Дорогами судьбы

Сидит Эйш у кибитки Вайды, приглядывается да прислушивается. Вот заметила, как мужчины зашли да Рубина торопливо забежала, а через время услыхала:

От волнения и страха, стала молиться прося спокойствия табору, а молодым рома почтения и веры. Верила старая, что Бар примет правильное решение, на то он и Вайда.

Увидела она у костра внучку, которая уже еду готовила. Да было что ей сказать:

- Вита, подойди да воды захвати, - позвала цыганка свою девочку.

Тэли улыбнулась, глядя на пальцы длинные ловко перебирающие тугие струны.
- Я сегодня не работала. Вашими номерами наслаждалась. Вот вчера был не плохой заработок.

Улыбка девушки стала еще шире.
- Не только слышала, но и видела, как они друг на друга смотрят. Я очень рада буду породниться с вашей семьей.
Вопрос Виты прервал Талэйту.

Ответ Романа, на такой вопрос предсказуем. Всем в округе был слышен грозный голос Бара. Тэли знала, что больше Роман не скажет. Но не за этим она села рядом. Новости она бы узнала итак. Она хотела высказать поддержку, подбодрить. Талэйта не знала ни о чем, что гложет Романа, почему хмурым вышел из вардо, почему сейчас задумчив. Она потом все узнает и поймет. А сейчас она просто попросит у него.
- Спой, Роман. Свою любимую.

Тяжело на душе, но кивает Бар. Не говорит Роман о вине своей, но и не отрицает. По совести бы поступить Бару, но и дочь свою опозоренную надо замуж отдать. Ну не просто так Рустэм на друга указал. И у Зоры глаза загорелися. Так тому и быть. Плохо вайде, но иного выхода нет.

- да молчи уже, - отмахивается Бар, - сказала уже, что могла. На весь табор ославила.

- Меня учить вздумал, мальчишка, - Схватил Бар Рустэма за волосы, грубо, как давича Зору таскал. Оба они его дети и наказание едино. Но не дело мужика по полу валять, оттолкнул его Бар - Да кто ж подумать может, что для мужчины женское слово поперед слова отца идёт? Зору чистой считаешь, а отказываешься?! Восхваляешь и отказываешься! Коли бы слюбовались они, так я понял бы тебя. А сейчас что, Рустэм, не так я сына воспитывал.Оба вы меня предали.

- Вот дурак на мою голову! - Плюнул в гневе Бар на полы дощатые, - устроили тут представление! Будете с Зорой своими выкрутасами гаджо развлекать!

Хмуро кивнул Бар. Вот и прикрыл свой позор чужой совестью. Не видать Зоре сватов, ни подружек любимых, ни даров богатых. Решат мужчины сами теперь.

Рубина Бар не приметил, как забежала, ведь на улице ждать велел. Тоже в ноги кинулась. Косами сапоги начищать и причитать начала. Только слезы не льет, да смиренья мало. Отцепил Бар её от ноги, толкнул к выходу, порешали всё уж.
громко для всех сказал:
- За нарушение слова у рома всегда изгнание полагалось. Но должна справедливость милостью уравновеситься. Осквернение. - Повернулся Бар к дочери, - Ты, Зора, подвела под скверну, тебе и сквернить. Неси юбку и ножницы.

Чуть позднее:


Хмуро сыну кивнул Бар. ещё один ждёт, покуда любовь ему сладится.
- Долго ждал я, Арсен. Надоело уж, думу думать буду и решение скажу. Сам невесту теперь назначу. И слова перечить не смей, кого решу, та и будет, только благодарить отца можешь. и Богдану передай, коли не решится кого сговорить, то сам вайда займётся. - мазнул Бар рукой и в круг пошёл. нелёгкий сегодня день.

- Я кому наказ давал барона не трогать? На слово моё плевать вздумал, себя умнее старших услышал? Сказал же уедем - сведешь коней! Завтра в ночь бы ушли и не думали! Коли любишь ты коней, то и наказание для них примешь. Всыпят плетей тебе рома. Златан всыпет, раз брата не воспитал да не углядел. и чтоб жалеть не смел, сам проверю. А не по нраву будет, ещё обоим добавлю.

Спросил Роман Тэли про прибыток и лёгкая тень набежала на чело Виты. Золотой она свой отработала, погадала Розе, да вот происшествие позабыть пока не может. Ещё монеток заработала, за танец получив, и в бубен дала постучать малышне. Присела она неподалёку от Романа с другой стороны от Тэли.
Улыбку вызвали слова Романа
- Рада я, что сладилось у них. Ягори маму так хотела. Чудо у вас малышка.

- Ой, как прав ты. Гроза пройдёт, дождь горечь смоет. Может наладится наша жизнь. Только бы не смыло чего ненароком. - Вытянуть из Романа, всё равно что немого пытать. А Вите ой, как хочется узнать, что это Тагар ждёт перед вардо вайды и где Зора её.
Донка подошла с помощью. Наклонилась к ней и шёпотом
- Донка, ты Зору не видела? Беспокойно мне. - Передала ей кружку, которой похлёбку разливали по мискам. Оглянулась снова на вардо.
Тут надежда затеплилась. Эйш у вардо она увидела, сидит себе бабушка в тенёчке, огонёк трубки только видно. Застучало сердечко её, хочется к бабушке под крылышко.
Посмотрела на Романа, бабушка зовёт. Подхватила кружку с чаем горячим, сама на Тагара поглядывает, да не успела подойти, Тагар к Бару вошёл.
- Мами, скажи, что тут происходит. Присела в ногах бабушки прямо на землю. Кружку передала горячую. Смотрит на бабушку, а в глазах щиплет. Столько беспокойства она ей причиняет своим нравом.

И замерла голос Бара услышав

До табора не в пример тихо цыгане добирались, без обычных своих песен.
Джанго всю дорогу на Симзу поглядывал, не нравилось ему, что цыганка грустная шла, да все на него не смотрела, будто удумала что нехорошее. Поговорил бы цыганкой Джанго да дочь, утомившись, на руках его уснула, сладко посапывет малышка, не хочется будить ее. Да и для разговоров время неудачное.

- Я не долго, - обещает цыган да только не слышит его Симза, не уходит, убегает цыганка.
Эх, не ладное что-то творится. Рано Джанго обрадовался, что жизнь его к лучшему изменится. Он идет- торопится. Дочь матери своей отдает, медведя на цепь сажает. По холке зверя трепет да в другой раз обещает с ним прогуляться. А сейчас Джанго нужно без него побыть, без медведя своего. Монеты звонкие у гаджо заработанные в бендере оставляет, знает, что от вайды так быстро не уйдет, как ему хочется, а свою долю и позже отдать можно или утром. Сватов к Симзе зашлет да Бару монеты отнесет, тот и не рассерчает чей на него. Вышел уже было цыган из бендера да вспомнил, что подарков Симзе не дарил никаких. Вернулся. Из-под лежанки сверток достал, развернул его, посмотрел все ли на месте, да обратно свернул и в карман положил. Есть у него для красавицы Симзы достойный подарок.
На берег цыган приходит тихо. Так же тихо подходит к своей задумчивой цыганке, к спине ее узкой прижимается, волосы от ушка левого убирает, да губами к виску прижимается.
- Ждешь меня, сладкая?

Бар! Златан в глубоком шоке!


Удивили слова девы, спорить вздумала на поцелуй цыгана.


Думаешь, смогла победу одержать? Я лишь развел руками, улыбнулся хитро и многозначительно, должна была понять девочка, что её пламя только разгорается, угли её души я оживил. Смотрел в глаза её и понимал, знаю я о ней все, слов мне никаких не надо.
- Я - цыган, всегда свободный и никогда не одинокий. Скоро табор покинет это место и буду все дальше и дальше от тебя, Колючка. Кто знает, может, буду вспоминать тебя... А ты? Ты будешь лежать в своей маленькой комнатке в холодной, одинокой постели и вспоминать вкус моих губ, жар тела, сильные руки, обнимающие тебя за шею, вот так...- пальцем медленно провел по вздымающейся груди, вверх по ключице и добрался до шеи, нежно проведя пальцами по затылку, оставил там шаль,что следовала за рукой, - Может, когда-то решишься выжечь эти воспоминания из своей милой головки, заменить на другие... Но поверь, ничего у тебя не выйдет и целуясь с другим ты все сильнее будешь тосковать обо мне... - от шеи пальцы последовали выше, очертили мягкие губы. Я видел как тает Колючка от моих прикосновений, как глаза её закрылись, как тело, совсем немного подалось вперед, но не заслужила ты большего на сегодня...
Шаг назад.
- Передумаешь - приходи в табор, - тихо сказал я её и, не поворачиваясь, ушел в сторону удаляющихся песен.
_________________

Кивнул, хоть и удивился, что не попрошайничали девушки. Традиции не соблюдают.

Смотрят? А как Джанго на женщин смотрит, если не волком? Удивительно, если права Тала, но коли сговор удачный - Роман за брата только рад.

Роман снова кивнул, глядя на руки Виты, приготовлением еды занятые. Много они говорят и любопытничают, лучше бы поторопились.

- Прости, Тала, но петь не буду. Я лучше тебе сыграю, хорошо?

- Так тоже в вардо она,- так же негромко произнесла Донка, продолжая раскладывать еду и раставляя миски.
Скоро выйдет вайда к ужину и все узнается, не верила Донка, что не по мудрости может он поступить, ведь за то его и уважали рома, что всегда он справедлив был и даже интересы семьи выше их законов не ставил.
К ужину уже все было готово, и практически весь табор был в сборе за небольшим сиключением.

Вздрогнула Симза. Во рту пересохло, тело не слушается, огнем полыхает, от одного лишь прикосновения его. Губы застыли в нерешительности. Не может она сказать ему слов о раставании, иначе умерт тотчасже наместе! Ладони свои, поверх его ставит, что плечи легонько сжимают, щекой о губы влажные трется, щетина кожу нежную приятно царапает. Тает Симза, как снежок весной.
- Ждала, всю жизнь ждала. Побыть с тобой хочу. Сердце у меня болит за братьев и сестер наших. Не слепая я, вижу страдания их и на себя принимаю, стыжусь что счастье посмела испытывать с тобой. И горестно мне сделалось так, Джанго. Обними меня, просто обними, скажи что все плохое пройдет, что горести позади останутся.
 Хрустальные капельки в глазах ее застывают, слезы не будет лить Симза, хочет просто забыться в объятиях любимого, защиты его хочет...

Тэли не возражала, ни одной секунды. Она как завороженная смотрела на его пальцы, мелькающие и цепляющие струны так, что те издавали звуки, которые соединялись в красивую мелодию и проникали в самое естество. Обворожительно. Виртуозно. Тэли подогнула ноги в коленях и подбородком оперлась о них, слушая и чувствуя каждый звук. Интересно, а у него пальцы болят после таких выкрутасов? Вдруг пришла мысль, которую Тэли конечно же не озвучила. У нее пальцы тоже многое умеют, но вот чтобы так искусно вызывать из этих струн такие мелодии никогда.
Женщины накрыли на стол и когда Роман закончил, Талэйта придвинула полную миску с едой Роману.
- Я верю, что все в таборе наладится. И у нас будет повод для веселых мелодий.
Талэйта ободряюще улыбнулась.
- Спасибо за музыку, Роман. Мне было хорошо.
Тэли встала, и пошла искать сестру. Что-то слишком долго ее не было.

Неспокойно на душе у Джанго. Не нравится ему настроение Симзы. Видит, что гложет цыганку что-то и не только то, что в таборе последние сутки творится.
Прижимает он ее к себе, жаром тела своего делится, чтобы чувствовала, что не одна она, что теперь он всегда ей опорой и защитой будет. Поворачивает ее лицом к себе, ладонями шею нежно обхватывает, заставляет голову поднять да на Джанго посмотреть. Влажный след от слез пальцами своими вытирает, да губами сцеловывает.
- Все пройдет, Симза. - Губами к уголку сладких губ прижимается, шепчет тихо, словно не хочет чтобы кто-то кроме цыганки его услышал. - Все пройдет, сладкая. Всегда проходит. Не всегда, как нам хочется, но как богу угодно будет так и станется. Ты не плачь за них, сами во всем виноваты, надо было к Бару идти да каяться в нелюбви своей, а не ждать когда поздно станет да позором головы свои покрывать.
Он слова свои поцелуями чередует, плечи девичьи нежно гладит да в глаза цыганки глядит, разгадать душу гордую пытается.
- А за счастье наше не стыдись, не позорим мы семьи наши и стыдится нам не за что. А что счастливы мы, когда многие несчастны, так не наша в том вина. Не на чужом горе счастье свое строим. - Отстранился он от Симзы, в глаза серьезно ее смотрит. - Пообещай мне что не будешь больше думы такие думать. Не угодны они мне.

С реки стойкий запах тины веет, лягушки квакают хором, на другом берегу огни костров видны, да не цыганских только. Комары противные жужжат, да жалят, и спасу нет. Прохладно. Но меркнет все...
И снова мир собою Джанго заменяет. Голову девичью кружит, к себе плотнее привязывает.



- Твоя правда, Джанго. Молюсь, чтоб хватило великодушия прощать друг друга, не чужие ведь.




Нечего ей скрывать от него, разве что признание сделать. А надо ли? Может гордою прикинуться? Никогда не отличалась Симза горделивостью, всегда отзывчивая была, сердце всем открывала, добром на добро отвечала, а зло прощала. Смотрит цыган в глаза её, убаюкивает как мать младенца, да выискивает ответы. Да знать бы на какие вопросы?




Отстранился он и сразу ночной прохладой повеяло, деревья за спиной выросли, да шум вод с лягушачьим кваканьем по ушам ударили, как молот по наковальне. Хотела было Симза ладонь к нему протянуть, да не стала. Улыбнулась ласково, и даже с удивлением игривость в себе заметила:
- Джанго, знал бы что я о тебе думаю, - загадочно щебечет она, - Такое, что тебе бы точно по душе пришлось, а мне настроение поднимает до небес, - и подмигивает.

Наказание за наши поступки следует всегда. Таков закон жизни. А в таборе чтут свои законы...


Почувствовал на волосах жесткую руку вожака Рустэм, скрипнул зубами, но вытерпел. А после, когда отпустили, шатнулся назад, едва на ногах удержался.
Встал, тяжело дыша. Еще немного - и треснет голова. Не от пустячной боли, а от муки душевной.
Никогда еще не шел ром против романипэ. Страшно это. Но сейчас столько всего вскипело в Рустэме, что взбунтовался он.
Правда предков против той правды, которая в нем заговорила.
Отчего же так больно, когда сталкиваются они друг с другом?


Только мотнул головой на это Рустэм, блеснули глаза его непокорные. Знает - сейчас вожак решение свое скажет. И пути назад не будет ни для кого.

Услышал, как говорит что-то Роман, но так гудит в ушах, что уже ничего не понимает. Потом вышел друг.

А вот когда сестра прибежала и стала умолять, закрыл глаза рукой. Думал, что последнюю чашу выпил, но - нет. Оказывается, что не выпил пока... Оттолкнул ее Бар, сестра в слезах сгорбилась, головой качает скорбно. Смотрит на нее Рустэм пристально. Беда пришла к ним. Из-за него ли? Из-за закона предков? Ничего уже он не знает, совсем ничего...

А потом раздались суровые слова.


Похолодел вмиг Рустэм.
Осквернение, значит. Значит, вот как теперь.
Остригут, ударят юбкой, и пойдет он по табору, всеми презираемый. Ни к кому прикоснуться нельзя. Ни с кем за стол не сесть. Невидимкой станет для рома. Пустым местом. Никто с ним говорить не захочет, а зачем - с таким нарушителем закона не говорят и не шутят. Песен не поют вместе у костра.

Онемевшими губами сумел сказать:
- Приговор твой мудр. Спасибо, Бар.

И стал ждать судьбы своей новой.
_________________

Лучше бы я не ходила в этот парк – первое, что увидела, как цыган, тот, повелитель огня, бесчестил Мегги. Он сграбастал ее так, что она не могла вырваться и целовал, и… и… не помня себя, я быстро понеслась в поместье, с криком влетела к папеньке в кабинет.
– Отец, Отец. Что же такое делается? В нашем поместье. Отец. Как же это?
Он пытался меня успокоить. Налил воды. Пью, обливаясь, и никак не могу совладать с дрожью. Меня трясет от возмущения, обиды и разочарования. Именно этого египтянина я посчитала если не джентльменом, то человеком, не способным на подлость, а он! Да как же так.
Наконец мне удалось взять себя в руки внятно изложить, что я видела.
– Там цыган бесчестит мою служанку. Если она постоять за себя не может, то что, все можно. Выходит? И он уже хватал ее утром, или не он, а другой, я тогда вмешалась, и мы уехали. Мы были с лордом Генри, вероятно поэтому ничего страшного не случилось, но то там, на их стоянке, хотя и она – на наших землях, и они должны вести себя как порядочные люди. А это тут, понимаете, отец, прямо в усадьбе. Это никто из нас не может чувствовать себя в безопасности. Его надо наказать, отец. Нельзя это так оставить. – Я шумела все больше, хоть и понимала, что ради Мегги отец мог и не поднять шума. Но если он это не сделает, я найду лорда Генри и с ним поеду в табор, и пусть их главный, что тогда так кричал на непослушную невесту, накажет своего. Он должен понести наказание. Это наглость, так вести себя.

- Что прощать то, сладкая? - Смотрит Джанго на девушку внимательно. - За всю жизнь они теперь не найдут прощения. Бар простит дочь свою непутевую, но как вайда он простить ее не может. Опозорила она его, нож отравленный отцу в сердце вонзила да провернула его. Среди нас бы может и забыли, но слухи разные пойдут, пред другими цыганами стыдно. Как он сможет такое простить? И ладно бы только Зора учудила, так там пол табора как с ума посходили, словно поветрие какое-то прошлось да мозги всем выдуло.
Эх, не о том Джанго разговоры повел. Ночь теплая, лунная, рядом цыганка-красавица, а он о чести и совести размышляет. Не о том нужно думать. Не о том.

Смотрит он, как настроение у Симзы меняется, улыбается девушка лукаво да глазами ясными стреляет. Отпустило сердце у цыгана. Словно дышать легче стало.
- Знала бы что я о тебе думаю, постеснялась бы даже спрашивать, - улыбается цыган, из кармана сверток достает да рукой за плечи девушку обнимает и к себе прижимает ее, - давай ты мне расскажешь, что за мысли обо мне тебя до неба возносят, а я тебе за них подарок подарю?