guffi:
30.01.14 18:33
Всем привет! Принимайте еще одного ярого обожателя серии о Сен-Сире) Сегодня прочла все книги серии, милые переводчицы, очень благодарна за ваш труд! Замечательно читать столь захватывающие вещи в качественном переводе)
Прочитав всю вашу переписку по поводу треугольника, хочу высказать свое мнение. Начну с того, что лично мне больше импонирует Кет в роли спутницы Себастьяна и не потому, что Геро ему не подходит или чем-то хуже. Это мое восприятие, которое не сколько не уменьшает прелести Геро.
На мой взгляд автор поступил бы более гуманно, если бы по сюжету Кет убили еще в 3 книги, а этот поворот с родством для меня не понятен. Потому что возникает ряд логочных заключений, которые воспринимаются не односторонне. Возникает вопрос: для чего оставили в живых Кет? Либо автор хочет по прошествии времени наградить ее за благородство к Себастьяну и преподнести его в качестве подарка на всю жизнь. Либо Себастьян останется с Геро, а Кет будет вечным испытанием на прочность для него и семьи. И если у меня не возникало сомнений, что в браке с Кет Себ был бы счастлив и его не потянуло налево, то в случае с Геро это не известно. Первая любовь никогда не забывается и даже в случаях, когда пары расстаются, а по прошествии времени случайно встречаются очень часто чувства дремавшие в них возрождаются. А тут постоянное ходячее напоминание, которое живет с ним в одном городе является острым соблазном согрешить и не с кем-то, а конкретно с ней. Что в свою очередь устроило бы Кет, тк. она о себе, как женщине очень низкого мнения, поэтому она отказывалась от притязаний Себа на законность их отношений. И тут надо говорить не о вероломной вертихвостке Кет, а о чересчур идеалистичном Себастьяне. Для меня все эти попытки автора отвадить его от своей актриски и его реакция на них невероятно нелепая. Он -шпион, прошел войну, был на континенте, попал в Испаскую мясорубку и такое милосердие по отношению к ней просто непостижимо, да еще куча любовников. И для него это все норма, а отговорка очень неправдоподобна: " месть и ей надо было как-то жить". Выросшая в совершенно других условиях Кет понимала, как никто, чем обернется этот брак для них. и она боялась не за себя, тк ловкие девчушки -театралки 17-начала 18 века были научены выживанию, она бы справилась со всем, что обрушил бы на них свет и общество. А Себастьян нет, хотя ему и плевать на мнение остальных, но вырос он в роскоши и почете, которые принимал, как должное, а этого ему пришлось бы лишиться и плюс он не реализует себя как наследник графа, а неоправданные надежды приводят к последствиям. В данном случае к разочарованию в браке с актрисой, а впоследствии это перешло бы в ненависть и раздражение. Кет определенно точно понимала ситуацию и опасалась такого исхода , поэтому отказывалась выходить замуж за него. Еще более непонятна ситуация с Себастьяном и Кет уже в роли сестры и брата и его нелепый вопрос о признании отцовства бывшей любовницы сына.
...
lesya-lin:
31.01.14 08:30
» Глава 24
Глава 24
Обхватив ладонями пенную кружку, Пол Гибсон откинул голову на спинку старой скамьи в своем любимом пабе на Тауэр-Хилл. Под ввалившимися от усталости глазами хирурга темнели круги, щеки покрывала суточная щетина. Сидевший напротив него Себастьян отпил глоток своего эля и заметил:
– Чертовски плохо выглядишь.
Доктор хрипло хохотнул:
– Это само собой, но я, наверное, еще и старею. Было время, когда мог всю ночь бороться за жизнь какого-нибудь бедолаги, а потом с утра пораньше преотлично играть в крикет. А сейчас всего-то принимаю на рассвете писклявого младенца – и с трудом вылезаю из постели перед вечерней.
– Ну, и как твой писклявый младенец?
– И мать, и новорожденный чувствуют себя замечательно, спасибо. – Гибсон присмотрелся к лицу друга: – Знаешь, ты и сам смотришься не очень-то бодрым.
Девлин хмыкнул.
– Чем больше я узнаю о Даниэле Эйслере, тем запутаннее представляются обстоятельства его смерти. – Себастьян уже рассказал хирургу о визите нынешней ночью в древний особняк на Фаунтин-лейн, о пареньке, умершем у него на руках, и о любопытной беседе с ювелиром Франсийоном.
– А с этим племянником, Перлманом, ты уже говорил? – полюбопытствовал Гибсон.
– Еще нет. Сначала хочу съездить повидать Энни. Я так понимаю, ты уже закончил вскрытие тела Уилкинсона?
– Закончил.
– И что?
Доктор покачал головой.
– Я указал вероятной причиной смерти вальхеренскую лихорадку.
До своего долгого, шумного выдоха Себастьян даже не осознавал, что затаил дыхание.
– Энни будет рада это услышать.
– Думаешь, она поверит?
– Хочешь сказать, это неправда? – встретил Девлин обеспокоенный взгляд хирурга.
– Может, и правда. Я же сказал «вероятной причиной». Суть в том, что я не знаю доподлинно. – Гибсон сделал еще глоток эля. – Для такого человека, как Уилкинсон, наверное, было сущим адом превратиться в немощного инвалида.
– Но ведь Рис недавно обнадежил меня, будто ему стало лучше.
– Он солгал.
Оставив Тауэр-Хилл, Себастьян отправился в Кенсингтон, где нашел Энни Уилкинсон сидевшей на скамейке в маленьком, огороженном стеной садике на площади неподалеку от дома. Взгляд молодой женщины задумчиво следил за дочерью, которая пускала красный кораблик в оставленной дождем луже. День стоял туманный и холодный, но мать с девочкой были тепло одеты, и Себастьян подумал, что понимает потребность, выгнавшую их сюда, подальше от воспоминаний, которые наверняка заполонили, словно призраки, их тесную квартирку.
– Девлин, – подхватилась на ноги Энни, едва его увидела. – Что слышно?
– Я только что виделся с Гибсоном. Он сообщит коронеру, что Рис скончался от вальхеренской лихорадки.
Вдова прижала пальцы к губам:
– Благодарение Богу.
Повернувшись, они пошли рядом по дорожке. Эмма радостно побежала вприпрыжку впереди, сжимая в кулачке свою игрушку.
– Энни, ты говорила, тем вечером Рис часов в восемь-девять пошел прогуляться. Не знаешь, зачем?
– Он иногда гулял перед сном. А что? – сузившись, глянули на Девлина серые глаза.
– В тот день муж не показался тебе чем-то необычно обеспокоенным?
Вдова резко остановилась, вскинув голову. Черты ее лица напряглись.
– Если и показался, думаешь, я стала бы об этом распространяться?
– Энни, – мягко произнес Себастьян, – я на твоей стороне. Я просто хочу убедиться, что мы ничего не упускаем.
– Извини. – Спутница дрожащей рукой отвела со лба прядку волос, немного поколебалась, будто раздумывая над вопросом, затем сказала: – Рис уже долгое время был сам не свой. Это нелегко, ощущать, как рушится твое здоровье, обнаруживать, что ты не в состоянии делать простейшие вещи. Но в воскресенье он ничем не отличался от того, каким был днем или неделей раньше.
– У твоего мужа имелись враги?
– У Риса? Боже милостивый, нет. Ты же знал его. Порой он слишком поспешно выносил суждения, но никогда не наживал себе врагов. К чему ты клонишь? Ты ведь не думаешь, будто кто-то мог… будто кто-то убил его?
– Нет, я так не думаю. Но хочу удостовериться.
Они снова остановились, когда малышка присела на корточки, чтобы запустить кораблик в лужу побольше, которая тянулась вдоль дорожки.
Глядя на дочь, Энни негромко заметила:
– Сейчас она помнит Риса, но это продлится недолго. Скоро он станет для нее просто кем-то, известным лишь со слов матери, кем-то не более реальным, чем заяц и черепаха в подаренной тобою книге с баснями.
– Но все же Эмма не забудет его – по крайней мере теплый отсвет его любви, пускай даже потому, что она вырастет, слушая твои рассказы о Рисе.
– Но она так и не узнает своего отца, равно как и он не порадуется ее взрослению. И когда думаешь об этом, становится невыносимо.
Себастьян хотел сказать: «Значит, не думай об этом. Возвращаясь к таким мыслям снова и снова, ты только усугубляешь боль». Но промолчал, поскольку понимал: человек, только что понесший тяжелейшую утрату, не может не думать о ней.
Будто вторя его размышлениям, вдова вздохнула:
– Ну вот я и дошла до слезливых жалоб, как слабачка.
– Ты одна из самых сильных женщин, которых мне доводилось знать, Энни. Это нормально – дать себе время погоревать.
Собеседница покачала головой и тяжело сглотнула, дернув горлом:
– Знаешь, что самое худшее из всего этого? Порой я ловлю себя на мысли, что в определенном смысле потеряла Риса – того Риса, которого полюбила, – еще три года назад, когда он отплыл на тот проклятый, зараженный болячкой остров. После он никогда уже не был прежним. И в такие моменты чувствую себя столь ничтожной, эгоистичной и низкой, что сама себя ненавижу.
– Энни, я понимаю.
Спутница состроила гримасу, до того напомнившую Девлину прежнюю бойкую девушку, что он невольно улыбнулся.
– Вы только послушайте меня. Опять слезливая болтовня. А ведь я даже не поблагодарила тебя за то, что ты проделал неблизкий путь, чтобы еще раз повидаться со мной.
– Если позволишь, я завтра снова заеду. Может, Эмма разрешит почитать ей какую-нибудь историю.
– Думаю, ей это понравится.
Выходя из сада и взбираясь на высокое сидение своего экипажа, Себастьян ощущал, что мать и дочь за ним наблюдают. Но когда оглянулся, то увидел, как Энни, не обращая внимания на опустившийся в лужу подол траурного платья, присела рядом с дочерью и так сильно подтолкнула красный кораблик, что тот стремительно пронесся по воде, оставляя за собой разбегающийся в стороны след.
...