Nadin-ka:
Екатерина Кириллова
ПрОклятый скиф
Поётся песнь про злато скифов,
От севера до южных рифов,
Про то, как жадность губит душу,
И рвётся страшный зверь наружу...
В пещере тёмной и глубокой
Дремал на злате одинокий
Дракон, чей век был очень долог,
Но он достаточно был молод.
Всю жизнь он в золоте купался,
Ни в чьей любви он не нуждался.
Один веками жил в пещере
И охранял своё ущелье.
Он стражем был богатств несметных
И тайн божественных заветных.
То было не простое злато -
Наследие богов когда-то.
В тех землях боги обитали,
Веками жили, процветали,
Но по какой-то по причине
Ушли их города в пучину.
Остались лишь легенды, мифы...
Прознали про богатство скифы:
Могучее людское племя,
Их силу проверяло время.
Про тех людей слагали песни,
С богами будто жили тесно.
Хотели знать они всё больше,
От знаний вечных жили дольше.
С земли они богов изгнали,
Чуть сами в бездне не пропали.
Охота шла на все богатства,
Забыли люди Клятву Братства.
Крушили всех за злата меру.
Нашли ущелье, вход в пещеру.
Напали на дракона войском,
Но был коротким очень бой с ним.
На них огнём он гнев обрушил…
Орёл высОко в небе слушал
Как люди из огня кричали,
Но тут же разом замолчали.
В пещере пламенем объятой
Валялся шлем вождя помятый,
Полсотни тел дотла сгоревших...
За камнем выжил уцелевший
Могучий воин, тело в шрамах,
Крушил всю жизнь врагов упрямых.
Он жара не боялся, хлада,
Была для воина услада
Крушить, рубиться, жить войною.
Глава была его седою.
Тяжёлый меч, стальное тело,
Бросался в пекло битвы смело.
И даже смерть его боялась...
От жара золото спаялось.
Дракон стоял, в огне мерцая,
Глазами жёлтыми сверкая.
Громадный зверь, броня — чешуи,
Пускал ноздрями дыма струи.
Чернее ночи, злее бури,
Стоял дракон и брови хмурил.
Усыпан острыми шипами,
Сверкая белыми клыками,
Почуял он врага мгновенно,
В лицо смотрел ему надменно:
«Какое жалкое создание!
Тебя настигнет наказание!»
Метнулся к воину стрелою:
«Свой глад я утолю тобою!»
Могучий скиф бежал навстречу:
«Убью тебя иль покалечу!»
Подпрыгнул, ловко оттолкнулся
И острый меч под бронь воткнулся.
Завыл дракон, упал на злато.
«Теперь я заживу богато,
Возьму я голову трофеем
На память о могучем змее!»
Дракон шипел, плевался кровью,
Боролся с адской жгучей болью.
Из сердца меч проклятый вынул
И злобный взгляд на скифа кинул:
«Носи теперь моё проклятье,
И снимет тот с тебя заклятье,
Чья сила бури не уступит!
Тогда прощение наступит,
Как только чешую расколет
И сердце он твоё проколет,
Твою отпустит злато душу,
Тогда проклятие разрушу…»
Рычал в агонии проклятье.
«Не смог от злата убежать я,
Теперь свободен я навеки,
Я был когда-то человеком…»
И скифа он хвостом ударил.
«Жалей, что я тебя не сжарил!»
Затих дракон, умолкло эхо,
Залился скиф довольным смехом.
Внезапно тело растворилось,
Сиянье в злате появилось,
Упал вдруг человек без чувства -
Явилось магии искусство...
В пещере тёмной и глубокой
Дремал на злате одинокий
Дракон, чей век был очень долог,
Но он совсем ещё был молод...
Nadin-ka:
Вольный перевод Марины Цветаевой. Поэт неизвестен.
ВОЛК И КОЗА
Отощав в густых лесах,
Вышел волк на снежный шлях,
И зубами волк —
Щёлк!
Ишь, сугробы намело!
За сугробами — село.
С голоду и волк — лев.
Хлев.
По всем правилам подкоп.
Вмиг лазеечку прогрёб,
К белым козам старый бес
Влез.
Так и светятся сквозь темь!
Было восемь — станет семь.
Волчий голод — козий гроб:
Сгрёб.
Мчится, мчится через шлях
Серый с белою в зубах,
Предвкушает, седоус,
Вкус.
— Молода ещё, Герр Вольф!
(Из-под морды — козья молвь.)
Одни косточки, небось!
Брось!
— Я до всяческой охоч!
— Я одна у мамы — дочь!
Почему из всех — меня?
Мя-я-я...
— Было время разбирать,
Кто там дочь, а кто там мать!
Завтра матушку сожру.
Р-р-р-у!
— Злоумышленник! Бандит!
Где же совесть? Где же стыд?
Опозорю! В суд подам!
— Ам!
Peony Rose:
Уварова Елена
Старуха и рыбка
Август стоит в зените, море глядит сурово.
Сучит старуха нити, ждёт старика с уловом.
Тучами даль сокрыта, ветер солёный свищет,
падает тень в корыто, прячась в дырявом днище.
Душно, противно, влажно, пахнет чертополохом.
Очень старухе страшно жизнь собирать по крохам.
Очень старухе горько видеть чужую радость.
Сушит обида горло, в сердце то скорбь, то ярость.
Жалобно и тоскливо смотрит утёс горбатый.
Чёрт бы побрал счастливых и разорил богатых.
Вот бы наследным дочкам вплоть до царицы Савской
Бог ниспослал денёчек жизнью пожить рыбацкой.
Море гудит натужно, время в пучине тает.
Рыбка опять на ужин...
толку, что... золотая.
Nadin-ka:
Виталий Тунников
РОЗА
Средь обычной травы
На обычном лугу
Роза редкой красы
Сквозь бурьян и листву
Поднялась, как маяк,
Яркий отблеск звезды,
Как отважный Варяг,
Приняв вызов судьбы.
Ветер тихо шептал:
— Не сносить головы,
Коль ты выше всех стал
И чудесной красы.
Травы гнули её,
Чтоб сберечь от беды.
— Будь такой же, как все,
И забудь про мечты.
Роза, всё ж, расцвела
Уговорам назло
С тёплой, светлой мечтой,
Чтобы солнце взошло,
Чтоб увидели все,
Что их луг краше стал,
Чтоб стремилась трава
На красы пьедестал.
Буйный ветер с утра,
С первым блеском зари
Розу с корнем сорвал
И унёс в кушири.
Каждый вправе решать:
Гнуться или стоять,
Быть никем иль блистать
С риском всё потерять
Nadin-ka:
ХЕРМАН ГОРТЕР
* * *
Там стражи трубили в рога золотые,
И свет кувыркался на льду и сверкал,
Деревья искрились, как башни литые,
И ветер восточный косу отбивал.
От стоп ваших вьюжно взвивались метели,
Лазурь прожигалась пыланьем зениц,
И кудри парчой златотканой летели,
А руки — алеющей стаею птиц.
Глаза ваши жарко и юно сияли,
И кровь по сосудам бежала огнем;
На небе светила златые стояли —
И пенные тучи ходили на нем.
А холод пронзал, и под коркой хрустальной
Вода замерзала и стыли лучи;
И солнечный отсвет по глади зеркальной
От стужи не мог убежать, хоть кричи.
Борей, раздувая пунцовые щеки,
Трубил в золотые рога, их в руках
Сжимая; и столь были звуки глубоки,
Что лопнуло небо, рассыпавшись в прах.
И в мире, как в бело-лазоревой зале,
На снежность перины упали вы ниц —
И там златоглаво на пухе лежали, —
На пухе лебяжьем блаженно лежали,
смеясь белозубо, царица цариц.
Перевод Ирины Михайловой и Алексея Пурина
Peony Rose:
Владимир Лавров
Мизгирь
– отвори о, тварь! отвари отвар!
отоварь товарища, гостя тверского,
приворотным зельем, не зверь я – скован
по рукам-ногам, повязан страстью,
помоги девку красну украсть, ну?
не гони от ворот, не вороти рот –
тесен ворот мне, сердце огнь жжёт!
– не вор – гость, говоришь? а красть норовишь?
хорошо, помогу, сотворю жар-питьё,
напоишь, ить, её, уговоришь, ишь,
спишь-молчишь? умаялся? эх, дитё…
– я Мизгирь – паук, муховор и нежить!
мне не жить теперь, меня волны нежат,
девы водяные венком красят лоб,
а разрыв-трава устилает гроб,
рыбы взгляд мой выели, высосали цвет,
яр, Ярило! погубил! выжег сердце – нет!
нет теперь меня, только стон воды,
пой, свирель, прощальное, но не разбуди
тишину хрустальную, белые сады,
где пчелиный вечер бархатом гудит.
поднимусь к поверхности и завою зычно я –
берендеи-ухари! прячьтесь в закутах!
вновь застрял Ярило в теребень-кустах,
и сочится в землю кровь его язычная!
облачко туманное шарфиком-накидочкой
проплывет над озером, жалобно вздохнёт,
девочка-Снегурочка, как прозрачно личико!
а Купава лютиком у воды цветёт.
играй и пой свирель пастушья!
нет, Лель! уйди, прошу, мне душно!
Nadin-ka:
Иоганн Волфганг Гёте
Бог и Боядера (Индийская легенда)
Магадев, земли владыка,
К нам в шестой нисходит раз,
Чтоб от мала до велика
Самому изведать нас;
Хочет в странствованье трудном
Скорбь и радость испытать,
Чтоб судьею правосудным
Нас карать и награждать.
Он, путником город обшедши усталым,
Могучих проникнув, прислушавшись к малым,
Выходит в предместье свой путь продолжать.
Вот стоит под воротами,
В шелк и в кольца убрана,
С насурмленными бровями,
Дева падшая одна.
«Здравствуй, дева!» — «Гость, не в меру
Честь в привете мне твоем!»
«Кто же ты?» — «Я баядера,
И любви ты видишь дом!»
Гремучие бубны привычной рукою,
Кружась, потрясает она над собою
И, стан изгибая, обходит кругом.
И, ласкаясь, увлекает
Незнакомца на порог:
«Лишь войди, и засияет
Эта хата, как чертог;
Ноги я твои омою,
Дам приют от солнца стрел,
Освежу и успокою,
Ты устал и изомлел!»
И мнимым страданьям она помогает,
Бессмертный с улыбкою все примечает,
Он чистую душу в упадшей прозрел.
Как с рабынею, сурово
Обращается он с ней,
Но она, откинув ковы,
Все покорней и нежней,
И невольно, в жажде вящей
Унизительных услуг,
Чует страсти настоящей
Возрастающий недуг.
Но ведатель глубей и высей вселенной,
Пытуя, проводит ее постепенно
Чрез негу, и страх, и терзания мук.
Он касается устами
Расписных ее ланит —
И нежданными слезами
Лик наемницы облит;
Пала ниц в сердечной боли,
И не надо ей даров,
И для пляски нету воли,
И для речи нету слов.
Но солнце заходит, и мрак наступает,
Убранное ложе чету принимает,
И ночь опустила над ними покров.
На заре, в волненье странном,
Пробудившись ото сна,
Гостя мертвым, бездыханным
Видит с ужасом она.
Плач напрасный! Крик бесплодный!
Совершился рока суд,
И брамины труп холодный
К яме огненной несут.
И слышит она погребальное пенье,
И рвется, и делит толпу в исступленье…
«Кто ты? Чего хочешь, безумная, тут?»
С воплем ринулась на землю
Пред возлюбленным своим:
«Я супруга прах объемлю,
Я хочу погибнуть с ним!
Красота ли неземная
Станет пеплом и золой?
Он был мой в лобзаньях рая,
Он и в смерти будет мой!»
Но стих раздается священного хора:
«Несем мы к могиле, несем без разбора
И старость и юность с ее красотой!
Ты ж ученью Брамы веруй:
Мужем не был он твоим,
Ты зовешься баядерой,
И не связана ты с ним.
Только женам овдовелым
Честь сожженья суждена,
Только тень идет за телом,
А за мужем лишь жена.
Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,
Вы в пламени юношу, боги, примите,
Примите к себе от последнего сна!»
Так, ее страданья множа,
Хор безжалостно поет,
И на лютой смерти ложе,
В ярый огнь, она падет;
Но из пламенного зева
Бог поднялся, невредим,
И в его объятьях дева
К небесам взлетает с ним.
Раскаянье грешных любимо богами,
Заблудших детей огневыми руками
Благие возносят к чертогам своим.
Перевод А.К. Толстой
Peony Rose:
Липкин Семен
Ганеша
В роговых очках и в красной тоге,
Жрец пред алтарем огонь зажег
И повел рассказ, и босоногий
Слушает паломников кружок:
«Он сказал: «Любить мы не принудим,
Но любви посеем семена», -
И учеников отправил к людям,
А к животным - доброго слона.
Слон увидел тигра у запруды,
Хрипло раздирающего лань,
И открыл он тигру сердце Будды:
«Пробудись, - промолвил, - и воспрянь».
Проходя по странам терпеливо,
Слон поднялся к скалам снеговым,
Где, с женою на коленях, Шива
Наблюдал за мальчиком своим.
У того была забава злая:
Голубей хватал он и душил.
Задыхались птицы, округляя
Красный глаз, в котором ужас жил.
Грозный бог, разгневан душегубцем,
В смерть преобразившим озорство,
Размахнулся в ярости трезубцем,
Обезглавил сына своего.
«Что ты сделал с сыном, с нашим сыном!» -
Затряслась, заплакала жена.
Шива взглядом посмотрел повинным
И увидел доброго слона.
И слона он тоже обезглавил
Тем ножом, что молнии быстрей,
К туловищу сына он приставил
Голову апостола зверей.
Так возник Ганеша, светоч новый,
Пламенем насытивший слова,
Сей двуногий и слоноголовый,
С разумом и болью божества.
«Сонное, мгновенное виденье
Все, что с вами на земле творим.
Хватит спать! Пускай наступит бденье!
Пробудитесь!» - говорят живым.
Говорит он, предан доброй вере,
Пробуждая спящих ото сна,
Ибо люди любят, как и звери:
И страшна любовь, и непрочна».
1978
Nadin-ka:
Редьярд Киплинг
И будет раскрашен последний холст,
И тюбик последний пуст
И критик последний, последний вздор
Уронит из мертвых уст,
И мы на вечность или на две
Уйдём от привычных дел,
Пока господь из пыли кладбищ
Не вытащит наших тел
И он вернёт нам в глазницы блеск,
И в пальцы послушный бег,
И скажет: «Ребята, валяй, твори -
Я сегодня плачу за всех»
На холст он выдаст нам небеса,
На кисти хвосты комет,
И рядом с прочими встанет сам
Раскрашивать белый свет
Перевод Якова Фельдмана
Svetass S:
МАРИЯ ФРАНЦУЗСКАЯ
(XII век)
БИСКЛАВРЭ
Ну, раз уж мы взялись баллады писать –
Придется и эту вам рассказать.
Бисклаврэ по-бретонски, скажу-не совру,
Это тот, кто в Нормандии звался Гару.
Много разных сказок сложили о них:
Страшных, грустных и озорных.
Люди – не волки, но, верь - не верь,
Человек все же немного зверь.
Об этом молчок, рот на замок.
Тайна не тайна, если б каждый мог
Превращаться в зверя, прыгать, скакать
И в темном лесу добычу искать.
Пожалуй, не стоит запугивать вас –
О Бисклаврэ будет мой рассказ.
* * *
Жил в Бретани один барон.
Как храбрец и мудрец всем известен был он.
Ничего плохого сказать нельзя
О том, кого любят соседи, друзья.
А сам он всех больше любил жену.
Даже жил у любви своей будто в плену.
И на нем, и на ней была эта печать-
Но вот дама стала вдруг замечать,
Как дни недели бегут, звеня,
А барона нету три ночи, три дня.
Луна проливает неяркий свет…
Три дня из семи - мужа нет как нет.
Вот он возвратился к себе домой,
А дама с вопросом: друг милый мой!
Супруг дорогой, я еле дышу.
Позвольте, я вас о чем-то спрошу?
Вы смотрите нежно, но грозны как лев.
Я боюсь навлечь на себя ваш гнев…
Целуя ее, он ей смотрит в лицо.
Мужского объятья все крепче кольцо.
Да что, дорогая, у вас за вопрос,
Что мне бы ущерб, хоть малейший, нанес?
Немедля спросите, я сам вам велю.
Уж слишком, сударыня, я вас люблю.
Спасибо, мой милый, я снова дышу.
Но вот ведь о чем рассказать я прошу:
Когда исчезаете вы на три дня,
Когда покидаете тайно меня –
Не к даме ль другой вы спешите верхом,
Чтоб ей обладать, опьяняясь грехом?
Сударыня, нет! – восклицает барон.
Неужто любви нанесу я урон?
Но все ж не просите, любимая, нет!
Погибну, коль дам вам подробный ответ.
Но мы обещали, Господь нас храни,
Делить и печали, и сладкие дни.
Делить пополам, ничего не тая-
Смотрите, как тяжко измучилась я.
Не плачь же, бедняжка,
Я слово сдержу.
Мне душно, мне тяжко,
Но я – расскажу.
Когда, дорогая, меня дома нет –
Я делаюсь волком, вот весь мой секрет.
Я волк, проживающий в темном лесу.
Туда свою прыть, свою ярость несу.
Там логово есть, там добыча моя.
Три дня-то всего лишь пирую там я.
Я все поняла уже, мой господин.
Вы волк, и в чащобе живете один.
Но, прежде чем прыгнуть в объятия чащ,
Вы где-то бросаете бархатный плащ?
Сперва-то презренная проза,
А после уж – метаморфоза?
Малышка, ты так любопытна теперь,
Когда распознала, что я дикий зверь…
О женщины! Будто детишки:
Все сказочки, песенки, книжки.
Недолжно такое тебе говорить,
Недолжно супруге супруга корить.
Не все можно знать в человеке.
Откроюсь – исчезну навеки.
А сам уже плачет от счастья, чудак.
Ну, слушай любимая, вот оно как:
В дорожной часовне распятье.
Под камнем храню мое платье.
Под утро стряхну с себя кровь, как росу,
Оденусь – и ландыш тебе принесу!
А, если плаща не найдется,
Твой муж уж к тебе не вернется.
…О, юная дама не так уж проста.
Как будто бы с виду сама красота –
Но многому ведала цену
И мужу искала замену.
И вот, хитроумная та госпожа
К себе подзывает мальчишку-пажа,
Который влюблен, да не скажет,
И сделает все, что прикажет.
Дружок! Открывается дама пажу.
Послушай-ка, что тебе нынче скажу:
Страданья твои – не страданья,
И я награжу ожиданья.
Возьми мою руку – я буду верна.
Сегодня сеньора, а завтра жена.
Мой муж из лесов не вернется.
Клянешься служить мне? – Клянется.
Ты знаешь часовню? К полночи беги
И плащ отыщи и немедля сожги.
И муж никогда не вернется.
Клянешься, что сможешь? – Клянется.
Вот так и пропал Бисклаврэ без следа.
Женою был предан без тени стыда.
Женою и глупым мальчишкой –
Злой кошкой и серою мышкой.
Искали друзья и соседи его,
Да вот не нашли никого, ничего.
А та, что пажа подучила,
В мужья его заполучила.
* * *
Вот год прошел, целый долгий год.
Во время одной из своих охот
Король примчался в тот самый лес,
Где год назад Бисклаврэ исчез.
Собаки учуяли странный дух.
Кусты дрожали, закат потух,
И перестали трубить егеря,
И все это было будто не зря:
Замерли все и, не веря глазам,
Смотрели, как вышел из леса сам
Страшенный волк, серебряный зверь,
И к королю приближался теперь.
Король был воин, не робкий монах,
Но в ужасе встал он на стременах.
И фыркал конь, и спасти не мог.
Тем временем, зверь облизал сапог.
Король, содрогаясь, сеньоров позвал:
Смотрите, друзья мои, что за привал
У нас на охоте – с добычей иль без,
Взгляните на это чудо чудес!
Что это за зверь? Да он человек!
Глядит – как приносит мне клятву навек.
Он смотрит в глаза мне и плачет.
Сеньоры, да что ж это значит?
Скорей уберите собак от него,
Чтоб даже не тронул никто никого.
Хранить и беречь его буду,
Как это пристало лишь чуду.
С охоты король возвратился. Теперь
С ним рядом тихонько идет его зверь.
Король понимает, что чудо
Живет в его доме покуда…
И следуют чуду еда и вода,
И чудо ведет себя мирно, когда
Все гладят его и ласкают,
И спать чуть не к детям пускают.
И зверь полюбил добровольный свой плен:
Он жмется теперь у хозяйских колен,
Подачки не ждет и подарка –
Как старый слуга, как овчарка.
* * *
Но нашей балладе – еще не конец.
Король созывает, как добрый отец,
Вассалов, сеньоров окрестных
Для праздников маленьких местных.
Там есть и барон, что вчера еще паж,
Своей госпожи провожал экипаж,
А нынче супругой гордится,
Хотя и пришлось потрудиться…
Увидел предателя зверь Бисклаврэ –
И вот уж катает его на ковре
И рвет его тело клыками,
Как будто стальными крюками.
Едва оторвали от жертвы его –
И снова бросается он на него,
А прежде никто и не видел,
Чтоб он хоть барашка обидел.
А тут, будто волк, задыхаясь, хрипит.
И горло порвет, и лицо ослепит.
И дышит по-зимнему, паром…
И поняли люди: недаром,
Недаром вершится звериная месть.
Вина человечья, пожалуй, тут есть.
Не стоит всего опасаться,
Но преданный – может кусаться.
Меж тем, королевский улегся пикник,
И к конскому крупу предатель приник.
Израненный весь, но с лошадкой –
Домой возвратился с оглядкой.
* * *
Не так-то уж много воды утекло,
Но, все-таки, время, наверно, прошло.
Король – на охоту, однако.
А с ним его зверь, как собака.
А вечером надо бы заночевать?
Куда-то дорога выводит опять.
Да это ограда усадьбы,
Где дама сыграла две свадьбы.
Увидел красавицу зверь, задрожал
И кинулся – кто бы его удержал
Вблизи от зловещей находки?
И нос откусил у красотки.
Да что ж это, что же, великий Господь?
Душа виновата – наказана плоть.
Красавица плачет-рыдает,
Но носом уж не обладает.
Король раздосадован: что за беда?
Зверюга опять озверел как тогда,
Когда искусал бедолагу,
Который не сделал ни шагу!
Но старенький рыцарь сказал королю:
Я несправедливости, сир, не терплю.
Позвольте судить справедливо
О том, что не диво, что диво…
Вы видите зверя? А это не он.
То верный ваш воин, тот славный барон,
Которого вы так любили,
Но год лишь прошел – и забыли.
Припомните, сир, он бесследно исчез
В ту ночь, что ушел поохотиться в лес.
Да, он не вернулся оттуда,
А вышел лишь в облике чуда.
Устроим немедля допрос господам,
И старую голову я вам отдам,
Служить обещаю до гроба –
Но пусть уж покаются оба!
Король в замешательстве: что за допрос?
У дамы откушен хорошенький нос.
Что можно проверить рассказом?
А волк будет смертью наказан.
Да нет же! Твердит ему старый сеньор.
Пусть ваши придворные выйдут во двор
И бархатный плащ пусть доставят.
И здесь, возле зверя, оставят.
Король приказал – и доставили, вот.
И зверь разрыдался, как мальчик, ревет.
И в зеркале не отразился,
А весь уже преобразился.
И рыцарь прекрасный покинул свой плен,
И вот он, шатаясь, поднялся с колен,
В рубахе из черного шелка,
Совсем не похожий на волка.
…Той даме предательской стыд-стыдоба.
Ее уж и так наказала судьба,
Но дальше – детишки родятся
Без носа. Хоть маме – сгодятся.
Такая баллада – для вас, господа.
Есть много зверей и людей без стыда.
Бесстыдство – и то не случайно.
А совесть – великая тайна.
(пер. Вероники Долиной)
Nadin-ka:
Дмитрий Степанов
ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ
Он пришел ко мне тенью в безлунной ночи,
Встав в ногах одинокой кровати.
Его лик озаряло лишь пламя свечи,
Что мерцала на стенке в лампаде.
Он стоял словно камень: безмолвен и тверд,
Тот, что ставят на древних могилах,
В цвета ночи броне – недоступен и горд!
Превозмочь его взгляд я не в силах…
Ты зачем здесь? Чего тебе нужно, ответь?!
Как?! Ужель срок ответа подходит?!
Кем ты послан? Быть может хозяин твой смерть,
Что в час волка к избранным приходит?!
Говори же! Нет силы в молчанку играть!
Счет, какой мне к оплате предъявишь?
Что мне – жить? Или время сей мир покидать?!
Приговор или милость мне явишь?!
Ничего не сказал мне таинственный гость.
Лишь, закрыв свои ясные очи,
Он забрал весь мой страх и отчаянья злость.
И растаял в безмолвии ночи…
Peony Rose:
Сергей Шилкин
Емеля
Застилает землю дымкой.
Взбогател Емеля думкой –
Переполнен мыслью ёмкой –
В этом дурень рьян.
Собрались мечтанья в точку:
В полынье добыта щучка,
И летит над миром печка
Сквозь Судьбы бурьян.
Печка мчит по буреломам,
По степям и каракумам,
По снегам неодолимым
Поднебесных круч.
Из трубы клубы кармина,
А в крови поток гормона,
Но уткнётся непременно
В камень зол-горюч.
В тёмной чаще волчья свара.
Бдит за камнем ноосфера.
Глаз моргает светофора,
Указуя путь.
«Возвращайся, милый парень,
Если в силе не уверен, –
Голосит Емеле ворон, –
Дураком не будь!»
Хоровод сакральных чисел,
Тихий плеск Мараны* вёсел –
На тесьме Дамокл подвесил
Над Емелей меч.
Вправо шаг – получишь златца,
Грешной страсти позолотцу.
Влево – проседь оселедца.
Будь не опрометч…
Прямо – где была опашка –
Накренилась вбок избушка.
В ней столетняя бабёшка
Ждёт Емель – дрожит.
С пеплом вымыла полати,
Замочила в водке плети.
Баба-конь – исчадье плоти –
В ступке «хрен» крошит.
У печурки кашеварит –
Лихо молодца спроворит.
И не плачь – она не верит
Никаким слезам.
Выбирай – за то боролся.
Миг твой истины подкрался.
Только – чтобы Путь открылся –
Не кричи: «Сезам!»
Кто назад – тот пожалеет.
Не завидуй им, пожалуй.
Тех не слушай, кто желает,
Чтоб ты с печки слез.
Нужен метод позатратней:
Помолись, Емеля, вздрогни,
Вместе с печкою подпрыгни
К небу – до Небес.
Вопреки зловредной порче
Взмой туда, где небо ярче.
Что там видно? – я доверчив –
Говори, не трусь.
Воспари сквозь вой и скрежет –
Даже если дух скукожит…
Верю я, что парень скажет:
«Зрю Святую Русь!»
* Марана - Древнеславянская богиня смерти
Nadin-ka:
Кира Измайлова
«Старые сказки»
Как старые сказки смешны!
Герой в них умен и отважен,
Он ловко спасает принцесс
Из их заколдованных башен.
Он храбро бросается в бой
С драконом, с двумя ли, с тремя ли...
Так стоит ли спрашивать нам,
Куда все драконы пропали?
Преграды ему не страшны -
Герою пристало ль бояться?
Обманет герой колдуна,
Заставит себе подчиняться...
Отыщет принцессу свою,
Спасет, расколдует, обнимет,
Получит полцарства герой,
Казну, положение, имя...
На деле всё было не так.
Не всех избежал он ловушек.
Не раз попадал он впросак,
Целуя зеленых лягушек:
Не все превращались в принцесс,
А кто превращался, бывали
Подчас не милее тех жаб,
В чьих шкурках свой век коротали.
Случалось бывать и в тюрьме,
И бегством случалось спасаться,
А с голоду чтоб не пропасть,
В солдаты пришлось наниматься.
И гном ему меч не дарил,
И эльфов он мудрых не встретил,
Дракон его чуть не спалил
И то невзначай - не заметил.
Но он не сдавался, он шел,
Добрался до башни высокой,
Где девушку прятал колдун
В холодной каморке без окон.
Колдун оказался хитер
И молод - противник опасный.
Не смог совладать с ним герой,
Все силы растратив напрасно.
Колдун не смеялся над ним,
Спросил: "Ты пришел за девицей?
Ну что же, смотри, вот она,
В шелках, не в цепях, не в темнице!"
Устало он поднял глаза
На стройную девушку в белом.
Спросила она колдуна: "Ты звал
Меня, муж мой? В чем дело?"
Герой посмотрел на неё
И вспомнил, как жил эти годы:
Сражался, болел, голодал,
Но стойко сносил все невзгоды...
Она же, взглянув на него,
Припомнила что-то как будто:
Отцовский дворец, юный паж
И первых признаний минуты...
Теперь перед ней был не паж,
Не глупый мальчишка, но воин.
Он очень устал, он страдал,
Но всё же держался достойно.
Он молча спустился во двор,
Коня оседлал и пришпорил.
Себя он давно поручил
Судьбе - с ней бессмысленно спорить.
Утратила жизнь всякий смысл.
Куда теперь деться бродяге?
Осталась мечта позади...
А там, впереди, реют флаги.
Герой усмехнулся в усы:
Несчастий на свете немало;
От горя топиться в реке
Герою совсем не пристало!
И скачет уже кто-то встречь:
"О рыцарь, принцессу спасите!
Дракон утащил мою дочь...
В награду полцарства берите!"
"Куда улетел тот дракон?"
И снова в азарте погони,
По ветру хвосты расстелив,
Летят быстроногие кони...
Что было, то было - прошло,
Сбрось прошлое, словно одежду.
Назад не смотри, повернись -
И снова вперед... За надеждой...
Nadin-ka:
Джек Лондон (1876 - 1916)
МОЯ ГАДАЛКА
Днём золотым придя к реке,
Сидели мы на ветерке:
Ты мне гадала по руке, -
Моя гадалка!
О, эти формы мотылька!
Грудь, что намечена слегка!
Глаза - два ярких уголька!
Сгореть не жалко!
Так говорила мне она:
"О, Жизни линия длинна!
И так отчётливо видна, -
Жизнь долгой будет.
А это несомненный знак,
Что ждёт тебя счастливый брак.
И даже Время - это так! -
Чувств не остудит.
Ты весел... Знаю и сама.
А это линия Ума.
Красноречива и пряма.
Успех пророчит.
Ты вспыльчив и капризен, но
Друзей вокруг тебя полно.
С тобою выпить заодно
Любой захочет.
Кольцо Венеры... Ой-ой-ой,
Да тут интрижки - чередой...
Приятна жизнь твоя порой.
Хоть не безгрешна!..
Болезни, беды, нищета
Тебя не тронут никогда.
Печали - будут. Иногда
Вздохнёшь, конечно.
Есть девушка... Она робка -
И о любви молчит пока.
Приманивает голубка -
Летит он мимо".
Гадалка смолкла... Как игла,
Боль в сердце сладкая вошла...
"Всё рассказала, что могла,
Тебе, любимый..."
"Любимый"... Как пленённый раб,
Я на мгновение ослаб...
Так и остался навсегда б
Я в этой сети!
О, восхитительный ручей!
О, милый, ясный свет очей!
Поток взволнованных речей
И вздохи эти!
Покуда пыл мой не угас,
Я, не сводя с гадалки глаз,
Готов был здесь же и сейчас
Взмыть в поднебесье!..
С тех пор прошло немало дней,
А сердце ноет всё больней...
Та фея - что-то сталось с ней?
Печальна песня!
Перевод с английского: М. Лукашкина
Nadin-ka:
Александр Башлачёв
" - Мой Бог, вы еще не одеты?
Поймите: нам нужно спешить.
За Вами прислали карету,
Просили немедленно быть.
Ну что Вы сидите в халате?
Я Вас дожидаться устал.
Вот Ваше нарядное платье.
Пора собираться на бал.
Взгляните: над Вашим балконом
Какая сегодня Луна!
Какие волшебные кони
Сегодня храпят у окна!
Хозяйкою нашего трона
Вас встретит ликующий зал.
Давайте примерим короны -
Пора собираться на бал.
В окошки врывается ветер
И тихо доносится вальс.
Примите лишь трон - и весь вечер
Играет сегодня для Вас.
Пылающим спиртом наполним
Мы Ваш изумрудный бокал.
Все правильно, близится полночь -
Пора собираться на бал!"
" - Нет, нет, не готов еще ужин,
И стирка опять же на мне.
Я знаю похмельного мужа -
Не верит он в ваших коней.
И сил моих женских не хватит,
Не сладить мне будет с утра...
Давайте сюда Ваше платье!!!
На бал собираться пора!"