KattyK:
02.03.10 10:58
» глава 10
10 (перевод - KattyK, бета-ридинг – m-a-r-i-n-a, вычитка - LiskaAliska)
Калеб услышал новость о том, что нашли тело четвертой женщины, когда зашел в кофейню, чтобы взять чашечку домой. Девушка за прилавком, – он не мог понять, зачем вообще их называют «продавцами-консультантами», когда они всего лишь работают в кофейне, – была счастлива посвятить его во все мельчайшие подробности, пока готовила его латте.
Кровавые подробности.
– И вы знаете, что хуже всего? – спросила она, закрывая стаканчик крышкой.
– Кто-то умер? – предположил он.
Она моргнула, а потом встревоженно ответила.
– Ну, да, хотя я слышала, что она была мертва несколько месяцев.
Калеб смог удержаться и не спросить, какая к черту разница. Вместо этого он поинтересовался.
– И что же самое худшее?
– Она была брюнеткой, – прошептала Салли Энн, продавец-консультант в кофейне и брюнетка.
– А…
– Так что мы все в опасности. Он теперь охотится не только за блондинками, он – он охотится за всеми остальными.
Калеб заплатил за кофе и с черствым сочувствием посоветовал.
– На вашем месте, я бы уехал из города.
– Может быть, я так и сделаю. Может, я уеду. Спасибо, мистер Пауэлл. Ой, – чем я могу вам помочь, мэм?
– Один ледяной мокко-латте, пожалуйста. Средний.
Калеб быстро оглянулся, удивленный тем, что встретил здесь Холлис.
– Привет.
– Привет, – она выглядела усталой и была одета не так вычурно, как раньше: в джинсы и темную футболку, что вызвало вопрос, была ли ее одежда действительно дешевой.
– Ты уже не работаешь?
– Нет, мы уже более-менее закончили, – пожала она плечами. – Нельзя сделать многого в расследовании смерти, о которой тебе только что поведала Салли Энн, пока мы не получим результаты лаборатории и вскрытия.
Что-то в ее резком тоне заставило его заметить.
– Ты же не думала, что новости не расползутся, не так ли?
– Нет. Но этот город, как я понимаю, бьет мировой рекорд по скорости распространения сплетен. И к несчастью, они близки к правде.
– Я согласен. Я рос не здесь, но когда пятнадцать лет назад открыл тут практику, прошло меньше недели, а все уже знали, что мои родители умерли, а младший брат обрюхатил свою девушку и женился буквально под дулом дробовика ее папаши, – он замолчал, потом добавил. – Я никому не рассказывал, абсолютно никому.
Холлис слегка улыбнулась и заплатила Салли Энн за свой кофе.
– Кажется, они узнают то, что хотят узнать. Напрашивается вопрос…
– Как может убийца ходить среди нас незамеченным?
– О, не этот вопрос. Убийцы всегда ходят среди нас незамеченными. Нет, я спрашиваю себя: как такое возможно, чтобы разлагающееся тело женщины пролежало на покинутой бензоколонке меньше, чем в трех кварталах от центра города, несколько месяцев, и никто этого не заметил?
Салли Энн тихонько вскрикнула и побежала в заднюю часть магазина.
Холлис поморщилась.
– Ну, это определенно было неблагоразумно. По меньшей мере. Я, должно быть, устала сильнее, чем думала. Или, во всяком случае, я буду говорить именно так.
Калеб слегка покачал головой.
– Слушай, я знаю, что день у тебя был ужасным, но можем ли мы тут посидеть и немного поговорить? Я хочу тебя кое о чем спросить.
Она кивнула и села с ним за столик у главной витрины.
– Ты ела? – поинтересовался Калеб. – Сандвичи здесь неплохие или…
Холлис покачала головой и едва не вздрогнула.
– Нет. Спасибо. Я совершенно уверена, что кофе останется внутри, но только потому, что я практически впитала его с молоком матери. Я не планирую есть что-либо в ближайшем будущем.
Теперь Калеб поморщился в свою очередь.
– То есть кровавые подробности от Салли Энн в самом деле настолько точны?
– О, да.
– Извини. Должно быть, это было жестоко.
– Не самое приятное воспоминание. Но я была готова к такому, когда подписывалась на эту работенку, – она глотнула латте и добавила. – Ты хотел меня о чем-то спросить?
– Зачем ты подписалась на эту работенку?
Удивившись, Холлис ответила.
– Я… не ожидала личных вопросов.
– Я и не собирался задавать подобный вопрос, – признался он.
Она улыбнулась.
– Я думала, что юристы всегда репетируют прежде, чем сказать.
– Но не я. Или, по крайней мере, не в этот раз. Если вопрос слишком личный, мы можем забыть, что я вообще спрашивал. Но я бы не хотел этого делать.
– Зачем тебе это знать?
Даже со всем своим опытом по разгадыванию присяжных, Калеб не мог сказать наверняка, говорила ли она просто так или действительно желала знать.
– Это пояснение, скорее всего, будет состоять в изменении моего мнения и попытки объяснить свое любопытство самому себе, не говоря уже о тебе, поэтому я просто не стану пытаться. Скажем просто: я – любопытный человек, – и оставим это.
Она долго смотрела на него, ее голубые глаза были непроницаемы, потом сказала странно ясным голосом.
– На меня напали. Избили, изнасиловали, ударили ножом и оставили помирать.
Он не этого ожидал.
– Иисусе, Холлис, мне так жаль, я и понятия не имел.
– Разумеется, не имел, как ты мог?
Он буквально не знал, что сказать, что случалось всего несколько раз в жизни. – Вот… поэтому ты стала агентом?
– Ну, моя прежняя жизнь была порвана в клочки, поэтому я решила, когда мне предложили шанс начать новую, что это хорошая идея, – ее голос оставался по-странному спокойным. – Мне удалось оказать помощь, – очень небольшую, – и остановить человека, который напал на меня и на многих других женщин. Ощущение было хорошим.
– Месть?
– Нет. Правосудие. Месть – это вскрыть вену у себя на руке и ждать, пока кто-нибудь другой истечет кровью до смерти. Мне нужно было не это. Мне просто необходимо было… увидеть… как его остановят. И я нуждалась в новом направлении моей жизни. Бюро и Отдел по особым преступлениям обеспечили мне его.
Осторожно, так как он не был уверен, насколько она хотела говорить об этом, Калеб добавил.
– Но ты посвятила свою жизнь карьере, которая сталкивает тебя регулярно лицом к лицу с насилием, смертью, – и злом? Насколько это здорово, особенно после того, через что ты прошла?
– Я полагаю, это зависит от причин. Мои причины – очень хороши, вплоть до основной. Кому-то придется сражаться со злом. И этим кем-то могу быть я.
– Принимая во внимание то, что я видел в жизни, понадобится нечто большее, чем армия, чтобы это сделать. Без обид.
Холлис покачала головой.
– Нельзя сражаться со злом целой армией. Сражаешься с помощью воли. Твоей. Моей. Воли каждой человеческой души, которой не наплевать на последствие. Я не могу сказать, что много думала об этом, пока это не произошло со мной. Но как только ты близко знакомишься со злом, как только вся твоя жизнь меняется из-за него, только тогда ты многое видишь яснее, – она криво улыбнулась, не без горечи. – Даже глазами кого-то другого.
Он нахмурился, не понимая последнего замечания.
– Я могу понять такое ощущение после того, через что ты прошла, но позволить этому изменить всю твою жизнь…
– После того, через что я прошла, это было единственное, что я могла сделать со своей жизнью. Я не только увидела кое-что яснее, я также видела по-другому. Иначе, так что я не могла оставаться художником.
– Холлис. Естественно видеть многое по-другому после такого ужасно травмирующего события.
Она усмехнулась.
– Нет, Калеб, ты не понимаешь. Я вижу вещи по-другому. Буквально. Теперь цвета уже не те. Текстура. Пространственное зрение. Я не вижу мир так, как прежде, так как видишь его ты. Потому, что я не могу. Связи между моим мозгом и зрением… созданы человеком. Или, по крайней мере, выкованы человеком. Никакой органики. Доктора говорят, что мой мозг может никогда полностью не адаптироваться.
– Адаптироваться к чему?
– К этим моим новым глазам. Понимаешь, они не те, с которыми я родилась. Когда насильник оставил меня умирать, он взял парочку сувениров. Он взял мои глаза.
К тому времени, как Мэллори добралась до участка, было почти восемь, и она устала. Чертовски устала, по правде сказать. А еще испытывала тошноту, подавленность и сильную тревогу.
– Мэллори…
– Иисусе.
– Ой, прости, – ответила Джинни МакБрайер. – Я не намеревалась пугать тебя.
– В последнее время меня всё пугает, – вздохнула Мэллори. – Что такое, Джинни?
– Ты попросила меня поспрашивать у других женщин департамента и узнать, не почувствовал ли кто-то не так давно, что за ней следят.
– Да. И кто-то почувствовал?
Джинни пожала плечами.
– Сложно сказать. Все немного нервные. Двое или трое признались, что у них возникало ощущение, что за ними следят, по меньшей мере, пару раз за последние несколько недель, но даже они признались, что ни в чем уверены. Разумеется, теперь, когда тема открыта, все только и говорят об этом, включая парней.
Мэллори села за стол и устало потерла глаза.
– Вот, черт. Без понятия, поможет ли это.
– В любом случае, мы все будем начеку. Ты уже поговорила об этом с агентами ФБР?
– Пока нет. Но полагаю, что должна, – вздохнула она. – Жена фермера-молочника объявилась? И как там ее зовут? Хелтон. Какая-то Хелтон?
– Роуз Хелтон. Бесследно исчезла. И за прошлый месяц еще две женщины пропали в Гастингсе, а еще эта репортерша, пропавшая прошлой ночью. Шарона Джонс и Кейт Мерфи. А еще около дюжины пропавших женщин в округе Гастингса за тот же промежуток времени.
– Я знаю Шарону, – она не подходит под профиль, она темнокожая. Шарона исчезла?
– Ну, ее парень считает, что так и есть. Но нет также ее собаки, машины и большого количества одежды, а ее мать сказала, что девушка всегда хотела посмотреть мир, поэтому мы полагаем, что она просто собрала вещички и уехала.
– Если бы моим парнем был Рэй Мерсер, я бы тоже собрала вещички и уехала, – Мэллори снова вздохнула. – Но всё же нам нужно хорошенько всё проверить, поэтому пусть все этим займутся. А что насчет Кейт Мерфи?
– Тревожит то, что она подходит под профиль. Под тридцать, блондинка, успешная, владелица одного из тех небольших бутиков на Мейн Стрит. И хорошо им управляет. Не явилась на работу в понедельник, поэтому ее помощница-менеджер заведует магазином.
– Мы проверили ее дом или квартиру?
– Угу. Нет признаков того, что ее похитили, – но нет доказательств того, что она ушла добровольно. Ее машина стоит на своем месте в кондоминиуме, и насколько мы можем судить, она чиста. Хотя мы не нашли ни сумочки, ни ключей. У нее не было, – нет, – домашних животных и семьи в Гастингсе. Мы теперь пытаемся найти ее родственников.
– И ни следа Черил Бэйн.
– Нет. Компания в Колумбии прислала другого репортера, мужчину, чтобы занять эту новую… должность.
– Как заботливо с их стороны.
Джинни кивнула.
– Да, даже другие репортеры язвили по этому поводу.
– Но продолжали делать собственные репортажи.
– Угу.
Мэллори покачала головой, испытывая отвращение.
– Ладно. Дай знать мне или шефу, если что-то изменится.
– Хорошо.
Снова оставшись одна, Мэллори мгновение сидела, положив локти на стол, руками обхватив лицо, рассеянно массируя пальцами виски. Она должна была остаться, но Рэйф ясно сказал, что ей следует отправиться домой, как только тело заберут из того старого здания, и лаборатория закончит свое дело.
И это всё уже сделано.
Мэллори устала, но почему-то совершенно не хотела спать. Она не хотела идти домой. Не хотела быть одна. Она хотела чего-то, что позволило бы ей избавиться от видения той бедной женщины в своей голове.
Испытывая некую нерешительность, она взяла телефон и позвонила Алану на мобильный.
– Эй, ты дома? – спросила она без предисловий.
– Направляюсь туда. Сейчас, кстати, заезжаю на стоянку.
– Ты ел?
– Ничего, что можно было назвать настоящей едой, – ответил он. – Нечто, что филантроп назвал бы сандвичем несколько часов назад, хотя это могло произойти и в моем воображении. Твои предложения?
– Я предлагаю заказать китайской еды. Я даже заберу ее по пути к тебе. Согласен?
– Согласен. Также зайди за вином, если хочешь. У меня дома шаром покати. О, – и у меня начинает болеть голова, так что ты не могла бы также принести аспирин? Я не думаю, что у меня есть.
– Ладно, увидимся через несколько минут, – Мэллори повесила трубку, говоря себе, что это совсем не плохая идея. Ну и что, что она провела большую часть предыдущей ночи в его постели? Это ничего не значило. Оно не должно ничего значить. Алан мог быть веселым и забавным компаньоном, и он был хорош в постели.
Вообще-то очень хорош. И она не могла заставить себя обманом поверить, что не стремится к небольшому комфорту тела к телу, потому что это так и было. Два чистых, здоровых, потных тела, сплетенных вместе на простынях: превосходный способ увериться в том, что они оба живы.
Живы. А не свисали с перекладины, как какая-то недельной давности высушенная рыба. И не лежали, разбитые и окровавленные, у какой-нибудь дороги. Не затянуты в невероятно тугой кожаный корсет и не в душном закрытом капюшоне, пока женщина с хлыстом и цепями пытала…
– Христос, – пробормотала она. – Мне нужно убираться отсюда.
Разумеется, ей понадобилось несколько минут, чтобы сделать всё, до того, как уйти с работы на ночь, но она быстро обо всём позаботилась и убралась оттуда прежде, чем кто-либо другой мог прийти с чем-то, что потребовало бы ее пребывания на посту.
Она позвонила и заказала еду по пути в ресторан, чтобы всё было готово к ее приходу, и действительно остановилась купить вино, хотя обычно не очень-то выпивала. Она даже не забыла купить аспирин для Алана. И прошло всего лишь полчаса после их телефонного разговора, когда Мэллори зашла в его квартиру с одной большой сумкой заполненной несколькими маленькими картонными коробками, а в другой рукой удерживая вино и аспирин.
– Ты выглядишь чертовски нервозной, – сообщил он, как только она зашла.
– Такое нервозное время, – Мэллори, разумеется, знала, где находилась кухня, и не тратя даром времени, вытащила вино и стала искать бокалы в буфете. – Иисусе, Алан, у тебя нет даже одного винного бокала?
– Столовые приборы – не мой приоритет. Подай на меня в суд.
– Я докатилась до того, что буду пить вино из стакана для желе. Что еще произойдет сегодня?
Алан проглотил, не запивая, несколько таблеток аспирина, потом стал расставлять картонные коробки на стойку, за которой они обычно ели. Он остановился и пристально посмотрел на нее.
– Я слышал. Невесело было обнаружить то тело.
– Да.
– Ты хочешь об этом поговорить?
– Нет, – она налила вино в стакан и немедленно выпила. – Я намерена выпить, по крайней мере, полбутылки, пойти в душ и смыть сегодняшние ароматы со своего тела, а потом поесть креветок и овощей. После этого, если только ты возражаешь, я планирую перейти с тобой в спальню и трахаться там, как кролики. Может быть, всю ночь. Если только, разумеется, твоя головная боль все еще не мучит тебя. Скажи, что она прошла.
– Я полагаю, что аспирин подействует с минуты на минуту, – ответил Алан. – И твой план мне прекрасно подходит.
Мексиканский ресторан был почти пуст, несмотря на то, что обычно в субботний вечер он заполнялся под завязку. Как уныло сообщил владелец, лично провожая их к уютному столику в уголке, люди стали меньше выходить куда-то по вечерам с тех пор, как начались эти убийства. И после того, что нашли сегодня, большинство его завсегдатаев сидели по домам, за закрытыми дверями.
И хотя Рэйф и Изабелл были в ресторане не одни, но сидели они в своем собственном уединенном уголке. Тихая музыка играла на заднем плане, их обслуживал внимательный, ненавязчивый официант: они практически находились в своем собственном мире.
Практически.
– Ты все еще думаешь, что не Джейми покалечила нашу неизвестную? – спросил Рэйф, когда они доедали основное блюдо. В основном они обсуждали убийства и расследование, у них обоих было достаточно опыта работы в полиции, чтобы не позволить ни клиническим подробностям, ни картинам жестокой смерти, которые они видели так недавно, испортить им аппетит. И они оба сторонились более личных тем.
– Абсолютно. Я полагаю, что он наблюдал, как Джейми положила тело в багажник машины неизвестной. Я не знаю, она ли вела машину до того места, где планировала оставить тело, или он сам, – и когда она вернулась в игровую комнату или к машине по какой-то причине и не нашла тела, вот именно тогда у нее по-настоящему поехала крыша. В любом случае, я думаю, что он положил тело в тот старый гараж. И играл с ним.
– Это отвратительно, – сказал Рэйф.
– Определенно. Наш парень – очень испорченный тип.
– Так что те причины, по которым он выбрал Джейми своей первой жертвой, вероятно, жутко извращенные.
– Ну, вероятно, это произошло из-за того, что Джейми была госпожой, а не из-за того, что она являлась лесбиянкой. Дело в ее способности обладать властью над другими женщинами; этой власти он желал, и не мог получить. Может, чистая ревность послужила детонатором. Или зависть. Может быть, он не мог пережить то, что она могла контролировать женщин в своей жизни.
– А он своих женщин контролировать не мог.
– Может быть. Или возможно, его выводило из себя то, что партнерши добровольно отдавали себя в ее руки, подчинялись ей. И как бы он не старался, он не мог получить подобной реакции от женщин. В самом деле, какая ирония. Он всегда тянется к умным, успешным женщинам, к тем, кто вряд ли позволят собой управлять, и всё же он отчаянно жаждет именно контролировать женщин.
– Так что его мечта недостижима.
– Если только, его вкусы не изменятся, то это верно, – с волнением ответила Изабелл. – Он никогда не добьется того, чего хочет, если только не убьет их. Только, когда они умирают, и потом, когда они – всего лишь безжизненные тела, он может их контролировать, он сильнее их.
– Убив Джейми, он смог получить своего рода удовлетворение, из-за того, что она была доминантной женщиной. Впервые, он смог взять вверх над женщиной, чьей специальностью было контролировать других. Хотя ему пришлось убить ее, чтобы сделать это.
– Он хотел уничтожить ее из-за ее характера?
– Это обычное дело для сексуального садиста.
– Но не в этот раз? Не наш парень?
Изабелл нахмурилась.
– То, что целью оказались груди и гениталии, свидетельствует о сексуальной одержимости. Но этот тип, наш парень, у меня такое чувство… что он… наказывает их за то, что они – женщины. Так что, может быть, он пытается уничтожить женские черты их натуры. Или, может быть, он в ярости от того, что они слишком женственны для него, буквально, слишком женственны, чтобы он смог с этим справиться.
– А разве мотив не в сексуальном порыве?
– Вообще-то нет. Скорее тут присутствует вопрос идентификации. Его идентификации.
– Это интересно, – заметил Рэйф.
Изабелл минуту просто на него смотрела, потом со вздохом откинулась на стуле.
– Видишь, почему моя личная жизнь не складывается? Я всегда говорю об убийцах.
– Это моя вина. Я спросил тебя об этом.
– Да, но ведь тебе это пришло в голову. Что свидетельствует не в пользу моей сексуальной привлекательности.
Рэйф посмотрел на нее.
– Это значит, что мы занимаемся расследованием убийства. И всё.
– Это очень подходящий предлог. Ты не понимаешь, когда женщина напрашивается на комплимент?
– Ты же несерьезно? Изабелл, ты же знаешь, что обворожительна.
– В зеркале я вижу, что все части соединены как надо, но это не значит, что я в твоем вкусе. Многие предпочитают маленьких рыжеволосых женщин или стройных брюнеток. Или женщин без оружия и знающих дюжину различных способов по-настоящему причинить парню боль, если он выведет их из себя?
Он невольно рассмеялся.
– Признаю, что последний аргумент может оттолкнуть любого, но ты же видишь, что я не удираю, не так ли?
– Нет, но мы же с тобой вроде как вместе работаем…
– Мы могли бы и не ужинать вместе. Изабелл, я здесь, потому что этого хочу, закончим на этом. Только знай, что мне не нравятся маленькие рыжие и стройные брюнетки. И я никогда не считал тебя неуверенной в себе.
– А я думала, что слишком налегаю.
Их внимательный официант появился, чтобы убрать тарелки и принять заказ на кофе и десерт, и Рэйф подождал, пока тот уйдет, чтобы ответить ей смешным замечанием.
– Так что сегодня произошло?
Изабелл моргнула.
– Ты знаешь, что сегодня случилось.
– Чего я не знаю? Что тебя так потрясло, что ты заставляешь себя… завязать со мной другие отношения, даже не испытывая уверенности, хочешь ли ты этого?
– Кто говорит, что я этого не хочу?
– Я. Черт, да ты тоже. Посмотри на язык своего тела, Изабелл. Как только ты решила перевести разговор на личное, то сразу отстранилась. От меня. Это нехороший признак, но это признак. По твоим словам, ты заинтересована, но твое тело говорит: «держись подальше».
– Черт побери, – пробормотала она. – Я говорила раньше о том, что ты будешь нормальным профайлером? Я передумала. Ты будешь очень хорошим профайлером.
– Так я на правильном пути?
– Ну, давай скажем так, что ты недалек от правды. Я просто не очень хороша в подобных вещах.
Рэйф невольно улыбнулся ее недовольству.
– Ты очень уверенная в себе женщина, Изабелл, почти всегда. Ты чертовски уверена в себе. Но сейчас, в эту минуту, ты напугана. Почему?
Она промолчала, нахмуренно глядя на стол.
– Что-то случилось? Что именно?
– Понимаешь, это расследование… отличается, это всё. Происходят странные вещи. Кажется, мои способности меняются. И я не знаю, что с этим делать.
– Ты сообщила об этом Бишопу?
– Нет. Пока нет.
– Почему нет?
– Потому что… я не знаю, почему нет. Потому что я хочу сама в этом разобраться.
– И пытаться закадрить меня – отличный способ в этом разобраться?
– Перестань говорить об этом?
– О чем?
– О моей неудаче.
Он сухо ответил.
– Кто говорит, что тебе это не удалось? Изабелл, я понял, что хочу тебя, еще вчера. Вчера утром. Скорее всего, спустя каких-то десять минут после того, как мы познакомились. Я также понял, что это ужасно осложнит ситуацию, поэтому очень старался не думать об этом.
– Может, следовало подумать об этом, – честно ответила она. – А сделать что-то – вообще замечательно.
– Ты всё еще отдаляешься, – заметил он.
– Я могу наклониться вперед, – но она этого не сделала. Вместо этого озадаченно нахмурилась.
– Видишь? – спросил Рэйф. – противоречивые знаки. Даже подумав об этом, ты всё еще не знаешь, чего хочешь.
Со вздохом она ответила.
– Ну, как всегда, меня влечет к мужчине, который не хочет принять мое предложение, без вопросов. Если так и дальше пойдет, то придется поверить в лепреконов. И в единорогов.
– Прости меня. Но я не ребенок, Изабелл. Я ветеран битв на сексуальной почве с двадцатилетним стажем, и я многому научился. Во-первых, если собираешься связаться со сложной женщиной, надо знать, в чем состоят ее сложности. Заблаговременно. До того, как натолкнешься на них.
– Похоже, у тебя горький опыт.
– Так и есть. На самом деле, не такой уж горький, но я получил тяжелый урок. И в этом, скорее всего, моя вина. Ты сказала, что тот тип энергии, который делает тебя ясновидящей, общий с нашим убийцей; Ну, у нас с ним тоже есть кое-что общее. Мне нравятся сильные женщины. А я узнал, что сильные – значит сложные, что может привести к проблемам. Если только я не знаю, в чем состоят эти сложности.
– Ладно. Я слышу голоса. Есть такое.
– Угу. И?
– По утрам мне нужно кофе, прежде чем я почувствую себя человеком. И кукурузные хлопья. Обожаю кукурузные хлопья. Я также всегда принимаю очень горячий душ, так что в комнате повсюду пар. Ненавижу тишину незнакомых мест. Поэтому всегда путешествую с музыкой в машине. Океанские волны. Мне нужен кондиционер, даже, если на улице разгар зимы, чтобы заснуть. О, и я ненавижу, когда в спальне лунный свет.
– Изабелл.
– Не такие сложности?
– Нет.
– Черт возьми.
– Если бы я был профайлером, – медленно заговорил он, – строящим обоснованные догадки, я бы сказал, что твои легкомысленные манеры и веселое поведение скрывают много боли. И я не говорю о той головной боли, которую вызывают твои голоса. То лицо зла, которое ты видела, – оно ведь правда изменило твою жизнь, не так ли?
Официант поставил кофе десерт на стол и снова молча отошел, а Изабелл так ничего и не сказала. Она взяла ложку и стала ковыряться в десерте, потом снова положила ложечку.
– Ты всё еще не готова ответить мне? – он налил себе кофе так, как ему нравилось, его взгляд не отрывался от ее лица. При этом он старался сделать свою позу и лицо настолько спокойными и не содержащими угрозы, насколько это было возможно.
Она глотнула кофе, потом поморщилась, добавила сливки и сахар прежде, чем попробовала его второй раз.
– Изабелл?
Резко, словно против воли, она ответила.
– Это было прекрасно.
– Что это?
– Лицо зла. Оно было прекрасно.
Джинни ушла из полицейского участка поздно, позднее, чем обычно уходила. И после того, как поговорила с другими женщинами и узнала, насколько они все нервничали, то решила выйти к своей машине в компании мужчин-офицеров, которые тоже уходили. Хотя никто из ребят открыто ничего не говорил женщинам-полицейским, Джинни заметила, что всю прошлую неделю, женщины приходили и уходили в их сопровождении.
Она сомневалась, что кто-то из женщин мог на это пожаловаться. Она точно не жаловалась; каждый раз, выходя в одиночестве, девушка много раз посматривала назад через плечо и шарахалась от теней.
В молчаливом согласии, никто из мужчин не уходил, пока она не открыла машину, дверцу, и пока не зажегся внутренний свет, показывающий, что ее малышка-Хонда была пустой и неопасной.
– Закрой двери, – посоветовал Дин Эмери.
– А как же. Спасибо, ребята, – она забралась в машину и немедленно закрыла двери, завела машину, рассеянно глядя на них, пока они не подошли и не оказались в безопасности собственных машин.
Не то, что бы парням было чего бояться.
Пока что.
Джинни не была профайлером, но у нее в запасе был семестр аномальной психологии, и она живо помнила раздел о серийных убийцах, особенно еще и потому, что после этого несколько недель ей снились кошмары. Очень немногие серийные убийцы убивали и мужчин, и женщин. Были убийцы, выбирающие детей обоих полов, или молодых людей, но если жертвы были взрослыми, то они почти всегда были одного пола.
Серийные убийцы-гомосексуалы охотились на мужчин или молодых людей, а гетеросексуальный убийца, как правило, на женщин и девушек. Хотя некоторые убийцы-гомосексуалы, или мужчины, неуверенные в сексуальном плане и боявшиеся, что могут быть гомосексуалами, нападали на женщин из чистого бешенства. Они не хотели быть теми, кем были, и винили в этом женщин.
Очень редко женщины-серийные убийцы охотились на мужчин, или пока было так, – за исключением ужасно обычных случаев, когда женщины травили детей или других членов семьи, вот тогда они могли и не различать жертвы по полу.
Попробуй супа, дорогой. О, странный вкус? Я просто положила новую приправу.
Иисусе.
Какие только поступки не совершали люди.
Джинни выехала со стоянки и направилась домой, все еще размышляя, в основном потому, что все ее мысли были посвящены именно этой теме.
Как он выглядел? Не проходила ли она мимо него каждый день? Знала ли она его? Он был сильным, очень сильным, медицинский отчет по Трише Кейн показал, что он вонзил большой нож ей в грудь по самую рукоять.
Джинни задрожала.
Сколько нужно ярости, чтобы сделать подобное? И как Триша навлекла на себя такое? Просто потому, что была успешной блондинкой? Или потому что была женщиной?
Или потому что просто жила?
Когда Джинни перекрасила свои высветленные волосы снова к чему-то близкому к ее естественному темно-каштановому цвету неделю назад, никто в участке не рассмеялся. И даже не прокомментировал, А ее друзья сказали, что это мудро с ее стоны. Не нужно было испытывать судьбу по глупости, ведь она работала копом в этой заварушке.
Ее мать явно испытала облегчение.
Ее отец заметил, что так она меньше походит на шлюху.
Когда она заехала на подъездную дорожку, то почувствовала, как все внутри нее напряглось. Он был дома, и судя потому, как неровно припаркована машина, он, как обычно по выходным, напился с полудня.
Дерьмо.
Сидя в машине, она отстегнула кобуру и закрыла ее в безопасном месте: в бардачке. Выйдя, Джинни закрыла машину.
Она никогда не брала пистолет с собой в дом. Никогда.
Слишком большое искушение.
Она поднялась по ступенькам, ключом открыла дверь, молча говоря себе в сотый раз, что ей, не смотря ни на что, нужно жить отдельно. И поскорее.
– Эй, маленькая девочка! – его голос отдавал пренебрежением, а рот был мокрым. – Где ты была?
Глухим голосом она ответила.
– На работе, папочка, – и закрыла за собой дверь.
...