михайловна:
Безус Юрий
В Италии тёплой лазурь ослепляет
Высоких, наполненных светом небес,
Сады плодоносят, как в солнечном рае,
И зелен на склонах просвеченный лес.
Альпийских долин голубые озёра
Всегда изумляют своей красотой.
Цветущих лугов и сквозного простора
Поток ароматов восходит густой.
Раскинулась вольно, лежит неохватно,
Куда только взгляд с побережья ни кинь,
Сверкающей зыбью, для глаза приятной,
Зовущего моря прогретая синь.
Утрами заря, багровея короной,
Восток зажигает огнём кумача.
Кора золотится сосны озарённой,
Становится розовым мрамор в лучах.
Везувия конус лилов на закате,
Оранжев убор апельсиновых рощ.
И видятся тени плебеев и знати,
Античного Рима величье и мощь.
Nadin-ka:
Райнер Мария Рильке
В СТАРОМ ДОМЕ
Я в старом доме; за окном
лежит кольцом широким Прага;
и сумерки походкой мага
обходят улицы кругом.
Темней. Но там, из-за угла
зеленой плесенью сверкая,
собор святого Николая
возносит к небу купола.
Дрожат огни. Туманна синь.
Все смолкло в городской истоме.-
Мне кажется, что в старом доме
незримый шепчет мне: «аминь».
Перевод А. Биска
Peony Rose:
Сайнхо Намчылак
HILL TARA
нить скифских ковров на земле древних кельтов.
ослепительна зелень для взора привыкшего к мягким
оттенкам центрально азиатских степей
Приду к истокам континента,
чтоб мимолётность времени понять
и поклониться древним духам в камне.
Хранят они безмолвно,строго
знаки силы и величия ушедших предков.
Здесь у кромки земли,
под магическим небом рассыпаны звёзды,
они вели нас всегда, таинственно мерцая.
Солнце дарило день, не разделяя, но любя,
неизменно двигаясь с востока на запад,
оно привело меня сюда...
И вот стою я у кромки земли,
по зову древних придя.
Понимаю, как мала земля.
Ветер с океана будоражит мысли.
Пастушья свирель нежной мелодией
донесёт из глубины веков значение образов,
рассеяв туман не знания.
07.06.2005 Ирландия
михайловна:
Федор Сологуб
Онежское озеро
Закат Онежский. Небеса пылают
Безумством красок и палитрою огня.
И золотой фольгою воды томно отражают
Небесные причуды. Для меня
Картины нет прекраснее на свете.
Вы лишь взгляните – может что-нибудь
Сравниться ли с великолепьем этим?
Я с головой готов в него нырнуть!
Спокойно озеро, широко,
Как чаша полная водой,
Зарёй подёрнуто с востока,
Хранит пленительный покой.
Nadin-ka:
Евгений Евтушенко
АРМЯНСКАЯ ЛОЗА
Я прикрываю
тайные сомненья, —
я прикрываю тайную слезу,
как прикрывают от зимы
в Армении
землёю
виноградною лозу.
Когда землёй
при жизни засыпают,
то силы тайные во мне не засыпают.
Кто любит Землю ту,
что стала Родиной,
тот даже под землёй —
непохороненный.
Пускай распалось тело, опустело:
земля —
теперь моё второе тело,
и сердцем сделался
земли живой комочек,
проросший к небу
стебельками строчек.
И я не умер.
Под землёй я зрею.
Не потерял я под землёй лица.
Землёю
я прикрылся лишь на время,
как вечная армянская лоза.
Nadin-ka:
Михаил Этельзон
МНЕ СНИТСЯ ГОРОД
Г. Плотникову
Мне снова снится чёрно-белый город,
где дождь и ветер днём и ночью спорят,
и тучные под тучами соборы
бросают в небо взгляд и якоря.
Над городом казанские погоны,
под городом казанская подкова,
и нет ему ни счастья, ни покоя,
не светит солнце, звёзды не горят.
Там здания поют, как менестрели, -
в России дети Росси и Растрелли,
осколками и временем расстреляны,
как кони рвутся в небо триста лет.
Они глядят на улицы и скверы,
каналы, магазины и таверны,
пустые окна, запертые двери,
ещё не веря - нас там просто нет.
Там площади доходят до каленья,
и речка омывает им колени,
смывая кровь, века и поколения,
бледнея вместе с небом по ночам.
Мосты разводят медленно руками -
они в недоумении веками,
как нами полированные камни,
о многом вспоминают и молчат.
Заливом город горло заливает,
ползёт на насыпь, валится на сваи,
моллюском наплывает, уплывая
от нами переполненных могил.
Себя, как алкоголик, город губит,
Невы-нные к заливу тянет губы,
и пьёт, и тонет в нём бетонной губкой,
сигналя в трубы дымом: "Помоги!"
Мы городу ночами тоже снимся,
стоящие на старых фотоснимках,
застывшие, похожие на сфинксов,
следы и слепки, тени на стене.
Гулявшие от Всадника до Сада -
от Летнего до Зимнего фасада,
и городу и горько и досадно,
что он уплыл и нас на месте нет.
Там шпили и соборы в небо тычут,
прокалывая, будто шею бычью,
стреляя в тучи, словно в стаи дичи, -
и тучи с неба падают дождём.
Мы были в этом городе моложе,
хотели бы вернуться, но не можем,
и город не вернётся в город тоже -
его никто из нас уже не ждёт...
михайловна:
Николай Дробот
Байкал
Как ты красив, наш батюшка Байкал!
Среди лесов, песчаных дюн и скал
Стоишь, не зная горестей и бед
Уж четверть сотни миллионов лет.
Играют над тобой Сарма, Култук,
А то и Баргузин задует вдруг.
И как с цепей сорвавшись, Верховик
Мчит над тобой, ловя прекрасный миг.
А ты вальяжно нежишься, но все ж
И по тебе идет волнами дрожь
От непослушных ветреных детей.
Они уснут — становится теплей.
И в тишине ведёшь богатству счет,
Что притаилось в бездне твоих вод:
Шесть сотен видов флоры лишь одной,
Из фауны хорош осетр с икрой.
И ловят омуля, кому не лень.
Есть сиг, и голомянка, и тюлень:
Нажил богатства ты не без труда,
Но главное из них — твоя вода.
Целебных свойств ее не перечесть,
И тайная в ней святость тоже есть.
Отведаешь водицы не спеша,
И чище станет у тебя душа.
михайловна:
Ирина Агеева
Вращайте глобус
Глобус, ребята, открою секрет, –
Шара Земного картонный макет.
Как и Земля, он умеет кружиться,
Красками радуги ярко искрится.
Синие-синие там океаны,
Пёстрой мозаикой разные страны,
Змейками вьются там реки, границы,
Точками чёткими стран всех столицы.
Глобус, ребята, полезно вращать,
Землю родную получше чтоб знать.
Nadin-ka:
Николай Поздняков
«Слушайте, вечные степи…»
Слушайте, вечные степи,
Сказку про злую судьбу:
В темном и сумрачном склепе
Брату не спится в гробу.
Ветер, могучим полетом
Мчась через горы и рвы,
Сей по пескам и болотам
Сказку стоустой молвы!
Мчись, порожденье Эола,
Тягостной вестию горд:
Умер наследник престола
Наших воинственных орд.
Там, где столетий туманы
Кроют минувшую рать,
Сходятся древние ханы
Нового хана встречать.
Яркими рдеет огнями
Темный загробный Алтай,
Мертвых шумит голосами
Созванный вновь курултай.
1920 Рим
михайловна:
Юфид
Про Кубу
Не пой про Кубу мне, я не был там ни разу.
Свободным воздухом Гаваны не дышал.
Не опьянял дымящейся сигарой разум.
И Пасадорес румбу я не танцевал.
Я не рубил тростник увесистым мачете.
В залив Свиней на жаркой Кубе не нырял.
И кофе утренний, стоящий на газете,
На ароматный запах я не проверял.
Но, если выпадет возможность - я поеду.
Над океаном в самолете полечу.
Про Кубу сам спою, друзья, вам. А к обеду
Возьмите ром Де Негро - я за все плачу.
Мулатки стройные станцуют нам ламбаду.
Любовь свободную согласен я дарить....
Не пой про Кубу мне, пожалуйста, не надо!
Я и без песен там всю жизнь готов прожить!
Nadin-ka:
Михаил Кузмин
* * *
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу белые стены дома,
небольшой сад с грядкой левкоев,
бледное солнце осеннего вечера
и слышу звуки далеких флейт.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу звезды над стихающим городом,
пьяных матросов в темных кварталах,
танцовщицу, пляшущую "осу",
и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Когда мне говорят: "Александрия"
я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем,
мохнатые мигающие звезды
и светлые серые глаза под густыми бровями,
которые я вижу и тогда,
когда не говорят мне: "Александрия!"
Peony Rose:
И. В Гёте
Ильменау
Привет отчизне юности моей!
О тихий дол, зеленая дуброва!
Раскройте мне свои объятья снова,
Примите в сень раскидистых ветвей!
Пролейте в грудь бальзам веселья и любви.
Да закипит целебный ключ в крови!
Не раз, гора, к твоим стопам могучим
Влеком бывал я жребием летучим.
Сегодня вновь мой новый юный рай
На склонах мягких обрести мне дай!
Как вы, холмы, эдема я достоин:
Как ваш простор, мой каждый день спокоен.
И пусть забуду, что и здесь, как там,
Обречены живущие цепям,
Что сеет селянин в песок зерно свое
И строит притеснителю жилье,
Что тяжек труд голодный горняка,
Что слабых душит сильная рука.
Приют желанный, обнови мне кровь,
И пусть сегодня жить начну я вновь.
Мне любо здесь! Былые сны мне снятся,
И в сердце рифмы прежние теснятся.
Вдали от всех, с собой наедине,
Пью аромат, давно знакомый мне.
Чудесен шум дубов высокоствольных,
Чудесен звон потоков своевольных!
Нависла туча, даль в туман ушла.
И смолкло все. Нисходят ночь и мгла.
Под звездными ночными небесами
Где мой забытый путь в тиши лесов?
Какими даль рокочет голосами?
Зачем утесом отражен их зов?
Я, как ловец на дальний клич оленей,
Иду - подслушать смысл таинственных явлений,
В какой волшебный мир попал я вдруг?
Там, под скалой, кто правит пир ночной?
Среди покрытых хворостом лачуг
Трещит костер веселый предо мной.
Трепещет свет на елях в вышине,
И поспевает ужин на огне.
Разгульный смех, и шутки, и по кругу
Тяжелый ковш передают друг другу,
С чем я сравню шумящий этот стан?
Их дикой пестроте дивлюсь незримо.
Кто все они? Каких питомцы стран?
Приблизиться? Пойти ли молча мимо?
То призраки? Иль дикие стрелки?
Иль гномы варят зелье там, колдуя?
В кустах другие вижу огоньки.
Едва, боязни полный, не бегу я.
То на ночлег толпа цыган сошлась?
Иль, как в Арденнах, здесь бежавший князь?
Иль я в лесной глуши, вдали от мира,
Заблудший, встретил призраков Шекспира?
Да, мысль верна: скорей всего они,
Или, бесспорно, кто-то им сродни.
В их облике - роскошный дух свободы.
Их грубость благородна от природы.
Но кто средь них,- широкоплеч, красив,
Лениво стан могучий наклонив,
Цветистый плащ за плечи перекинув,
Сидит вблизи костра,- потомок исполинов?
Сосет он свой излюбленный чубук,
И вьется дыма облако вокруг.
Его словечко сдержанно-сухое
Веселье вызывает громовое,
Когда он примет строгий вид
И чуждым языком, шутя, заговорит.
А кто другой, что в отдаленье
Прилег на ствол поверженной сосны?
Каким блаженным сладострастьем лени
Все члены тела стройного полны!
Не для друзей - мечтой затерян в безднах,
Стремясь на крыльях духа в небосвод,
Он о вращенье сфер тысячезвездных
Песнь однозвучную, забыв весь мир, поет.
Но что ж погасло пира оживленье?
Все зашептались в видимом смущенье.
Их речь - о юноше, что там, в уединенье,
Где воет водопад, грызя в ночи гранит,
Где отсвет пламени дрожит пятном багровым,
Под одиноким, тихим кровом,
Не слыша гневных волн, вдали от пира спит.
Устав от шума, сердцем чужд веселью,
Я отошел - и зашагал к ущелью.
Привет близ этой хижины тому,
Кто, сон забыв, глядит в ночную тьму!
Зачем ты здесь, глубокой думы полный,
Сидишь вдали от радостных гуляк?
О чем ты грезишь, грустный и безмолвный,
Зачем свечою не разгонишь мрак?
«Не вопрошай! Молчания печать
Я не сорву, пришелец, пред тобою.
Пускай одной ты движим добротою,
Мой жребий здесь - томиться и молчать.
Я не открою, даже другом спрошен,
Откуда я, кем изгнан, где блуждал.
Из дальних стран сюда я жизнью брошен,
И я за дружбу пострадал.
Кто может знать себя и сил своих предел?
И дерзкий путь заказан разве смелым?
Лишь время выявит, что ты свершить сумел,
Что было злым, что - добрым делом.
Ведь Прометей вдохнул небес чистейший жар
В бездушный ком земли обожествленной,
И что ж,- лишь кровь земную в дар
Принес он персти оживленной.
На алтаре огонь похитил я живой -
Он разве чистым пламенем разлился?
Но, хоть пожар взметнулся роковой,
Себя я проклял, но не устрашился.
Когда я вольность пел в невинности своей,
Честь, мужество, гражданство без цепей,-
Свободу чувств и самоутвержденье,
Я благосклонность меж людей снискал,
Но бог, увы! искусства мне не дал,
Искусства жалкого - притворства в поведенье.
И вот я здесь - высок падением своим,
Наказан без вины и счастлив, хоть гоним.
Но тише! Это скромное жилье
Хранит все благо, все страдание мое;
Возвышенное сердце, что судьбой
Уведено с путей природных,
Что, след найдя, должно бороться то с собой,
То с легионом призраков бесплодных.
О, лишь трудами обретет оно
То, что ему с рождения дано!
Ни слово чувств его высоких не откроет,
Ни песня бурных волн не успокоит.
Кто, гусеницу видя на коре,
О будущей заговорит с ней пище?
Кто куколке, на утренней заре,
Разбить поможет нежное жилище?
Но путы разорвать настанет срок,
И к розе полетит вспорхнувший мотылек.
И вот закон: должны промчаться годы,
Чтоб он сумел на путь попасть.
Хоть к истине влеком он от природы,
В нем заблужденья будят страсть.
Спешит он в жажде впечатлений,-
Троп недоступных нет, и трудных нет высот!
Пока несчастье, злобный гений,
Его в объятия страданья не толкнет.
Тогда болезненная сила напряженья
Его стремит, влачит могучею рукой,
И от постылого движенья
В постылый он бежит покой.
И в самый яркий день - угрюмый,
И без цепей узнав тяжелый гнет,
Душой разбит, с мучительною думой,
На жестком ложе он уснет.
А я, с трудом дыша, в чужой стране,
Глазами к вольным звездам обращаюсь
И наяву, как в тяжком сне,
От снов ужасных защищаюсь».
Исчезни, сон! О музы, вам хвала!
Навек я ваш, и нет пути другого!
Как перед солнцем - тает ночи мгла
Пред силой пламенного слова.
Светлеет даль, туман бежит,
И тьма рассеялась. О боги, свет и сила!
Восходит Истины светило,
Вокруг прекрасный мир лежит.
В его лучах растаял призрак бледный,
И новой жизни здесь блистает день победный.
Из путешествия вернувшись к отчей сени,
Прилежный вижу я народ,
Что трудится, не зная лени,
Используя дары природы круглый год,
С кудели нить летит проворно
На бердо ткацкого станка,
Не дремлют праздно молот и кирка,
Не остывает пламень горна.
Разоблачен обман, порядок утвержден,
И мирно край цветет, и счастьем дышит он.
Я вижу, князь, в стране, тобой хранимой,
Прообраз дней твоих живой.
Ты, помня долг владык неустранимый,
Им ограничил дух свободный свой.
Тот прихоти покорствует влеченью,
Кто для себя, одним собой живет.
Но тот, кто хочет свой вести народ,
Учиться должен самоотреченью.
Так бодро сей - вознаградится труд,-
Но не бросай зерно и там и тут,
Как сеятель, чьей лени все равно,
На пыльный путь иль в ров падет зерно.
Нет, сильной по-мужски и мудрою рукой
Обильно ты посей и дай земле покой.
И жатвой ты свою обрадуешь державу -
Себе и всем твоим во славу.
1783
пер В. Левика
Nadin-ka:
Михаил Дудин
Молдавия! Еще поет Земфира,
Одаривая голосом гостей,
И восславляет северная лира
Восторг и слезы роковых страстей.
Идет рассвет. А мы постель не стелем.
И, возникая в зелени ветвей,
Нам тешит души благодатным хмелем
Цыганский ветер музыки твоей.
Высокой дружбы ясная отрада
Нам очи в очи смотрит горячо.
И белый аист с гроздью винограда
Овидию садится на плечо.
1972
михайловна:
Сергей Есенин
Греция
Могучий Ахиллес громил твердыни Трои.
Блистательный Патрокл сраженный умирал.
А Гектор меч о траву вытирал
И сыпал на врага цветущие левкои.
Над прахом горестно слетались с плачем сои,
И лунный серп сеть туник прорывал.
Усталый Ахиллес на землю припадал,
Он нес убитого в родимые покои.
Ах, Греция! мечта души моей!
Ты сказка нежная, но я к тебе нежней,
Нежней, чем к Гектору, герою, Андромаха.
Возьми свой меч. Будь Сербии сестрою.
Напомни миру сгибнувшую Трою,
И для вандалов пусть чернеют меч и плаха.
Nadin-ka:
Анатолий Жигулин
Воронеж!.. Родина. Любовь.
Все это здесь соединилось.
В мой краткий век,
Что так суров,
Я принимаю, словно милость,
Твоей листвы звенящий кров.
Согрей меня скупою лаской,
Загладь печальные следы.
И приведи на мост Чернавский,
К раскатам солнечной воды.
И как навязчивая морочь,
Как синих чаек дальний плач,
Растает вдруг пустая горечь
Московских бед и неудач.
И что ты там, судьба, городишь?!
Тебе вовек не сдамся я,
Пока на свете
Есть Воронеж —
Любовь и родина моя.