Жаклин Рединг "Белый рыцарь"

 » Глава 21

Перевод - Изабелла
Бета-ридинг - Москвичка
Вычитка - Фройляйн


Глава 21

Первое утро Грейс в Скайнигэле выдалось хмурым, с проливным дождём и порывистым ветром, с громом, который своим грохотом сотрясал то немногое, что осталось от стёкол во множестве окон, заставляя всех обитателей замка укрываться за его толстыми стенами, поближе к огню камина. Грейс отложила намеченный ею объезд окрестных земель, да и Макфи с Макги остались пережидать непогоду до тех пор, пока не смогут отправиться на поиски дополнительной провизии и прочих припасов, которые им потребуются в ближайшее время.
Дождь, однако, позволил им заняться одним делом – подсчитать точное количество дыр в крыше главной башни. Их оказалось семнадцать.
Сидя в главном зале, закутавшись в тёплую толстую шерстяную шаль, Грейс размышляла над огромным списком, за составлением которого она со своими помощниками провела последние часы – ремонтные работы, в которых нуждается дом, и материалы, которые необходимо доставить из Аллапула, ближайшего города, в одном дне пути отсюда по морю. Всякий раз, открывая дверь в очередную давным-давно заброшенную комнату, они обнаруживали новое дополнение к списку работ – изгнать из каминов поселившихся там мышей, заделать веками неиспользующиеся бойницы. Становилось ясно, что работы здесь непочатый край, но, подумала Грейс упрямо, нет ничего невозможного. Она сосредоточилась на первой записи в перечне, прочной крыше, и обратилась к Аластеру, который стоял у очага и снова ставил чайник на огонь:
– Я тут подумала... нет ли в округе местных умельцев – каменщиков и плотников – которых мы могли бы нанять, чтобы начать ремонт в замке, вместо того, чтобы посылать за рабочими в Эдинбург? Это решение представляется более благоразумным не только с экономической точки зрения, в этом случае мы к тому же сможем приступить к работам немедленно. Если дождь не прекратится, к тому времени, как они приедут, мы будем жить под водой, учитывая, как протекает крыша.
– О да, миледи, поблизости – всего полдня пути отсюда – найдутся мастера. Благодаря «улучшениям», имеющим место на севере и востоке, доброй части горцев пришлось переехать из центральной части страны к берегу, для них наступили тяжелые времена.
Грейс озадаченно на него посмотрела:
– Но почему улучшения поместий заставляют арендаторов покидать насиженные места?
– Улучшения в этой части Шотландии, миледи, необязательно означают что-то хорошее. Здесь это слово стало обозначать вытеснение многих арендаторов Высокогорья из их домов. Им не продлевают аренду, и тогда они вынуждены забирать всё, что могут с собой унести, и уходить, оставляя свои засеянные поля, свои дома, все средства к существованию. Многие из таких изгоев, у кого получается, покидают Высокогорье и уезжают в Новую Шотландию[1] и Америку.
– Но если аренду арендаторам не продлевают, то что же происходит с их бывшими земельными владениями?
– Их отдают овцам.
Грейс устремила на шотландца недоверчивый взгляд:
– Людей выгоняют из домов, чтобы расчистить место для овец?
– Aye. Многие землевладельцы получат больше выгоды при таком использовании своих угодий.
Грейс была потрясена. Она помнила чувство общности, которое всегда преобладало в Ледисторпе.
– Но неужели землевладельцы не чувствуют никакой привязанности, никакой ответственности за жизни их людей?
Аластер скорбно покачал головой.
– Многие шотландские лэрды были отправлены в ссылку после неудавшегося якобитского восстания[2], а их люди остались здесь в зависимости от пришлых, которые вступили во владение их землями. Новые арендодатели – значительная часть которых, прошу прощения, миледи, англичане – рассматривают своих арендаторов скорее как неудобство, чем что-либо ещё.
Грейс поднялась, прошлась по комнате и остановилась у камина. Она смотрела на языки пламени, лижущие торф, а внутри её снедало беспокойство. В молчаливой задумчивости она опустилась на колени, чтобы налить себе ещё чашку чая, и отхлебнула успокаивающий напиток. Грейс думала о людях, изгнанных из своих домов, вынужденных оставить всё, что они знали и любили. Её глубоко задела жестокая несправедливость и аккордом чувств отозвалось невыразимое горе. То, что она ощутила, было сродни тому чувству горькой потери, которое её охватило, когда её заставили покинуть Ледисторп ради лондонского дома дяди, а затем снова, когда она вышла замуж за Кристиана и переехала в Найтон-хаус. Единственная разница состояла в том, что её не оставили без средств к существованию. У неё была крыша над головой и еда на столе. А эти несчастные остались, в сущности, безо всего.
Грейс снова повернулась к Аластеру:
– Мне бы хотелось, чтобы вы передали всем по соседству, кто заинтересован в работе по восстановлению замка, приглашение приехать в Скайнигэл. Нужны плотники, каменщики, штукатуры, столяры, все. Всех, кто не умеет, научим.
Аластер вытаращил глаза (впрочем, как это часто бывало):
– Миледи, но их придёт очень много!
– И мы найдём работу для всех. Здесь много дел, не только крышу залатать. Моя бабушка хотела, чтобы я восстановила Скайнигэл, вернув ему былое величие. Однако мне понадобится ваша помощь при расчёте достойной оплаты за работу. Когда мы подготовим предварительный список, я напишу мистеру Дженнеру в Лондон с указанием направить необходимые средства.
На какое-то время Аластер замер с застывшим выражением лица. Он уставился на Грейс, просто остолбенев. Но вот наконец его лицо дрогнуло в улыбке, и он прикрыл глаза.
– Аластер, вам нехорошо?
Шотландец покачал головой, а улыбка на его лице расползалась всё шире. Грейс заметила слёзы, блеснувшие в его глазах.
– О, миледи, прошлой ночью я не мог уснуть из страха, что ваш внезапный интерес к Скайнигэлу был вызван теми же причинами, о которых я тут говорил. Скайнигел расположился на плодородных землях, среди дубрав и сосновых лесов, горных долин, обильно покрытых зеленью. Это поместье не принесёт большого дохода от сдачи в аренду, но могло бы и принести, если его превратить в овечьи пастбища. Управляющие соседних поместий уже обращались с предложениями о покупке части здешних земель, чтобы увеличить свои собственные владения как раз для этой цели. Но ввиду того, что поместье управлялось по доверенности, мы не могли даже рассматривать их предложения, по крайней мере, до тех пор, пока оно не перейдёт к новому владельцу. И теперь это случилось, и я благодарю Бога, миледи, что Скайнигел достался вам.
Чем долее Грейс находилась в Скайнигэле, тем всё более ясно начинала осознавать своё предназначение – быть нужной здесь.
– Моя благодарность вам, Аластер, за добрые слова. Но боюсь, я не настолько, насколько необходимо, сведуща в управлении поместьем. Мне во многом придётся положиться на вас и ваши советы. Единственное, в чём я уверена, так это что я не потерплю того, что по вашим рассказам произошло с арендаторами прочих поместий. Моя бабушка всегда говорила, что жизненной силой любого большого поместья являются его люди. Я клянусь, что никогда корысти ради не позволю себе перешагнуть через моральные принципы.
Грейс поставила чашку и прошла к окну. Снаружи, во дворе, монотонными струями всё ещё лил дождь.
– Когда погода прояснится, я хотела бы обойти поместье и нанести визит арендаторам Скайнигэла. Так как вы знакомы с людьми, я попросила бы вас сопровождать меня. Догадываюсь, что из-за моего приезда их одолевают примерно те же мысли, что беспокоили и вас и не давали уснуть всю ночь. Люди боятся, что я собираюсь их выгнать. И не станут мне доверять. Я хочу успокоить их, что пока я здесь хозяйка, ничего подобного в Скайнигэле не произойдёт.
Аластер кивнул, а Грейс завершила свою речь:
– А теперь, если вы будете так любезны послать объявить о том, что здесь требуются рабочие руки, сама я воспользуюсь сегодняшней недружелюбной погодой и ознакомлюсь с замком изнутри.
– Разумеется, миледи. Я буду счастлив провести вас по нему и показать…
Грейс подняла руку:
– Я искренне ценю вашу любезность, Аластер, но всё же предпочитаю открывать для себя замок в одиночестве. Скайнигэл был наследием моей семьи в течение многих поколений, и всё же мне никогда не рассказывали о нём. Он был домом для людей, которых я никогда не знала, местом действия событий, о которых мне никто не поведал. Я хотела бы потратить немного времени, чтобы познакомиться со своей историей с глазу на глаз.
Аластер склонил голову, выказывая полнейшее понимание.
– Однако, – добавила Грейс с улыбкой, – если я не вернусь к ночи, вы можете отправиться на мои поиски.


Грейс отложила в сторону последнюю стопку книг, найденных ею в деревянном резном сундуке, одном из нескольких, обнаруженных в комнатах и кладовках замка. Большинство из них содержали документы по поместью, небольшие памятные реликвии давно ушедших дней и даже старую одежду, давно забытую и истлевшую от сырости.
Грейс прислонилась спиной к сундуку и закрыла глаза, потирая напряжённые мышцы шеи. Она отложила несколько книг, чтобы заняться ими позже: руководства по управлению поместьем и выращиванию урожая, которые могут оказаться полезными в ближайшие месяцы. Похоже, она провела в этой комнате несколько часов, юбки, собравшиеся складками вокруг неё, запачкались в пыли, оседавшей здесь в течение сотни, а то и больше, лет. Маленькие часики свисали с ленты, повязанной вокруг шеи Грейс, и она подняла их, снова изучая, как делала уже много раз в течение нынешнего дня.
Она нашла их сегодня вскоре после того, как начала своё исследование замка. У них была лишь часовая стрелка, и время они показывали совсем не точно, их маленький циферблат переходил с солнца на луну и с луны на солнце несколько раз в течение прошедших часов. Но для Грейс это не имело значения. Она носила эти часики из-за сентиментальной гравировки. Скромные, овальной формы, и обрамлённые тусклым серебром, с начертанными словами на гаэльском:
«Is e seo m' uair-sa». Дейдре перевела их для Грейс: «Это моё время».
У Грейс не было никакой возможности узнать, какой смысл заложен в этих словах и почему первый владелец часов сделал эту надпись. Да это и не имело значения, потому что слова эти для неё не стали бы важнее, даже если бы она сама их написала.
Это моё время.
Грейс поняла, что впервые в жизни у неё появилась цель, она почувствовала себя нужной, почувствовала, что само её существование имело причину иную, чем просто быть для всех неудобством. Её родители, несмотря на то, что были добры и искренне привязаны к ней, рассматривали Грейс скорее как помеху своим планам, составленным после свадьбы, планам, в которых не предусматривалось вмешательство третьего. Нонни заботилась о ней, вырастила её в любви, защищая от невзгод, да, но ведь у неё не было другого выбора. Это стало обязанностью Нонни, потому что её дети оставили их собственного нежеланного ребёнка.
Внезапный переезд в дом дяди Тедрика, холостяка, привыкшего приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, заставлял Грейс чувствовать себя костью, застрявшей у него в горле. А потом был Кристиан, который более чем ясно дал понять, что дед-герцог принудил его жениться на ней.
Всю жизнь Грейс будто ждала чего-то, что-то искала, чувствуя, что может лишь наблюдать за жизнью, сама же находясь с краю, в то время как весь мир проносится мимо неё. Но теперь пришло её время, время перестать быть неудобством, перестать позволять другим терпеть себя. Теперь пришло её время искать свою собственную жизненную тропинку.
Грейс снова посмотрела на часики, затем сомкнула вокруг них пальцы и направилась к двери.
Да, это было её время.

__________________

[1] Новая Шотландия – провинция на востоке Канады.
[2] Якобиты - приверженцы изгнанного в 1688 «Славной революцией» английского короля Якова II и его потомков, сторонники восстановления на английском престоле дома Стюартов.


Нескучных выходных!
_________________

Изабелла, Москвичка, Фройляйн! Огромная- преогромная благодарность!
Вот это скорость. Нападающим НХЛ за вами не угнаться.
Чудесная книга, читаю с наслаждением.
_________________

Изабелла, Москвичка, Фройляйн спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!
Как бы она своими действиями не вызвала недовольство своих соседей!!!!!!!
___________________________________

Катя, Мока, Фро, огромное спасибо за продолжение!
Побежала читать

Изабелла, Москвичка, Фройляйн, спасибо за чудесный перевод главы!
_________________

Хорошо, что с замком нет никакой интриги.
Грейс здесь хорошо, она на своем месте, чувствует себя нужной. Наверное впервые в своей жизни. Удачи ей!

Изабелла, Москвичка, Фройляйн, спасибо за главу!

Спасибо за продолжение! Очень рада за Грейс.
_________________

Так быстро новая глава Вот это скорость выкладки Спасибо, девочки!!!
Изабелла Москвичка Фройляйн спасибо за чудесный перевод новой главы!

Суперская надпись на часах.
Я очень сильно понимаю, почему эти часы так вдохновили Грейс

Спасибо!!! Перевод замечательный!!!

Спасибо за новую главку!
_________________

Изабелла,Москвичка,Фройляйн, огромное спасибо, девочки, за великолепный перевод.
Хорошая глава. Грейс почувствовала свою нужность, у неё появилась цель. Надеюсь, ко встречи с Кристианом Грейс станет гораздо увереннее в себе.

А что-то сомневаюсь. Одно дело социальная жизнь, а другое дело "любовь" (ну мне так кажется)
Она же сама себе призналась, что любит Кристиана. А он ей: "Могла быть любая на твоём месте"
Джентльмен, называется

 » Глава 22

Перевод - Muffy
Бета-ридинг - Москвичка
Вычитка - Фройляйн


Глава 22

Утром следующего дня солнечные лучи прорвали туман, окутавший громаду гор на востоке, и солнце показалось над вершинами, восхищая красотой своего появления. После сытного завтрака из овсянки, пресных лепешек и чая, Грейс и Аластер отправились навещать арендаторов поместья. Флора, Дейдре и Лиза принялись вытирать воду, которая просочилась через прохудившуюся крышу. Накануне, коротая часы вынужденного заточения в четырёх стенах из-за лившего весь день дождя, Дейдре и Флора испекли в дорогу Грейс с Аластером песочное печенье для арендаторов и при этом извели почти весь сахар и бόльшую часть муки и масла, что Грейс привезла с собой. Макфи и Макги уехали этим утром, отплыв на север к Аллапулу[1], чтобы накупить муки, сахара и других продуктов для пополнения запасов замка.
С собой они взяли письмо, которое Грейс написала мистеру Дженнеру в Лондон с просьбой выделить дополнительные деньги со счёта, предназначенного для восстановления Скайнигэла. До тех пор в её распоряжении были лишь те деньги, которые ей дала Нонни много лет назад с наказом приберечь их на чёрный день.
Однажды ранней весной Нонни пришла к ней, держа маленький, украшенный вышивкой, ридикюль.
– Моя мама дала мне его, когда я была в твоих летах, совсем молоденькой девушкой, незадолго до того, как я вышла замуж за твоего дедушку. Женщинам редко разрешается иметь собственные деньги, и часто они из-за этого оказываются в незавидной ситуации, в полном одиночестве, когда им так нужна помощь. Вручив мне этот подарок, матушка заставила меня пообещать, что я открою его только в случае крайней нужды. Мне повезло, меня миновала подобная участь, поэтому я передаю его тебе, дорогая. Надеюсь, никогда не настанет время, когда ты столкнешься с невзгодами или лишениями, но никто не может сказать, что судьба приготовит ему завтра. Если тебе суждено оказаться в подобных обстоятельствах, просто помни: с этим у тебя всегда ещё остаётся надежда, как она оставалась и в ящике Пандоры, на самом дне.
Грейс никогда не открывала сумочку, даже чтобы просто заглянуть, до тех самых пор, пока не собралась покинуть Лондон и отправиться в Скайнигэл. Она знала, что в сумочке были деньги, но понятия не имела сколько. И была потрясена, когда обнаружила несколько монет по пять гиней, завёрнутых в четыре пятидесятифунтовые банкноты. Обнаруженное сокровище устранило последнее препятствие перед её отъездом в Шотландию, и с этого момента Грейс уверилась, что она и в самом деле поступает правильно.
Грейс и Аластер верхом на крепких горных пони пустились в путь через покрытые вереском холмы, через узкую зелёную долину, усыпанную колокольчиками, примулами и ветреницами. Они выехали к неглубокой лощине, меж склонов которой протекала речка Скиах – Летящая река. Мирная картина тронула трелями и цокающими выкриками ярко-красных клестов[2], которые при приближении путников вспархивали и начинали перелетать с места на место среди хвойных деревьев. На протяжении всего пути Аластер коротал время, рассказывая истории из своего детства, проведённого на этой земле, земле, на которой его прадед трудился более века назад.
– Вы рассказываете о своей любви к этому краю, как некоторые о любви к женщине, – заметила Грейс, с непринужденностью сидя в дамском седле, в то время как её пони сам выбирал дорогу на узкой тропинке. – Аластер, вы никогда не были женаты?
Аластер мгновенно замолчал – что было ему несвойственно, – и Грейс укорила себя за излишнее любопытство.
– Я сожалею, мне не следовало спрашивать вас о чём-то столь личном. Это не моё дело.
– Нет, миледи, нету ничего предосудительного в вашем вопросе. – Он покачал головой. – Просто я долгое время не думал об этом. Нет, миледи, я никогда не был женат. Подумывал в своё время, даже опустился на колено и попросил её руки.
– Она отказала вам?
– Нет, миледи, вовсе нет. Изабел согласилась, и мы даже готовились пожениться на будущее лето. Мне нужен был ещё год, чтобы закончить обучение. Но когда я уехал в университет в Эдинбург, она стала нетерпеливой. Она хотела, чтобы мы поженились как можно скорее, но я не мог бросить учёбу. И тогда Изабел написала мне, что решила выйти замуж за другого, – он запнулся и договорил еле слышно: – Очевидно чувства её оказались не настолько сильными, как я полагал.
Грейс были прекрасно известны муки любви к человеку, который не питает ответных чувств.
– Мне так жаль, Аластер.
Он улыбнулся:
– Aye, последние десять лет она живет в Новой Шотландии , но пока я жив, я ник’да не забуду, как увидел её в первый раз. Это случилось на кейли[3] и каждый, кто жил поблизости, пришёл, чтобы петь и танцевать. Я раньше никогда не встречал Изабел. Я впервые заметил её, когда она пела старошотландскую балладу. Изабел обладала самым прекрасным голосом, который я когда-либо слышал прежде, да и после. Я был поражён. Также как и каждый, кто слушал.
Его лицо приняло сентиментальное выражение, а пони между тем самостоятельно продолжали продвигаться по дну узкой горной долины. Аластер с тоской устремил взгляд вдаль, тихо напевая с выраженным акцентом, который до сего момента скрывал:

Гнал он коз
Под откос.
Где лиловый вереск рос,
Где ручей прохладу нёс, –
Стадо гнал мой милый.
Дрозд нам песню вечерком
Просвистел над тем ручьём.
Коз закрой – и мы пойдём
Погулять, мой милый.[4]

Они ехали по долине, каждый погружённый в свои мысли. Слушая, как Аластер поёт, Грейс внимала не столько словам, сколько любви, которая так явственно слышалась в них, любви, которую он сохранил к девушке, разбившей его сердце много лет назад.
Некая часть её хотела бы знать, думал ли когда-нибудь Кристиан о ней так, как она о нём, спрашивая себя, что было бы, доведись им встретиться при других обстоятельствах. Эти мысли закрадывались к ней в голову куда более часто, чем ей бы хотелось признаться, когда она лежала ночью без сна, глядя сквозь окно на луну. Она задумывалась, вспоминал ли Кристиан, как и она, хоть когда-нибудь о той близости, что они разделили друг с другом, о тех чувствах, что принесло их единение. Она знала, что страсть, которую они столь мимолётно разделили, тронула его – возможно не так глубоко как её – но должно же было быть в ней что-то такое, что заставляло его возвращаться к ней снова и снова. Грейс ни за что не поверит, что это было простое соитие, ведь если он так сильно ненавидел то, что она вошла в его жизнь, чтобы занять в ней своё место, то он с лёгкостью смог бы получить удовольствие на стороне. Но он так не поступил. Осознание этого оставляло у неё в сердце маленькую крупицу надежды.


Они направили пони вброд по мелководному ручью, бурливо несущемуся через лощину. Простой каменный коттедж, появившийся перед ними, привалился, тесно прижавшись, к склону холма. Столб дыма поднимался из небольшой трубы – lum, как назвал её Аластер – над плотно покрытой соломой крышей, которую удерживали, спасая от ветров Высокогорья, при помощи верёвок, перекинутых с одной стороны крыши на другую, и натянувшихся под тяжестью свисающих с них камней.
На зелёном склоне холма паслась небольшая горстка овец, выбирая между сеслерией[5] и вереском, их далёкое блеяние доносил дувший с гор лёгкий ветерок.
Когда путники приблизились к коттеджу, Грейс заметила маленькое личико, смотрящее на них через отверстие в стене, где не было окна, только хлопающая на ветру промасленная тряпка взамен. Залаяли собаки и забегали вокруг пони, а те стояли себе смирно, едва обращая внимание на заливающуюся ораву. Низкая каменная ограда окружала небольшой хлев, откуда смотрели, наблюдая за приехавшими с лёгким интересом, приземистый пони и косматый, забрызганный грязью, хайлендский телёнок[6].
Грейс и Аластер остановили пони и уже начали спешиваться, когда из коттеджа им навстречу вышел мужчина. Широкие рукава его грубошёрстной рубахи были закатаны до локтей, а уложенный складками тартан, перекинутый наискось через плечо, перепоясан по талии. Шерстяные чулки со сходным клетчатым рисунком закрывали чуть ниже колен его ноги, обутые в зашнурованные грубые башмаки из недублёной кожи. Позади него, задержавшись в дверном проёме, встала женщина, её голову покрывал платок, а из-под длинных, до лодыжек, юбок виднелись босые ноги. Двое детишек прижимались к ней с обеих сторон.
– La math,[7] Аластер, – произнёс мужчина по-гэльски.
Аластер кивнул:
– Калум, хорошо выглядишь. Как семья?
Мужчина в ответ зачастил по-гэльски, и пока говорил, подозрительно поглядывал на Грейс.
– Калум, – сказал Аластер, – хочу представить тебе леди Грейс, маркизу Найтон. Леди Грейс унаследовала Скайнигэл. Леди Грейс, пожалуйста, познакомьтесь с Калумом Гатри.
Калум почтительно склонил голову, промолвив:
– Миледи.
Он больше не говорил по-гэльски, но когда поднял голову, чтобы взглянуть на неё, она ясно увидела в его глазах мрачные подозрения, подозрения и страх перед тем, чтό её прибытие в Скайнигэл может предвещать для него и его небольшой семьи.
– Мне очень приятно познакомиться с вами, мистер Гатри, – сказала Грейс с открытой улыбкой в надежде смягчить некоторые из его подозрений. Когда он не ответил, она показала на низкий дверной проём, где всё ещё стояла женщина. – Это ваша жена?
Калум кивнул.
– Aye, она. Мэри. И двое мальцов, Калум и Йен.
Грейс оставила своего пони и обошла остальных, улыбаясь женщине. В руке она держала свёрток с песочным печеньем, которое они с Аластером привезли с собой.
– Здравствуйте, Мэри. Приятно познакомиться с вами.
Но женщина не только не взглянула на неё, но даже и не пошевелилась, чтобы взять завёрнутое в узелок печенье. Вместо этого она с тревогой посмотрела на мужа.
– Она не говорить по-английски, – объяснил Калум, подходя, чтобы присоединиться к жене. Он что-то сказал ей по-гэльски, и жена кивнула, потом повернулась, внимательно посмотрела на Грейс и, нерешительно улыбнувшись, поклонилась.
– Это вам, – сказала Грейс, снова протягивая ей песочное печенье.
Мэри бросила взгляд на Калума, который кивнул, и лишь потом взяла свёрток. Когда она увидела, что это было, то улыбнулась, хотя та же самая тень страха, которую Грейс заметила в глазах Калума, теперь омрачала и её глаза.
– Taing is buidheachas dhut, baintighearnachd do. [8]
Тут настала очередь Грейс в замешательстве взглянуть на Калума:
– Боюсь, я ещё не понимаю гэльский.
– Она благодарит вас, ваша светлость.
– Будьте добры, скажите ей «пожалуйста».
В то время как Калум повторял её слова Мэри, Грейс присела на корточки и протянула руку к первому из двух мальчиков. На вид тому было лет семь, и он был высоким и худым, как и его отец. Она заметила его изношенную одежду и отсутствие обуви на босых ногах. Он не принял руки Грейс, лишь с любопытством уставился на обтягивающую её кисть перчатку из тонкой лайки. Второй мальчуган, выглядывая из-за брата, точно так же вытаращился на перчатку.
– У неё нету руки, па, – сказал первый.
Калум быстро заставил его замолчать, прошептав: «Шшш!», – и ребёнок повернулся к Грейс, словно у неё неожиданно выросла вторая голова, та, которая могла проглотить его целиком. Грейс подняла руку и покачала головой, сказав:
– Всё хорошо, – она потянула за пальцы перчатки, а мальчонка со смесью восхищения и страха буквально вцепился в неё взглядом. Когда все её пальцы оказались на свбоде, Грейс стянула перчатку, чтобы показать свою обнажённую руку.
Она согнула пальцы.
– Видишь, у меня есть рука. Она просто пряталась в перчатке.
Разгоревшееся любопытство разогнало мальчишечьи страхи. Мальчуган взял перчатку, которую Грейс предложила ему, и воззрился на неё так, словно она была сделана из чистого золота.
– Теперь ты согласен пожать мне руку? – спросила Грейс, и он тут же это и сделал, обхватив своими грязными пальчиками её.
– Как тебя зовут?
– Калум, – пробормотал он, и тут же его внимание снова сосредоточилось на перчатке, на том, как она растягивалась, на небольшом цветке, вышитом на ней. Он приложил её к своей руке, сравнивая её размер и свой.
– Я должна была знать, что твое имя будет Калум, потому что ты совсем как твой па.
Она посмотрела на второго мальчика, робко выглядывающего из-под руки брата. Этому обладателю копны рыжеватых волос и целой россыпи веснушек на маленьком носике было, наверное, года три-четыре. Грейс стянула вторую перчатку и передала ему:
– А тебя, полагаю, зовут Йен.
– Aye, – ответил малыш тоненьким голоском, пожимая руку, которую она протянула ему, и свободной ручонкой беря перчатку. – Ты осень класивая.
Грейс светло улыбнулась:
– Ну, спасибо тебе, мой прекрасный сэр.
– Что значит «сэл»?
– «Сэр» – это другое название взрослого мальчика, такого, как ты.
Он улыбнулся ей, продолжая сжимать перчатку.
Грейс встала и всмотрелась внутрь коттеджа, но за низким дверным проёмом не смогла увидеть ничего дальше, чем на фут, – так темно было внутри. Она бросила взгляд на Калума, всё ещё стоявшего рядом с Мэри:
– Могу я заглянуть внутрь? Я никогда не бывала в домах арендаторов.
Муж и жена обменялись странно встревоженными взглядами, а потом Калум неохотно кивнул: по всему было видно, пускать её ему не хотелось, но и отказать он боялся.
Грейс сняла шляпу для верховой езды – «дерби»[9] – и шагнула через порог в большую комнату, которая служила одновременно и кухней, и гостиной, и спальней. Несмотря на скудность обстановки, это место, едва они вошли, одарило их чувством дома. В небольшом очаге горел огонь, над которым на крюке висел железный чайник. Весь дальний угол комнаты занимала огромная сосновая кровать-шкаф, с бортами со всех четырёх сторон[10]. Грубый дубовый стол в центре комнаты был заставлен множеством – не менее чем полудюжиной – деревянных чашек с овсянкой. Странно, подумала Грейс, ведь встретить её вышло всего четверо.
Мэри вошла в дом и, заметив интерес Грейс, быстро начала собирать чашки. Грейс повернулась к Калуму:
– Надеюсь, вы извините нас за то, что мы прервали ваш завтрак.
Тот замотал головой:
– Никаких беспокойств, миледи. Мы уже закончили.
– У вас милый дом, – сказала она, подмечая женскую руку – свежие цветы в кувшине на столе, кусок цветной ткани, приделанный как занавеска над окном. Грейс обошла комнату и остановилась перед коробкой для торфа, чтобы полюбоваться накрывающим её шерстяным одеялом. Замысловато вытканное, своим узором оно напомнило Грейс шаль, которую когда-то давно подарила ей бабушка.
Лишь проводя пальцами по тонко спрядённой шерсти, Грейс услышала звуки, доносящиеся из торфяной коробки – звуки, наподобие хныканья ребёнка – и последовавшее за этим успокаивающее «ш-ш-ш».
Даже не задумавшись о том, стоит ли спросить разрешения, она откинула одеяло и подняла крышку, прикрывающую коробку. И услышала, как за спиной у неё тревожно вскрикнула Мэри, когда в коробке Грейс обнаружила съёжившуюся женщину с маленьким, наверное, двухгодовалым, не старше, ребёнком, накрепко вцепившимся в неё. Женщина дрожала, в ужасе взирая на Грейс. Ребёнок тотчас же начал плакать. Мэри крикнула что-то по-гэльски и, рыдая, уткнулась лицом Калуму в грудь.
Грейс повернулась к Калуму:
– Что случилось? Почему она там прячется?
Выражение лица Калума стало крайне расстроенным:
– Я знаю, что не могу поджидать, что вы простите за это, миледи, но ради всего святого, у них не было другого места, куда ийти.
– Простить? Что здесь прощать? Боюсь, я не понимаю.
Аластер отодвинулся от двери и выступил вперёд:
– Миледи, женщина внутри торфяной коробки – это сестра Мэри Элспет с дочерью. Раньше они жили в соседнем поместье, пока их не изгнали, – он с выражением сочувствия на лице повернулся к Калуму, а потом вновь взглянул на Грейс. – Что известно Калуму, а вам нет, миледи, это то, что среди лэрдов поместий и местных судей существует неписаное правило, по которому любую семью, давшую приют другой, изгнанной, ждёт такое же наказание, – он запнулся. – Они боятся, что теперь и вы выгоните их из их дома.
Грейс медленно обвела взглядом комнату, в которой множество лиц взирали на неё: Калума, его мальчишек, даже мокрое от слёз лицо Мэри, и Элспет – та так и стояла внутри торфяной коробки. В ответных взглядах, которые все они бросали на неё с чистым и неприкрытым ужасом, Грейс вполне могла казаться королевой из ада.
Гнев, неистовый и первобытный, начал разгораться внутри неё. Это было бесчеловечно и жестоко – то, что эти бедные люди ежедневно должны жить под страхом такой ужасной угрозы, бояться просто предложить кров своим родным, чтобы также не подвергнуться участи быть изгнанными. Она смотрела, как два мальчика, Калум и Йен, медленно подошли к ней, ни на мгновенье не отрывая от неё взгляда, когда каждый из них осторожно положил её перчатки на стол, возвращая их ей, словно надеясь, молясь, что этот небольшой жест, возможно, удержит её от наказания тех, кого они любят.
Грейс сморгнула набежавшие слёзы и повернулась к Элспет, которая всё ещё стояла позади неё и крепко прижимала к себе дочь. Крошечное личико ребёнка уткнулось в материнскую шею как самое безопасное место на свете. Грейс протянула руки.
– Пожалуйста, позвольте мне взять её, чтобы вы смогли выбраться из этой коробки.
Элспет смутилась. Калум, кивая, ободряющим тоном заговорил с ней по-гэльски. Медленно, осторожно Элспет ослабила свои объятия вокруг малышки, передавая её ожидающей, чтобы принять дитя на руки, Грейс. Взяв ребёнка, Грейс прижала кроху к себе и держала так, пока Элспет с помощью Калума выбиралась из торфяного ящика. Малышка взглянула на Грейс, подбородок её задрожал, и она засопела. Грейс улыбнулась ей и ласково прикоснулась к щёчке, смахивая слёзинки.
– Всё будет хорошо, – прошептала она и в нежном поцелуе прижалась к завиткам на лбу девочки, прежде чем передать кроху назад Элспет.
Сделав глубокий вдох, Грейс повернулась и обратилась к Калуму:
– Вы боитесь, что я выгоню вас из вашего собственного дома только потому, что так поступают другие землевладельцы. Даю вам свое слово, Калум Гатри, что ничего подобного не произойдёт. Ни сегодня. Ни когда-либо. Здесь, в Скайнигэле, не будет «улучшений», подобных тем, что происходят где-либо в других местах Высокогорья. Пожалуйста, будьте так любезны передать остальным арендаторам то, что я только что сказала.
Калум с минуту неверяще взирал на неё, а затем его лицо расплылось в широкой сияющей улыбке. Он быстро повторил по-гэльски то, что сказала Грейс, Мэри и Элспет. Мэри изумленно прикрыла рот обеими руками, а мальчики, Калум и Йен, бросились вперёд и обвили руками юбки Грейс. Грейс бросила взгляд на Калума, который притянул жену и свояченицу в свои объятия. Его глаза были закрыты, и у него был такой вид, словно он вот-вот заплачет. Она взглянула на Аластера, стоявшего в стороне, зрителя разыгравшейся сцены. Он улыбался, его собственные слёзы блестели в тусклом свете, и когда его пристальный взгляд встретился с её, он кивнул, одними губами проговорив: «Спасибо, миледи, спасибо».

___________________

[1] Аллапул (англ. Ullapool, гэльск. Ulapul) — небольшой город на севере Шотландии в области Росс-энд-Кромарти, Хайленд. Население 1300 человек (2001). Несмотря на свои небольшие размеры, город является самым крупным поселением в окру́ге и одним из главных центров туризма Шотландии.

[2] Клесты́ (лат. Loxia) — род птиц семейства вьюрковых (лат. Fringillidae), отряда воробьинообразных (лат. Passeriformes). Обитают в лесах Северного полушария, питаются главным образом семенами хвойных растений. Могут гнездоваться летом и зимой.



[3] Кейли — общий термин для обозначения традиционных групповых танцев в Ирландии и Шотландии, а также в более широком смысле — музыки для этих танцев и вечеринок, на которых танцуются эти танцы.
Изначальное значение слова Кейли — праздник, вечеринка. Это значание сохранилось и в шотландском и в ирландском языке, но в более узком смысле используется в обоих языках для обозначения определённого вида танцев. И в Ирландии и в Шотландии это социальные танцы, то есть танцы — общение для некоторого количества танцоров: пары, сета (группы от 4-х до 16-ти человек) или построений из большого количества человек.
Название происходит от шотландского «ceilidh» — праздник. Это вид танцев, который всегда танцевался на праздниках в деревнях и пабах. Так как такие общедеревенские события были еще и неформальными способами оценить будущих женихов и невест, то и танцы такие в большинстве своем парные. Часто даже парные танцы танцуются со сменой партнеров, чтобы каждый участник мог потанцевать со всеми партнерами, никому не обещая танец отдельно. К кейли относятся: польки, вальсы, тустепы и тристепы, хорнпайпы и кадрили.

[4] Robert Burns' second version «Ca' the ewes to the knows». Пер. С.Я. Маршака

[5] Сеслерия (Sesleria), род растений семейства злаков. Многолетние плотнодерновинные травы с плоскими или сложенными вдоль листовыми пластинками. Колоски большей частью 2—3-цветковые, в густом колосовидном соцветии. Около 40 видов, в Европе (преимущественно на юге) и отчасти в Западной Азии. В СССР 5—6 видов в Европейской части и на Кавказе. С. тимофеевковидная (S. phleoides) и С. анатолийская (S. anatolica, прежде S. autumnalis), произрастающие по щебнистым известняковым склонам и скалам в альпийском поясе Кавказа, служат пастбищным кормом для овец и коз. В горах Западной Европы, а также на С.-З. Европейской части СССР по болотистым лугам и болотам растет С. голубая (S. coerulea). Виды С. разводят как декоративные, используют также для сухих букетов.



[6]

[7] День добрый

[8] many thanks to you, ladyship – Большое спасибо, миледи (гэл)

[9] Дерби в моде – направление спортивного стиля «благородного происхождения». Названо по имени английского лорда – завсегдатая скачек. Соответственно, одежда этого стиля всячески намекает на классическую униформу для верховой езды. Основной дерби-аксессуар - одноименная шляпа, которая обычно украшала голову вышеупомянутого лорда: серого цвета, жесткой формы и с черной лентой.
Впрочем, модники (и прежде всего модницы) довольно быстро «расцветили» этот аксессуар.



[10] Вот так выглядела такая кровать. Конкретно эта взята из такого же, как в нашем романе, бедного коттеджа и выставлена сейчас в краеведческом музее Шотландского Высокогорья г. Кингасси.


_________________

Какая трогательная и в то же время печальная глава!!!!!!!!!!!!
Фройляйн, Москвичка, Muffy спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!!!!!
___________________________________