Энн Стюарт, Любить темного лорда

Чтец:

Да... без инета плохо! Надеюсь ваш провайдер одумается !



Москвичка, дорогая:
1-терпением запаслись
2- продуктами запаслись
3-заранее подготовленными теплыми отзывами запаслись
4- хорошим настроением запаслись

Мы готовы!

...

Wild PANTERA:

Ждем-ждем-ждем продолжения!!!!

...

Чтец:

Москвика, дорогая, поздравляю тебе с прошедшим Новым годом и рождеством.
Желаю тебе в новом году бесперебойной работы компа (чтобы больше он тебя не подводил) и творческих успехов.


Твой преданный читатель.

...

Аверияна:

Совсем забыли про верных почитателей таланта наших переводчиц...

...

seda:

Всем привет! Извините меня,пожалуйста за идиотский вопрос - но продолжение мы когда нибудь вообще-то узнаем или нет. Осталось то всего-ничего.

...

Чтец:

Надежда умирает последней, - сказала Вера и пристрелила Любовь.

...

lubonka:

Интересный вопрос...)))
Этому переводу, недавно исполнилось три года! С прошедшим

...

lilya-mog:

Жаль, что на форуме нет категории "Безнадёга".

...

Москвичка:

Девочки, извините, давно не заглядывала, не видела ваших слёзных воплей. Да, застопорилось. И застопорилось не только здесь (есть причины). Но Обломова скоро должна выложить следующую главу. А вы что-то совсем нетерпеливые стали, мои "самые терпеливые читательницы"...

Надежды не сбылись... (Ну, это не отмазка, а просто состоявшийся факт - не главная на сегодняшний момент причина задержки выкладки). На д.р. мне подарили не комп, а фотик (классная штука, но комп тоже хочется). А ещё мой комп уже третий день "не просыхает" - после несколько более "игристого" настроения шампанского.

Ни в коем случае, никогда! Просто творческий кризис... Вот, кажется, всё - а оно и не идёт.

...

Lislina:

Здравствуйте! Пока нет новых глав, не мог бы кто нибудь подсказать ссылку где можно прочесть непереведенные главы в оригинале? Ну хоть как то утолить аппетит возбужденный 18-тью главами.... Заранее спасибо и с огромным нетерпением ждем новых глав.

...

Обломова:

 » Глава 19

Глава 19

Бета-ридинг - Москвичка

Барбара закрыла глаза, оставаясь совершенно неподвижной. Она слыла мастером по части поцелуев, но Натаниэля ей не хотелось целовать. Ей хотелось, чтобы όн целовал её – целовал так, как целует сейчас. Его губы нежно поглаживали её губы, затем, скользнув по скулам, прижались к одному веку, потом к другому...
Она дрожала – она, которая не дрожала никогда. На этот раз он не отступит. На этот раз она ляжет в постель с тем мужчиной, которого любит, и это не принесёт ничего, кроме горя.
В горле её заклокотало, и она попыталась сдержать рвущийся наружу жалобный стон, но Натаниэль остановился. Она крепко стиснула на коленях руки, и Натаниэль, чьи ладони лежали поверх её кулачков, отодвинулся. Барбара не хотела открывать глаза, но тепло и сила его рук заставили её медленно поднять на него взгляд.
Каким-то образом ей удалось отыскать в себе остатки храбрости.
– В конце концов, разве вы не хотите это сделать? – спросила она его.
Боже, какая у него улыбка! Для мужчины преступление иметь такую очаровательную улыбку.
– Нет, если вы не хотите. Чего вы боитесь, любовь моя? Вы ведь знаете, я не причиню вам боли.
Её рот скривился в горькой усмешке, и Барбара ухитрилась выдавить из себя нечто, как она полагала, правдоподобно изображающее зевок.
– Я просто боюсь, что мне будет скучно, – ответила она. – Такая опасность есть всегда, если откладывать подобные дела слишком долго. Наверное, было бы лучше, если бы мы уступили нашему взаимному влечению много дней назад. Тогда мы бы уже благополучно через всё это прошли.
– Мы? – пробормотал Натаниэль. Она хотела, чтобы он, оскорблённый, отпрянул от неё, лелея свою ребяческую гордость. Но он всё ещё держал её за руки. – Чего вы на самом деле боитесь, любовь моя?
– Не называйте меня так! Я не ваша любовь, я не чья-то любовь… – Его рот мягко остановил её губы, и она вздохнула. Её гнев испарился.
Он поцеловал её осторожно и нарочито неторопливо, соблазняя настолько умело, что Барбара обнаружила, как изо всех сил сжимает его плечи, а похожий на мяуканье тихий звук, который вырвался у неё из горла, был звуком удовольствия. Настоящего, неожиданного, непрошеного удовольствия.
Натаниэль отодвинулся. Его губы влажно блестели после поцелуя. Её груди отяжелели, стали такими чувствительными, что кожу раздражал даже мягкий хлопок ночной рубашки, а глубоко внутри неё зарождалась странная, непривычная боль. Барбара хотела, чтобы он обнял её, но боялась, так боялась!
Он знал это. Он знал то, о чём никогда не догадывался ни один мужчина, и её страх вырос настолько, что она захотела оттолкнуть его, отхлестать словами, высмеять, изжалив злым языком.
– Ну, – язвительно сказала она и, присев на ступеньку, смерила Натаниэля взглядом. – Так мне поднять юбки?
– Вы не можете прогнать меня, Барбара. Только не на этот раз. – И он легко подхватил её на руки.
Она хотела высмеять его за этот романтический жест, но не смогла – необъяснимо почему, вдруг близко подступили слёзы, и Барбара, закрыв глаза, положила голову на его сильное плечо.
Натаниэль почти без труда нашёл её спальню: свет ярко горящего камина падал из открытой двери спальни, которую она оставила дверь открытой, когда услышала его на улице.
Её спальня была спальней шлюхи, и Барбара это знала. Убранство комнаты открывало глазу прибежище греха, и когда он уложил её среди всех этих красных бархатных портьер и непристойных резных орнаментов, ей захотелось разрыдаться.
Он растянулся рядом с нею, и в его глубоком голосе неожиданно послышался едва уловимый смех:
– Никогда не видел подобных комнат. Должен сказать, ночная рубашка и вправду не соответствует обстановке.
– Я могу её снять, – сказала Барбара, затаив дыхание: его сильная рука скользила по её животу.
– Нам некуда спешить, любимая.
Его прикосновения через мягкий хлопок – решительные, но вместе с тем ласковые – вызывали у неё желание закричать. Нет, спешить было куда. Барбара хотела, чтобы он разделся и взобрался на неё, а затем, грубо взяв её и израсходовав свою страсть в её теле, скатился с неё и, громко захрапев, уснул. Только для того, чтобы проснуться и потихоньку уйти в холодном свете утра, испытывая стыд и облегчение оттого, что она не собирается поднимать лишнего шума.
Ах, но Натаниэль не обращал внимания на то, чего она хотела. Точнее, слишком обращал. Когда её грудей через ткань коснулись его руки, она застонала – и это была не хитрость, а боль желания. Когда его рука скользнула под широкую полу её халата, лаская её ноги, она беспокойно шевельнулась. И, неуклюжая, позволила стянуть через голову одежду, забыв о кокетливых уловках, доведённых ею до совершенства.
Мужчинам нравились её груди. Она привыкла терпеть это щедрое внимание. Натаниэль не являлся исключением, и всё же… являлся. Когда его рот коснулся её обнажённой груди, сосок превратился в плотный маленький комочек боли и удовольствия, а где-то у неё внутри, в самой сердцевине, разгорался жар, сосредотачиваясь между ног.
Глупой она не была. Она догадывалась, что это такое. Впервые в её жизни этот деревенский парень, этот мужчина, заставил её испытывать те ощущения, которые она никогда и не надеялась испытать.
Но она сопротивлялась. Его рот переместился к другой груди, и Барбара положила руки ему на голову, собираясь его оттолкнуть.
И не смогла. Она обнаружила, что прильнула к нему, и когда его рука оказалась между её ног, сначала напряглась, противясь вторжению, но потом приподняла бёдра.
Она должна раздеть его. Она должна быть сверху, чтобы в распоряжении её рта оказались его плоские мужские соски, его член. Она должна остановить его, поменяться с ним ролями, управлять им. Но она не могла.
Её сил хватало лишь на то, чтобы лежать на девственно-белых простынях среди драпировок этого гнезда развратницы и наблюдать, как он неуклюже, страстно, радостно срывает с себя одежду.
Свет камина подчёркивал скульптурную красоту его сильного, поджарого тела. Барбара хотела сказать ему об этом, хотела сказать, что любит его больше, чем имеет право любить. Но он снова поцеловал её, и подходящий момент был упущен, пламя внутри неё разгорелось ещё сильнее, и когда Натаниэль встал на колени между её ногами, невероятно мощный в мерцающем свете, она не могла даже собраться с силами, чтобы сказать ему, где найти банку с французской мазью, которая облегчит ему вход. Он был очень большим, а ведь даже те из мужчин, кто обладал намного меньшими размерами, испытывали трудности без её помощи.
Но она была горячей и влажной, и он приподнялся над ней на руках и лёг на неё, и она понимала, что хочет его. Хочет, чтобы он закончил начатое, поскорее довел до конца.
Он вошел в неё, скользнув глубоко и плавно, и у Барбары вырвался тихий вскрик удивления, она сжала его плечи в ожидании, что этот трепет прекратится и её вновь окутает холод.
Но ледяной панцирь, в который она была закована, таял. И когда Натаниэль двигался, она двигалась вместе с ним, сначала непроизвольно, а затем пылко и страстно, в отчаянной потребности, которую не могла даже выразить. Её пугали и эта потребность, и этот мужчина, который знал её лучше, чем она сама. Он знал, как прикасаться к ней, как двигаться в ней, как ласкать её там, внизу. И другие мужчины прикасались к ней так, но никогда не могли пробудить её.
Он понял её придушённый и тихий хриплый крик, так отличавшийся от отрепетированных звуков, которые она обычно издавала. Он знал её нетерпеливость, её жар, её желание. Он знал, как любить её. И первая волна обрушившегося на неё удовольствия была такой мощной, такой неожиданной, что она закричала, хватаясь за него. От его потрясающей выдержки не осталось и следа, и он глубоко вошёл в неё, обладая ею, заполняя её, отдавая, а не беря.
Натаниэль упал на неё, полностью накрыв своим большим телом. Всё ещё ощущая редкие вспышки дрожи внутри, Барбара ждала, когда он уснёт. Но его рука скользнула в её волосы, тяжёлое дыхание выровнялось, а зубы поймали мочку её уха.
И именно тогда она заплакала. Громкие, шумные рыдания, заполнили комнату, но Барбара не пыталась их остановить. Он скатился с неё, и она подумала, что он уйдёт. Её это не волновало, ведь она ненавидела его, о чём и заявила ему во весь голос, но Натаниэль просто притянул её в свои объятия, укутывая своим телом, укутывая их обоих красными покрывалами, и держал, пока она заливалась слезами. Он поцеловал её распухшие веки, губы и держал её так крепко, что она не могла вырваться, не могла от него убежать.
– Это несправедливо, – рыдала Барбара у его сильной, тёплой груди, и золотисто-каштановые волосы щекотали ей нос. – Я не хочу тебя любить.
– Я знаю, мой ангел.
– Я не ангел, – завывала она. – Я шлюха, девка, ничего не стоящая…
Натаниэль крепко зажал ей рот рукой, и впервые она увидела, что он рассержен по-настоящему.
– Никто не смеет называть мою жену шлюхой, – отчеканил он. – Даже ты.
– Ничего не выйдет, Натаниэль. Я не могу выйти за тебя замуж.
– У тебя нет выбора. Ты меня скомпрометировала, – не отступал он, целуя её в шею. – И должна выйти за меня замуж.
– Ты не понимаешь. Я пыталась тебе сказать. Я была шлюхой всю свою жизнь.
– Вся жизнь – это долго.
– С пяти лет.
Эти слова вырвались прежде, чем она смогла их остановить, и Барбара молча ждала, что он отпрянет от неё с отвращением. Но его руки всё так же крепко обнимали её, а голос оставался размеренным и спокойным.
– Ребёнок не может быть шлюхой. Он жертва.
– Даже когда этого ребёнка по собственной воле отдают в чужие руки собственные родители? И приказывают угождать старому джентльмену, делать всё, что он попросит, и не кричать, что бы ни случилось?
Руки, её обвивающие, вдруг стали жёсткими, как железо.
– Отдают кому?
– Герцогу Кастору.
Барбара почувствовала, как он выдохнул, и его тело расслабилось.
– Королевский герцог, – проговорил Натаниэль. – Жаль, что он уже умер. Я бы убил его для тебя.
Слова были настолько прозаическими, что она почувствовала, как у неё закружилась голова.
– Натаниэль, – слабым голосом произнесла она. – С тех пор...
– С тех самых пор ты наказывала себя за то, в чём не было твоей вины, – произнёс он нежным, но странно суровым голосом. – Довольно с тебя этих наказаний, любовь моя. Ты выйдешь за меня замуж. И отныне будешь жить такой благочестивой и богоугодной жизнью, что по сравнению с тобой я буду казаться настоящим повесой.
– Я не могу...
– У тебя нет выбора, – повторил Натаниэль. – Ты выйдешь за меня замуж. Потому что ты вовсе не глупа, хотя долгие годы и вела себя очень глупо. И даже если бы ты хотела продолжать себя наказывать, ты слишком мягкосердечна, чтобы наказывать ещё и меня. Любимая, выходи за меня замуж.
Барбара посмотрела на него. Он был сумасшедшим, он был красивым, и он принадлежал ей. И пока она лежала в его объятиях, освещаемая затухающим огнём камина, всё на свете казалось возможным.
– Если ты всё ещё будешь хотеть меня утром, – ответила Барбара, внезапно становясь застенчивой – она, которая никогда в жизни не была застенчива.
– Я буду хотеть тебя и на смертном ложе, когда стану очень-очень старым.
Она ему не поверила. Но она любила его, поэтому улыбнулась сквозь слёзы и обвила руками его шею, прижавшись к нему посильнее. И именно она, а не Натаниэль, провалилась в глубокий сон без сновидений.

***

В одиночестве выйдя из дома, Эмма скрылась в темноте пустынных лондонских улиц. Она полагала, что у неё будет более чем достаточно времени, чтобы подумать об опрометчивости и, возможно, даже неблагодарности своего поступка. Убегать от леди Селдейн, женщины, которая предложила заботу и поддержку в наихудшее время в жизни Эммы, едва ли было самым мудрым решением. Она воспользовалась гостеприимством и деньгами старой леди и потихоньку ушла из дома, не оставив ничего, кроме записки с благодарностью и извинениями. У неё были благородные мотивы, но сейчас, когда она неторопливо шла по ледяным улицам предрассветного Лондона, Эмму стали одолевать мучительные сомнения.
Леди Селдейн была слишком стара и слишком страдала от своей грузности, чтобы легко перенести путешествие в Ирландию, когда пришлось бы пересечь всю страну, а затем подниматься на борт судна. Старуха не отходит далеко от дома не просто так, и Эмма не могла представить, как та потащится через всю Англию, если больше двадцати лет она не решалась выезжать дальше, чем к своей дочери в Эссекс.
Но имелась для побега и другая, более важная причина. Эмме необходимо было порвать все нити, соединяющие её с прошлым. И особенно с теми, кто знает Киллорана. Ей нужно начать новую жизнь, найти место, не связанное с Киллораном или Мод Дарнли. Или Эммой Ланголет. Она найдёт тихую гавань где-нибудь на севере, так далеко отсюда, насколько позволят её скромные карманные деньги. Найдёт работу, если сможет, или продаст сломанное алмазное ожерелье, зашитое в юбке. То самое ожерелье, что по настоянию Киллорана она оставила у себя. Она начнёт жизнь, в которой не будет места воспоминаниям о нём, не будет места бесконечной тоске. Она построит там счастливую, простую жизнь, и никто никогда её не отыщет.
Эмме почти нечего было взять с собой. От Киллорана доставили её чёрные шелка, но леди Селдейн упорно не позволяла ей их носить.
– Вы не в трауре, – фыркнула она, и Эмма решила не рассказывать ей о дяде Хорасе. – Ни к чему вам быть похожей на ворону.
Взамен она снабдила Эмму гардеробом, полностью состоящим из бледных, ласкающих взор цветов, больше подходящих юной невинной девушке. Но Эмма не чувствовала себя невинной и, по правде говоря, была этому рада. Никогда она не будет сожалеть о том, что легла в постель с Киллораном, несмотря на всё, что случилось потом. Даже если одна часть её ненавидела его, другая всё ещё разрывалась от любви.
Улицы Лондона полны опасностей. Эмма хорошо это усвоила, но за прошедшие несколько недель расслабилась. Отвлечённая опасностью, грозящей её сердцу, её душе, она забыла об опасности, грозящей её жизни. Она не заметила теней за своей спиной, не услышала звука преследующих её шагов.
Пока не оказалось слишком поздно. И её не поймали.

***
– Просыпайся, дьявол тебя побери! – обрушился на череп Киллорана зычный глас.
Киллоран, мигая, сел, вытянувшись в струнку, и машинально потянулся к шпаге. Злоумышленник рывком раздвинул шторы, впуская в спальню слепящий свет зимнего солнца, но из-за ужасного грохота в голове Киллоран смог увидеть лишь низкий массивный силуэт незваного гостя.
– Давно уж день на дворе, а ты всё спишь! Бог свидетель, ты никогда не был образчиком высокой нравственности, но это переходит все границы! Ты думал каждый день напиваться до потери памяти или нашёл более быстрый способ убить себя?
Киллоран наконец сумел сосредоточить взгляд на обладателе оглушительного голоса, но мозг отказывался верить тому, что видели глаза. Леди Селдейн никогда не покидала своего дома. И, конечно, она не стала бы в полдень носиться по его спальне и в чём-то его обвинять.
Но, с другой стороны, у кого ещё хватит на это мужества?
Киллоран откинулся обратно на постель. Он спал обнажённым, но Летти Селдейн, старая бесстыдница, просто смерила его свирепым взглядом и продолжила свою обличительную речь:
– Всё летит в тартарары, беда не за горами, а ты спишь, как невинный младенец, несмотря на то, что у тебя, должно быть, самая чёрная совесть во всём христианском мире! Неужели все эти годы, что я тебя знаю, я ошибалась?
– Понятия не имею, – пробормотал Киллоран, нарочито лениво потягиваясь. Он не собирался сообщать леди Селдейн, каким бдительным, каким насторожённым он был. И как сильно у него болит голова. – И что же вы думали обо мне все эти годы?
– То, что ты даже близко не такой злобный негодяй, каким притворяешься.
– Вы меня ранили, Летти! – торжественно заявил он. – Уверяю вас, я именно такой, каким и кажусь. Бессердечный, бездушный, безнравственный и испорченный.
– Тогда тебя не должно волновать, что Эмма, кажется, сбежала.
– И вы это допустили?
Всякая другая женщина побледнела бы от его тона. Леди Селдейн даже нисколько не смутилась:
– Я думала, что уговорила её поехать со мной в Ирландию. Девочка погостила бы недолго в Слайго, у меня в доме, хорошенько бы проветрилась. Получила бы немного времени, чтобы успокоиться и...
– Полагаю, то обстоятельство, что ваши земли граничат со старой фермой, где я рос, не сыграло своей роли в этом решении?
– Ты обвиняешь меня в том, что я сводня?
– Прежде вы никогда так низко не опускались.
– И теперь не собираюсь, – с большим достоинством ответила она. – Случилось так, что мне понравилась эта девочка. Я не оставила бы её на откуп твоему чуткому милосердию – в отличие от тебя у меня имеются моральные принципы. Уверена, найдётся какой-нибудь порядочный молодой человек, который станет ей прекрасным мужем. Ты, должно быть, вдвое её старше.
– Летти, вы пытаетесь меня оскорбить? Обычно это трудно сделать, но я признаю, что выпил вчера ночью чуть больше, чем следовало, и потому сейчас меня легко вывести из себя. Я на пятнадцать лет старше Эммы, но если судить по грехам – стар как Мафусаил [1].
– По слухам ты все эти ночи пил намного больше, чем следовало. Уверена, то, что ты внезапно покинул Эмму, никак или почти никак не связано с тем, что ты вдруг превратился в пьяного идиота...
– Никак, – оборвал её Киллоран.
– Но я не о тебе беспокоюсь, а об Эмме.
– Тогда почему вы здесь? Пошлите кого-нибудь её отыскать и вернуть назад. У вас должны иметься какие-нибудь мысли насчёт того, куда она пошла. Не приставайте ко мне с вопросами, которые меня не касаются.
– Ты оплатил её счета, Киллоран. Так что с твоей стороны можно предположить некоторую заинтересованность. Ты знал, что в этом не было нужды, но настоял. Это означает, что у тебя всё же остались какие-то человеческие чувства.
– Просто чувство вины, – буркнул он.
– В это ещё труднее поверить. Ты не из тех, кто поддался бы чувству вины. Слушай меня, Киллоран, внимательно слушай! Ей нужна помощь, и если ты не собираешься помогать, мне придётся поискать в другом месте. Моя сумасбродная младшая дочь выбрала субботу, чтобы родить первого ребёнка и решила проявить утомительную сентиментальность, потребовав моего присутствия. Когда я уезжала в Эссекс, планы относительно нашего скромного путешествия в Ирландию не подвергались сомнению. Когда я возвратилась, то нашла записку от бедняжки, в которой та писала, что ей нужно какое-то время побыть одной, что я не должна волноваться и что с ней всё будет хорошо. И она скоро сообщит мне, где находится.
– Тогда почему вы волнуетесь?
И тут его пронзила мучительная, ужасная мысль:
– Она ведь не беременна?
Леди Селдейн схватила изящную китайскую вазу и бросила её ему в голову. Та отскочила от полога кровати и упала на пол.
– Ах ты, безмозглый идиот! – в гневе воскликнула старуха. – Неужели мужчина с твоим опытом не знает, как избегать подобных вещей? Конечно же, знает – я никогда даже краем уха не слышала о твоих незаконнорожденных детях, а ведь ты наверняка побывал в постели почти у каждой красотки в Лондоне.
– Я знаю, как избегать подобных вещей, – сказал Киллоран, понимая, что голос его звучит слегка угрюмо. – Я просто... не сделал этого.
– Слишком увлёкся, да? – леди Селдейн понимающе кивнула, немного успокоенная. – Очень на тебя не похоже, Киллоран.
– А вы думаете, почему я послал её к вам?
– Потому что она испугала тебя, верно? Пробралась под эту твою холодную, как лёд, внешнюю оболочку. Неудивительно, что ты забил тревогу. И не смотри на меня так. Ты же знаешь, что со мной это не пройдёт. Ты не можешь вызвать меня на дуэль и запугать меня ты тоже не можешь: я знаю тебя слишком долго и слишком хорошо. Тебе небезразлична эта девушка – тебе, который гордится тем, что ему до чёрта безразлично всё на свете.
– Возраст пагубно сказался на ваших умственных способностях.
– И на твоих тоже, – не осталась она в долгу. – Так ты собираешься взяться за ум и отправиться на её поиски? Или предоставишь мне найти нового рыцаря? Поверь мне, большинству мужчин хватит ума не упустить такую женщину.
– Отправьте за ней Натаниэля. Это он у нас герой – ему просто на роду написано быть спасителем юных дев. А я не хочу иметь с ней ничего общего. Так для неё лучше, и мы оба это знаем.
Леди Селдейн кивнула.
– Натаниэль, значит. Он хороший человек, судя по всему тому, что я о нём слышала. Мне вот только интересно, сможет ли он справиться с Дарнли?
Внезапно в ушах у Киллорана поднялся нестерпимый шум.
– Дарнли? – хрипло повторил он.
– Ты что, и в самом деле думаешь, что такой человек, как Дарнли, сдастся? Он немедленно попытается ею завладеть, а охранять её некому. Эмма храбрая девочка, но она не привыкла к вероломству. Разумеется, кроме того, которое она узнала от тебя. У неё нет шанса против такой твари, как Дарнли.
– Что заставляет вас думать, что он вообще помнит об её существовании?
– Ты в этом давно убедился, мой мальчик. Я бы не удивилась, если он уже её ищет. Боюсь, Киллоран, ты слишком хорошо приготовил свою западню: сейчас его больше интересует твоя протеже, нежели ты. Конечно, как только он потеряет к ней интерес, он вернётся, чтобы снова чинить тебе неприятности, и тогда ты сможешь избавиться от него – если согласен ждать. Однако я бы никогда не подумала, что даже такой убеждённый злодей, как ты, будет готов оставить Эмму на растерзание такой твари, как Дарнли. То, что я слышала о его привычках, способно испугать даже такую повидавшую виды старуху, как я.
Киллоран уже отбросил с кровати покрывала и начал одеваться. Леди Селдейн наблюдала за ним с отстранённым интересом.
– Почему вы так долго ждали, чтобы приехать ко мне? – прорычал он. – Вы же знаете, что я на вас рассчитывал. Надеялся, что вы присмотрите за ней и проследите, чтобы она не попала в беду.
– Я приехала домой поздно вечером и только утром обнаружила, что она ушла. Если бы почти всю последнюю неделю ты не провёл в упорных попытках себя уничтожить, то ты бы помнил, какую опасность представляет собой Дарнли.
– Я и не забывал. – Он в два рывка натянул батистовую рубашку. – Я найду её, чёрт побери, и верну вам. Это не займёт много времени, и если Дарнли где-нибудь от неё поблизости, я с ним покончу. Мне нужно было сделать это много лет назад. – Он сел на кровать и принялся за сапоги. – И на сей раз вы должны глаз с неё не спускать. Не отпускайте её, пока не найдёте подходящего мужчину и не выдадите её за него замуж.
Леди Селдейн оглядела его с ног до головы, в её маленьких тёмных глазках сверкнуло одобрение напополам с раздражением.
– Киллоран, мальчик мой, – пробормотала она, – я уже его нашла.

***

Натаниэль чувствовал себя почти как на небесах, когда, перепрыгивая через ступеньки, поднимался на крыльцо дома на Керзон-стрит. И для него оказалось огромным потрясением обнаружить, что Киллоран на ногах в неслыханно ранее время – час пополудни. Граф появился в дверях библиотеки, одетый в чёрный дорожный костюм, его тёмные волосы были заплетены в косичку, а глаза смотрели ясно.
– Где, чёрт возьми, вы были? – требовательно спросил он.
Натаниэль моргнул.
– Не думаю, что вас это касается.
Киллоран смотрел на него несколько долгих мгновений.
– Она вас соблазнила, – заключил наконец он, скривив рот в циничной улыбке. – Странно, что вам потребовалось столько времени, чтобы уступить. Скажите мне, представление, которое она устроила, доставило вам удовольствие?
– Вы вынуждаете меня вас убить, – Натаниэль тщательно подбирал слова. – Я не хочу, но должен.
– Конечно, попытаться вы можете. Но покамест вам придётся воздержаться от этого удовольствия. Сейчас у меня более важные дела.
– А, забыл... Сегодня ваша гонка, не так ли?
Киллоран рассмеялся безрадостным смехом.
– Гонка? Я и сам о ней забыл.
– Киллоран...
– Воздержитесь от нотаций, милый мальчик, и я окажу вам ту же любезность. – Он наклонил голову к плечу и окинул взглядом молодого человека. – Хотя, должен признать, сегодня вы смотритесь уже не таким юнцом. Леди Барбара оказала на вас благотворное влияние. Я удивлён.
– Чёрт побери, Киллоран, не смейте так о ней говорить! – в ярости воскликнул Натаниэль. – Вы никогда её не хотели.
– Верно. Но мне и в самом деле нравилось наблюдать, какое воздействие на вас оказывает подобное предположение, – ровным голосом сказал граф. – Увы, я проиграл все права на её благосклонность. На этот раз моя феноменальная удача в картах наконец меня покинула.
– Неужели? – пробормотал Натаниэль. – Интересно.
– Интересно что, дорогой мальчик?
– Мне интересно: что именно вы сделали вчера вечером, чтобы проиграть?
– Только то же, что и вы, Натаниэль, – в предыдущей партии, – с изощрённой учтивостью ответил Киллоран.
Открывшаяся истина оказалась для Натаниэля словно удар в живот. Его умело дёргал за ниточки мастер своего дела, заставивший его предать свою честь.
– Ирландский ублюдок, – с горечью проговорил молодой человек.
– Насчёт того, что ирландский, вы правы. Насчёт ублюдка – отнюдь. Мои родители венчались в католическом храме, тем самым сделав меня ничего не стоящим бесправным папистом. Не слишком достойная пара графской дочери, не так ли? Вы прекрасно друг другу подходите. Вы можете спасти её, мой маленький святой. Только не будьте так глупы, чтобы спасать меня.
Натаниэль посмотрел на Киллорана:
– Если вы забыли про вашу гонку, почему вы так рано встали?
– Кажется, Эмма, никому ничего не сказав, ушла от леди Селдейн. Должен признать, я чувствую определённую... ответственность за неё, поэтому я отправляюсь на её поиски.
– Но вы не можете! Я сам пойду искать её. Она скорее примет мою помощь, чем вашу, – сказал Натаниэль.
– Ну да. Как бы то ни было, я не желаю бросать это дело. Можете сообщить Сандерсону, что я заявляю о своём проигрыше. Он проследит, чтобы об этом стало известно. – С безразличным выражением лица граф подошёл к столу.
– Милорд, – в дверях появился Джеффрис, на его обычно невозмутимом лице застыло беспокойство, – для вас записка.
Киллоран поднял взгляд на дворецкого.
– Я не слышал, чтобы кто-нибудь стучался в дверь, а, как известно, слух у меня острый, – подчёркнуто медленно произнёс он.
– Её принесли к чёрному входу, милорд. Какой-то бродяга. Так как она не была запечатана, у меня хватило дерзости самому прочитать её.
– Это действительно дерзость, Джеффрис, – согласился Киллоран. – Что там? Требования от кредитора? Угроза убить? Не тяни!
– Если можно так выразиться, милорд.
Слуга вручил Киллорану грязный клочок бумаги. Натаниэль заинтересованно следил за тем, как Киллоран с лицом ещё более бесстрастным, чем обычно, пробегает глазами записку. Прочитав, граф смял бумагу в своих сильных бледных пальцах.
– Что там, Киллоран?
Киллоран, с неприсущей ему поспешностью рывшийся в ящиках стола, на секунду остановился. Мгновение спустя он вытащил большой, инкрустированный слоновой костью футляр.
– Думаю, это не ваше дело, – пробормотал он, открывая крышку ящика, внутри которого оказалась пара пистолетов.
– Но вы готовы проиграть пари. Киллоран, что происходит? – не отставал Натаниэль. – Это не дуэль – одной запиской здесь тогда не ограничилось бы.
– Ваш заключительный урок светского этикета, милый мальчик: пари всегда имеет преимущественное право перед дуэлью, – небрежно бросил он, проверяя пистолет.
– Тогда как вы можете просто проиграть? Я слышал, что ставки чрезвычайно высокие. На что вы держите пари?
– На дом. И пятьдесят тысяч фунтов.
– Иисусе!
– Натаниэль, вы меня поражаете! – насмешливо проговорил Киллоран. – Никогда не слышал, чтобы вы богохульствовали.
– У вас нет таких денег.
– В отличие от вас, милый мальчик, я не держу пари на то, чего у меня нет. Я могу заплатить по своим долгам. У меня просто мало что останется.
– Дайте мне записку, Киллоран. Я разберусь с этим, что бы там ни было, и вы сможете выиграть вашу проклятую гонку...
– Пытаетесь спасти меня так же, как и все остальные пропащие души? Воистину, вы святой, Натаниэль. Я, однако, не желаю, чтобы меня спасали. Я давно продал душу дьяволу, и мне плевать и на богатство, и на скачки, и на этот мавзолей, который служит мне домом. Жаль, но вам придётся ограничиться спасением одной Барбары. Уверен, она это оценит гораздо больше.
– Чёрт побери, Киллоран, что в этой записке?!
Киллоран сузил глаза:
– Натаниэль, моему терпению есть предел. Я и вас убью, если вы не прекратите меня раздражать.
– Конечно, убьёте, – ответил Натаниэль. – Эмма вам безразлична, а меня вы убьёте без колебаний. Вы испорченный до мозга костей. Так я вам и поверил!
– Натаниэль, – умильным голосом произнёс Киллоран, направляясь к двери, – возвращайтесь к леди Барбаре. Возможно, если вы как следует постараетесь, то сможете научить её испытывать то удовольствие, которое она пытается изобразить.
Натаниэль почувствовал, как по его лицу разливается румянец. Этого оказалось достаточно, чтобы Киллоран остановился. Несколько мгновений он смотрел на молодого человека широко распахнутыми от удивления зелёными глазами.
– Не может быть! Неужели вам это удалось? – воскликнул он.
– Я не собираюсь обсуждать с вами мою будущую жену, – натянуто проговорил Натаниэль.
– Она и на это согласилась?
– Да.
Впервые за всё то время, что Натаниэль знал его, Киллоран широко, по-настоящему улыбнулся.
– Я вас недооценивал, мой мальчик. Заботьтесь о ней хорошенько. На тот случай, если мы больше с вами не свидимся.
– Киллоран...
Но тот уже ушёл, хлопнув дверью. Карман его чёрного шёлкового камзола оттягивал пистолет.
______________________
[1] Мафусаил (ивр. Метушелах) – в Библии – один из праотцов человечества (Быт.5:21-27), прославившийся своим долголетием: он прожил 969 лет. Старейший человек, чей возраст указан в Библии.

...

Lislina:

ОООО!!! Большое спасибо за продолжение. Прямо как подарок к 8 Марту. Видимо я первая. Побежала читать.

...

janemax:

Обломова, Москвичка, благодарю за долгожданное продолжение!!! Очень порадовали к празднику!

...

lilya-mog:

И у меня сразу появилось ощущение праздника и бооольшого подарка. Спасибо большое и с наступающим вас!

...

Одинокая волчица:

Большое спасибо за продолжение!

Девочки, с праздником!

...