Франсуаза Бурден "Наследник Болье"

1 … 36 … 46

Справка для читателей переводов

Modiano: 31.03.16 08:21

» Глава 10 (часть вторая, последняя)

перевод Modiano
редактор Reine deNeige
оформление Esmerald

У Симона не было родных и друзей: Болье составляли все его окружение. Семья и сидела в первом ряду пустой церкви. На скамье позади - никого, кроме Рене. Всю службу она шмыгала носом и сморкалась.

Барт прибыл вскоре после начала отпевания и предпочел стоять у колонны, не входя внутрь храма. Оттуда он внимательно прослушал слова священника, не отрывая глаз от катафалка. И по окончании церемонии первым проследовал за гробом.

На кладбище, куда он прошел прежде всех присутствующих, Болье тоже держался в стороне и шагнул к могиле, лишь когда все остальные наконец выстроились поодаль. Он на несколько минут замер на краю могилы, затем бросил вниз розу, поданную распорядителем похорон, - будто совсем позабыл о присутствии клана, наблюдавшего за ним. Потом Барт развернулся, двинулся по аллее к воротам и возле машины закурил сигару. Опершись на капот и скрестив руки, он наконец удостоил взглядом небольшую группу в трауре.

Ирен возглавляла шествие, но переставляла ноги медленно, совсем не торопясь оказаться перед старшим сыном. Она взяла Жеральдин под руку - и так заставила невестку идти рядом. Следом Дельфина и Лоран сопровождали Клеманс. Фабьенна шла одна, за ней Франклин и Стефан.

Барт неторопливо курил, изучая приближавшихся – одного за другим. Жеральдин смотрела под ноги, но Ирен собрала все свое мужество, чтобы взглянуть сыну в глаза.

- Не хочешь поехать домой? – выговорила она сдавленным голосом. – Надо кое-что обсудить…

Вместо ответа тот устало пожал плечами и шевельнулся, отчего мать и жена отступили в сторону.

- Я буду в Ля-Рок в конце дня, - сказал Барт Стефану.

То, что он обратился к племяннику, удивило, но никто не произнес ни слова. Болье-старший открыл дверь, не спеша сел за руль. Жеральдин вырвалась из цепких рук свекрови, бросилась к автомобилю, но ей удалось лишь схватить край плаща мужа.

- Постой! Умоляю тебя! - Она не отпускала Барта, смертельно боясь, что тот вновь исчезнет. – Пожалуйста, позволь сесть, мне нужно объяснить тебе… - простонала Жеральдин.

Мотор купе взревел, Болье беспощадно оттолкнул помеху.

- Не позорься, - процедил он сквозь зубы.

Машина сорвалась с места, задев младшую мадам, она едва успела отпрянуть. Начался мелкий дождь, и Барт включил дворники, даже не глянув в зеркало заднего вида. Жена могла лечь на дорогу под колеса – ему было плевать. Чтобы поспеть на похороны, Болье мчался сломя голову. И все оттого, что результаты обследования ему передали лишь утром. Конверт из лаборатории лежал на пассажирском сиденье – там, куда его бросил Барт, выехав из Парижа. Неплохие показатели, стандартные данные для человека его возраста. Два теста, сделанных один за другим, свидетельствовали о достаточном количестве сперматозоидов, морфология и подвижность которых находились в пределах нормы. В общем, нет причин для беспокойства, заявил врач, улыбаясь. Никаких.

В голове всплыли воспоминания о предыдущем обследовании двенадцать лет назад. Все, что Барт старательно пытался забыть. Доктор Мартен, поясняющий выводы на непонятном профессиональном жаргоне. Сложная и в любом случае неизлечимая этиология. Проблемы эндокринной системы, отсутствие зародышевых клеток, секреторная азооспермия… Слова, ужаснувшие Болье в то время – из-за них он и не стал делать дополнительных анализов. Мастурбация над стерильным контейнером оказалась тягостным испытанием, а далее речь вообще зашла о биопсии тестикул! Все, что Барт уяснил - цифры. Два миллиона там, где требовалось двести миллионов. По мнению Даниеля Мартена, на такой стадии оставалась одна возможность – усыновление. Или искусственное осеменение спермой донора. И вот решение принято: Болье смирился – лишь бы больше не поднимать этот вопрос. Непоправимая трусость с его стороны.

Барт ехал в Довиль. В «Батискаф». И предстоящая встреча мучала его. Опустив стекло, он глубоко вдохнул. Сорок километров в час на спидометре, машина едва тащилась по дороге. Что он может сказать Никки? Существует ли хоть одна возможность, что она его – нет, не простит! – но хотя бы выслушает?

Внезапно навалилось удушье, и Барт едва успел остановиться у края шоссе. Видеть Никки – уже пытка, но предстать перед ней при данных обстоятельствах – похоже, выше его сил. Он уперся затылком в подголовник, на несколько мгновений закрыл глаза. Недостойно выискивать возможность отвертеться – он обязан туда пойти. Принять ее оскорбления и презрение. В самом худшем случае его выставит за дверь этот Луи. Что ж, Болье решил сделать больше, чем Жеральдин пять минут назад. Удержать Никки за край подола – разве этого достаточно! Пусть он и не ожидал ничего от их последнего объяснения, пусть ничего здесь и не поправить – она должна узнать. Барт вновь взялся за руль и тронулся с места.

Автомобиль миновал указатель с надписью «Довиль», сердцебиение участилось. Обеденный час – ресторан, вероятно, полон, а Никки очень занята. Недостаточно веская причина, чтобы развернуть машину. Болье припарковался, вышел, решительно двинулся через дорогу. И застыл на месте: в здании было темно. Не веря своим глазам, обнаружил металлические ставни, оберегавшие стеклянные окна и двери, затем - прикрепленное объявление. В несколько размашистых шагов Барт очутился у входа. То, что он прочел, поразило, будто громом – куда до этого его прежним страхам. «Закрыто по чрезвычайным обстоятельствам». Что бы это значило?

Стефан не считал себя вправе делиться с Жоржем: гнусные тайны семьи Болье должны остаться в стенах Карружа. Когда он коротко сообщил, что Барт появится в конце дня, радости заместителя не было границ. Патрон вернется после таинственного побега, и все пойдет своим чередом! Стефан, смотревший в будущее с гораздо меньшим оптимизмом – и не без оснований, погрузился в работу, поджидая дядю. Его глубоко потрясли похороны Симона и последовавшая за ними мрачная поминальная трапеза, прошедшая в полной тишине. Как Барт и предполагал, управление жандармерии, похоже, собиралось закрыть формальное следствие, подтвердив смерть в результате несчастного случая. Стефан удостоился назидательной проповеди комиссара, Клеманс выслушала ее, опустив голову. Как раз сейчас она должна была укладывать чемоданы под бдительным присмотром Дельфины.

Стефан бродил по цехам и думал о старом стороже, которому больше не надо приносить книг. О том, чему этот человек научил его за несколько месяцев. О его рассказах про детство Виктора, Барта и других Болье. Ведь именно благодаря Симону Стефан смог выжить в те первые недели в Карруже.

- Я положил самые важные документы на его стол, думаешь, у него найдется время проглядеть? – крикнул подошедший Жорж.

Шум пресса мешал спокойному разговору, Стефан лишь пожал плечами.

- Там есть по-настоящему срочные дела!

Жорж был и сам в состоянии принимать необходимые решения о нормальной работе Ля-Рок, но, как и многие сотрудники старой школы, чувствовал себя без патрона будто потерянным. К тому же он ничего не понимал в этом неожиданном отсутствии хозяина. Стефан отвел директора в другой конец цеха к каморке, где можно было не надрывать горло.

- Не знаю, что он собирается или не собирается делать сегодня, - осторожно ответил он. – Вообще-то, у него довольно серьезная семейная проблема…

- Связанная с тем случаем на охоте?

- Не только.

- У вас кто-то болен? - Присущая Жоржу сдержанность уступила перед профессиональными тревогами.

- Нет…

Жорж несколько мгновений вглядывался в лицо Стефана, потом покачал головой и напомнил:

- Завтра объявляют лауреатов Гонкуровской премии. Очень возможно, что это окажется одна из «наших» книг. Как всегда, будет толчея и суматоха: придется менять план, чтобы за ночь сделать дополнительный тираж. А кроме того, началась забастовка водителей, знаешь?

С начала недели у Стефана не было ни минуты на чтение прессы. Он сразу же прикинул в уме возможные последствия акции.

- В период присуждения литературных премий нужно доставлять книги немедленно: как говорится, дорога ложка к обеду! – подытожил директор.

Они вместе вышли из кабинетика, и Стефан снова принялся кружить по цехам. Барт поручил ему найти идеи, вдохнуть новую жизнь в планы фирмы, но проводить такие изменения следовало не в Ля-Рок. Понт-Одме являл собой гораздо более обширное поле для деятельности: не случайно Барт проводил там большую часть времени. Пресса, каталоги для торговли по почте – любой вид рекламы на бумаге, все, имеющее отношение к печати, могло представлять интерес для Болье, включая мультимедиа-технологии. Барт уже расширил империю, взявшись за брошюровку, переплет и доставку. Что кардинально нового в состоянии ему предложить Стефан? Тогда в разговоре дядя бросил: «Найди мне нишу, и я открою завод. Что угодно – я готов рассмотреть любой вариант». И он был искренен. Что ж, теперь пора показать себя и племяннику…

Углубившись в размышления, он поднялся на этаж администрации. Приезда Барта можно подождать и в его кабинете. Стефан толкнул дверь - удостовериться, что все в порядке. И застыл на пороге от удивления. Склонившись над разложенными бумагами, Барт сосредоточенно просматривал их и делал ручкой пометки.

- Входи, садись, тебя-то я и хотел видеть…

Он поднял суровый взгляд на племянника и отъехал в кресле, чтобы скрестить ноги.

- Вы снова на поле или продолжается тайм-аут? – улыбаясь, спросил Стефан.

- Знаешь, что мне в тебе нравится? Самообладание и чувство юмора.

- Как вы проникли сюда? Все только вас и высматривали.

- Через дверь. Ля-Рок – совсем как хорошая мельница… Крутится сам по себе. – Осунувшееся лицо выдавало усталость, в уголке губ поселилась горькая складка. – Я жду адвоката и поверенного. Пригласил их сюда, потому что в Понт-Одме спокойно не поговоришь. А еще позвал Жаклин вечером ужинать. Хочешь присоединиться?

Значит, Барт снова в деле, взял бразды правления – грядут перемены!

- А где собираетесь сегодня ночевать?

- Еще ценю твою практичность! А ведь ты меняешься! Впечатляющее зрелище… В наших прекрасных местах достаточно отелей, зарезервируй мне где-нибудь комнату.

- В Карруж вы не…

- Я не привык плевать против ветра.

Все ясно: он никогда больше не переступит порога дома.

- Франклин берет неделю отпуска, уезжает завтра, - сообщил Стефан.

- Конечно нет! Он мне нужен. По правде говоря, мне нужны все… Особенно ты.

- А как же путешествие в Америку?

- Позже. Ты остаешься.

Стефан не был разочарован – меньше всего он хотел пропустить предстоящее.

- Мне немного одиноко, - вдруг произнес дядя. – А ты все же наименее неприятный тип из всей компании. – Он поднялся, подошел к огромным окнам, которые в ярости разнес несколько дней назад. Глядя на струйки дождя, заговорил: - Будешь посредником между мной и теми двумя мегерами. Потом в дело вступит закон. Я еще не уладил личные проблемы, придется какое-то время отсутствовать. Ты станешь временным управляющим. Идет?

Конечно, сейчас он не мог положиться ни на кого другого, и слишком мало было простора для действий.

- Отлично, - кивнул Стефан, не колеблясь.

- Я возлагаю на тебя свои обязанности. Ход дел не замедлять ни в коем случае. Буду указывать по телефону, что можешь одобрить, а что – отвергнуть. В случае сомнения скрестишь руки и помедлишь – не позволяй стервятникам влиять на твое мнение.

Ошеломленный Стефан спрашивал себя, что затеял Барт, но не задал ни одного вопроса.

- Прежде всего, я как можно быстрее разведусь с этой мерзавкой. Конечно, вся вина будет возложена на нее – пусть относится к этому как хочет. А уж как, вероятно, не по себе негодяю-доктору… Я собираю чрезвычайный совет. И для него… - Повернувшись спиной к окну, Болье окинул племянника непроницаемым взглядом. – Каков твой точный возраст?

- Двадцать лет и восемь месяцев.

- Прекрасно. Ты совершеннолетний, пора получить твое наследство.

- Мое что?

- Пакет акций на предъявителя, который Виктор бросил нам в лицо, решив пуститься в свободное плавание. Своего рода наследство тебе от отца – я так называю, чтобы было понятней. – Барт подождал несколько мгновений, чтобы удостовериться, что Стефан уяснил сказанное. Потом не без язвительности бросил: - Прекрасная пора – двадцать лет!

В голосе прозвучал почти вызов, но племянник промолчал, и Болье вновь заговорил:

- Мысли и убеждения Виктора были… очень далеки от реальной жизни, по правде сказать! Но он доверился мне, и, как видишь, я его не обманул. Ладно, иди к Жоржу, он, наверное, скучает.

- Вы знаете о забастовке водителей? – спросил Стефан, вставая.

- За кого ты меня принимаешь? У меня как-никак есть в машине радио! - На губах Барта заиграла легкая улыбка, будто с души спала часть груза. - Подожди-ка! Хотел кое-что у тебя уточнить…

Стефан вернулся от двери к столу.

- Почему ты в моем лагере? Я ведь с тобой не цацкался! Ты же не забыл, как я тебя нашпиговал теми проклятыми розовыми таблетками – ни дать ни взять как рождественского гуся? А потом запер в клинике? Вся стать теперь нападать вместе с остальной сворой: если и существует возможность укусить меня, то только сейчас! Или старый дядюшка разжалобил тебя? Отвечай!

- А вас надо жалеть? Я с вами, потому что надо быть не в своем уме, чтобы воевать с Бартом Болье. Такое объяснение устраивает?

- Нет, но я переживу. В общем и целом я тебя люблю.

Это было так неожиданно, что у Стефана перехватило дыхание – будто кто-то ударил под дых. Со дня гибели отца он запретил себе всякую привязанность. Поплыл по течению, чтобы не пойти ко дну. Слишком несчастный и потерянный – и не в силах это признать. Выстроивший вокруг себя стену, которую не могла преодолеть мать. Бабушка вознамерилась использовать его в своих целях, а другие Болье не удостаивали и взглядом. Клеманс не позволила любить себя, и лишь Симон одарил его теплом и дружбой. Да, Барт обошелся с ним круто, но помог! Соглашаясь на жизнь в Карруже, Стефан подсознательно надеялся на ужасного дядю – и тот удержал его на плаву. Насильно.

- Чего застыл?

- Пошло-поехало… - проворчал племянник, исчезая.

Сказал, чтобы скрыть волнение, и оба это знали.

Даниель Мартен вновь бессознательно провел рукой по волосам.

- Это ужасно, Ирен, вы, похоже, не отдаете себе отчета…

С той минуты, как их обман оказался разоблачен, он не жил. Чудовищный заговор женщин, в который он оказался втянут, теперь раскрылся во всей отвратительной сущности. За двенадцать лет не было дня, когда бы Мартен о нем не думал. Но со временем ложь стала почти абстрактной, как старая ошибка, забываемая с годами. Ирен убаюкала его совесть, твердя, что он стал творцом счастья Жеральдин. Покоя всей семьи. Как будто столь мерзкое предательство могло привести к счастливым последствиям! Теперь доктор каждый миг ждал атаки Бартелеми Болье, и эта мысль лишала его последних крупиц самообладания.

Два нуля. Два простых нуля, «ухудшивших» состояние здоровья в сто раз, приведут его за решетку – в его-то возрасте. Если только жертва не прибегнет к более радикальному правосудию, что было вполне вероятно.

- Паника вам никак не поможет, - бросила Ирен.

Даниель впервые глянул на нее холодно.

- Я предупреждал, что он узнает рано или поздно, - напомнил он. - Достаточно было завести связь, скажем. Или решить пройти новое обследование.

- И что же? Нам это ничем не угрожало! Разве вы не так объясняли?

- Да, - устало согласился он. – Бесплодие такого типа может быть временным… В случае, если вызвано серьезной инфекцией, например… Через несколько лет сперматогенез способен восстановиться.

- И Барт бы заключил, что «исцелился»! Нет, не существовало ни малейшего риска, все испортил этот болван Симон!

Шокированный словом, Мартен вздрогнул.

- Ирен, ради бога…

- О, пожалуйста, не надо ханжества! Я никогда не любила Симона. Он хорошо выполнял работу, это так. Но вел себя невообразимо дерзко.

Ирен не в силах была простить садовнику дружбы с ее детьми и внуками. А еще того, что тот занимал в Карруже совсем особое место – не место прислуги. В довершение всего Симон перенес на Барта ту преданность, что прежде питал к Октаву, вместо того, чтобы возвести на пьедестал ее, мадам Болье.

- Как полагаете, что он предпримет?

- Барт? Трудно сказать…

На этот раз Ирен признала свое бессилие. Старший сын мог обрушить на них всю ненависть, выставить себя жертвой, пойти на любой шантаж – противостоять она была не в состоянии.

- Я бы выпила вашего коньяка, друг мой.

Она назвала его так, чтобы подчеркнуть их связь? Вздохнув, доктор направился к буфету, взял два ликерных бокала и бутылку. Ирен так редко удостаивала своим визитом его дом в Трувиле. Сколько раз он представлял, как она сидит вот так – в зеленом бархатном кресле.

- Капельку, спасибо.

У мадам Болье все еще были красивые руки, пусть пальцы и стали немного костлявыми.

- Вы его мать, он вспомнит об этом, - сказал Мартен без особой убежденности.

Барт всегда внушал ему страх. Во-первых, он наводил ужас на Ирен, а уж она была кем угодно, но не слабонервной особой. К тому же совершенная подлость заставила Мартена склонить перед жертвой голову – и оказаться в полной его власти.

- У него нет сердца, он никого не любит! – отрезала Ирен. – Посмотрите, как он обращается с Жеральдин – долгие годы! Сослал ее в комнату для гостей тосковать в одиночестве. А ведь она без ума от него, несчастная идиотка!

Несдержанность в выражениях, конечно, объяснялась страхом. Все же Даниель счел ее речь почти вульгарной.

- Единственное, что интересует Барта, - запах чернил. Ведь типографии приносят ему кругленькую сумму! Теперь он сделает все, чтобы отстранить меня. Лучше бы я подохла в одиночестве – так он заявил. – Она подождала ответа, но доктор молчал. – К счастью, у меня есть вы.

Что стояло за словами мадам Болье? Какие уверения устроили бы ее? Мартену предстояло бесчестие, замаранная грязью репутация и разорение – Барт не замедлит начать против него уголовный процесс, и Ирен еще рассчитывала, что сообщник будет ее утешать?

- Я очень волнуюсь. – Голос Даниеля прозвучал почти жалобно.

Он действительно переживал – Бог свидетель. Но удостоился лишь холодного взгляда. Эта женщина вечно была сильнее его.

- Мой дом всегда открыт для вас, вы это знаете, - пробормотал доктор.

- Об этом и речи быть не может!

Прежде такая высокомерная реакция сильно бы его ранила, теперь же он испытал только безмерное уныние. Ирен цеплялась за Карруж, свои права и привычки, а старый приятель был лишь одной из них. Мартен отважился на смелый жест и накрыл своей рукой ее руку. Но мадам Болье тотчас же встала.

- Я не могу слишком долго оставлять Жеральдин одну, она становится неуправляемой!

Он достаточно хорошо знал Ирен, чтобы понять: его порыв не смутил, а вызвал раздражение. В прихожей хозяин помог гостье надеть пальто и отворил дверь. Она совсем уже было вышла за порог, но на мгновение обернулась:

- Не беспокойтесь, нет ни малейших доказательств. Ни малейших! Лишь его слова против наших.

Обессиленный и павший духом, Мартен смотрел, как Ирен удаляется - стройная, высоко держащая голову. Как пересекает улицу своей уверенной походкой. И спросил себя, не ошибся ли на ее счет – тогда, в самом начале?