Тайна Хэддон-Холла

По возвращении в замок Осборн быстро ополоснулся и предоставил ванную комнату в распоряжение маркизы.

Проводить ещё одну ночь в Хэддон-Холле маркиз не собирался. Поэтому, выслушав маркизу мягко заметил
- Значит так и решим, миледи. Я распорядился отправить наши вещи на станцию и пока мы пьём чай это будет сделано. Вы немного отдохнете после чая, и мы отправимся домой. - Он подошёл к маркизе и как и у реки, погладил её по щеке. - Жду вас внизу, Кэтрин.
Чаепитие подошло к концу и, как показалось маркизу, гости герцога вздохнули с облегчением. Всё - таки довольно неприятно, когда всех подозревают в преступлении. Как это не странно, но смерть Гоури словно открыла ему глаза. Он понял, что слишком мало уделял внимания своей семье, жене, детям. В принципе он привык, как до него и отец, много времени посвящать не прогулкам в Гайд-парке, а делам, требующим внимания и увеличению его и без того немалого состояния. Он и сейчас не собирался проводить в Свете слишком много времени. Просто решил, что жена должна быть рядом. Это значит, что ему придётся проводить больше времени вместе с семьёй в Кардиффе или Лондоне. Или в Маунт Стюарт. Это было определённо непривычно для него, но глядя на Кэтрин, он хотел, чтобы она родила ему дочь.
После чаепития маркиз с супругой поблагодарили его Светлость, герцога Ратленда и леди Энн за приятно проведенное время и выразили надежду на новую встречу в наступающем Сезоне.
- Леди Энн, надеюсь, на одном из балов вашего первого Сезона, вы вспомните о том, что я просил у вас записать за мною вторую кадриль.
И попрощавшись с остальными гостями, не стали задерживаться и через Честерфилд отправились в Кардифф.

Эпилог

Лето - самое прекрасное время для свадьбы. В холодной суровой Шотландии это так. Именно летом к серым краскам природы, замков и храмов прибавляются яркие пятна цветов, зелень травы и прозрачность такого редкого здесь теплого ветерка.
Амелия была прекрасна в свадебном наряде, сшитом в спешке и тайне, но отлично подчеркивающем ее фигуру.
Слова священнослужителя доносились до Уильяма через шум в голове и шум воды. Небольшая церковь стояла на краю океана, продуваемая ветрами, но уютная и идеально подходящая для торжества. Ветер перемен.
Все слова, что он когда-то говорил леди Амелии не потеряли своей актуальности и искренности. Все знаки внимания, которые он оказывал ей, были лишь малюсенькой частью того, чего ему на самом деле хотелось ей дать. Ей и их будущим детям.
Уильям был счастлив. Его немного огорчало, что родители остались в Англии, но он успокаивал себя тем, что в будущем они будут навещать их. Невольно вспомнилась реакция отца на то письмо - нежелание слушать и протест, попытка защитить сына от возможной ошибки. Лишь одного он не учел - сын вырос, готов был принять решение и отвечать за него. Сын верил, что все сложится хорошо. И глядя сейчас на новую маркизу Вустер, убеждался в своей вере.
Да, им еще многое предстоит пройти вместе, многое пережить, но именно в этом и состоит каждодневное маленькое счастье. Покрытое событиями, рутиной, обязанностями и планами, оно, такое хрупкое и нежное, не перестает жить.

Как я и предполагала, Осборн решил по-своему.

Но его нежный жест смутил меня и заставил сильнее биться сердце...
За чаем говорили мало - в воздухе витала некая недосказанность, словно каждый хотел спросить, чем же закончилось расследование, и не решался представить соседа убийцей.
После чая я поднялась к себе и собрала, наконец, головоломку мисс Литтон, подарю картинку сыну. когда он приедет домой на каникулы.
Потом были приличествующие случаю слова прощания и благодарности, после чего мы отбыли на станцию и далее в Кардифф. я очень надеялась встретиться в Лондоге на Сезоне с герцогом и его дочерью, а так же надеялась увидеть там и мисс Эттли, потому наметила поговорить с мужем о том, чтобы быть ее патронессой. Мне хотелось, чтобы у этой милой девушки было счастливое будущее. Подумала я и о другой своей знакомой, мисс Элдон и решила обсудить с Джорджианой - что можно сделать для этой девушки. Она мила, умна и образована, и место компаньонки - вовсе не лучшее решение ее судьбы.

Брат сказал, что они не будут спешить и отправятся домой утром, поэтому Грейс еще успела полюбоваться пазлом собранным маркизой Бьют.

День был очень насыщенным и вечером Грейс не особо задерживалась в гостиной, покинув ее раньше обычного.
А утром они покинули поместье герцога.
Она улыбнулась брату, думая, что все равно найдет время для оранжереи.
- Хорошо, милорд, начну готовиться к выходу в свет уже сегодня.

- Обвинил вас? Мисс Элдон, это же нелепо! - Амелия отметала даже вероятность такого события. - Подумать только...
Или подумать стоило? Запоздало в легкомысленную голову графини пришла мысль, что если с ней Себастьян не церемонился, то, быть может, он проявлял свои тёмные стороны и в отношении другой беззащитной женщины, оказавшейся в его доме? И роковой удар подсвечником случился, когда мисс Элдон была вынуждена защищаться?

- Мисс Элдон... Сюзен. Мой... Граф Гоури, - холодея, спросила она, пытаясь подавить страх. Не за её возможное преступление, а за его. - Он ведь не сделал вам ничего плохого? Не подвергла ли я вас опасности, пригласив к себе?

- Ни в коем случае, мисс Элдон! - без тени сомнения запротестовала графиня. - Во-первых, вы мне по-прежнему нужны, а во-вторых, если я откажусь от ваших услуг сейчас, как это будет выглядеть? Словно я согласна с обвинением и тоже виню вас, а это не так. Более того, если бы вдруг это были вы, - осторожно добавила графиня Гоури, - Я бы скорее поблагодарила вас, сочла своим ангелом-хранителем и поплакала бы вместе с вами за то, что вам пришлось пережить. Словом, даже не надейтесь, мисс Элдон, что я захочу расстаться с вами по своей воле, - пообещала она.

Амелия тяжело вздохнула. Сценарий с Шотландией, хоть и был приемлемым (иначе бы мисс Элдон его бы и не озвучила), всё же казался ей находящимся на грани. Да, она станет маркизой и будущей герцогией Бофорт, под защитой этого имени, но в глазах света всё равно станет казаться бессовестной и вертихвосткой. И к тому же - неверной женой, по мнению большинства изменявшей мужу с маркизом. Какая ей радость будет в титуле и удачном браке, если в лицо ей будут улыбаться, а за спиной - бросать косые взгляды и злые шепотки.
- Возможно, так и придётся поступить, - согласилась она с тяжестью на сердце. - Но только не сразу. Лорд Вустер обещал ждать. Я понимаю, это риск, но всё-таки хочу попросить его об этом. Хотя бы один год и месяц, половину срока. И уже потом - Шотландия, или положенные оглашения, всё, как пожелает милорд. Вы останетесь со мной на это время, мисс Элдон? И после сопроводите в Шотландию? Конечно, если только вам не поступит предложение от герцога Ратленда вывозить леди Энн в свет. Препятствовать вам в этом случае я не имею намерения и буду за вас только рада.

- Сегодня мы не успеем собраться, - Амелия так покачала головой, словно укладываться собиралась собственноручно, - К тому же неразумно выезжать на ночь глядя. Мы поедем утром, - решила она. - Я сообщу Его Светлости об этом. Сейчас же нам стоит спуститься к пятичасовому чаю. - Амелия ободряюще улыбнулась. - Я верю в вашу силу духа, мисс Элдон.

Миледи, как всегда, была бесконечно добра ко всем. Вот и сейчас графиню беспокоили не ее собственные обстоятельства, а чужие:

- Благодарю вас за заботу, миледи, но я бы никогда не допустила, чтобы лорд Гоури сделал мне что-либо дурное, - твердо ответила я. – Даже не думайте об этом.

- Благодарю вас, миледи, вы очень добры, - мой голос дрогнул. В словах графини было столько искреннего участия, что я невольно растрогалась.

- Миледи, я буду рада оставаться с вами столько, сколько будет необходимо, - заверила я графиню.

- Не беспокойтесь, миледи, я уже вполне оправилась после произошедшего и готова вас сопровождать.

По прошествие времени

Тихая, размеренная жизнь вернулась в Хэддон-Холл с отъездом гостей. Леди Энн попрощалась со всеми, выразив сожаление, что их визит продлился столь непродолжительно.

Наблюдая в окно своих покоев как удаляющиеся экипажи с впряженными в них лошадьми, постепенно превращаются в крохотную точку и исчезают за линией горизонта, она ощутила как душу заполоняет тоска.
Оглядываясь назад, Энн невольно задавалась вопросом - А что это было?! Словно, ураган ворвался в её четко отлаженный быт и перевернул все вверх дном. Страхи вырвались на волю, и позабыв об осторожности, она подалась чувствам, заведшим её в такие тупики, что остается молиться об не слишком суровом наказании отца.
Но вот о чем она точно не сожалела -, так это о любви! Как прекрасно было познать её столь внезапно. Энн закрыла глаза, чувствуя себя совершенно обескураженной, подавленной вынужденной разлукой. Время пролетит незаметно и они будут видиться на балах в Лондоне, но сможет ли она держаться на людях?! Не смотреть в его сторону, быть с ним подчеркнуто ровной в общении, ничем не выделея из толпы других джентльменов? Она доллжна всеми силами постраться, чтобы ни одна живая душа не заподозрила о их секрете.
Светская жизнь в Лондоне подчиненна куда более суровым законам чести. Это далеко не провинциальная снисходительность к мелким шалостям. Одна малейшая ошибка и о браке с графом можно даже не мечтать! В Лондоне леди Энн предстояло беспристрастно наблюдать за собой, контролировать каждый шаг. Любое случайно обраненное слово, слишком откровенная улыбка, любой неосторожный взгляд - и она пропала, задев при этом не только честь графа и его сестры, но и отца. А уж он-то подобное нестерпит и не простит! Страшно даже представить, что герцого сделает с ней, если хоть капля сомнений коснется её репутации?
Отныне, необходимо учиться держать чувства и эмоции в себе. Господи, но ведь это так сложно! С её-то характером?! С её неуемным темпераментом?! Раньше она держалась на людях, разве что чудом. Мечты делали леди Энн милой, скромной и тихой, бесприкословно выполняющей свои обязанности. Но визит малознакомых господ в их дом, наглядно демонстрирующих истинный ход вещей в высшем обществе, лишил её опоры! А убийство графа Гоури и вовсе подействовало на нее как спусковой механизм: Жизнь - коротка, нужно стремиться к счастью, а счастье будет только если осуществляться желания... Наверное, в погоне за чувствами и желаниями, леди Энн напрочь позабыла об обязанностях.
Пришлось признать, что графу Литтону не нужна супруга-авантюристка с непредсказуемым характером, к томуже, послужившая причиной дюжины скандалов! Как бы сильно Энн его не любила, и какие бы чувства он к ней не испытывал, но понятие чести для графа не пустой звук. И, не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что у дочери герцога в Лондоне будет масса поклонников, и она не смеет давать повод для ревности. Не хватало еще, чтобы Джордж усомнился в ней!
Наверное, настоящая любовь не дается людям легко. Вот и Энн выпало испытание временем, расстоянием и сдержанностью. Если первое и второе она еше могла принять, то сдерживать свои чувства было настоящей пыткой...
Она отвлекалась от судьбоносных раздумий. Все у нее получится, главное верить!

Эпилог

согласовано с Ведущим

Я открыла дверь в конце коридора и зашла в скудно освещенное парой свечей помещение. Расставленные на полках книги радовали глаз красиво оформленными корешками с позолотой. Я справилась с нелегкой задачей и обнаружила в этом огромном доме библиотеку! Уже сделав несколько шагов вглубь комнаты, я заметила, что нахожусь здесь не в одиночестве. У одного из дальних шкафов стоял лорд Гоури собственной персоной! Это было настолько неожиданно, что в первый момент я замерла, не веря своим глазам.
Как же могло получиться, что я, так старательно избегавшая этого человека в его собственном доме, сама пришла среди ночи в отдаленную от жилых помещений комнату Хэддон-Холла, чтобы столкнуться именно с графом?
Несколько овладев собой, я сделала положенный реверанс и сдержанно произнесла:
- Прошу простить меня, лорд Гоури, я ошиблась дверью!
Выпрямившись, я уже хотела покинуть библиотеку, но в этот момент граф, шаги которого, видимо, заглушил ковер, вдруг схватил меня за руку.
- Лорд Гоури, вы забываетесь! – ледяным тоном отчеканила я.
- Яяя? Это ты забыла свое место, мисс недотрога! – с воистину сатанинской ухмылкой на лице возвестил он. Второй рукой он так притянул меня к себе за талию, что мне стало трудно дышать.
- Извольте отпустить меня немедленно! Это дом герцога Ратленда, и я, как его гостья, нахожусь под защитой Его Светлости! – я изо всех сил пыталась оттолкнуть графа, но он был куда сильнее.
- Ты думаешь, что герцог станет защищать девку, потащившуюся среди ночи на свидание с женатым любовником? – осклабился он в ответ.
- Да как вы смеете! – воскликнула я в негодовании.
- Кричи-кричи, покрой себя позором, - с глумливой гримасой на лице ответил граф. – Или можешь тихонько потерпеть, и никто ничего не узнает, - с этими словами он подтолкнул меня к столу.
- Вы… вы негодяй! – все еще пытаясь его оттолкнуть, выпалила я.
- Еще какой! – хохотнул в ответ граф.
Дальше я уже плохо понимала происходящее, потому что от ужаса и больно вдавившегося в ребра корсета едва не теряла сознание. Граф почти сумел опрокинуть меня на стол, одновременно шаря рукой по моим ногам. Господи, какой кошмар! Пытаясь сохранить равновесие, я оперлась руками о столешницу, и одной ладонью нащупала какой-то предмет. Мои пальцы непроизвольно сжались… Миг – и рука моя взметнулась, обрушив на голову графа подсвечник.
Мужчина нелепо дернулся, взмахнул руками и рухнул на пол, сбив со стола что-то блестящее.
Кажется, я его оглушила, хотя ощущение было таким, словно это меня ударили по голове: перед глазами все расплывалось, в ушах звенело, мысли путались. Рука будто свинцом налилась, пальцы безвольно разжались, и подсвечник выпал из моей ладони.
Пытаясь оправить бесстыдно задранные и сбившиеся в ком юбки, я увидела на подоле несколько пятнышек.
Пятна?.. Откуда?.. Пятна… Это нехорошо…
Щелкнув замочком кошелька, я извлекла носовой платок и стала оттирать пятна резкими рваными движениями механической куклы. Взгляд мой наткнулся на бутылку вина… Да, кажется, это был бокал с вином… Тот… блестящий… Господи, что я делаю! Он же сейчас очнется, а я сижу и тру подол! – мелькнула в сознании первая более-менее оформившаяся мысль. Не тратя времени на складывание платочка, я затолкала его в рукав и поспешно привела свои юбки в нормальное состояние. Уже встав со стола, я поняла, что за все это время граф не издал ни звука и не пошевелился.
Господи, ему нужен врач!
Я всматривалась в лежащее на полу тело, и у меня внутри будто изморозью все покрывалось: под головой графа растекалось кровавое пятно, а сам он, кажется, вовсе не дышал. Чтобы не закричать в голос, мне пришлось зажать себе рот обеими руками.
Господи, я что? Я его убила? Нет! Только не это, Господи!
Меня замутило, и я вынуждена была закрыть глаза.
Господи. Господи. Господи… За что мне это? Я же не хотела! Я лишь хотела не дать себя обесчестить, Господи! А теперь меня повесят! Повесят за то, что хотела жить по законам Твоим, Господи! Как же так? Я не вынесу этого! Это же позор для всей семьи, Господи! За что это им? Они же не виновны! А племянники? Они же невинные дети, Господи! Как им жить потом с клеймом родни убийцы! Что мне делать, Господи?
Открыв глаза, я убедилась, что граф лежит все в той же позе. С трудом отведя взор от головы мужчины, я полубезумным взглядом обвела библиотеку. Ночь… Все спят… Мы одни здесь… Если я потороплюсь, меня тут никто не застанет! Главное, не бежать, а идти спокойно!
Трясущимися руками я загасила свечи и, слегка пошатываясь, побрела в свою комнату.
Не бежать! Только не бежать! Идти спокойно!
Так уговаривая себя, я с трудом отыскала дверь отведенной мне спальни. Юркнув в комнату, я прижалась спиной к двери.
Господи, помоги мне! Я должна быть сильной! Я должна все вынести! Не ради себя, так ради племянников! Дай мне сил, Господи! Направь и научи! Ты же знаешь, что помыслы мои были чисты, Господи! Ты дал мне этот крест, Господи, дай и сил его нести! Я ведь не умею лгать, Господи! Я не смогу лгать, если меня спросят! Зато я умею умалчивать и сохранять самообладание! Да! Умалчивать и сохранять! Не лгать! Если только возможно – не лгать! Умалчивать! Стараться только умалчивать! И держать себя в руках! Изо всех сил!
Меня могли видеть? Не знаю! А если могли? Я выходила.. Да! Я выходила! Я.. Искала библиотеку! Но не нашла! Я вернулась в свою комнату, не найдя библиотеки!
Пятна! Пятна надо отстирать! А если подол не успеет высохнуть? Это… Это вино… Вино подавали за ужином… В этом платье я была за ужином! Вино могло попасть на юбку там! Да! Там!
Уже стягивая с себя одежду, я поняла, что платка в рукаве нет. Но даже ради платка я не могла себя заставить проделать обратный путь до библиотеки. Все, на что меня хватило – это высунуть нос за дверь и проверить, не валяется ли платок на пороге отведенной мне комнаты.
Что делать? Что мне делать? Но на нем ведь нет никаких меток! Такие платки, наверняка, есть у всех слуг в доме! Никто не знает, сколько платков у меня было с собой.
Застирывая в ванной пятнышки от вина, я, словно молитву, повторяла: «Я выходила из комнаты. Я искала библиотеку. Я ее не нашла. На юбке были пятна. Похожие на вино. Вином могли капнуть за ужином. Я выходила из комнаты. Я искала библиотеку. Я ее не нашла…»
Прохладные простыни не могли изгнать жар из моего тела и лихорадку из моих мыслей.
Я выходила из комнаты… Вином могли капнуть за ужином… Умалчивать и сохранять самообладание… Помоги мне, Господи! Помоги мне, Господи! Помоги мне, Господи…

В Священном Писании сказано: "Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом". Вот и всему тому, что задумала Амелия, леди Гоури, оказалось не суждено состояться. Несмотря на то, что она договорилась с совестью о компромиссе в год и месяц, половинном периоде траура, ей не довелось его носить и полугода.

Для начала у неё не хватило совести тянуть с признанием, что она не носит под сердцем наследника графа Гоуори. Знала об этом Амелии со дня охоты на лис в Хэддон-Холле, где ещё утром почувствовала тянущие боли, предшествующие месячным недомоганиям. Пусть ей очень и хотелось сначала хоть месяц пожить в относительной свободе Дорфет-Мэнора, где хозяйкой была бы она, а не кто другой, но одно дело - обманывать сэра Чарльза, и совсем другое - мисс Элдон и лорда Вустера. Она не смогла. В Беркшире же барон Окленд, хоть и обрадовался внезапным блестящим перспективам своей дочери, но был преисполнен решимости, чтобы будущая герцогиня Бофорт выпавший ей срок траура провела безупречно, не посадив за это время на свою репутацию ни единого пятнышка. В результате введённым им ограничений Амелия возненавидела рукоделие, и без того не вызывавшее у неё добрых чувств; книги, герои которых жили, в отличие от неё; и чёрный бомбазин, из которого, дай отцу волю, ей и ночные рубашки бы шили. Одно хорошее дело барон, безусловно, сделал: Амелия так отчаянно тосковала без каких-либо привычных развлечений и поездок, что не менее отчаянно начала скучать по маркизу Вустеру, радуясь редким встречам с ним, как дитя сладостям. Однако, встречи эти происходили настолько, с её точки зрения, редко, что леди Гоури впала в совершеннейшую апатию, выходу из которой отнюдь не помогло известие, что герцог Бофорт не поддерживает желание сына на ней жениться.

Оставалось или отступить, смирно выдержать два года, надеясь, что Бофорт ещё не женит своего наследника на ком-то другом, и не смешает её имя с грязью, что было бы вполне ему по силам. Или же... опередить герцога, быстро обвенчавшись перед Богом и людьми. В этой ситуации герцогу не останется выхода, кроме как взять молодую пару под свою защиту, ведь, бросая тень на неугодную невесту, он бросит тень и на своего сына.
Взвесив все "за" и "против", Амелия выбрала то будущее, которого желала больше, и человека, с которым она верила в своё будущее.

В Шотландию, куда три недели спустя с помощью умело разыгранных женщинами сцен, и их тонких, словно невзначай, намёков о целебных водах Стратпеффера, семейный доктор барона Окленда направил подавленную и слабеющую волей к жизни миледи, её сопровождала преданная мисс Элдон. Их багаж в своих недрах таил самые красивые и любимые платья, шляпки и драгоценности, в число которых входил перстень маркиза Вустера, подаренный им с тем самым письмом. Нечего и таить, что, едва отъехав от родового гнезда, леди Гоури чудесным образом оживилась и порозовела.

Пусть Амелия выходила замуж не в первый раз, ощущала себя она, словно это было именно так. И волновалась, как юная девица, и краснела от смущения, но с надеждой на лучшее доверяла себя тому, кого отныне наедине она сможет называть Уильямом. И верила, что то счастье, каким светились его глаза, обязательно наполнит своим светом их обоих, иначе ради чего всё это? Ради титула она уже была замужем, и это не принесло ей радости. Теперь же Амелию интересовало счастье.

Окрылённая, внезапно свалившимся на её хрупкие плечи, счастьем, графиня Уорвик решила не медлить и, улыбнувшись герцогу, отправилась в дом, чтобы лично проследить за подготовкой к чаю. Улыбка не сходила с лица графини и, как бы ни хотелось ей хоть недолго, но сохранить в тайне предложение герцога, Эстер была уверена, что скоро у всех возникнет закономерный вопрос. Чему так радуется графиня Уорвик?
О происшествии на воде графиня узнала от Мэри, когда поднялась в отведённую ей спальню, поправить причёску. Мысль о том, что каждый раз, стоит графине почувствовать себя счастливой, счастье омрачается каким-либо происшествием, не давал графине покоя, пока она пересекала длинный коридор, стремясь попасть в спальню Изабеллы. Служанка мисс Эттли сообщила, что Изабелла спустилась к чаю.
Эстер в очередной раз подумала, что за эти несколько дней катастрофически нигде и никуда не успевает. Что с ней произошло?
В гостиной, собрались все. Графиня с улыбкой на губах оглядела заранее подготовленный столик, покрытый белоснежной скатертью, на которой не было не единой складки, сервированный белоснежным сервизом, маленькие тарелочки с крошечными сэндвичами, маквити, фруктовым пирогом, лимоном, порезанным дольками. Картина радовала глаз, и, казалось бы, такая малость, но заставляла графиню гордо поднимать подборок вверх, от радости, что не подвела герцога и не упала лицом в грязь. Не вовремя вспомнился случай, когда покойный граф ударил её по лицу наотмашь лишь из-за того, что угол скатерти был чуть загнут. С тех пор она не любила пятичасовой чай, но с упорством маньяка следила за тем, чтобы традиционная церемония проходила безупречно. Тень, набежавшая на лицо графини, покинула его так же внезапно, стоило лишь женщине встретиться взглядом с герцогом Ратлендом. Его взгляд обещал так много, дарил невероятную уверенность в завтрашнем дне. Окрылял.
Заварив несколько видов чая, графиня недрогнувшей рукой разлила ароматный напиток по чашкам. Беседа текла неспешно, не затрагивая никакие острые и злободневные темы. Это был первый вечер, которым графиня искренне наслаждалась.
Эстер знала, что предстоит разговор с девочками. Надеялась, что и леди Энн и Изабелла примут новость с радостью, а не огорчением. Графиня прекрасно видела, что обе девочки добры и надеялась, что разговор не принесёт никому неприятных минут. Когда мисс Эттли подошла к окну, графиня, взяв свой чай, последовала за ней. Сначала, помня о своих обязанностях, она шёпотом долго рассказывала, что может быть, если доброе имя мисс Эттли покроется пятнами позора. Она видела в глазах Изабеллы и понимание, и искорку смеха. Эстер улыбнулась, и закончила свою долгую и утомительную речь тем, что верит в мисс Эттли и надеется, что та и впредь будет вести себя более чем достойно. Графиня не была уверена, что стоит именно сейчас начать столь важный для неё разговор, но решила не откладывать его надолго и сообщила, по большому секрету, мисс Эттли, о том, что в ближайшее время она, графиня Уорвик выходит замуж за герцога Ратленда. И мисс Эттли стоит подумать о дальнейшей своей судьбе. Останется ли она вместе с графиней в поместье или же Эстер стоит написать родителям мисс Эттли о том, что девушка возвращается домой. Сезон не за горами, и было бы неплохо, если бы Изобелла осталась, а потом вместе с леди Энн выезжала бы в свет.
Графиня Уорвик оставила девушку и направилась к столу. Гости свободно перемещались по гостиной, тихо разговаривая между собой, кое-где раздавались негромкие смешки. Эстер заняла свободное место рядом с герцогом, она не смогла сдержаться и не приблизиться к нему. Хотелось быть рядом. Хотелось чувствовать его тепло. Хотелось видеть мелкие морщинки в уголках его глаз. Просто хотелось дышать одним с ним воздухом.

Спустя некоторое время после событий в Хэддон-Холле
Завтрак в Литтон Мэнор

Джордж заприметил письмо для Грейс от леди Энн сразу.
Забрав с подноса свою корреспонденцию, он сел за стол и, отпустив Люси, сам налил себе чай. Почему-то смутился, что прислуга заметит его волнение и нетерпение.
Грейс спустилась в хорошем настроении – вчера что-то распустилось в её оранжерее и видимо событие было действительно стоящее, позитив не покидал её, глаза блестели и улыбка не сходила с губ. Литтон был доволен, что сестра была счастлива:

- Дорогая, ты сегодня прямо светишься, - сказал он сестре, - посмотри, там тебе были письма.
Взгляд, каким окинула его сестра, когда прочла от кого послание, неторопливо села на своё место и молча вскрыла конверт, дал понять Литтону, что зря он сказал про письма. Усердно намазав тост сливовым вареньем , тщательно стал его жевать, делая вид, что завтрак занял всё его внимание.
Обмануть женщину легко. Обмануть сестру не возможно.

- Видимо эти строки для вас, милорд, - с какой-то грустью сказала Грейс, пододвинув письмо к Джорджу.

Чувствуя, как пальцы закололо от желания взять листок в руки, Литтон, нахмурив брови, твёрдо посмотрел на сестру:

- Даже если в ваших словах правда, я бы никогда больше ни хотел слышать от вас ничего подобного. Вы меня так хорошо знаете и должны понимать, что я не позволю испортить ваш повторный выход в Свет ни какими слухами и недостойным джентльмена поведением.

Несмотря на кольнувшее в сердце, рука графа отодвинула письмо обратно к Грейс и крепко сжала тонкую ручку фарфоровой чайной чашки.

Сестра всегда была тонко чувствующей. Взяв лист в руки она, негромко сказала:

- Леди Энн сообщает, что герцог отправляет её в монастырь до самого Сезона и следующая наша с ней встреча произойдёт с ней уже в Лондоне. С сожалением пишет, что плохо запомнила ходы коня, которым вы её обучали, но надеется, что вы, милорд, сможете показать, как ходит эта фигура при встрече.

Грейс стала завтракать, а граф всё обдумывал в голове слова из письма.
И хоть поездка в монастырь и была для такой живой и непосредственной девушки, как леди Энн, явно наказанием , но действия герцога восхищали Литтона. Да и сама идея ему нравилась.
Улыбаясь, граф положил варенья ещё на один тост:

" Надеюсь, что после нахождения в тиши монастыря, вы, моя дорогая леди Энн, не передумаете посмотреть, как ходит конь и не выберите одного из ферзей, которые будут для вашего папы более выгодны"

- Дорогая, в Лондон мы выедем на пару недель раньше начала Сезона, чтобы вы успели приобрести в магазинах столицы необходимые модные вещицы, - сказал он сестре, так и не перестав улыбаться.

Эпилог.

Последняя неделя апреля выдалась тёплой и солнечной. За последние четыре дня лишь раз прошёл дождь, оставив после себя радугу. Но герцог Ратленд не замечал благосклонность природы к людям, пребывая в сильном напряжении.


Едва закрылись двери Хэддон-Холла за последним из гостей, как было отдано распоряжение упаковывать вещи. Его Светлость с дочерью отправлялся в Лестершир, чтобы начать готовиться к свадьбе.
Накануне вечером он написал два письма в редакцию «Таймс», касательно убийства в Хэддон-Холле и отдельно с объявлением о помолвке, матери-настоятельнице в аббатство Клив, с просьбой взять под крыло леди Энн, на время оставшееся до её выхода в Свет, письмо с указаниями для слуг Бельвуар-Касла и, наконец, Джексону. Не терпящие отлагательств письма в Лондон повёз посыльный, оставив по пути два других на почтовой станции.
В свете последних событий, леди Уорвик и мисс Эттли решили сократить свой визит в Хэддон-Холл и так же, как Его Светлость, отбывали утром.
Утром. Впереди были три долгие недели разлуки и масса неотложных дел, хлопот. Искушение пойти, когда все уснут, в опочивальню графини Уорвик было настолько велико, что заглушало доводы рассудка. И если бы дело было только в приличии, Ратленд поступил бы так, как ему хотелось. Но он осознавал возможные последствия, как и понимал, что не следует давать леди Эстер козырей больше, чем у неё уже есть. Небольшие сомнения и волнение сделают из неё лучшую супругу.

В день их венчания шёл грибной дождь. Редкие крупные капли были тёплыми и блестели в лучах солнца как мелкие бриллианты на зелёном атласе листвы и лепестках роз в букете невесты. Леди Эстер была в платье невероятного жёлто-розового оттенка, такого нежного и тонкого, что Ратленд не находил ему сравнения.
На свадебный завтрак были приглашены всего пять десятков гостей. Ратленд догадывался, что леди Эстер хотелось бы более пышного праздника, но сам его не желал. Это уже было в его жизни, когда стремления были более дерзкими, а ожидания – бескомпромиссными. За прожитые годы жизнь научила Дэвида Фэйна, герцога Ратленда, многому в том числе сдержанности и терпению.

Сейчас, глядя на их свадебное фото на каминной полке, он знал, что поступил правильно, отказавшись от пышного праздника. В его воспоминаниях об этом дне были только дорогие лица и искренние улыбки. С фото рядом тоже улыбалась леди Эстер, но уже не в подвенечном платье, а сверкая счастливыми глазами из под полей кокетливой шляпки, сидя в гондоле.

После свадебного торжества Бельвуар-Касл опустел. Маркиз Бьют, приехавший на свадьбу в сопровождении супруги и старшего сына, пригласил на остров Бьют юного графа Уорвик, видя что молодые лорды прекрасно поладили.
Его Светлость лично сопроводил леди Энн в Сомерсет, откуда их, с Её Светлостью, путь лежал в порт, а затем на континент.
В Париже они задержались всего на неделю, после чего отправились в Италию. Великолепный в своём величии Рим и незабываемая Венеция покорили их сердца.
Он помнил день, когда была сделана эта фотография. Чёрная гондола скользила по водной глади Гранд-канала, окаймлённого каменным кружевом дворцов. В стелящемся над водой тумане, отливающем всеми цветами радуги, они были похожи на крупные матовые жемчужины всех оттенков пастели на груди кокетки Венеции. Его Светлость видел в глазах своей леди нежность и доверие. Лучи заходящего небесного светила обрамили пылающим нимбом купол церкви Сан-Симеон, когда она тихо проговорила, что ежемесячные недомогания не пришли и, пряча глаза, добавила, что боится, что это изменит их отношения. Улыбка Ратленду стоила большого усилия и с того дня он жил в постоянном напряжении и ожидании несчастья.
Нужно ли говорить, что он стал ещё более предусмотрительным? Будь на то его воля, он не позволил бы леди Эстер вставать с постели, пока не придёт пора рожать. И нужно ли говорить о том, что Её Светлость этому противилась? Она жила привычной жизнью: гуляла, выезжала, танцевала и светилась здоровьем. Ратленд начал успокаиваться, хоть и не спускал с неё глаз. Пока в ноябре графиня не слегла с простудой. Услышав, что миледи не здоровится, он не поднялся к супруге, чтобы справиться о её самочувствии лично, а заперся в кабинете городского дома и провёл много часов наедине с «Моголом». Почувствовав накануне от камня запах тлена, он был уверен что ему вот-вот сообщат, что Её Светлость потеряла их сына. Он никогда не верил в проклятие камней, но сейчас в мозгу угрожающе пульсировала мысль о том, что он не чувствовал от изумруда этого запаха со дня смерти графа Гоури. Аккуратно и бесконечно бережно лаская грани камня, Ратленд восхищался и ненавидел его всей душой.
Незадолго до пятичасового чая, Его светлость велел подать автомобиль и уехал, так и не изволив отобедать или подняться в покои супруги.
Он вернулся затемно, измождённый, даже постаревший, в ожидании дурных вестей. Дворецкий, встретив пустой взгляд герцога, с заминкой доложил, что Её Светлость справлялась о нём. Вглядываясь, но не найдя признаки тревоги в глазах верного слуги, Ратленд быстро поднялся по ступеням парадной лестницы и уже через несколько минут целовал руку супруги, сетовавшей на его безразличие.
Утром, из свежего номера «Таймс», читатели узнали о невероятно щедром пожертвовании, сделанным Его Светлостью, герцогом Ратлендом, Национальному Британскому музею.

Увы, они не могли оставить Лондон в разгар первого Сезона леди Энн.
Дочь блистала, доставляя Его Светлости как мгновения радости, так и неудовольствия. Её влечение к лорду Литтону немного померкло в первые недели Сезона, под натиском более молодых и рьяных кавалеров, но уже к Рождеству снова стало более чем очевидным. И Его Светлость смирился, ожидая лишь когда Литтон наберётся смелости просить руки леди Энн. Как мужчина, несущий ответственность за женщин своей семьи, он догадывался, что Джордж надеется на предложение для мисс Грейс, после чего придёт пытать своё счастье. И даже зная, что даст согласие, Ратленд каждый раз улыбался, представляя в каких словах будет объясняться Литтон.
Этот день наступил в феврале и запомнился тем, что за одно утро герцог получил сразу два предложения породниться. Первое от маркиза Норманби и второе – от графа Литтона. Джентльмены даже встретились в холле Ратленд-хауса и раскланялись, наверняка подозревая что их визиты к Его Светлости носят один характер. Будь маркиз хоть немного симпатичен Ратленду, он подумал бы о его предложении всерьёз, но нынешний представитель старого и уважаемого титула Норманби не делал ему чести. Маркиз давно разменял шестой десяток, злоупотреблял алкоголем и являл все признаки пристрастия к опиуму. Граф Литтон на его фоне был свеж и приятен. На мгновение представив семейные торжества, герцог решил, что к графу он уже привык.
Было решено, что венчание графа Литтона и леди Энн Ратленд состоится в конце мая и станет грандиозным завершением сезона. Плохо было только то, что Её Светлость не сможет присутствовать на торжестве. Но и к этому Ратленд почти привык, так как супруга за большой сезон ни разу не выезжала, хоть и находилась в Лондоне. Наряды её положение уже не скрывали, а появляться в таком виде в обществе считалось дурным тоном. Это не мешало её Светлости принимать своих подруг в дневные часы и даже устраивать для узкого круга леди небольшие суаре.


Яркий свет заливал комнату, в которой находились двое.
Юный граф Уорвик обладал не выразительной внешностью: его волосы имели почти тот же оттенок коричневого, что и глаза. Черты лица были правильными, но не красивыми. При этом он, в свои двенадцать лет, являл познания в математике и физике более глубокие, чем большинство взрослых. К своему попечителю, Его Светлости герцогу Ратленду, граф питал чувство глубокого уважения и, что менее ожидаемо, искренней симпатии. К слову, последнее было взаимным. Не смотря на внешнее сходство с отцом, юный граф был не по годам благоразумен и, что разительно отличало его от родителя, открыт и честен, и Его Светлость не мог это не оценить. Глядя как его милость медленно крутит стакана лимонада, очевидно о чём-то задумавшись, Ратленд невольно сравнивал его с покойным графом.
Джексон нашёл письма графа Уорвика в кабинете лондонского дома графа Гоури. Двойное дно в нижнем ящике стола – это так предсказуемо, что даже кажется, что Гоури не допускал мысли о том, что у него могут что-то украсть. Возвращаясь к письмам, должно сказать, что граф Уорвик до конца оставался верен себе. Письма, как и его речи в палате лордов, были двусмысленными и оставляли место любой трактовке. Таким образом компрометирующим в них было не содержание, а имя получателя. После прочтения, герцог сжёг их, а уже после венчания, сказал новоиспечённой супруге, что беспокоиться было не о чем.
- Я надеюсь, что это будет мальчик, - прервал их молчание граф Уорвик. – Я мог бы многому его научить и помочь избежать ошибок.
- Уверен, вы были бы идеальным наставником, - кивнул Ратленд, пряча улыбку.
Готовность его милости заниматься с ребёнком намного младше его, была лучшим доказательством искреннего расположения и ему было важно знать, что единоутробный брат не испытывает зависти или ревности к его сыну. Мысли о том, что может родиться девочка, Его Светлость нещадно гнал и почти убедил себя, что если Господу будет угодно и леди Ратленд выносит дитя, это обязательно будет мальчик. Наследник. Таков был уговор. И разве он не исполнил свою часть сделки, принеся в жертву то, что было ему дорого – изумруд? Разве он не сделал всё, что мог, для счастья леди Энн, мисс Грейс, графа Литтона и лорда Уорвик? Разве...
Стук в дверь прервал поток его мыслей:
- Ваша Светлость, - распираемый осознанием важности момента Норрис, блеснув влажными глазами, поклонился герцогу, - леди Ратленд просит Вас подняться, чтобы представить вам сына.

Что такое счастье?
Свет в глазах любимого мужчины.
Улыбка на губах ребёнка.
Звонкий смех сыновей, раздающийся с лужайки.
Лёгкая улыбка, касающаяся губ, когда слышишь, что непозволительно часто танцуешь со своим мужем.
Мгновения, когда понимаешь, что твоя беременность не испортит ваши отношения, а сделает лишь ближе, дороже, нежнее.
Думала ли Эстер, что когда-нибудь она будет испытывать все эти чувства? Верила ли? Надеялась ли? Лишь мечтала в далёкой юности. Иногда глядя на старшего сына, который с непередаваемой любовью занимался с младшим, герцогиня не могла поверить, что происходящее правда. Лишь тонкий, заманчивый аромат табака и строгий голос мужа, приводили герцогиню в чувства и давали поверить, что всё происходящее в её жизни, правда, а не чудесный сон.
Надеялась ли Эстер, что когда-нибудь познает, что собой представляет плотская любовь?
Что ей, леди, будет позволено испытать то, что испытывает она в крепких, но при этом таких нежных руках герцога? Что с её губ могут срываться не только болезненные стоны, но и крик наслаждения?
Что она, герцогиня Ратленд, будет умолять мужа не останавливаться?
Верила ли Эстер, что брак может принести не только боль, но и безмерное счастье, спокойствие, веру и любовь?
Верила, думала и надеялась, но это было тогда… много лет назад, когда в церкви венчался герцог.
Верила ли Эстер, что когда-нибудь ей будет дозволено испытать хоть толику того, чего она ждала от брака?
Не смотря на то, что с момента венчания прошло больше года, Эстер до сих пор просыпалась по ночам и долго смотрела на мужа, едва касаясь проводила пальчиками вдоль скул, касалась горячих губ, прикасалась к тому месту, где ровно стучало сердце, ей до сих пор не верилось, что счастье её настигло, что всё происходящее не сон, что она любима тем, кого сама любила с тех пор, как начала понимать, что значит сама любовь.

Герцогиня Ратленд стояла у большого французского окна, выходящего на лужайку и с улыбкой наблюдала, как два её сына играют в догонялки, как младший серьёзно догоняет старшего, который, не смотря на возраст, силу и ловкость, вполне поддаётся младшему. Улыбка, глубокая, свойственная всем женщинам в определённый период жизни, не сходила с лица герцогини. И когда большая тёплая ладонь обхватила вновь по-девичьи тонкую талию, герцогиня ни сколько не испугалась, лишь сделала маленький шажок назад, чтобы всей своей хрупкой спиной ощутить жар мужской груди, который не мог скрыть даже твидовый пиджак.
- Не желаешь присоединиться к мальчикам? – глубокий бархатный голос мужа, словно шёлковая лента прошёлся по обнажённой шее герцогини, вызывая уже привычное напряжение.
- Я ждала Вас, Ваша Светлость. - Герцогиня чуть повернула лицо в сторону герцога, слишком близко, по мнению щепетильного общества, прижимающегося к своей супруге. – У меня для Вас новость. - Дыхание смешалось, лаская нежную, но такую чувствительную кожу. – Сегодня нас навестил доктор Паркер и подтвердил мои сомнения. – Герцогиня развернулась в кольце рук герцога. И с улыбкой, которая не сходила уже некоторое время с губ Эстер, сообщила. – Наше изначально небольшое семейство через восемь месяцев ждёт очередное пополнение.
Её губы накрыл твёрдый мужской рот, властно и в то же время нежно лаская, даря любовь, счастье и надежду…

В последнее время его милости лорду Гоури казалось, что он начал влюбляться в собственную жену.
Безусловно, Сюзен была прекрасной женщиной: изысканной, мудрой, доброй, образованной - истинной леди. Чарльз никогда не сомневался и не жалел о своём решении. Разве мог кто-то мечтать и просить о большем? Идеальная во всех отношениях леди, которая делает честь его выбору. Но любовь? Слишком уж мелодраматично и нереально. Роскошь, так редко доступная аристократам. Титул, благосостояние и родовое имя, которое будут носить его дети, - вот о чём должен думать джентльмен. Во всяком случае новоиспечённому графу этого было бы достаточно. Тщательный скрупулёзный расчёт и выверенное решение - причины предложения, которое он сделал мисс Элдон в поместье герцога. Чарльз не сомневался, что причины, по которым оно было принято, были не менее разумными. Да, всё дело в её разуме. Он восхищён её разумом и выдержкой, а не влюблён.

Сэр Чарльз Паркер был довольно везучим малым, наверно, именно поэтому он и стал его милостью лордом Чарльзом Паркером, графом Гоури. Счастливое стечение обстоятельств... Хотя называть чужую смерть -счастьем не осмелился бы даже такой циник, как он. Поэтому - благоприятное стечение обстоятельств. Себастьян умер, пришло время Чарльза. "Граф мёртв. Долгой жизни Графу!"
Паркер не рассчитывал, что будет легко, более того даже с некоторым азартом предвкушал некие возможные сложности. Его, бывшего выскочку, на визиты которого смотрели снисходительно лишь благодаря дружбе с Вустером, теперь были рады видеть у себя лучшие семьи Британии. Разговоры за спиной нисколько не мешали улыбкам в лицо и одобрению внимания к незамужним сестрам, племянницам и дочерям. Перешёптывания о его возможной причастности к убийству родича маскировались любезными соболезнованиями об утрате и рассуждениями о превратностях судьбы.

Однако, времени на светские мероприятия, хоть и льстящие самолюбию его милости, но бесполезные в практическом смысле, не оставалось. Быть графом это не только привилегии, но и обязанности, которым было необходимо обучиться. Всё время Чарльза стали занимать счета, проекты усовершенствования, вложения и всяческие новомодные приспособления для облегчения жизни и увеличения доходов. Казалось, что Паркер стал не графом, а каким-то счетоводом и учёным мужем. Но мысль сбросить все дела на личного помощника, хоть и крайне заманчивая, была отвергнута сразу. Его мечта воплотилась в жизнь, и Чарльз надеялся преувеличить своё состояние, а не пустить его по ветру, полагаясь на кого-то кроме себя.

Письмо от маркиза Вустера прибыло в Дорфет-Мэнор к середине лета. Людей, которые ошибочно считали его старого друга слишком мягким и нерешительным, в скором будущем ждала преинтереснейшая новость - его сиятельство поспешно женился на вдове недавно убиенного графа Гоури, не дожидаясь истечения срока траура, без оглашения. Все романтики немного безумцы.
В тот вечер Чарльз пил лучший виски из погреба поместья, празднуя женитьбу друга и собственную грядущую помолвку. Какими бы недостатками Паркер не обладал, но он всегда держал своё слово, не собирался оступаться и теперь. Чарльз обещал мисс Элдон сделать её своей графиней, как только Вустер сделает молодую вдову маркизой, - мисс выполнила свою часть сделки, дело осталось за Паркером.

В поместье барона Элдона Чарльза ждал тёплый приём. Он уже практически привык к нынешним радушию и искреннему довольству от посещения любого дома графом Гоури, но всё же был несколько взволнован - не каждый день доводилось просить руки девицы, точнее, Чарльз искренне рассчитывал, что этот раз был первым и единственным. Сэр Джон Элдон был крайне удивлён визитом, в который раз доказывая этим сдержанность и осмотрительность своей сестры, не сообщившей о полученном предложении, а потому не спешил помочь будущему родственнику, занимая скорее выжидательную позицию. Элдон с удовольствием показывал Чарльзу поместье, которое без должных вложений не блистало, но было вполне уютным и милым, а так же развлекал учтивой беседой. По окончании ужина, он, по просьбе Чарльза, дожидался в кабинете, оставив их с сестрой объясниться.
В отличие от брата мисс Сюзен не казалась удивлённой, хотя в глубине души Чарльз опасался того, что его будущая супруга может посчитать его слово пустым звуком. Он не имел бы права злиться или быть хоть чем-то задетым - в конце концом предложение было обусловлено необходимостью и не было высказано повторно после возвращения леди Амелии Гоури под сень отчего дома, но выраженное в отсутствии сомнений доверие дарило надежду, что брак будет основан на уважении друг другу.

Их помолвка вызвала даже больше кривотолков, чем поспешная женитьба наследника герцога Бофорт. Слухи, ходившие в свете, поражали буйностью фантазий: кроме ожидаемых шепотков о том, что Чарльз убил Себастьяна, а мисс стала тому свидетельницей, променяв свою осведомлённость на возможность стать леди; были разговоры о том, что это сделала сама Сюзен, а брак стал благодарностью за титул; крайне популярным был пущенный с чьей-то лёгкой руки слух о том, что что они убили графа совместно, - пикантности ему придавало и то, что сплетники ни как не могли определиться, кто бил несчастного покойного, а кто его держал ... Но самыми любимыми и забавными Чарльз считал россказни о том, что всё сделали они вчетвером: сыну герцога и быстро утешившейся вдове отводились роли то коварных организаторов, то доверчивых исполнителей.
В любом случае, его милость граф Чарльз Гоури и мисс Сюзен Элдон стали самой обсуждаемой парой сезона. Его будущую леди не стали называть писанной красавицей, но клеймо старой девы было затёрто, сменившись словами о самой загадочной и интригующей. Дорогие наряды, модные причёски, изысканность манер, умение держать лицо в любой ситуации, а так же почти скандальная помолвка, - и вот мисс Сюзен одна из самых популярных молодых женщин в высшем обществе. Это было так просто, лишь легкая досада от того, что общества его невесты так жаждали всё вокруг, мешала Чарльзу наслаждаться ситуацией.
Свадьба едва ли стала событием сезона, по обоюдному решению она была довольно скромной, хотя поражала воображение титулами и именитостью гостей, сэру Чарльзу рассчитывать на такое не приходилось, для графа Гоури общество было привычно. Леди Сьюзен по всеобщему утверждению была прекрасна, его милость доволен и улыбчив, а свадебный завтрак изыскан. Более того, судя по довольно продолжительному поцелую новобрачных, самый популярный слух прошлого сезона мог оказаться правдой. Чета Гоури была всё так обсуждаема и популярна.

К удовольствию Чарльза его леди решила предпочесть уединение Дорфет-Мэнора, отправившись туда с супругом, оставив Лондон. Рутина дней затягивала, снова он рассматривал счёта, думал об усовершенствованиях и вечерами говорил с супругой обо всём. Сюзен прекрасно вела хозяйство, занимала время увлекательными беседами, более того - помогала советами, в очередной раз доказывая прозорливость и удачливость Паркера при выборе жены. Прекрасный дом, желанный титул, благосостояние и его идеальная леди.

Нет, Чарльз никогда не жалел о своём решении. И кажется, он всё-таки уже влюбился в собственную жену. И пусть любовь - это роскошь, кому как не графу это позволено?