Nadin-ka:
Франсуаза Саган ДОМА В НАЕМ
Дома, что были сняты на двоих,
последней покидаешь. Ты у них
оставишь в памяти неразличимый след
от голоса и пару нежных лет.
Дома, что сняты на двоих, невольно
становятся родными, ведь они
все видели - твою тоску, и сны,
и как ты любишь... в тех домах как будто
ты оставляешь детство всякий раз...
И от вещей недоуменных глаз
не оторвать в последние минуты:
кушетка, кресло, окна на восток,
картины восхитительный мирок,
на полировке - капелька варенья...
Но у дверей - раскрытый чемодан,
в нем груда платьев, начатый роман
и сверху - кот, дрожащий от волненья.
...По той стене всегда скользил лоскут
дневного солнца. А весною тут
в окно лупили капли ошалело...
Ты не услышишь, как они поют –
ты не вернешься. Как бы ни хотела.
Скажи себе негромко: «Никогда»,
и легкою ногою тронь ступени
в последний раз. Им предстоят года,
в которых тысячи таких прикосновений...
Скажи всему «прощай»: входной двери,
и лестнице, и стенам повтори –
«Прощайте». Помни... помни - здесь
жило безумное и яростное счастье...
Так, уходя, оставил он ключи,
здесь ты рыдала, тут смеялась с третьим,
не ранив сердце и не излечив.
Скажи: прощайте, выцветшие шторы,
пластинки пыльные, диван, который
царапал кот... скажи «прощай», не слушай
упрямую привязчивую душу,
ту, что готова навсегда остаться
среди прошедшей пьесы декораций,
ту, что повсюду ходит за тобою
с усмешкою - печальной или злою:
наивна, избалованна, грустна,
за те дома, что на двоих снимались,
беспомощно цепляется она.
Меняются и улицы, и лица,
лишь от нее вовек тебе не скрыться:
где б ни осталась ты - на год, на день –
она с тобой, безропотная тень:
душа твоя - без жалобы, без сил
тихонько ждет у лестничных перил.
Nadin-ka:
Гай Валерий Катулл
Будем, Лесбия, жить, пока живы,
И любить, пока любит душа;
Старых сплетников ропот брюзгливый
Пусть не стоит для нас ни гроша.
Солнце сядет чредой неизменной
И вернется, как было, точь-в-точь;
Нас, лишь свет наш померкнет мгновенный,
Ждет одна непробудная ночь.
Дай лобзаний мне тысячу сразу
И к ним сотню и тысячу вновь,
Сто еще, и к другому заказу
Вновь настолько же губки готовь.
И как тысяч накопится много,
Счет собьем, чтоб забыть нам итог,
Чтоб завистник не вычислил строго
Всех лобзаний и сглазить не смог.
Хочешь, Лесбия, знать ты, наверно,
Сколько нужно лобзаний твоих,
Чтобы я не просил их безмерно
И, с излишком довольный, притих?
Как песок неисчетны крупицы,
Сплошь усеявшие Ливии край
По соседству Киренской границы,
Где на сильфий всегда урожай,
Меж святилищем в знойной пустыне,
Где Юпитер судьбу говорит,
И меж зданием, равным святыне,
Древний Батт под которым зарыт,
Или сколько в безмолвии ночи
Ярких звезд по дороге своей
Устремляют бессмертные очи
На любовные тайны людей,
Столько жаждет Катулл ненасытный
Обменять поцелуев с тобой,
Чтобы счесть их не мог любопытный
И смутить наговорами - злой.
Перевод Ф.Е. Корша
Nadin-ka:
Николас Гильен МГНОВЕНИЕ, ЗАМЕРШЕЕ В ГАРСИА ЛОРКЕ
Он спал. Ему снилась гвоздика,
олива, и нард, и луна.
Гранада, Весна, Федерико.
Он - пленник беззвучного сна.
Безмолвие в роще зелёной,
в лимонном саду тишина.
Глубокая ночь. С небосклона
свет звёздный струился рекой
и плыл над равниною сонной.
И вдруг был нарушен покой.
Послышался крик: "Федерико!"
Цыгане. И вёл их конвой.
Их губы бескровны от крика.
Их руки безвольно висят.
Их взгляд - они смотрят безлико.
Как тени, сквозь рощу и сад
они проходили толпою,
какой не приходят назад.
И встал он, омытый луною.
Гранада, Весна, Федерико.
И с нардом, оливой, гвоздикой -
пошёл за безмолвной толпою.
(перевод В.Андреева)
Настёна СПб:
ПОЛЬ ВЕРЛЕН "СТИХИ, ЗА КОТОРЫЕ ОКЛЕВЕЩУТ"
Всю эту ночь - до гроба не забуду -
Я к твоему прислушивался сну -
И вдруг постиг, услышав тишину,
Как пусто все, как мертвенно повсюду.
Любовь моя! Тебе, такому чуду, -
Как первоцвету, жить одну весну!
О темный страх, в котором я тону!
Усни, мой друг. Я спать уже не буду.
О бедная любовь, как ты хрупка!
Глядится смерть из сонного зрачка -
И вздох похож на смертное удушье.
О сонный смех, в котором тайно скрыт
Тот роковой, тот жуткий смех навзрыд...
Очнись, молю! Скажи - бессмертны души?
(Перевод А.Гелескула)
Nadin-ka:
Д Ж Э Й М С Р А Й Л И
J a m e s W h i t c o m b R i l e y
(1 8 5 3 — 1 9 1 6)
Е С Л И И З М О Р О З Ь Н А Т Ы К В А Х
When the Frost is on the Punkin
Если изморозь на тыквах и скирды стоят вокруг,
И надменно, закулдыкав, расфуфырился индюк,
И у кур, и у цесарок суматошлив разговор,
И петух, криклив и ярок, вдруг взлетает на забор;
Юношески свежим, бодрым каждый чувствует себя,
Словно солнце с добрым утром поздравляет нас любя;
С головою непокрытой покидаете вы дом,
Если изморозь на тыквах и скирды стоят кругом.
Возбуждающее что-то в воздухе осеннем есть,
Блекнущая позолота, первого мороза весть;
Правда, нет цветов душистых, поздний цвет уже отцвёл,
И не слышно голосистых трелей и гуденья пчёл;
Но зато хмельнее сидра воздух утренний живит,
Краски ни одной палитры не дадут вам этот вид,
Эту даль в тончайших бликах, дымку в блеске золотом,
Если изморозь на тыквах и скирды стоят кругом.
Шорох шелухи иглистой на жнивье полей пустых,
Ворох шелестящих листьев, словно утро, золотых;
Жниво колется недаром — подтверждает нам оно,
Что полны зерном амбары и соломою гумно;
Вся работа в поле встала, жнейка убрана в сарай,
Лошади вернулись в стойло, сверху клевер им бросай;
Сердце, как часы затикав, ударяет в грудь толчком,
Если изморозь на тыквах и скирды стоят кругом.
Яблоки уже собрали, опустел плодовый сад,
Жёлто-красные в подвале грудами они лежат;
Налиты бочонки сидром, сделан на зиму запас,
В изобильи самом щедром и солений, и колбас;
Так волшебно всё простое, полон день таких чудес,
Словно просят о постое ангелы, сойдя с небес;
Сонмы ангельских всех ликов, я готов пустить в свой дом,
Если изморозь на тыквах и скирды стоят кругом.
Перевод Мих. Зенкевича
Nadin-ka:
Джеймс Клиффорд КВАДРАТЫ
И все же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
Ткущие ткани, пекущие хлеб,
Кто-то бессовестно вас обокрал.
Не только ваш труд, любовь, досуг -
Украли пытливость открытых глаз;
Набором истин кормя из рук,
Уменье мыслить украли у вас.
На каждый вопрос вручили ответ.
Все видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
Ваши безропотные мозги.
Вручили ответ на каждый вопрос...
Одетых и серенько и пестро,
Утром и вечером, как пылесос,
Вас засасывает метро.
Вот вы идете густой икрой,
Все, как один, на один покрой,
Люди, умеющие обувать,
Люди, умеющие добывать.
А вот идут за рядом ряд -
Ать -
ать -
ать -
ать, -
Пока еще только на парад,
Люди, умеющие убивать...
Но вот однажды, средь мелких дел,
Тебе дающих подножный корм,
Решил ты вырваться за предел
Осточертевших квадратных форм.
Ты взбунтовался. Кричишь: - Крадут!..-
Ты не желаешь себя отдать.
И тут сначала к тебе придут.
Люди, умеющие убеждать.
Будут значительны их слова,
Будут возвышенны и добры.
Они докажут, как дважды два,
Что нельзя выходить из этой игры.
И ты раскаешься, бедный брат.
3аблудший брат, ты будешь прощен.
Под песнопения в свой квадрат
Ты будешь бережно возвращен.
А если упорствовать станешь ты:
Не дамся!.. Прежнему не бывать!..
Неслышно явятся из темноты
Люди, умеющие убивать.
Ты будешь, как хину, глотать тоску,
И на квадраты, словно во сне,
Будет расчерчен синий лоскут
Черной решеткой в твоем окне
( Переводчик Владимир Лившиц)
Анна Лукас:
Густаво Беккер
«Серенада»
Когда на балконе твоем, колыхаясь,
Дрогнут цветы,
И мнится тебе, что их тронул, ласкаясь,
Ветер-шалун -
То знай - это я, за цветами скрываясь,
Тихо вздохнул.
Когда над тобой прозвучит, замирая,
Смутный призыв,
И мнится тебе, что зовут, повторяя
Имя твое, -
То знай, что, объятья к тебе простирая,
Я тебя звал.
Когда встрепенется порою ночною
Сердце твое,
Коснется дыхание жаркой волною
Губок твоих,
То знай, - я дышу, хоть незримый тобою,
Тут, близ тебя.
Перевод: Е. А. Красновой (Бекетовой)
Nadin-ka:
Джон Донн ЛЕКЦИЯ О ТЕНИ
Постой - и краткой лекции внемли,
Любовь моя, о логике любви.
Вообрази: пока мы тут, гуляя,
С тобой беседовали, дорогая,
За нашею спиной
Ползли две тени, вроде привидений;
Но полдень воссиял над головой -
Мы попираем эти тени!
Вот так, пока любовь еще росла,
Она невольно за собой влекла
Оглядку, страх; а ныне - тень ушла.
То чувство не достигло апогея,
Что кроется, чужих очей робея.
Но если вдруг любовь с таких высот,
Не удержавшись, к западу сойдет,
От нас потянутся иные тени,
Склоняющие душу к перемене.
Те, прежние, других
Морочили, а эти, как туманом
Сгустившимся, нас облекут самих
Взаимной ложью и обманом.
Когда любовь клонится на закат,
Все дальше тени от нее скользят -
И скоро, слишком скоро день затмят.
Любовь растет, пока в зенит не станет,
Но минет полдень - сразу ночь нагрянет.
(перевод Г. М. Кружкова)
Настёна СПб:
АРТЮР РЕМБО "ВЛЕЧЕНИЕ"
Направлюсь вечером я прямо в синеву;
Колосья соблазнят мечтателя щекоткой;
Коснется ветер щек, и я примну траву,
Беспечно странствуя стремительной походкой.
Пойду, не думая о том, чего не жаль;
Впервые утолив мой пыл нетерпеливый,
Кочевника прельстит изменчивая даль:
Природа, я в пути любовник твой счастливый!
(Перевод В.Микушевича)
Анна Лукас:
Иоганн Вольфганг Гёте
СВИДАНИЕ И РАЗЛУКА
Душа в огне, нет силы боле,
Скорей в седло и на простор!
Уж вечер плыл, лаская поле,
Висела ночь у края гор.
Уже стоял, одетый мраком,
Огромный дуб, встречая нас.
Уж тьма, гнездясь по буеракам,
Смотрела сотней черных глаз.
Исполнен сладостной печали,
Светился в тучах лик луны.
Крылами ветры помавали,
Зловещих шорохов полны.
Толпою чудищ ночь глядела,
Но сердце пело, несся конь.
Какая жизнь во мне кипела,
Какой во мне пылал огонь!
В моих мечтах лишь ты носилась,
Твой взор так сладостно горел,
Что вся душа к тебе стремилась
И каждый вздох к тебе летел.
И вот конец моей дороги,
И ты, овеяна весной,
Опять, опять со мной. О боги,
Чем заслужил я рай земной?
Но, ах, лишь утро засияло,
Угасли милые черты.
О, как меня ты целовала,
С какой тоской смотрела ты!
Я встал, душа рвалась па части,
И ты одна осталась вновь.
И все ж любить какое счастье,
Какой восторг — твоя любовь!
Перевод Николая Заболоцкого
Nadin-ka:
Андре Лемуан ОБОЛЬЩЕНИЯ
Подсказывает жизнь: у мира нет границ.
И привлекает нас, как перелётных птиц,
Желанье увидать красоты дальних Азий.
Хоть крыльев нет у нас, но зов непобедим –
Мы бриг трёхмачтовый в дорогу снарядим,
И отплывём в края причудливых фантазий.
В амурских заводях, где лотосы цветут,
Их вдоволь соберём; стремленья повлекут
По водному пути, где вместо тверди – влага.
Мы изопьём густой мускатный аромат
В тропическом раю, и взоры нам пленят
Гиганты-бабочки в лесах Архипелага.
Восток палит огнём, пылает суховей;
Под кедрами, в тени раскидистых ветвей
Ночлег мы обретём – спасительное место.
Но утро настаёт, и веет ветер с гор,
И в воздухе плывёт, как отдалённый хор,
Гуденье мерное святого благовеста.
Мы в паруса возьмём попутные ветра,
И переложим руль – к экватору пора;
Мыс Бурь мы обогнём, послав штормам проклятья.
Ясна и лунна ночь; пространна широта,
Где в зеркалах морей знак Южного Креста
Лучится и горит, как звёздное распятье.
…Цветёт роскошный май; пора пускаться вдаль;
Но лето, осень – прочь; прошли январь, февраль;
Мы, отложив отъезд, вступаем в брак с любимой;
В заботах о тепле семейного гнезда
Мечты о странствиях оставим навсегда,
И ради наших чад не бросим край родимый.
Живущий в мире грёз мыслитель, погляди,
Как, малое дитя качая у груди,
Мать юная горда; мечты твои – химера!
И колыбельный тот медлительный напев
Баюкает сердца мужей и юных дев,
Как это повелось со времени Гомера.
Перевод с французского Евгения Туганова
Consuelo:
Джордж Гордон Байрон
"Хочу я быть ребенком вольным..."
Хочу я быть ребенком вольным
И снова жить в родных горах,
Скитаться по лесам раздольным,
Качаться на морских волнах.
Не сжиться мне душой свободной
С саксонской пышной суетой!
Милее мне над зыбью водной
Утес, в который бьет прибой!
Судьба! возьми назад щедроты
И титул, что в веках звучит!
Жить меж рабов - мне нет охоты,
Их руки пожимать - мне стыд!
Верни мне край мой одичалый,
Где знал я грезы ранних лет,
Где реву Океана скалы
Шлют свой бестрепетный ответ!
О! Я не стар! Но мир, бесспорно,
Был сотворен не для меня!
Зачем же скрыты тенью черной
Приметы рокового дня?
Мне прежде снился сон прекрасный,
Виденье дивной красоты...
Действительность! ты речью властной
Разогнала мои мечты.
Кто был мой друг - в краю далеком,
Кого любил - тех нет со мной.
Уныло в сердце одиноком,
Когда надежд исчезнет рой!
Порой над чашами веселья
Забудусь я на краткий срок...
Но что мгновенный бред похмелья!
Я сердцем, сердцем - одинок!
Как глупо слушать рассужденья -
О, не друзей и не врагов! -
Тех, кто по прихоти рожденья
Стал сотоварищем пиров.
Верните мне друзей заветных,
Деливших трепет юных дум,
И брошу оргий дорассветных
Я блеск пустой и праздный шум.
А женщины? Тебя считал я
Надеждой, утешеньем, всем!
Каким же мертвым камнем стал я,
Когда твой лик для сердца нем!
Дары судьбы, ее пристрастья,
Весь этот праздник без конца
Я отдал бы за каплю счастья,
Что знают чистые сердца!
Я изнемог от мук веселья,
Мне ненавистен род людской,
И жаждет грудь моя ущелья,
Где мгла нависнет, над душой!
Когда б я мог, расправив крылья,
Как голубь к радостям гнезда,
Умчаться в небо без усилья
Прочь, прочь от жизни - навсегда!
1807 г.
(Перевод В.Я. Брюсова)
Настёна СПб:
АРТЮР РЕМБО "БЕГ ДНЕЙ И ЗАМКОВ ГЛУШЬ!"
Бег дней и замков глушь!
Нет беспорочных душ.
Бег дней и замков глушь!
Удачу я узнал такую,
Что день и ночь о ней толкую.
В том жизни пламень не потух,
Чей галльский пропоет петух.
Прошла моя к счастливцам зависть,
Мой дух прозрачен как слеза весь.
С тех пор, как мы одно вдвоем,
Я снова легок на подъем.
Чтобы слова раскрылись сами,
Они должны стать беглецами.
Бег дней и замков глушь!
1872 г.
(Перевод В.Зайцева)
Nadin-ka:
Элизабет Бишоп ИСКУССТВО ТЕРЯТЬ
Всем искусствам искусство — Искусство Терять.
Начинаешь, как в школе, с простейших вещей:
бросил взгляд на цыганский подол октября,
не успел и моргнуть — а уже два часа
пролетели зазря. Или связка ключей
где-то запропастилась. Потом адреса,
телефоны друзей — это все уплывет,
если в лужу случайно уронишь блокнот...
Дальше — больше, быстрее. Искусство Терять —
это просто способность сказать «не беда».
Города, где бывал, где мечтал побывать, —
оставляй их легко, как окурки. Смотри:
я оставил пять стран, где осел «навсегда»,
и «единственных» женщин — как минимум три...
Но и это ещё не предел мастерства.
Вот когда растеряешь даже слова —
вот тогда и найдешь,
ничего не ища,
шляпку жёлудя
в рваной подкладке плаща,
да примеришь на пальцы —
и глянь, подошла
безымянному,
словно его и ждала
эта улица в прошлое,
круглая дверь
в день,
где ты начинал
курс Искусства Потерь.
(перевод Александра Андреева)
procterr:
Отар Чиладзе
ВСТРЕЧА
перевод с грузинского Наталии Соколовской
Блестят зимы приподнятые плечи.
Пальто, как тень, валяется у двери.
Он говорит – как будто это лечит.
Он говорит. Она молчит. И верит.
Она глядит с улыбкой на мужчину.
Она тихонько гладит одеяло.
И так, как ей чутье продиктовало,
утаивает счастья половину.
Он говорит, и суть его рассказа
поймут, наверно, только эти двое.
Так пылко он не говорил ни разу.
Он искренен сейчас с самим собою
и с миром искренен сейчас, – а это
освобождает от всего, что ложно.
Молчат одушевленные предметы,
и занавески дышат осторожно.
Быть мертвыми предметам не по вкусу.
И, на людей взирая с замираньем,
они поддались их переживаньям,
как самому горячему искусу.
Как хорошо. Покой. Полутемно.
Стучат часы, похожие на птицу.
Проходит непогода сквозь окно,
чтоб в зеркале спокойно отразиться.
Они лежат. Как легкое весло,
ее рука спускается с кровати.
Всю суету волною отнесло.
Ничто не нарушает благодати.
Да будет так. Пусть хоть на эту ночь
от них отступят смута и усталость,
не вспоминают пусть, что превозмочь
разлуку никому не удавалось,
что всякой радости выходит срок,
что горечь стала жизненной основой,
что существует непреклонный рок
помимо географии суровой.
Есть всюду поле, проволока, столб...
Граница слуха, языка и зренья...
Но сердце для того дается, чтоб
развилось безграничное терпенье.
И мира грязь, осевшую на дно,
вода уносит – так легко и просто –
ценой их ласки.
И глядит в окно
ночь,
как привставший на носках подросток.