Нюрочек:
21.08.13 17:51
» Глава 16
Жажду выложить главу; можно пока без примечаний? Примечания добавлю ночером, честное слово!
Замечания и предложения по улучшению - здесь или в личку
Глава 16 (перевод - Squirrel, редактирование - Нюрочек, gloomy glory)
Верная своему слову, в воскресение Дафна вместе с четой Беннингтонов пила чай у сэра и леди Фицхью. Как и следовало ожидать, разговор сразу же зашёл об их знаменитом соседе.
Начала миссис Беннингтон.
– Вчера я получила волнительные известия о его светлости. Моя близкая подруга, миссис Маргарет Тревис, написала, что полтора месяца назад герцог приезжал в Лондон, и теперь весь город гудит словно улей. – Пожилая женщина откинулась в кресле, её пухлые щеки зарумянились от волнения. Как же, ведь она первая поведает последние столичные сплетни! – Поговаривают, он отвёз герцогские изумруды на Бонд-стрит и попросил их почистить. Это, конечно же, означает только одно!
– Да, – вставила Энн, – газеты неделями писали об этом, гадая, на ком может остановиться его выбор. Большинство уверено, что наиболее благоразумно с его стороны будет назвать невестой леди Сару Монфорт.
Получив подтверждение случайно подслушанным словам герцога и леди Виолы, Дафна непроизвольно стиснула ручку чашки, да так крепко, что заболели пальцы.
– Ах, да, старшая дочь маркиза Монфорта, – сказала леди Фицхью. – Она вполне подходит, хотя я и предположить не могла, что его светлость предпочитает таких девушек.
– Красивая женщина всегда предпочтительнее, – подал голос сэр Эдвард, но, удостоившись от своей супруги красноречивого взгляда, тут же умолк.
Дафна на мгновение закрыла глаза, вспоминая слова Виолы, сказанные той роковой ночью в музыкальной комнате:
«В конце концов, ты – герцог Тремор, и тебе по долгу пристало жениться на даме самого благородного происхождения, даже если твой выбор не основан на любви и привязанности».
Хоть для неё желание герцога жениться на леди Саре Монфорт и не было новостью, сейчас она неожиданно разозлилась на Энтони. Он женится на этой леди во имя долга. Без любви.
Однако это не её дело. Постаравшись отбросить прочь своё раздражение, Дафна открыла глаза и аккуратно поставила чашку на блюдечко.
– Ваша подруга знает что-нибудь еще? – спросила леди Фицхью у миссис Беннингтон. – Герцогу следует жениться, ведь ему уже двадцать девять лет, но было ли объявлено о помолвке?
– Пока нет, и, увы, больше я ничего не знаю, леди Фицхью.
– Что ж, уверена, его светлость выберет какую-нибудь леди, которая вполне ему подходит.
– А я надеюсь, что нет! – воскликнула Элизабет. – Будет гораздо интереснее, если он выберет кого-то неподходящего.
– Элизабет! – возмутилась леди Фицхью.
Но её дочь было не удержать.
– Говорят, леди Сара смертельно скучна.
– Элизабет, – заговорил наконец сэр Эдвард, – не наше дело судить о выборе герцога.
– Вы, конечно же, правы, батюшка. Моё единственное желание, чтобы его светлость посещал местные ассамблеи. Кузина Шарлотта рассказывала, что лорд и леди Сноуден с сыном и дочерью бывают по меньшей мере на трёх или даже четырёх ассамблеях в год в своей деревне в Дорсете. Почему, ну почему наш дорогой герцог не поступает так же? Вы, батюшка, встречаетесь с ним на сельскохозяйственных выставках и скачках; я же вижу герцога лишь на нашем ежегодном церковном празднике. А ведь я всю жизнь прожила в Вичвуде!
– Его, кажется, не сильно заботит местное общество, – согласилась миссис Беннингтон, – хотя едва ли это необычно для людей столь высокого положения.
– Верно, – подтвердила леди Фицхью. – Прежний герцог проявлял большой интерес к местным делам, но не каждый лорд его разделяет, знаете ли. И если нынешнему герцогу это безразлично, все всё понимают и не обижаются.
– Но, мама, – заметила Элизабет, – разве не странно, что обычно его светлость так ненадолго останавливается в Тремор-холле? Он не даёт балов, не приглашает никого на охоту. Очень необычно, особенно для человека его положения.
– Будьте уверены, герцогские обязанности лежат на его плечах тяжким грузом, – сказал сэр Эдвард и значительно посмотрел на дочь. – Возможно, возвращаясь в Тремор-холл, он желает отдохнуть в одиночестве и покое, а не слоняться по округе.
Леди Фицхью вздохнула.
– Надеюсь, он и в самом деле намерен вскоре жениться. Поместью нужна герцогиня. Матушка его светлости была красавицей и добрейшей души человеком. В её времена жизнь в Тремор-холле текла намного веселее. Дом был полон утонченных и любезных гостей, вместо одного приема в год устраивалось два. Такая великодушная женщина! Когда она умерла, прежний герцог был раздавлен. Я всё ещё помню, как он плакал на её похоронах. Плакал как ребенок. А его светлость не проронил ни слезинки, лишь крепко сжимал губы. Он вёл себя так мужественно! Душераздирающая картина. Его было жалко даже больше, чем отца.
Закусив губу, Дафна опустила глаза на свою чашку. «Это так похоже на Энтони», – подумала вдруг она. Он принадлежал к тому типу людей, которые будут стоять, разрываемые внутренней тоской, но ничем не выдадут себя. Дафна понимала его. Подобно ей самой, он гордился своим умением сдерживать чувства.
– Бедняга! – воскликнула миссис Беннингтон. – Неудивительно, что здесь он проводит не так много времени. Тягостные воспоминания, осмелюсь сказать.
– Очень тягостные, – согласилась Энн. – Я бы чувствовала себя так же. Что может быть страшнее смерти матери и безумия отца?
Ужаснувшись, не в силах поверить услышанному, Дафна подняла глаза на юную мисс Фицхью.
– Энн! – строго одернула дочь леди Фицхью. – Прежний герцог потерял свою супругу, бедняга, и именно глубокая печаль сделала его таким странным. Вот и всё. Он не был безумным.
– Некоторые слуги в поместье болтают, будто он разговаривал сам с собой, – заметила миссис Беннингтон. – Частенько бродил по коридорам ночью и звал леди Тремор. Говорил о ней со слугами так, как если бы она всё ещё была жива. Слуги шепчутся, что конюха, который осмелился сказать ему, что герцогиня умерла, он ударил хлыстом. Его светлости в конце концов пришлось запереть отца где-то в доме. По словам прислуги, тогда мальчик впервые заплакал после смерти матери. И после именно он стал вести дела в поместье, хотя сам был ещё ребенком.
О, Господи. Дафна подумала о маленьком Энтони. Проявленной тогда храбростью он мог бы сравниться со львом. Подумала о мужчине, каким он стал, о его любви к уединению и ненависти к сплетням. Она снова опустила глаза. И в этот миг внутри неё что-то щёлкнуло. Дафна со звоном поставила чашку на блюдечко.
– Не думаю, что нам следует говорить об этом! – воскликнула она. – Герцог потерял обоих родителей. Боль и печаль должны быть личным делом; не пристало обсуждать их в такой манере!
Повернувшись, леди Фицхью накрыла руку Дафны своей.
– Вы совершенно правы, что ругаете нас, моя дорогая. Не будем больше говорить об этом.
Дафна не ответила. Беседа тактично перетекла на другие темы, но Дафна не принимала в ней участия. Она думала о своём отце, который тоже сильно тосковал после смерти супруги, но работа и дочь утешили его и помогли справиться с горем. Батюшка же Энтони погрузился в страдания и потерял связь с реальностью, предоставив своим детям самим заботиться о себе.
Любовь не должна одерживать вверх над разумом.
Сейчас Дафна понимала, что герцог имел в виду, говоря о трагических последствиях любви и называя это чувство ужасным и пугающим. О, Энтони!
– Мисс Уэйд, – нарушая мысли Дафны, окликнула её Элизабет, – вы должны рассказать нам о своих путешествиях.
Дафна глубоко вздохнула, благодарная за смену темы.
– Что бы вы хотели узнать, мисс Элизабет?
– Всё! Правда, что африканцы вырывают сердца европейцев и едят их?
– Нет, – силясь улыбнуться, ответила Дафна. – Но львы – да.
***
Пролетели ещё три недели. Уроки танцев Дафны и Энтони больше не выходили за строгие рамки отношений между благовоспитанной юной леди и джентльменом. В вальсе они сохраняли приличествующее расстояние. Дафна убедилась в правоте герцога: если она высоко держала голову и вела с ним беседу, то спотыкалась не так уж часто. Разговаривали они только на приличные темы. Даже самая строгая компаньонка не нашла бы, к чему придраться. Однако Дафна с грустью признавала, что торговаться из-за поцелуев было куда веселее. Но, когда вскоре герцог отправился в своё имение в Суррее по делам, она поняла, что уж лучше нудные разговоры с Энтони, чем его отсутствие.
Пока он был в отъезде, мысли Дафны то и дело возвращались к тому её визиту к чете Фицхью. Иногда, работая в библиотеке, она находила повод, чтобы прерваться и прогуляться по длинной галерее, рассматривая семейные портреты. Изображённые на них люди представали перед ней в новом свете, поскольку сейчас она знала о них гораздо больше. Дольше всего Дафна задерживалась у портрета маленького Энтони. Она думала о том, как непросто ему было запереть собственного отца, и сердце её болело за юного герцога.
Нельзя сказать, что Дафна скучала. Работы у неё было довольно, и дни пролетали незаметно. Но чем дольше отсутствовал герцог, тем всё более одинокими казались ей вечера. Глупо тосковать по человеку, который однажды назвал тебя машиной, она не обманывалась в этом. Но всё же, каким-то странным образом, они стали друзьями, и уже через неделю Дафна стала ловить себя на том, что всякий раз, едва заслышав стук колёс, выглядывает из антики, надеясь, что это подъезжает к дому его карета. Ни одна мозаика, глиняная посуда или фреска, которые она собирала по кусочкам, не занимали её мысли настолько, чтобы перестать прислушиваться.
Не раз по ночам, лёжа в постели, она думала об Энтони. Порой даже снова и снова касалась своих губ кончиками пальцев – точно так же, как делал он – и словно наяву слышала его негромкий голос, предлагавший в качестве платы поцелуй. Мысли эти лишали её сна. И иногда Дафна даже начинала гадать, а не стоит ли ей передумать. Но каждый раз, ловя себя на этом, она со стоном натягивала одеяло на голову и ругала себя за глупость. Герцог скоро женится, и если она останется здесь, то лишь обречёт себя на разбитое сердце и страдания.
Однако уже через неделю после его отъезда голова Дафны была настолько занята мыслями об Энтони, что сон стал бежать от неё.
В одну из таких ночей она не выдержала и встала, хотя ещё едва рассвело. Уж лучше работать. Что угодно, лишь бы не лежать без сна, мучая себя бесполезными фантазиями. «Скорее бы Рождество, скорее бы уехать», – думала Дафна, спускаясь в антику холодным октябрьским утром и на ходу откусывая маленькие кусочки от булочки, которую взяла на кухне.
Войдя в антику, Дафна услышала какое-то движение во второй комнате, служившей хранилищем. Заглянув туда и увидев мистера Беннингтона, она очень удивилась. Они никогда не начинали работу в столь ранний час. Когда Дафна появилась в комнате, мистер Беннингтон замер. Он изумился не меньше.
– Доброго дня вам, мисс Уэйд, – несколько скованно снял он шляпу и поклонился. – Не думал, что вы встанете и спуститесь сюда, едва забрезжит рассвет.
– Я рано проснулась, – ответила Дафна, недоумённо хмурясь на одну из полок позади мистера Беннингтона. Ещё вчера та была пуста, теперь же на ней громоздились огромные корзины с кусочками мозаик. Сейчас, в октябре, когда земля уже промёрзла, новым мозаикам неоткуда было взяться. Все же старые, как Дафне казалось, давно были ей переданы.
– Откуда они здесь появились? – спросила она удивлённо, показывая рукой на корзины.
Мистер Беннингтон переступил с ноги на ногу. Выглядел он весьма сконфуженно.
– О, их нашли уже давно. По приказу его светлости они хранились в доме, но сегодня герцог попросил принести их сюда. Он хочет, чтобы утром я отвёз их в Лондон, вместе со всеми остальными предметами, которые мы с вами успели восстановить.
Сердце Дафны глупо скакнуло.
– Его светлость вернулся?
– Да, прибыл поздно ночью.
Дафна закусила губу и отвела глаза, чувствуя себя от этой новости куда более счастливой, чем следовало. Через мгновение, справившись с волнением, она вновь повернулась к мистеру Беннингтону.
– Но почему его светлость решил отвезти эти мозаики в Лондон? Разве он не хочет, чтобы я их отреставрировала и зарисовала?
Отчего-то архитектор раскопок сильно покраснел.
– Думаю, его светлость собирается сделать их частью личной коллекции в своём лондонском доме. И раз они не предназначены для музея, он не хочет вас беспокоить, ведь и без этих мозаик у вас очень много работы с теми экспонатами, которые будут выставлены. Позже герцог наймёт кого-нибудь для их восстановления.
Дафна внезапно всё поняла. Она прикусила губу и постаралась не засмеяться.
– О, какое облегчение слышать, что мне не придётся ими заниматься, – ответила она, пытаясь выглядеть искренне благодарной. – Вы правы, музей намного важнее частной коллекции его светлости. Посему, думаю, мне следует приступить к своим обязанностям.
Дафна оставила мистера Беннингтона паковать мозаики и вернулась в рабочую комнату. Улыбаясь, она начала зарисовывать собранное изображение Орфея. Мистер Беннингтон вёл себя так же, как и батюшка. Иногда мужчины показывают удивительную бестолковость!
Едва только архитектор покинул антику и отправился в дом завтракать, как Дафна вернулась в хранилище, чтобы хоть одним глазком посмотреть на таинственную мозаику. Она вытянула кусок оной из корзины, и её догадка тотчас подтвердилась. Это было эротическое изображение.
Собрав рисунок, она скорее всего не увидит на ней ничего нового. И всё же Дафна начала складывать кусочки мозаики рядом с корзиной на полке, и в интересе её не было ничего научного.
Спустя несколько минут глазам Дафны предстала большая часть изображения. Среди мотивов римских мозаик образ пары, занимающейся любовью, был весьма распространён, и собранное изображение не являло собой ничего необычного. Женщина находилась сверху, её широко раздвинутые ноги обхватывали бёдра мужчины, его рука ласкала девичью грудь. Такую позу изображали часто, и Дафна уже видела её, однако сейчас она смотрела на рисунок и чувствовала, как тело охватывает жар. Тот же жар, что сжигал её всякий раз, когда она начинала воображать поцелуи Энтони, или когда сквозь подзорную трубу рассматривала его обнажённую грудь, или когда он прикасался к ней.
Я верну вам очки, если вы поцелуете меня.
Но она не стала этого делать. Чувство превосходства, которое Дафна испытала тем вечером, перехитрив герцога, уже давно исчезло. И сейчас, глядя на лежащую перед ней мозаику, она понимала, что нужно было сделать это. Всего лишь обвить руками его шею и поцеловать. Она могла бы удовлетворить своё любопытство в отношении поцелуев Энтони раз и навсегда, но не решилась. А за прошедшие с того памятного дня три недели, когда они каждый вечер встречались наедине, он вёл себя прилично и отстранённо, как и пристало джентльмену, и ни разу ни словом, ни действием не намекнул, что помнит свою недавнюю просьбу о поцелуе.
Дафне оставалось провести в Тремор-холле всего несколько недель, и она понимала, что, скорее всего, это была её единственная возможность поцеловать такого мужчину, как герцог. Глубокое сожаление охватило её, и Дафна поклялась, что, представься ей ещё раз такой случай, она непременно им воспользуется!
Глядя на мозаику и думая об Энтони, она подняла руку и коснулась губ кончиками пальцев, точно так же, как делала бессчётное количество раз за последние несколько недель. Закрыла глаза, и воображение повело её дальше. Вот он целует её, обнимает, кладет руку ей на грудь.
Звук открывшейся двери заставил Дафну подпрыгнуть, и когда она обернулась, все её фантазии тотчас же улетучились – она увидела входящего в антику Энтони. В это мгновение герцог тоже заметил её и резко остановился. Затем закрыл входную дверь и направился к ней.
«Надо было закрыть дверь хранилища!», – запоздало подумала Дафна. Она понимала, что спрятать мозаику сейчас уже нет никакой возможности.
– Доброе утро, – стараясь выглядеть спокойно, поздоровалась она. – Мне сказали, вы вернулись.
– Вчера вечером, – герцог подошёл к Дафне, и та вся затрепетала. Она надеялась, что не краснеет и что телом загораживает мозаику от его глаз.
– Поездка прошла удачно? – кашлянув, спросила Дафна.
Герцог чуть отодвинулся в сторону, и уголок его губ приподнялся в той самой немного кривоватой улыбке.
– Предполагалось, что вы не увидите этого, – заметил он, выпрямляясь и глядя на Дафну. – Мистер Беннингтон очень переживал на сей счёт.
– Не сомневаюсь, – ответила Дафна, не отводя взгляда от подбородка Энтони. – Но я профессиональный реставратор.
– Мне кажется, мистер Беннингтон думает о вас не только как о реставраторе, но и – и даже в большей степени – как о невинной юной леди.
– Я и прежде сталкивалась с подобными мозаиками.
Боже, да ведь её слова не громче шёпота! И всё, о чём она может думать, – так только о чувственном изображении, о стоящем перед ней мужчине и о том, как сильно ей хочется ощутить его прикосновения!
– Превосходно, – обронил герцог, и не успела она понять, что происходит, как он повернул её лицом к мозаике и встал рядом. – Было бы интересно услышать ваше мнение об этой находке, мисс Уэйд.
Дафна уставилась на рисунок, не в силах даже изобразить научный интерес. Её терзал жгучий голод, от которого кожу покалывало, а колени подкашивались. Она остро чувствовала тело Энтони рядом с собой.
– Что вы думаете о мастерстве художника? – спросил он из-за её плеча. – Мозаика эта имеет лишь историческое значение или же обладает и определённой художественной ценностью?
Щёки Дафны заалели. Она хотела было отойти, но Энтони положил руки ей на плечи, удерживая.
– Давайте же, мисс Уэйд, расскажите, что вы думаете. Видим ли мы здесь изображение богов или обыкновенных мужчину и женщину? – Энтони придвинулся ещё ближе. – Жажду услышать мнение профессионального реставратора и антиквария. Если говорить обо мне, то я нахожу эту вещь очень волнующей. Но вы, я знаю, стали собирать мозаику, руководствуясь только научным интересом.
Как от виски, выплеснутого в огонь, пламя вспыхивает жарко-жарко, так и от слов Энтони чувства её, и так уже растревоженные, раскалились добела и вырвались наружу.
– Почему вы думаете, что меня не затронула чувственность этого рисунка? – воскликнула Дафна. Она попыталась повернуться, но лежащие у неё на плечах мужские руки не дали этого сделать. – Почему вы считаете меня настолько холодной? Думаете, я не способна желать? Не способна чувствовать?
– Не стоит винить меня за сомнения, – тихо произнес его голос у неё над ухом. – Вы очень хорошо скрываете свои чувства, мисс Уэйд.
Глубоко, судорожно вздохнув, Дафна обхватила себя руками.
– Но они у меня есть. Такие же желания и мечты, как и у всякой женщины. Почему вы считаете, что я другая, не такая, как все?
– Вероятно, потому, что вы не поцеловали меня, – прошептал Энтони, касаясь губами девичьего ушка и заставляя её дрожать. – Я надеялся, и смею добавить, горячо надеялся, что вы сделаете это, но, увы, вы не стали. И – как я уже говорил – мне не дозволено поцеловать вас первому, ведь я джентльмен.
Дафна не ответила. Энтони отодвинулся и снял руки с её плеч.
– Вы отвлекли меня от нашего обсуждения, мисс Уэйд, – сказал он и, слегка задев собеседницу, вытянул руку, чтобы указать на мозаику. – Как вы думаете, для красного цвета они использовали охру или кошениль?
Дафна не могла отвести глаз от его пальцев, едва касавшихся правого верхнего угла рисунка.
– Охра, – прошептала она. – Я мучаю вас обещанием поцелуя?
– Можете не сомневаться. Но вы были абсолютно правы, напомнив о нашей дружбе и о том, что друзьями нам и следует оставаться. Именно так и должна была поступить благовоспитанная юная барышня.
Дафна смотрела на кусочки смальты на столе, на изображённых мужчину и женщину. Она совсем не чувствовала себя благовоспитанной юной барышней.
– Полагаю, это так, – согласилась она, и голос её прозвучал чуть громче шепота. – Но что бы сделала Клеопатра, как вы думаете?
Наступило долгое молчание. Через некоторое время, показавшееся ей вечностью, Энтони наконец заговорил.
– Так что же, мисс Уэйд, – шепнул он ей ушко, – вы передумали? И теперь просите меня поцеловать вас?
– Нет, не прошу.
– А я было подумал, что просите. Должно быть, ошибся. – Наклонившись и вновь задев Дафну, Энтони пальцем провёл по бедру женщины на мозаике. – Мне кажется, это необыкновенно прекрасное изображение. Согласны?
– Я и не думала, что леди должна просить поцеловать себя. – Не дыша, Дафна следила, как палец его скользит по телу нарисованной женщины, и терзалась от неопределенности в ожидании его ответа.
– Но только не когда джентльмен, забыв о правилах приличия, попытался украсть поцелуй и был отвергнут. Тогда именно леди должна сделать первый шаг. – Опустив руку, Энтони сделал шаг назад. – Если вы, мисс Уэйд, хотите, чтобы я вас поцеловал, стоит только сказать.
Она ведь в него больше не влюблена, верно? И его мнение о ней самой её больше не заботит. Без сомнения, герцог перецеловал дюжины женщин, он знал, как делать это правильно. А она ведь не хочет, чтобы первый поцелуй стал разочарованием? Это было бы ужасно!
Дафна понимала, что между ними началась игра, что право первого хода за ней. И она сделала ход.
Глубоко вздохнув, Дафна повернулась. Вцепилась пальцами в край полки, задрала подбородок и посмотрела Энтони в глаза.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы поцеловали меня.
Как сдержанно прозвучал её голос! Лицемерие, сплошное лицемерие, ведь в её чувствах не было ничего сдержанного! Дафна стиснула край полки, тело её было натянуто как струна в нетерпеливом жадном ожидании.
Смешливые морщинки появились в уголках глаз Энтони, и он улыбнулся. Дафна знала, что это не насмешка над ней. Он просто выглядел довольным.
– Вот теперь никакой ошибки.
Энтони шагнул вперёд, снял с неё очки и положил их на полку. Сердце Дафны застучало как сомалийский барабан.
Мужская ладонь коснулась её щеки, лицо Энтони оказалось близко-близко, и Дафна ощутила тревожное, невесомое ощущение в животе, как если бы она только что прыгнула со скалы.
Их губы встретились.
Удовольствие цветком распустилось в ней, разлилось, распахнулось, словно крылышки бабочки, вот-вот готовой взлететь. Она даже и не догадывалась, что поцелуй может быть столь пронзителен и сладок!
Всё её тело словно бы ожило, чувства обострились и сосредоточились на Энтони, на прикосновении его губ. Окружающий мир исчез. Ничто больше не имело значения.
Дафна вдыхала запах лимонного мыла и свойственный лишь Энтони особый аромат. Она почувствовала, как руки её, до того крепко цеплявшиеся за край полки, невольно расслабились и поднялись Энтони на грудь. Не затем, чтобы оттолкнуть, а чтобы ощутить пальцами твёрдые мускулы его груди, ритм его дыхания, биение сердца.
Мозолистая мужская ладонь легла Дафне на щёку. Свободной рукой Энтони обвил её талию, прижимая к себе и заставляя встать на носочки. С пьянящей, абсолютной откровенностью раскрыл губки Дафны своими, пробуя её на вкус и позволяя насладиться своим собственным вкусом. О, как может такое простое действие дарить столько удовольствия?
Обняв Энтони за шею, Дафна изо всех сил прижалась к нему. По телу её разливалась боль, не испытанная ею никогда прежде, но странно знакомая. И всё её существо, казалось, ликующе кричало: «да!» Именно это воспевают поэты, именно это рисуют художники. Безудержный восторг, потребность в нём, тепло его тела, острое наслаждение от его прикосновений – всё, всё это!
Дафна зарылась пальцами Энтони в волосы и ещё теснее прильнула. Приподняла ногу и попыталась обвить его икру, стремясь быть ближе. Казалось, тело её само знало, что делать, даже если разум – нет. Дафна скользнула ножкой вверх и вниз по его лодыжке, и его хриплый стон смешался с её собственным постаныванием.
Но внезапно, аж напугав её, Энтони отпрянул, и поцелуй их прервался. Дышал он неровно. Рука его упала с девичьей талии. Следуя примеру, Дафна опустила ногу и скользнула вниз.
По-прежнему лаская девичью щёку, Энтони прижался лбом к её лбу.
– Понимаете теперь, – глядя ей в глаза, прерывисто выдохнул он, – какая огромная власть оказывается у вас в руках, стоит вам лишь захотеть?
Да, Дафна наконец-то поняла. А поняв, была потрясена и до крайности взволнована. Ведь она – та, кого увлечённый работой отец протащил через половину земного шара, та, что верила, что не может ни коим образом повлиять на собственную судьбу, та, что боготворила мужчину, который её просто-напросто не замечал – именно она обрела власть, и над кем? Над тем самым мужчиной, которого прежде боготворила.
Внезапно незаметная, обыкновенная Дафна Уэйд почувствовала себя такой же колдовской и пленительной, как и Клеопатра, и радость, какой никогда раньше она не испытывала, расцвела внутри неё.
– Спасибо, – прошептала она, – за то, что сделали мой первый поцелуй самым необыкновенным мгновением моей жизни.
– Поистине высокая оценка. Однако мне следует вас отпустить, пока я ещё в силах это сделать, – его ладонь соскользнула вниз. Отступив, Энтони сложил руки за спиной.
– Выбрав меня для своего первого поцелуя, вы оказали мне честь, Дафна, – сказал он тихо. А затем озорная усмешка сменила серьёзное выражение на его лице, глаза засверкали весельем. – В обмен на то, что я подарил вам самый восхитительный миг в вашей жизни, могу ли я рассчитывать на ещё один месяц?
...