михайловна:
Минеральные Воды.
Ирина Ревякина
Провинциальный городок
На берегу реки Кумы -
Земли прекрасный уголок,
Что у подножия горы.
Ту гору Змейкою зовут,
Из магмы создана скала,
И слухи в городе идут:
Погодой правит здесь она.
Когда захочет отдохнуть,
Притянет силой облака,
И спрячется, закутав "грудь",
Глядишь - "уехала гора".
Попасть в наш город нет проблем,
Здесь узел транспортных дорог.
Гостям Минводы рады всем –
Приезжим многим он помог.
Врата в курортный регион,
Где славится Кавказ водой,
И радуют в любой сезон
Краса природы и покой.
Поэтов сердце покорил
Кавказский край давным-давно:
Здесь Лермонтов стихи творил,
Был Пушкин музой вдохновлён.
Чистейший воздух, благодать.
Душой и телом отдохнёшь.
Кто тут бывал, сумел понять,
Как всё же город наш хорош!
Nadin-ka:
Сергей Марков.
ЗАМОРСКИЙ КАПИТАН
Не видать кормового флага…
Скалы серые высоки.
Еле светят у Кунингскваага
Скандинавские маяки.
Слышь? Сирены кричат в океане.
К мачтам льнёт заклятой туман.
У заморского капитана –
Старый перстень индийских стран.
У заморского капитана
Шёлком вышит пёстрый жилет,
Трубка чёрная из Дурбана
Да складной голландский кисет.
Проходи фиорды поране,
Между мелей да каменных скул,
Где на глубь плывут поморяне –
Головастых ловить акул.
Находи на мудреной карте
Верный след, где тебе идти;
Город Васин да город Варде
Видел ты на своём пути.
Ты морями не хвастай ныне.
Знаем не такие псалмы;
Ведь не токмо что в Гавусине –
И в Стекольном бывали мы.
Нам издревле в этой сторонке
Светит яркий сполох – брульянт,
Ведь в корытах сосновых жёнки
С печки плавали на Грумант!
Наше морюшко – знаменито.
И придётся, верно, тебе
На своём железном корыте
Поплясать в Мезенской губе!
Заказал ли своей хозяйке
О тебе молить небеса,
Если подлая рыба-сайка
Будет есть твои телеса?
Ну да ладно! Поладим на том же…
И тебя встречают у Сёмжи
Наши бравые лоцмана.
Враз узнаешь нашу породу.
И настанет весёлый день –
Сам увидишь, сколько народу
В карбасах пойдёт на Мезень!
Ну, идут! Как будто посуху!
Выходи, матросы, на ют!
Жёнки-кормщики дразнят белуху,
Озорные пески поют.
Городок у нас в лучшем виде:
Слобода да ещё слобода,
На соседей мы не в обиде –
Облака кругом да вода.
Ты смотри, капитан, да слушай,
Вишь, на морюшке синь-туман,
Налетают утки-крякуши
На Мезень из индийских стран.
В тундре ягель щиплют олени.
На угоре дым от костров,
И шатаются по Мезени
Восемь шалых братьев-ветров.
Наших сказок в Мезени послушай –
Есть колючие, как репей!
Нашей сёмужки славной покушай
Да хвалёной бражки попей.
Нам присловья да сказок не жалко.
Видно, край весёлый такой.
Ведь у нас с глазастой камбалкой
Покумился заяц морской.
Меж зверями не слышно раздора –
Морж с белухой мирно живёт.
Сёмга замуж за пинагора
Выходила нонешний год!
Самовары у нас золотые,
А на чашках - лазоревый цвет;
Будешь гостем – мы люди простые, -
Только вашего рома вот нет!
Рыбу-матушку ловим в сети.
Вымпела красны да легки.
В исполнительном комитете –
Зверобои да рыбаки.
Старики - на рассказы споры,
Девки любят весёлый пляс,
Гуси-лебеди белопёры,
Белогруды жёнки у нас.
Только не взыщи за порядки,
Если выпадет летом снежок,
Как подует с Холодной Матки
Ветер тот, что зовётся Всток.
И разбиться у нас нетрудно;
Понадёжней крепи причал,
А не то наскочит на судно
Штормовой негаданный вал.
Знай свои заморские думы.
По спардеку с трубкой ходи,
Сосны красные в трюмы –
Успевай – опускай да клади!
У поморов такая натура –
Весь порядок прошли морской;
Аж до самого Сингапура
Беломорской пахнет доской!
михайловна:
Романенко Александра
Коль вам взгрустнётся, — поезжайте в Балашиху
К лесным озёрам, речкам голубым,
К прудам зеркальным в неге сонной, тихой,
К замшелым тропкам ягодным, грибным.
Весной в лесу под елью в крупных шишках
Красу – девицу можно повстречать.
Да, да, ту самую из травниц Балашиху,
А рядом лось, (охраной, надо знать).
Из лоз кружавно сплетено лукошко.
А в нём целебный, щедрый леса дар:
Листва, коренья, примулы и блошник,
Весенние грибы и медуниц нектар.
Девица с доброй, светлою душою
Готова всем при недуге помочь.
Речь об оплате чуть найдёт смешною.
«Не в деньгах счастье»,- скажет леса дочь.
Приветлива, речь — умиротворение.
На радость людям дан ей божий дар —
Знать силу трав, цветов при исцеление,
Что даже князь заезжий отмечал.
И назвалась девица Балашихой.
А почему? С улыбкой промолчит.
Надежду дарит людям скромно, тихо.
«Лесная дочь», — народ одно твердит.
Под два столетия Балашиха дочь лесная —
Хозяйка леса, речек и озёр.
На зорьке ранней лось сопровождает
Под колокольчика напевный перезвон.
Коль вам взгрустнётся — поезжайте в Балашиху
К лесным озёрам, речкам голубым,
К прудам зеркальным в неге сонной, тихой,
К замшелым тропкам ягодным, грибным.
михайловна:
Михаил Мещеряков
Томск
Город древний, с теремами,
Город в новых этажах,
Всё в одном клубке смешалось
На Каштачных берегах.
Есть и улица Кривая,
Переулок Тихий есть,
А Подгорная Большая,
Под гармонь частушки петь.
Родников чистейших много,
Под Каштачною горой,
На Обрубе,Московском тракте,
И на Дальне-Ключевской.
Раньше строили остроги
От набегов диких орд,
Вновь здесь земли обживали.
Жил народ здесь смел и горд.
Сотни лет стоит красавец
На излучине Томи,
Словно сторож охраняя,
Мощным мысом у реки.
Томск обидели когда –то,
Чья вина, теперь узнай?
Стороной прошла когда-то,
Транссибирская магистраль.
Зато, Томск, страна студентов,
Умных, смелых, молодых,
По статистике известно:
Два студента на троих.
Томск растёт, но чтит природу,
К лесу здесь своя строка,
Сразу за порогом Томска,
Есть кедровые леса.
Побывав однажды в Томске,
Погуляв по площадям,
Подари частичку сердца,
К деревянным кружевам.
Nadin-ka:
Николай Поздняков
Сегодня так шумны большие бульвары,
Большие бульвары в огромном Париже.
Бутылками виски уставлены бары,
У столиков шепчутся странные пары,
– А ты мне становишься ближе и ближе.
С минутою каждою всё лицемерней
Становится день, приближаясь к закату;
Огни загораются в бездне вечерней,
Сияют рекламы – и всё суеверней
Топлю я в стакане родную утрату.
Когда-то кругом шелестели и пели,
Как тонкие осы, веселые пули;
Но весело шел я к намеченной цели
Под солнцем палящим и в стуже метели –
– И острые пули меня не кольнули.
А ныне я жму незнакомые руки,
Слова говорю – и рождаются числа…
О, сколько тяжёлой скрывается муки
В моей роковой, неизбежной разлуке,
В усталых победах без всякого смысла?
михайловна:
Вечерний Киев
Марина Терентьева
Вечерний Киев в ожерелье ярком
Огней, витрин, мостов и фонарей.
Тумана шаль опустится на парки,
Чтоб до утра укутать поскорей.
Шумит Крещатик, словно море в бурю,
Раскрыли пары пёстрые зонты.
А я в плаще летящем из лазури
Несу в руках осенние цветы.
И гитарист играет в переходе,
Но, сразу видно, думает о Ней.
И дифирамбы все поют погоде,
Что подарила пару тёплых дней.
Вечерний Киев. Я не нагуляюсь
И никогда не надышусь тобой!
В днепровской дымке тихо растворяюсь,
Парфюма шлейф оставив за собой...
Peony Rose:
Леопольд Эпштейн
Юкатан
Ни железа, ни золота – один маис.
Взамен плодородного слоя – каменистая крошка.
Как ни трудись, каким тут идолам ни молись,
На ужин всегда лепёшка и бобов немножко.
Но молиться надо: если не даст дождя
Ненадёжный Чаак – вот тогда уж пиши пропало,
Остатки сил на клинопись изводя
И глядя, как засыхает без воды папайя.
Здесь – конец географии. Дальше уже одна
Кровавая муть истории, её воронка,
Всасывающая столетия. Или – стена,
Отделяющая праотца от потомка.
Кому это стукнуло в голову: завоевать
Такую скудную землю, где только чахлый
Кустарник да выжженная трава?
Зачем оно им понадобилось, такое счастье,
Испанским конквистадорам, чей невиданный рост
Наполнил трепетом низкорослых майя,
Зачем они гибли здесь, секирою и ядром
Сокрушая раньше, чем понимая?
Неужели им так хотелось влиться в этот народ,
Растворить в коренастых женщинах своё семя?
Здесь – конец географии. Или, наоборот,
Здесь конец истории. Потому что время
Перестаёт двигаться, если вокруг всегда
Бесконечный сезон жары, одна и та же погода,
И нужно строить обсерватории, чтобы понять: когда
Наступит это блаженное влажное время года;
Потому что, подобно почве, цепенеет жизнь,
Деформируется череп под гнётом груза.
Ни озерца, ни рощицы – один маис
(Говоря без пышностей: кукуруза).
(2004)
Nadin-ka:
Владимир Набоков
СТАМБУЛ
Всплывает берег на заре,
летает ветер благовонный.
Как бы стоит корабль наш сонный
в огромном, круглом янтаре.
Кругами влагу бороздя,
плеснется стая рыб дремотно,
и этот трепет мимолетный,
как рябь от легкого дождя.
Стамбул из сумрака встает:
два резко-черных минарета
на смуглом золоте рассвета,
над озаренным шелком вод.
Владимир Набоков.
6 апреля 1919, Золотой Рог
михайловна:
Людмила Лурье
ПЕРУ
Зачем так рано по утру мы приземляемся в Перу,
Сменить мечтая на жару промозглый вечер?
Но это только лишь мечта, на деле — дождь и высота,
И вам без мятного листа дышать тут нечем.
Однако, братцы, я не вру, тому, кто не бывал в Перу,
Не описать мне ту жару в песках пустыни,
И как нам крупно повезло у самолета под крылом
Узреть диковинный разлом гигантских линий.
Вы не поймете никогда, что есть на свете города,
Где ходят люди без стыда и бродят ламы;
Где носят деток за спиной, где каждый день,как выходной,
Где вечность, каменной стеной, — свидетель драмы.
Вам не поверить ни за что, но лет, наверно, через сто
Не поменяется устой, веками нажит;
Что есть заветные места, где жизнь до дикости проста,
Где каждый, пожевав листа, вам пояс свяжет.
Вам не представить никогда, что" Писко" пьют они без льда,
Как мало стоит тут еда от вин до кекса.
Вот я вернулась из Перу и тянется рука к перу.
Воспоминания беру те, что поближе.
А может, я пишу муру? Возможно, вам не по нутру,
Поскольку были мы в Перу, а вы в Париже.
Nadin-ka:
Мария Петровых
КОКТЕБЕЛЬ
Когда я буду, умирая,
Вцепляться пальцами в постель,
Верни меня в предгорье рая,
Скажи мне тихо: Коктебель.
Я слабым слухом, мертвым взором
Всей горестью, любовью всей
Узнаю берег, на котором
Бродил усталый Одиссей.
Великой Мстительницы милость
Он верным сердцем призывал,
И дева светлая спустилась
На голубые глыбы скал.
Она отплыть ему велела,
Враждебный ветер укротив,
И парус он направил смело
В послушно голубой залив.
Она ж стояла здесь, блистая
Смерчем бессмертной красоты.
Кустов испуганная стая
Металась у ее пяты,
Змеенышем обвивши чресла,
Подъяв копье, щитом звеня,
Вдруг белым облаком исчезла…
Ты помнишь, Коктебель, меня…
О самом раннем знают скалы,
О бурных судоргах земли,
Когда огромные кораллы
В нее невидимо вросли,
Неукротимы, непрестанны —
Шел, верно, родовой раздор,-
В нее врубались ураганы
И там остались до сих пор.
Она собой отобразила
Как бы побоище богов,
Ее таинственная сила
Похожа на беззвучный зов,
На черновик забытый… это
Недаром кажется таким:
Сюда бог музыки и света
Огнем вписал внезапный гимн.
Как верный друг, мой спутник верный,
Как прежде нежно (помнишь как?),
Чтоб вытравились ветром скверны,
Внеси меня на Карадаг.
И перед демоном безглавым
На камни тихо положи,
Да будет вид сраженной славы
Полезен для моей души.
Но отойдем теперь скорее,
Чтоб я запомнить не могла,
Как, по лиловым дебрям рея,
Меня манила тень орла.
Я покорюсь, горя и стыня,
Что гордость наша? Скудно с ней!
Пахнула библией пустыня,
Все та ж, но жарче и древней.
О, палестинская долина,
Ответствуй мне, не по тебе ль
Шла так недавно Магдалина…
Меня ты помнишь, Коктебель?
Но мне роднее крови — море.
Дрожит мирьядами сердец
И, разгораясь в грозном споре,
Швыряет берегу венец.
Золотосиние! Поверьте,
Я вас люблю до тьмы, до дна,
Но надо мною знамя смерти,
Вода ж к умершим холодна.
В слова слагаясь еле-еле,
Шли волны голосом твоим:
Кто был однажды в Коктебеле,
Всегда томиться будет им.
Nadin-ka:
Мария Петровыж
ОСЕНЬ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО ГОДА
Осень сорок четвертого года.
День за днем убывающий зной.
Ереванская синь небосвода
Затуманена дымкой сквозной.
Сокровенной счастливою тайной
Для меня эта осень жива.
Не случайно, о нет, не случайно
Я с трудом поднимаю слова, —
Будто воду из глуби колодца,
Чтоб увидеть сквозь годы утрат
Допотопное небо Звартноца,
Обнимающее Арарат.
1968
михайловна:
Мишуста Николай
Вологда — город цвета,
Гордо хранящий и свято
Нежный пурпур рассвета,
Звонкий краток заката
И сотни оттенков лета,
От изумрудно-темной,
До травянисто-звучной
Краски в палитре этой
Будто простой и скромный,
Но никогда не скучной!
Гамма палитры снежной
Тоньше, светлей и мягче,
Цвет розовато-нежный
Рядышком с голубоватым,
С кобальтом синим средним
Тени живей и ярче,
Но не сравниться с летней,
Тенью, густой и богатой.
Осени цвет, как скрипка,
Жалобно-резкий, жгучий.
То серовато-хлипкий,
Сумрачный и колючий.
Как дождевая туча,
То золотой, приветный,
Вспыхнет лилово-красным,
Словно костер рассветный.
Север дыханьем властным
Тут же пригасит краски,
Грустный в мечтах напрасных,
Чахнет судьбе покорный
В сумерках дней ненастных,
Осени цвет — минорный.
Consuelo:
Фёдор Иванович Тютчев
"Венеция"
Дож Венеции свободной
Средь лазоревых зыбей,
Как жених порфирородный,
Достославно, всенародно
Обручался ежегодно
С Адриатикой своей.
И недаром в эти воды
Он кольцо свое бросал:
Веки целые, не годы
(Дивовалися народы),
Чудный перстень воеводы
Их вязал и чаровал...
И чета в любви и мире
Много славы нажила —
Века три или четыре,
Все могучее и шире,
Разрасталась в целом мире
Тень от львиного крыла.
А теперь?
В волнах забвенья
Сколько брошенных колец!..
Миновались поколенья,—
Эти кольца обрученья,
Эти кольца стали звенья
Тяжкой цепи наконец!..
1850 г.
михайловна:
Испания
Елена Сафронова
С волнением, под серебром крыла
Внимаю дали новым взглядом.
Земля испанская легла
Под лёгким, облачным каскадом.
Испанским воздухом дышать,
С размаху в море окунуться!
И щедрость райскую познать,
И с птичьим пением проснуться.
Чтоб обрести в душе покой,
Скользя по глади Альбуферы.
И понимать, какой ценой
Сохранены престолы веры.
Здесь простодушие, цветы
В узоре праздничной мантильи.
И золотистые сады
Бегут до сказочной Севильи.
Фламенко яростный напор
Горячей нотой обжигает!
И веер рвется на простор
Изящной грацией сражает.
Сюжеты глины обожженной
Наивны, жизненны, легки.
В них мир любви преображенный -
Труд человеческой руки.
Вино дарило нам веселье.
Костры горели в Сан-Хосе.
А валенсийская паэлья
Была во всей своей красе.
Испания - роскошный дар
Тому, кто с нею породнился.
Под звуки песен и гитар -
Он будто заново родился!
Ну, а Валенсии тепло
Зимой московскою согреет.
И станет нА сердце тепло,
Да и душа помолодеет.
В иллюминаторе мелькнет
Турии голубая лента.
Пусть в нашей памяти живет
Улыбка доброго Винсенто.
Nadin-ka:
Евгений Борисович Рейн.
Романс про улицу Герцена.
Без всяко лишней ловкости
Я жил и не платил,
В Москве в последнем августе
В трёх комнатах один.
Что мог хозяин вывинтил,
Загнал и поменял.
А сам уехал в Индию,
Не зная про меня.
Цвели обои в комнатах
И делались белей.
Особенно на контурах
Пропавших мебелей.
На кухне света не было,
Там газ светил ночной,
Я более нелепого
Не видел ничего.
Одно трюмо дежурное
Упёрлось в потолок,
Столетнее безумное
Оно не поддалось.
Как жил я в этих комнатах,
Так не живу сейчас,
Там был букет, обмокнутый
В чужой китайский таз.
Теперь скрывать мне нечего,
Там было хорошо,
Там по паркету девочка
Ходила голышом.
Хоть важно, чтоб изысканно,
Но всё — так всё равно.
Ах, было бы грузинское
Столовое вино.
Хоть с булкой, хоть с отварами
Я все их так хвалил,
И в окна, как в аквариум,
Вечерний свет входил.
И комната померкшая
Была еще пустей.
Одно трюмо неверное
И новая постель,
Глядела в окна девочка,
Столярный клей блестел,
Красивая раздетая
С лучами на лице.
Лучи кидались в зеркало
С московской мостовой,
Кино зеленосерое
Играло за тобой.
Ты целовала сердце мне,
Любила как могла,
За улицею Герцена
Вся обмерла Москва.
Я жил на этой улице,
Там к счастию привык,
И размышляю с ужасом
Об улицах иных.