Дорогами судьбы

-Конечно нет,- лукавая улыбка появилась сама собой. Даже если бы были кони, то наврядли бы их нашли.

- Да вот ягод набрала,- отчего-то румянец разлился по щекам Донки, ведь не совсем за ягодами она ходила. - Думала пора обед готовить, а ту вон оно что, - кивнула в сторону незванных гостей, которые всей толпой пошли в лошадям. А где Симза, чтото не видать ее давно, к свадьбе готовится?- Эта тема теперь через мерно волновала, еще вчера не думавшую о таких вещах девушку.

За неё Роман боль не чувствует и молчит поэтому. Похоже, ошибался он и не любовь то была. Да какая разница теперь. О любви он не рассуждал и не искал её, то глупые женские штучки.


Не видит он смысла в этом разговоре. Слова - ветер, свою любовь к родителю она уже показала, да так, что Бар решил, что вайдой ему больше не быть.
За пролеском, на поляне где Богдан табун пасёт, шум какой-то. Роман решил посмотреть что там и поднялся с земли.


... продолжала говорить Зора. Роман улыбнулся и коснулся рукой её щеки. Будет, куда она денется. Если не любить, то уважать и почитать, как мужа, будет.

- Возвращайся к вардо, Зора, что-то нехорошее происходит. Сначала громкие голоса на стоянке, теперь на пастбище. Иди, возьми самое необходимое и будь готова бежать, если что случится. И другим женщинам скажи. Пусть собирают детей и будут готовы увести их в лес.

Роман развернулся и побежал туда, где назревала беда.

На поляне появился ещё один гаджо, откуда столько взялось? Скоро доброму рому и плюнуть будет некуда, в кого-нибудь да попадешь. А ведь этот гостем в его вардо был и за столом пил. Вот она черная неблагодарность гаджо!

- Мой дорогой друг, пойдём с тобой мы к нашим лошадям на выпас, сам посмотришь. а какие у нас лошади! Хочешь, я тебе жеребенка продам? Он быстрый словно ветер будет... - Нахмурился Бар как услышал слова обидные. Разве плохо ромы порадовали его гостей? Разве чем обидели? - Если молоко у кухарке убежало, тоже нас винишь? Если мы тебе на земле мешаем, так и скажи. Рома уедут, не задержимся мы там, где нам не рады.

Бар пожал плечами и развел руки. Затем крикнул сыну:
- Богдан, весь табун на месте? - Дожидается слов сына и кивает молодому гаджо.

Всё меньше и меньше этот гаджо нравился Бар. сначала свист, потом и вовсе полез к копытом. но за подковы вайда напомнил, пусть смотрит.
- Приветливые у нас кони, любят гостей. мржет, прокатиться хочешь? Так Богдан заседлает любого. есть у нас один конь! - Начл было Бар, стараясь отвлечь слишком пристально рассматривающего коня гаджо, - он быстрее ветра летит. Его Златан из горящей конюшни вывел, с кобылицами, вот хозяин и подарил табору скакуна.
Ну, не совсем подарил, да и конюшню сами рома подожгли, но большая часть истории была правдива.

- Ранилась лошадь, виноват рома, - пожал плечами Бар и продолжил, - вот и у Зимнего посмотри на ноге шрам. А почему? Да потому что у вардо сорвалось колесо и понесло его прямиком на табун...

Зайдя в вардо, кивнула Эйш Златану, на наказанного хмуро глянула и отступила, дав внучке себя показать и ещё раз убедиться в том, что ей Вита поведала.
Сноровисты руки молодой цыганки:


Да больно уж ласково мазь кладут и хоть губы молитву шепчут, а мысли на лице грешные неприкрытые, стыда не рождают.

Благодарит Тагар девушку, а сам её глазами ест.

"Что не рад, что не одна пришла, - усмехается старая, - Так испокон веков цыганка хитрей цыгана, - глазами говорит пуридаи.



- Одну внучку благодаришь? - строго спрашивает Тагара Эйш.



Ждала старая правильных слов да дел от этого цыгана, а у него либо ум вчера плёткой выбили либо и не было его у него отродясь:

- Кто так просит, - злится старая, - Сначала на ноги стань, почтение прояви да потом вопросы задавай, - кинув хмурый взгляд на внучку, - И можно согласия и не спрашивать, но разве самому не хочется узнать люб или нет, - прищурившись, спиной Виту закрывая, да наклонившись как старость позволила, через зубы прошипела, чтобы внучка не услышала, - А ещё раз слово украду скажешь или в мыслях твоих услышу прокляну мужским бессилием, снять никто не сможет, понял меня? И почти встав, - Серди Эйш, делай глупость и не быть тебе рядом с ней, - поправив юбку, громко, улыбаясь, - Внучку отдам только в заботливые руки Вайдой расхваленные да за выкуп какого достойна, - посмотрев на свою Ясноглазую, да в глазах огонь видя, сделала поблажку - первая на выход пошла, говоря, - Пошли, Вита, дела ещё есть, - и Златану добавила, - Через часа три ещё раз намажешь.

Кидает Вита на парня взгляды из-под ресниц, вот ведь, не боится он бабушки, смотрит на молодую цыганочку, будто диковинку увидел. Неловко уж больно Вите при Златане да бабушке, да сердце греет, всё тянет на губы его улыбчивые посмотреть, когда целовал её, не до того было. Только бы не сказал он чего лишнего. Любит её Эйш, да если что не по ней, хорошего не жди.
Тряпочкой руки вытерла, чувствуя что снова смотрит на неё. Хоть и больно ему, да всё нипочём дерзкому. Но как же горячат его взгляды щёки, всё плавится в груди. Незаметно на брата его старшего посмотрела, хмурится строгий.

- Не надо тебе пока улицу, пережди хоть до зари вечерней. - При старших слова лишнего не скажешь, глазами просит:"Да не смотри так на меня, смущаешь же! "

На Эйш оглянулась и ещё более неловко ей стало под усмешкой бабушкиной. Давно бы ногой топнула, да отчитала, но не положено.

Не успела она ответить, как бабушка строжится, спрятала теперь уже Вита усмешку.
Да уж, с ней не забалуешь. Ну вот и навестила она его, поглядела. Сжимаются пальцы в кулаки, до сих пор покалывает, такая гладкая у него спина да крепкая. Быстро заживут раны.

Отступила Вита к выходу за Златаном, отвернулась нехотя, а за спиной голос напряжённый, хриплый. Чуть сердце не остановилось, потом вскачь пустилось. "В жёны!!!" Да что же это такое! Как же так всё стремтельно завертелось.Украду Бабушка от таких слов за спину внучку задвинула. Теперь ещё строже станет, от себя ни на шаг не отпустит... "Украду!" Думала Вита, что как у всех у неё свадьба будет. О сватах мечтала, да о подарке заветном, чтобы все видели, что она невеста Тагара. А коли украдёт? Посмотрела на Тагара, просит молча: не надо красть...

Слова почему-то мимо пролетают, замечталась Вита как в плен его глаз попала. Как это, быть с ним... Принадлежать ему. Бабушка к выходу пошла, за собой зовёт, а она к Тагару шагнула, пальцами по щеке провела в ласке почти невесомой. Губ его коснулась, что подарили ей первый поцелуй, потом своих. Улыбнулась загадочно.
- В жёны значит? А не пожалеешь? Увернулась от рук его и выскользнула из вардо.
А в таборе чужие опять.

- Нет, - отрицательно качает головой Рубина. Задумывается и поправляет сама себя,- и да. Вайдо хранит цыганский закон. Никто не может безнаказано его ослушаться. Он защищает слабых, помогает сильным, решает споры. - Рубина думает о брате, улыбка уходит с её лица. - Вайда Бар добр к нам. К моей семье.

- Нет плохого, есть рома, которые рисуют, их почитают почти так же, как и тех, кто слагает стихи. - Соглашается Рубина, перехватывая юбку. - Но Бар должен разрешить... - Рубина думает, как объяснить ему поверья рома, потом решает, что это неважно и просто добавляет. - Так правильно.

- Гаджо не любят рома. Дождь пошёл - мы тому виной, солнце выжгло посевы и снова мы... Ты ведь и сам знаешь. - Рубина приподнимает подбородок, словно показывая, что не за что им оправданий искать. Затем добавляет. - Женщины не вмешиваются в разговор мужчин и молчат, пока их не спросят. Лишь старая Эйш может заговорить с вайдой без его вопроса безнаказано.

Рубина смотрит вслед уходящим, ещё плотнее кутается в платок и спину прямит. Взгляды холодные и её кругом обходят, вслед шипят. Но Рубина знает, что это лишь временно, она смиряет взглядом, отрастут у Рустэма волосы. Тогда сами первыми в вардо прибегут, чтобы доказать, что скверны на брате нет. Сами улыбаться Рубине станут, чтобы за дочку иль сестру брату сказала. Она идет к костру, где женщины обед готовят, Рубине тарелку в руки не дают, на стол ставят. Там, где место пустует плечи сжимают, чтобы не села. Забирает Рубина тарелку и уходит. Бар не узнает и другие не скажут, любят люди Рустэма и пожалеют. Она ставит тарелку возле вардо брата и быстро уходит, пока её не увидели.

Хоть чужому взгляду и не приметить, но видит Рубина, что обеспокоены рома. Утварь убрана, женщины белье снимают мокрое. Видно, всё ж не обойти беду. Она ловит мальчонку, тот, лопаясь от собственной важности, говорит, что за конями пришли. И молодой гаджо своих признал. Знает Рубина, что Тагар и правда лошадей со двора свёл, знает и кару за это, как и то, что не выдаст вайда конокрада. Бедой в воздухе пахнет, ледяной ладонью сердце сжимает. Молодежь уж к табуну побежала, Рубина тоже следом.

Складно врал бородатый, Генри ему даже поверил бы, если бы не одно но:

-Ранился, говоришь? - Лживость этого человека не имела границ! Генри презрительно улыбнулся. - Свою кличку Шрам получил при рождении. И он не родился с раной, а с необычной складочкой кожи над копытом, плотной и похожей на ощупь на шрам, хоть таковым и не является. - Генри обошёл коня, заглянул в зубы, после чего Шрам подтолкнул его носом в плечо, требуя угощения. - Ты лжёшь, цыган. Это мой конь. Значит и второй где-то здесь, и я его найду.

Только Рустэм успел подойти к коням, как откуда-то свист донесся резкий, и первый сорвался с места и умчался прочь.
Второго парень едва успел схватить за повод и удержать на месте. Танцует конь от нетерпения, дрожит, не хочет подчиняться рому.
- Да стой ты, шальной, стой, - уговаривает Рустэм, беспокойно оглядывается. - Кому говорю - стой! Куда тебя несет, здесь теперь место твое!

А к ним уже бегут дети, еще кто-то из табора.
- Бросай повод, гаджо пришли с оружием, застрелят тебя! Первого уже отыскали коня, слышишь?
Не понятно, кто кричит ему, нарушая запрет вайды. Но пусть Бог наградит этого человека за милость.

Бросив повод, Рустэм отскакивает в сторону, ловко уходит от опасного приобретения. В отчаянии смотрит на взволнованного коня: теперь точно не будет мира в таборе. Бару беда грозит, как и остальным рома.

А конь уже на дыбы встал и копытами бьет в воздухе, глаза выпучены, с морды клочьями пена летит.
"Взбесился. Все".
_________________

Пышет гневом хозяин земли местной. Видать, хорошие кони были. Арсен их толком не видел, но неспроста ж Тагар даже приказ вайды нарушил, лишь бы их свести.
Раз забрал Арсен палку, барон снова машет. Второй раз забирает, приговаривает:
- Давай подержу, зашибёшь же кого, или сам ушибёшься, вон какая палка тяжёлая, нехорошо будет.
И, пока барон на ругань отвлекается, трость мальчишкам таборным передал, чтоб унесли да прибрали, раз их вайде эта палка приглянулась. Хоть и не стар отец, чтоб на палку опираться, тоже так махать, небось, будет.

Вдоволь накатавшись, вернулась домой, и там услышала от слуг, что отец помчался в табор вместе с судьей и полицейскими с ружьями, чтобы выручать коней.
Ну разве я могла пропустить такое!
Наскоро перекусив, сменила амазонку, приказал седлать Зевса (Ласточке требовался отдых после прогулки, а он как раз застоялся) как обычно мужским седлом и вскочив на него, понеслась в сторону стоянки египтян.
В мои плане не входило попадаться на глаза отцы, да и кому бы то ни было, просто интересно было понаблюдать за происходящим. Потом при подъезде к табору я взяла чуть в сторону и неожиданно услышала ржание.

Направив Зевса туда, увидела, как убегает какой-то стриженный цыган и взвившегося на дыбы коня. Я осадила своего, не доезжая буквально пары метров, и замерла в испуге.

Шепчутся рома - узнали коня, быть беде. Ох и не даром сердце чуяло. Хоть и стоит на своём вайда, хоть и отвечает разумно да складно. Но кто же слову цыгана против слова лорда поверит? Повесят Бара, может, всех мужчин перевешают, как на то воля её гаджо будет. Если скажет, что его кони, то не видать покоя табору. Барон все законников травит, кричит, чтобы веревки потуже готовили, чтоб отлавливали да вешали. соловьем заливается, о чести твердит да о правилах. Ох и натворил Тагар дел! Ведь слово вайды мудрое - покуда не снялся табор, нельзя лошадей сводить со дворов да конюшен. Но уж сколько его не кляни, прошлого не изменить...

К лошадям Рубина не подходит никогда - не место скверне рядом с табуном, только от брата слышит то слово, то два. Но уверенный, и не спутать ведь, тон у гаджо её. Есть какое отличие, есть метка хозяйская. Признает он своих лошадей... Громче молитвы за спиной её. Понимают рома, что в этот раз не спасёт их ни мудрость вайды, ни заступничество его. Как второго коня признает Генри, так сразу законники громить начнут. Снова Генри свистит по особому.

И второй уже конь откликается. Рука ледяная, что сердце держала да по спине водила, теперь за горло схватила. Сейчас лишь слово скажет Генри и всё. Не будет пути назад, законников не упросишь, не вымолишь. Разгромят они табор, повесят вайду, мужчин повесят, никуда от горя не деться и беду не отвести.
Ненавидеть будет, презирать, лгуньей посчитает и слова её все ложью, не посмотрит больше никогда в её сторону. И от этого дурно так, как никогда ещё в жизни не было. Словно сердце её под копыта коня того бросили. Рубина знала всегда, что не быть вместе - судьба не даст, лишь на секунду малую поверила. А теперь ещё и ненавидеть будет... Так что в глаза больше не посмотрит, так что и он теперь сторониться, как все, будет... Лучше бы ей вайда косы обрезал, чем так... Лучше осквернили её...
Но нет времени пожалеть, нет времени упросить, вымолить. Рубина быстро к мужчинам подходит, говорит тихо, так что только рома да Генри слышит:
- Это я коней свела, вайда, - Голову склоняет, чтобы глаз Генри не видеть и ненависть его не понять. Пожалеет он её, знает Рубина, возненавидит, ударить захочет, но пожалеет. Не тронут табор, уйдет беда... И сердце её с собой заберет.

Неправда. Генри взгляд с Рубины на бородатого переводит. Неправда. Но видит, по глазам того, кого она называет вайдой, что он сделает вид, что верит. Зачем? На неё наказание незаслуженное обрушится, и он в этом виноват будет! К чёрту этих коней, хоть и стоят они состояние. К чёрту!

- Ты не делала этого, - говорит Генри также тихо и глаза её опущенные увидеть пытается. - Она не крала, - глядя на бородатого, мотает головой.

Ушли мужчины к месту пастбища коней. Увел всех Бар. Чтобы те своими глазами увидели, что нет среди них баронских. Тэли присела у костра. Смотрит как суетятся женщины с едой. Сама посматривает в сторону пастбища. Не возвращаются ли. Что-то не спокойно Талэйте. Мальчишки носятся туда-сюда. Что-то кричат. Вот и спину Рубины увидала. Шла цыганка в ту же сторону, что и мужчины полчаса назад. Тэли встала. Пошла следом. Не хотела она следить за Рубиной. Но покоя не было. Волновалась. Должны были уже вернуться назад. Но никаких признаков их возвращения. Вышла на поляну. Все как на ладони. Молодой лорд что-то говорит Бару, показывая на копыта коня, рядом стоящего. Свист и вторая лошадь резко реагирует. Люди в костюмах как на вытяжку встали, собираясь к Бару подойти. Не успела Тэли ничего сообразить, а Рубина уже к мужчинам подходит и что-то говорит. Недоверчивые взоры обращаются на нее. Что же она им сказала?

Бабушка хмурится спешит за мужчинами. Перехватила Вита Рубину, к плечу склонилась, шёпотом спрашивает
- Чего хотят эти гаджо? - Смотрит, а толпа в сторону лошадей их идёт. - Ой, Рубина! Вспомнила, чуть не забыла. - Тебя бабушка звала, поговорить. Наверное жить к нам. Будешь сестрой моей названной? - Хоть и не виновата она в том, что с Рустэмом и Зорой произошло, но хочется ей чтобы сестра Рустэма с ними жила. Торопятся девушки за мужчинами вслед. Громкий разговор, на крик переходящий.
- Может отвлечь их как-то надо?


Только шагнула вперед отчаянная цыганка, что сострастью смотрела на лорда молодого , а сейчас голову склонила.
Да сколь же им ещё испытаний пошлёт Господь!?

Пока животное в таком состоянии, к нему близко подходить нельзя - ударит со всей дури да копытами залягает.
Рустэм в отчаянии ему:
- Стой! Стой, товарищ мой красивый! Не бесись, кому сказано, себе повредишь и другим!
А коню уже все равно - танцует на задних ногах, храпит, мечет по сторонам взгляды: "Не подходите!"
Испуган и разозлен до предела скакун, что делать?


И словно этого мало, прискакала гаджинка. Лихо тебя принесло, не иначе!

- Назад! - орет ей Рустэм. - Взбесился он, мисс, никого не послушает сейчас, хоть ангела, хоть черта!

Делать нечего, вспомнил старый проверенный способ, схватил попону старую, быстро окунул в бадью с водой, из которых коней поят, да пошел к коню.
Раз ударил по крупу мокрым, второй... потом попону швырнул прямо в глаза животному, чтобы тот ослеп на мгновение.
Конь жалобно заржал, встал на все четыре ноги, снова захрапел. Попона наземь упала, но глаза у коня уже не такие безумные...

Гаджинка что-то закричала ему. Рустэм опять плохо разбирает, сердце из груди вон рвется...
_________________