Анна Лукас:
Мартин Опиц
Безответная любовь
Когда б вы повстречали
Под нашею луной
Страдальца, что в печали
Сравнился бы со мной
И был бы так обижен, —
Я молвил бы в ответ:
Здесь, средь прирейнских хижин,
Меня несчастней нет!
О тяжкая невзгода!
Я свой удел кляну:
Уже не меньше года
Я у любви в плену.
Уже не меньше года,
Как с нею я знаком.
В тюрьме — души свобода,
Рассудок — под замком.
Так что же делать надо?
Где сил моих запас?
Где то овечье стадо,
Которое я пас?
Лишь я ее увидел,
Я отчий дом забыл
И все возненавидел,
Что некогда любил.
Я не пашу, не сею
И не пасу овец,
А только брежу ею,
И скоро мне конец.
Себя грызу, терзаю,
Ее кляну в сердцах,
Чье имя вырезаю
В лесу на деревцах.
Забыв питье и пищу,
Как будто сам не свой,
Крадусь к ее жилищу,
Что к бездне роковой.
Злосчастная судьбина!
Погибла жизнь моя.
Мне край родной — чужбина
И я — уже не я.
Но та, что истерзала
Больную грудь мою,
Ни разу не слыхала,
Как я о ней пою.
Меж тем — скрывать не буду —
Мой песенный укор
Давно звучит повсюду
Вплоть до Карпатских гор.
Куда ни привела бы
Меня моя тропа —
Выходят девки, бабы,
Сбегается толпа.
И дружно подпевает
Мне чуть ли не весь свет.
А сердце изнывает:
Ее со мною нет!..
Зачем мне песни эти?
Я лучше замолчу.
На целом белом свете
Одной я петь хочу!
Смогла в нее вместиться
Вся божья благодать.
Любви ее добиться —
Вселенной обладать!..
Nadin-ka:
Юджин ЛИ-ГАМИЛЬТОН СТРАДИВАРИ К НЕОКОНЧЕННОЙ СКРИПКЕ
Журчанье рек и гул морских валов
заключены в древесности твоей,
молитвы тишь в стенах монастырей
и нежный шелест буковых лесов.
В тебе — жужжанье пчёл среди цветов,
напев цыганский, ржание коней,
предсмертное прощанье лебедей
и плач людской, и Этны грозный рёв.
Сокрыто это всё в тебе одной,
и если можно отпустить в полёт
трепещущий и вялый дух людской,
пусть нежный голос твой растопит лёд
пещерных душ, взирающих с мольбой
на мрачный и Всесильный Небосвод.
(перевод Ю.Лифшица)
Nadin-ka:
Из Ирландской поэзии
Давид Стефаунссон МОРЕ ЗОВЕТ
Умерло небо. Умерло лето.
В море бушует осенний шквал.
Волны несутся, пеной одетые,
и разбиваются о причал.
Листья увядшие землю покрыли,
ветры ночные лицо обожгли,
и у причалов, как птицы без крыльев,
встали бездомные корабли.
Я одиноко брожу по отмели,
шуму бушующих волн внемля.
Море зовет меня, море зовет меня,
и не удержит меня земля!
Я - словно челн, словно птица, в дальние
перелетающая края.
Песнь моя - это песнь прощальная,
в море уйду этой осенью я.
Шторм корабли уносит от берега,
пена - как слезы на сером молу...
Приплыл я, когда зелено дерево,
уйду, когда листья осыплют скалу.
Мольба моряка удержать не сможет,
священные узы его не скуют.
Покину я ту, что мне жизни дороже,
оставлю счастливого детства приют.
Дом мой - корабль и море печальное...
Прости мне, отчизна! Прощай, семья!
Я - словно челн, словно птица, в дальние
перелетающая края.
Как я завидую, как я завидую
тем, кто поспорит с тобою, шквал!
Солнцу, горящему в славе невиданной,
сонной равнине, вершинам скал,
снега спокойствию, ночи молчанию,
звездам, окунутым в вечную синь,
сфинксу, что спит в величавой печали
в тысячелетних песках пустынь.
Я не гоняюсь за славой огромною,
я не ищу ни венков, ни похвал.
Носит меня, как бродягу бездомного,
грудь парусов надувающий шквал.
Море за морем и страны за странами -
где маяка мне блеснет огонек?
Хочется отдыха - ждать его рано мне.
Хочется дружбы - но я одинок.
Песня в бушующем шторме затеряна,
гаснет в тумане прощальный маяк...
Весной, когда цветом покроется дерево,
я возвращусь к тебе, гавань моя!
Давид Стефаунссон
Nadin-ka:
Герман Гессе КИТАЙСКИЙ МОТИВ
Лунный луч, струясь, как цвет опала
Круглый мост чертит над зыбью дробной
Все зубцы, что тень обрисовала
Обведя по одному подробно
Это лишь виденье, лишь обманы
Что из бездн пространства мирового
Выплывают, милы нам и странны
И во тьме без края тонут снова
Тутовое дерево, а рядом
Различаем праздного поэта
Мерящего отрешенным взгдядом
Дрожь теней и переливы света
Он спешит в свое стихотворенье
Все вместить, задумчивый гуляка:
Блеск луны и облаков струенье,
Возникающих пред ним из мрака
Каждой вещи запах, форму, краску
Горькую и вкрадчвую ласку.
И в строфе задержано мнгновенье.
Nadin-ka:
Хуана Инес де ла Крус(1651–1695)
ПОСВЯЩЕНИЕ
* * *
Читатель мой, мои стихи
столь далеки от идеала...
Одно достоинство у них -
что я сама ценю их мало.
Я не хочу их ни бранить,
ни проявлять к ним снисхожденья,
дабы никто не возомнил,
что я им придаю значенье.
Не почитателя я тщусь
найти в тебе, мой добрый гений,
но беспристрастного судью
моих бесхитростных творений.
В сужденьях независим ты,
судью честней найду едва ли, -
суди ж меня - мои стихи
меня навек с тобой связали.
Суди. На свете ничего
нет выше разума от века.
Не посягает даже бог
на разуменье человека.
Любой твой приговор приму,
суди меня как можно строже:
коль нелицеприятен суд -
чем он суровей, тем дороже.
Придворной Музе угодить
ты сможешь при одном условье:
злословьем в меру поперчив,
ей кушанье из славословья.
А я равно твоя слуга,
придусь иль нет тебе по нраву:
придусь - так не жалей похвал,
а нет - брани меня по праву.
Могла бы про свои стихи
сказать себе я в оправданье,
что переписывают их
подчас без должного вниманья,
что неразборчива рука
у переписчика иного, -
а если буква неверна,
то сразу умирает слово,
что я сама порой спешу,
жалея на отделку время,
что слишком краток мой досуг,
обязанностей тяжко бремя,
что нездоровье подвело,
что я в заботах с головою,
что и сейчас мое перо
спешит, пришпоренное мною.
В моих словах, надеюсь я,
ты не усмотришь доказательств
того, что я в своих грехах
виню стеченье обстоятельств.
Своим стихам, читатель мой,
поверь, сама я знаю цену;
но твой мне важен приговор, -
стихи выходят на арену...
Тебе на суд их отдаю:
хвали, брани их с миной строгой,
и пусть стихи мои идут
им предназначенной дорогой.
Но помни, что в твоих руках
всего лишь проба, и покуда
ты не распробуешь куска,
не торопись порочить блюдо.
Перевод с испанского И. Чежеговой.
Nadin-ka:
Виолетта Парра МИЛАЯ ЖИЗНЬ, СПАСИБО
Милая жизнь, спасибо -
Днём говорю и ночью -
Благо святое ибо
Видеть тебя воочью.
За листья с зелёной кровью,
За рай земной с небесами,
Плывущими к изголовью
Под звёздными парусами.
Вспомню тебя с любовью,
Вдаль провожу глазами.
Грасиас а ла вида -
Так говорю я снова -
Милая жизнь, спасибо,
Ты мне вручила слово.
Вложила негромкий голос,
Песню дала в дорогу
И срезала словно колос
На радость себе и Богу.
И сердце, что раскололось,
Утешила понемногу.
Жизнь, говорю, спасибо -
Всюду тебя услышу -
Лестниц ночные всхлипы,
Шорох дождя о крышу.
Услышу, навек запомню -
И шёпот неуловимый,
И днём в тишине огромной -
Кузнечик неутомимый.
И твой в глубине укромной
Голос, всегда любимый.
Милая жизнь, спасибо.
Сердце моё всей кровью
Бьется не от обиды -
Движется мир любовью.
Любовью одной как прежде -
Музыка и состраданье
Горю в худой одежде,
И ласточки трепетанье.
И молодость шлёт в надежде
Вечером на свиданье.
Слава тебе, спасибо.
Ты мне дала так много.
Тёплым дождем омыта
Пройденная дорога.
Разлуки были, потери -
Но ничто не пропало.
Однажды, себе не веря,
Во двор твой войду устало
И постою у двери -
Это не так уж мало.
Милая жизнь, спасибо.
Слово ещё, не боле.
Песня - ты вся открыта
Счастью, любви и боли.
Гляжу тебе вслед с причала,
Парус пропал из вида.
И уже без меня звучало -
Грасиас а ла вида,
Грасиас а ла вида,
Грасиас а ла вида...
Перевод с испанского Андрея Анпилова
Nadin-ka:
Альфред Мюссе К НИНЕ
Что, если вам сказать, как я люблю вас, Нина,
черноволосый мой и синеглазый друг?
Вы знаете: любовь – безумье, рок, лавина,
и, если я скажу, что мучаюсь безвинно,
промолвите в ответ: "Любовь и есть недуг!"
Что, если вам сказать о том, как молчаливо
полгода я сношу горчайшую из бед!
Вы легкомысленны, мадам, но прозорливы,
всё это угадать заранее могли вы,
"Я это знаю!" – вы промолвите в ответ.
Что, если вам сказать, как я смиренной тенью
повсюду следую за вами по пятам?
Ах, Нина, вам к лицу раздумье и сомненье
и лёгкая печаль – вы на мое смятенье
промолвите в ответ: "Нет, я не верю вам!"
Что, если вам сказать, как наши разговоры
твержу я наизусть, дословно, день и ночь?
Вы вспыльчивы, мадам, и на расправу скоры,
две синих молнии низвергнут ваши взоры,
и вы промолвите в ответ: "Подите прочь!".
Что, если вам сказать, как ноют сердца раны,
как плачу, как молюсь в бессонный час ночной!
Когда смеётесь вы, влекущий рот багряный
приманивает пчёл, как роза средь поляны, –
и сладко будет вам смеяться надо мной...
Нет, нет, я промолчу. приду при первых звёздах,
усядусь, как всегда, под лампой ввечеру.
Я слышу голос ваш, впиваю самый воздух...
Вы сомневаетесь? Настал желанный роздых!
Не сомневайтесь, я не спутаю игру.
Я пожинаю плод моей созревшей муки:
я за спиной у вас, когда на клавесин
слетят певучие пленительные руки,
я в вальсе вихревом забуду о разлуке,
ваш гибкий стан прижав на миг один.
А ночью, когда нас разделит мир далёкий,
когда я у себя, и загремит засов,
воспоминанье вновь раскроет взор стоокий:
час радости скупой, час ревности жестокий –
лишь вам сокровища моих ночных часов!
Да, я люблю – и пусть порой мне слишком больно,
да, я люблю – и пусть молчать мне суждено,
я этот странный крест приемлю добровольно,
увы, надежды нет: мне радости довольно,
что я увижу вас – увижу всё равно.
У вас в объятьях – вот блаженная кончина,
чтобы у ваших ног я мог воскреснуть вдруг!
Но счастья мне дано и боли – вполовину...
Что, если вам сказать, как я люблю вас, Нина,
черноволосый мой и синеглазый друг?
Перевод с французского Владимира Портнова
Consuelo:
Михай Эминеску «Ко мне приходят голоса...»
Ко мне приходят голоса,
Когда никто придти не может.
И эта злая полоса
Мне говорит, что век мой прожит.
Что всё, чем я себя казнил,
Осталось памятью немногих.
Иссяк до донышка мой Нил,
Слезой любви упав вам в ноги.
Nadin-ka:
Крин Бойе НИЧТО НЕ МОЖЕТ СЛОМИТЬ
Ничто не может сломить
Постигшего древнюю мудрость:
Нет несчастья и счастья.
Есть только жизнь и смерть.
И когда ты это поймешь и не будешь гоняться за ветром,
И когда ты это поймешь и не будешь бояться бури,
Тогда приходи, чтоб меня научить еще раз:
Нет несчастья и счастья.
Есть только жизнь и смерть.
Я стала это твердить, когда страсть моя к жизни проснулась,
И кончу твердить, когда желанья иссякнут.
Тайны древних речений мы
Постигаем до самой смерти.
Перевод А. Щеглова
Consuelo:
Эрих Мария Ремарк «Интермеццо»
Лунного света плыли лучи,
Мягко колеса пели в ночи.
Двое людей убежали опять
Счастья вдали от дома искать.
Лунного света сбились лучи,
Женские слезы льются в ночи.
Двое хотели счастьем разжиться —
Двое должны были порознь разбиться.
Nadin-ka:
Юхан Себастиан Вельхавен ГНЕЗДО ПЕВЧЕЙ ПТИЦЫ
В шиповниках бродя осенним днём,
Увидел я забытый птичий дом.
С ветвей солома висла, под кустами
Холодный ветер шевелили листами.
Но я вдруг вспомнил, как в тени лесной
Являлась песнь, рождённая весной,
В дни, когда рощи зеленью одеты
И трелью первых птиц звенят рассветы;
Как над кустом, где роза отцвела,
Простёрла песнь широкие крыла
И слушали цветы, деревья, травы
Её новорождённые октавы.
И голос песни ширился и рос,
И раскрывались с ним бутоны роз,
И эхо тех весёлых песнопений
Всё, кажется, шумит в листве осенней.
Так, стоя над покинутым гнездом,
Я думал с тихой горечью о том,
Как тяжко, немо на исходе лета
Трепещет грудь усталого поэта.
Гнездо певуньи меж нагих ветвей –
Поэт, вот символ участи твоей:
Солома виснет, прутья мхом покрыты,
Погибла песня – и слова забыты.
Перевод с норвежского Аллы Шараповой
Nadin-ka:
Генрих Гейне
Меня не манит рай небесный
И жизнь в блаженной стороне:
Таких, как здесь, красивых женщин
Не отыскать на небе мне.
Какой там ангел нежнокрылый
Заменит мне мою жену?
Псалмы на облаках едва ли
Тянуть охотно я начну.
Нет, лучше на земле, о, Боже,
Позволь мне продолжать мой путь;
Лишь возврати здоровье телу,
Да и о деньгах не забудь.
Конечно, этот мир греховен,
Порочен и во многом дик;
Но я привык к юдоли плача,
Я к мостовой земли привык.
Мне шум людской мешать не может:
Я домосед и очень рад
С своей женой не расставаться,
Надевши туфли и халат.
Не разлучай же с ней меня ты!
Она болтает — и люблю,
Я слышать голос тот певучий,
И милый взгляд её ловлю.
Здоровья, Боже, дай и денег —
Моё желанье таково —
И дай побольше дней счастливых
Вдвоём с женою в statu quo!
пер. Д. Д. Минаев (1831—1908)
Nadin-ka:
Поль Жан Беранже
Мой друг! Да правду ль мне сказали,
Иль только нас хотят пугать?
Ужели с места вас прогнали?
Так надо меры мне принять!
Когда вести опасно дружбу,
Мы узы дружбы сразу рвем,
Ведь я служу и знаю службу…
Итак — я с вами больше не знаком,
Да, да, мой друг: я с вами больше не знаком.
Пусть вы — народа благодетель,
Но — нахлобучка мне страшна!
Пусть даже ваша добродетель
Отчизной всею почтена, —
Я отвечать решусь едва ли
На ваш поклон хотя б кивком…
Вы хороши, но вас прогнали, —
И я — я с вами больше не знаком,
Да, да, мой друг: я с вами больше не знаком.
Нас ваша смелость беспокоит,
И благородный голос ваш
Всегда кого-нибудь расстроит
Из тех, кто быт устроил наш.
Хоть речь блестящая в регистры
У нас заносится тайком,
Но не талант ведет в министры…
И я — я с вами больше не знаком,
Да, да, мой друг: я с вами больше не знаком.
Наследник древней славы франкской
И новой Франции герой,
На лаврах доблести гражданской
Вкушайте в хижине покой…
Я ж, как и все мы, думать вправе,
Что жизнь — не в хлебе лишь сухом,
Не в бесполезной вашей славе…
И я — я с вами больше не знаком,
Да, да, мой друг: я с вами больше не знаком.
От вас отречься я обязан,
Хоть вас любил и уважал:
Я не хочу быть так наказан,
Как вас патрон наш наказал…
За мной следить велит он слугам, —
И я от вас спешу бегом!
Мне… ваш преемник будет другом;
А с вами — я уж больше не знаком,
Да, да, мой друг: я с вами больше не знаком!
Consuelo:
Роберт Бернс «Невеста с приданым»
Я пью за невесту с приданым,
Я пью за невесту с приданым,
Я пью за невесту с приданым,
С горой золотых для меня!
Долой красоты колдовское заклятье!
Не тоненький стан заключу я в объятья, -
Нужна необъятная мне красота:
Хорошая ферма и много скота.
Красивый цветок обольстит и обманет,
Чем раньше цветет, тем скорее увянет,
А белые волны пасущихся стад
И прибыль приносят, и радуют взгляд.
Любовь нам порою сулит наслажденье,
А вслед за победой идет охлажденье.
Но будят в душе неизменный восторг
Кружки, на которых оттиснут Георг.
Nadin-ka:
Хуана Инес де ла Крус РЕДОНДИЛЬИ
против несправедливости мужчин в их суждениях о женщинах
О, как вы к женщинам жестоки
за их приверженность к грехам!..
Но неужель не ясно вам,
откуда женские пороки?
Из женщин - символ суеты
не ваше ль делает искусство?
Но, разбудив в них злые чувства,
вы требуете доброты.
В ход средство пустите любое,
и ваше рвенье победит, -
но тут вы сделаете вид,
что крепость вам сдалась без боя.
Вы собственных страстей своих
пугаетесь, как свиста плети...
Вы сказки любите, как дети,
как дети, вы боитесь их.
Нужна вам в женщине любимой
(таков уж ваш мужской девиз)
смесь восхитительной Таис
с Лукрецией непогрешимой.
Ваш нрав для вас - источник мук:
как вам бывает неприятен
на зеркале вид грязных пятен
от ваших же нечистых рук!
И страсти и пренебреженья
равно вы признаете власть:
презренье вам внушает страсть,
а страсть внушает вам презренье.
Честь женщины вам не важна;
вы мерите мужскою меркой:
строга - зовете лицемеркой
и ветреной - когда нежна.
И судите напропалую
нас всех за всякую вину:
за бессердечие - одну,
за легкомыслие - другую.
Но где же та, что вас пленит,
затеяв с вами бой по праву,
коль вам суровость не по нраву,
а легкомыслие претит?
Меж вашей пылкостью и скукой
лишь та уверенно пройдет,
в ком нет любви, но есть расчет
в союзе с Евиной наукой.
А тем, кто любит вас, увы,
любовь всегда ломает крылья...
Над их душой свершив насилье,
от них прощенья ждете вы.
Но кто достойней осужденья
в бесплодно-горестной борьбе:
та, что доверилась мольбе,
иль тот, кто расточал моленья?
И кто познает горший стыд
(пусть даже оба виноваты):
та, что грешит и ждет расплаты,
иль тот, кто платит и грешит?
Вы не ищите оправданья
своей вины в устах молвы:
такими сделали нас вы -
любите ж ваших рук созданье.
Коль мните вы, что ни одна
не устоит пред вашим взором,
зачем клеймите вы позором
ту, что без меры влюблена?
Но пусть в союзе с вами плоть,
тщета мирская, силы ада -
в самой любви для вас преграда,
и вам любви не побороть!