Я выхожу из игры. Книга 1. `Волк в капкане` (СЛР, 18+)

serenada:

Ира, привет. Спасибо за ответ и за просвещение.
"...скоро и с его историей разберемся. (А Вы уже знаете, да?)"
Не знаю, но пытаюсь догадаться.
Неужели получается.

...

Sandrine Lehmann:

 » Горнолыжный спорт (клип)

http://www.youtube.com/watch?v=dd7stejB1ao
В этой книге речь идет о горнолыжном спорте. Кому интересно, что это такое - смотрим ролик. Он короткий, но информативный!
И это только скоростной спуск. Есть еще 3 дисциплины.

...

Sandrine Lehmann:

Пожалуйста!

Спасибо за интерес! Конечно, можно и нужно!

да не за что, вон ссылочка чуть выше.

начиная с сегодня пойдет небольшая часть, которая поможет разобраться

...

Sandrine Lehmann:

Ириша, большое спасибо! все сделала!

...

ma ri na:

Всем привет)))

Вау, супер)))) Красивый клип, спасибо)))
Ира, а продолжение сегодня будет?

...

alen-yshka:

Ира, привет!
Я читаю. Мне жутко все нравится))
Во-первых, спортивная составляющая. Достаточная развернутая, но не напрягающая, матчасть. Я далека от лыж, от слова вообще. Но после нескольких глав пересмотрели туеву кучу роликов про горнолыжников)
Во время соревнований я была там, мерзла вместе с Отто, ощущала встречный ветер, бешеный адреналин и неимоверную мышечную усталость после. Это круто, это пробирает)
Во-вторых, время действия - конец 80-х. Очень ощутимая и достоверная атмосфера. Реальный перенос во времени!
И, наконец, герои. Очень молодые и, поэтому, максималисты и идеалисты)
Отто - парень-мечта) Для легких, необременительных отношений самое то! А вот понадеешься на что-то более существенное - все, у него шлагбаум, психологический барьер, неконтролируемый страх. Все наши проблемы родом из детства. От детских кошмаров невозможно избавиться, их можно просто приглушить, придавить, закрыть на замок и никому не давать ключ, ни за что, ни в коем случае! И лучше всего тут срабатывает сублимация. Мб, подсознательно, именно поэтому Ромингер выбирает экстрим в спорте и ненапряжность в отношениях.
Рене... Несколько непонятная вначале (так легко отнеслась к насилию...), в отношениях с лыжником показала себя в полной мере. Ранимая, доверчивая и наивная. Такие, обычно, не готовы к жизненным перипетиям. Но, если уж получают обухом по голове, то быстро взрослеют и прячут чувства в бронированный сейф.
Судя по всему, до конца истории они и будут друг к другу ключики и отмычки подбирать))
Меня еще будет))
Спасибо за доставленное!

...

Sandrine Lehmann:

да, мне тоже нравится. Хотя слишком много замедленной съемки, кто не знает ,может не ак понять, а скорости в скоростном спуске и за 150 в час зашкалиывают местами.

будет, и очень скоро.

Привет и добро пожаловать!

очень-очень рада!

вот это для меня просто бальзам на душу! Очень люблю и радуюсь, когда люди хотят узнавать про горные лыжи. А еще больше люблю, когда становятся болельщиками и даже сами на лыжи встают (а бывает и так!)

Алена, это просто супер-супер! Я дико рада!

да, так было нужно. Потом поймем, почему.

Верно, совсем молодые. Если не считать еще одного проекта, самые молодые. Все остальные герои у нас старше.

Вот-вот, лучше и не сказать. Так и есть. Он со всеми в корешах, с ним весело, он вежлив и довольно мил, пока не пытаешься залезть к нему в душу. Тогда он просто запирается, если давить - может начать палить.

Верно. А что до ее реакции на насилие - это демонстрация ее задатков. Она не будет замыкаться и погружаться в депрессию, но сделает верные выводы и пойдет дальше. Молодец.

они смогут договориться... но только договориться, а вообще спойлерить не будут.

Я этому очень рада, заходи почаще!

Спасибо за чтение и интерес и такой потрясающий коммент!

Двигаем дальше. Сейчас пойдет небольшая предыстория, чтобы лучше нам понимать семью Отто, почему он такой. Это нужно.

...

Sandrine Lehmann:

 » Глава 33

Вместо предыстории
Женева, 1964-1965

4 мая 1964 года банкир Ксавье фон Готц праздновал день рождения своей супруги Барбары. В его элегантном особняке близ Женевы сияли люстры, официанты в белых фраках разносили на подносах хрустальные бокалы с «Круг», сигарный дым тонкими слоями выплывал в распахнутые французские окна. Гостей было около пятидесяти; представители промышленной и финансовой элиты и остатков родовой земельной аристократии прохаживались по роскошной гостиной и гуляли по ухоженному саду фон Готца.
Ни для кого не было секретом, что день рождения Барбары фон Готц не был главным поводом банкета. На самом деле праздновали окончание тяжелого кризиса, который почти два года терзал банки Европы. Далеко не все из тех, кто поздравлял Барбару с 39-летием в 1962, сегодня были здесь. Кое-кто умер или уехал, но большая часть из отсутствующих незаметно выпала из этого круга, разорившись. Крупные банки понесли тяжелые потери, мелкие либо разорились, либо были поглощены большими.
Фон Готц, акционер «Швайцерише Банкферайн» и директор инвестиционного фонда «Готц унд Хойтман», удовлетворенно улыбался, поглядывая на обвивающее шейку Барбары бриллиантовое колье от Тиффани - его подарок на ее 41-летие. В прошлом году он смог позволить себе подарить жене всего лишь сумочку от Эрме. А часом раньше он надежно запер в сейфе купчую на дом в Марбелье. Другие гости тоже выглядели довольными и расслабленными. Мужчины радовались свежеприобретенным автомобилям и домам, дамы все поголовно, не исключая семидесятилетней супруги управляющего «Хоффман - Ла Рош», выглядели ослепительными красавицами в свежих туалетах от кутюр и дорогих украшениях.
Молодой человек, стоящий на террасе, с удовольствием раскурил сигару. Прекрасно сшитый смокинг, похожий на красовавшиеся на других гостях, облегал его фигуру как перчатка. Мужчина был высок и широкоплеч, а также вызывающе молод и хорош собой. Пушистые каштановые волосы слегка вились, ясные зеленые глаза смотрели весело и открыто. Полгода назад ему исполнилось 24 года, и жизнь, так щедро одарившая его, сулила еще и еще. Он был единственным сыном Лоренца Ромингера, владельца контрольного пакета акций и председателя правления банка «Креди Альянс де Женев», сам же в течение двух последних лет исполнял обязанности начальника кредитного отдела и позавчера занял этот пост официально. Никого не удивляло, что Лоренц планировал со дня на день ввести сына в правление: в том, что «Креди Альянс де Женев» относительно безбедно пережил кризис, была частичная заслуга и молодого Ромингера, который за все время своего руководства отделом не выдал ни одного кредита, который не был бы своевременно возвращен (за одним исключением), а также весьма удачно поигрывал на бирже, особенно много выручая на форвардных сделках, что также поддерживало банк на плаву.
Вернер взял с подноса официанта бокал шампанского и спустился в сад. Солнце уже почти село, ветра не было, и озеро было гладкое, как зеркало. Сад фон Готца был хорош, как придворная живопись. Ухоженные тропинки, петляя между клумбами с яркими роскошными цветами и ныряя в нежную тень под деревьями, вели к берегу. Вернер пошел к озеру. На его лицо набежала легкая тень. Была у него одна проблема, которая лишала его покоя.
Проблема имела имя. И даже громкое имя. Точнее - граф де Сен-Брийен. Проблема была серьезная, единственная осечка в профессиональном смысле с тех пор, как Вернер еще мальчишкой впервые вошел в отцовский банк. Да, он становился блестящим финансистом, но один-единственный за все эти годы невозвратный кредит, «висяк», портил всю картину. И «висяк» был ни много ни мало 50 миллионов франков.
Граф де Сен-Брийен, подобно многим аристократам, сумел сохранить майоратную недвижимость, но не имел источников финансирования для того, чтобы содержать ее надлежащим образом. После войны, унаследовав титул у более знатной французской ветви семьи, он стал обладателем не то чтобы очень больших, но вполне существенных земельных угодий неподалеку от французской границы, а помимо оных - замка. Замок был большой, неухоженный и начинал разваливаться. Майорат был отменен, граф вроде бы мог избавиться от этого белого слона, но никто не проявлял особой охоты приобрести его. А еще у графа было настоящее сокровище: фамильная коллекция живописи. Вот на нее охотников было немало, но граф даже говорить не хотел о том, чтобы расстаться хотя бы с одним полотном из коллекции. Последняя содержала около 50 картин, и ее жемчужинами были два полотна Рафаэля, по одному - Рубенса, Гойя и Веласкеса. Картины были датированы разными временами от 14 до 19 века, принадлежали к различным школам и никогда прежде не выставлялись. Их теоретическая стоимость была колоссальной. Все это великолепие было в прекрасном состоянии и висело в картинной галерее замка. Это было единственное помещение в замке, в котором не протекал потолок, не искрила электропроводка, и которое было должным образом защищено.
Помимо коллекции картин, у графа была дочь двадцати четырех лет, которая никак не могла взять в толк, что она не может позволить себе менять туалеты от кутюр как перчатки и покупать дорогие драгоценности. Граф дочь любил, она была похожа на его покойную обожаемую жену, и ни в чем ее не ограничивал, не утомляя ее головку скучными подробностями состояния семейных финансов.
И, наконец, граф был счастливым обладателем виноградника, который висел на балансе мертвым грузом, но вполне мог стать источником неплохих доходов, при условии некоторой реорганизации, определенных инвестиций и правильного управления. Вот этим-то граф и задумал заняться. Он пришел в банк «Альянс Креди де Женев» и встретился с Вернером. Последний воспринял идею графа попытаться сделать виноградник прибыльным положительно и отправил в Сен-Брийен экспертов, чтобы они оценили объем инвестирования, и лично нанял управляющего и нескольких опытных агротехников. Еще он тщательно оценил план сбыта продукции. Все было в полном порядке. Вернер мог смело выдавать 50 миллионов франков, но следовало решить вопрос об обеспечении кредита. Вот тут возникли разногласия. Граф предложил в залог замок, но Вернер отказался. Тогда граф добавил к замку еще и землю, но и она была не нужна банку. И вот тут-то граф был вынужден поставить на кон свою баснословную коллекцию, чего, собственно говоря, банкир и добивался. Мари - мать Вернера - обожала живопись. Лоренц и Вернер тоже были неравнодушны к искусству и считали отличным вложением денег, не говоря уже о том, что такая коллекция стоит куда больше 50 миллионов.
Вернер снова задействовал экспертов-исскуствоведов, которые проверили подлинность шедевров, потом связался со страховой компанией «Ллойд унд Штуцмейстер», в которой картины страховались с момента образования компании 70 лет тому назад. Тут тоже все было в порядке: ни одного страхового случая, ни одного залога или перезалога, право собственности несомненно, даже страховые взносы выплачивались без единого опоздания. Вернер решил вопрос о выдаче кредита на 2 года, и граф развил бурную деятельность в своем винограднике.
Сначала все складывалось неплохо. Виноград рос под щедрым солнцем долины Роны, дело управлялось железной рукой нового управляющего, виноделы начали перечислять предоплату за урожай, и вот тут-то и произошел ряд событий, которые никто не мог предусмотреть. Ружье висело на сцене с первого акта, хотя и было надежно спрятано, но в третьем таки выстрелило. И не один раз, а три. А пьеса ставилась, должно быть, в театре абсурда: в реальной жизни таких совпадений не бывает. Но тут они как раз случились.
Первым выстрелом был ураган, погубивший урожай. Утром того дня прогноз погоды был «Ясно, солнечно, без осадков, ветер южный, слабый. Температура воздуха +23-28 градусов». К полудню подул резкий северо-западный ветер и за полчаса принес настоящую бурю. Граф был разорен.
Вторым выстрелом было то, что буквально через день после этого печального события случилось нечто еще более трагическое. Плачевное состояние замка, а особенно электропроводки, привело к короткому замыканию. Произошло оно далеко от картинной галереи, в одной из кладовых, но огонь по сухим деревянным перекрытиям весело и непринужденно добрался и до картин. Большая часть коллекции погибла. Граф и двое бывших в доме слуг отчаянно боролись с огнем до прибытия пожарных, но мало что смогли сделать: огонь был обнаружен слишком поздно. Горело другое крыло, далеко от жилых помещений, а пожарная сигнализация была только в картинной галерее. Естественно, когда она сработала и все побежали туда, огонь уже ел бесценные полотна. Один из слуг по приказу графа бросился спасать картины, вынес самую ценную - «Мадонну с голубями» Рафаэля, но, возвращаясь за следующими, был погребен под рухнувшим перекрытием. Больше охотников рискнуть не было, к тому же это было уже невозможно. Граф стоял в полном шоке, прижимая к себе спасенную картину, и думал о том, что будет дальше.
Дальше был еще один выстрел, пожалуй, самый нелепый из всех. Накануне кончился срок страховки, а новый страховой взнос граф, потрясенный гибелью урожая винограда, внести не успел, хотя ему требовалось всего лишь поставить свою подпись на новом полисе, присланном из «Ллойд унд Штуцмайстер», и отослать его обратно. Естественно, не случись пожара, проблем бы не было, но компания «Ллойд унд Штуцмейстер» отказалась платить страховое возмещение. Так, Вернер оказался по уши в проблемах. Картина Рафаэля, оцененная экспертом в 9 миллионов, перешла в собственность банка. Но 41 миллион повис. Банк это не разорило, особых проблем на фоне гораздо более крупных кредитов, которые своевременно возвращались вместе с хорошими процентами, не создало, но Вернер так и ломал себе голову, как бы вернуть кредит. Чтобы рассчитаться с долгами. Графу предстояло заняться продажей замка, но теперь, после пожара, он и вовсе не представлял собой интереса. И даже если бы удалось продать замок до пожара, он вряд ли стоил бы больше полмиллиона вместе с землей, так что по кредиту граф рассчитаться не мог, даже если бы продал все, что у него было. Интересно, как бы он тогда жил? Вернер с досадой тряхнул головой. У него своих проблем хватает, чтобы еще думать о бедах графа. Важнее то, что он сам его милостью по уши в дерьме, должен думать, как заткнуть брешь в оборотных средствах банка и куда списать этот висяк, не говоря уже о том, что его реноме порядком потускнело.
Между прочим, граф здесь, и даже еще как здесь, как выразился лучший друг и заместитель Вернера Давид Шнеерзон, тоже присутствующий. Под этим «Еще как» Дав подразумевал суету и шум, которые де Сен-Брийен с успехом создавал вокруг своей персоны, а также роскошный смокинг, густо увешанный знаками отличия и орденами, сословными и благоприобретенными, которые сияли и переливались драгоценными камнями. Несмотря на то, что все присутствующие были в курсе плачевного финансового положения графа, он не мог не пустить им пыль в глаза.
Вернер вышел на пляж и остановился около кромки воды. Рядом шелестела листьями ива, Вернер взглянул в ту сторону и застыл как вкопанный. Только сейчас он заметил, что не один. На мраморной дорожке, ведущей к воде, стояла девушка. Она его не видела. Она была просто чудо как хороша. Высокая, чуть ниже него, с прекрасной фигурой, в обманчиво простом, но явно очень дорогом золотистом вечернем платье, которое облегало ее тонкую талию и изящные бедра, при этом довольно щедро обнажая высокую пышную грудь и стройные ноги. Девушка, видимо, уже вполне освоилась с новой модой, предложенной Мэри Квонт, в отличие от других присутствующих дам. Впрочем, вряд ли многие из них могли похвастаться такими красивыми ногами.
Волосы девушки, очень светлые, почти льняные, были уложены в элегантную высокую прическу, только один локон падал вдоль точеной шеи на плечо. Вернер поймал себя на приятной мысли: подойти, протянуть руку, дотронуться до этого локона, отвести в сторону и прикоснуться губами к этой шейке. Наверняка, ее кожа на ощупь нежная и бархатистая.
Все девушки, с которыми он встречался раньше, показались ему неуклюжими и дешевыми по сравнению с этой принцессой, такой утонченной и изысканной. Она принадлежит к высшему обществу по праву рождения, даже к аристократии, подумал он, любуясь ее тонким профилем. Интересно, кто она? Вернер уже подумал, не подойти ли к ней, но тут она развернулась и, так и не заметив его, направилась к дому. Вернер последовал за ней, отстав на 10 шагов.
Они вошли в зал. Девушка огляделась и направилась к графу де Сен-Брийен, который стоял около одного их окон в компании одного из немецких промышленников. К тому моменту Вернер настолько сократил расстояние, что услышал ее слова, обращенные к графу:
- Папа, ты не знаешь, где Барбара?
Вернер взял очередной бокал с шампанским и отошел, чтобы собраться с мыслями и не позволить никому увидеть, как он потрясен услышанным. Дочь графа!
Он почти не ошибся, мысленно назвав ее принцессой. Он знал из бухгалтерского отчета, на что и сколько она тратит. Платье от Баленсиага, туфли от Марио Лери, открытый Мерседес, украшения от Картье... Но не знает, что она любит, что ненавидит, от чего плачет и смеется. Не знает даже, как ее имя! Черт возьми, оборвал он себя, какое это имеет значение! Из всех неподходящих девушек она - самая неподходящая. Дочь графа де Сен-Брийен!
Он развернулся, чтобы снова выйти на террасу, но тут же натолкнулся на кого-то. Извинение застыло на его губах, когда он осознал, что налетел именно на нее. И все мысли о ее неподходящести вылетели из его головы, едва он встретился взглядом с ее глазами. Эти глаза - огромные, светло-карие, прозрачно-ореховые, с золотисто-зеленоватыми искорками - вспыхнули, когда она смотрела на него. Он прочитал в этом янтарном взгляде все, что могло заставить его потерять голову. И он ее тут же потерял. А потом услышал зычный голос графа:
- Ромингер, позвольте представить вам мою дочь. Мадмуазель Анн Франсин Боншанс Корильон де Сен-Брийен - Вернер Ромингер.
Он хотел ее так, как никого до сих пор. Она дала ему понять, что он ей нравится. На следующий вечер Вернер пригласил ее в ресторан, потом повез домой. На прощание он хотел поцеловать ее в щеку, но она оказалась в его объятиях, их губы слились, он чуть не овладел ею прямо здесь, на переднем сиденье своего Бентли, смог остановиться с огромным трудом. Анн Франсин не была такой девушкой, с которой можно было бы просто поразвлечься: она выросла в убеждении, что добрачный секс - грех. И он не мог воспользоваться тем, что она забыла обо всем и готова была позволить ему сделать с ней все, что он жаждал. Чуть переведя дыхание, он предложил ей выйти за него. Она тяжело дышала, глядя на него своими невероятными глазами сквозь растрепавшиеся от объятий белокурые волосы. Над ее чуть припухшими от его поцелуев губами поблескивали мелкие бисеринки пота. Потом она выдохнула «Да» и снова оказалась в его объятиях.
Они поженились через неделю. Лоренц и Мари были удивлены и выбором сына, и спешкой. Граф сперва заявил, что это мезальянс для его дочери, и нельзя девушке благородного происхождения сочетаться с плебеем, но вспомнил о своем плачевном финансовом положении и о том, что плебей попался не только богатый, но и волею судеб его, графа, кредитор, и благословил дочь. Лучший друг жениха, его коллега и его шафер Дав Шнеерзон, не хуже Ромингера изучивший дебет и кредит графа, напутствовал Вернера следующими словами:
- Шлимазл, твой поц таки доведет тебя до беды: она тебя разорит! Та еще штучка.
Вернер хмыкнул и отвесил Даву подзатыльник. Он ничего не имел против того, чтобы осыпать свое сокровище бриллиантами и изумрудами и создавать для ее красоты достойную оправу в виде мехов и туалетов от известнейших кутюрье. Более того, именно этим он и собирался заняться после возвращения из свадебного путешествия.

Медовый месяц они провели в Акапулько. Они сняли свадебный номер в «Карлтон Ройал» с широченной кроватью под тонким пологом. Вдвоем они проводили только то время, что занимались любовью. Вне постели им было практически не о чем говорить и нечем заниматься вместе. Он обожал океан и горы, ее больше устраивала терраса в саду отеля и спа-центр. Он нырял с аквалангом, отправлялся на глубоководную охоту и носился по пустыне и горам на арендованном джипе, она отказывалась даже зайти в соленую воду океана, чтобы не испортить свою нежную белую кожу.
Потом они вернулись в Швейцарию, каждый к своим привычным занятиям. Он снова пропадал в банке, она красиво выглядела и предавалась светским развлечениям. Конечно, она переехала в его особняк неподалеку от Берна, прихватив с собой те из своих драгоценностей и одежды, которые еще не успели ей надоесть, и свою горничную Мари Шарлотт.
В конце июля Франсин сказала Вернеру о своей беременности. Он был в таком восторге, что даже не сразу заметил, что она вовсе не разделяет его радость. Потом спросил:
- В чем дело?
Она поморщилась:
- Роды портят фигуру. И потом, дети - такая докука.
Уже не впервые он замечал, что за пределами спальни у них не так уж много общего. Да, она красива как картинка, нежная и страстная любовница, но от женщины, которую Вернер сделал своей женой, он хотел большего. Подумав об этом, он пожал плечами: если он женился на «неподходящей» женщине, в этом никто не виноват, кроме него самого. Его никто не принуждал к браку, он сам не захотел подождать немного, чтобы узнать ее получше. Его так ослепила ее красота и захлестнуло страстное желание сделать ее своей, уложить ее к себе в постель и овладеть, что он отбросил здравый смысл и сделал необдуманный шаг, в котором теперь начинал раскаиваться. Он вспомнил то, что сказал ему Дав, и не смог не согласиться: в брак он вступил, руководствуясь не разумом, а своим мужским естеством. Впрочем, Вернер не сильно переживал: их страсть еще не успела остыть, они по-прежнему желали друг друга и занимались любовью по несколько раз в день, а теперь, когда у них будет малыш, они получили еще один шанс обрести счастье.
Шло время, Франсин полнела, плохо себя чувствовала, в сентябре доктор заявил, что существует угроза выкидыша, и дал понять, что Вернеру лучше держаться от супруги подальше, если он не хочет, чтобы она потеряла ребенка. Он перебрался в одну из спален для гостей. Впрочем, он не роптал: перспектива стать отцом была для него не менее дорога, чем нежное лоно супруги. Тем не менее, они еще сильнее отдалились друг от друга.
В феврале Франсин родила дочку. Малышка Джулиана была здоровая, но очень некрасивая и невероятно капризная, и мать была к ней совершенно равнодушна, пока не заметила у дочери то, что заставило ее с криком ужаса уронить ребенка. У девочки, которой уже успело исполниться 2 месяца, были разные глаза. Один, как у всех младенцев, темно-синий, другой, непонятно почему, светло-серый. С тех пор Франсин наотрез отказалась даже прикасаться к дочери. Вернер, обожавший малышку такой, какая она есть - некрасивая, злонравная, а вот теперь еще и разноглазая, уговаривал жену образумиться, как только не пытался ее улестить или пригрозить, а под конец наорал на нее и чуть не ударил, но все без толку. Франсин рыдала, грозилась подать на развод и покончить с собой, но от ребенка шарахалась.
Замахнувшись, Вернер остановился. Рыдающая жена, малышка, равнодушно взирающая на безобразную сцену разными глазами, он сам, взбешенный и готовый разорвать на куски мерзкую бабу, которая без оглядки бросает собственную двухмесячную дочь... Он отвернулся и выскочил из дома. Сбегая по лестнице в холл, пересекая двор, садясь в свой Бентли и выезжая на улицу, он думал, что будет дальше... Развод. Называть и дальше своей женой эту холодную эгоистку?! Чертов Дав Шнеерзон был прав. Почему он, умный, хладнокровный Вернер Ромингер, до сих пор совершавший в жизни только правильные и логичные поступки, свалял такого дурака и женился на женщине, настолько непохожей на него?! Эти чертовы де Сен-Брийены вечно втягивают его в неприятности. Впрочем, не женись он на ней, на свете не было бы его обожаемой разноглазой принцессы... Наверное, все к лучшему. Джулиане он наймет легион нянь... Нет, не надо легион. Одну, но хорошую - лучшую, которую можно купить за деньги. Такую, которая могла бы заменить мать. Сам он будет проводить с дочкой больше времени... Станет хорошим отцом, будет заниматься ее воспитанием. Франсин он хорошо обеспечит и разведется с ней, опеки над дочерью она будет лишена... Но ребенку нужно материнское молоко. Франсин, конечно, попробует отказаться от необходимости кормить Джулиану. Но он ее заставит... При мысли об очередной ссоре с женой ему стало дурно. Впрочем, молоко можно сцеживать. Наверняка Джулиане будет полезнее пить сцеженное молоко из бутылочки, которую будет держать в руках он сам или няня, чем сосать грудь нелюбящей матери. Ну ладно, пока Джулиане нужно материнское молоко, развода не будет. А он сам?
Ну, со мной-то все будет в полном порядке, - с ухмылкой подумал Вернер. Я буду образцовым папашей и чертовски хорошим банкиром. А в свободное время... На свете полно еще красивых женщин.

...

Калипсо:

Ирина, огромное спасибо за проду!

...

ma ri na:

Ира, спасибо за продолжение )
Мадмуазель Анн Франсин Боншанс Корильон де Сен-Брийен - Вернер Ромингер, их брак такая ошибка, роковая ошибка. Франсин абсолютно никчемная особа, отношение к дочери ужасное, как такое возможно. Людям, которых объединяет отличный секс и больше ничего, противопоказано жениться, теперь Вернер Ромингер знает не понаслышке, только..... Ведь он так и не разведётся с женой, а ещё появится Отто. Спасибо, Ира, очень информативный экскурс в прошлое, теперь понятны слова Вернер Ромингер сыну.

...

Sandrine Lehmann:

Пожалуйста!

Пожалуйста, Мариш!

А еще понятно, почему Отто думает, что с Рене у него может быть то же самое, правда?

...

Ирэн Рэйн:

Спасибо за исторический экскурс

...

ma ri na:

Как не грустно признавать - да, это так. Но ,,может быть" - это не значит, что так будет, как бы пожалеть не пришлось.

...

Deloni:

И бывают же такие ...ки, бедным детям , да и Вернеру можно только посочувствовать. Странно, выросшая в среде постоянного обожания и любви, сама Франсин оказалась такой безчувственной.

...

PoDarena:

Дня доброго.

Я так понимаю, комбинацию ты за дисциплину не считаешь?))))

Он мальчик сильный, наф ему сочувствие) На самом деле, я страшно люблю такие моменты. Когда происходит нечто, что герои понимают прямо противоположно. Одни и те же события. Он с ней прощается. Она считает, что это зарождение любви. Это очень здорово показано.
По новому фрагменту. Корни у Отто своеобразные, конечно. Учитывая их и то, сколько раз парень прикладывался головой (плюс скоростные вибрации ), он, конечно, имеет право на читательское снисхождение)

...