Клуб "Оформим рифмами любовь"

Мыкола Негода: Это было в 1966-м. Меня пригласил в обком партии Александр Стешенко (идеолог областного масштаба. — О.С.): «Мыкола, езжай до нашего хору...» Хор тогда обслуживал заднепровские районы области, ездил по селам, а базировался в Золотоноше. Для праздничного концерта нужно было сделать какое-то литературно-музыкальное вступление. Я поехал, в гостинице встретился с руководителем хора Владимиром Конощенко. Он был выпускником консерватории. Говорит: «Нужно написать текст и поехать в Киев к Майбороде или Билашу, сделать песню на уровне современных требований». Я: «Да зачем же я к вам ехал, надо было сразу в Киев...»
Пока мы с ним так разговаривали, за стеной кто-то всё время играл на баяне. Нет, не знакомую мелодию, а что-то пробуя, — несколько тактов, и опять... Говорю: «Кто у тебя там?» Отвечает: «Это у нас так... (как он сказал, так и говорю), придурок один есть! Анатолий Пашкевич. Я, — говорит, — с ним не сработаюсь. Или я буду, а его не будет, или наоборот...» Так оно потом и вышло...
Когда он сказал «придурок», я понял, что тот, видимо, ему насолил, что сам-то он не может писать музыку, а умеет только руками махать. Говорю: «А ну, познакомь меня с ним». Он: «Не стоит, он тебя расколет: сразу пошлет за поллитрой». «Все равно, познакомь».
Позвал, познакомил. Пашкевич: «Вот хорошо, Мыколо, что ты приехал!» Сгреб меня: «Пошли ко мне!» Словно мы знакомы были! А он впервые меня видит, и я его... Заводит в свой номер и говорит: «В начало концерта нам надо песню...» Размахивается и широкими движениями показывает, какой должна она быть: «Для хороводов, для танцев, чтобы на сцене такое делалось!» Ритм сумасшедший. Говорю: «Понял, Толя». И мы где-то за полдня написали композицию. Теперь и слов не помню...
Мы выпили по чарке, а потом я говорю: «Толю, мне так легко было с тобой работать, ты меня понимал, я тебя понимал. Раз мы с тобой сработались, давай напишем песню, которая бы легла людям на душу, прожила б дольше, чем эта композиция...» «Хорошо написать бы такую песню, — говорит, — но про что?» Говорю: «Если ты заметил, в этом году почти в каждом городе и селе строятся памятники погибшим солдатам. А в моей памяти еще и до сих пор стоит поле, степь. Когда отступали наши, в нескошенных житах скашивали снаряды солдат. И эта картина, говорю, у меня!..»
Он аж подскочил: «О! Это то, что нужно для песни!.. Только, — говорит, — чтобы в этой песне были слова о матери. И рассказывает такой эпизод: «В одном селе нам показали могилу. И сказали, что сюда каждое воскресенье в любую погоду из дальнего села приходит женщина. В воскресенье мы подошли к обелиску, и правда, увидели старенькую женщину, которая на грядочке цветы сажала. А когда мы узнали, что это мать похороненного там воина, то встали полукругом и пропели ей под открытым небом целый концерт!»
Я пошел в свой номер, сразу нашел концовку, нашел начало, но долго искал середину. Тут очень долго мучился... Утром я положил готовый текст, он долго вчитывался. Говорит: не много ли «степом, степом»? Говорю: «Это эхо!» Он имел такую привычку: если текст ему нравится, он переписывает его к себе в блокнот. Переписал, взял баян... И на моих глазах — я чувствовал — стала рождаться мелодия. Он варьировал её — и так, и так... Он искал мелодию, а люди еще спали. И стали стучать. Уже серело на улице, он говорит: сейчас вечер или уже утро?..
Через неделю звонит: «Мыколо, приди, послушай, как она звучит». Ну, думаю, нужно время для такой песни... Прихожу, он с хором распевку делает: «А-аа, о-оо, э-ээ». Настраивает хор, как инструмент, потом всех поднял... Ольга Павловская как запела!..
То, что сейчас хор поет, это совсем не то, что при Пашкевиче было. При Пашкевиче Ольгин голос вырывался из такого ада, страшно было слушать. Я сколько раз слушал при Пашкевиче, мурашки у меня по спине ползли и чуб шевелился на голове. Понимаете, магическое какое-то действо происходило. А то, что сейчас поют, — это технически все...

В 1938 году в Москве был создан Государственный джаз-оркестр Союза ССР под управлением М. Блантера и В. Кнушевицкого, и в феврале 1939 года состоялась премьера подготовленной им программы. Среди новых песен, впервые исполненных в этой программе, была «Катюша». Спела ее в сопровождении оркестра солистка Валентина Батищева. Вскоре песню стали петь и другие певцы и певицы — Георгий Виноградов, Лидия Русланова, Вера Красовицкая, а вслед за ними профессиональные и самодеятельные хоровые коллективы, армейские ансамбли. Ее распевали в селах и городах, на демонстрациях и народных гуляньях, а то и просто в домашнем кругу, за праздничным столом. Едва появившись, песня эта стала знаменитой, родной и близкой миллионам людей.
Как же родилась «Катюша»?
Вначале были написаны стихи — всего несколько строк. Написал их М. В. Исаковский, автор известных и популярных в ту пору песен: «Прощание», «Вдоль деревни», «И кто его знает», «Любушка», «Зелеными просторами» и других.
«Я не знал, — говорил потом поэт, — что же дальше делать с Катюшей, которую я заставил выйти на «высокий берег на крутой» и запеть песню. Поэтому стихи пришлось отложить…» Неизвестно, как долго ожидали бы они своего часа, не повстречай Исаковский композитора М. И. Блантера. С ним незадолго до того познакомил его журналист Василий Регинин.
«Я начал одну песню»,— сказал мне Михаил Васильевич и показал четверостишие, — вспоминает Блантер. — Это было удивительно. Я попросил поэта оставить мне зачин его песни. Теперь я буквально не находил себе места… «Катюша» без остатка заняла мое воображение. Вслушиваясь в слова Исаковского, я заметил, что в стихотворении его очень звонкая интонация. И в частности, вот что: берег, на берег! Какая причудливая игра ударений! Ну прямо-таки как в веселой народной припевке. Не исключено, что эта деталь окончательно определила подвижной жанр «Катюши».
Однако над музыкальным решением песни пришлось потрудиться немало. Наконец, родилась именно та мелодия, которую все мы сегодня знаем и любим. Но песни пока не было. Ведь стихотворение оставалось незавершенным. И тогда поэт и композитор стали вместе искать, какой же быть песне. Направление поиска и построение ее сюжета подсказано было самой жизнью, напряженной обстановкой предгрозовых довоенных лет.
“Мы как бы уже предчувствовали войну, хотя и не знали точно, когда и откуда она может прийти, — говорил Исаковский. — Впрочем, мы не только предчувствовали, что война будет, но в известной мере уже переживали ее: ведь в 1938 году еще пылало пламя войны в Испании; в том же году Красная Армия вынуждена была вести и вела тяжелые бои с японскими самураями у озера Хасан; не очень спокойно было и на западных наших границах.
По этим причинам тема Родины, тема защиты ее от посягательств врага была темой самой важной, самой первостепенной, и я, конечно, никак не мог пройти мимо нее даже в лирической песне”.
Так в советскую песенную лирику вошла новая тема — тема любви девушки и воина, защитника Родины.
В чем новизна и актуальность воплощения этой темы поэтом и композитором, привлекательность и неожиданность ее решения?
Не только в сюжете, но и в самом ее настроении. Во все времена создавались песни, повествующие о любви, о разлуках и расставаниях. Матери, жены, невесты провожали сыновей, мужей, любимых на священную защиту Родины, на военную службу, а потом ожидали с надеждою их возвращения, пели об этом песни. И всегда это были грустные песни, полные тоски и печали. Образ тоскующей женщины, ожидающей воина с поля брани и службы солдатской, вызывал сочувствие, сострадание.
И вдруг появилась «Катюша». В песне этой никакой тоски нет и в помине. Напротив, слова ее и музыка выражают светлые чувства уверенности, бодрости и надежды. Героиня песни гордится тем. что ее любимый — «боец на дальнем пограничье». Все это очень отличало песню о простой и обаятельной девушке с ласковым русским именем Катюша от всех ее предшественниц. И за это ее полюбили и безоговорочно приняли всюду и все. В устах миллионов людей «Катюша» зазвучала как песня не о грусти разлуки и расставания, а о долге бойца, о верности девушки в любви, о больших патриотических чувствах советских людей. Родилась не просто лирическая песня о любви девушки и воина, а о такой любви, которая вселяет гордость и бодрость, укрепляет веру в нее, помогает защитнику Родины выполнять свой долг. Вот почему она была воспринята народом как глубоко современная, несущая в себе важную общественную, патриотическую идею.
По-новому зазвучала «Катюша» в годы Великой Отечественной войны. В народе появились десятки новых вариантов этой песни, «ответы» на нее. Кем только ни была в них героиня песни: и бойцом с автоматом в руках, и верной подругой солдата, ждущей его возвращения с победой, и фронтовой медсестрой. Пели во время войны и о Катюше-партизанке, «проходившей по лесам и селам партизанской узкою тропой с той же самой песенкой веселой, что когда-то пела над рекой».
Но не только в песнях жила в ту суровую пору Катюша. Ее именем народ ласково «окрестил» новое грозное оружие, наводившее ужас на врага, — реактивные гвардейские минометы. И об этих «катюшах» вскоре были сложены песни:
Шли бои на море и на суше,
Грохотали выстрелы кругом –
Распевала песенки «катюша»
Под Калугой, Тулой и Орлом.
Песня стала очень популярной и за рубежом. В Италии она известна в двух вариантах: «Катарина» и «Дует ветер». Последняя представляет собой партизанский гимн итальянских патриотов, боровшихся против фашизма. Хорошо знают «Катюшу» и в странах, которым советские воины принесли освобождение.
Песня эта служила своеобразным паролем молодежи всего мира на международных фестивалях, а к проходившему летом 1985 года в Москве XII Всемирному фестивалю молодежи и студентов было решено создать в честь нее сувенир. Многочисленных гостей нашей столицы встречала симпатичная, весело улыбающаяся, приветливая девочка с ласковым и знакомым всем, певучим именем Катюша. Подобно знаменитому олимпийскому медвежонку она стала известной всей планете. И, конечно же, всюду звучала сложенная в честь нее замечательная песня.
“Здравствуй, Катюша!” — говорили ей на всех языках.

В ноябре 1941 года до войны журналист и поэт, а в то время - командир сапёрного взвода, младший лейтенант Марк Лисянский возвращался после лечения в госпитале в Ярославле в кузове попутного грузовика в свою 243-ю стрелковую дивизию, находившуюся на Калининском фронте, участвуя в битве за Москву.
Переживая за судьбу столицы, Лисянский набросал в блокноте стихотворение «Моя Москва» («Дорогая моя столица»). Когда машина проезжала через Москву, оно уже было готово, и во время получасовой остановки на Пушкинской площади поэт успел отдать его в редакцию журнала «Новый мир». Стихотворение было опубликовано в декабрьском номере за 1941 год, однако, в связи с переездом редакции в Куйбышев, увидевшем свет только в феврале 1942 года. Текст тогда состоял из двух строф:

Я по свету немало хаживал,
Жил в землянке, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Но всегда я привык гордиться
И везде повторял я слова:
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
У комбайнов, станков и орудий,
В нескончаемой лютой борьбе,
О тебе беспокоятся люди,
Пишут письма друзьям о тебе.
Никогда врагу не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!

Первое четверостишие можно считать биографичным: во время вражеской бомбардировки порядков дивизии одна из бомб разорвалась рядом с Лисянским — он потерял сознание и был засыпан землёй, нашли его только тогда, когда он очнулся и начал стонать; через некоторое время после контузии Марк Самойлович был снова в строю, но на ночных занятиях по боевой подготовке сапёров сломал ногу, провалившись в волчью яму в лесу, причём не мог из неё выбраться самостоятельно, но позднее был найден, после чего и направлен на лечение в Ярославль; дома Лисянского ждала любимая жена.
По возвращении в дивизию, Лисянский отдал стихотворение её коллективу художественной самодеятельности, оно было переложено на простенькую музыку и впервые стало песней.
Весной 1942 года композитор Исаак Дунаевский, ездивший тогда вместе с руководимым им ансамблем песни и пляски Центрального дома культуры железнодорожников на агитпоезде по Сибири, увидел стихотворение в журнале и тут же, прямо на полях журнала, написал ноты. Затем он, после неудачной попытки найти фронтовой адрес Лисянского, попросил режиссёра своего ансамбля Сергея Аграняна дописать текст. Тот от текста Лисянского оставил первую строфу и концовку второй строфы, а между ними добавил:

Я люблю подмосковные рощи
И мосты над твоею рекой.
Я люблю твою Красную площадь
И кремлёвских курантов бой.
В городах и далёких станицах
О тебе не умолкнет молва,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
Мы запомним суровую осень,
Скрежет танков и отблеск штыков,
И в веках будут жить двадцать восемь
Самых храбрых твоих сынов.

В последних двух строчках говорится о подвиге 28 панфиловцев, незадолго до этого, как утверждалось, остановивших наступление танков на Москву, у разъезда Дубосеково, на Волоколамском шоссе.[1]
Завершала песню строфа о грядущем светлом будущем:

День придёт — мы разгоним тучи,
Вновь родная земля расцветёт.
Я приеду в мой город могучий,
Где любимая девушка ждёт.
Я увижу родные лица,
Расскажу, как вдали тосковал…
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!

Первой исполнительницей стала солистка ЦДКЖ Марина Бабьяло; премьера состоялась на станции Дивизионная; публика заставляла артистов играть песню пять раз подряд. Весной 1943 года ансамбль Центрального дома культуры железнодорожников под управлением Исаака Дунаевского оказался в Москве и на одном из правительственных концертов исполнил «Мою Москву», причём её пришлось несколько раз повторить на бис. Это заметил Иосиф Сталин и дал указание записать грампластинку. В ответственном за это Радиокомитете заметили, что в песне не упоминается Сталин, просили у Дунаевского изменить текст, а когда тот отказался, сами исправили это «упущение», заменив последнюю строфу на:

Над Москвою в сиянии славы
Солнце нашей победы взойдёт.
Я приеду в мой город могучий
Где любимый наш Сталин живет…
Будем вечно тобою гордиться,
Будет жить твоя слава в веках,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!

В 1943 году «Моя Москва» в исполнении Зои Рождественской была записана на пластинку и стала транслироваться по Всесоюзному радио. Однако, самому Сталину изменение текста пришлось не по душе, и произведение было перезаписано в варианте Аграняна. Часто утверждается, что в 1944 году, когда Лисянский находился в госпитале в Москве, соавторы текста встретились друг с другом и согласовали его, однако сам Марк Самойлович это отрицал. Вариант со Сталиным не исчез тогда совсем, после Победы он исполнялся так:

Над Москвою знамена славы,
Торжествует Победу народ.
Здравствуй город Великой Державы,
Где любимый наш Сталин живёт!

Но после речи Н. С. Хрущёва на XX съезде КПСС с развенчанием культа личности Сталина вся эта строфа была исключена из песни. Песня использована в рисованном фильме-плакате, посвящённом 800-летию Москвы (1947 год) «Тебе, Москва!». К середине 1960-х годов аграняновский куплет о грядущей Победе постепенно отпал, также произошли некоторые незначительные изменения слов. В таком варианте, ставшем классическим, песню исполняли Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Людмила Зыкина, Краснознамённый ансамбль песни и пляски Советской Армии и другие.
Песня стала символом общенародного сопротивления оккупантам и единения советских людей для отпора врагу. Она и сегодня волнует сердца — столь велик эмоциональный заряд, заложенный в словах и музыке. Это подтвердилось в ходе обсуждения песенных произведений, посвящённых столице, комиссией, созданной Комитетом по культуре Правительства Москвы для решения вопроса: какое из них рекомендовать в качестве её гимна. Были прослушаны и проанализированы лучшие, проверенные временем, пользующиеся заслуженной популярностью песни о Москве, рождённые в довоенные, военные и послевоенные годы. В итоге комиссия пришла к выводу, что лучшей из них, уже практически ставшей символом Москвы, является песня «Моя Москва» композитора Исаака Дунаевского на слова Марка Лисянского. В результате 5 июля 1995 года решением Правительства Москвы песня «Моя Москва» была утверждена в качестве официального гимна города.

«День Победы» — популярная советская песня композитора Давида Тухманова и поэта Владимира Харитонова о Дне Победы.
Непременный знаковый атрибут торжеств по поводу 9 мая - Дня Победы в Великой Отечественной войне не только в России, но и странах СНГ.
Строевая песня в Советской и Российской армии, парадный марш.

В марте 1975 года поэт Владимир Харитонов обратился к Давиду Тухманову с предложением о создании песни, посвящённой Великой Отечественной войне. Страна готовилась к 30-летию Победы, и в Союзе композиторов СССР был объявлен конкурс на лучшую песню о войне.

Буквально за несколько дней до окончания конкурса Харитонов передал свои стихи соавтору. Тухманов очень быстро написал музыку, и песня успела прозвучать на последнем прослушивании конкурса. Ее исполнила жена Тухманова, поэтесса и певица Татьяна Сашко.

Но никакого места песня «День Победы» не заняла. Мало этого, прослушивание песни вызывало болезненную, острую реакцию старших коллег Тухманова, против песни прозвучали очень резкие высказывания, о чем немедленно стало известно на Гостелерадио.

Причина была в музыке и её авторе. Поэт Харитонов был ветераном войны, песни на его стихи ещё в 1950-е годы писали увенчанные лаврами композиторы (Анатолий Новиков, Вано Мурадели и другие). А Давид Тухманов был молодым автором, известным в первую очередь по эстрадным шлягерам.

В те времена всю музыкальную политику государства определяло руководство Союза композиторов, то есть в основном весьма пожилые люди. Возраст в 30 с небольшим лет считался ещё незрелым. По мнению руководства Союза композиторов, а также теле- и радионачальников, Тухманов никак не мог соответствовать статусу автора песни государственного масштаба.

Хотя Тухманов уже создал хиты «Последняя электричка», «Эти глаза напротив», «Белый танец», «Песенка про сапожника», «Я люблю тебя, Россия», «Гуцулочка», «Мой адрес — Советский Союз», «Как прекрасен этот мир» и многие другие, никаких званий и регалий, кроме премии Московского комсомола, у него ещё не было. И потому он, окончив Московскую консерваторию, имея диплом профессионального композитора и написав три десятка популярных песен, только в 1973 году, не без труда, был принят в Союз композиторов.

Был и второй «минус» — в музыке песни «День Победы» были услышаны синкопы и элементы не то танго, не то фокстрота. Не устраивали и современные методы оркестровки (например, использование бас-гитары). В результате песня была запрещена. Песню не пропускали в эфир — ни на радио, ни на телевидении.

Некоторые из бывших начальников Гостелерадио, которые сейчас рассказывают о том, как они стали «крёстными отцами» песни «День Победы», на самом деле были теми цензорами, кто не пропускал песню в эфир, не давая возможности народу с ней познакомиться.

Леонид Сметанников исполнил песню на съёмках передачи «Голубой огонёк» в канун 9 мая 1975 года. Это исполнение вызвало массу восторженных писем, но долго так и оставалось единственным исполнением в эфире.

Лишь в ноябре 1975 года на концерте, посвящённом Дню милиции, Лев Лещенко (фактически обманув телевизионное руководство) исполнил «День Победы» в прямом эфире. Публика сразу приняла песню, и «День Победы» был исполнен ещё раз — на «бис». После этого песню стала петь вся страна.

Среди исполнителей «Дня Победы» — Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Юрий Богатиков, Юрий Гуляев, Эдита Пьеха и даже ВИА «Лейся, песня» (сохранилась редкая концертная запись).

«День Победы» давно существует и в виде марша, который исполняют оркестры многих стран мира.

День Победы, как он был от нас далек
Как в костре потухшем таял уголек
Были версты, обгорелые, в пыли
Этот день мы приближали как могли

Этот день Победы
Порохом пропах
Это праздник
С сединою на висках
Это радость
Со слезами на глазах
День Победы, День Победы, День Победы!

Дни и ночи у мартеновских печей
Не смыкала наша Родина очей
Дни и ночи битву трудную вели
Этот день мы приближали как могли

Этот день Победы
Порохом пропах
Это праздник
С сединою на висках
Это радость
Со слезами на глазах
День Победы, День Победы, День Победы!

Здравствуй, мама, возвратились мы не все
Босиком бы пробежаться по росе
Пол-Европы прошагали, пол-Земли
Этот день мы приближали как могли

Этот день Победы
Порохом пропах
Это праздник
С сединою на висках
Это радость
Со слезами на глазах
День Победы, День Победы, День Победы!

Песня была частью сюиты, написанной композитором А. Новиковым и поэтом Яковом Шведовым в 1940 году по заказу ансамбля Киевского особого военного округа[1]. В ней воспевалась девушка-партизанка времён гражданской войны. А вся сюита посвящалась Г. И. Котовскому. Однако песня в довоенные годы так и не исполнялась. Клавир её был потерян, у авторов остались только черновики. Композитор вспомнил об этой песне через четыре года, когда ему позвонил художественный руководитель Краснознамённого ансамбля А. В. Александров и попросил показать песни для новой программы своего коллектива. В числе других Новиков показал и «Смуглянку», которую прихватил на всякий случай. Но именно она и понравилась Александрову, который тут же начал её разучивать с хором и солистами[2].
Впервые ансамбль спел песню в Концертном зале имени Чайковского в 1944 году. Запевал её солист Краснознамённого ансамбля Николай Устинов, которому песня эта в значительной степени обязана своим успехом. Концерт транслировался по радио. «Смуглянку» услышало, таким образом, очень много людей. Её подхватили в тылу и на фронте. Песня, в которой говорилось о событиях войны гражданской, была воспринята как песня о тех, кто боролся за освобождение Молдавии в Великую Отечественную войну[3].
После войны песня «Смуглянка» в разных обработках входила в репертуар таких известных исполнителей, как Иосиф Кобзон, София Ротару, Надежда Чепрага, Zdob şi Zdub и многие другие. Песня звучала в фильме «В бой идут одни „старики“» 1973 года; по сюжету один из главных героев фильма, молодой лётчик, знакомит с этой песней свою эскадрилью и тут же получает прозвище Смуглянка.






Примечания:

1. Цицанкин В. Тернистый путь «Смуглянки» // Красная Звезда. — 30 июня 2001.
2. «Смуглянку» не пускали на фронт. Московский Комсомолец № 25343 от 5 мая 2010 г.
3. Музфонд СССР, 1945 год.

Десятый наш десантный батальон

Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы плечом к плечу
Врастаем в землю тут.

Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым.

И значит нам нужна одна победа!
Одна на всех, мы за ценой не постоим.
Одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,
И всё ж бессилен он.
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
Десятый наш десантный батальон,
Десятый наш десантный батальон.

Лишь только бой угас -
Звучит другой приказ.
И почтальон сойдёт с ума
Разыскивая нас.

Взлетает красная ракета,
Бьет пулемет, неутомим.

И значит нам нужна одна победа!
Одна на всех, мы за ценой не постоим.
Одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,
И всё ж бессилен он.
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
Десятый наш десантный батальон,
Десятый наш десантный батальон.

От Курска и Орла
Война нас довела
До самых вражеских ворот,
Такие, брат, дела.

Когда-нибудь мы вспомним это,
И не поверится самим.

А нынче нам нужна одна победа!
Одна на всех, мы за ценой не постоим.
Одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,
И всё ж бессилен он.
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
Десятый наш десантный батальон,
Десятый наш десантный батальон.