В золотых чертогах Валгаллы (Современный ЛР)

Поспорю я с  тобой Даша, потому, что как всегда, я - Баба-Яга, категорически против! Никакой, на мой скоромный взгляд, нет самонадеянности, а есть авторское чутье. И ты оказалась права. Не согласна с тем, что причины не были важные,  потому как изменение финала пошло на пользу роману.
В таком виде  роман  имеет развитие и объем.
Эпилог с разлукой добавил ему глубины и придал  реалистичности. 
 Действует  принцип сложной правды об отношениях людей, когда на эти отношения - мужчины и женщины,   накладывается  проекция их  комплексов и несовершенств, страхов, ожиданий, иллюзий. Когда проще загнать глубоко внутрь  душевную боль от несостоявшегося счастья, отложить  на неопределенное будущее жизнь и любовь или вообще от любви  отказаться. Их разлука на три года от неверия в возможность счастья. Так бывает.  Герои не юнцы вовсе, а состоявшиеся люди, личности, которые хотят остаться личностями. Самое страшное это потерять чувство цельности, и вот пока не  прочувствуешь, не ощутишь в себе весь объем одиночества, не поймешь, что все не важно - социальный статус, материальное положение, привычки, многое другое,  и что   если  есть любовь, то ее нужно сберечь. А чтобы это понять,  и понять что это любовь, а не влюбленность или  сексуальное притяжение,  к этому надо придти. 
  Да, случайная встреча, если бы не она, кто знает, не стала бы история Глеба и Юлии историей  позднего, страшного прозрения в том, что  счастье прошло мимо.

 А жизнь полна случайностей, так, что их можно назвать и не случайностями вовсе, а закономерностями, предопределением, вознаграждением судьбы, по всякому можно назвать.    И не закон жанра, а все развитие истории и характеров  персонажей ведет к тому, что герои все равно  придут к пониманию,  что они  любят, и невозможно им жить друг без друга.
Хотя и понятно, что шанс на встречу был высокий, но выписывая этот финал, эту встречу, ты, Даша, не позволяешь себе сентиментальной слезливости, при которой текст потерял бы свою энергетику, а сюжет правдоподобие. И, лично для меня очень ценно в нем ощущение, того, что если бы не случай, они бы так и прожили  друг без друга. Некий драматизм ощутим в подтексте. И в этом правда жизни,  которая  позволяет роман позиционировать  много выше обычного бабского трагифарса.

Первый финал тоже хорош. Не спорю, но таких финалов сколько угодно, он банален.  История  сдувается   раньше, чем   заканчивается роман и финал  не дотягивает до той высоты которая задана    логикой  поступков в соответствии с    развитием  характеров героев. Он  отношения героев  и самих  героев упрощает. Они гораздо сложнее и многограннее. Это и  устоявшиеся привычки, образ жизни, взгляды на жизнь, круг общения, запросы и потребности. Прежде всего потребности в личной свободе и самодостаточности.  Им необходимо время для осознания и принятия решения.

Спасибо Даша, за то, что ты дала возможность прочесть роман со вторым эпилогом. А вообще, здорово, что есть два эпилога и читатель выбирает по душе, какой вариант кому ближе.

Все это, конечно же, ИМХО и я никому не навязываю свое видение, можно смело меня лесом. Отрезвляет.

Совсем уже глубокой (250–300 метров) ночью, когда все основные партизаны крепко спят, укрывшись мхом и теплыми еще от полевой жизни телами врагов, а не основные — прокламациями и междометиями, из трещин на почве идейных разногласий выползают древние партизанские боги, чтобы своим проникновенным и пристальным присутствием подготовить дух партизанский к новым битвам, победам и ужинам.

Старые партизанские боги одеты в красное и черное, на плечах у них золоченые погоны, в руках — серебряные гранатометы, а лица их светятся так, что можно читать не напрягая глаз и не открывая книг. Каждую ночь боги выползают, чтобы приобщить партизанский дух к миру конечных чисел и бесконечных поражений, но иногда, в наиболее значительные исторические моменты, боги танцуют для партизанского духа контрдансы и гальярды.

Проснувшись поутру, партизаны ничего не помнят. Они подолгу справляют в кустах малую нужду, зевают и раскачиваются в такт ударам судьбы о зеленую ракету.

* * *

Войны в нашем лесочке проходят тихо, незаметно, практически по-домашнему. Партизаны сидят в засаде; мимо, ненавязчивая насвистывая "Прощание славянки", проносятся пули и птицы; враги крадутся, применяя тактику просачивания и отжимания.

Засада у партизан уютная, с центральным отоплением, душем, массажной ванной, бассейном и кухней, оборудованной по последнему, еще не произнесенному, слову техники. Враги тоже хотят в засаду и горячих блинчиков, потому и крадутся. Но даже самому последнему мармоту в лесу известно, что места в засаде на всех не хватит. Врагов вокруг много, а партизаны в тылу одни. О них-то прежде всего и нужно заботиться. Неудивительно поэтому, что все звери, насекомые, земноводные и голосеменные всячески помогают партизанам, принимая в войне посильное участие.

Обвешанные противотанковыми минами зайцы наскакивают на врага из кустов, начиненные нитроглицерином землеройки взрываются у врага под ногами, сжимая в лапах гранаты на врага с деревьев падают белки, отважные жуки, муравьи, пауки и медведки плотно забиваются в стволы и затворы вражеских пулеметов. Они не боятся смерти, потому что знают, что умрут и так. Партизаны тоже об этом знают. Спокойно и уверенно лежат они у себя в засаде, а их голубые от холодной и бесстрастной ярости глаза отражают лишь Внутренние Воды и поиски смысла, о котором не нужно было бы ни с кем договариваться.

* * *

Иногда в наш лесочек залетает самонаводящаяся ракета № 8. У нее зеленая боеголовка — иногда она несет синюю и чушь, — блестящие, хорошо развитые стабилизаторы и реклама кока-колы на боку. Но в лесочке никто кока-колу не пьет. Какая же может быть кока-кола, когда в природе существует водка с солеными огурчиками, а то и с капусткой?! Даже самая последняя землеройка прекрасно знает: кока-колу пьешь — до утра не доживешь, потому что в водке есть смысл и предназначение, а в кока-коле — только обреченность и пластмасса.

Видя, что самонавестись не удается, ракета начинает искать где потеплее, чтобы хоть как-то взорваться. Но в нашем лесочке теплые места, существа и предметы встречаются крайне редко. Разве, кто чужой забредет случайно и что-нибудь где-нибудь согреет.

Как лед, холодны партизаны, и стволы их покрытых инием орудий направлены на врага. Холодны наши зайцы; холодны и неприступны, как Свет, в котором, согласно Дионисию Ареопагиту, пребывает Бог. Холодны и тягучи, как спирт, наши переливающиеся с ветки на ветку длиннохвостые белки. Холод кротов наших сравним разве что с ранением доктора Густава Лаубена у Фреге.

Нет тепла ракете № 8. Нет, и не будет.

(с) Владимир Коробов