В тебе моя жизнь... (исторический ЛР)

 » Глава 8

Встречайте новых персонажей. Любить и жаловать их, конечно, будет сложно, но тем не менее...

Глава 8.
Натали не могла дождаться того момента, когда ее старый муж наконец-то допьет свой кофе и, промокнув салфеткой губы, коротко кивнет ей и встанет из-за стола.
Ее раздражало, как он размачивает в кофе печенье, чтобы размягчить его, - возраст давал о себе знать. Раздражала его привычка чуть слышно причмокивать губами после каждого глотка напитка.
Да что скрывать? Натали до дрожи раздражал собственный муж. Все эти годы, что они провели вместе, только укрепляли ее чувство брезгливости, которое она испытала, впервые увидев его.

Родители считали графа Ланского удачной партией для дочери и не скрывали своей радости, когда он приехал с визитом в их небольшое имение, якобы для обсуждения дел мельницы, находившейся в собственности графа, но стоявшей на земле Ланских. Натали же прекрасно поняла, зачем на самом деле он прибыл, но она до последнего момента надеялась, что родители изменят свое решение.
Но они не изменили и спустя неделю с гордостью сообщили ей, что приняли от ее лица предложение графа Ланского.
- Нет и еще раз нет! – упорствовала девушка. Ей вовсе не хотелось предлагать свою молодость и красоту престарелому графу, когда она вскружила голову молодому наследнику князей Загорских.
Они познакомились на одном из благотворительных балов их губернского Собрания. Молодой и привлекательный мужчина сразу понравился Натали, а когда она узнала, что он принадлежит одной из самых богатых и знатных семей Петербурга, то обрадовалась вдвойне. Ей казалось, что сбылась ее давняя мечта – стать женой богатого да красивого супруга, чтобы все те ее сокурсницы, что кичились перед ней богатством и знатностью позавидовали партии, что она ухватила себе. А граф Ланской? Разве можно завидовать супруге этого старикана?

- Ты должна согласиться! – настаивали родители. – Граф богат, а нам необходимы деньги, ты же знаешь состояние дел. Да и гвардейское звание Митеньки, твоего брата, требует больших расходов. Граф согласен взять тебя без приданого да еще и оплатит все расходы по венчанию - такая удача для нас…
В отчаянье Натали писала письмо Загорскому.

Только его, такого молодого, красивого и такого влюбленного в нее, она чаяла видеть своим мужем. Ответ разрушил все ее надежды – она не предполагала, что его семья будет столь яростно возражать против их брака, и в мечтах уже видела себя в фамильных драгоценностях Загорских.
А решение Сергея бежать тайно и бросить все и вовсе привело ее в смятение. Бежать означало пойти против воли семьи. Нет, гнева не своей семьи опасалась Натали. Гнева старого князя Загорского. Она прекрасно знала, что он пойдет на все, лишь бы приструнить внука, решившегося презреть его волю. Он мог лишить Сергея содержания и своего благоволения, а это означало, полное прозябание для Натали. Она слишком молода и красива, чтобы жить только на жалование гвардейского офицера. Да и потом – его едва хватает самим офицерам (если судить по тратам Митеньки), что уж говорить о содержании молодой жены.

Сопротивление Натали браку с графом Ланским окончательно сломил брат. Он приехал в институт (кстати, почти сразу же после ее свидания с Сергеем; она чуть не попалась на тайном свидании в саду Смольного из-за этого) и попросил ее о разговоре.
- Подумай, сестренка, граф богат и, между нами, стар. Детьми он так и не обзавелся, а значит, все его состояние достанется его вдове. Год-другой, и ты будешь свободна, как птица. Да и потом граф может позволить тебе делать все, что ты хочешь. Я не уверен, что Загорский с его нравом, будет так потакать тебе, даже, несмотря на то, что обожает тебя. Выходи за Ланского, а Загорского возьми в любовники… Не смотри на меня так шокировано, уж я-то знаю, что ты далеко не так невинна, как строишь вид. Загорский любит тебя. Он, разумеется, сперва будет оскорблен и обижен, но затем вернется к тебе. Вот тебе еще мысль для раздумий: любовницам тоже делают дорогие подарки. Их можно получать с двух сторон, дорогая… Это, конечно, будут не фамильные камни, но все же… Да и потом, кто будет мешать овдовевшей графине Ланской, что может принести в семью большие угодья и приличное состояние, в отличие от бедной соседской Натали, стать княгиней Загорской?
И Натали решилась.
Тем же вечером она открылась воспитательнице о предполагаемом побеге, чтобы окончательно разрушить себе путь назад, а спустя три месяца стала супругой графа Ланского.

Но никто не предупреждал ее, что будет столь гадко ложиться в постель с престарелым мужем. В первый раз ее тошнило в уборной целый час. Не раз она потом вспоминала руки и губы Загорского и сожалела о принятом решении. Слава Господу, возраст графа брал свое, и он не часто посещал ее спальню.
Впоследствии, как и предполагал ее брат, состоялось примирение с Сергеем, и со временем он стал ее любовником. Жизнь постепенно наладилась, у Натали было все, о чем она могла только мечтать: красивые наряды и украшения, светские рауты и балы, где она была признана одной из первых красавиц Петербурга, молодой и красивый любовник и муж, слепо верящий каждому ее слову и позволяющий ей любые ее капризы.

Сначала Натали это нравилось. После, спустя несколько лет, она стала осознавать, что она в ловушке, - муж так и здравствовал, Сергей все чаще стал отдаляться от нее, а она сходила с ума от ревности и страха, что когда-нибудь он не вернется к ней. Все эти артисточки, балерины, модистки… Она ожесточенно рвала в ярости одежду и била духи, узнавая об очередном увлечении Загорского. Она кричала от ярости и боли, выла, билась в истерике. Перепуганные горничные только успевали приносить ей успокоительное и уверять графа, что это не болезнь, а просто приступ меланхолии.
Но потом Загорский возвращался, и Натали снова мчалась к швее, чтобы заказать новых нарядов, и выдумывала новую прическу – она всегда должна быть красива для него, ведь он должен любить только ее. И они снова вместе выезжали на прогулки и пикники, танцевали на балах, проводили вместе ночи.
Ах, эти ночи… Как она обожала их! Его тело, его нежные руки, его страстные губы… Она пробовала как-то отплатить ему сторицей и провела ночь с одним из офицеров после знаменитого маскарада Энгельгардта, но это вызвало у нее лишь чувство гадливости, словно она измазалась в грязи. С тех пор Натали поняла, что только Загорский может быть ее мужчиной. Только он и никто иной. Ради него она готова на все, даже принять все его измены и уходы. Возвращается-то он всегда только к ней. Только она – его возлюбленная.

Единственное, чего не хватало Натали, это ребенок. Ребенок с серыми глазами Загорского. Сергей принимал все усилия, чтобы предохранить ее от беременности, и это удручало ее. Однажды в одну из ночей, что они провели во Флоренции, Натали решилась и перехватила его руку:
- Постой! Я хочу этого!
Загорский тотчас же отпрянул от нее. Он, молча, перекатился от Натали на другой конец кровати и встал, коротко бросив: «Нет».
- Но почему? – взмолилась Натали. – Мы так любим друг друга. Дитя нашей любви… Оно было бы столь прекрасно. Да и потом самое время для меня стать матерью… Мои года…
- У тебя есть для этого супруг, - отрезал зло Загорский. – Никогда, слышишь, никогда мой ребенок не будет носить чужую фамилию.
Натали еле успокоила его в ту ночь, так разозлили Загорского ее слова. После его ухода, едва забрезжил рассвет, она проплакала несколько часов кряду. Ей так хотелось иметь маленькую копию любимого, которая принадлежала бы только ей… Что ж, значит, не суждено. Можно было, конечно, получить желаемое обманным путем, как ей советовали преданные горничные, но это означало пойти на полный разрыв с Загорским, ведь в этот раз он не простил бы ей такого предательства. Натали и так чувствовала его отчуждение от нее, и она боялась одним неловким поступком или словом оттолкнуть его окончательно.
Натали слишком любила Сергея. Время, что они провели вместе, только углубило ее чувства. Поэтому она была готова на что, угодно, лишь бы быть с ним. Лишь бы он к ней возвращался. К ней одной…

Тихое покашливание графа вернуло Натали из ее мыслей обратно в столовую. Ее супруг уже закончил завтрак и складывал салфетку.
- Я буду нынче только около восьми, милочка, - обратился он к жене, поднимаясь с помощью лакея со стула. – Надобно нанести визиты Загряжской, Разиным и Кугелям. Обедать буду у Кугелей. Как предполагаю, ты не имеешь желания составить мне компанию?
- Вы правы, mon époux•, мне нынче нездоровится. Видимо, смена климата дает о себе знать. Почему бы вам не взять с собой Софи? Отличная возможность ввести ее в наш круг. Ведь она столь долго жила в Париже.
- Превосходная идея, ma cheri, - одобрил граф. – С вашего позволения.
Натали обрадовалась, что так удачно складывается день. Граф уедет с визитами и заберет с собой свою родственницу, увязавшуюся за ними в Париже, а значит, весь день она будет в доме одна.

Софи была не то троюродной, не то двоюродной кузина графа, вышедшая замуж за мелкого дворянина, состоявшего на службе при русском посольстве в Париже. Она свалилась им как снег на голову, когда они возвращались в Петербург, и слезно умоляла графа взять ее с собой в Россию. Недавно овдовевшая, без особого состояния, она могла рассчитывать только на помощь родственника.
И граф пошел ей навстречу. Он не оставил Софи в Париже, выделив ей содержание, как на том настаивала Натали. Он решил взять ее в свой дом на правах родственницы, коей она собственно и являлась, и никакие мольбы супруги не заставили его изменить свое решение. Граф даже выделил той небольшое месячное содержание и позволил ей открыть счет у столичной модистки Натали.
- Она еще молода, ma cheri, и довольна миловидна. Выделю ей небольшое приданое, приодену, вывезу в свет. Глядишь, и мужа себе найдет скоро, - говорил Натали граф. – Вот увидишь, она недолго будет у нас.
Но Натали прекрасно видела натуру этой бедной родственницы. Да, Софи была миловидна, у нее были шикарные рыжие волосы, которые сразу же обращали все внимание окружающих на их обладательницу. (Между нами говоря, Натали была уверена, что это не натуральны цвет волос). Но замуж, судя по всему, она вовсе не стремилась – Натали прекрасно видела, как нравится той внимание мужского пола, да горничные нашептали ей на ушко, что у рыжей бестии было немало любовников, как среди посольских, так и среди французских кавалеров. Нет, замуж она так скоро не пойдет, зато с наслаждением поплавает в Петербургском обществе.
Впрочем, это не ее, Натали, дело. Софи вольна была поступать, как ей того хочется. Она была свободна и не была юной девой, а значит, ей многое позволялось. И именно этой свободе так завидовала Натали, что испытывала сильную неприязнь к ее обладательнице. Сама же она чувствовала себя словно в тюрьме, в которой она обречена провести самые лучшие свои годы.

Натали резко встала из-за стола, едва расслышав, как экипаж выехал со двора. Она быстро прошла в свою половину. Там она присела к секретеру, набросала записку и, позвонив, вызвала к себе одну из личных горничных.
- Отнесешь ему, - приказала Натали. Девушка кивнула в ответ – ей не требовалось уточнять имя адресата.
- Прикажете ждать ответа? – спросила она у хозяйки.
- Нет, ответа не будет, - Натали не ждала письма. Она ждала своего любимого и только его.

Пока одна из ее девушек относила записку, другая в срочном порядке помогала своей барыне привести себя в порядок – долго расчесывала волосы хозяйки, чтобы они приобрели дивный блеск, поднесла новый кружевной капот, такой легкий и красивый, что сразу было видно – вещь не для повседневной носки. Натали купила его в Париже специально для этой первой ночи со дня их расставания во Флоренции. О, это будет особенная ночь, улыбнулась она.
Спустя некоторое время надеждам Натали было суждено растаять, как дым. Вернулась горничная, посланная к Загорскому, и сообщила, что его дома нет.
- А где он, не спросила, дуреха? – нервно вскрикнула Натали.
- Спросила, барыня. Уехал он у самого раннего утра в казармы.
- Записку-то оставила Степану? – Степан был в детстве «дядькой» Загорского, а когда тот уехал учиться, стал его денщиком. Он всегда и во всем горой стоял за своего «касатика», и именно через него с самого начала романа Натали и Сергея и осуществлялись и переписка влюбленных, и их тайные свидания.
- Как же не оставить-то? Оставила. Про ответ сказала.
- Что Степан сказал? Когда барина он ждет сегодня? – Натали увидела, как растерялась девушка, и поняла, что та не поинтересовалась насчет этого. – Ладно, ступай.

Горничная было направилась к двери, но на полпути замерла. Было видно по ее лицу, что она что-то знает, но не решается сказать Натали.
- В чем дело? Что стоишь столбом? - Натали едва не срывалась на крик.
Все шло совсем не так, как она планировала. Да еще в голову опять ворвались мысли, что так мучили ее в последнее время. Она каким-то шестым чувством ощущала, что Сергей начинает удаляться от нее, и это страшило ее донельзя. Именно поэтому она до последнего оттянула возвращение в Петербург - она боялась по приезду услышать то, что вовсе не хотела знать.
- Барыня, - несмело начала девушка и замолчала. Ей не хотелось говорить хозяйке то, что она услышала во дворе дома Загорских, но промолчать и утаить это она не могла – барыня должна была узнать.
- Ну же! Если есть что сказать, то говори. А нет – пошла вон! У меня, не дай Бог, мигрень начнется сейчас.
- Барыня, нынче во дворе Загорских, когда записку относила, слышала я, как дворня о молодом хозяине шепчется.
- Какая дворня не перемывает косточки хозяину, - усмехнулась Натали. – Ну, продолжай, что там с ним? Кутеж опять? Или… или… очередная…
- Ох, барыня, - вдруг залилась слезами горничная. – Говорят, князь молодой влюбился до смерти. Все письма ей пишет да цветы шлет каждый день. Дворня шепчется, князь женится…
Натали подскочила к девушке и резко ударила ее по щеке:
- Не лги мне, дрянь! Быть того не может!
- Ах, барыня, - еще горше зарыдала девушка – не бейте меня. То, что слышала, то и говорю. Девушка-то приличная, молоденькая, из семьи хорошей. Князь каждый день выезжает…
- Замолчи! – Натали оттолкнула горничную к дверям. – Пошла вон, лгунья! В деревню отправлю! Скотницей!
- Ах, барыня… - девушка зарыдала во весь голос и выбежала из комнаты, оставив хозяйку в одиночестве. Та стала метаться по спальне из угла в угол, заламывая руки в отчаянье:
- Нет, - шептали ее губы. – Это ложь. Ложь! Не женится… никогда не женится… он обещал, клялся…

Натали была уже не такой мечтательницей, как раньше. Она прекрасно понимала, что рано или поздно Сергею придется исполнить свой долг перед семьей и фамилией и вступить в брак, несмотря на его столь наивную клятву в юности никогда не продолжить род. Она была готова принять этот брак, ведь мать его наследников не могла бы быть соперницей ей, которой принадлежали душа и сердце Загорского.
Но это только при условии, что князь вступал в брак, исключительно повинуясь долгу, а не зову сердца. Последнего Натали боялась, как огня. Она стала замечать в Сергее не так давно какую-то странную меланхолию, столь не свойственную ему, и ее сердце почувствовало близость перемен в их судьбе.
- Нет, не может быть, - прошептала Натали, наивно убеждая себя в нереальности происходящего. – Он любит только меня, уверена… Меня одну.

Она села перед зеркалом и в задумчивости принялась расчесывать волосы.
Даже если он опять влюблен, это ровным счетом ничего не значит. Влюбленность столь быстротечна. Она вспыхивает быстро и горит ярко, как лучина, а потом так же стремительно сгорает до тла и гаснет. Сколько раз он увлекался и столько же возвращался к ней, Натали…
Натали позвонила, вызывая к себе девушку. Ей просто необходимо узнать, кем так увлечен Загорский. Предупрежден – значит, вооружен, а чтобы победить очередную соперницу, ей просто необходимо быть во всеоружии и хорошо подготовленной к войне за сердце любимого. В этот раз Натали чувствовала опасность, ведь та другая была из их круга, да еще девица на выданье. Но у Натали тем не менее есть огромное преимущество – ее страсть. То, на что никогда не пойдет наивная инженю. То, что так необходимо такому мужчине, как Загорский.
- Я его не отдам. Никогда, - прошептали губы Натали собственному отражению в зеркале.

К вечеру она уже знала то, что хотела, и полученные вести успокоили ее. За девушкой ухаживал еще и Воронин, причем с серьезными намерениями. А это означало, что ее брак с Сергеем почти невозможен: слишком крепки узы дружбы между ним и Сергеем, и объявление о помолвке с Анатолем было равнозначно отступлению Загорского от нее. Нет, Натали слишком хорошо знала это их негласное правило: любовь одного - табу для другого.
Если только, конечно, девушка не предпочтет предложение Загорского, но и тут Натали была спокойна. Она сомневалась, что Загорский был столь увлечен, что готов решиться сделать этот шаг. Слишком серьезный для него поступок. К тому же, судя по всему, эта провинциалка отдавала свое предпочтение Воронину.
Нет, это совсем не тот случай, когда надо переживать о будущем. Тем более, когда можно приложить небольшие усилия, дабы поменять его. Где уж милой и наивной провинциалке тягаться с ней, одной из признанных красавиц света?

Поздно вечером к Натали постучались. После разрешения войти в комнату вступила Софи, эта бедная родственница.
- Что вам угодно? – раздраженно спросила ее Натали. – Разве вы не видите, я уже в постели и не совсем не расположена к ведению беседы.
- Уделите мне пару минут, Натали. Всего пару минут, - Софи улыбнулась, и эта улыбка вдруг показалась Натали улыбкой кота, загнавшего в угол мышь. Да еще обращение к ней по имени… До этого момента эта приживалка не позволяла себе подобного.
- У вас несколько минут, Софи, - ледяным тоном ответила Натали. – Я чувствую себя неважно, потому решила раньше лечь.
- О, сожалею о вашем нездоровье. Надеюсь, завтра вы будете в здравии. Жаль, что доктор не сможет вас сегодня навестить, так что не ждите его, - вкрадчивым тоном проговорила Софи, глядя собеседнице прямо в глаза, и от выражения ее глаз Натали стало не по себе.
- Не понимаю, о чем вы толкуете. Разве я вызывала доктора? Да и потом – какой доктор в такой поздний час.
- Вы прекрасно понимаете, Натали, о ком я говорю. Удивительный мужчина! – хищно улыбнулась Софи. – Теперь я прекрасно понимаю, почему вы были столь холодны к мужчинам в Париже. Имей я его в любовниках, я бы тоже забыла об остальных.
- Не смейте разговаривать со мной таким тоном! Вы забываетесь, где находитесь и на каких основаниях. Стоит мне сказать только слово…
- Стоит только мне слово сказать вашему супругу, моему дражайшему дядюшке-рогоносцу… Ах, ну что же вы замолчали? Вам не по вкусу мои слова? А я-то думала, вы просто фригидная льдышка, а у вас тут такой образец мужественности под боком... Он так же хорош в постели, как выглядит? Впрочем, не стоит затруднять себя с ответом. Я уже наслышана о его репутации, и знаете, что? Это так привлекает, так будоражит мою кровь, - Софи облизнула свои полные губы. – Я надеюсь, вы не будете держать на меня обиду, если я проверю, правдивы ли слухи о нем. Иначе, может статься, что вам лучше будет подальше от столичного шума и пыльных мостовых. Например, в деревне. Я думаю, что ваш муж пойдет мне навстречу по поводу беспокойства о вашем здоровье. Ведь лето в городе явно не идет ему на пользу.

Натали на мгновение потеряла дар речи, а Софи, пользуясь ее минутным замешательством, победно улыбнулась той на прощание и, неслышно ступая, вышла из комнаты.
Кровь застучала в висках Натали, словно предвестница той жуткой болезни, что так мучила женщину в последние годы, - мигрени. Она быстро позвонила, чтобы пришла горничная и приготовила ее порошки.
Следовало ей послушать свой внутренний голос, который упрямо твердил, что Софи нельзя брать с собой, но Натали так стремилась вернуться в Петербург поскорее, что попросту отмахнулась от его увещеваний и не стала разубеждать супруга в правильности принятого решения.
Какова змея! Разузнала все сплетни и споро вычислила, какую выгоду она может получить. Натали нутром чувствовала, что та готова на многое, лишь бы добиться своего.

Что ей делать? Софи поставила своей целью заполучить Загорского в свою постель. Она довольно привлекательна, и Натали прекрасно видела, как легко и непринужденно она, мастерица флирта, умеет очаровывать мужчин, поэтому опасалась, что он поддастся на ее уловки. Сергей сегодня не пришел и никого не прислал к ней, и это только подтверждало то, что Натали начала подозревать еще во Флоренции – он опять охладел к ней. Это означало, что снова наступил очередной виток в их отношениях, когда он разделит свою страсть не с ней, а с другой женщиной. Почему бы не с Софи, которая так явно скоро предложит себя ему?

Натали сжала виски руками – боль нарастала с каждым мгновением все сильнее и сильнее, а дворня запаздывала.

Почему? Почему, милый? За что ты опять отдалился от меня? Как мне удержать тебя от того, что снова разобьет мне сердце?
Пульсация в голове стала просто нестерпимой. Натали упала на колени и громко закричала не в силах терпеть более боль, терзающую не только ее тело, но и душу.

• мой супруг (фр.)

Marian, привет. Мне очень нравиться твой роман. С удовольстием буду следить за дальнейшими риключениями героев.
___________________________________

Marian, спасибо!
Продолжение великолепное.
Судьбы и характеры персонажей прописаны потрясающе.
Читается легко, и чтение все больше и больше затягивает.


_________________

Mary,
бяка ,
девочки, спасибо за теплые слова. Очень приятно.

Скоро, совсем скоро продолжение...

_________________

 » Глава 9

Извините, что так долго тянула с продожением. Муз что-то ушел в отпуск... Только недавно вернулся с новыми идеями...

Глава 9.

Не только Натали провела без сна эту ночь.
Не спалось Марине. Может, сказывалось отсутствие покрова ночной темноты. Может, птички-свиристелки под окном. А может, беспокойство и какое-то смутное предчувствие, терзавшее ее весь прошедший день.
Она мучилась сомнениями, правильно ли поступила, дав надежду Загорскому на ее расположение. Каковы намерения князя в отношении нее? Права ли маменька, столь яростно возражавшая против того, чтобы Марина опять впускала князя в свой круг?

Сразу же после Пасхального завтрака Анна Степановна попросила дочь подняться в свою спальню для «доверительной беседы». Марина послушалась и, переступив порог комнаты, уж было готовилась выслушать поток нравоучений, но маменька удивила ее. Она некоторое время молча стояла у окна, словно с интересом разглядывая происходящее на улице, и лишь спустя некоторое время обратилась к дочери:
- Мы никогда не были близки, как мать и дочь. Свою роль здесь сыграло, что ты была удалена от дома в юном возрасте. Но немалая роль отводится и тому, что у нас слишком разные характеры. Да, ты не так похожа на меня ни лицом, ни нравом, как твои сестры, но иногда я смотрю на тебя и вижу себя в юном возрасте. Та же пылкость, та же мечтательность…
Анна Степановна улыбнулась своим мыслям, потом повернулась к дочери.
- Ты, наверное, удивляешься, как мы когда-то с папенькой могли полюбить друг друга, настолько мы разные натуры? Да, нам не суждено было соединиться ни по желанию моего отца, ни по правилам света. Саша, - Марина, впервые услышав из уст матери ласкательное имя отца, вздрогнула от неожиданности – столь это было необычно для Анны Степановны. – Саша был очень красив, и гусарский мундир так шел ему… Но он не имел ни титула, ни состояния. Лишь небольшое именьице «на окраине империи», как сказал мой папенька. Знатный, но обедневший шляхетский род. А я – дочь генерала, героя войны, обласканного покойным государем. Наш род значительно старше рода твоего отца, про состояние и говорить не стоит. А значит, твой папенька по всему был мне не ровня.

Мы встретились на одном из балов, куда офицеров гусарского полка твоего папеньки позвали для того, чтобы уравновесить пары для танцев. Он не должен был быть там, он не был вхож в наш круг. Но судьба распорядилась так, а не иначе. Мы встретились и влюбились друг в друга с первого взгляда. Я пропускала мимо ушей увещевания своего отца и тетки. Для меня была первостепенной лишь любовь, что я испытывала к нему. Я представлялась самой себе несчастной, заключенной в высокую башню и против воли разлучаемую со своим возлюбленным. Поэтому я без колебаний венчалась тайно с твоим отцом, мне казалось, что романтичнее и быть не может конца нашей истории.
Как показало время, это был действительно конец. Конец нашей слепой влюбленности друг в друга. На смену романтичным свиданиям пришел быт и другие прелести супружества, а мы были абсолютно не готовы к ним и остальным трудностям, возникшим в нашей жизни. Твой папенька оказался мастаком говорить красивые речи и пускать пыль в глаза, но совершенно не приспособленным к жизненным реалиям. Насытив свою страсть, он быстро потерял ко мне интерес и отныне его увлечениями были лишь охота и карты. А наш вынужденный отъезд из Петербурга, после которого мы остались наедине друг с другом в Ольховке, свел на нет остатки былых чувств и во мне. Мне казалось, что только твой отец и моя слепая влюбленность виновата в той судьбе, что сложилась у меня. Только они виноваты, что не сбылись мои девичьи мечты.

Анна Степановна замолчала и вытерла слезы с глаз, что накатились за время ее грустного рассказа. Она неловко улыбнулась дочери.
- Ты сама видишь, во что превратилась та любовь, что когда-то заставила нас с твоим отцом потерять головы. Мужа надо выбирать не сердцем, родная, а головой, - она постучала себя указательным пальцем по лбу. – Жалко, что папенька так и не вбил мне это в моем девичестве.

- Я смотрю на Сергея Кирилловича, - продолжила Анна Степановна после недолгого молчания. – И вижу твоего отца в молодости – такой же беспечный мотылек, порхающий по жизни. Только папенька твой порхал по картам, а князь… князь – большой ходок. Пусть это не так бьет по семейному бюджету, но это во сто крат хуже – это разобьет твое сердце рано или поздно. Он желает тебя (да, именно так!), но не остынет ли он, получив желаемое? Не оставит ли он твою постель ради другой? Да и потом я не хотела бы своей дочери такого же существования, что было у меня. Да, я согласна, Загорский знатен и в будущем будет весьма богат, но пока он зависит от прихотей и желаний старого князя, а уж его сиятельство никогда не даст благословения на ваш брак. А это означает, полный отказ в содержании… Марина, мы живем сейчас исключительно милостями Софьи Александровны, Ольховка давно не приносит особого дохода. Все твои платья, шляпки, остальное… Что будет, если не дай Бог, Софья Александровна не включит нас в свое завещание? А ведь у нас помимо тебя еще четыре дочери, которых тоже надобно выдать замуж. Если ты не поможешь нам с папенькой, то это станет весьма сложной задачей для нас.
Пойми, только твое удачное замужество убережет нашу семью от неминуемого краха. Пасынок Софьи Александровны только и ждет ее кончины, чтобы заполучить, пусть небольшое, но состояние семьи Голышевых. У него есть средства на тяжбу, у нас же – нет. Даже если мы будем указаны в завещании, пройдет немало времени прежде, чем оно вступит в силу в виду всех несогласий и тяжб. Я уже узнавала. Да, не смотри на меня с укором, я беспокоюсь о нашем будущем, как любая мать.

Анна Степановна вдруг подошла к дочери и взяла ее за руки. Проникновенно глядя той в глаза, она продолжила свою речь:
- Я прекрасно понимаю твои чувства к князю. Я-то помню, как бурлит кровь от одного только взгляда, от одного случайного прикосновения. Но это временные эмоции. Поверь, это страсть, а страсть быстротечна. Да и потом – уверена ли ты, что намерения князя столь серьезны, а не простое волокитство? Я – нет, буду с тобой откровенна. Мужчины часто хотят получить то, что им не принадлежит, как малые дети хотят игрушку другого дитя. Вспомни, когда вспыхнули его чувства к тебе, - сразу же после того, как его сиятельство Анатоль Михайлович стал ухаживать за тобой. Разве тебе это ни о чем не говорит? Дух соперничества так будоражит кровь… Но на кону не только твоя судьба, но и судьба твоей семьи. Ты должна послушать свой разум и забыть про то, что поет твое сердце. Только так ты сделаешь правильный выбор.

Анна Степановна замолчала и, тихо вздохнув, поцеловала Марину в лоб. Потом, на мгновение прислонившись лбом к ее лбу и прошептав: «Ты же у меня разумница, милая…», покинула комнату, оставив Марину наедине с ее мыслями и сомнениями.

Вот Марина и мучилась ими весь день и сейчас ночью, не в силах сомкнуть глаз. Она понимала беспокойство матери, понимала ее чувства. Очень больно, когда ты обманываешься в своих ожиданий, уж ей-то это известно доподлинно.
Но неужели мать права? Разве можно так себя вести? В глазах света подобное поведение указывает на то, что молодой человек не только увлечен, но имеет намерение вступить в брак. Хотя когда мнение света имело значение для Загорского?

Марина решила открыться Жюли и получить ее совет по волнующему ее вопросу. Подруга, по мнению Марины, была немного объективнее, чем маменька. Поэтому Марина, не откладывая дело в долгий ящик, прямо после завтрака поехала к ней. Они уже давно условились, что могут наносить друг другу визиты без соблюдения принятых норм приличий, без предварительного уведомления. Правда, они редко так поступали, поэтому Жюли сразу же поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Обеспокоенная, она быстро спустилась в малую гостиную, где ее дожидалась Марина.

- Здравствуй, милая, - расцеловалась с подругой она. – Прости, что я так рано поутру. Надеюсь, я не оторвала тебя от дел?
- Нет. Paul уехал в Киреевку проверить дом. Скоро весь свет переедет на дачи в Царское. Большая удача, что у семьи моего мужа имение недалеко, пусть и маленькое. Надеюсь, ты погостишь у нас? Я обязательно поговорю с Анной Степановной об этом днях.
- Я поеду непременно. Разумеется, если позволит маменька, - Марина помолчала, потом проговорила в волнении. – Ах, Жюли, помоги мне! Я совсем запуталась…
- Ты пугаешь меня, Мари! Что случилось? – встревожилась Жюли.
И Марина открылась ей. Полностью, ничего не скрывая. От самого первого письма Сергея до разговора с маменькой.

После того, как она закончила свой рассказ, она подняла глаза на подругу. Та смотрела столь пристально, что Марина смутилась.
- Ты забыла о самом главном, Мари, - тихо проговорила она. – Ты рассказала мне о том, что хотят твоя маменька, твоя семья, Загорский, Воронин. Но умолчала об основном – что хочешь ты сама? Что ты чувствуешь? Ты так же влюблена в Сергея Кирилловича, как ранее? И что ты чувствуешь по отношению к Воронину?
Марина отвела взгляд и уставилась на свои ладони, то сплетая пальцы вместе, то расплетая.
- Не спорю, мне приятен Анатоль Михайлович. Он средоточие всех тех качеств, что любая девушка хотела бы видеть в своем супруге. Но, когда он касается меня или целует мою руку, я не чувствую того бешеного биения сердца, как когда я вижу князя.

Она помолчала мгновение, потом стиснула ладонь Жюли в волнении:
- Мне очень нужен твой совет, ma cherie. Я совершенно запуталась, ничего не могу решить – кого приблизить, кого удалить от себя. Кто честен со мной, а кто просто играет…
- Ах, Мари, я не столь опытна, как твоя маменька, - начала было Жюли, но, заметив тень легкого разочарования на лице подруге, переменила речь. – То, что творится в голове у человека, знает только он, и никто другой. Я не убеждена, что люди могут меняться (хотя надеюсь, mon époux забыл свои прежние привычки), но граф Воронин стал так галантен с тобой, так нежен и внимателен, так влюблен… А ведь тоже был волокита из волокит. Кто знает, какие мысли сейчас у князя Загорского?
Жюли поднялась с софы и в задумчивости прошлась по комнате. Потом резко остановилась и улыбнулась подруге:
- Значит, мы должны узнать их! Можно, конечно, попробовать разузнать намерения князя у Paul’я, но я не уверена, что он мне откроет их. Есть еще один вариант: когда переедем в Киреевку, сможем ездить на променад в Павловский сад. Уверена, там будет и князь. Я могла бы слегка уйти вперед с супругом и дать вам возможность обсудить то, что тебя так волнует. Если, конечно, ты решишься, ведь это выходит за рамки приличий.
- Ах, милая, - грустно улыбнулась Марина. – Мне кажется, мое поведение уже давно за рамками по отношению к Сергею Кирилловичу.
- Но у меня есть одно условие, - Жюли снова присела на софу рядом с Мариной и взяла ее за руки. – Если князь будет снова … э-э-э… поклонником графини Ланской, то я прошу тебя забыть о твоем намерении выяснить отношения. В этом случае и так будет все ясно, pas?
- Обещаю, Жюли, что даже не посмотрю в его сторону тогда, - запальчиво проговорила Марина, что вызвало улыбку подруги.

Было решено, что до переезда загород Жюли понаблюдает за поведением Загорского на светских раутах. Марина, к сожалению, не могла составить компанию подруге в этом – с недавних пор слегла и Анна Степановна с приступами легкой простуды, которая настигала ее каждую майскую пору. А Софья Александровна еще не оправилась от болезни, что мучила ее тело почти уже месяц, поэтому у Марины не было патрона для выездов.
- Жаль, что мне не двадцать пять, - шутила Марина. – Была бы сама себе хозяйка.
Поэтому Марине отводилась пока роль наблюдателя. Да еще не воочию, а только по сведениям Жюли, которые она присылала ежедневно.

«Il est fidèle•»
Эта единственная фраза следовала из записки в записку изо дня в день, но она грела Марине душу и питала ее надеждами на благоприятный конец истории ее любви. Всего несколько слов, но они поднимали ее настроение до немыслимых высот, и даже ворчание недомогающей маменьки не могло испортить его.
Она совсем по-другому теперь читала письма князя, которые по-прежнему приходили каждое утро с мальчишкой-посланцем, внимательно вчитываясь в строчки и представляя, как его губы шепчут каждое слово, каждое предложение.

«Минуло уже восемь дней, как я видел вас последний раз. Восемь дней - это чуть больше недели, но целая вечность для меня. Видеть ваше прекрасное лицо, слышать вас дивный голос – вот истинное счастие для меня.
Je vous aime•. Я люблю вас страстно. Всем сердцем, всей грешной своей душою я отдаюсь в ваши руки. Доныне я ни одной из женщин не говорил этих слов, до конца осознавая их истинный смысл. Доныне ни одной из них я отдавал свое сердце. Вы – мое сердце, Марина Александровна. А раз не должно, невозможно человеку жить без сердца, вы – моя жизнь…»

День за днем миновала майская пора, и лето вступило в свои права. Петербург постепенно пустел: светские люди переезжали на дачи в Царское Село вслед за двором, поселившимся в Летнем дворце в конце мая на всю летнюю пору; гвардейские – уехали в Царскую Славянку, где полным ходом проходили марши и парады гвардии.
Ольховским снять дачу в Царском не удалось. Во-первых, Софья Александровна не могла выехать по причине слабого здоровья из Петербурга. Во-вторых, когда Анна Степановна вспомнила об этом, было уже довольно поздно, и все мало-мальски приличные дома были уже сняты. Поэтому ей оставалось только роптать да выезжать на те редкие вечера, которые давались людьми их круга, тоже не сумевшими попасть в число дачников. Поэтому она с большим удовольствием приняла приглашение Арсеньевых для Марины погостить у них в Киреевке под присмотром матери графа.

- Я полностью доверяю вам, - дружески похлопала она ту по руке (подобная фамильярность покоробила графиню до глубины души), когда они за чаем в диванной обсуждали возможность поездки Марины в Киреевку. – Вы известны, как персона самых строгих правил, Марина будет под надлежащим патронажем.
Анна Степановна шла на подобное отступление от приличий еще по той причине, что питала большие надежды на этот выезд Марины загород. Она знала, что Арсеньевы и ее дочь будут часто выезжать в Царское Село и в Павловск, где будут встречать царствующую семью, а значит, и Воронина. Она предполагала, что сложившаяся атмосфера подтолкнет того наконец-таки объясниться с ее дочерью. И так затянул с этим, по ее мнению.
Анна Степановна думала также пристроить в складывающуюся компанию еще и Лизоньку, свою вторую дочь, что начала выезжать в этом году, но слишком свободное поведение той на балах да странный блеск в глазах заставили ее переменить свое решение. Слишком вскружили голову той Петербург да золото эполет, пусть побудет под неусыпным оком маменьки. Так и до греха не далеко, не приведи Господь!

Итак, Марина уехала из Петербурга вместе с Арсеньевыми. Она с каким-то щемящим чувством необратимости судьбы уезжала из дома Софьи Александровны. Ей так же, как и ее маменьке, было предчувствие, что это лето бесповоротно изменит ее жизнь. Но они обе и предположить не могли насколько.

Сергей тоже в то утро покидал Петербург.
Он окончательно переезжал в Царскую Славянку на свою холостяцкую квартиру. Ранее он всегда с воодушевлением и восторгом ждал своего переезда на лето загород. Его квартира была не столь комфортна для зимнего проживания, потому зиму он предпочитал проводить в столичном особняке, и для него отъезд в Царскую Славянку в начале лета казался прыжком в прохладные пленительные воды полной свободы от неусыпного надзора старого князя.

Помилуй Бог, он уже не мальчик, а чувствует себя, словно в детской в их фамильном особняке на набережной Невы. Зато в Славянке он царь и Бог для его гвардейских дружков, в Славянке он может вздохнуть полной грудью. Сколько бутылок было выпито тут! Сколько прекрасных вдовушек и дам полусвета побывали в его холостяцкой берлоге! Сколько пари разрешалось здесь! Свобода гвардейских казарм, одним словом - ни больше, ни меньше.

Но в это утро Загорский был мрачен. Даже прекрасное солнечное начало дня да записка от товарища по полку Кулагина, зазывавшая его на полковую пирушку и сулившая некий «божественный сюрприз», не радовала его. Он чувствовал себя прескверно, словно кошки скребли в его душе, еще со вчерашнего дня.
Совесть. Именно ее угрызения мучили Загорского с вечера и не дали сомкнуть глаз этой ночью. Он выкурил свой трехдневный запас сигар за эти ночные бессумрачные часы. И думал. Думал все время до раннего утра. Ему казалось, что в какой-то момент прошлого вечера он мог поступить по-иному, чуть мягче, может быть… Сергей воскрешал в памяти каждое его мгновение и не мог отделаться от ощущения, что он все-таки последний мерзавец. Он чувствовал себя именно так, и ничто не смогло бы сейчас разуверить его в этом.

Прошлым вечером Загорский нанес визит Натали. Первый раз за все время, что она вернулась в Петербург. Первый раз за месяц.

Он всегда стремился сразу же прояснить отношения, прекратить приятную, но начавшую тяготить его связь. Различие было в том, что ранее это происходило с женщинами, которые были готовы к этому. Женщинами, которые с самого начала предполагали, что их связь будет когда-нибудь иметь свой конец.

Натали же была не такая. Она была особенная. Она была другая.
Он чувствовал некую ответственность за нее. Сергей помнил ее еще той девочкой, что так задорно смеялась, когда он раскачивал ее на качелях в саду имения ее родителей. Той девочкой, что краснела при виде его, а он, так по-девичьи, смущенно краснел в ответ.
Когда их первая нежная влюбленность превратилась в эту порочную связь? Когда она превратилась в те узы, которые душили его теперь?

Он не был трусом, и его тяготило осознание неприятности своего поступка, но Загорский избегал встречи с Натали, как только мог. Он даже признавал, что был доволен фактом нездоровья Натали - это не позволяло той часто выезжать в свет. А сам он стремился не бывать в тех салонах, где существовала возможность ее увидеть. Он так боялся причинить ей боль, что не осознавал, что своим уклонением от встречи с ней, своими равнодушными и короткими записками на ее письма причиняет ей большее расстройство.

Наконец Загорский решился и в ответ на ее очередное письмо написал, что навестит ее вечером. Она стала настойчива в своих записках к нему с просьбами навестить «une pauvre malade•», что он понял тянуть долее нельзя.
Прибыв к дому Ланских, он долго не мог решиться и спешиться. Он смотрел на темные окна особняка и чувствовал странную горечь во рту. Он уже заранее знал, что это расставание не будет схожим с предыдущими в его жизни. Он бы и сидел в седле дальше, наверное, если бы дверь входа со стороны двора не распахнулась бы и не показалась горничная Натали.

- Что же вы ждете, барин? – прошептала она. – Хозяина, конечно, дома нет, но вдруг увидит кто и донесет ему. Спешивайтесь скорее. Нешто забыли…
Загорского неприятно кольнула ее последняя фраза. Он действительно забыл. Забыл и не хотел вспоминать этот путь по темному особняку по коридору для слуг, эти свидания тайком, эту страсть украдкой. Теперь это казалось ему столь грязным, столь бесчестным, что он удивился этому неожиданному ощущению брезгливости.

Натали ждала его, сидя в кресле перед туалетным столиком. Сквозь пламя единственной свечи она смотрела на свое отражение и не повернулась, когда он ступил в комнату. Она никак не показала, что заметила его присутствие, и он, даже радуясь в глубине души такому холодному приему, опустился в кресло и принял предложенный горничной бокал вина.
Они молчали с некоторое время, не обменявшись ни словом, ни взглядом. Былые любовники, проведшие столько жарких страстных ночей в объятиях друг друга и не решающиеся сейчас нарушить тишину, стоявшую между ними.

Наконец Загорский проговорил, не отводя напряженного взгляда от своего бокала:
- Рад видеть, что ваше путешествие закончилось благополучно, но огорчен, узнав, что твои головные боли мучают тебя. Как нынче твое здоровье?
Натали так резко повернулась к нему, что ее волосы взметнулись за спиной.
- Тебя интересует мое здоровье? Неужели? Было бы лучше, если бы ты потрудился навестить меня раньше. Из чьей постели ты ко мне сейчас, милый? – проговорила она едко.
- Ах, прошу тебя, оставь этот тон кухарки, - устало ответил ей Загорский. – Я сотни раз повторял тебе, что он не к лицу тебе.
- А что мне к лицу? Слепая покорность? Готовность к всепрощению и принятию тебя обратно, натешившегося досыта у какой-нибудь шлюхи?
- Я никогда не просил принимать меня обратно, - резко сказал Загорский и поднялся. Он видел, что Натали раздражена до крайности и заранее же предвидел ее истерику. А значит, разговора не получится нынче, и ему следует уйти.
- Нет! – Натали метнулась к нему через всю комнату и взяла его за руку. – Прости меня, я не понимаю, что говорю. Я не буду злиться, обещаю.
Она поднесла его руку к своим губам прежде, чем он сумел остановить ее. Раздраженный своим настоящим положением, чувствуя себя последним подлецом, он отстранился от нее и, выпростав руку из ее ладони, схватился за бокал с вином, словно утопающий за бревно.

- Натали, нам надо поговорить, - начал он, но она быстро перебила его.
- О чем? Нам не о чем говорить. Милый, милый, я все готова простить и забыть. Что с того, что ты опять поволочился за какой-то юбкой? Мужскую натуру не изменить. В душе они всегда охотники, я всегда это понимала. И потом – какой же ты гвардейский офицер без волокитства? Даже подумать смешно. Гвардейцы, они ведь вечно влюблены в кого-то, n'est-ce-pas•? Просто обними меня, как прежде, и все забудется.

Загорский во время ее торопливой речи допил вино до последней капли, потом медленно поставил бокал на столик и повернулся к ней.
- Нет, Натали. В этот раз – нет.
- В этот раз?! – ее голос сорвался на визг. – Только не говори, что ты серьезно увлекся этой рыжей бестией!
- Что? О какой рыжей бестии речь?
- О Софи! Об этой змее! Приживалке в моем доме! Разве ты не встречался с ней? Не лги мне, я знаю прекрасно, что встречался. Она мне во всех подробностях описывала, как вы пересекаетесь то в театре, то на прогулках.
Загорский как мог напряг свою память и еле вспомнил хорошенькую молодую вдовушку, что была представлена ему в салоне у Вяземских. Но у нее светился в глазах такой нескрываемый интерес к его особе, что ему даже стало не по себе, и он поспешил откланяться. Другой встречи с ней, видит Бог, он не помнил, о чем честно и сообщил Натали.

- Тогда… тогда… - она перевела на него взгляд и пристально уставилась в его глаза. – Это та девчонка… Ольховская! О! Ты смутился! Значит, она. Она! Зачем она тебе? Что она может тебе дать? Разве ее губы слаще моих? Разве ее прелести сравнимы с моими? Разве может она доставить тебе такое удовольствие, какое доставляю тебе я? Или ты просто решил наставить рога перед свадьбой своему лучшему другу? Подарить ему своего un bâstard• в качестве подарка к венчанию?
Загорский резко шатнулся к ней, и Натали по выражению его глаз поняла, что зашла слишком далеко, испытывая его чувства. В последний миг он вдруг отошел к окну и стал дергать бахрому у гардин, словно срывая на них ту ярость, в которую привели его слова Натали.
- Ты готов был ударить меня, - тихо прошептала она. – Готов был ударить, - повторила она, словно не веря своим словам.

- Ты действительно влюблен в нее, - сказала Натали с грустью после недолгого молчания. – Не знаю, надолго ли это, но ты увлечен ею столь сильно, что готов ударить меня за эти слова. Раньше ты бы отшутился, и мы посмеялись бы с тобой над нелепыми влюбленностями юных курочек, как ты их называл, а теперь…
- Нам надо расстаться, Натали, - глухо проговорил Загорский от окна, словно не слыша ее слов. – Мы больше не можем продолжать нашу связь. Я считаю, что это нечестно.
- Нечестно? По отношению к кому? К моему супругу? Ты знаешь, мне плевать на него!
Загорский поморщился от ее грубых слов, но, тем не менее, продолжил:
- Нечестно по отношению к тем, какими мы были. Нечестно по отношению к тем нежным чувствам, что мы так опошлили теперь.
- Мне все едино. Думай, что желаешь. Люби, кого желаешь. Но только не оставляй меня! – вновь попыталась вразумить его Натали.
- Так надо, милая, - мягко сказал Сергей, обернувшись к ней. - Это не может продолжаться, ты должна понимать это.
- Нет! – выкрикнула Натали. – Я не хочу ничего понимать! Почему ты не можешь остаться? Почему хочешь оставить меня? Разве кто-то сможет любить столь сильно, как я? Разве кто-то будет готов отдать за тебя жизнь? Принять тебя любого – сирого и убогого - сможет ли кто-то, кроме меня? Если хочешь любить кого-то, люби – я не встану у тебя на пути. Но только, заклинаю, не бросай меня, - Натали опустилась перед ним медленно на колени и обхватила его ноги, мешая ему двинуться с места. – Я перед тобой на коленях, Сереженька, я забыла гордость, потому что ты – моя гордость, совесть и честь. Я всегда любила только тебя. Ты – вся моя жизнь, я не смогу без тебя жить. Я пропаду без тебя. Можешь ездить еще к кому угодно, если пожелаешь, я ни слова не скажу. Я приму любое твое решение, любое, кроме этого. Не оставляй меня, не оставляй меня, заклинаю тебя. Пусть разлюбил, пусть! Из жалости, из памяти былого – не оставляй меня!

Загорский с усилием поднял с колен сопротивляющуюся и безудержно рыдающую Натали и нежно обнял, словно ребенка, баюкая в своих руках.
- Ma bonne, ma bonne•, - приговаривал он, гладя ее по спине. – Мне очень и очень трудно говорить тебе это. Но мы не можем продолжать долее. Так сложилось… Так надобно.
- Так надобно тебе, - вдруг отстранилась от него Натали. Она вытерла слезы рукавом капота, и этот жест выглядел столь по-детски, что у Сергея сжалось сердце при виде этого. – Что ж, если ты того желаешь, так тому и быть. Я слишком люблю тебя, чтобы противиться твоему страстному желанию покинуть меня. Если это составит твое счастие, то воля твоя, я отпущу тебя. Только не оставь меня своим расположением. Я не хочу утратить его, как утратила твою любовь.
- Я готов в этом поклясться… - начал было Сергей, но она прервала его, положив палец на его губы.
- Ты уже клялся мне, mоn bonn amie•, и вот каков финал. Не надо клятв, я не хочу их. Побудь со мной еще пару часов, доставь мне наслаждение в последний раз побыть рядом с тобой. Я хочу запомнить эти минуты, ведь мне только их и предстоит вспоминать в той постылой жизни, что ждет меня без тебя.
- Прошу тебя, Натали, - поморщился недовольно Сергей.

- Все, не будем об этом, - она подошла к столику и наполнила их бокалы. Потом подала один из них Загорскому. – Выпьем? Только вот за что? Давай выпьем за будущее, которое ожидает нас. По крайней мере, хотя бы ты ждешь его с нетерпением.
Натали отпила вина, потом поболтала его в бокале, словно размешивая, и отставила бокал в сторону. Она опустилась на кровать и, устроившись поудобнее в положении полусидя-полулежа на многочисленных подушках, посмотрела на Загорского, по-прежнему стоявшего у окна с бокалом в руке.
- Позволь мне говорить с тобой сейчас, как с другом (признайся, довольно пикантно для тебя – друг-женщина). Иногда мужчины не видят очевидных вещей, доступных только женскому взгляду. Дозволишь говорить с тобой откровенно?
- Говори, Натали. Только прошу – без оскорблений, я ведь заранее уже знаю, о чем пойдет твой разговор.

- D'accord•. Признаться честно, я удивляюсь тебе. Ты всегда повторял мне, что не готов стать в ряды покупателей юных курочек на рынке невест, а теперь, сломя голову спешишь занять место в их рядах. А какова она! Хитрая донельзя! Так рассчитать все до последнего мгновения. Нет, нет, дослушай меня до конца! Я знаю эту девушку. Училась с ней в институте. Я смутно ее помню, но, знаешь ли, не было резона ее запоминать. Но ведаешь ли ты, что в институте девочки с самых младых лет ставят себе цели: получить шифр и (ну, или «или» - у кого как получится) найти хорошую партию. Годами разрабатываются стратегии почище наполеоновских или суворовских. Ведь от этого зависит не только дальнейшая жизнь этих девочек, но и жизни ее родных.
Знаешь ли ты, сколько дочерей в семье Ольховских, уже в поре или около? Пять вместе с предметом твоих грез! Пять, а средств на приданое – ноль. Живут они в доме тетки матери Ольховской приживалками, полностью, скорее всего, на обеспечение той. Да вот беда – тетка-то не вечна, да и в последнее время что-то хворать начала, не приведи Господь, упокоиться скоро. А у тетки той есть пасынок от первого брака, в Москве проживает. Тоже на наследство претендовать желает, да и кто бы ни желал? Получается, что готов опротестовать завещание. А тяжба-то дело затратное… ой, затратное. Напомню, средств свободных у Ольховских нет. Зато есть у пасынка этого. Где же бедным приживалам деньги-то на тяжбу найти? Да и дочерей пристроить надо. Не решить ли разом все проблемы при помощи старшей дочери? Отхватить ей жениха титулованного да при средствах, вот и решатся беды-то. А кто у нас из холостых un parti très brillant•? Князь Загорский да граф Воронин. И именно в этой очередности, он же не так богат, как ваша семья, n'est-ce-pas? Вот и держит она его пока на расстоянии, пока с тобой не разрешилось дело. А как падешь к ее ногам, так граф-то отставку и получит. Не удивлюсь, что скоро она начнет намеки на …

- Прекрати, - хрипло прервал ее Загорский. – Ты совсем ничего не понимаешь!
- Так объясни мне, чтобы я поняла тебя, - подскочила на постели Натали в раздражении. – Ты не любишь ее, я же вижу, чувствую это. Зачем тебе весь этот фарс? Зачем тебе эта комедия? Все считают тебя уже влюбленным дураком, делают ставки, когда ты заглотнешь крючок. Разве ты не знаешь этого? Ты, которого так заботила своя репутация? Да и что тебя привлекло в ней? Ты видел много красивых женщин, и ни одной не предлагал свое сердце. Значит, не красота. Но тогда что? Ее невинность? Ее популярность в обществе? Ее положение? – внезапно Натали замолчала. Ее глаза расширились от удивления, словно мысль, что пришла ей в голову, изумила ее своей очевидностью. – Она! Именно она привлекла тебя! Прекрасное орудие мести, ничего не скажешь…
- Ты уже несешь невесть что! – Загорский направился было к двери, но Натали резко спрыгнула с кровати и перехватила его в дверях.
- Нет, не уходи! Прости, я забылась, - она обхватила его руками, пытаясь удержать от шага прочь из комнаты. – Ты же знаешь меня – я взбалмошная, мстительная. Хотела тебя уколоть побольнее, вот и доигралась. Прости, прости…

Она снова ударилась в слезы, и Сергею пришлось успокаивать ее. Он отнес ее в постель и, уложив, сел рядом, гладя ее волосы.
- Если ты думаешь, что мне не больно, ты ошибаешься. Мне больно и горько, что так сложилось. Ты всегда останешься частью моей жизни.
- Я хочу остаться в ней в настоящем, а не в прошлом, - прошептала сквозь слезы Натали.
- Натали, милая Натали, я мы не можем себе этого позволить. Если любовь ушла, то ее лучше отпустить, чтобы не мучить друг друга.
- Я согласна даже мучиться, лишь бы быть с тобой, - неумолимо твердила она. – Я ничего не хочу сильнее, чем остаться с тобой. Мне нет жизни без тебя… нет жизни…
Уже проваливаясь в сон, Натали прошептала:
- Она принесет тебе лишь горе, я чувствую это… не в моих силах уберечь тебя.

Загорский еще долго сидел у ее постели, с нежностью глядя в лицо той, что когда-то любил. Сейчас, когда она провалилась в глубины сна, она стала так похожа на ту девочку, что когда-то украла его юное сердце, и ради которой он готов был оставить семью. Она знала его, как никто другой, и если бы все сложилось иначе, стала бы ему прекрасной супругой – всепрощающая и все понимающая. Да, со временем он охладел бы к ней, но ведь любовь и верность не входят в основы счастливого и долгого брака, n'est-ce-pas?
Ему было жаль, что он причинил ей столько горя и боли. Он знал, что она говорила правду, и быть может, ни одна женщина не будет любить его столь безрассудно, как она. Но именно ее любовь и тяготила его, мешала ему…

Да, Загорскому было о чем подумать той ночью.

А поутру, когда он, хмурый и злой, одевался для отъезда в Царскую Славянку, принесли то, что окончательно убедило его в своей ничтожности.
Маленький пакет с короткой запиской, но они заставили его почувствовать себя последним из существ, а совесть – приняться грызть его с удвоенной силой.
Пакет он оставил, уходя от Натали, на подушке рядом с ее головой. В нем находилась черная бархотка с камеей. Одна из фамильных драгоценностей семьи. Одна из тех, что так нравились Натали. Он рассудил, что ей будет приятно иметь ее. Как видно, он ошибся.

«Mon bonn prince•,
я возвращаю тебе то, что ты имел неосторожность забыть у меня. Ты, верно, забыл, что я - та единственная, что любила тебя, как Сергея Загорского, а не как его светлость вельможного князя.
С вечной любовью к тебе, Natalie»

• Он верен (фр.)
• Я люблю вас (фр).
• бедную больную (фр.)
• не правда ли? (фр.)
• незаконнорожденного (фр.)
• моя милая, моя милая (фр).
• мой милый друг (фр).
• хорошо, согласна (фр).
• блестящая партия (фр).
• мой милый князь (фр).

Да-а, тяжелое было объяснение у Загорского с Натали...
И maman Марине исключительно дельные советы дает

Фраза, оправдывающая нелегкую жизнь аристократов....
Marian , спасибо за доставленное удовольствие от чтения!
Читается очень легко и увлекательно, сюжет затягивает...
Единственное, что страшит меня, как читателя:

Почему-то в голову лезут не очень хорошие мысли... Страшно за Марину. Какой выбор она сделает?
Еще раз спасибо! Написано великолепно!

 » Глава 10

Простите, что не слишком часто радую вас продолжением, мои обожаемые читательницы... В последнее время меня затянуло совсем в другую сторону - в голову пришли другие идеи и просятся на выход, но я стойко решила довести до конца моих героев (хотя скажу по секрету, , до конца еще долго).

Итак,

Глава 10

Анатоль с большим удовольствием сбросил форменный китель и с наслаждением почувствовал, как легкий ветерок из открытого окна похолодил его спину. Все-таки мундир не самая лучшая одежда в такую жару!
Он расправил плечи и потянулся. Ночь, проведенная в адъютантской на узкой оттоманке, все-таки давала о себе знать несильной болью в мышцах. Боже, ну когда же там поставят обещанную складную кровать! Пусть тоже не особо комфортно, но, по крайней мере, он на ней будет помещаться целиком, а не пытаться всю ночь вместить свое немаленькое тело на узкое ложе.

Анатоль прошел к столу и принялся просматривать утреннюю почту. Приглашение на раут, карточка с пометкой о визите, прошение, прошение, карточка, прошение… Он отбросил от себя бумаги, разметав их в беспорядке по столу.
От нее ничего не было.
Нет, дело не в том, что он надеялся получить что-то… Черт возьми, неправда! Он все-таки надеялся. Раньше она писала ему коротенькие записочки с благодарностью за цветы, билеты в театр, на музыкальный вечер. Это придавало их отношениям некий оттенок интимности и позволяло ему надеяться на ответные чувства. А теперь – ни строчки…

Анатоль не видел ее уже несколько дней – ему пришлось уважить просьбу одного из флигель-адъютантов и заменить того на дежурствах, заодно отбыть, конечно, и собственные. Он на пять дней выпал из собственной жизни и чувствовал, что это не пройдет даром.
Он вспомнил свою последнюю встречу с Мариной. Она состоялась по их приезду в имение Арсеньевых. Анатоль самый первый из их знакомых прискакал с визитом, что вызвало насмешливую улыбку его друга.
- Не видел тебя просто вечность, - проговорил Арсеньев, усаживаясь в кресло. Он приказал лакею подать прохладительные напитки и пригласить в гостиную барыню и гостью.
- Переезд на лето занимал все наше время, - ответил ему Анатоль. – Ты даже не представляешь, как это хлопотно!
- Как здоровье Их Императорских Высочеств?
- Слава Всевышнему, здоровы. Только здоровье Александры Николаевны вызывает опасения. Все никак не пройдет кашель, мучающий ее с марта. Медики надеются, что лето на природе…
Анатоль прервался, его ухо уловило легкое шуршание юбок и тихий женский смех, постепенно приближающий к распахнутым двойным дверям гостиной. Он поднялся с кресла и поправил мундир, с удивлением заметив, что его пальцы слегка дрожат.
Он не видел ее почти месяц – весь май, полный приготовлений к переезду, и почувствовал, как не хватало ему все это время ее дивных светло-зеленых глаз, ее улыбки, ее смеха…

Женщины ступили в гостиную, и Анатоль даже задержал дыхание – настолько Марина была хороша в этом легком белом платье в меленький цветочек. Руки ее были почти полностью обнажены, как в бальных платьях, но дома она предпочла обойтись без перчаток. Ее волосы были просто заколоты вверх с боков, позволив остальным свободно спускаться вниз по спине. Он впервые видел ее с этой неформальной прической, и это великолепие золота ее волос заставили его сердце пуститься вскачь. Он живо представил их полностью распущенными на подушке и свои пальцы, ласкающие их.
- Ах, Боже мой! Paul, несносный вы супруг! Почему вы не предупредили, что у нас гости? Мы же совсем по-домашнему с Мари, – шутливо возмутилась Жюли, подавая Анатолю руку для поцелуя, а затем расцеловав того в обе щеки. – Надеюсь, вы простите наш неподобающий вид, Анатоль Михайлович, мы сегодня никого не ждали.
- Я послал к вам, моя дражайшая супруга, Ваньку, - Арсеньев улыбнулся жене и пересел к ней, занявшей место на софе. – Я помню все ваши injunctions•, ma cherie. Я даже распорядился насчет прохладительных…
- Видимо, мы с ним не столкнулись. Мы были в саду, там нынче так хорошо.

Анатоль не слышал ни слова из шутливой перебранки супругов. Он неотрывно смотрел на Марину, смущенно стоявшую у порога гостиной и передающей горничной цветы, которые они с Жюли сорвали в саду. Он прекрасно понимал, что это вне всяких приличий, но в гостиной были только близкие друг другу люди, и ему можно было слегка пренебречь правилами.
Дождавшись, пока горничная заберет цветы, он подошел к руке Марины.
- Марина Александровна, вы обворожительны, как всегда.
- Благодарю вас.
Показалось ли ему или она скорее обычного убрала свою руку из его ладони? Анатоль был слегка обескуражен и ее дальнейшим поведением: Марина была необычно молчалива и невнимательна к общему разговору, по ее рукам, то и дело теребивших ленту платья, он легко угадывал ее нервозность, по ее глазам он читал, что мыслями она не в гостиной. Что это было? Озабоченность тем, что ее застали одетой и убранной несогласно этикету? Или нечто другое?

Прощаясь, Анатоль проговорил, прикладываясь к руке Марины:
- Нынче в Павловске откроют гуляния. Вы будете там?
- Ах, право, я не знаю, - Марина отвела свой взгляд в сторону, на Жюли, словно ища у той поддержки.
- Разумеется, мы там будем, Анатоль Михайлович. Можете на нас рассчитывать, - улыбнулась та.
К сожалению, в тот вечер и последующие их встречи в парках на гуляниях Анатолю так и не удалось разделить с ними компанию. Все дни и вечера он провел на службе, с тоской думая о том, как вокруг его потенциальной невесты вьюном вьются поклонники. Но не их опасался Анатоль, вовсе нет. Загорский – вот кто вызывал его опасения.

Анатоль знал все подробности той давней истории и видел поведение князя сейчас. Любил ли он? Скорее всего, нет, но вот влюблен был определенно. Странно было видеть его, всегда рядом с девушкой на выданье, всегда готового той услужить, зная какие толки вызовет это в свете. Что же пирушки в казармах? Что же ночные гуляния? До ушей светского общества не доходило ни одной сплетни по поводу этого за прошедшие две недели пребывания того в Царской Славянке. Поведение человека, решившего порвать с холостяцким прошлым, не иначе. Но в отношении Загорского это как-то не вязалось, и весь свет, словно затаив дыхание, ждал неминуемой развязки этой интриги.
Анатоля даже злило это. Он вовсе не предполагал, что его соперником за расположение девушки станет его друг. Друг ли? Как говорится, в любви – как на войне, а à la guerre comme à la guerre•. Только вот цели у них были совсем разные: у Анатоля - faire un mariage d'amour•, у Загорского – один Бог ведает.
Жениться… Само слово звучало как-то грубо для слуха графа. Он прежде никогда не задумывался о браке, и потому его желание видеть Марину своей супругой, владеть ею единолично до конца их дней, едва он только увидел ее в театре, удивило его самого.

Он вспомнил тот вечер, когда он впервые увидел ее. Он дико устал в тот день – в предыдущие дни Его Императорское Величество выезжал на двухдневную охоту, и у Анатоля не было ни единой минуты, чтобы просто прилечь и отдохнуть. Два дня в седле, два дня гона – это только опытный наездник способен выдержать, и хотя Анатоль причислял себя к таковым, чувствовал каждую мышцу своего уставшего тела. Он был готов упасть в постель и проспать до следующего вечера, но получил записку от своей dame de ses pensées• с просьбой посетить оперу, что давали в тот вечер. Его dame de ses pensées была тогда одна из певичек театра, совсем юной, только начинающей свой театральный путь, и эта небольшая роль с парочкой арий была просто даром небес для нее. Естественно, этот «дар небес» был получен ею после разговора Анатоля с директором театра, но это уже мелочи – таланту надо помогать открыться. Первая роль – начало карьеры.
Именно поэтому она так желала видеть Анатоля нынче на опере. И он не смог отказать ей, несмотря на усталость. Впрочем, он никогда не мог отказать ни одной женщине в ее просьбе, будь она дворянкой, либо простой женщиной. Особенно если она сопровождалась слезами. Над подобной его douceur• потешались его друзья – «Поплачь женщина, мозги твои размякают напрочь», беззлобно шутил Загорский. Иногда Анатоль даже завидовал ему: тот так безмятежно мог сказать прямо и без лишних сантиментов своей наскучившей любовнице, что их отношения кончены отныне, так спокойно переносил женские слезы. «Прямо кремень у тебя вместо сердца», - так же беззлобно отвечал ему Анатоль.

В итоге Анатоль решил посетить оперу, но только на два акта, в которых как раз пела его любовница, далее он рассчитывал с чистой совестью покинуть театр. Но все пошло совсем по-другому. Он запоздал к началу, замешкавшись в фойе за беседой с одним очень уж докучливым генералом – тому непременно хотелось, чтобы мемуары о войне 1812 года, почтил своим вниманием государь. Анатоль обещался устроить тому аудиенцию у Его Императорского Величества на неделе. Уже начало вечера привело его в раздражение – он еле стоит на ногах от усталости, а в антрактах, он уверен, будет непременно атакован непринужденными беседами о здоровье царствующей семьи, об охоте Его Императорского Величества. Как назло в тот вечер и великий князь Михаил Павлович не почтил своим присутствием оперу, а значит, эти вежливые разговоры будут вестись с приближенными ко двору: флигель-адъютантами и парой статс-дам, что Анатоль заметил, входя в зал.
Анатоль занял свое место в первом ряду партера (кстати, с этой позиции гораздо лучше, чем из императорской ложи, видны personages женского пола, особенно их прелестные ножки), коротко кивнул своей протеже на сцене и посмотрел на ложу Арсеньевых, чтобы убедиться, что они присутствуют в зале. Он надеялся скрыться в их ложе во время антракта и, по возможности, провести там же второй акт, коль не было настроения поддерживать светскую беседу.

В ложе Арсеньевых сразу в первом ряду рядом с Жюли, какой-то пожилой дамой и маменькой Павла сидела незнакомка. Но ни незнакомое лицо остановило на себе его взгляд, ни его красота. Анатоля привлек тот восторг, что светился на нем. Подобное проявление чувств было чуждым для светского Петербурга и потому смотрелось необычно. Все те эмоции, что вызывала в душе девушки опера, отражались на ее лице – вот на сцене праздник, и оно сияет радостью, вот главная героиня заламывает руки, рыдая – и на него набегает тень, а в глазах блестят слезы.
Весь первый и второй акты (не удалось ему подойти к Арсеньевым, генерал не удовлетворился обещанием в фойе, либо страдал потерей памяти и снова атаковал его прямо в партере) Анатоль наблюдал не за происходящим на сцене, а за девушкой. Ее минутная радость и грусть, ее восторг от происходящего в свете рамп заставили его сердце забиться сильнее, а ее слезы – почувствовать комок в горле. Он понимал, что нарушает правила хорошего тона (дама, сидевшая по левую сторону от девушки, уже кидала на него возмущенные взгляды), но не мог себя заставить отвести взгляд.
После второго акта, когда объявили антракт, девушка перевела свой взор со сцены на Анатоля. Ее головка была горделиво поднята вверх, а уголки губ слегка подрагивали, словно она хотела улыбнуться или наоборот едва сдерживала негодование. «Вот она я, смотри», - словно говорил весь ее вид.
«Довольно дерзка», - сначала подумал Анатоль. Потом в голову пришла другая мысль: «Она будет моей».
За несколько месяцев сезона он успешно продвинулся в своем ухаживании за ней. Ее семья радушно привечала его в доме, как потенциального жениха. На возможность их брака с приязнью смотрела Их Императорская чета. Все шло к предложению руки и сердца и официальному оглашению их помолвки. Но сезон подошел к концу, а вместе с ним и арест Загорского.

. Что может быть хуже для одного из самых желанных женихов столицы, чем быть отвергнутым? Что может быть хуже, чем быть отвергнутым любимой? Испугавшись оказаться в дураках, протянул с предложением, и теперь Марина просто ускользала из его рук. Все стало совсем не так, как ранее, Анатоль каким-то внутренним чутьем чувствовал это, и это предчувствие выводило его из себя.
Он ненавидел сам себя, но все же вызвал недавно к себе своего камердинера Федора. Тот был смазлив и легко нравился женщинам. Именно это и было необходимо Анатолю.
- У Марины Александровны есть в горничных девка одна. Дуняша, кажется.
Более ничего не требовалось объяснять. Федор понимал с полуслова своего барина, недаром они были однолетками, а в юности партнерами в деревенских проказах.
Скоро, совсем скоро Анатоль поймет, каковы намерения и помыслы Марины. Тогда и разберется, как ему действовать. Не впервые ему быть соперником в любви, но впервые победа так желанна, впервые от нее зависит его судьба…

От мыслей Анатоля отвлек негромкий стук в дверь кабинета.
- Барин, дозвольте доложить, - седой дворецкий Прохор стоял на пороге. – К вам дама с визитом. Карточки не изволила дать.
- Дама? – Анатоль нахмурился. – Какая дама?
- Не ведаю, барин. Под вуалями она.
Таинственная дама под вуалью заинтриговала Анатоля на мгновение. Интересно, что привело эту загадочную просительницу к нему? Что это будет очередное прошение, Анатоль не сомневался – к нему могли прийти с визитами в эту утреннюю пору только просительницы – вдовы с просьбами походатайствовать о пенсиях, пособиях и других милостях.
- Проси.

Спустя минуту порог его кабинета перешагнула особа, лицо которой скрывала газовая вуаль, спускавшаяся с модной шляпки. По ее дорогой одежде Воронин рассудил, что он ошибся. Посетительница прошла к одному из стульев и опустилась на него без приглашения. Подобное поведение покоробило Анатоля, и он решил тоже не следовать правилам вежливости и опустил приветственные слова.
- Чему обязан вашему визиту, сударыня? – холодно осведомился он, усаживаясь по другую сторону стола.
- Исключительно судьбе, - дама откинула вуаль и в упор посмотрела на Воронина. – Потому что только вы, Анатоль Михайлович, можете помешать свершиться злу, которое грянет в скором будущем, не вмешайся вы в ход событий.
Первую минуту он потерял дар речи, увидев, кто почтил его своим визитом. Потом он обратился к своей визави.
- Не могли бы вы пояснить ваши слова? Признаться, я не имею ни малейшего понятия, коим образом я причастен к вашей судьбе, и какое зло должно свершиться вскоре по вашим словам.
- Я объясню вам. За этим и пришла сюда, - она помолчала мгновение, потом проговорила. – Я знаю, вы имеете намерения в отношении девицы Ольховской. Не морщитесь, граф, весь Петербург ведает об этом, слепы мы к окружающим, когда любим. Если это так, значит, вам небезразлична ее судьба.
- Что вы имеете в виду? Говорите, если вам есть, что сказать. А нет, то не стоит попусту терять время и мое, и ваше.
- Вижу, вы испытываете ко мне неприязнь, Анатоль Михайлович. Чем я заслужила подобное?
- Ах, сударыня, я не испытываю к вам личной неприязни. Я просто не люблю прелюбодейство и обман.

Натали сузила в ярости глаза.
- Ах, как же вы все глупы с вашими понятиями чести! Холодные, расчетливые, но честные. Честные до глупости. Я шла к вам, как друг, хотела предупредить вас. Но, видимо, вам не нужно это, - она поднялась со стула в намерении уйти.
- Подождите, - остановил ее Воронин. – Прошу простить меня, я не в настроении в последнее время. Да и служба… Не хотите ли чаю? Позвольте я позвоню.
Натали кивнула, принимая предложенное перемирие. Она знала, что друзья Загорского недолюбливают ее, и была благодарна, что Воронин согласился выслушать ее. Он был необходим ей в дальнейшем, поэтому как бы ее ни задели его слова, ей нужно было иметь его в союзниках.
- Вы, верно, гадаете, что я имею сообщить вам по поводу девицы Ольховской и ее будущего, - начала Натали, пригубив глоток отменного индийского чая. - Я пришла к вам потому, что ей действительно угрожает нечто, способное сломать ее жизнь. Однажды он чуть не сделал это. Теперь, уверена, ему это удастся.
- Вы говорите о Сергее? – спросил Воронин. – Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду levage•, Анатоль Михайлович.
- С девицей из хорошей семьи? Серж? Исключено!
- Не торопитесь, граф, вы не знаете многих причин на подобный поступок. Первая, не скрою сама девица. Не удаль ли покорить ту, что желает каждый второй холостяк столицы? Покорить ту, что так долго отвергала тебя самого, выставив в идиотом в глазах общества? А вторая и, пожалуй, самая приятная для Сержа – изрядно попортить нервы деду. Вы же помните, как он клялся, что никогда не даст продолжение роду Загорских. Но что лучше - не оставить ему наследников вовсе или смешать свою кровь с кровью ненавистного тому народа? Да-да, не смотрите на меня так удивленно, bâtard• с польской кровью в роду Загорских, что может быть пикантнее? Это добьет старика окончательно в их непримиримой войне. Серж одержит верх за все те обиды, что нанес ему дед, за нас с ним, за неудавшееся будущее.
- Это невозможно! – вскрикнул Анатоль. – Это бесчестно, бесчеловечно! Я не верю вам. Он не может так поступить. Серж не такой человек.
- О, вы просто давно с ним не общались тесно, как ранее. Я заметила еще во Флоренции перемены, произошедшие в нем. Вы думаете, я не замечала, что в последнее время наша liaison питалась не любовью, а исключительно привычкой и местью. Местью старому князю. Серж намеренно вызывает его ярость, его недовольство. Словно вся его жизнь свелась к тому, чтобы одержать верх в этой нелепой борьбе двух кровных родичей. «Я заскучал», - твердил он мне тогда. «Душа требует intrigue•…»

Натали замолчала и принялась вертеть в пальцах серебряную ложечку. Анатоль тоже молчал. Он размышлял над услышанным.
Нет, этого не может быть. Он вспомнил трех юношей в Кадетском корпусе, что на крови клялись блюсти принципы благородства и чести, и он не мог поверить, что один из них способен на низкий поступок, подлость в стремлении ударить побольнее близкого человека. Да еще при этом разрушить другие жизни.
- Откуда вам известно то, что вы мне поведали, сударыня? Признаюсь, я ни за что не поверю вам без весомых доказательств ваших слов. Я знаю совсем другого человека, не похожего на того, о ком вы ведете речь, и мне с трудом верится, что эти намерения могут быть приписаны ему.
- Доказательства? Я уже сказала вам, что знаю этого человека гораздо лучше вас – я более пяти лет делила с ним постель и его все его тайны. Вы думаете, что я могу ошибаться? Вам подобное даже не приходило в голову, а мне пришло, и он не отрицал, когда я спросила его об этом, - Натали взглянула на часики, приколотые к корсажу ее платья. – Уже минул полдень. Мне пора.

Пока они ждали вызванного Анатолем лакея проводить гостью до дверей, Натали опустила вуаль и расправила ее складки. Неожиданно она положила ладонь на руку Анатоля, привлекая его внимание к своим словам.
- Если вы не верите мне, ваше дело. Но прошу вас, найдите способ уберечь эту девицу. Скоро все случится, я знаю это.
- Опять голословие? – усмехнулся Анатоль. – Сударыня, я прошу вас…
- Серж оставил меня, - перебила Натали. – Ровно две недели назад и два дня. Он оставил меня, не иначе смог бы приблизиться к своей цели. Видимо, она не верила ему окончательно, и это должно было послужить доказательством его любви к ней. Как видите, что не мог сделать старый князь все эти годы, превосходно удалось польской крови. Вы все так долго ждали окончания нашей связи, и вот оно свершилось.
Анатоль промолчал. Он не знал, что сказать на это женщине, в голосе которой слышалась боль и неимоверная печаль, когда она говорила свою речь. Он, в отличие от Арсеньева, не верил, что Натали питает глубокие чувства к Загорскому, но сейчас видел, что ошибался.

- Помогите мне, граф, - взмолилась женщина. – Нам надо сделать все, чтобы стало невозможным их дальнейшее сближение с Ольховской. Я знаю, что он к ней пишет и пишет часто. Прикажите вашему слуге, чтобы он подговорил свою девку перехватывать письма (да-да, граф, я осведомлена о вашем espion• в доме Ольховских, ведь неспроста ваш слуга закрутил любовь с тамошней дворней). Найдите время, чтобы приблизить ее к себе, разделить с ней все эти прогулки в Павловске, музыкальные вечера и дачные рауты. И еще - забудьте вашу нерешительность и смело делайте предложение. Чего вы медлите? Промедление тут подобно поражению, запомните это. Только помолвка заставит Сержа отступить. В ваших союзниках maman девицы, я не понаслышке знаю об этом, а это много стоит в этом деле. Вы легко склоните девицу к браку с вами, вам только стоит развеять ее иллюзии по поводу Сержа. Только с вашей помощью я смогу удержать его от этого рокового шага, и, может быть, вернуть. Только вы можете спасти девицу Ольховскую от неминуемого позора.

- Зачем вы делаете это? – спросил он ее, когда она уже перешагивала порог кабинета. – Вы ведь предаете человека, которого любите?
Натали обернулась к нему.
- Вы ошибаетесь, я спасаю его. Спасаю от него самого. Он сломает себе жизнь и чужие жизни, чего не простит себе, когда придет осознание содеянного. А оно придет со временем, это определенно – несмотря на то, что его сердце холодно сейчас, наступит день, когда этот лед растает. И видит Бог, я не хочу, чтобы он страдал тогда. И так слишком много пережил в этой жизни.

Гостья ушла, а Анатоль еще долго сидел, развернув кресло к окну и наблюдая за пичужками на ветке в саду. Он не хотел верить в то, что ему сообщила Натали, но не мог отрицать возможность этого. Он вспоминал, сколь неожиданно проснулся у Загорского интерес к Марине, как он настойчиво преследовал ее, словно загонял лань. Может ли его недовольство собственным положением по отношению к деду завести его так далеко? Можно ли в стремлении оскорбить человека сломать жизни других? Анатоль не знал ответа на эти вопросы. Для него вообще было дико, что дед и внук так открыто враждуют друг с другом, так холодны по отношению друг к другу. У Анатоля не было иной семьи, кроме сестры, юной девочки, оставшейся с младенчества без матери, умершей родами. Его отец умер от холеры, когда Анатолю было пятнадцать лет, а его сестре – всего год от рождения. Единственный близкий человек, и он готов был перегрызть глотку любому, кто обидит ее. Поэтому он, как ни силился, не мог понять поведения Загорского по отношению к деду. Тем более, тот был уже стар и в любой момент мог оставить этот мир.

Когда же сердце его друга зачерствело настолько? Анатоль попытался вспомнить, когда в последний раз слышал веселый смех Загорского, идущий от души, и не смог. Боже, неужели действительно за прошедшие годы тот изменился, а он, его лучший друг и товарищ, за всеми хлопотами и делами службы и собственного хозяйства даже не заметил этого?
Что теперь делать? Как поступить, зная то, что открыла ему нынче Натали?
Поговорить начистоту с Загорским? Но тот рассмеется ему в лицо, скажет, что верит «бабским историям». Открыть Арсеньеву? Не поверит, решит, что в свете последних событий Натали стремится очернить своего бывшего любовника. Пойти по предложенному Натали пути и сделать предложение Марине? А если откажет? Быть отвергнутым именно теперь, когда он решил, что рядом родственная душа, что он не будет больше одинок. Сейчас, когда надежды на семейное счастье будоражат его кровь, как никогда ранее… Он страшился отказа.

Анатоль вдруг вспомнил Марину, какой он видел ее в первый свой визит в Киреевку, - в легком платье, с голыми руками и распущенными локонами. Позволить другому касаться этих волос, этих рук? Нет, уж лучше попытаться и получить отказ, чем потом горько сожалеть об упущенных возможностях.
Вечером он поехал в Павловск в парк, где обычно играл оркестр, и прогуливался высший свет и не только его представители. Он проходил аллею за аллеей, но нигде не встречал ни Арсеньевых, ни Марины и начал уже жалеть, что вот так безрассудно, без каких-либо договоренностей помчался в парк, надеясь на удачу. Следовало послать им записку и спросить, будут ли они нынче на гулянии или нет.

Проходя в очередной раз по одной из аллей к оркестровой площадке, Анатоль неожиданно столкнулся с прогуливающимся тут же императором с императрицей, великим князем Михаилом Павловичем с супругой и их немногочисленной свитой.
- Прогуливаетесь? – улыбнулся император после положенного случаю приветствия. – Почему же вы один, без vis-à-vis? В такой романтичный вечер просто недолжно гулять в одиночестве.
Анатоль в двух словах описал ситуацию и посетовал на свою недальновидность.
- Vous avez beau chercher•. Мы видели по приезду. Она уехала с графом Арсеньевым и его супругой буквально несколько минут назад, - император помолчал, а потом вдруг улыбнулся и сказал:
- Вам следует поторопиться с demande en mariage•. Тогда вы всегда будете точно знать, где находится ваша супруга, - император с улыбкой ласково поцеловал руку жене. После этой фразы последовал короткий кивок Анатолю, и император продолжил прогулку. Поэтому он не видел, что его адъютант повел себя довольно странно: на мгновение вскинул голову вверх и вдохнул в себя дивный аромат летнего вечера.
Анатоль чувствовал, что его голова идет кругом от того, что неожиданно всколыхнулось у него в душе при последних словах государя. Разве это было не знамение?

Он, не теряя ни минуты более, направился к Арсеньевым в Киреевку.

• инструкции, наставления (фр.)
• на войне как на войне (фр.)
• жениться по любви (фр.)
• дама сердца (фр.)
• мягкость, доброта (фр.)
• победа над женщиной, соблазнение (фр.)
• бастард, незаконнорожденный (фр.)
• интриги (фр.)
• шпион, лазутчик (фр.)
• Вы напрасно ищете (фр.)
• предложение, сватовство (фр.)
_________________

 » Глава 11

Девочки, вы сюда по-прежнему заходите? Нет откликов - и автор в шоке, убежденный, что его никто уже не читает...

У меня еще не было такого, что глава идет за главой, без перерывов на ваши сообщения... Переживаю...

Глава 11

Агнешка в последний раз проверила кружево, прежде чем убрать его. Эта Аниська совсем не умеет следить за платьем. Никакой от нее помощи – ни почистить, ни починить. Ну, какая из нее горничная? Ей бы все по кавалерам бегать. Срамота! Кабы Агнешка была помоложе, так и потребовала бы, чтобы Марина отказалась от нее. Но зрение уже стало не то, не для починки, да и уставала она чаще, чем ранее, куда уж ей в ее годы ждать Марину с бала до утра. Только и была до сих пор при Марине, как старшая над Аниськой.
Вот куда ее опять, окаянную, унесло? Совсем лето голову закружило, да молодец чей-то рыжий…

Внезапно открылась дверь комнаты, и вошла Марина, перепугав няньку до полусмерти неожиданностью своего прихода.
- Ох, сердешная, ну и напужала ты меня! – воскликнула Агнешка и, с трудом наклонившись, подняла платье, что уронила.
- Где письма, Гнеша? – коротко спросила Марина. Ее губы подрагивали, и нянька поняла, что та еле сдерживается, чтобы не пуститься в слезы.
- Какие письма, сердэнько мое? – не поняла женщина. – Сегодня почту з Петеберга не получали.
- Его письма, няня. Те, что присылал мне князь, - Марина резко стягивала с рук митенки, не заботясь о том, что тонкое кружево рвется от ее усилий. Да, прибавится Аниське работы.
- Сейчас принесу, сердэнько мое, - нянечка бросилась к сундуку с платьями. Там, в самом низу перевязанная газовым шарфом лежала стопка писем. С трудом поднявшись с колен, нянька захлопнула крышку и поспешила к Марине, которая расправившись с митенками, отошла к отрытому окну и стояла у него, вдыхая прохладный вечерний воздух. Она из всех сил старалась сдержать слезы, которые так и норовили предательски сорваться с глаз.
- Вот, милочка, письма ягоны, - нянька протянула Марине пачку писем. Та взяла их в руки и на мгновение замерла, задумавшись. Ей совсем не хотелось расставаться с этими свидетельствами любви Загорского к ней. Они для Марины были словно нить, связующая ее с князем. Наконец она решилась.
- Возьми их, Гнеша, и сожги в печке нынче.

Агнешка подняла голову и посмотрела Марине в глаза.
- Сердешная моя, - ласково произнесла женщина и провела ладонью по волосам девушки. – Ничего, все наладится, милая. Жизнь, яна так переменчива… Ты поплачь, сердэнько мое, не держи в себе. От слезок легче станет…
Марина резко прижалась к няньке, обхватив ее в неуклюжем объятии.
- Какая я, няня? – спросила она. – Разве я грешная совсем? Разве плохая? Почему не могу быть просто счастливой, как Юленька? Я иногда смотрю на нее и завидую ей – она такая счастливая, ее так любит супруг.
- Да разве ж счастье только в этом? Вона Юлия Григорьевна тоже страдает, все глазоньки выплакивает по ночам. Дзитятко хочет, а Боженька не дает… Да и грешно завидовать, милая. Со стороны кажется мед такой сладкий, а на вкус-то может и прокисшим оказаться.
- Ты права, милая Гнеша, права, как всегда. Завтра в церковь поедем, грех мой отмаливать буду. Видимо, за зависть эту и карает меня Господь, - Марина уже не таила своих слез, и они маленькими ручейками бежали по ее лицу. - За зависть, за грех непослушания родителям карает, за гордыню мою карает. Ой, как карает, няня! Болит мое сердце… грудь сжимает…

Тут Марина разрыдалась в голос, и няня прижала ее еще крепче к себе. Она чувствовала, что произошло нынче на прогулке что-то, что так сильно ранило ее касаточку, и от этого ее собственное сердце заныло в груди. Видимо, снова обманулась ее дзитятка, снова разбито ее бедное сердечко… Она ведь предупреждала милочку свою.
В дверь постучали. Марина резко замолчала и посмотрела на няню. Потом она отстранилась от женщины и вытерла слезы.
- Кто там? – спросила она, из всех сил, стремясь, чтобы ее голос звучал как обычно.
- Прошу прощения, барышня. Там приехали-с, - раздался из-за двери голос лакея. – Граф Воронин Анатоль Михайлович с визитом пожаловали. Барыня просит вас в диванную.
- Передай гостю мои извинения и скажи, что мне нездоровится, - потом обратилась к няне. – Помоги мне раздеться. Лечь хочу, устала. Хотя нет, подожди.
Марина резко подошла к столику и быстро что-то написала на листке бумаги.
- Вот, - она протянула сложенный вчетверо лист няне. – Передашь это Анатолю Михайловичу. Только лично, в руки.
Агнешка показала ей стопку писем, что держала в руке. Мол, что будем с этим делать.
- Дай мне их пока, - Марина забрала у нянечки письма. – Сначала записку отдай. Потом с этим решим. Ступай сейчас, а то боюсь, разминешься с графом.

Нянечка быстро ушла с запиской, а Марина опустилась в кресло у столика и бросила рядом на пол пачку писем, словно ей было неприятно держать их долее в руках. Затем она взяла со столика книгу. Это был роман в стихах «Евгений Онегин», написанный камер-юнкером Пушкиным. Марине доводилось встречаться с ним и его очаровательной супругой на балах, но близкого знакомства с Пушкиными она не водила – молва приписывала ему дурной нрав, и, судя по его суровому виду, весьма заслуженно, по мнению Марины. Она слышала, что он выпускает журнал, но в доме Софьи Александровны журналов не выписывали, а из книг были сплошь французские романы да календари, поэтому до этих пор Марине не случалось познакомиться с его поэзией.
Именно поэтому книга так заинтересовала ее, когда недавно была прислана Загорским вместо одного из писем. Марина прочитала роман за вечер, и он так затронул ее душу, что она проплакала всю ночь кряду. Ей виделся в Онегине Загорский, а в Татьяне она сама. А слова письма Онегина к Татьяне, выборочно подчеркнутые рукой князя…
Нет, решительно они должны обговорить то, что стоит между ними. Ведь невозможно так ухаживать, и не иметь серьезных намерений. Ведь не актерка же она какая, все-таки барышня.

Но не только книга толкнула Марину на объяснение с князем, которое она так старательно оттягивала с момента их переезда загород в страхе разрушить свои мечты и чаяния. Этому также способствовали две причины. Первая - отъезд Арсеньевых заграницу на лечение Юленьки на водах. Уже были готовы и паспорта, и подорожные, почти упакованы чемоданы и сундуки, несмотря на то, что до начала путешествия было еще почти две недели. Вторая причина…

Марина открыла книгу и достала вложенное туда письмо, полученное вчера утром с почтой. Записка без подписи, без обратного адреса, но витиеватый почерк и легкий флер духов, идущий от письма, выдавали в авторе даму и, судя по дорогой бумаге, даму состоятельную.
«Берегитесь, - гласила записка. – tout ce qui reluit n'est pas or• , и не всяк влюблен тот, кто красиво говорит. Старый князь ненавидит польскую кровь, а молодой готов пойти на все, чтобы победить в нелепой вражде ».
Марина смяла записку и бросила ее на пол рядом с письмами Загорского. Сжечь, сжечь все, дотла, чтобы и никаких следов не осталось от того, как она обманулась в очередной раз.

Вернулась няня и принесла с собой огня, от которого зажгла пару свечей в комнате.
- Пошто в темноте сидишь? – спросила она. – Горе свое баюкаешь?
- Отдала записку?
- Как не отдать? Отдала, конечно. Прочитал и сказал, что с утра будет во дворце, но к обеду постарается быть. Спрашивал, как твое здоровье. Дюже беспокоится о тебе, голубка. Даже хотел за дохтуром послать, да Юлия Григорьевна отговорила, - Агнешка помолчала, а потом вдруг сказала. – Ну, что жа за сердце у тебя такое глупое, милая? Вот полюбись тебе этот чернявый, жила бы в счастье, как мечтаешь. Дык нет, ентот на уме, а с ним маята одна!
- Забываешься, Агнеша! – резко поднялась Марина с кресло. – Ты смотри, я ж и наказать могу!
- Да уж, тебе бы только нынче и спустить на кого. На кого еще, как не на няньку твою старую, - пробурчала тихо женщина, и Марине стало стыдно. Подняла голос на старую свою нянечку, угрожает ей…
- Прости меня, - глухо сказала девушка. – Я просто расстроилась, душа болит, вот и злюсь на всех. Душно тут как, в сад пойду, прогуляюсь.
- Да куда ты, милая? Ночь-полночь на дворе уже. Темень… - забеспокоилась нянька, но видя решительно сжатые губы Марины, поняла, что спорить бесполезно. – Вот, тогда шалечку накинь. Как бы не простудилась, сыро-то ведь уже в саду да прохладно. Это не у нас в Ольховке, здесь ночи не такие теплые-то.
Агнешка накинула на плечи Марины шаль и, задержав на мгновение ту у двери, быстро перекрестила.
- Дай Божечка твоей душе спокойствию, милая. Устрадалась ты, сердэнько мое.

Забота и нежность старой нянюшки растрогали Марину, и едва устроившись на качелях в саду, она горько расплакалась, хотя запрещала сама себе даже одну слезинку уронить.
Она вспомнила встречу с Загорским нынче вечером в парке, как он улыбался ей.
- Вы так прекрасно выглядите сегодня, Марина Александровна. Я уже и забыть успел, какие лучезарные у вас глаза.
- Когда же вы успели забыть, Сергей Кириллович? Ведь давеча вечером виделись, - мило краснела она в ответ, а он только щурил глаза да хитро улыбался.
- Для меня день вдали от вас – целая вечность…

Арсеньевы шли впереди них на несколько шагов, давая им возможность побыть наедине в многолюдном парке, но, тем не менее, не упускали их из виду среди многочисленных пар прогуливающихся, то и дело, оглядываясь назад. Было невооруженным взглядом видно, что Павел не очень был доволен сложившимся положением – он опасался, что в этом соперничестве друзей он будет при любом раскладе виноватым, но как выйти из него, не рассорившись ни с одним из друзей, он не знал. С другой стороны, рассуждал он, в парке разрешено прогуливаться всем без исключения, и если бы Воронин захотел или мог, он сам бы гулял здесь с Мариной, а не Загорский. Значит, так было предопределено.

- Я давно хотела спросить вас. Позволите?
- Спрашивайте.
- Не сочтите мой вопрос, пожалуйста, нескромным. Я хотела спросить вас о вашем дедушке, Матвее Сергеевиче. Я ни разу не видела его ни в Павловске, ни в Царском за прошедшие недели. Он не переехал на дачи? Или, не дай Бог, нездоров? – Показалось ли ей или черты его лица словно окаменели?
- Нет, мой дед не следует за двором. Видимо, он сейчас в Загорском. Он больше, знаете ли, любитель сельской тишины, чем суеты сует – светского общества. И заверяю вас – в вопросе здоровья он легко даст фору любому в его возрасте. Да что там, любому даже на добрый десяток моложе.
Это было сказано с таким сарказмом, что неприятно резануло слух Марины. Да и еще и эта оговорка «видимо». Выходит, он и правда не знает, где сейчас его дед. Как это может быть?

- Загорское? Это ваше имение?
- Да, самое крупное. Самое начало из начал нашей семьи. Было подарено моему славному предку первым Романовым. Когда я был еще мальчиком, мне казалось, что его границ не объедешь и за сутки.
- Правда? – удивилась Марина.
- Ну, разумеется, нет, - рассмеялся Загорский, видя выражение ее лица. – Оно, конечно, большое, но не настолько же. Когда мы очень юны, нам все кажется большим.
- Вы знаете, а я, когда училась в Смольном, каждый вечер пыталась вспомнить Ольховку. Я прожила там совсем мало – лет до семи – и не очень хорошо помнила имение. Но наш яблоневый сад и заросли чубушника я запомнила хорошо. Особенно одну старую яблоню. Я любила прятаться от своей няни на ее ветках. Они росли так плотно друг к другу, что за ее листьями получалось отличное потайное место. Забавно было наблюдать, как нянечка и девки ищут меня, - Маринина озорная улыбка померкла. – В последний раз я там спряталась, когда меня отвозили в Петербург на учебу.
- Вы прятались на дереве? – удивился Сергей. – Не думал, что девочки лазают по деревьям. У меня тоже было потайное место на одном из деревьев в саду Загорского. Мне мой дядька смастерил там что-то наподобие домика. Там, наверное, до сих пор лежат мои солдатики и настоящая подзорная труба. Мой дед подарил мне ее на шестой день рождения. Я обожал смотреть на нее с высоты моего домика и представлял себя Кутузовым, осматривающим диспозиции.
- Если она сохранилась до сих пор, вашему деду будет очень приятно, если труба перейдет к его правнукам, как некая семейная реликвия, - улыбнулась Марина, но тут же осеклась, увидев, как снова помрачнело лицо Загорского. Значит, это действительно так – между старым князем и Сергеем весьма прохладные отношения для близких родственников. Означало ли это, что и остальное написанное в анонимном письме – правда?

Она решительно повернулась к князю:
- За последние две недели вы бывали у нас почти каждый день. Так и слухов недалеко, вы же знаете, свет…
- Слухов? Каких слухов? – прищурил глаза Загорский. – Разве вы давали почву для них?
Марина оскорблено посмотрела на него, но заметив смех в его глазах, поняла, что он ее просто дразнит.
- Нет, Сергей Кириллович, вы прекрасно знаете, что порядочная девушка не должна давать почву для слухов и толков. Это твердится им каждый Божий день с малолетства. Я имею в виду вас.
- Меня? – шутливо испугался Сергей. – Что же я такого сделал в последнее время? Я ведь сущий ange•.
- Mauvais ange?• - Марина обожала их беседы, полные беззлобного юмора, которые они так свободно вели за прогулкой.
- Touche•, Марина Александровна. Но справедливости ради должен отметить, что был им ранее. Не буду отрицать очевидного. Но все изменилось, когда я снова увидел вас. Но вы говорили про слухи. Что за bruits• вы имели в виду? Что на мой счет шепчут в дачных салонах?

Марина замедлила шаг, вынуждая его сделать то же самое, не решаясь продолжить, затем набрала воздуха, словно перед прыжком в воду, и, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно беззаботнее, сказала:
- Вы ведь знаете сами, Сергей Кириллович, что за толки ходят, когда молодой человек начинает ездить часто с визитами в дом молодой девушки. А уж тем паче присылает ей цветы.
Загорский остановился, Марина была вынуждена сделать то же самое. Теперь они стояли и смотрели друг другу в глаза. Ей казалось, что ее пронзают насквозь, настолько острым был его взгляд.
- Вас это беспокоит, Марина Александровна? – в его голосе прозвучала какая-то незнакомая ей интонация, которая заставила ее слегка задрожать волнения.
- Нет, Сергей Кириллович, меня не беспокоит. Но я уверена, что они будут беспокоить мою maman, и я не знаю, что ей писать в следующем письме домой.
- Вашу maman, - повторил он за ней, криво улыбнувшись. – Вы хотите, чтобы я помог вам составить текст письма для вашей maman?
- Нет, Сергей Кириллович, текст я в состоянии составить сама. Я хочу знать ваши намерения, чтобы знать тему моего письма к ней.
- Мои намерения? – снова повторил он вслед за ней все с той же кривой улыбкой. Марине, глядя на то, как изменилось его лицо за последние минуты их разговора, казалось, что перед ней сейчас стоит другой, незнакомый ей человек, совсем не тот, что шутил и смеялся с ней всего пару мгновений назад. Ей стало страшно и больно, словно она заранее знала итог этой беседы. Она уже жалела, что начала ее, хотя понимала, что этот разговор был необходим ей. Необходим, чтобы ее бедное сердце прекратило метаться и уговаривать разум, что мечты могут сбываться.
- Да, ваши намерения. Обычно, когда молодой человек ездит с частыми визитами в дом девушки на выданье, клянется ей в своих чувствах, преследует ее на балах, пишет к ней и преподносит ей цветы и сладости, это означает только одно – этот человек преследует цель вступить в брак с этой девушкой.
Голова Загорского дернулась при слове «брак», словно оно ударило его. Марина задохнулась от того, как больно сжалось ее сердце при виде этого. Боже, он действительно не намеревался… Тогда что?
- Что вам нужно было от меня, князь, тогда? – голос Марины дрожал. Она изо всех сил сдерживала слезы. – Неужели я для вас лишь средство насолить вашему деду?
Загорский, видимо, не ждал подобной реплики от нее, и на какое-то мгновение маска холодного безразличия спала с его лица. В его глазах мелькнула целая гамма чувств – от удивления до… раскаяния? Марина замерла в ужасе.
- Так это правда? Правда?!

Она быстро развернулась от него, чтобы уйти, но не смогла – что-то удерживало юбку ее платья. Она раздраженно глянула вниз.
- Это становится уже дурной привычкой! – прошипела она в лицо Загорскому как можно тише, стараясь не привлекать к ним лишнего внимания других прогуливающихся.
- У меня не было иного выхода. Удержи я вас сейчас по-иному, нынче же вечером в гостиных скажут, что мы вели себя неподобающим образом.
- Уберите ногу, вы порвете мне платье и, готова поспорить на что угодно, уже испачкали его. И я бы не назвала ваше поведение сейчас подобающим!
- Я просто не вижу иной возможности заставить вас выслушать меня. Вы ведь не остановились бы, если бы я попросил вас, n'est-ce-pas•? А бежать за вами по всему парку я не имею ни малейшего желания. Позвольте мне объясниться.
- Нет! Нет, не позволю! Я не имею ни малейшего желания слушать ваши объяснения! – Марине казалось, что еще минута vis-à-vis с Загорским, и ее нервы не выдержат. – Уберите сейчас же ногу с подола, иначе я закричу!
- Послушайте… - начал было Загорский, но Марина отвернулась от него и посмотрела вслед удаляющимся Арсеньевым, которые, не подозревая о происходящей за их спинами сцене, мило беседовали. Она поняла, что не может больше слушать князя, не может больше видеть его. Слезы разрывали комком ее горло, затрудняя дыхание, и она поняла, что заплачет прямо здесь и сейчас, перед ним, перед всеми в парке. Или ударит его зонтиком. Со всей силы и прямо по его непокрытой русоволосой голове. И неизвестно, что еще хуже для ее репутации – первое или второе.

- Жюли! – неожиданно для самой себя громко и слегка визгливо вскрикнула Марина, и Загорский, признавая свое поражение, убрал сапог с подола ее платья. Юленька и ее муж обернулись встревожено и наблюдали с удивлением, как Марина, подхватив юбки одной рукой и с трудом удерживая зонтик в другой, спешит к ним, стараясь делать это по возможности чинно, как и подобает воспитанной девушке. Загорский не отставал от нее ни на шаг, и к Арсеньевым она почти подбежала.
- Ах, Жюли, Павел Григорьевич, такая жара нынче. Мне неловко просить вас прервать прогулку, но я вынуждена это сделать – у меня вдруг начался приступ migraine•. Это просто ужасно … douleur atroce• … Не могли бы мы вернуться?
- Разумеется, ma cherie, - обеспокоенная Жюли взяла подругу за руку. – Сейчас же поедем. Мигрень… А я как назло не взяла свои соли сегодня.
Арсеньев молча смотрел на Загорского. Он сразу же вычислил причину столь неожиданного приступа мигрени Марины, но терялся в догадках, что между ними произошло. Может, зря они с Жюли следили за их protégée• не так тщательно, как следовало бы. С другой стороны, он был уверен, что Загорский никогда не позволил бы себе оскорбить словом или действием невинную девушку.

Они направились маленькой группкой к выходу из парка, где их ждала коляска. Юленька заботливо вела под руку Марину, то и дело поглядывая на нее, словно опасаясь, что та может неожиданно упасть наземь. Загорский держался чуть позади, но не отставал от них ни на шаг. Арсеньев, пользуясь случаем, поравнялся с ним.
- Что меж вами произошло? Если ты позволил…
- Прошу тебя, что я мог позволить себе на виду у всех! – отрезал Загорский резко.
- Тогда в чем дело? Марина Александровна до сего момента не страдала приступами мигрени.
Загорский раздраженно посмотрел на друга.
- С каких это пор ты стал таким любопытным? Прости, я не могу тебе сказать, это было бы низко с моей стороны, - он увидел, что их маленькая группка приблизилась к коляске Арсеньевых, и жестом подозвал человека со своей лошадью. – Позвольте, я провожу вас…

- Нет! – вскрикнула Марина и, осознав свою оплошность, понизила голос. – Нет. Я не вижу в этом необходимости, сударь.
- Это не необходимость, а только мое удовольствие, - возразил ей Загорский, предлагая ей свою руку для того, чтобы помочь сесть в коляску.
- Я не вижу в этом необходимости, - тихо, чтобы не услышали Арсеньевы, процедила сквозь зубы Марина. Ее рука дрожала в его руке то ли от негодования, то ли от волнения. - C'est tout ce que je vous dis•, сударь.
- Зато я не все сказал вам, - Загорский помог ей сесть, а потом закрыл дверцу коляски и положил свою руку на нее. – Вы не дослушали меня, а, следовательно, не дали мне возможности оправдаться от выдвинутых вами обвинений.
- Я не хочу слышать ваших объяснений, - медленно проговорила Марина. Ее уже ничуть не волновало, что сидящие в коляске Арсеньевы слышат их диалог. – Я не понаслышке знаю, какой вы мастак придумывать оправдания.

Загорский слегка покраснел от ее слов.
- Марина Александровна, я попросил бы вас… - начал он, а Марина, слегка удовлетворенная тем, что задела его за живое своими словами, чувствуя, что не в силах более продолжать этот разговор, тихо обратилась в отчаянье к Павлу:
- Je serais très content si vous me débarrassez de ce homme•…
Павел слегка пожал ее руку в знак поддержки, наклонился к Загорскому и еле слышно прошептал ему в ухо:
- Дружище, сделай передышку. Сейчас ты ничего не добьешься, неужто сам не видишь? Les femmes•… Они так эмоциональны, им нужно время, чтобы успокоиться. Приезжай через два дня на охоту. Может, будет возможность обсудить все, да и она остынет к тому времени.
Загорский легко пожал его руку в знак согласия и отпустил дверцу коляски. Арсеньев кивнул кучеру, и они тронулись в путь.

Загорский напрасно пытался поймать взгляд Марины. Та смотрела в никуда прямо перед собой и не повернула головы, когда коляска отъезжала. Только Жюли неловко и виновато улыбнулась ему из-за Марины, да Арсеньев кивнул на прощание.
Это только добавило поленьев в огонь ярости, пожирающий Сергея изнутри. Он был так зол, что с удовольствием бы разбил что-нибудь сейчас. Он легко вскочил на свою лошадь и направился на свою холостяцкую квартиру.
Она не захотела с ним поговорить. Выдвинула свои требования и обвинения и не дала ни слова сказать в свою защиту. Да и как мастерски выбрано место – публичный парк для прогулок, кругом люди, все на виду…

«Я не понаслышке знаю, какой вы мастак придумывать оправдания». Он с силой сжал поводья. Будь она мужчиной, он с удовольствием выбил ей мозги! Заявить такое ему! Неслыханно! И это после того, как открытым текстом заявила, что ждет от него предложения руки и сердца, не меньше!

Он снова вспомнил слова Натали, которые всплыли в его памяти, едва Марина завела речь о браке: «ведаешь ли ты, что в институте девочки с самых младых лет ставят себе цели: получить шифр и (ну, или «или» - у кого как получится) найти хорошую партию».
Неужели все женщины так стремятся замуж? Неужели все так циничны и продажны?! Ему было так легко с ней, так покойно. Марина не жеманничала в разговоре с ним, как остальные девушки ее возраста, а говорила с ним, как с равным, чем и подкупила его. Так обмануться! Он-то думал, что она любит его, а она тем временем подсчитывала выгоды от брака с ним.

«….- Загорское? Это ваше имение?
- Да, самое крупное. Самое начало из начал нашей семьи. Было подарено моему славному предку первым Романовым. Когда я был еще мальчиком, мне казалось, что его границ не объедешь и за сутки.
- Правда?...»
Ах, как должно быть забилось ее меркантильное сердечко при этих словах!

Шампанское. Ему определенно надо шампанское нынче вечером. Много шампанского! Его снова звали на пирушку в казармах, недоумевая, что это он вдруг заделался «чертовым святошей», как выразились его гвардейские дружки. Вот и прекрасно. Это именно то, что ему сейчас нужно, он усмехнулся, - забыться в вине. Забыться и забыть, что нужен не он сам, а имя, титул и состояние. Как всегда.
Ну и пусть, вдруг подумал Загорский. Он уже принял решение, и ничто не изменит его. Даже если она не любит его, а хочет этот проклятый титул и деньги, то прекрасно, пусть получит их. В конце концов, он тоже получает немало взамен. Это будет отличная сделка, усмехнулся он.

Слезая с лошади на месте, Загорский неожиданно столкнулся со своими дружками.
- О! Какие лица! – воскликнул корнет Облонев. – Загорский, вас ли я вижу? Мы шли наугад, не думали вас застать нынче дома, ведь вы у нас отныне любитель моциона. Свежий воздух так положительно складывается на здоровье.
- Не злите меня, Облонев, - резко сказал ему князь. – Я и так уже достаточно зол.
- Не злите князя, Облонев, - улыбнулся поручик Кулагин. – Нам нужен нынче князь. Без князя чертовски скучно отныне.
- Что, шельмы, заскучали? – улыбнулся Загорский.
- Чертовски! – шутливо простонали четыре голоса гвардейцы.
- Так едем же гулять! – вскрикнул князь. – Вот только зайдем на пару минут ко мне, сменю мундир. Гулять в новом мундире – обрекать себя на лишние траты.

Всей компанией они поднялись в квартиру Загорского. У двери их уже встречал верный Степан, который, услышав еще с улицы их возбужденные голоса, ждал своего хозяина на пороге.
- Барин, к вам дама, - сразу же предупредил он князя под дружный гул товарищей Загорского:
- Дама? Загорский, мы лишние? Кто сея Терпсихора, князь? Покажите даму товарищам!
Загорский скинул на руки слуги головной убор и расстегнул мундир.
- Кто там, Степан? Я ее знаю?
- Сомневаюсь, ваше сиятельство, - покачал головой тот. – Я ее вижу впервые. Довольно наглая бабенка – сказала, что имеет твердое намерение увидеть вас и потребовала, что дождется тут. Сколько раз говорил, не связывайтесь вы с этими профурсетками – ни стыда, ни совести, только деньги тянут и тянут…

Загорский, не мешкая, раздвинул бархатные портьеры на двери и вошел в комнату. На канапе, скинув туфли на пол, полулежала рыжеволосая женщина в ярко-розовом атласном платье. Ее шляпка лежала на столе, перчатки валялись на полу рядом с обувью. Женщина, приподняв ногу, поправляла чулок, демонстрируя князю молочно-белую кожу стройной ноги, и, заметив мужчину в комнате, с притворно возмущенным вскриком, одернула юбки и выпрямилась.
Подобный спектакль позабавил князя – она не могла не слышать их со Степаном голосов в прихожей, чтобы задрать юбку не без умысла. Он прошел к столу и налил себе воды из графина в бокал. Сделав глоток, он повернулся к визитерше и отсалютовал ей бокалом.

- Примите мои комплименты – у вас прекрасные ноги, но даже это не заставит меня забыть только один вопрос к вам - в чем цель вашего визита ко мне на квартиру? Вы ведь не дама полусвета, чтобы так легко раскидываться своей репутацией.
- Ах, князь, я должна была видеть вас, - с придыханием проговорила Софи, поправляя сбившиеся рыжие кудри.
- А я вот не имел такого желания, милейшая! – вдруг резко сказал ей Загорский, заставив от неожиданности вздрогнуть. – Обычно я сам решаю, кого принимаю у себя, а кого нет, и вы явно не входите в число желанных для присутствия здесь особ. Что вам угодно? Назовите причину или немедля покиньте мой дом.
- Как вы грубы, Загорский! – вскипела униженная Софи, прищурив глаза. – Я ведь решилась на это только из любви к вам. А вы… Ваше поведение недостойно мужчины.
- Как недостойно женщины приходить в квартиру мужчины, навязываясь. Но вы ведь сделали это, а значит, лишили меня права вести с вами, как с женщиной. Ах, милейшая, ни демонстрация ваших прелестей (да-да, я заметил давеча и вашу грудь, так неосторожно выбирать столь низкий вырез), ни ваше явное желание попасть с мою постель не заставят меня изменить моему вкусу, - Загорский хищно улыбнулся ей и продолжил. – Я ненавижу рыжеволосых, милая.

С полувскриком-полувсхлипом Софи схватила свои пожитки и метнулась к двери. Раздвинув портьеры, она увидела нахально улыбающихся товарищей Загорского, которые слышали каждое слово из их разговора и явно наслаждались каждым действом разворачивающегося спектакля.
Униженная, она обернулась к князю:
- Вы забылись, ваше сиятельство, забылись, что сами не столь уязвимы. Вы до сей поры не знали, что у женщин есть когти, как у хищников? Так вот, знайте, они тоже могут ранить и ранить довольно глубоко. Я клянусь вам, вы пожалеете о сегодняшнем вечере!

Прошипев свои угрозы, Софи развернулась и, растолкав офицеров, вышла вон под их дружный смех и улюлюканье. Загорский лишь покачал головой, снимая мундир.
- За что вы ее так, Загорский? – спросил того Кулагин, входя в комнату. – Такая, словно кошка – не успокоится в своем бешенстве, пока не увидит кровь.
- Пустое, - отмахнулся князь. – Сегодня я понял одну истину, господа, - женщинам веры быть не должно ни в чем. Пустые, презренные создания, везде ищущие свои выгоды.
- Ого, - притворно удивился Кулагин. – Видимо, сегодня нашего князя отвергли, господа, раз эти создания для удовольствия вызывают у него столь яростный выпад!
- Напротив, похоже, что отверг я, - усмехнулся Загорский. – Даже не ведая об этом и не имея на то намерения. Но что сделано – то сделано. Господа офицеры! Я готов к любым вашим предложениям на сегодняшний вечер! Ну, едем в трактир? Или в казармы играть? Решение за вами.

Дружный восторженный рев, вырвавшийся из нескольких глоток, служил ему подтверждением того, что нынче вечером он сможет забыться от тех невеселых мыслей, что терзали его голову. Он и не ведал, что и этот вечер, и последующая ночь сослужат ему плохую службу, а месть униженной Софи только умножит его несчастия.

А Софи тем временем решительно ворвалась в дом, оттолкнув при этом лакея, открывшего дверь.
- Расплатись с извозчиком, - бросила она ему сквозь зубы. Потом полуобернулась на пути к дверям, ведущим внутрь дома, и спросила его:
- Его сиятельство дома? Или нынче выехали?
- Дома-с, София Карловна. В кабинете–с, - поклонился тот.
- А графиня?
- Графиня нынче отбыли на музыкальный вечер.

Превосходно! Софи кивнула своим мыслям и продолжила свой путь в отведенную ей комнату. Там она сразу же бросилась к дорожному сундуку, что стоял под кроватью. Откинув крышку, она достала большую шкатулку, ключ к которой всегда был у нее при себе – на цепочке на шее. Тут, в этой шкатулке лежали стопки писем и записок. Софи была предусмотрительной особой и хранила все, что писали к ней или не к ней, но каким-либо способом попало ей в руке. Все пригодится, думала она, настань момент. Некоторые сослужили ей неплохую службу в Париже, другие же могут сделать это впоследствии. Для нескольких писем из ее хранилища такой момент настал сейчас.
Она достала из середины стопок, несколько писем, перевязанных белой атласной ленточкой. Вот они, те письма, за которыми она охотилась целых пять недель, словно предчувствуя, что они ей понадобятся.
Письма Натали к любовнику и этого любовника к Натали.

Как это благородно, но в то же время – как неосмотрительно возвращать письма при расставании, усмехнулась Софи. Теперь вся их многолетняя связь налицо. Вот они, доказательства.
Она запихнула письма за корсаж платья, затем закрыла шкатулку на ключ, а ту - в сундук под кровать. Глупая корова Натали! Прятать такие компрометирующие вещи в шляпных коробках в гардеробной, где и следует искать женские секреты в первую очередь.
Софи поднялась с колен и, расправив юбки, вышла из комнаты, направившись к кабинету графа. Он первоочередная фигура в ее плане, и только от того, как она сумет его раззадорить, и зависит весь исход задуманного. Уж она-то постарается на славу!
Она тихо постучала. Из-за двери донеслось тихое «Entrez•». Софи, быстро и не раздумывая особо, ткнула себе кончиком ногтя мизинца сначала в правый глаз, а затем в левый, чтобы из глаз потекли слезы. Затем, дождавшись результата, она приняла на себя расстроенный и оскорбленный вид и повернула ручку двери.

Представление началось.

• не все то золото, что блестит (фр.)
• ангел (фр.)
• Падший ангел? (фр.)
• Туше (фр.)
• слухи (фр.)
• разве не так? (фр.)
• мигрень (фр.)
• нестерпимая боль (фр.)
• протеже (фр.)
• Больше мне нечего вам сказать (фр.)
• Я была бы очень рада, если бы вы меня избавили от этого человека (фр.)
• женщины (фр.)
• Войдите (фр.)
_________________

Marian, я зашла, порадовалась, что так много продолжения, но еще не читала, правда. Завтра обязательно прочту. Вы, кстати, письмо мое получили?
И не расстраивайтесь, просто все читатели на каникулах.))

Ну, тогда успокаиваюсь... А то у меня какой-то комплекс развивается на фоне этого.

Да, письмо получила. Все с духом собираюсь его прочитать да не получается . Да и времени нет свободного вообще - меня муз заставляет писать непрерывно, уже готова следующая глава, и очередная за ней в голову стучится
Но обещаю - обязательно прочитаю и отвечу вам. А то самой уже стыдно, что так затянула с этим . Кстати, после нашего последнего письма перерыла весь Интернет и имееющуся в наличии литературу с поисках описания домов того времени и поняла, как это тяжко дома описывать при архитектуре того времени...

Marian, с письмом можете не торопиться, не к спеху, самое главное, роман пишите, я очень рада, что так хорошо у вас идет, дай Бог, чтоб и дальше так было.

И не говорите)). Сама мучаюсь. Вот по логике, на сайтах домов-музеев (в Тарханах, например), должны быть схемы домов, но нет, только самих поместий план, и все, и за это спасибо. В большинстве книг по теме цитируют, например, одно и то же место из мемуаров Вигеля о провинциальной усадьбе, уже надоело. И мне тоже, кстати, эта архитектура кажется очень загадочной и нелогичной, видимо, нам их логику уже не понять.
Пошла читать продолжение.

Marian , мы читаем, не сомневайтесь. Я, например, накоперила продолжений, распечатаю и почитаю.
Ноя уверена, что выложенное будет написано безупречно, а сюжет захватывающ.

_________________

Marian, я тоже читаю ваш роман. Просто в связи с написанием собственного романа, у меня не всегда бывает время написать отзыв. Извините меня за это пожалуйста. Мне очень нравиться ваш роман. В свою очередь разрешите мне пригласить вас в свой роман.
___________________________________

Ну, прямо как книгу...



Надеюсь, не разочарую вас. У меня тут завязывается самое интересное . До этого можно сказать только присказка была, сейчас же - сказочку начну ....
_________________

Вы знаете, я здесь скорее всего, как автор, а не как читатель. Но исторические люблю, так что ждите...
_________________