заверить: я в полной мере разделяю уверенность генерала, что Ваш сын…
Арлетта добралась до дивана, села, аккуратно расправив юбки, и вновь поднесла письмо к глазам. Каллиграфически выписанные буквы складывались в не желающие меняться слова: «разделяю уверенность генерала, что Ваш сын Арно благополучно пережил обрушившееся на сражающиеся армии стихийное бедствие и сейчас находится в Южной Марагоне, от которой мы отделены разлившейся Эйной, ставшими непроходимыми обширными лугами и армией фельдмаршала Бруно. Представляется совершенно очевидным, что не имеющие возможности воссоединиться с Западной армией офицеры и солдаты, сбиваясь во временные отряды, направляются навстречу армии Эмиля Савиньяка, которому будет в срочном порядке направлен подробный рапорт...»
- Сударыня! – кто-то – Ро! – держал ее за свободную вторую руку. Уже знает… Откуда? Хотя было же третье письмо. - Я… Лэйе Астрапэ, он вернется! Сейчас… Сейчас Жильбер найдет что-нибудь выпить и я отвезу вас… Куда? В Ноху? Ко мне?
- Что?
- Он вернется! Вы слышите?!
Вдова и мать маршалов спокойно отняла руку.
- Разумеется, вернется. И я не понимаю, почему известия об исчезновении одного из теньентов отменяют поиски средств на выплату жалования гарнизону Олларии.
2


То, что его бестолковое сочувствие не требуется, Робер понял сразу. Арлетта Савиньяк не желала говорить о пропавшем сыне, и двое мужчин - военный и законник, послушно вызвали ожидавших в вестибюле чиновников и занялись составлением реестра. Один из переписчиков, бывший таможенник, узнал шпалеры с медвежьей охотой, некогда заказанные в Алате Колиньяром. Порфировые вазы принадлежали Фарнеби, а сервиз с леопардами в свое время был изъят у мэтра Капотты в качестве доказательства причастности братьев Ариго к октавианским погромам... Должно быть, Дикон выкупил его, чтобы порадовать Катари.
- Этот дом напоминает скороспелую дважды вдову, - внезапно заметил мэтр Инголс, о котором погруженный в не слишком веселые мысли Эпинэ почти забыл. – Когда женщина, потеряв мужа, спешно выходит замуж за того, кто ревнует к прошлому, а потом теряет и нового супруга, она выглядит так же.
Робер вяло удивился нахлынувшей на законника поэтичности. Дикон переделывал дом Ворона в свой пол-осени и зиму, но юг упрямо просвечивал сквозь север, и выглядело это непристойно.
- С этими вещами придется… решать нам.
- Несомненно, - согласился своим обычным тоном законник. Напоминать об очевидном адвокат считал ниже своего достоинства, а мысль, что не пойманный до сих пор убийца пойман уже не будет, так как встретил либо друга, либо, что вероятней, мародеров, была очевидной.
Опись продолжалась. Мэтр отдавал указания, графиня Савиньяк ровным голосом перечисляла, что некогда хранилось в той или иной комнате. Иноходец оказался достаточно не нужен, чтобы пойти взглянуть на приговоренную к смерти икону, благо церковь запереть никто не удосужился. Церковь, в которой меньше всего думали о Создателе…
Раньше Робер не был уверен в чувствах Ворона, теперь он не сомневался: Алва любил Катари не меньше, чем она его, иначе это святилище было бы невозможно. Дикон не зря велел уничтожить образ женщины, живущей, именно живущей в остановленной гением весне. Очарованный Иноходец не сразу сообразил, что упрямо держащийся в воздухе запах лилий ему не чудится - в вазе на самом деле жили белые цветы. Кто их пронес в опечатанный дом, Эпинэ не представлял, разве что наслушавшийся Карваля Сэц-Ариж. Или сам Никола? Нет, не станет Карваль снимать свои же печати, чтобы вознести молитву чужой святой или своей королеве. Значит, Жильбер не просто так запыхался. Прежде чем передать письма, адъютант забежал в церковь, а прежде, чем войти в дом, побывал в Старом парке…
Мысли о Сэц-Ариже потянули мысли о жаловании, которое на следующей неделе нужно во что бы то ни стало выплатить. Взимаемых с торговцев и мастеров налогов с пошлинами не хватало даже на городские нужды, оставалось пустить в оборот какие-нибудь ценности, но Катарина и так заложила почти все, что могла, оставив лишь то, что разбазариванию не подлежало. Никола заговорил о том, что в столице все еще остается немало богатых домов и богатых семей, и тут мэтр Инголс напомнил о том, что соберано Алваро в свое время содержал не один гарнизон, а всю армию Талига. Робер бросился за советом к графине и та нашла идею превосходной.
- Алва полагают это одной из обязанностей Первого маршала, - сообщила она, - а в обязанности регента входит оплата самых неотложных долгов.
Мысль казалось отличнейшей, кто же знал, что они найдут не золото, а ковры и шпалеры. И еще икону... Робер еще раз всмотрелся в грустные, невозможно синие глаза сестры, не выдержал, опустил взгляд и… нашел то, за чем они, собственно говоря, и явились. Это было ужасно, потому что ноги Октавии-Катарины тонули в усыпанной бриллиантовой росой траве, а к голубому платью льнули сапфировые незабудки. Гарнизон получит свои деньги, если ограбить Катари!
Робер не задумывался, во что он верит и верит ли, но церковные воры были отвратительны и потом он слишком хорошо помнил храм в Старом парке. Даже Альдо разрушал, но не грабил, правда у той Октавии было нечего взять, кроме красоты.
- Уходи, - тихо сказал женский голос за спиной, - уходи к своим цветам… Алое к алому… Жизнь к жизни…
Эпинэ обернулся. Сестра теребила светлую косу возле вазы с лилиями. Тень чужой любви? Печаль уцелевшей в полдень тени? Не считай свою боль несчастьем, предоставь ненастье ненастью, раздели печали немногих, уходя по иной дороге…
- Катари!
- Уходи, – свет зеленых глаз, мерцанье жемчуга, шум листвы, странный, что-то напоминающий шорох. Ветер в тростниках? Здесь?
- Здесь ничего нет и не будет, но мы будем там, я и ты… Долго, очень долго. Уходи…
Женщина, подобрав платье, пошла, точно поплыла к себе нарисованной. Сверкнули алмазные росы, где-то зажурчал ручей.
- Катари, твой сын жив! Его назвали Октавием...
Улыбка. Бред. Сон наяву. Голубизна и зелень, сонные лилии и плачущие маки, блеск драгоценных камней, свет живой росы. Ты вдыхаешь печаль понсоньи, ты не видишь, не ждешь, не помнишь, под ногами хрустнули стебли, дальним эхом песни последней. Ждет луна и устали звезды, поздно звать и не верить поздно, лунной тиной брезгует море, жизнь со смертью уже не спорят. Рассыпается прахом время, серой пылью летят мгновенья… Жгучей, мертвой, последней пылью… Пыль… Она скрипит на зубах, забивает глаза и горло, но если больше нечем, придется дышать ей!
- Странно, откуда здесь лилии? – Там, где стояла Катари, по-кошачьи щурится другая женщина. Темноволосая и не слишком молодая. – Последний раз я видела такие в Рафиано.
- Они растут в Старом парке, - Робер протер глаза, будто их в самом деле запорошило. – Я сам видел… Эти сапфиры… Если они настоящие, мы нашли, что искали, но как их взять у Катари?
- У Катари? – Арлетта сощурилась еще сильнее. – Раньше я сходства не замечала, но ты, пожалуй, прав…
- Вы ее видели? Я про икону!
- Конечно. Домовая церковь Алва традиционно посвящена Октавии, как и домовая церковь Олларов. Франциск не великий, не зная, как еще выразить любовь к супруге, поменял прапрабабкино лицо на Алисино, а розу в ее руке украсил рубинами. Соберано Алваро ответил с присущим ему изяществом. Похоже, эти сапфиры ускорили развязку.
- Так это сделал не Рокэ?!
- Разумеется, нет. Соберано несколько лет содержал армию Талига, им не привыкать. Гарнизоном, хоть бы и столичным, больше, гарнизоном меньше…
- Хорошо, - с трудом произнес Робер, - мы возьмем камни.
- Погоди. – Теперь графиня смотрела вниз, - откуда здесь плащ?
Плащ? В самом деле… Старый, вернее старинный плащ мертвой птицей лег на ступени.
- Дик говорил, на нем лежал меч Раканов...
- Закатные твари! - с чувством произнесла графиня, - какая же я тупица!
3


Бедный Ро ничего не понял, но тут бы и Бертрам не сразу сообразил, а вот она могла бы!..
- Ро, меч все это время был в доме.
- Конечно, ведь церковь не открывали...
- Ее могли открывать каждый день: меч был в тайнике. Альдо думал, что, собрав реликвии, обретет силу, Росио узнал об этом у Левия, а Марсель подтвердил. Получив меч и оставшись простым смертным, анакс был обречен на глупости. Рокэ собирался с помощью наслушавшегося «Рамиро» Окделла выставить любителей древности в Гальтары. Тебя, как неверующего, оставили бы в столице, которую ты мог без помех сдать.
- Алва думал, что я сдам город?
- Не думал, а знал, но нам важен тайник. Вряд ли там хранили лишь меч.
- Ди… Ричард Окделл говорил, что на мече не было пыли, а на ступенях была. Выход возле иконы!
- Выход нам не найти, разве что разберем стены. - Ли знал, как войти и выйти так, что не видели ни слуги, ни болтавшиеся поблизости шпионы, теперь эту дорогу узнал Марсель, но оба далеко. – Меня не посвящали в подробности, но тайные входы в этот дом не являются выходами и наоборот. Скорее всего, Росио в церковь не выходил, просто бросил с порога плащ, а на него - меч.
- Рамиро Второй пришел к Дику. Они пили в спальне вино. «Черную кровь»… Если это был Алва… Нет, это сон: человека, с которым провел вместе целый год, не узнать нельзя.
- Я не узнала, - резко бросила Арлетта. – Я почти испугалась. Росио… Ты не представляешь, во что он превратился!.. К тому же в бокале был… достаточно веский довод. Этот молодой человек проснулся в своей постели со свежей головой и запертой изнутри дверью. Конечно, он счел ночной разговор сном
- Но про меч ему сказал другой Рамиро… Он признался сестре… Это было отражение в зеркале…
- В каком зеркале?
- Над камином. В гардеробной при спальне…
- Отлично! – Теперь Арлетта поняла все, потому что в Савиньяке к спальне хозяйки примыкала точно такая же гардеробная с зеркалами. Подарок Алонсо прелестной Раймонде. Секрет, который Алва доверяли возлюбленным и женам, но у Росио нет жены… Могла быть, но Эмильенна Карси верна своей первой любви до последней ненависти.
Распоряжаться тайнами друзей всегда неприятно, но деньги необходимы, а церкви, любые, лучше не разорять.
- Мы сейчас пройдем в спальню, которую занимал Окделл. Если я права, то до… переделок это были комнаты герцогини. Ты останешься ждать, пока я тебя не позову и не впустишь в гардеробную никого. Мэтра Инголса тоже. Если я найду… что-то ценное, я тебя позову.
Она нашла. Зеркало, как и в Савиньяке отражает зеркало. Две точки. Еле заметный «изъян» на стекле и такой же на половице. Вставить шпильки, именно шпильки, которых нет у мужчин… По крайней мере дома это устроено именно так. И здесь тоже. Узкая щель, невысокая лесенка... Пол потайной комнаты на уровне каминной полки. Здесь еще ни разу никто не спасался, хотя, вернись хозяин в Октавианские праздники часом позже, Хуан загнал бы сюда если не Окделла, то монахов. Если, конечно, знал… Росио слишком многое таскает в себе, как и Ли, и она сама...
Не рыдать над письмами о пропавшем сыне, а искать деньги для солдатни, как это грубо! Ее бы не поняли ни мэтр Капотта, ни дура Одетта, ни даже Жозина, но деньги она почти нашла, а рыданий не будет! Нужно помогать Ро и ждать вестей из Придды. Арно найдется, вернулся же Ли из Гаунау. Хороша бы она была, выпустив на волю даже не страх, ужас. Это за Арно она не боялась… За старшего, пока во двор на взмыленной лошади не ворвалась беда. И за младшего не боится: ведь он просто на войне, а после Борна… Борнов… весь страх достался змеям.
Графиня Савиньяк мысленно приказала себе не сходить с ума и вернулась за свечой и огнивом. Ро послушно сидел в бывшей спальне прекрасной Рамоны. Герцогини Алва, бывшей графини Савиньяк, урожденной девицы Карлион… Герцогиня Окделл тоже урожденная девица Карлион… Если судьба берется издеваться, она делает это тонко.
Шесть невысоких ступеней, как и в Савиньяке. Внутренний замок открыт, то ли Росио забыл, то ли наоборот.
Придерживая дверцу рукой, Арлетта подняла свечу. Комнату чуть ли не наполовину загромождали сваленные второпях ценности. Хуан про тайник знал, и графиня почувствовала себя менее беспардонной. Переднюю часть комнаты кто-то… Росио наскоро расчистил. Если при открытом «окне» смотреть снизу, из гардеробной, увидишь черные шкуры, странные подсвечники, старинное оружие. Ночью любой решит, что заглянул в бездны времен… Женщина усмехнулась и повернула крайний подсвечник, внутренняя рама послушно скользнула вбок; теперь верхнюю и нижнюю комнаты разделяло обычное стекло. Между рамами что-то светлело, женщина наклонилась и подняла скомканный платок, знакомо и неприятно жесткий. Росио изображал раненого Рамиро, но кровь была настоящей и показывать ее кому бы то ни было Арлетта Савиньяк не собиралась.

Девочка в ночной рубашке терла кулаками глаза и ревела. У нее не было тени, а на голове переливалась ярмарочными огнями корона Раканов. Та самая, что Робер оставил в тронном зале.
- Закатные твари! – рука Дювье ринулась было за ворот рубашки, но замерла. Отчаянно даже не заржал, закричал покрывшийся пеной Дракко. Эпинэ сам взмок не хуже зачуявшей нечисть лошади, но теперь все хотя бы стало ясно. Был ясен и выход.
Маленькая, залитая лунным светом гадина топала босой ногой и орала, она еще не заметила… Или заметила, но, как вошедший в раж человеческий ребенок, не могла унять плач, и это был шанс. Для отряда, не для Робера Эпинэ. Иноходец оглянулся на заткнувший улице горло эскорт, медлить было нельзя.
- Дювье, - Проэмперадор заговорил негромко, спокойно, уверенно, словно успокаивал лошадь, - принять команду. Завернуть отряд. Ждать рассвета в старых аббатствах.
- А…
- Выполнять.
Тут ни верность, ни смелость не спасут, разве что заговоры, но он их не знает, а огненных кошек не напасешься.
- Монс…
- Не мешай. Я знаю, что делаю.
Он в самом деле знает, только пусть уберутся. От хныкающей гадины не сбежать, то есть всем не сбежать. Кто-то должен остаться, кто-то, кто нужен этой твари… Будь им кто-то другой, бросил бы ты его на съедение и сбежал? К Марианне? К Левию, спасать душеньку? Неважно. Щербатой девчонке нужен ты и давно нужен, прятаться не за кого.
- Монсень…
- Хочешь, чтоб нас сожрало? – поправить перевязь, пожать плечами. – Со мной ничего не станется. Забери Дракко.
Спешиться, на мгновенье прижаться к теплой гриве. С Моро тоже так прощались…
- Разрубленный Змей, вы уберетесь или нет?!
Дошло. Заворачивают, с трудом сдерживая коней. Девчонка продолжает реветь, мостовая то ли кажется тряской, то ли в самом деле готовится стать болотом и проглотить все, что не успеет удрать. Крысы вот успели…
Зеленая дымка липнет к камням, медленно, слишком медленно гаснет конский цокот. Ушли. Наконец-то
Рыжий огонь рвет тьму. Выстрел. На мгновенье прервавшийся рев.
- Вы меня осуждаете? – Салиган сжимает пистолет и смотрит на ребенка без тени. – Без толку, как я и думал, Но не стоять же как олухам?
- Фляхи! – девчонка топает ногой в спущенном зеленом чулке. Нет, это не чулок, это туман. – Фу! Дядька фу!
- Чего тебе, деточка? - кривится посеревший маркиз.
Новый вопль, непонятные, но грязные слова, хватающие каблуки камни. Коронованное чудовище лыбится щербатым ртом, вытирает лапу о натянутую на круглом животике сорочку.
- У болвана фульги нет
Не видать тебе конфет!
- Деточка, - хрипло повторяет Салиган, - тьфу!
- Деточка-конфеточка…
- Уходите, - Робер хватает неряху за плечо, - она за мной!
- Вы самоуверенны… Проэмперадор. А удирать я уже пробовал.
- Дядька Фу сидит в шкафу!
Дядька Бе застрял в трубе!
Бе-бе-бе, вот тебе!
Она прыгала то вперед, то назад, дразнилась, кривлялась, приставляла к носу растопыренные пальцы. Звонкие, будто над водой, вопли, должно быть, разносились далеко, но дома, если в них кто и жил, молчали, а южане убрались. Удрали, сбежали, бросили… Он сам их прогнал и все же это было предательством. Он не ожидал, что и Дювье, и Дракко…
-Дядька Фе сожрал трофей,
Дядька Бу наклал в гробу, бе-бе-бе вот тебе!
- Лейе Астрапэ, заткнись!
- Ы-и-и-и-!
Так мог бы завизжать под ножом мясника поросенок размером с церковь.
- Дурак! – круглые полные зелени и злобы глазенки вцепились в Робера клешнявыми раками. – Ты дурак! И тебя укусит рак! Ненавижу! Грязный дядька, дядька Фу!
Горная дорога и пустой город. Две дороги, один конь… Две ночи, две женщины или одна? Черные кудри, белые струящиеся пряди, клыкастая кошачья голова… Крылья, огонь, Молния! Сквозь расколотый кристалл…
- Пошел вон! У меня есть король! – пухлая ручонка едва не ткнулась Эпинэ в нос, в зеленом мерцании черным бездонным оком раскрылся вделанный в браслет камень! – Вот! Мой король! Он ко мне придет! Это наш город! Наш, а ты грязный… От тебя воняет! Я тебя не хочу! Ты дурак! Иди вон! К своей рыбе-жабе!
Вон-вон, иди вон!
Вон-вон, иди вон!..
- Сударь, вы разве не слышите, вас… То есть, надеюсь, нас просят удалиться.
- Вон-вон, пошли вон…
- Идемте же!
Салиган. Ну этому-то чего нужно?! Под ногами чавкает зеленая топь, в ноздри, в горло лезет гнилой дым, душит, вызывает рвоту… Так не бывает: можно либо гнить либо гореть… Но это сгнило и теперь горит.
- У меня есть мой король… - визжит луна, - Пошел вон!.. Ты - дурак… Наш город… Король… Рак… Рак… Дурак…
Горы, огненная кошка, шум воды, лилии в водовороте, лилии в вазах, тишина, сон.
- Эпинэ! Поднимайтесь, нас прогнали.
- Салиган?
- К вашим услугам, но чистого платка у меня нет.
- Вы видели?
- А вы слышали? – Маркиз наклонился и что-то подобрал с изумительно твердых камней. Пистолет… - Она назвала вас грязным. Вас! В моем присутствии. Все, я уничтожен. О жалкий жребий мой!