Хрустальный дом (18+)

Пожалуйста. На здоровье.
_________________

 » Часть II. Альберт 1. Пробуждение

Раньше (чуть не сказал – при жизни) я не верил в ад.
Теперь верю.
Трудно не верить в то, что находится перед твоими глазами: мир, вставший на дыбы, сад, превращённый в дикий лес. Ни одного родного лица рядом.
Жаловаться недостойно мужчины.
Жаловаться вообще недостойно.
Особенно когда получаешь то, что хотел и чего заслужил.
Я хотел сбежать от Синтии с Ральфом? Сбежал. Их больше нет.
Пытаясь осознать этот простой и жуткий факт гляжу в окно.
Идёт дождь. Затяжной, по-осеннему бесконечный. Монотонно и лениво выбивает дробь в оконный переплёт.
Ральф всегда смеялся, говоря, что я принцесса.
Как принцесса в лучших сказочных традициях, я проспал полтора века. Правда, разбудил меня не поцелуй, а истошный женский визг.
Представляете открываете глаза – оказывается, вы на кладбище, ночью. Совершенно голый. В руках труп, а рот полон крови.
А над вами, словно взбесившаяся баньши, завывает дурным голосом юная девица.
Потом она рванула от меня, словно чумовая.
Я её за это не виню. Я бы, наверное, и сам от себя убежал, если бы смог.
Но отстать он неё я тоже не хотел. Мне было банально страшно оставаться одному в могильном мраке фамильного склепа.
Скоро всё стало ещё хуже.
Передо мною возник дом – наш дом. Но он оказался пародией на себя самого. Так бывает во снах, что вроде и не кошмар, но оставляют на душе неприятный, липкий след.
На фоне рассветной серости в памяти замелькали картины: переполняющая душу злость, пронзительный гудок несущегося мимо вагонного состава и длинные, расходящиеся в стороны, рельсы…
В доме темно. Но это не удивительно. Час скорее слишком ранний, чем поздний.
А девчонку угораздило утонуть в бассейне!
Пришлось прыгать за ней.
Вода оказалась ледяная.
Спасительные манипуляции заставили на какое-то время отвлечься от преследующих видений и вопросов.
Ну вот. Теперь моя вчерашняя то ли проблема, то ли спасенье, сидит рядом, в дух шагах, серьёзная и сосредоточенная, похожая на слегка растрёпанного в процессе падения ангела.
Ангел, выточенный из стекла.
Вестник божий с остро режущими крыльями.
Ангелы – они все такие. Ледяные в своём совершенстве. Недосягаемые в своей чистоте. Но стоит лишь толкнуть посильнее и всё разбивается вдребезги – и чистота, и совершенство.
От прикосновений обыденности на лунной ангельской коже остаются жирные пятна, будто и не было никогда кристальной чистоты.
Не люблю ангелов.
А в девочке явно текла кровь Элленджайтов.
Она угадывалась в чертах её лица, в прозрачной яркости глаз. Но главное – волосы, похожие на нимб. Здесь не ошибёшься.
– Зачем ты пытался меня убить? – спросила она, глядя на меня глазами кролика, завидевшего удава.
– Убить? Разве?
Я не был уверен, что не пытался этого сделать.
В конце концов труп-то в моих руках был? Был!
Но думать об этом я отказываюсь. Пока мой разум спал, он не отвечает за то, что вытворяло в его отсутствие моё тело.
– Вообще-то я тебя спас, – напомнил я со всевозможным высокомерием.
Это должно было отвратить девчонку от провокационных вопросов, на которые у меня не было ответов.
– Где Мередит и Линда? – не унималась она.
– Понятия не имею.
Это было правдой.
Странное прямоугольное устройство в сумочке у девчонки вновь противно запищало.
Пока она была без чувств, оно делало это раз десять, не меньше.
– Сотовый, – оживилась незваная ночная гостья. – Подай мне его, пожалуйста.
Никогда не умел отказывать просьбе дамы. И эту выполнил.
– Двадцать восемь пропущенных звонков от Мередит и шестнадцать от Линды! Последний не позже четверти часа назад. Слава богу, они живы! – радостно вздохнула она.
Интересно, почему её это удивляет?
Элленджайты имеют дурную репутацию, но в людоедстве нас пока не обвиняли.
Хотя…
Я потряс головой, отгоняя страшные видения.
Стараясь отвлечься от страшных мыслей, спросил первое, что пришло в голову:
– Что за штука? – кивнул я на писклявый металлический четырёхугольник со стразиками в руках девушки.
– Телефон. Средство связи, – объяснила она мне, как умалишённому.
– Я знаю, что такое телефон. Но у него же нет провода? Как он может работать?
– Сигнал распространяется через спутник.
Спутник? Какой ещё спутник?
Ладно. К чёрту телефоны и спутники!
– Где остальные? – шагнул я к девушке, словно призывая её к ответу. – Прислуга? Мои родственники? Почему здесь так тихо и всё такое… другое.
Или мышцы лица у неё устроены иначе, чем у остальных людей, или девушка действительно смотрела на меня с сочувствием.
– Если ты тот самый Альберт Элленджайт, о котором я думаю?.. День, в котором ты очнулся теперь от того, что остался в твоей памяти отделяют без малого сто пятьдесят лет. Сегодня 23 октября 2003 года. Я – Катрин Кловис, последняя представительница в вашем проклятом роду. Наследница легата. Прошлой ночью это чуть не стоило мне жизни.
Её слова падали, как камни.
Я понимал их значение, но как такое можно осознать?
– Подожди… – поднял я руку, словно это могло меня защитить. – Подожди. Не так быстро.
– Ты помнишь, как ты умер? – с сочувствием спросила Катрин
Умер?!
Разве я умирал?
– Согласно газетным вырезкам, погиб на железнодорожных путях в 1850 или 1851 году, – продолжила она. – Не помнишь?
Я не помнил.
– А что ты помнишь?
– Темноту и женский крик. Я очнулся над трупом какого-то бедолаги и пошёл на звук. Потом ты ударила меня и сбежала. Я вошёл за тобой в дом как раз вовремя, чтобы вытащить из бассейна.
– Это – всё?
– А было что-то ещё?
– Ты убил того рабочего у меня на глазах. Потому я и ударила тебя. Я защищалась.
– Как ты вообще оказалась в склепе?
– Меня оглушили и перенесли туда. Когда я тебя впервые увидела, ты находился в чём-то, похожем на аквариум. Это походило на какой-то научный опыт. Потом мою кровь переливали в тебя, а когда я попыталась сбежать, ты ожил и начал меня преследовать.
Её речь была сбивчивой, невразумительной. Но другую информацию мне вряд ли предоставят. А в памяти зияла огромная черная дыра.
Мне казалось, как будто на лицо налипла клейкая паутина – не стряхнуть.
– Всё это похоже на бред, – процедил я. – Бессмыслица какая-то!
– Есть в этом смысл или нет, неважно. Ты здесь, Альберт Элленджайт. И, если честно, я не имею ни малейшего представления, что с этим делать.
– Не переживай. Как-нибудь разберёмся, – заверил я её.
***
Катрин утверждала, что я самоубийца.
Я этого не помню, но не отрицаю.
Я ушёл из дома в таком состоянии, что вполне мог сигануть под поезд, хотя бы из противоречивого чувства вредности и желания досадить моей драгоценной сестрице.
Я умер там, в своём мире.
И очнулся здесь.
В 2003.
– Кристалл-холл теперь принадлежит тебе?
Катрин кивнула.
Глаза у неё серые и очень серьёзные.
Вся такая правильная. Тот самый тип людей, что всю жизнь ходят строго по линейке и живут для других – во имя исполнения одного им ведомого долга.
Такими людьми обычно легко манипулировать.
Именно этим я планирую заняться в ближайшее время.
Не то чтобы мне это нравилось, но долг обязывает.
Ральф всегда находил, что это чертовски забавно – совращать монашек.
А мне это занятие казалось бессмысленным. Секс существует для удовольствия, а наслаждение легче достигается с опытом. Откуда последнему взяться у девственниц и у монашек?
Если Катрин правильно излагает мне суть дела, всё, что когда-то принадлежало Элленджайтом, теперь находится у неё. И я вижу только один способ уладить проблему ко всеобщему удовольствию: мне придётся на ней жениться.
Но это потом, а пока…
– В этом доме ещё есть кухня?
– Кухня есть, – кивнула она, кутаясь в одеяло. – Но не уверена, что на ней есть продукты.
– Приведи себя в порядок, я подожду внизу. Постараемся найти что-нибудь съестное. Может, хоть кофе отыщется?
Катрин снова кивнула. Вокруг узкого треугольного личика взметнулось лёгкое, белое облако волос.
Дом изменился. Он остался прежним лишь по форме. По сути всё здесь было мне чуждо. На кухне я не увидел ни привычных каменных плит, ни входа в огромный погреб. Столы, стулья, стены – всё совершенно иное!
Взяв один из ножей, подбросив его в ладони, я отметил, что лезвие хорошо отточено и приставил его к руке.
Метал почти без усилия разрезал кожу, оставив на ней глубокий порез, тут же наполнившийся кровью. Тело отозвалось резкой болью, которую с момента пробуждения я почти не чувствовал.
Запах крови ощущался остро.
Сердце, заколотившись быстрее, заныло. Рана, которую требовалось залечить, была пустяковая, но исцеление проходило медленно – потребовалось минут пять, не меньше, чтобы кожа полностью восстановилась.
Я не в форме.
Оставалось проверить ещё кое-что до того, как сюда притопает мой мышонок-спаситель.
Или спасённый мышонок?
А-а! Да без разницы.
Я повернул кран. Он почти не отличался от памятного мне собрата из прошлого века. Наполнил стакан водой и, осторожно поднеся к губам, сделал первый глоток.
Ничего не произошло.
Тогда я залпом осушил стакан, наплевав на осторожность. В следующую минуту случилось то, что и ожидалось – резкая боль буквально выстрелила, просыпаясь в глубинах тела. Как будто из желудка расцвели лепестки-ножницы, прорезая меня изнутри.
Задохнувшись, я оперся руками на столешницу, стараясь поглубже вдохнуть воздух, будто это могло умерить боль.
Через какое-то время она приутихла, превратившись из остро-режущей, в тупую и ноющую.
Нельзя сказать, чтобы маленький тест меня обрадовал. Обычно воду я пью без проблем. Если мой организм так отреагировал на неё, то как, чёрт возьми, я смогу питаться?
Ответ был очевиден. И следующий пункт в тесте можно было бы и опустить. Но я решил убедиться в том, что всё действительно так плохо, как кажется.
Не знаю, чем я руководствовался, потянувшись к железному вертикальному ящику с ручкой, но не ошибся – там действительно была еда.
Непривычная, в странных упаковках.
Можно было выбрать сметану. Но я отрезал кусок ветчины.
Плохо стало уже от одного запаха, но я упрямо прожевал и проглотил.
К ощущению, будто внутри меня взорвалась маленькая бомба, я был готов. А вот к хлестанувшему изо рта фонтану крови – нет.
Я метнулся к раковине, чтобы не запачкать тут всё. Устраивать генеральную уборку в мои планы не входило.
Конечно же по законам всеобщей мировой подлости мышка-Катрин выбрала именно эту минуту, чтобы вплыть в комнату и замереть онемевшим от ужаса столбом.
Оно и к лучшему. Мне не понаслышке известно, что своими криками эта особа поднимает мёртвых.
Говорить с полным ртом крови было сложно. Жестами что-либо объяснять я тоже не решился. Руки были в крови.
Я лишь коротко кивнул, стараясь хоть так дать понять, что всё в порядке. Потом мягко обсел на пол.
Кровотечение ослабевало. Боль нет.
Глаза у Катрин сделались от испуга огромными и почти тёмными.
Я оценил её старания не упасть в обморок и не устроить истерику, к которой моя будущая женушка, по всем признакам была ой, как близка.
– Что случилось? – тихо выдохнула она.
– Попытался позавтракать. Выяснил, что мой организм не хочет мяса. По крайней мере в форме бекона.
– У тебя же внутреннее кровотечение! – всплеснула она руками. – Нужно немедленно в больницу!
– Зачем?
– Как – зачем? Кровотечение может быть смертельно опасным!
– Ни в какую больницу я не поеду. Да мне там не помогут. Не смотри на меня как на сумасшедшего. Я знаю, о чём говорю.
– Ты что? Не понимаешь? Кровотечение опасно для людей!
– Да я не совсем человек, – хмыкнул я устало. – Так было ещё сто пятьдесят лет назад. А теперь, честно говоря, вообще затрудняюсь определить, что я такое.
В своём христианском милосердии моя спасительница мышка подошла ко мне слишком близко.
Нельзя сказать, что её одежда хоть чем-то напоминала нежно любимые мной корсеты и чулки с подвязками. Но её гладкие коленки и пушистое облако волос, а в особенности пухлые, как у ребёнка, губы, задели мои чувственные струны.
Я никогда не отличался сдержанностью в утолении моих страстей. Последние сто пятьдесят лет, когда я был вынужден воздерживаться от всех удовольствий, видимо, всё только обострили. Даже голова закружилась от бешеного желания схватить и прижать её к себе.
Войти в неё. Пить дыхание из этих тёплых, полных жизни, уст!
Входить в неё снова и снова…
– Мне больно! – пискнула Катрин.
– Что?.. – не понял я.
– Ты делаешь мне больно, – осторожно, словно имела дело с сумасшедшим, проговорила она, пытаясь отнять у меня руку.
Только тут я сообразил, что крепко держу её, с такой силой сжимая её пальцы в ладони, что ей, наверное, и вправду больно.
Черт!
– Прости, – разжал я пальцы. – Не хотел.
– Понимаю.
– Понимаешь?
Интересно, что она там понимает?
– Тебе больно. Вот ты и плохо себя контролируешь.
– В свете всего случившегося, возможно, в это трудно поверить, но обычно проблем с самоконтролем у меня нет.
– Просто раньше тебе не приходилось воскресать из мёртвых, – усмехнулась она. – Кстати, для того, кто был мёртв больше века, ты более, чем адекватен.
– Вот уж спасибо за комплимент.
Мне показалось, что я задохнусь, когда её гладкие пальцы коснулись моих губ.
Потом я сообразил, что это не ласка. Мышка просто аккуратно стирала с них кровь.
В памяти всплыла другая сцена…
Глаза Синтии горят предвкушением. Грудь вздымается от желания, которое она не берёт на себя труда скрывать.
Видя в её руках острый нож, я содрогаюсь в предвкушение экстаза в который сольются для меня боль и наслаждение.
Нож входит в моё тело, её прекрасные руки обагряются алыми пятнами. Свет словно режет меня на части, заставляя конвульсивно содрогаться. Кровь вместе со стоном расцветает цветком на губах.
В этот момент она представляется мне бесстрашной львицей, терзающей свою законную добычу.
Синтия склоняется ко мне, накрывая шёлком волос, возбуждая запахом дорогих духов и собственного тела. Я словно лечу, одновременно сходя с ума от наслаждения.
Восхитительно чувствовать на себе ее тяжесть в тот момент, когда моя умелая всадница направляет нас обоих к вершинам сладострастия.
Я теряю над собой контроль. Все мои внутренние барьеры рушатся, а зверь срывается с поводка в тот момент, когда я глубоко проникаю в её узкое, горячее и влажное, тугое лоно.
Её язык, гладкий и шелковистый, словно пчела собирает кровавый нектар моего рта.
Алый поток моей жизни, незримой нитью соединяет нас, связывает навеки преступной связью.
Ей кажется этого мало.
Синтии всегда всего мало. Она не знает преград и тормозов.
Всем своим телом она наваливается на нож, и он вибрирует в моём теле и вместе с острой, рвущей на части болью, меня накрывает мощным оргазмом.
Образ Синтии погас, оставляя саднящую боль в сердце и желание с громким воем колотиться головой о стену.
– Что с тобой? – слышу я чужой голос.
Участие в нём действует как соль на рану.
И раздражает ужасно.
– Оставь меня! – рыкнул я, отстраняясь от протянутой руки.
– Хорошо, – соглашается Катрин.
В глазах её читалась обида.
– Если ты хочешь побыть один…
– Я не хочу быть один! Что хорошего в одиночестве?
Мне следует быть с нею помягче, если я не хочу проблем в дальнейшем. У мышонка есть характер и острые зубки. Кровь Элленджайтов, чтоб её.
Последняя из нас.
– Не сердись. Я не хотел тебя обидеть.
– Никому из нас не станет лучше, если мы позволим себе срываться друг на друге.
Странный аппарат в её кармане вновь ожил, обретая противный пищащий голос.
– Приехала Линда, – оживилась Катрин.
– Твой адвокат?
Нечто похожее мелькало в её мыслях, обрывки которых мне удалось подглядеть.
– В первую очередь Линда мой друг, – просветили меня.
– Хорошо, – кивнул я, сжимая зубы. – Пойдём встретим твоего друга. Адвокат сейчас будет очень даже кстати.
– Ты уверен, что можешь идти?
– Уверен.
***
Линда оказалась красавицей.
– Катрин! – взволнованно бросилась она к моему мышонку. – Ты в порядке?
Увидев меня, замерла, так до нас и не добежав.
– Кто это?
– Меня зовут Альберт Элленджайт, – рискнул представиться я. – Кузина говорила, вы адвокат? – окинул я гостью придирчивым взглядом.
Непривычный костюмчик. Но ей идёт. Ладно сидит на фигурке.
Итак, передо мной стряпчий нового мира? В юбке, выставляющей коленки на общее обозрение? Адвокат-женщина? Куда катится мир?
Взгляд у Линды был цепкий, колючий и умный. Выражение лица без слов говорило о её ко мне антипатии.
Горячая штучка с холодной головой. Ральфу бы она точно понравилась.
– Мне понадобится ваша помощь, – заявил я без обиняков.
Чего на них время-то тратить?
– Моя помощь? – презрительно заломила бровь она. – Чего же вы хотите?
Тайский массаж, милая. А потом минет.
Но тебе я об этом не скажу.
Я сел на диван, широко раскинув руки по его спинке, словно хотел обнять обеих девушек.
А кто бы отказался? Обе – прехорошенькие.
«Наглец», – читалось в глазах Линды.
Она даже не старалась изобразить угодливость перед своим хозяином.
Ох, разбаловался род людской пока нас, Элленджайтов, не было.
– Мне нужны документы, – сделал я следующее заявление. – Не знаю, что теперь используют для удостоверения личности, но догадываюсь, что что-то же используют? Выправите мне бумаги в кратчайшие сроки.
– А полцарства в придачу и жаренного корабля не хотите?
– Пока только бумаги. А там – посмотрим.
– Вы действительно считаете, что я для вас стану что-то делать?
– Станете, Линда.
– Для вас – мисс Филт.
Кажется, я зацепил её сильнее, чем думал? Надо же? А ведь даже не старался.
– Мисс Филт, – кивнул я, соглашаясь с её требованием. – И ещё – мне потребуются деньги.
– Кредитка? – с издёвкой вопросила она. – Или наличными прикажите?
– Пока не разберусь со всеми нюансами – наличными.
– Какую сумму желает получить милорд?
Хороший вопрос.
– Сто тысяч долларов вполне сойдёт для начала.
– Вы это серьёзно?
– Вполне.
Она больше не улыбалась и выглядела сердитой.
– Что заставляет вас думать, будто я стану исполнять ваши желания, как золотая рыбка?
– Если я правильно понял, вы работаете на Элленджайтов? Значит, работаете на меня.
– На вас я точно не работаю.
Меня начало это раздражать.
Как-то не в том я был настроении, чтобы терпеть женские капризы.
– Когда вы работаете на одного Элленджайта вы работаете на всех нас, – разъяснил я ситуацию. – Таковы правила.
– Да мало ли кому в голову придёт объявить себе Элленджайтом? Я что? Каждому должна отвалить по сто тысяч долларов? Я впервые вижу перед собой человека, который неизвестно откуда взялся, да ещё, по собственному же собственному признанию, даже паспорта не имеет! Так с какой такой безумной радости я вообще с вами разговариваю? Слушаю весь это бред?
Я рассмеялся. Ситуация, такой, какой она обрисовывала, и правда выглядела забавно.
– Посмотрите на меня, мисс Филт. Скажите, вы находите меня красивым?
– Мне плевать, красивы вы или нет. Денег я вам не дам.
Я снова не смог удержаться от смеха. Железная леди.
Потом поднялся и не спеша приблизился к ней – подошёл почти вплотную.
Обе женщины не сводили с меня напряженного вопрошающего взгляда.
– К вопросу об идентификации личности, мисс Филт – Элленджайтов легко узнать даже без паспорта. Потому что никто кроме нас не может делать так…
Люблю театрализацию!
А какой кайф найти свежие, восприимчивые души и шокировать их собственными возможностями?
Схватив графин, стоявший на столике и ударив им об угол стола, я отбил ему горлышко. На его месте образовалось нечто вроде острой стеклянной звездочки. Я небрежно воткнул её в живот, провернул, вытащил и отбросил от себя.
Ой, как же мне сейчас не доставало моих любимых белоснежных рубашек с крахмальным воротником и манжетами! На таких расплывающееся алое пятно смотрится особенно эффектно.
Но так тоже ничего. Для неподготовленного зрителя сойдёт.
Линда лишь вздрогнула.
Она, не отрываясь, глядела мне прямо в глаза:
– Вы псих?
Похвальная выдержка. Просто ничем не пробиваемая дама. Адвокат.
– Я Элленджайт, сударыня, – усмехнулся я ей в лицо. – Это одно и тоже. Катрин, мне кажется, пришло время тебе вмешаться в наш дивный диалог. Ты сама прикажешь своему адвокату быть послушней или мне приступить к плану «В»?
Увидев ужас на их лицах, я поспешил объясниться:
– Не делайте таких лиц, леди. Я не собираюсь никого убивать, пытать или насиловать. С дамами я настоящий пацифист – не признаю никакого насилия. Просто внушу твоей подружке отдать мне мои же деньги и расстанемся друзьями.
Вариант «В» мне начинал нравиться всё больше. Стоило начать с него.
– Сделай так, как он говорит, – голосом ожившего манекена молвила моя будущая благоверная.
– Ты в своём уме? – возмутилась Линда. – И не подумаю! Если этот тип посмел тебе угрожать и запугивать, обещаю, он за это ответит. Я…
– Довольно, мисс Филт, – не сдержавшись, повысил голос я. – Достаточно. У вас остался последний шанс служить нам по доброй воле.
–– Мне платит деньги не Катрин, а госпожа Элленджайт. И подчиняться я буду только ей!
– Госпожа Элленджайт?
Сердце моё пропустило несколько ударов, а потом застучало, как сумасшедшее.
Я повернулся к Катрин.
– О ком она говорит? Ты же сказала, что никого из Элленджайтов не осталось?
– Линда, ты сделаешь то, что тебе говорят. Хозяйка Хрустального дома – я. Наследница легата – тоже я. Так что ты либо будешь меня слушаться, либо мы расстанемся прямо здесь и сейчас! Точка.
Ого! Мыши умеют рычать?
Не уверен, что это приятное открытие.
Линда переводила взгляд с одного из нас на другого.
«Они сумасшедшие», – читалось в её взгляде.
– Да зачем вам сдались эти деньги?! – повернулась ко мне разгневанная Линда.
И правда? Зачем мне деньги?
Зачем вообще людям деньги? Очаровательный вопрос.
– Шлюху снять хочу, – любезным тоном сообщил я. – Но, если вам так жаль чужих денег, может быть, обслужите меня сами? Бесплатно?
Глаза Линды сверкнули как у кошки:
– Как вы смеете?.. – тихо и гневно выдохнула она.
– Смею – что? Хотеть шлюху? Денег? Или вас?
– Ты получишь свои деньги, – не глядя на меня сказала Катрин. – А сейчас будь добр веди себя прилично.
Кажется, тут кто-то вообразил, что может мной командовать?
Не буду пока её разочаровывать. Разочаровывать Катрин в мои планы не входило – потом придётся тратить время на дополнительное очарование.
Ай да Катрин. Простушка, но не дурочка. Быстро сообразила, какое перед всеми нами у неё преимущество.
Мы поладим, мой серый мышонок. Нам придётся.
Мне, право, жаль, что тебе не повезло унаследовать фамильное состояние. Я вовсе не хочу делать тебе больно.
Просто жить с Элленджайтами – это всё равно что ходить по лезвию ножа.
Мы, Элленджайты, все так живём – через боль.
Но обещаю, хоть ты сейчас меня и не слышишь, я сделаю всё возможное, чтобы не сломать тебя.
_________________

Спасибо за продолжение.

Екатерина, спасибо за продолжение!
___________________________________

спасибо за продолжение
___________________________________

Примите в читатели

С удовольствием


Пожалуйста.






Вот ещё кусочек проды.
_________________

 » Глава 2 Мир будущего

Новый мир оказался своеобразным. Я словно попал в сказку.
Множество вещей, что в середине девятнадцатого века выглядели смелыми и прогрессивными, теперь смотрелись детскими бирюльками: гальванические токи, телеграф, телефон, о котором мы тогда едва смели мечтать.
Проводной телефон, кстати! О мобильниках никто и не помышлял.
Как такое вообще возможно? Хоть умом и понимаешь, что это всего лишь наука, но – какая наука? Магия!
Я глазам своим не поверил, когда впервые увидел автомобиль. Просто стоял и смотрел, чувствуя себя неразумным ребёнком.
Линда завела мотор, и он взревел как бешеный зверь.
Машина, качнувшись на рессорах, будто корабль на большой волне, сорвалась с места, я пришёл в полный восторг!
Потом состоялось знакомство с телевизором.
Огромный, чёрный, пока внутри него не вспыхнул свет, он преобразился и начал показывать картинки. Они стали меняться одна за другой, давая возможность щелчком пальца перемещаешься с Северного полюса в тропики, из миров прошлого в миры грядущего. По клику стала доступна любая информация, на приобретение которой в прошлом приходилось тратить немало времени и денег.
Новости со всего мира стекались прямиком к дивану, где ты сидел как восточный падишах, потягивая прохладительные напитки и вкушая изысканный десерт.
В первый момент я был ошарашен, очарован, почти на сутки пропал для всего мира. Просто, как сейчас принято выражаться, тупо сидел, переключал каналы и смотрел, смотрел, смотрел, как сомнамбула, в этот бездонный ящик.
Через неделю телевизор надоел. Колодец, что на первый взгляд казался бездонным, исчерпал себя быстрее, чем мне представлялось.
На смену пришёл интернет. Зараза похуже предыдущей.
Чувство, будто я маленький ребёнок, которого привели в огромный магазин игрушек, лишь к концу месяца потихоньку стало сходить на нет.
Новый мир мне нравился. Его скорость, возможности, перспективы. Ничего подобного в прошлом не было.
Катрин оказалась идеальным проводником. Она так умело дозировала информацию, что моя, как она это называла? – адаптация, вот! – проходила безболезненно.
Почти.
Я не мешал ей придумывать легенду о моём появлении. В конце концов, она лучше меня понимала этот мир.
Она играла в меня словно в живую куклу – подбирала одежду, передачи, сайты.
Меня по первоначалу немного удивило, что бумажные книги здесь почти не читали. Но потом удалось разобраться со всеми айфонами, айпадами, ноутами и электронными книгами, с их сходством и различием.
Тоска по привычным газетам отпустила быстро. В конце концов, когда глиняные таблички уходили в прошлое, наверняка, тоже находились люди, которым за этим виделся конец света. Прогресс всегда кому-то приносит боль, оставляя в прошлом привычный уклад жизни.
Электроника мне нравилась.
Про машины уже говорил – я прямо-таки горел давно забытым нетерпением, желая поскорее обрести новый для меня навык вождения.
Это оказалось не так-то просто. Необходимо было соблюсти тысячу условностей, выучить сотню малоинтересных правил. Для этого требовались курсы вождения.
А Катрин, с её маниакальной любовью к правилам не желала даже немножечко их нарушить. Дать взятку должностному лицу, например.
Она была из тех, кто никогда не переходит дорогу на красный свет. Полагаю, даже необходимость произнести невинную ложь ввергала её в глубокую депрессию.
Линда выполнила условия сделки.
Я получил своё удостоверение личности. Теперь годом моего рождения был 1982, лишь дата осталась прежней – 1 октября.
Сложнее оказалось с образованием. Здесь провести аналогию с прошлым сложнее. Сошлись на том, что я закончил школу в далёкой Восточной Европе. Этим якобы, и объясняется моё экзотичное поведение.
Узнав о том, что семейство Катрин предпочитает жить в отеле, я удивился.
Она так и не смогла внятно объяснить, почему мы должны оставаться гостями в отеле, пусть и дорогостоящем, если можем скупить половину города в частную собственность?
– Сколько вы тут обретаетесь? – полюбопытствовал я.
– Два месяца. А что? – дерзко фыркнула Ирис, щедро намазывая абрикосовым джемом тост.
Ирис Оуэн.
Ещё одна кузина из будущего.
Или, правильнее сказать – внучатая племянница?
– Два месяца? – приподнял я бровь. – Нам нужно своё жилище. Что скажешь на предложение купить новый дом?
– Какая в этом необходимость? Кристалл-холл вот-вот отреставрируют.
Куколка Ирис всегда говорила сладким, как карамель, тягучим голосом. И смотрела на меня из-под ресниц. И надувала губы. Даже одевала блузки, позволяющий в глубоком вырезе любоваться всеми её прелестями.
Впрочем, кроила она из себя роковую соблазнительницу, коей не была ни в малейшей степени, зря. Мне-то, повидавшему на своём веку множество знойных красоток, было видно с первого взгляда, что весь её роковой опыт существует лишь в воображении. Но если она не бросит дурную манеру со мной кокетничать, в нашей маленькой семье могут возникнуть разногласия.
– Ты хоть раз там была? – спросил я.
– Где?
– В Кристалл-холле.
– Нет.
– Больше чем уверен, тебе не захочется там жить. В домике поменьше нам будет уютнее.
– Так это ты теперь будешь решать, что нам нужно, а что нет? – саркастично фыркнула плутовка.
– Имеешь что-то против?
– С какой стати это должен быть ты?
– Ну, я вроде как в нашей семье пока единственный мужчина?
– Мужчина? – насмешливо протянула она.
К этому времени Катрин решила присоединиться к нашей маленькой компании.
Выглядела она измученной. Под глазами тени.
Опять, наверное, за своими медицинскими книжками просидела до зари?
– Доброе утро, – ободряюще улыбнулся я.
– Доброе, – кивнула она.
– Что такое? Ты не в духе? Может быть, голова болит? – с деланным сочувствием подтолкнула кузине чашку чая Ирис.
– Плохо выспалась.
– Чего ради изводишь себя бессонницей?
Катрин не ответила, принимаясь за завтрак.
– Хочешь знать, о чём мы тут без тебя беседовали? Альберт говорил о новом доме, – с ехидной улыбкой оповестила Ирис.
– Ты хочешь купить новый дом? – удивлённо вскинула на меня глаза Катрин.
– Ну, своё жилище, это же… круто?
– Но в документах записано, что…
– Ты должна оставаться бездомной? – подначил я. – Зарегистрируем дом на меня. Формальности будут соблюдены.
– Почему на тебя? – возмутилась Ирис. – Если так приспичило, регистрируйте на меня лучше!
Я снизошёл до пожатия плечами:
– Катрин может регистрировать бумаги на кого хочет, но чем раньше мы съедем отсюда, тем будет лучше. Для всех.
Ирис вновь бросила на меня сердитый взгляд.
Необычные всё-таки у неё глаза. Такого цвета не могу припомнить ни у одного из своих знакомых – словно фиалки. Бывает же такая красота?
Слава богу, что она оставляет меня равнодушным.
Я быстро понял – малейшая шалость в этом направлении со стороны Катрин прощена не будет. Так что с первого часа нашего знакомства я старательно разыгрывал из себя с Ирис старшего братца.
– И когда вы собираетесь выбирать дом?
Фиалковые глаза Ирис загорелись сдержанным оживлением. Малышке явно не терпелось составить нам компании.
– Хочешь поехать с нами? – лениво протянул я.
– Не уверена, что Линда согласится выделить нам новую сумму денег, – передёрнула плечами Катрин.
– Линда не может согласиться или не согласиться.
Катрин никак не могла научиться расставлять правильные приоритеты.
– Она может либо выполнить наш приказ, либо мы её уволим.
Катрин приподняла брови.
Насколько я сумел разобраться в её характере – она упрямая. Не вступает в полемику, доказывая свою правоту, а молча гнёт свою линию. Но при этом с таким напором, что любая горластая баба рано или поздно уступит, сделав так, как хочет эта тихая мышка.
– Дело не в Линде, – сверкнула глазищами Ирис. – Дело в Катрин. Она просто не хочет, чтобы я ехала с вами, вот и всё!
– Чушь! – с горячностью возразила та, но вспыхнувшие розовым щёки выдавали её смятение.
– Не переживай! – Ирис в сердцах отбросила салфетку, поднимаясь. – Я не собираюсь соперничать с тобой за внимание Альберта. И не стану досаждать ненужным обществом. Можешь быть спокойна, сиятельная графиня, как только удастся убедить маму в очевидном – в том, как мало ты в нас теперь нуждаешься – мы уедем, и ты нас больше не увидишь.
– Не говори ерунды! – вскинулась Катрин.
Ирис покинула нас, оставив после себя грозовую атмосферу.
– Нет! Она невыносима! – вскричала Катрин.
– Самое время отнестись к ней снисходительнее. Не думаю, что твоя кузина каждый день выбирает недвижимость, – попытался я донести до неё своё видение конфликта. – Процесс выбора – это настоящее удовольствие. Она просто хотела разделить его с нами…
– Я бы не советовала тебе вмешиваться в мои отношения с сестрой, – резко оборвала Катрин.
– Разве я вмешиваюсь?
– Ты даёшь советы, которых я не просила!
Она права. Мне не следовала этого делать. Ненужно было вмешиваться. Я и сам это знал.
Но всё равно меня бесил взятый ею тон!
– Похоже ты не нуждаешься не только в чужих советах, но в обществе. Моё почтение, мадемуазель Кловис.
Во взгляде Катрин промелькнуло сожаление. Она не хотела, чтобы я уходил.
Но, если исключить общение, мне за столом делать было нечего. Это стало проблемой, портившей существование – я не мог есть.
Лечилось подобное отсутствие аппетита одним единственным способом – кровью. Причём обычная кровь тут помочь не могла.
Мне нужна была кровь Элленджайтов.
Мне нужна была кровь таких же, как я. Только таких, как я, в мире больше нет.
Чтобы про Элленжайтов не говорили, мы не маги, не вампиры и не демоны.
Никто в нашей семье никогда не проводил кровавых обрядов с человеческими жертвоприношениями. Не призывал дьявола.
Говоря современным языком – мы мутанты.
В связи с чем произошли эти изменения, никто не знает, но чем сильнее повреждение нашего организма, тем быстрее делятся клетки, восстанавливаюсь.
Чем сильнее они восстанавливаются, тем сильнее боль, которую мы испытываем.
Поскольку кровь быстро сворачивается, есть лишь один способ получить её наполненной живительным началом – пить прямо из уст.
Для донора процесс не слишком приятный, а вот для получателя всё совсем иначе. Никакой алкоголь, наркотики и прочий допинг не сравнятся по силе воздействия с кровью Элленджайтов.
Я не знаю, какой орган в моём теле отвечал за производство этих полезных, восстанавливающих веществ. Но так или иначе эти гормоны поступали в кровь, заставляя одни клетки делиться, другие – разрушаться.
Когда токсинов от разрушенных клеток накапливалось слишком много, происходило то, что мы между собой определяли, как приступ – вместе с кровью организм избавлялся от шлаков.
Как известно, любой орган имеет свои пределы. И если их преступить, ничем хорошим это не заканчивается.
А мы, Элленджайты, спецы в преступлении любого предела.
В старые времена, когда организм одного из нас работал на пределе, всегда был рядом другой, готовый поделиться кровью.
Теперь я был один.
Дополнительных источников и страховок нет, а значит, очень может статься, мне не придётся жениться на Катрин, поскольку воскрешение моё окажется недолгим.
Я пытался пить обыкновенную кровь. При здешних условиях это оказалось несложно. Медицинские сыворотки кое-как поддерживали силы, служа источником питания, но в силу состава и моих особенностей они никак не могли быть той чудесной батарейкой, что была так необходима.
Острая боль изматывала постоянно. Я становился раздражительным и излишне возбудимым.
В такие минуты мне нравилось сбегать от моей наставницы и блуждать по городу в полном одиночестве.
Нравилось со свистом нестись по пустынной дороге.
Всё вокруг изменилось. Я не узнавал ни старых улиц, ни старых магазинов, не было прежних аллей, домов и двориков. Но одно осталось неизменным: старый дом плотских радостей. Наше детище, гнездо порока – Астория.
От размышлений и планов меня отвлёк стук в дверь:
– Входи.
Катрин вплыла в комнату и остановилась, глядя на меня обличительно.
– Я весь внимание.
– Ты купил новый автомобиль?
– Да. Купил. Есть причины для возражения?
– У тебя нет прав.
– Права я тоже купил. Деньги открывают огромные возможности, за что столь нежно многими и любимы.
– Тебе знакомо слово «ответственность»? – сощурилась она, пронзая меня взглядом. – Если ты не ценишь свою жизнь, мог бы хоть бы к чужой отнестись с уважением?
– Если уж я не ценю собственную жизнь, то другая для меня точно ничего не значит. Ладно, расслабься. Если пешеходы не станут перебегать дорогу прямо перед моим капотом, им с моей стороны ничего не грозит. Я прекрасно отличаю красный цвет от зелёного, значение знаков понимать не разучился, так что всё под контролем. Может быть, ты всё-таки присядешь? – повторил я, так как Катрин продолжала стоять посредине комнаты, изображая из себя ангела, явившегося с укоризной.
– Не думаю, что нам стоит продолжать разговор, Альберт.
– Согласен. Мне тоже кажется, что мы слишком много спорим.
– Это неизбежно.
– Этого легко избежать, – возразил я. – Ненужно вести себя со мной, как мамочка с неразумным ребёнком, пытаясь контролировать каждый мой шаг. Откровенно говоря, контролировать меня вообще ненужно.
На её личике отразилась обида.
– Я понимаю, что ты делаешь это из лучших побуждений. Но пойми – я не ребёнок и не умалишённый. Я способен позаботиться о себе сам. Мир вокруг не так уж сильно изменился, чтобы потерять в нём ориентир.
– Хорошо, – кивнула она. – Я больше не стану навязываться с помощью.
– Катрин…
– Мне нужно в университет. Увидимся позже.
Она ушла, разобиженная.
Я подошёл к окну.
Снова шёл дождь.
Осень, ноябрь. Серое небо, серая улица, серые прохожие.
Серая даже вон та девушка в ярко-красном драповом пальто.
Скрестив руки на груди, я позволил себе задуматься о будущем.
Лгать себе не имело смысла. Необходимость связать судьбу с Катрин вызывала во мне отторжение и неприятие.
Не то чтобы Катрин мне не нравилась. Очень даже милая, симпатичная, достойная уважения девушка. Я привязался к ней.
Но в том, что наша совместная жизнь будет пыткой я не сомневался.
Уже сейчас мы не могли четверти часа провести в обществе друг друга, чтобы не поругаться.
Однако позволить, чтобы семейное состояние уплыло вместе с её рукой к совершенно случайному человеку я не мог. Не так воспитан.
Только тот, в ком течёт кровь Элленждайтов, наследует то, что после Элленджайтов останется.
Правда, большой вопрос, могут ли у меня быть дети?
Ситуация «без меня меня женили» не могла радовать.
Катрин была безупречна. И от того бесила ещё сильнее.
_________________

 » Глава 3 Ночь в Астории

Дождь сводил с ума.
Я – солнечный мальчик. Легко переношу и холод, и жару, лишь бы было солнце. Туманы и бесконечная мокрота меня убивают.
В ноябре сумерки спускаются быстро.
Зажглись первые фонари. Неоновая реклама расцвела всеми цветами вдоль блестящих от влаги асфальтовых дорог.
По стеклу машины монотонно стучали капли дождя, убаюкивая, снимая напряжение и одновременно снижая внимание.
Автомобили шли сплошным потоком. Кто-то кого-то подрезал в нетерпении, раздавался пронзительный визг сигналов и тормозов.
Из-под колёс брызгами вздымались лужи, задавая грязью проезжающие мимо машины и пешеходов.
В 21 веке город стал таким шумным!
Теперь не нужно было тащиться на концерт. Достаточно стало небрежного движения пальцем, чтобы прослушать любимую мелодию, льющуюся из динамиков плейера, перекрывающую звуки улицы.
И какая это была музыка!
Уверен, Ральфу понравился бы рок.
Синтия – та брезгливо поджала бы губы, хотя втайне тоже бы наслаждалась.
Я петлял по городу, развлекаясь тем, что пытался в хитросплетении новых улиц отыскать призраки прошлого. Иногда удавалось узнать дома, успевшие превратиться в раритетных старичков, но большей частью город поменялся до неузнаваемости.
Остался старый, знаменитый в прошлом театр «Опера».
В здании Дворянского Собрания расположился музей.
Обсерватории больше не было.
Зато Храм вроде, как и не постарел за истёкшие годы. Даже окружавший его парк мало изменился. По-прежнему к нему вела вымощенная камнями мостовая.
Помню, словно вчера, по ней прогуливались дамы в кринолинах в сопровождении мужчин с тростью и в цилиндре.
Я находил в себе силы искать отголоски прошлого на улицах, но мне не хватало храбрости, чтобы попытаться узнать подробности о жизни тех, кого я любил.
Устав плутать по улицам я поехал в Асторию.
К тому времени как я подъехал к зданию, почти вся площадь перед ним была заставлена машинами.
Охранник выдвинул вперёд массивной плечо, преграждая путь:
– Ваш пропуск, пожалуйста.
В былые времена стоило ногу подставить на ступень кареты, как лакей, выполняющий ту же роль, что и этот амбал, бросался через всю улицу с раскрытым зонтиком, стараясь угодить.
Но то были другие времена. Здесь на меня смотрела волком.
– У меня нет пропуска, любезный.
– Тогда проваливай!
Я улыбнулся:
– Разве можно так говорить с клиентом?
– Я сказал – проваливай!
Коснувшись руки, я перехватил его взгляд и потребовал:
– Пропусти.
Глаза у охранника сделались мутными, словно он хлебнул лишнего. С лица исчезло всякой выражение.
В следующий момент дверь приветливо распахнулась.
Полумрак в прихожей раньше разгоняли дорогие парафиновые свечи. Теперь же, с изобретением электричества, загадочная атмосфера достигалась за счёт тусклых, сделанных под старину, светильников.
Коридор уводил в главную залу. На второй этаж убегала изогнутая, украшенная лепниной, лестница с ужасающе-безвкусными амурами, которых здесь даже в мою эпоху не было.
Раньше дворецкий у входа услужливо забирал перчатки, цилиндры, плащи.
Теперь приходилось ножками топать до гардероба, чтобы самому сдать туда пальто. Как-то выбивало это из атмосферы очаровывающего порока.
С первого взгляда всё выглядело более, чем цивильно. Даже скучно.
На сцене девица, в длинном откровенном платье, с причёской, украшенной перьями, технично тянула высокую ноту. Придраться невозможно, но исполнение не цепляло.
Девице аккомпанировал тип в чёрном сюртуке. Тоже чистенько, но без огонька.
В зале за круглыми столиками расположились успевшие прибыть клиенты. Были здесь смешенные пары, были чисто мужские и (чего прежде в Астории никогда не было) чисто женские компании.
Вот тут-то я постиг истинное значение слова «феминизм».
Светильники, похожие на хрустальные шары, мягко сияли с середины каждого стола.
Словно призраки, между столиками скользили официанты.
Стоило перешагнуть порог, как ко мне сразу же скользнул… затрудняюсь определить должность? В наше время его бы назвали управляющим.
– Простите, сэр. Вы новенький? Могу я увидеть ваш абонемент?
– Боюсь, что нет. Ведь я даже не знаю, что это такое.
Сколько себя помню, стоило одному из Элленджайтов появиться на людях, реакция всегда была одна и та же – пристальное внимание и вожделение, иногда прикрытые, иногда нет.
– Это закрытый клуб. Случайные посетители не могут здесь находиться.
– Тогда, полагаю, самое время завести этот… как его – абонемент? Сделайте всё, что нужно. И проводите меня к свободному столику.
Моя просьба вкупе со взглядом и прикосновением сделали своё дело.
– Да, сэр. Конечно, сэр. Идёмте, сэр. На какое имя прикажите выдать пропуск?
Исполнительницу заунывной мелодии сменила другая, почти такая же, с той лишь разницей, что была брюнеткой. Создавалось впечатление, что даже песню они тянули одну и ту же.
Парадокс! В наше время подглядеть женскую ножку было за счастье. Стоило увидеть стройную лодыжку хорошенькой женщины, как голову кружило от желания.
А тут повсюду длинные обнажённые ноги на вызывающе-высоких каблуках со всех сторон, а вот поди ж ты? Не трогает.
Всё напоказ: грудь, шея, спина, яркая косметика, навязчивый запах духов. Ничего не оставалось для фантазии.
– Ваше шампанское, сэр, – склонился официант в поклоне, снимая с подноса бокал, ставя его передо мной.
– Я ещё ничего не заказывал.
– Его прислали леди вон за тем столиком.
Я перехватил взгляд трёх горячих красоток.
Они захихикали и, склонив, головы, о чём-то зашушукались.
– Принесите три бутылки шампанского к столику девушек, – решил не оставаться я в долгу. – Вычтите отсюда всё, что я сегодня закажу, а оставшуюся сумма пойдёт в счёт чаевых.
– Да, сэр, – осчастливленный, официант упорхнул.
– Разрешите? – подошёл я к милой троице щебетуний.
Девушки переглянулись и снова захихикали.
Не дожидаясь ответа, я ногой подтянул к себе стул:
– Надеюсь, вы любите «Дон Переньон»?
– Предпочитаем «Вдову Клико», – соблазнительно повела плечиком хорошенькая невысокая брюнетка с кукольным личиком.
– Учту на будущее. А пока – за знакомство?
Знакомство развивалось бурно. Девчушки оказались не промах.
Ни одна из них не желала уступать моего общество другой, в результате мы неплохо развлеклись вчетвером. Там, где не хватило моего запала и энтузиазма, дамы справились сами.
Когда в воображении рисуешь себя секс со множеством красавиц, то представляешь, что все они обслуживают одного тебя. В реальности же всё иначе.
Брезгливым и ранимым людям подобного опыта лучше избегать.
Я не был ни тем, ни другим, но откровенно говоря, секс с четырьмя красотками меня не удовлетворил, хотя и измотал изрядно.
Наверное, следовало вместе с ними принять их чудесный белый порошок под название кокаин. Но мне хватило жесткой наркозависимости в прошлой жизни. Не хотелось начинать с того же, чем закончил. А чувственный угар на трезвую голову переносить тяжко.
– Торопишься? – оплела мою шею руками полногрудая блондинка.
Похлопав её по ягодицам, я отстранился.
– Нужно выпить.
– Торопишься попасть на выступление Санфила? – хихикнула черноволосая куколка, прижимаясь ко мне со спины.
– Нам тоже следует поторопиться, – чихнула третья девушка, втянув в себя белую дорожку наркотического порошка.
– Кто такой Санфил? – я с удовольствием мял ладонями пышные, мягкие груди блондинки, одновременно млея под умелыми ласками её черноволосой подруги. – Местная знаменитость?
– Как ты относишься к садо-мазо? – засмеялась блондинка.
Смех её перешёл в стон, как только мои губы сомкнулись на вызывающе-привлекательной горошинке её соска.
– Тебе должно понравится, – сжалась на моём члене умелая ручка черноволосой куколки.
Я закусил губу, стараясь не стонать, в очередной кончая в её умелые ладошки.
– Кажется, мне определённо нравится, – ухмыльнулся я, как можно мягче высвобождаясь из рук прелестниц.
Спускаясь я ощущал себя взбудораженным как раздразненный зверь.
Ступени вибрировали под ногами от музыкального ритма. Кажется, аппаратура издающий этот мощный звук называется сабвуфер? Благодаря ей ритм чувствуется прежде самой музыки.
В зале свет был полностью приглушён. Освещалась только сцена похожими на молнии всполохами.
Поначалу я принял происходящее за инсценировку: мол, кто-то пытается имитировать наши, Элленджайтов, фамильные таланты.
Но потом понял, что ножи настоящие.
И цепи.
И кровь.
Катрин сказала, что никто из мужчин в нашем роду не выжил, но юноша, чьё тело распяли на цепях, пропуская их через обильно кровоточащие раны, явно был одним из нас.
Никто другой так не сумел. Просто не выжил бы.
Страшное фантасмагорическое действие с картинкой, где человек представлялся пауком с тысячью металлических ножек, словно щупальца выходивших из его тела, подходило к концу.
Зашумели лебёдки. Санфила опустили на пол. Ассистенты поддержали, потом стали вытаскивать крючки с цепями.
Слушая лязг цепей, я почти чувствовал, как каждое звено выскальзывает и из моего тела тоже.
– Я могу встретиться с Санфилом после представления? – спросил я у официанта.
– Сами понимаете, желающих много. Пробиться непросто.
– Проводите меня в его комнату.
– Предупреждаю, Санфил бывает очень груб с непрошенными гостями.
– С непрошенными гостями редко кто любезен. Не говори больше ничего. Просто – проводи.
Я хорошо помню эту часть здания. Мы часто снимали этот номер с Ральфом.
Как и всё в этом городе, место изменилось, оставаясь прежним. Вместо деревянных шпалер – обои, но в том же стиле и цвете. Ковёр на полу другой, но общее впечатление такое, будто в картинку, оставшуюся в памяти, внесли незначительные искажения.
– Комната мистера Санфила сэр.
Сунув проводнику стодолларовую банкноту, я посчитал, что наше общение исчерпало себя.
Когда я вошёл, Санфил стоял у стола перед тазиком с чистой водой и горой бинтов. Окровавленная рубашка валялась прямо на полу.
В ответ на моё несанкционированное вторжение он обернулся, и я увидел точёные и одновременно с тем резкие, почти хищные, черты.
Выражение его лица нельзя было назвать приветливым.
Впрочем, тёплого приёма я и не ожидал.
– Какого чёрта?..
Стоило его взгляду упасть на меня, Санфил смолк, разглядывая меня с тем же откровенным любопытством, что я – его.
– Кто ты такой? – спросил он.
– Тебе нужно моё имя?
– Кто тебя сюда впустил? И почему?
Я сделал пару шагов, и мы оказались лицом к лицу.
– Возможно, у них не было возможности меня остановить? Видишь ли, когда я чего-то хочу, я бываю очень целеустремлённым.
– Ну и чего же ты хочешь? – усмехнулся он.
Его полные, чётко очерченные губы были так близко, что голод, живущий во мне со дня воскрешения, обострился. Зверь, покорно сидящий на коротком поводке столь смиренно, что я и сам уверовал в его кончину, поднял голову и востребовал добычу.
– Тебя.
Между нами пробежала искра.
Честно говоря, я и не ожидал такой горячей реакции на свою провокацию.
Ничего подобного изначально в мои планы не входило. Но процесс, бесспорно, увлекал.
Губы у него были твёрдые, горячие.
Санфил был весь как раскалённая печь и мне это нравилось.
Выносливый жеребец, идеальная секс-машина, с которой, в отличии от хрупких и ранимых девушек, можно было не сдерживая себя, делать всё, что хочется.
Движения Санфила были резкими. Казалось, будто каждое его глубокое проникновение, словно таран, разрывает тело.
Он чувствовал, что причиняет мне боль. И ему это нравилось.
Я чувствовал, как кровь, – наша необычная чудесная кровь – растекается внутри меня, поднимается выше, струится по губам и капает вниз, оставляя следы на полу, простыне, моих руках.
Дернувшись пару раз, Санфил замер, тяжело дыша.
Удовольствие он, как я боль, терпел молча.
Я, наконец, мой позволить себе то, без чего мне было не выжить – припав к его губам, словно сок через соломинку, пил его кровь.
Я глотал, словно путник в пустыне, набредший на оазис с водой.
У крови Ливиана был странный вкус. Солёно-горький, густой, пряный – такой же горячий, как он сам.
В своём исступлении я не сразу понял, что он отталкивает меня, сначала мягко, а потом толчком в грудь.
– Хватит! – прорычал он, сгибаясь.
Он был бледный и слишком красивый. Будто внутри него вспыхнула энергетическая лампочка, именуемая душой, прожигая бренную плоть и стремясь из неё вырваться.
Придерживаясь рукой за стол, Санфил кое-как добрёл до стула и осторожно, боком, сел.
Дышал он тяжело, глубоко и осторожно.
А моя боль к этому времени успела словно задремать, став вполне терпимой.
– Кто ты такой? – вскинул на меня глаза Санфил. – Очередной ублюдок Рэя?
– Кто такой Рэй? – в свой черёд поинтересовался я.
Раны на теле Санфила успели затянуться, но шрамы ещё пятнали смуглую кожу на животе.
Моя же рубашка была вся в его крови.
– Живописно выглядишь, – хмыкнул он.
– Что есть, то есть. Альберт Элленджайт, – протянул я ему руку.
– Ливиан Санфил, – пожал её он.
_________________

 » Глава 4. Договор

Под утро всегда тяжелая голова, а тут на душе ещё кошки скребут. Я чувствовал себя грязным и никуда н мог от этого чувства деться.
Рефлексировать о происшедшем не имело смысла. Мне и без того были понятны мотивы собственных поступков: попытки в новом отыскать старое. В известной степени это удалось, только «удавшееся» делало действительность ещё тягостнее.
Лучше не стало, когда, войдя в комнату, я лицом к лицу столкнулся с заплаканной Катрин.
– Где ты был?! – накинулась она на меня.
Голос её дрожал от переполнявших эмоций.
– Сейчас почти четыре утра! Я звонила раз сорок, наверное – ты не ответил ни разу! Да ты хоть понимаешь, что я чуть с ума не сошла?!
Мне хотелось тоже наорать в ответ, но я сдержался.
– Что ты делаешь в моей комнате? – голос мой всё же звучал суше, чем я рассчитывал. – Почему до сих пор не спишь?
– Не сплю, потому что жду тебя! Я боялась, как бы с тобой не случилось что-нибудь страшное. А когда я волнуюсь, я не могу спать. Не дожидаться же мне тебя в вестибюле? Вот и пришла сюда.
Бросив презрительный взгляд Катрин направилась к двери.
Уф! Кажется, сцена отменяется? Только почему-то от осознания этого не делалось лучше.
– Катрин, подожди!
Я сам не знал, для чего окликнул. Что хотел сказать?
– Мне жаль, что заставил тебя волноваться. Следовало позвонить, но я не привык к тому, что обо мне беспокоятся.
– Больше не стану отягощать ненужной опекой. Хотя я ведь уже обещала это, правда? – невесело усмехнулась она. – Впредь постараюсь лучше держать данное слово.
– Катрин, прошу тебя, не злись.
Но она злилась. И очень. Хоть старалась держать себя в руках и не выказывать эмоций, от неё волнами исходили разочарование и гнев.
– Постараюсь. А теперь – дай пройти. Мне вставать через три часа.
Она вышла, аккуратно прикрыв дверь.
Катрин холодна, но у этой холодности есть свои положительные стороны – она не закатывает сцен.
Голова была пустая.
Сняв с себя пиджак, я почувствовал резкий и сладкий запах женских духов. Мысль о том, что Катрин тоже заметила этот аромат была неприятна.
Никогда раньше мне не приходилось стыдиться своих поступков. Может быть потому, что чувство стыда – это вообще не то что было принято испытывать в нашей семье?
После душа я почувствовал себя лучше, будто с грязью физической смыл и грязь духовную.
Сел на диван, закурил, принялся размышлять.
Не знаю, есть ли Бог? Наверное, есть. Иначе откуда бы взялся для меня второй шанс? Небеса практически дали мне всё то, о чём я просил – возможность построить жизнь заново. Всё – с чистого листа.
А что я делаю?
Наступаю на те же грабли.
На следующий день я решил искупить вину и помириться с Катрин.
Для начала куплю ей букет, большой и пышный.
Одна беда – я понятия не имел, какие цветы она любит.
Обратившись за помощью к Ирис, натолкнулся на недоуменный взгляд.
– Лучше подари книгу. Желательно узкоспециализированную. Инструкцию по наложению хирургических швов, например. Или про какой-нибудь особенный способ операции на сердце. Что-то в этом роде Катрин гарантированно придётся по душе.
Поскольку Ирис помочь не захотела я обратился за консультацией прямо к специалисту – девушке-флористке, торгующей в цветочном павильоне.
– Мне нужно что-нибудь изысканное. Цена вопроса не интересует.
Понятие продавщицы об изысканном меня поразило.
В качество «изысканного» мне был представлен огромный, едва руками обхватишь, букетище. В нём чего только не натыкано: розы, герберы, георгины, а ещё непонятная ерунда, похожая на крохотные горошинки на стебельке-паутинке.
Зелёная трава, наводящая на мысль о тропической пальме, возвышалась над цветами на высоту ладони.
Всё это чудо великолепное затянули в прозрачный полиэтилен, но и на этом композиция оказалась не закончена.
По цветам ползали искусственные жуки из блестящих камушков, сверкали крыльями бабочки, на листиках пристроилась парочка улиток и, прости господи, гусениц.
– Что-нибудь ещё?
Букеты экзотических орхидей тоже не приглянулись. Вроде бы и изыскано, как заказывал, но – не то.
– Камелии?
Камелии когда-то любила мама.
В Кристал-холле под них в своё время половина оранжереи отводилась.
– Конечно, – услужливо кивнула продавщица.
– Прекрасно. Создайте композицию в классическом стиле, без обертки и бабочек.
Погода была отвратительная. Северный циклон принёс с собой снег вперемешку с дождём.
Во второй половине ноября на улицы Эллинджа обычно ложился снег и грязь подмораживало. А тут сплошной кисель. Колёса автомобилей взбивали лужи как миксером – до пены.
Часы показывали четверть третьего, а вокруг уже сгустились сумерки.
Пристроившись в длинный ряд автомобилей, я пристально вглядывался в поток студентов, хлынувший через двойные двери центрального входа. Взгляд практически сразу выхватил в толпе хрупкую, чуть сутулящуюся под тяжестью рюкзачка, фигурку в серой куртке.
– Катрин!
Она обернулась, но не сразу меня узнала.
– Альберт? – тонкие брови тревожно сошлись над переносицей. – Что-то случилось?
– Вот, решил тебя встретить. Может захочешь со мной покататься по городу?
Катрин продолжала в нерешительности перебирать чуткими пальчиками ремешок рюкзачка:
– Сегодня был трудный день.
– Мы просто посидим и поболтаем. Это несложно.
– Хорошо, – со вздохом согласилась она.
– Это тебе, – протянул я букет.
– С чего ты сегодня такой милый?
– Я всегда милый. Ты просто мало меня знаешь, вот и не заметила.
– Спасибо. Цветы красивые, – спрятала она лицо в ароматных лепестках.
– Рад, что ты любишь камелии.
– Цветы красивые, но… давай на чистоту. Чего ты хочешь от меня, Альберт?
Я нахмурился:
– Чего хочу? – протянул удивлённо. – Хочу, чтобы мы были друзьями.
– Друзьями? – протянула она. – Только друзьями и больше ничего? И потому даришь мне цветы и расточаешь очаровательные улыбки? Я ценю твои попытки быть милым, Альберт, но знаю, что на самом деле ты не такой.
Катрин снова вздохнула:
– Рано или поздно нам придётся серьёзно поговорить. Почему не сейчас? Ты должен понимать – я не такая дурочка, какой кажусь...
– Ты не кажешься мне дурочкой! – попытался возразить я.
– У меня хватает интеллекта, чтобы понять мотивы твоих поступков, – продолжала она, словно не слыша. – По правде говоря, тебя нельзя за это винить. Состояние Элленджайтов принадлежит тебе куда больше, чем мне, и я не возражаю против того, чтобы так оно и было. Только не знаю, как вернуть его тебе законным путём. Такого пути нет.
Она помолчала, кусая губы:
– Ни одного, кроме заключения брака. И в этом контексте становится понятным твоё желание быть милым, – пожала она плечами. – Я благодарна уже за то, что ты не стал разыгрывать из себя рокового соблазнителя. Хотя мог бы.
– Даже не знаю, что сказать на это.
– Ничего не говори. Я верну тебе твоё. И если для этого мне придётся выйти за тебя замуж – я готова. Только с одним условием: ты не будешь разыгрывать из себя Ромео.
– То есть, – насмешливо протянул я, – ты согласна по доброй воле отдать мне всё, что имеешь? Не то чтобы я не был рад такому повороту событий, но ты не думаешь, что это глупо?
– Вся эта история с внезапно свалившимся наследством для меня с самого начала тягостна. Так что, глупо или нет, но я рада тому, что всё закончится. Я без сожалений отдам тебе то, что ты жаждешь получить. Но прошу тебя, Альберт, будем честным со мной.
– Честным? В каком смысле?
– Разве в честности может быть какой-то иной смысл? Быть честным значит не лгать, не притворяться, не хитрить. И, в контексте нашего разговора позволь честно закончить: я не уверена, что мы сможем с тобой любить друг друга как Тристан и Изольда. Но мы можем стать друзьями.
Я притормозил у одного из маленьких бесчисленных кафе, рассыпанных вдоль дороги. Мы вошли внутрь перекусить.
– Ты предлагаешь фиктивный брак? – полюбопытствовал я.
– Возможно со временем наши отношения могут вырасти во что-то большее. Знаю только, чего я точно не хочу – фальшивых ухаживаний, слащавого романтизма и ненужной траты времени на глупое рисование пробитых стрелой сердечек.
– Я не согласен.
– Не согласен? – удивилась Катрин. – С чем?
– Мне нравится слащавый романтизм. И, поскольку я никуда не тороплюсь, я готов тратить время рисуя сердечки на песке. Может быть, это не слишком толково, зато красиво. Или на красоту в этом веке тоже нет времени? Стесняюсь спросить, а куда, собственно, все мы так торопимся, что жить некогда?
– Нельзя сказать, что с тобой легко иметь дело, Альберт Элленджайт, – вздохнула Катрин. – Я лишь пытаюсь всё упростить, – покачала она головой.
– Зачем? Проще не значит лучше. Есть вещи, на которые стоит тратить время, потому что вернуть или повторить эти мгновения не получится. Ты считаешь флирт ложью? Но флирт – это игра, правила которой позволяют людям изящно подойти к черте серьёзных отношений и, если будь на то их желание, без обид разойтись.
Веками существовали правила взаимодействия мужчины и женщины, облегчающие им путь друг к другу. Не понимаю, почему наши потомки выкинули всё это на свалку? Что-то незаметно, чтобы вы стали от этого счастливее. Читала Библию? Всё зло от женщин.
– Так и знала, что ты шовинист.
– Шовинизм здесь не при чем. Это факт: общество ведёт себя так, как позволяет женщина. Мужчина станет таким, каким желает видеть его женщина. Увидит слабым, подлым и никчёмным – так и будет. Увидит сильной личностью – тоже так будет. Женщины по сути своей либо добрые волшебницы, либо ведьмы.
Катрин грустно улыбнулась:
– А мне-то всегда казалось, что женщина просто игрушка в руках мужчины. Мир принадлежит вам. Не нам.
– Мир принадлежит мужчинам, но мужчина без женщины как земля без солнца, как еда без соли. Любим ли, ненавидим ли, бунтуем против вашей власти – но в каждом нашем дыхании существуете вы, женщины. В мире целомудренных женщин живут целомудренные мужчины, а мире блудниц – похотливые козлы. Я же говорю: либо фея, либо – ведьма…
– Альберт?
С удивлением обернувшись я не сразу узнал симпатичную невысокую брюнетку, по-хозяйски положившую мне руку на плечо.
– Вот ты где?
Предприимчивая бойкая девица склонилась ко мне, обдавая запахом духов и поцеловала.
Я остолбенел от удивления.
Нельзя сказать, что было совсем неприятно. Тёплое женское тело оно всегда теплое женское тело. Но более неподходящего момента для лобзаний придумать сложно.
Девица на моём месте могла закатить оплеуху некстати подоспевшему охальнику. У джентльмена таких привилегий нет.
Вырываться я не стал. Просто сидел и ждал, когда прелестница сама собой отвалится, как насосавшаяся пиявка.
Расчёт оказался верен. Когда страстной даме не хватило дыхание, она выпрямилась, оставив меня в покое.
Стерев следы её помады с губ, я смерил её взглядом.
Но девица пожала плечами и уселась рядом, по-хозяйски закинув мне руку на плечо и игнорируя застывшую столбом Катрин.
– Я была уверена, что мы встретимся. Противный мальчишка! Ты даже не поинтересовался моим адресом? – надула она губы.
– Я должен был?
– Мне казалось, мы неплохо провели вместе время?
Теперь я узнал девицу.
Черт! Вот только этого мне сейчас и не хватало!
– Кто она такая? – кивнула девица в сторону Катрин.
– Моя невеста.
– Невеста? – презрительно фыркнула черноволосая куколка. – Скоро это останется в прошлом.
– Кто это? – в свой черёд поинтересовалась Катрин.
– Незнакомка, качающая права, которых у неё нет, – со вздохом ответил я, устало пожимая плечами.
– Ты хоть знаешь, с кем говоришь? – вскричала эта сумасшедшая.
– Нет. И мне даже не интересно.
Девица повернулась к Катрин:
– Так, красавица, исчезни. Нам нужно поговорить.
Катрин окатила ледяным взглядом сначала куколку, потому меня.
Причём взгляд, доставшийся мне, был на пару градусов холоднее. Ну где справедливость?!
– Я жду тебя с объяснениями ровно через пять минут.
– Значит, так, – заявила черноволосая, по-хозяйски усаживаясь на место Катрин, закидывая ногу на ноги и постукивая ярко-красным острым ногтем по столешнице. – Сейчас ты пойдёшь и скажешь своей бывшей, что она может катиться куда угодно. Что больше ты её знать не хочешь и с сегодняшнего дня встречаешься со мной.
– С какой стати я это сделаю?
– Меня зовут Амара Сорен. Мой старший брат работает на Рэя Кинга.
– Сия ценная информация для меня пустой звук. Плевать я хотел на Рэя Кинга и твоего брата, Амара Сорен. Не знаю, может быть среди твоих знакомых подобное поведение норма, но с моей стороны ты смотришься просто смешно с этими, ничем не обоснованными, претензиями.
– Ты не понял? Если ты мне не угодишь, я попрошу у брата твою голову на блюдечке с золотой каёмочкой. Он будет рад мне её подарить.
– Трепещу.
– Я могу попросить не голову, а, твой член!
– Трепещу ещё сильнее. Сила твоей фантазии не дремлет. Но прими добрый совет – не присылай ко мне своего братца лично. С мальчиками я далеко не так мил, как с девочками. Могут возникнуть неприятности.
– Стой! Куда ты?! Я тебя не отпускала!
– Прислуге указывать будешь.
Она схватила меня за рукав:
– Ты всерьёз бросаешь меня?! Смеешь говорить мне в лицо, что больше меня не хочешь?! Грубо поимел меня, а теперь отчаливаешь?!
Как, однако, по-разному видят ситуацию мужчины и женщины.
– Тебе не сойдёт это так с рук!
– А ты всерьёз рассчитывала, что после весёлой груповухи я проникнусь к тебе большой любовью и притащусь с лютней под балкон петь серенады? Возможно ты и в самом деле глупа. Или от наркоты разжижение мозга случилось? В моей реальности твоё поведение выглядит как театр абсурда. Я в этом больше не участвую. Да и оставленные мне пять минут истекли. Моё почтение, леди.
Катрин стояла у машины, маленькая и хрупкая, похожая на последний испуганный листок, никак не решающийся улететь с ветки.
Она не слышала, как я подошёл и вздрогнула, когда мои руки легли ей на плечи, обнимая.
– Извини, – шепнут я. – Извини за отвратительный инцидент.
Она повернулась и у меня сжалось сердце, когда я заметил блеснувшие на её ресницах слёзы:
– Кто она такая?
– Просто странная девица.
– У тебя что-то с ней было?
Проще всего было солгать, но я не хотел.
– Мы познакомились в борделе и провели вместе несколько часов.
Прости, Катрин, но ты же сама просила меня о честности? Правда не всегда приятная вещь.
Даже в свете фонарей я видел, как вспыхнули яркие пятна на щеках Катрин.
–Что ж?.. У меня нет прав задавать подобные вопросы. Я не хотела лезть в твою жизнь.
– На самом деле ты уже в ней. Я этому рад. Не знаю, какой бы была моя жизнь без тебя. Да и была бы она вообще? Я понимаю, что ты будешь злиться, но справедливости ради вспомни о том, что на момент встречи с Амарой я ещё ничего тебе не обещал. У мужчин есть свои потребности. Признаться, на тот момент я не видел особого смысла бороться со своей темной половиной. Прошу, не сердись. Больше этого не повторится. Даю слово.
– Даёшь слово? И я могу тебе верить?
– Словами я на ветер не бросаюсь. Так что да, Катрин. Можешь.
Обняв её, я привлёк к себе.
Мне хотелось её поцеловать, но по тому, как она вся напряглась, я понял, что не стоит этого делать. По крайней мере сейчас.
Пока рано.
Но у нас всё впереди.
_________________

 » Глава 5. Не такой, как другие

Мысль о приобретении собственного жилища не давала покоя.
Насколько я понял, дамы, вверенные судьбой моему попечительству, не привыкли к мысли, что богаты и могут позволить себе всё, что захотят. Для них вершиной роскоши был отель, где мы находились.
Как по мне, так казенный дом остаётся казённым сколь роскошно его не обставляй. А мне нужно было что-то значимое и статусное, пусть и не такое громоздкое, как Кристалл-холл.
Пока я мог позволить себе его призрак в миниатюре.
В поисках дома я облазил весь интернет, но среди выставленной на продажу недвижимости не было ничего близко похожего на то, что мне представлялось.
Пришлось обратиться к услугам специалистов.
Женщина-риелтор, внимательно выслушав все пожелания, перешла к имеющимся у фирмы предложениям. Одно из них меня удовлетворило.
Дом, на котором я решил остановиться, выглядел презентабельным, симпатичным, уютным. По моим меркам он был небольшой – всего-то четырнадцать комнат. Технические характеристики показались сносными, с ценой столковались. Обговорив кое-какие детали, распрощались до новой встречи.
Я шагнул на улицы, укрытые свежевыпавшим снегом.
Он приятно поскрипывал под ногами, но быстро таял, из-за чего воздух перенасытился влагой. Холод въедливо забирался под рукава, а на волосах оседала морось.
Чтобы немного согреться и кое-как убить время, я решил зайти в одну из многочисленных забегаловок, стоявших вдоль дороги. Подойдя к стойке, заказал кофе, крепкий, чёрный, без сахара
В Бистро было многолюдно. День рабочий, время ланча.
– Привет, – пропел высокий голос за моим плечом.
– Амара? – не удержавшись, поморщился я.
Она вспорхнула на высокий барный стул. Перед глазами мелькнули красивые, стройные ножки. Я следил за ними так, как провожаешь взглядом косяк взметнувшихся в небо птиц – любуясь, но без особых эмоций.
– Тебя давно не видно в Астории, – попеняла она.
– Я не завсегдатай.
– Избегаешь меня?
– Не ставил перед собой такой цели, – я всё ещё старался сохранить вежливость.
– Как поживает твоя невеста?
– Отлично.
Я сделал официантке знак подойти, чтобы расплатиться.
– Уже уходишь? – недовольно сощурилась Амара.
– Мне пора. Дела, знаешь ли, – пожал я плечами.
– Да ты хоть знаешь, сколько парней умерло бы от счастья, сделай я им лишь половину тех авансов, что достались тебе?!
– Что тут скажешь? Дари себя тому, кому это в радость.
– Мы ещё встретимся! Ты об этом пожалеешь!
Я никогда не придавал значения женским угрозам. И каждый раз убеждался потом, что зря.
Через два дня после встречи с Амарой неподалёку от конторы по работе с недвижимостью я столкнулся с гопотой.
Их было человек восемь. Все вызывающего вида – затянуты в кожу с ног до головы, сверкали бритыми макушками с начёсанными ирокезами. На пальцах зловеще поблескивали кастеты.
– Эй, фрайерок! Сбавь-ка шаг!
Парнишка, пониже меня ростом, чернявый, без ирокеза и с минимум косметики на лице, заступил дорогу.
Взгляд зацепился за маленького скорпиона, сверкающего у него в ухе. Любопытное украшение.
– Тебе сказали притормозить, красавчик!
Члены банды окружали меня точно стая собак.
Обступали с ленивой грацией хищников, уверенных в своем превосходстве.
Их можно понять. До определённого момента я не кажусь опасным противником.
– Ты глупый мальчик раз нарываешься на неприятности.
Парень дышал мне в лицо и не сказать, чтобы такая близость была приятна.
– Я? Нарываюсь? – моё удивление было подчеркнутым.
– Может, и не нарываешься. Но неприятности у тебя будут, малыш. Вон ты какой весь цивильный!
Рука чернявого потянулась ко мне. Я брезгливо отдёрнулся.
Ухмылка его сделалась одновременно злее и шире.
– Фу-ты, ну-ты! Ботиночки лакированные! Локоны аж до задницы! Ну, чисто принц! А мамочка тебе не говорила, сладкий мальчик, что обижают девушек только козлы?
– Говорила.
– Что ж ты мамочку не слушаешь?
– Как же не слушать? Мамины заветы святы. И я никогда не обижаю девушек.
– У меня другие сведения, красавчик.
Из-за плеча чернявого нарисовалась навязшая до оскомины на зубах Амара. Глаза её блестели в предвкушении развлечения.
– Я тебе говорила, – проворковала она возбуждённо. – Говорила, Альберт, что будут неприятности если ты отвергнешь меня. А я слов на ветер не бросаю.
– Ты всегда заставляешь парня встречаться с тобой под дулом пистолета? – усмехнулся я. – Боюсь, что даже такой численный перевес противника не заставит меня передумать – развёл я руками. – Ответ по-прежнему – нет. Прости, дорогая.
– Встречаться вы могли раньше! – процедил чернявый. – А теперь остаётся разве что пожалеть об упущенных возможностях, пацан.
Я рассчитывал, что первый удар пойдёт в лицо. Но парни знали, что внезапность атаки – половина победы.
Удар пришёлся по затылку. Били сверху вниз. Чем-то тяжёлым. Чтобы уж сразу и наверняка.
Любому другому такой подлый приёмчик обошёлся бы дорого. Если перебить позвоночник в основании черепа, это либо быстрая смерть, либо паралич на всю оставшуюся жизнь. Что лучше, большой вопрос.
Ноги подогнулись, и я опустился на колени, впитывая в брюки талую грязь с мостовой, пережидая, пока боль прокатится по телу и стихнет. Волшебная кровь, текущая в моих венах, делала свою работа.
– Кто-то у нас теперь не такой разговорчивый, верно?
Когда армированный ботинок летит тебе в лицо, разговаривать глупо. И встать уже не получится.
Удивительное дело – мышечная память. Тело сработало само по себе, совершая кульбиты и развороты. Рывок, поворот, и вот уже поверженный противник лежит внизу, а мой локоть упирается ему в шею, прямо в кадык.
Чуть резче и сильнее, и он проглотит собственный язык.
Судя по взгляду, чернявый это понял.
Вместо того, чтобы добить его, я отшвырнул от себя, как шкодливого пса – всё ещё надеялся обойтись без трупов.
– Вы наглые, – рассмеялся я. – Устраивать драку почти на главной улице? И это сойдёт вам с рук?
– Кончай его! – отдал команду чернявый.
Амара с почти детским любопытством смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами.
Очаровательная девица! Хотя и немного безумная.
Правила поединка тут никто соблюдать не намеревался? Что ж? Тогда и я в благородство больше не играю.
Я подарил им тень моей боли, внедряя её призрак прямо в их мозг.
Будь стая чуть поменьше, ребятам пришлось бы хуже. Но концентрироваться на восьмерых, понятное дело, куда сложнее, чем на двух-трёх.
Однако и того, что я смог им обеспечить, хватило с лихвой.
Кто-то хватался рукой за горло, кто-то тёр глаза, кто-то, встав на колени, пытался выблевать свою боль прямо на мостовую.
Прозвучал выстрел. Ударило в спину.
Несколько пуль просвистело мимо, рикошетя об бордюр.
Если бы мы были в боевике, летели бы искры. Но в реальности их не было – оболочка пули сделана из мягких сплавов, медь искр не высекает. Так же как при попадании пуль меня никуда не отбрасывало. Я продолжал держаться на ногах даже после того, как их восемь из четырнадцати вошло в моё тело. Боль хоть и была острой, пульсирующей, но оказалась вполне терпимой.
По первоначалу чернявый видимо думал, что мажет. Когда до него и компании дошло, что пуля, попадая в цель, не достигает нужного эффекта, с бандой недоумков случилась настоящая истерика.
Придурки один за другим повытаскивали оружие и принялись палить кто во что горазд, видимо, за образец приняв кадры из вестернов.
Пули свистели.
Слышались удары, вскрики, стоны.
Краем уха я услышал, как где-то далеко взвыли полицейские сирены.
К сожалению, для глупцов (в отличии от меня) пули были не столь безобидны. Трое из них упало, как подкошенные.
У ярко выбеленного бордюра лицом вниз лежал парнишка. На куртке его толстыми нитками был вышит скорпион.
Перевернув с живота на спину, я мог только с грустью констатировать, что любая помощь уже лишняя – пацан мёртв.
Грусть, как это часто со мной случалось, легко оборачивалась гневом.
Я шагнул к чернявому.
Он попятился от меня с ужасом в глазах, мотая головой из стороны в сторону.
Схватив его за грудки, стянув воротом шею, я яростно зашипел ему в лицо:
– Я не знаю, кто твоя сестра – дура или шлюха? Возможно, и то, и другое вместе. Но знаю одно – она этого не стоит!
Он по-прежнему трясся в моих руках, как осенний лист на ветру:
– Не… не надо! Не убивай…
Я с отвращением разжал пальцы:
– Убирайся.
Амара продолжала стоять посредине улицы, хлопая густо подведёнными глазами. Я с тревогой подумал о том, что случайная пуля в перестрелке только чудом не попала её хорошенькую, но совершенно безмозглую головку.
– Этого ты хотела? – рявкнул я на неё.
Подъехал полицейский наряд. На разговоры с ними у меня не оставалось сил. Боль и кровопотеря сделали своё дело. Но главное – беседовать не было желания.
– Эй, парень, ты куда? – схватил меня за руку один из стражей закона.
От усилия, которой пришлось сделать для внушения, из носа закапала кровь, но спустя мгновение сержант моргнул, выпуская мой рукав.
– Какого черта ты его отпустил? – кивнул ему напарник.
– Кого?
– Да того смазливого красавчика?
– Какого красавчика?
Напарник тоже моргнул и начисто забыл о моём существовании.
Кое-как я вполз в машину. Кое-как закрыл за собой дверь.
Нужно было побыстрей убраться со стоянки, пока кому-нибудь снова не пришло в голову заинтересоваться моей персоной.
Чувствовал я себя отвратительно.
Совесть терзала так, будто я собственноручно пристрелил этих юнцов. И это было глупо, потому что был тот редчайший случай, когда моей вины не было никакой.
Стараясь вести машину плавно, без рывков, я направился в сторону отеля.
Штук девять пуль засели у меня в теле. Одни раны щипали, другие – зудели, в третьих чувствовалась ломота.
В глазах то темнело, то двоилось. Голова кружилась.
Пальто было безнадёжно испорченным. Одно хорошо – хоть тёмное. Для того, чтобы заметить, что на нём не следы грязи, а кровь, нужно хорошенько присматриваться.
Боль не унималась.
Создавалось впечатление, будто каждая мышца, каждый сосуд содрогаются от напряжения и голода.
За ужином я едва сдерживался, чтобы не сорваться и не накричать на моих красавиц, ни в коей мере не заслуживших резкого слова. Раздражало буквально всё: свет – слишком резкий, звуки – громкие, официанты неуклюжие, скатерть на столе – полная безвкусица.
Уже не говоря о том, что есть я не мог, а всё равно приходилось, что только увеличивало недомогание.
– С тобой всё в порядке?
Тревожно спросила Катрин, когда мы вышли из лифта, поднявшись на свой этаж.
– Нет.
Лгать не хотелось. Не любитель.
– Что случилось?
– Так. Кое с кем не поладил. Пустяки.
– Пустяки?
– Да, пустяки!
Я ответил резче, чем хотел. А она, как всегда, всё воспринимала болезненно и остро. Катрин именно такая.
– Извини, я немного не в себе, на взводе. Отдохну – всё пройдёт.
– Спокойной ночи.
– И тебе, – ответил я.
А на душе было мутно и гадко.
Бог свидетеля, я не планировал возвращаться в Асторию. Но обстоятельства складывались так, что этого трудно избежать. Мне нужна была кровь – кровь Элленджайтов.
И только в одном месте, у одного человека я мог её получить.
***
Осенью ночь наступает рано.
Не было и десяти, но она давно успела опуститься на город, залив улицы, дороги и скверы темнотой, которую редкие фонари скорее подчёркивали, чем разгоняли.
Я жадно втягивал в себя ледяной воздух, стараясь хоть как-то охладить кровь – она, казалась, превратилась в лаву и выжигала внутренности.
Так бывает всегда, если физические повреждения требуют слишком больших ресурсов для восстановления, а внутренних резервов организма не хватает. Именно тогда и проявляются все те негативные реакции, что сыскали членам моей семьи дурную славу – истерики, неудержимая агрессия, повышенная сексуальная возбудимость.
Шёл ледяной дождь. В воздухе будто невидимые руки протянули нити изо льда.
Асфальт, покрывшись наледью, всё время норовил выскользнуть из-под ног. Зато цветным лучам на крыше Астории было раздолье – они отражались в льдинках, как в зеркале. По всей округе плясали радужные цветные зайчики.
Атмосфера чувственного порока ощущалась за квартал от этой цитадели разврата. Оплетала липкой паутиной, мягким коконом.
На сей раз то ли от того, что я пришёл позже, то ли тому была иная причина, но в зале словно пульсировал оголённый нерв. Ток, живой, трепещущий, как кровь из отваренной раны. Народу – больше. Напряжения – больше. Нечто возбуждающее, агрессивное разлилось в воздухе, ощущалось вкусом на языке – азартное предвкушение хищной поживы.
Зал был пропитан насквозь сексом и насилием.
– Мне нужно увидеть Ливиана Санфила, – заявил я официанту.
– Мистер Санфил сегодня не работает.
– Жаль.
Это было не то слово.
Официант продолжал услужливо гнуть спину, напоминая мне о необходимости сделать заказ.
– Бренди. Со льдом, – кивнул я ему.
Я принялся оглядываться по сторонам.
Девочки тут были симпатичные, мальчики – услужливые. Всё по высшему разряду, как я и люблю.
И бренди, к слову, отличное, высшего качества.
Стриптизёрши крутились вокруг шеста, но я не любитель грязных танцев. Поэтому я принялся выискивать взглядом что-нибудь поинтереснее. И вскоре нашёл.
За соседним столиком сидел черноволосый мужчина в щегольском костюме, ладно сидящем на его высокой худощавой фигуре.
Незнакомец отнюдь не был великаном, вряд ли до шести футов дотягивал. Но это никак не мешало общему впечатлению – перед вами смертельно опасный хищник, не особо стремящийся к тому чтобы спрятать когти и выглядеть цивилизованно.
Почувствовав, что на него смотрят, мужчина поднял взгляд. В нём читалась сдерживаемая сила – зверь, сидящей на поводке.
Нам хватило мимолётного обмена взглядами для того, чтобы понять, что мы готовы помочь друг другу скоротать вечер.
По губам мужчины скользнула усмешка, когда он сделал мне приглашающий жест.
Я не стал ломаться и, прихватит недобитый бренди, не торопясь преодолел расстояние, разделяющее нас, и уселся напротив, небрежным жестом отсалютовал ему быстро пустеющим бокалом.
– Хороший бренди? – его голос, казалось, пробирал до костей.
– Отличный.
– А вино вы любите?
– Смотря какое.
– Красное?
Я был готов поклясться в том, что у фразы есть подтекст. Но ничего не дрогнуло в глубине голубых, как ясное весеннее небо, глаз собеседника.
– Могу предложить самые лучшие. С такой внешностью, как у вас, можно рассчитывать на самое щедрое угощение, – улыбка змеёй скользнула по полным чувственным губам.
– Похоже, вы ищете подружку на ночь? – усмехнулся я
– Ищу. Хочешь ею быть?
В его голосе слышалась неприкрытая издёвка.
Взгляд его неторопливо скользнул по мне, словно бы уже лаская.
Где-то на периферии сознания мелькнула мысль о том, что не стоит ввязываться в новые неприятности, но я слишком любил игры. А вторая моя страсть – коллекционировать интересных людей.
А от такого замечательного экземпляра как отказаться?
– Так что вы там говорили насчёт личного кабинета и хорошего вина?
– В наличии и то, и другое, – кивнул он.
– Рад буду посмотреть и продегустировать.
– Как тебя зовут?
– А это важно?
– К человеку принято обращаться по имени. Я – Рэй.
– А я – Альберт.
– Ну, Альберт? За знакомство? – отсалютовав бокалом, произнёс тост Рэй.
Мы поднялись в комнату наверху.
Даже в обстановке было много схожего с тем, что так любят Элленджайты – цвета, тяжелые, насыщенные и роскошные, восточный колорит, русский размах.
Красота, прикрывающая разврат и порок – знакомое до дрожи сочетание.
Рэй притягивал излучаемой им порочностью и самоуверенностью.
– Входи, – небрежно бросил он мне. – Ты в городе новенький? – полюбопытствовал он, растягиваясь на кровати как большой сытый кот.
– Я бы так не сказал.
– Конечно же новенький. Ты ведь понятия не имеешь о том, с кем говоришь?
– Вы тоже не понимаете, кто такой я. Или всё-таки понимаете?
Тяжёлый, изучающий взгляд.
Рэй чем-то напоминал мне Ральфа. Та же сухощавая стройность, схожая с птичьей, будто кости внутри полые. Тот же оттенок волос – чёрный, но лишенный блеска – матовые, без намёка на глянец.
У Ральфа глаза были серые, как стекло или лёд. А у Рэя голубизна взора была прямо-таки вызывающая.
В одной руке Рэй держал бокал с вином, другой потянулся ко мне, легко, играючи касаясь затылка, приподнимая волосы, закрывающие шею.
– Золотое руно, – откровенно любуясь, проговорил он.
Когда его горячие губы коснулись шеи, по спине побежали приятные мурашки. Я не пытался сопротивляться просыпающемуся во мне желанию. Напротив, приветствовал зов плоти. То, что я был способен испытывать чувственное томление, лишний раз доказывало, что я всё-таки жив. Что всё по-настоящему.
Страсть охватила нас быстро, как сухие дрова, готовые к растопке.
Языки были горячи, а в какой момент откровенно болезненны.
Боль, привычная, знакомая, распускалась, словно салют, огненным дождём падающих в черном небе звёзд, заставляя задыхаться, изнемогать, с трудом сдерживая рвущиеся с губ стоны.
Рэй был хорошим любовником, но снисходительным и ласковым его не назовёшь.
Большинство людей сочли бы его чудовищем за некоторые приёмы и пристрастия.
Для меня подобные игры не в новинку, но всё же я удивился, когда он резко вонзил острый осколок бокала мне в живот. Кровь залила ему руки.
Наши взгляды встретились, и Рэй усмехнулся мне в губы:
– Я так и знал.
– Что? Что ты знал?..
Руки Рэя продолжали то ласкать, то причинять боль, и я раскачивался, как на качелях, то поднимаясь к наслаждению, то падая вниз, в горячие волны боли, переходя от одного к другому и обратно.
– Ты не такой, как другие.
_________________

 » Глава 6. Кинги

– Вы не люди. Вы – выродки!
Cказала мне в далёком прошлом одна, теперь уже, увы, давно усопшая знакомая.
Она была права – Элленджайты не люди. Но мы не выродки. Просто мы другие. По-иному чувствуем, по-иному видим, по-иному живём.
У нас больше возможностей, силы, денег. Со всеми вытекающими последствиями.
А то, что это иногда шокирует?..
В общем, откровенно говоря, я никогда в красках себе не представлял, какое впечатление мы производим со стороны на других людей до того дня, как не познакомился с Кингами.
***
– Итак?
Рэй профессионально выдержал паузу.
В умении удерживать внимание ему не откажешь.
Полуобнажённый до пояса (белая рубашка распахнута, живот кирпичиками, выпуклый рельеф мышц на груди) он выглядел импозантно или, как говорят теперь – сексапильно. Широкие плечи, узкие бёдра, длинные, красивой формы, руки и ноги. Рассыпавшиеся по плечам чёрным шёлком волосы – писанный красавец.
Волосы мягкой кисточкой дразнили меня шелковистыми прикосновениями, искушая закрыть глаза и вновь предаться отступившей неге.
Его пальцы легко скользили по моим вискам, щекам, губам. Прохладные, шелковые. Каким-то непостижимым образом одновременно и мягкие, и твёрдые.
Наши губы разделяло всего каких-то несколько дюймов.
– Итак, – протянул он дразнящим голосом, – теперь, когда мы так близко познакомились, можно и по душам поговорить
Ножка бокала прочертила затейливый узор по моему телу – рукам, груди, животу и становилась в опасной близости к тому, что в дамских романах аллегорично называют то жезлом, то мужским достоинством.
Давление стекла в равной степени было приятно и раздражало.
– Мне понравилось видеть, как твоя кровь заливает мою постель, сладкий. Было приятно наблюдать за твоей болью. Большинству людей эти грани недоступны. Я Рэй Кинг. Эллиндж мой город. «Астория» местная достопримечательность. Только здесь можно получите секс и выпивку определённого качества. Только здесь продаются эксклюзивные наркотики и показывают шоу, в котором рафинированная эстетика переплетается с откровенным садизмом. Таких развлечений нет больше нигде в мире. Их не получишь не за какие деньги. У меня на них более, чем эксклюзивные права. Знаешь, почему? Потому что в основе всего этого лежит моя кровь и моя плоть. Но самое главное, пожалуй, то, что всё это приносит хороший доход.
Так было до сих пор. И я хочу, чтобы именно так и оставалось впредь.
И тут вдруг появляешься ты. Безусловно, красивый и очень сладкий. С тобой приятно проводить время. Однако я не могу не задаваться вопросом: что дальше? Кто ты, чёрт побери, такой? И что делаешь в моём городе?
– Кем бы я не был, я тебе не угроза, потому что не враг.
Его губы изогнулись в недоверчивой улыбке.
– Мы одной крови. Элленджайты не воют против своих, – добавил я.
– Элленджайты? – протянул он. – Я слышал, что приехала наследница, а оказалось – наследник? Что касаемо войны? Меня совершенно не интересует, что делают или чего не делают Элленджайты. Я – Кинг. И для меня не существует ни своих, ни чужих. От чего бы не исходила возможность угрозы – это будет устранено. Немедленно. И без колебаний.
Раздались нарочито громкие аплодисменты, оповещая нас о выходе на сцену нового лица. При чём у меня при виде него буквальным образом зашлось сердце.
Кем бы ни был незнакомец – он был вылитый Элленджайт.
Ангельские золотые локоны наша фамильная визитная карточка. Как и сияюще-бледная, прозрачная кожа. А вот контраст того и другого с чёрными глазами был слишком ярким. Даже неприятным. Словно в райских кущах поднявшийся шершень.
Молодой человек перешагнул порог.
Чуть пошатываясь, пересёк комнату и рухнул на кровать, упав между мной и Рэем.
– Какой красавчик! – ухмыльнулся он, глядя на меня. – Вижу, папочка, ты нашёл отличную секс-игрушку и не скучаешь в моё отсутствие? Поделишься? Я тоже хочу получить причитающуюся мне дозу удовольствий.
– Что? Представление уже закончилось? – недовольно протянул Рэй. – Так рано?
– А как ты думаешь? Мне стало скучно, я бросил аудиторию и решил уединиться во внутренних покоях? Тут представления получше, и оно только-только начинается.
– Прекрати паясничать.
Голос Рэя звучал спокойно, но в нём слышалась угроза.
– О! Кто-то, кажется, не в настроении? Кто-то, кажется, слишком трезв? Кому-то это нужно срочно исправить. Выпей, папул! Полегчает.
Пока Рэй отошёл к бару, следуя полученному совету, новый знакомый интимно придвинулся ко мне ближе:
– Давай знакомиться? Я – Энджел.
Энджел Кинг?
Уж не о нём ли упоминала надоедливая Амара?
– Что-то не так? – деланно нахмурился он. – Не нравятся ангельские имена?
– Нравятся. У самого такое.
– Будет знакомы, – кивнул Энджел. – Выпьем за знакомство или сразу перейдём к чему погорячее?
Энджел рассмеялся. Но веселья в его смехе как-то не наблюдалось. Поднялся легко, с текучей бескостной грацией, и направился вслед за Рэем к бару:
– Нальёшь мне, милый?
– Конечно, милый, – отозвался Рэй, обнимая Энджела и привлекая его к себе.
Они потянулись к друг другу. Их губы соприкоснулись.
Наблюдать за этим было тошно.
Захотелось выбраться на свежий воздух, вдохнуть его полной грудью, освежить голову, стряхивая с себя последние часы, словно морок.
– Довольно, Энджел, – усмехнулся Рэй, перехватив мой взгляд. – Мы не одни. Невежливо оставлять гостя одного.
– Как скажешь, папуля.
– Энджел, тебе не кажется, что обращаться к любовнику со словом «папуля» как-то не комильфо? – поинтересовался я.
– Возможно, – в его взгляде горело откровенно злое веселье. – Но как же иначе обращаться к родному отцу?
Какая-то часть меня была готова к этому ответу. Отголоски связи двух имён Рэй и Энджел мелькали в памяти. Но это было слишком. Даже для меня.
Отец и сын?..
Вот в тот момент я впервые по-настоящему понял людей, которым приходилось жить рядом с нами. Наш мир не просто возмущал или поражал их – он разрушал, причиняя мучительную боль.
– Мой сын действительно мой любовник, – невозмутимо проговорил Рэй, как будто речь шла о чём-то обыденном. – Один из многих. Не то чтобы постоянный – так, время от времени. Тебя это шокирует?
– Да, – откровенно признался я. – Это кого угодно шокирует.
Энджел снова рассмеялся.
Бровь Рэя надменно выгнулась с издевательской насмешливостью.
– Спасибо за высказанное мнение, Альберт. Не могу представить, как бы я жил, не услышав его сегодня. Ты говоришь, что мы родственники? Одна кровь? – с издёвкой протянул Рэй, не сводя с меня колючего язвительного взгляда. – Мне казалось, презрение к морали у таких, как мы, в крови?
– А не презираю мораль. К сожалению, у меня не хватает характера следовать собственным убеждениям.
– И вот поэтому ты здесь. С нами. Не проще ли просто наплевать, забыть и наслаждаться?
– Проще. К сожалению, – покачал я головой, делая попытку подняться.
Меня удержали:
– Поведай нам, в чём мы не правы? В чем заблуждаемся?
– Без комментариев.
– Почему?
Они издевались, но почему бы не сказать, что я думаю на самом деле
Плевать, забыть и наслаждаться:
– Страсть к саморазрушению наш семейный бич, и я это легко могу понять, – бросил я Рэю холодно. – Разрушать себя можно до бесконечности. Но разве можно разрушать того, кого любишь?
– Как любой родитель, папочка всего лишь учит меня тому, что умеет сам, – заговорил Энджел, театрально взмахивая руками. – А умеет он трахаться, ловить кайф, манипулировать людьми, самоутверждаться и обогащаться за их счёт.
– Чему жизнь научила, то и умею. Тому, естественно, и тебя учу, –хмыкнул Рэй.
– Ну что, Элленджайт? – провокационно улыбнулся Энджел. – Хочешь развлечься вместе с нами?
Я уже наразвлекался. С непривычки не шли у меня что-то сегодня эти развлечения.
Я бы охотней отсюда слинял.
Раствориться бы из этой комнаты, очутившись в уютном мирке отеля. Окунуться сначала в тёплую ванную, закутаться в мягкий халат и смотреть себе какой-нибудь сериальчик.
Вот он – мой теперешний рай. Скучный, но классный.
Размяк я что-то в окружении моих нежных нимф.
Однако впереди меня ожидал триллер с обилием крови и постельных сцен.
– Ну так что?.. – повторил вопрос Энджел. – Ты в деле? Или как?
Улыбка его была многообещающей. Длинными белыми пальцами он принялся расстёгивать мелкие перламутровые пуговицы на своей рубашке.
Меня это не возбуждало, но наблюдал я не без любопытства.
Перехватив мой взгляд, Энджел усмехнулся.
– Ты тоже раздевайся, – сказал он.
– Зачем?
– Чтобы не испачкать одежду, конечно же. Или тебя нравится щеголять в окровавленных рубашках?
Энджел достал нож и поиграл им, ловко удерживая за рукоятку.
Рэй, тем временем, пинком пододвинув к себе кресло, устроился как в театре, в первом ряду. С очередной бутылкой вина в руках.
– Развлекайтесь, мальчики! – благословил он нас.
– Сиди, папочка, сиди, – издевательски пропел Энджел. – Ты нисколько нам не мешаешь, как раз наоборот. Со зрителями даже интереснее. Правда, Элленджайт?
– Если ты эксгибиционист – несомненно.
– Померяемся силами? Посмотрим, кто круче? Выносливее? Умеешь терпеть боль?
– А ты?
– Боль – моя работа. В этом я профи.
–А ещё ты очень скромный.
– Правила простые, Элленджайт. Играем, как в шахматах – по очереди. Выигрывает тот, кому удаётся первым вывести противника из терпения. Проигрывает, соответственно тот, кто первым из терпения выйдет.
– Что в награду победителю? – спросил я и нарвался на очередную насмешку:
– Ты, оказывается, меркантильный тип! Что получает выигравший? Славы победителя недостаточно? Осознания того, что противник крут – но ты круче? Впрочем, если ты предпочитаешь материальный эквивалент…
– Ты меня убедил. Слава победителя – что может быть лучше? В шахматах начинают белые, но в нашем случае таковых нет.
– Я буду первым.
Точным, отработанным движением он сделал короткий замах и острие ножа легко, словно с масло, вошло в моё тело, отзываясь сильной болью. Будто на проникновение клинка разом среагировали все пули, которые я так и не удосужился вытащить.
Кровь начала циркулировать быстрее, стремясь принести необходимые компоненты. Но в общем было вполне терпимо. Лишь ощущение жажды, мучившее меня весь день, усилилось.
Энджел повёл нож вверх, углубляя и расширяя рану.
– Классика жанра, – усмехнулся он.
– Разминка, – прокомментировал Рэй.
Я успел сбиться со счёта, какой именно бокал он допивал.
– На этом этапе сложно придумать что-то экстравагантное, – повёл плечом Энджел, словно оправдываясь.
Он с силой нажал на рукоятку ножа, и я едва удержался от того, чтобы не ойкнуть. Эффект неожиданности, мать его.
Резко выдернув клинок, Энджел вытер его о платок, к сожалению, не кружевной и не белоснежный (так было бы куда и эффектнее, и драматичнее), и протянул его мне рукояткой вперёд:
– Твоя очередь.
– Не нужно, – покачал я головой.
На лице Энджела отразилось непонимание.
– Не люблю ножи. Не нахожу ни капельки удовольствия в том, чтобы наматывать на кулак чужие кишки.
И тут идея будто пришла свыше.
А почему бы и нет? Мне нужна кровь – мальчишка ищет острых ощущений?
Я притянул его к себе, не без приязни чувствуя тепло тела и гибкость мышц.
Губы у него были горячими, упругими, отзывчивыми.
Хорошо, что я трезв. Тот мизер спиртного, что попал в организм, давно испарился. Голова ясная. В противном случае звериная, я бы даже сказал, демоническая часть моей натуры, легко могла взять вверх. А так, к счастью, всё, чего я пока хотел – это его крови.
Стоило надавить на определённую точку, как алый животворящий нектар легко полился из тела Энджела мне на губы.
Когда кровь Элленджайтов соединяется с твоей собственной, ты на халяву получаешь доступ к чужой жизненной энергии, к её скрытым резервуарам. Твой организм, подобно батарейке, заряжается у другого источника. Процесс сопровождается головокружительной эйфорией, обострением всех рецепторов и чувством, весьма сходным с наркотическим экстазом.
Как следствие, тело словно вспыхивает в горячке желаний. Каждая клетка организма подпитывается светом.
Короче, стоит глотнуть нашей крови, и ты под кайфом. Хочется ещё и ещё. Трудно остановиться.
Потом срывает все тормоза и крышу.
Ты летишь, будто на огромной карусели, на чудовищных скоростях и оборотах, нарастающих с каждой секундой, наслаждаешься полётом и не хочешь остановки.
Донор, понятное дело, испытывает совсем иные чувства. Это боль, которая с каждым биением сердца усиливается, увеличивается, разрастается.
Так же, как наслаждение, боль заполняет каждую клеточку тела, постепенно лишая возможности сопротивляться и контролировать себя.
В какой-то момент наслаждение и боль, словно две половинки смыкаются над тобой и над тем, кто разделяет с тобой этот процесс. Порой данный акт более близкий, чем сексуальный. Да и что греха таить, один редко обходится без другого.
В прошлом мы с Ральфом частенько развлекались подобным образом.
Но бывают случаи, когда обмен кровью уже не развлечение, а острая необходимость. Когда организм доходит до крайней степени разрушения, не имя резервов на самостоятельное восстановление, когда светильник, поддерживающий жизнь, угасает, этот ритуал, замешенный на крови, боли и сексе, спасает жизнь.
Суть в том, что желание можно держать под контролем, а можно и не держать.
В идеале наша кровь, как любая другая, имеет металлический привкус. При большом количестве разрушений в организме, она насыщается какими-то веществами, придающими ей солёный вкус, похожий на томатный сок. Когда концентрация веществ достигает апогея, кровь делается терпкой и острой, будто в неё щедро сыпанули перца.
И последний оттенок, свидетельствующий о том, что ресурсы организма грабительски расхищаются без оглядки на завтрашний день – это горечь.
Кровь Энджела не просто горчила. Это был сок калины с полынью.
Закрыв глаза, я сосредоточил всё моё внимание на ладонях и кончиках моих пальцев. Поначалу не чувствуя ничего, кроме шелковистой гладкости кожи.
Я не знаю, как описать этот процесс словами, чтобы передать суть. Через прикосновение я словно подселяю часть моего сознания в чужое тело.
Его боль нахлынула на меня таким широким потоком, что я ею чуть не захлебнулся.
Откровенно говоря, я оказался к этому не готов. Аж в глазах потемнело.
– Эй, принцесса! – услышал я насмешливый голос Энджела у себя над ухом. – Смотри не падай в обморок.
Открыв глаза, я осознал, что, если бы он не держал меня, я бы, скорее всего, упал.
– Проверил, что хотел, милый? – положил мне руку на плечо Рэй.
Второй рукой он удерживал Энджела.
– Ну, разогрелись, мальчики? Переходим к десерту? Кто тут хотел помериться характерами?
Рэй с демонической улыбкой взял нож, оставленный Энджелом и легко, без малейшего колебания или сомнения, вонзил его в живот собственному сыну.
Так же, с улыбкой, он провернул нож в ране и резко выдернул. В следующий миг его рука исчезла в кровавом месиве.
Энджел тяжело дышал, в лице его не было ни кровинки, а глаза, казалось, стали ещё темнее, хотя за час до этого я бы чем угодно поклялся – такое невозможно. Но ни один мускул не дрогнул на лице парня, он с вызовом смотрел на Рэя, словно провоцируя продолжать.
И судя по всему Рэй не собирался игнорировать вызов.
Участвовать в подобных загулах одно, но наблюдать это со стороны – увольте!
Не выдержав, я зашипел:
– Довольно! Я признаю поражение.
Когда эти двое повернулись в мою сторону, на их лицах было такое выражение, что я с трудом подавил смешок.
Правда, это было забавно. Как будто я лишил их заслуженного десерта.
– Вы, в принципе, можете развлекаться и дальше. А я пойду. Надоело изображать из себя благодарную публику.
– Ты можешь присоединиться, – милостиво согласились допустить меня к общему столу.
– Спасибо за предложение. Но не стоит. Ваше общество крайне занимательно, однако я от него устал.
Рэй сощурившись, насмешливо наблюдал за тем, как я натягиваю на себя одежду.
– Ты слабак, Элленджайт?
– У меня слабые нервы, – пожал я плечами.
Кстати, руки из ран в животе Энджела от не вытащил. И думать не хочу о том, что они там делают. Иначе меня стошнит.
– Ты в самом деле уходишь? – недоверчиво спросил Энджел. – Вот так? Мы же толком даже не начали ещё.
– На полном серьёзе ухожу и решение моё твёрдо. Пока, мальчики. Не переборщите с удовольствиями.
Меня, к счастью, не удерживали.
Выйдя на улицу я с наслаждением втянул сырой, наполненный запахом бензина, воздух.
Меня не оставляло чувство, что я хорошенько вывалялся в грязи.
Опять.
От чего ушли к тому и пришли. Правда говорят, что судьба – это характер.
После шумного борделя, яркого света и экспрессивных выходок новых знакомых тишина и полумрак автомобильного салона действовали успокаивающе.
Не хотелось видеть никого.
Когда я закурил, руки у меня тряслись.
Странное дело, что, когда я только очнулся, я сразу легко окунулся в новую реальность.
А вот теперь меня накрывало воспоминаниями и осознаниями того, что на самом деле тех людей, кого я знал и любил, больше нет.
Они не придут ни завтра. Ни послезавтра.
Я как-то ухитрялся убегать от реальности до этого дня. А теперь, столкнувшись с Кингами, я понял – действительно понял: Элленджайтов нет.
Мы не были ангелами. Но мы не были беспредельщиками. У нас был свой кодекс чести. Свои понятия о правильном и неправильном. Рамки, за которые мы не при каких обстоятельствах не заходили.
Я не знал ни одного взрослого Элленджайта, спавшего с детьми.
А уж о том, чтобы отец спал с сыном!..
Внутренний голос подсказывал мне, что мы ещё встретимся с Кингами.
Не могли не встретиться. Даже если бы они предпочли со мной больше не пересекаться, я бы сам вернулся к ним.
Потому что они часть моей семьи.
Пусть изуродованная и странная, но моя кровь и от этого не отречься.
А ещё я никак не мог отделаться от мысли о глазах Энджела.
Тёмный, погасший как у мертвеца, смеющийся и в тоже время горький он так и стоял у меня перед глазами.
И его сумасшедший отец, по возрасту больше похожий на старшего брата.
Господи, прости меня за то, что я когда-то своего отца считал чудовищем!
Пока я предавался печальным воспоминаниям и мыслям, потихоньку начало светать, и я счёл за лучшее вернуться, наконец, домой.
Ну почему внутренний голос, такой чувствительный, предвидящий то одной, то другое, даже не подумал мне намекнуть о возможные встречи с Катрин.
Мы столкнулись почти нос к носу в дверях отеля.
От неожиданности я растерялся.
А Катрин взглядом раздавив меня, как червяка, не говоря ни слова, прошла мимо, направляясь к машине.
_________________

спасибо за продолжение
___________________________________

Екатерина, большое спасибо за продолжение!
___________________________________

Пожалуйста, девочки! На здоровье!
_________________