gloomy glory:
09.01.16 01:56
» Глава 14
Поздравляем с дебютом Юленьку (Yulia-P) Это первая её глава на форуме!
Спасибо, что ты с нами
Перевод: Yulia-P
Бета-ридинг: Talita
Редактирование: gloomy glory
Оформление: Кристюша
На экране зловеще мигал курсор, словно пульсируя в унисон с головной болью Такера.
Ворча себе под нос, он дотянулся до бутылки с водой, сделал большой глоток, а затем ощупал скулу.
Хоубейкер накаркал. Глаз жутко болел.
В остальном, нельзя сказать, чтобы разговор с копом сильно удивил. Разве что подачей, но вовсе не предположением, будто дедуля дурачит людей. Ведь, кажется, именно этим старый хрыч в основном и занимался.
А вот о чём Уилл не упомянул (но до чего Такер достаточно быстро додумался сам), так это о том, что с тех самых пор, как они начали сдавать дом, в основном именно дед решал, кто тут будет жить.
Ублюдок. Он просто не мог выпустить из рук эту последнюю ниточку контроля.
Такер подумал о гордости, которую испытывал, справившись с трудностями без денег Петтигрю. Но если дед использовал дом в своей очередной схеме, то имелись все шансы, что как минимум часть средств все эти годы поступала вовсе не от настоящих арендаторов, а от него.
Как раз такие штучки и могли доставить старику удовольствие.
Кипя от гнева, Такер схватил договор аренды, который раскопал среди своих бумаг по просьбе Хоубейкера. Однако, как он и предупреждал, всё выглядело абсолютно стандартно. Ни слова об отсрочках платежа или сбережении имущества, или о каких-то других условиях, которые дед, возможно, обговорил с этими идиотами.
Если вообще обговорил. Одна фраза Линвиля и отсутствие рекламы о сдаче дома – это ещё не неоспоримые доказательства.
Однако Такер склонялся к мысли, что если кто-то ходит вперевалку, плавает и крякает, то это, скорее всего, утка. Индуктивное мышление, чёрт возьми!
Засунув документ в ящик – с глаз долой, – он сосредоточился на экране. Сроки неотвратимо приближались. И то, что скоро выходит другая его книга, не повод забрасывать работу над этой.
Такер завис на ключевой сцене: ретроспекции автокатастрофы, что положила конец надеждам главного героя на выдающуюся футбольную карьеру и оборвала жизнь его подруги. Редактор остался недоволен первоначальным наброском, дескать, эмоции главного героя отражены слишком поверхностно, и надо бы копнуть глубже, сделать его боль – как былую, так и нынешнюю – более осязаемой.
Но стоило начать описывать агонию бедолаги с отказавшими ногами, зажатого в искорёженной тачке, пока любимая медленно истекает кровью, как эта умирающая девушка открывала рот и говорила: «Синдром женщин в холодильниках!»
Такер раздражённо отодвинулся от стола.
Да что бы Сара понимала! Лишь то, что она владелица книжного магазина и, безусловно, весьма начитана, а ещё то, что Такера к ней неудержимо тянет и между ними явно что-то намечается… В общем, всё это не значит, будто он должен прислушиваться к её мнению.
Смерть – часть жизни, и если она уносит дорогого тебе человека, это, чёрт побери, более чем веское основание для перемен. Такер испытал это на собственной шкуре.
И разве так уж странно, что многие авторы используют смерть в качестве сюжетного хода?
Запустив руку в волосы, Такер прошёлся по новеньким, самолично замененным половицам и выглянул в окно. Сквозь кроны деревьев небо казалось таким пронзительно-синим, что глаза болели.
Неужто он стал предсказуемым? Мыслит шаблонно? «Так по-мужски»?
Такер потёр переносицу. Раньше он всегда обращался за советом к маме. Она была его первым читателем, группой поддержки, другом. И дьявольски дотошным критиком, когда надо.
Боже, как ему её не хватало!
Сознавая, что уже сделал первый шаг по скользкому склону, ведущему в пропасть меланхолии, Такер заставил себя вернуться в реальность.
Ладно. Он просто на минутку сыграет собственного адвоката дьявола.
Что, если девушка не умрёт? Что, если оба героя выживут, но чувства их остынут вследствие его беспомощности, потери идентичности – что практически равносильно смерти, – и герой просто её оттолкнет? Что, если спустя годы он наконец-то сможет заново открыть своё сердце, но не новому пламени, а всё ещё тлеющим искрам прежней любви?
– Теперь мы пишем для “Арлекина”?
Разозлившись, Такер снова уселся в кресло и вперился взглядом в экран. Побарабанил пальцами по коленям. Мысли вернулись к утренним событиям. Тело отозвалось на тот горловой звук, который издала Сара, когда он её поцеловал.
Прежде чем сказать Такеру, мол, она не приняла в продажу его книгу, потому что сочла её нагоняющей тоску.
– Чёрт!
Он провел рукой по лицу. Возможно, триллеры и любовные романы продавались бы лучше, но он пока не мог принести в жертву своё творческое видение во имя предпочтений масс. А потому Такер опустил пальцы на клавиатуру и следующие тридцать минут провёл, описывая – может, стоит сделать её рыжеволосой? – медленную и мучительную смерть девушки.
После чего, удовлетворённый, откинулся в кресле.
Но тут рука героини дёрнулась.
– Блин, да ладно.
Испытывая отвращение к своей авторской неспособности изложить на бумаге желаемое, он уставился на потрёпанный обойный бордюр.
«От колыбели до могилы», – вспомнил Такер, о чём думал, когда решил сделать эту комнату своим офисом. Его жизнь началась здесь, а теперь здесь же он (воображаемо) заканчивал чьё-то существование.
Ну, или хотя бы пытался.
Такер надеялся, что, убравшись из Нью-Йорка и поселившись в этом маленьком сонном городке, сможет прояснить мысли. Найти выход из того психологического хаоса, куда всё глубже погружался после смерти матери.
А вместо этого оказался по соседству с книжным магазином. Владелица которого не только сводила с ума и ужасно возбуждала, но и – не далее как сегодня – заставила его задаться вопросом, знает ли Такер, что, собственно, делает.
Нервы сдавали. Решив, что лучше взять перерыв и подумать о чём-нибудь другом, он отвёл глаза от экрана и вдруг заметил на углу стола клочок бумаги. Мейсон. Проныра! Он избегал Такера всё утро, а теперь вот оставил записку, сообщавшую, что его не будет большую часть дня.
И машина Эллисон Хоубейкер загадочным образом исчезла со стоянки.
Можно держать лошадь подальше от воды, но если проклятая скотина надумала напиться, то ничего уж не поделаешь.
А тут ещё дедовские делишки...
Такер посмотрел на новые доски, вырезанные им для пола. «Это мой дом, чёрт подери!» Может, раньше дом принадлежал ему лишь номинально, но сейчас Такер вкладывал в него душу. Кровь и пот. И не собирался позволить Карлтону, что бы он там ни задумал, всё испортить.
– Мяу!
Такер поднял взгляд. Казалось, звук раздаётся прямо за окном.
– Мяу!
Отодвинувшись от стола, он шагнул вперёд и выглянул на улицу. Перед глазами извивалась покрытая мхом ветка дуба. Пустая ветка. Такер оглядел весь ствол дерева, но кота не обнаружил.
– Мяу! Мяу! Мяу-мяу!
Откуда бы эти вопли ни доносилось, в них слышалась паника. Такер высунул голову наружу и посмотрел вверх. Громадный серый комок шерсти отчаянно цеплялся за хилую ветку над его головой.
– Да ты издеваешься…
Он хмуро изучал кота Сары. Затем бросил взгляд в сторону её коттеджа, но тут же усомнился, что в этот час она уже дома. На стоянке перед книжным ещё торчало несколько машин.
Значит, надо позвонить ей в магазин и попросить прийти и забрать глупое животное. Однако, едва Такер втянулся обратно в комнату, раздался негромкий треск.
Он снова высунул голову и увидел, что ветка накренилась вниз.
– Прыгай! – приказал он животному, которое теперь, кажется, застыло от ужаса, не в силах издать ни звука. Прямо под котом находилась куда более солидная ветка. – Если тебе ещё никто об этом не сообщил, – любезно добавил Такер, – представители твоего вида, как правило, всегда приземляются на лапы.
Но кот просто таращился на него глазами, смахивавшими на жёлтые блюдца.
– Во имя всех...
Покачав головой, Такер устремился прочь из комнаты. Сломанная ветка как раз на расстоянии вытянутой руки от чердачного окна. Можно подняться туда и затащить проклятого кота внутрь.
Такер отыскал старую скрипучую дверь и начал подниматься по узкой лестнице. При первом знакомстве с домом он лишь поверхностно осмотрел чердак. Там десятилетиями скапливалось разное барахло, которое надо бы найти время рассортировать…
Стоило ступить босыми ногами на потёртые половицы, мелкими облачками поднялась пыль, и Такер чуть не закашлялся, вдохнув горячий спёртый воздух. Он пробрался мимо безобразного стола и разбитого зеркала, ориентируясь на рваные полосы солнечного света, падающего из окна.
Сквозь стекло проникали приглушённые вопли кота.
Отодвинув защёлку, Такер попытался приподнять тяжелую раму, но от влаги и многолетнего бездействия дерево разбухло.
– А знаешь, вы с хозяйкой чем-то похожи, – сказал он коту. – Оба – здоровенные занозы в моей заднице!
Поднажав плечом, Такер наконец заставил раму приподняться на ничтожные тридцать сантиметров, после чего просунул под неё голову и плечи.
– Ты бы лучше... – проворчал он, и окно поддалось ещё на чуть-чуть, – ...мышь поймал, что ли... – Ещё пара сантиметров. – ...Которых тут шляется прорва. – Наконец он смог протиснуться в окно. – Или же в следующий раз, когда окажешься на моём дереве, я оставлю твою жирную тушу там гнить!
Такер схватил в охапку кота, который при этом имел наглость оцарапать ему руку. Хотя, если быть справедливым, кажется, вышло у него не нарочно.
– Ты, небось, на волосок от сердечного приступа, да?
Кот замурлыкал, и Такер почесал ему живот. И подумал, что зверь, пожалуй, симпатичный, несмотря на некоторое сходство с Джаббой Хаттом.
– Дармоед!
Такер вскинул голову.
– Дармоед! Ну где же ты, вредный маленький балда?
Сдерживая ухмылку, он посмотрел вниз. У забора стояла Сара, хмурясь на его дом.
– Кого-то ищешь? – окликнул Такер, довольный, что заставил её подпрыгнуть.
Заслонившись рукой от солнца, Сара попыталась разглядеть его сквозь ветви. Одинокий солнечный луч пламенем вспыхнул в её волосах.
– Не тебя, хотя чудесно, что ты о себе столь высокого мнения. – И уже не так задиристо: – Кажется, я снова потеряла своего кота.
– Он похож на вот этого? – Такер показал животное в открытое окно.
– Дармоед!
– Не могу поверить, что ты так называешь любимца…
– Это стерилизованный самец. Звать его Дон Жуаном было бы жестоко.
– Он застрял у меня на дереве.
Такер попытался воскресить в себе былое негодование, но недавнее приключение и урчащий кот не оставили от него и следа.
– Я заскочила в дом, а он воспользовался этим, чтобы сбежать. Думаю, надеялся снова застать тебя в душе.
– Можешь подняться сюда и присоединиться ко мне, тогда я с удовольствием позволю ему понаблюдать.
– Очень любезно с твоей стороны, но мне надо посмотреть, высохла ли краска.
Такер ухмыльнулся:
– Рано или поздно, Рыжик, я заставлю тебя ответить за эти слова. Сейчас я его принесу.
– Спасибо.
Сара опустила руку.
Такер направился к лестнице, не глядя, куда идет. И обходя стол, споткнулся о коробку.
– Зараза!
Он оглядел разлетевшееся содержимое. Какие-то старые детские тряпки. Погремушка, брелок для ключей. Коллекция поздравительных открыток.
Узнав почерк матери, Такер медленно опустился на колени и, придерживая одной рукой кота, пальцем развернул открытку.
«Нашему дорогому Такеру в его первый День рождения. С любовью, мама и папа».
Внутри что-то сжалось.
Мама была лучшей из женщин: чуткая, мягкая, уравновешенная и добрая. Конечно же, Такеру, не обладавшему ни одним из этих качеств, приходилось вести себя очень осторожно, чтобы ненароком не задеть её чувств. Время от времени он лажал, но в целом они прекрасно ладили. Такер дал ей возможность гордиться собой. От осознания этого становилось немного легче.
Поглаживая кота, он рылся в куче хлама. Откопал всевозможные поздравительные открытки, свидетельство о своём крещении и даже открытку от Карлтона по случаю рождения внука. Вместо плюшевых мишек или маленьких буковок алфавита на ней был изображен какой-то вычурный символ. Скорее всего, фамильный герб.
«Сын…»
«Что характерно, – подумал Такер, – ни единого упоминания о матери».
«Поздравляю с рождением ещё одного поколения мужчин рода Петтигрю».
Он фыркнул. Каково же жить со всей этой фигнёй? Интересно, мама когда-нибудь задумывалась, стоил ли того брак с одним из Петтигрю? Но тут в руки попалась ещё одна открытка – на сей раз от отца.
«Милая моя Элли!
Словами не передать, как я сейчас горд! Тобой и тем бесценным малышом, которого двум бестолковым ребятам удалось сегодня произвести на свет. Конечно, большей частью это твоя заслуга. А я всего лишь простофиля, который чуть было не упал в обморок. Ты знаешь, я не мастак в делах такого рода, но мне удалось найти это в одной из книг, которые ты вечно читаешь, и думаю, оно подойдёт».
Некоторые буквы были смазаны, тут и там виднелись какие-то пятна, словно от воды, однако Такер узнал любовный сонет Элизабет Барретт Браунинг – сорок третий. К тому времени, когда он дочитал строки, с ужасной иронией повествующие о любви даже за вратами смерти, стало ясно, что слова расплылись не от воды, а от слёз. Слёз его матери. И что сейчас к ним добавились его собственные.
Такер понял: для мамы оно того стоило.
У него почти ничего не осталось от отца. Так мало воспоминаний. Практически ни одного памятного подарка.
Читать это, ощущать его гордость новорожденным сыном и его любовь к жене, было настоящим откровением, с небывалой прежде ясностью раскрывшим перед Такером всю глубину их общей утраты. Потери мужа. Отца. Жизни. Пережив такую страшную трагедию, как мог дед продолжать их отталкивать?
– Ау! Такер, ты там?
Вот чёрт! Он совсем забыл о Саре. При звуках её голоса кот шевельнулся, однако, похоже, был слишком доволен или чересчур выбился из сил, чтобы встать.
– Я... э-э-э... – Пришлось прокашляться, чтобы вернуть голосу твёрдость. – Спускаюсь! – крикнул Такер, но её шаги уже раздавались на лестнице.
– Я подумала, вдруг Дармоед устроил тебе...
Не зная, что ещё предпринять, он отвернулся. Но забыл о зеркале. На Такера уставились целых двадцать Сар и его собственное удручённое отражение.
– ...неприятности… – закончила Сара. Но едва заметила кучу старых детских вещей, разбросанных по полу, её лицо смягчилось. – О, Такер! Мне очень жаль.
Она подобрала подол тонкой юбки, опустилась рядом с ним на колени и провела по тиснёным буквам на открытке ярко накрашенным ногтем.
– Всё наладится.
Такер с трудом сложил застывшие губы в насмешливую ухмылку:
– Ещё несколько мудрых изречений из страны живших долго и счастливо?
Сара подняла голову:
– Вот в чём вся прелесть вымысла, Такер. Он может быть таким, как ты сам пожелаешь. Реальная жизнь слишком часто разочаровывает.
– Да что ты об этом знаешь?
Он ожидал в ответ колкости – даже желал её, если честно. Чувствовал себя открытым, ранимым, жаждущим. И искал ссоры.
Однако Сара лишь протянула руку и погладила кота.
– Когда умерла моя мама, мне казалось, будто весь мой защищённый мирок рухнул в один момент. – Она посмотрела Такеру прямо в глаза, и он первым отвел взгляд. – Под пеленой горя таилась озлобленность. А где-то там, ещё глубже, – безрассудный страх.
И такой же безрассудный страх заставил Такера столкнуть кота со своих колен. Её сочувствие было невыносимо.
– Вот твоё животное. До свидания.
– Такер, я не хотела...
Чувствуя приближение паники, Такер пошёл к лестнице. Он думал, что уехав из Нью-Йорка, оставил всё позади. Но – проклятье! – приезд в этот город, в этот дом... Неужели он вернулся сюда в поисках некоего покрывала эмоционального комфорта, словно маленький ребенок?
За спиной раздались шаги.
– Такер…
– Выход там, – указал он и направился к себе комнату. Футболка пропотела насквозь.
– Если бы ты только...
– Да господи ты боже мой. Ты просто не чувствуешь, когда надо заткнуться.
И за то, что Сара не замолчала, за то, что подтолкнула его к самому краю пропасти, заглянуть в которую Такер так боялся, он вдруг прижал её спиной к стене. Кот раздражённо мяукнул в знак протеста и, вырвавшись из рук хозяйки, исчез в коридоре.
Сара смотрела на Такера широко раскрытыми глазами.
– Что ты делаешь?
– Ищу для твоих губ полезное занятие.
Забыв о деликатности, не задумываясь о том, чего бы хотелось ей самой, Такер набросился на Сару. Когда её губы приоткрылись от удивления, его язык проник между ними. Этот грубый необузданный порыв ни в какое сравнение не шёл с утренним поддразниванием. Такер запустил ладонь в мягкие волосы, оттягивая голову Сары назад и не сомневаясь, что она его сейчас укусит. Ошибся. Глупая женщина так и стояла столбом. А Такер явно затянул с заигрываниями – плоть отвердела.
– Проклятье! – Он отстранился, но никак не мог встретиться с Сарой глазами. – Что с тобой не так? Почему ты не сопротивляешься?
– Потому что тебе больно, – спокойно ответила она, и его словно в живот ударили.
Оба стояли неподвижно.
– Милый, я дома! – окликнул Мейсон снизу. – И тут на кухне какой-то зверь.
Такер заставил себя взглянуть на Сару. Её губы припухли, глаза светились добротой. Его обожгло чувство стыда.
Сара отвернулась:
– Я захвачу Дармоеда по пути к выходу.
Натягивая чистую футболку, Такер вошёл в кухню и застал Мейсона попивающим пиво у стойки.
Отлично. Удобная мишень.
– Как прошёл день?
Друг с опаской посмотрел на него поверх бутылки:
– Бьюсь об заклад, получше, чем у тебя.
– Вчера вечером ты смылся с поля боя.
Такер распахнул холодильник. Там обнаружилось ещё два пива, бутылочка соуса Табаско и пачка риса, который уже начал прорастать. Это зрелище заставило затосковать о бутерброде с пастромой на куске ржаного хлеба, словно о потерянной возлюбленной.
Мейсон пожал плечами:
– Сара пришла. Мне подумалось, что ты наконец что-нибудь предпримешь, если меня не будет поблизости. Хотя, судя по выражению её лица, когда она выходила отсюда, твоё умение обращаться с женщинами, как всегда, на высоте.
Говорить о Саре не хотелось.
– Как ты добрался до дома?
– Благодаря вот этим штукам на концах моих ног. По-моему, их называют ступнями.
Такер резко толкнул дверь холодильника и ещё до того, как она захлопнулась, уже стоял лицом к лицу с Мейсоном.
– Крутишь романчик с Элли Хоубейкер?
– Я... – Глаза друга забегали. – Нет.
Тон был весьма печальным, и Такер немного отстранился.
– Я проводил её домой... ну, в общем, обратно к магазину.
– Дверь твоей спальни была заперта.
Лицо Мейсона ничего не выражало.
– Потому что я посчитал, что кое-кто из нас может наконец заманить женщину к себе в постель и захочет немного уединения.
– Ты куда-то ходил с ней сегодня. Её машина исчезла.
– Эй, ты что теперь записался в грёбаный Скотланд-Ярд? И вообще, почему тебя это так заботит?
– В смысле, помимо того, что она мне нравится?
– Тебе и пиво нравится, однако ты не выходишь из себя, когда я и себе беру бутылочку. Ну ладно, ладно, – отмахнулся он, когда Такер оскалился. – Стоит только оказать женщине помощь, и ты уже негодяй.
– Зависит от вида «помощи».
Мейсон сделал последний глоток и бросил бутылку в мусорное ведро.
– Я обратил внимание на какие-то щелчки, когда она вчера вечером трогалась с места. Вроде тех, что появились у моего «ягуара», когда там износился ШРУС. Поэтому я заскочил к ней сегодня на минутку, упомянул в разговоре, мол, по-моему, с машиной неполадки, и возможно, Элли захочется, чтобы я на неё взглянул. А Джози, та старуха, начала настаивать, чтобы это было сделано немедленно. И чтобы за машину взялся именно я, поскольку ей кажется, что я знаю это дело как свои пять пальцев.
Такер скрестил руки на груди:
– Итак, ты полез чинить её машину.
– А то. Иначе б сейчас уже где-нибудь валялась моя маленькая восковая копия, истыканная иголками.
– И вчера ты проводил Элли домой. В темноте. Под дождём. А ещё наблюдал, как она уезжает.
Жующий рот друга скривился в обиженной гримасе.
– И что?
– И то. – Такер не мог в это поверить. – Тебя отправили в аут.
– Понятия не имею, о чём ты.
– Это по аналогии с бейсболом, кретин. Ты приударил за женщиной, и тебя отшили. – Он ухмыльнулся. – Есть же бог на свете.
– Меня не отшивали. – Мейсон провёл обеими руками по лицу, достал из холодильник ещё одну бутылку пива и, яростно сорвав крышку, пробормотал: – Я протормозил.
–
Ты протормозил?
– Я просто не смог позволить себе... – Он встряхнулся и поднял указательный палец. – Я определённо живу с тобой слишком долго. Твоя глупость заразна.
Заметно приободрившись, Такер подхватил со стола ключи.
– Пошли!
– Куда?
– Надо раздобыть еды. А ещё я хочу осмотреть кое-какую недвижимость на берегу.
– Ты что, решил купить здесь ещё участок? – опешил Мейсон.
– Не совсем. Объясню по дороге.
...