Джуд Деверо "Возвращение в летний домик"

Volna:

а можно ссылочку?

...

YuliaR:

https://lady.webnice.ru/literature/?act=books&v=510

...

Aminaomar:

Девочки, осталось две страницы. Блин...я уже не знаю как оправдаться перед вами.

...

MinaMurray:

Аминочка, пожалуйста, не чувствуй себя обязанной!
Есть такая фраза : Тебе никто ничего не должен - будь благодарен и за малое!
Я лично и так тебе благодарна за переводы, не жертвуй ничем, пожалуйста.
Когда будет - тогда и будет.

...

janemax:

Амина, не жертвуй своим свободным временем ради быстрого перевода, мы готовы и подождать.

...

Танюльчик:

Ждали, ждём и будем ждать! И обязательно дождёмся!

...

Volna:

YuliaR
Спасибо! Люблю читать Деверо

...

Астрочка:

И никуда мы от тебе не денемся.

...

Volna:

+ 1000!

...

YuliaR:

Aminaomar Вы совершенно ни перед кем не должны извиняться, так как ничем нам не обязаны.
ЗЫ: А мой прошлый вопрос (где можно почитать книгу на инглише) характеризует только моё нетерпеливое желание узнать что будет дальше и чем кончится, и неспособность найти эту книгу на инглише .

Volna

...

Volna:

YuliaR
Юля, спасибо тебе большое! Я за утро прочитала Любовь по заказу, такая довоольная!

...

Ellendary:

Спасибо!

...

Татьяна Матвеева:

И не надо искать. Девочки-переводчицы говорят, что английский вариант (собственно Деверо) не идёт ни в какое сравнение с русскоязычным. Мы все зачитываемся Деверо, потому что её переводят ассы-переводчики, хорошие литературные стилисты, их читать интересно, что не всегда можно сказать об оригинале (к сожалению).

...

natalu:

О спасибо большое ждём)

...

Aminaomar:

 » 17 глава

Перевод - мой
Бета - Codeburger

Глава 17

Проснувшись следующим утром, Фэйт сразу осознала, где находится, и волна возбуждения подхватила ее. Она не в своей Нью-йоркской квартире. У нее не назначено встречи с психотерапевтом, на которой в который раз придется убеждать, что она не стремится покончить с собой. А самое лучшее, что ей не придется вести долгие беседы с матерью Эдди о том, каким замечательным был ее сын и как ему сейчас хорошо среди ангелов. Ей не придется томиться еще один бесконечный день в одиночестве и праздности.
Повернувшись, она увидела рядом спящую Зои и услышала ее ровное дыхание. Без макияжа и жесткого взгляда Зои выглядела совсем юной. Фэйт искренне надеялась, что подруга найдет свою любовь с тем художником, с которым провела предыдущий день. Ее не беспокоило, что Зои получит мужчину только на три недели, гораздо хуже снова увидеть ее обычную жесткую ухмылку.
Фэйт осторожно укрыла соседку одеялом, встала из постели и дотянулась до серого хлопкового платья, которое оказалось на ней, когда их с Эми и Зои закинуло в конюшню. Потребовалось двадцать минут, чтобы затянуть шнурки на корсете, надеть нижнюю юбку и разобраться с подвязками. Хорошо бы принять душ и переодеться в чистое, но это не в ее власти.
Разум выстраивал расписание занятий на грядущий день. Перво-наперво изучить кухонный сад и всевозможные старинные методы и приемы возделывания. Многое ли было утрачено из-за внедрения пестицидов и удобрений?
Затем нужно повидать дядю Уильяма и разобраться, что за лекарства он принимает. Какие лекарственные травы используются, может их эффективность подтверждена и современной медициной? Вчера она и Эми шутили насчет фиалкового корня, как способа избавиться от сиделки. Она сама поведала, когда старалась впечатлить Зои своими познаниями в травах, что ароматный корешок в большом количестве ядовит, а в умеренных дозах – сильнодействующее слабительное, потогонное и отхаркивающее средство.
Фэйт выглянула в окно. Солнце только всходило; она заметила нескольких работников, которые уже трудились. В первое время после смерти Эдди Фэйт хотелось начинать каждый день как можно раньше.
С улыбкой на лице она вышла из спальни, тихонько затворив за собой дверь. Повернувшись, она заметила, что кошмарная женщина, о которой вчера рассказывала Эми, собирается войти в комнату Уильяма. Как и описывала Эми, она выглядела жестокой. Высокая и худая, волосы туго затянуты назад. Лицо вытянутое, и кажется, что она ни разу в жизни не улыбнулась. Сиделка напомнила Фэйт портреты американских пуритан: жестких и несгибаемых, осуждающих всех инакомыслящих.
Женщина окинула Фэйт взглядом сверху до низу и, очевидно, осталась недовольна. Фэйт еще не собрала волосы, свободно ниспадающие на плечи, а пуговицы на лифе были не до конца застегнуты.
Пуританка несла поднос, накрытый сверху салфеткой. Наверное, еда для пациента.
– Могу я зайти? – спросила Фэйт вежливо. – Эми попросила меня проведать больного и …
Фэйт оборвала речь, поскольку служительница проигнорировала ее. Она открыла дверь в спальню, вошла в комнату и закрыла дверь прямо перед носом Фэйт.
Целую минуту Фэйт стояла снаружи, сжимая кулаки и ощущая острое чувство дежа вю. Вот так же многократно проделывала ее свекровью. Она обожала устраивать соперничество по поводу того, в ком больше нуждается Эдди. Свекровь утверждала, что только она умеет сделать все необходимое так, чтобы угодить Эдди, не то что бесталанная Фэйт.
Долгие годы Фэйт уступала старухе. В конце концов, это был ее сын и он умирал. Разве можно бороться с ней?
Но сейчас-то ситуация другая. Теперь у Фэйт есть сторонники. Не возбраняется пойти на кухню, пожаловаться Эми, затем та обратилась бы к графу и Фэйт получила бы возможность осмотреть пациента. А можно спуститься на кухню, заварить фиалковый корень, исхитриться, и стражница сама оставит больного.
Фэйт не понравились ни та, ни другая идея. Она вспомнила, как Эми, попав в незнакомую эпоху, одна одинешенька умудрилась утвердиться на позиции управительницы.
– Если Эми смогла, значит, и я справлюсь, – подбадривала себя Фэйт, открывая дверь и заходя в комнату.
Первое, что она почувствовал, заплесневелый застоявшийся воздух. Окна наглухо зашторены, и ни один солнечный лучик не проникает в помещение. Ей потребовалось некоторое время, чтобы глаза приспособились к темноте, прежде чем она заметила темную фигуру, сгорбившуюся в дальнем углу. Та, кажется, вязала.
– Убирайся! – взвизгнула сиделка. – Его нельзя посещать никому, кроме членов семьи.
Невольно Фэйт шагнула назад, затем остановилась. С детства на нее наводили ужас женщины, похожие на эту. Они принимали такой командный вид, что Фэйт хотелось убежать и спрятаться. Собственная мать и матушка Эдди подавляли Фэйт всю жизнь.
Фэйт взяла себя в руки, распрямила плечи и произнесла:
– Вас незамедлительно просят спуститься вниз, – удивительно, но ее голос стал похож на голос матери и отчасти на голос свекрови.
Фэйт едва не издала ликующий возглас, когда ведьма отложила свое вязание, поднялась с места и прошла мимо, по-прежнему игнорируя Фэйт. У двери сиделка изрекла устрашающим голосом:
– Не смейте приближаться к нему.
Как только мегера удалилась, Фэйт метнулась к окну и раздвинула тяжелые шторы. Поднялась такая пыль, что Фэйт закашлялась.
Свет залил комнату, и Фэйт повернулась к кровати. Сквозь пыльное облако с минуту было ничего не видно.
Тщетно стараясь не кашлять, размахивая руками, чтобы разогнать пыль, Фэйт шагнула в сторону ложа. Когда глаза привыкли, она, наконец, смогла разглядеть лицо, едва возвышающееся над подушкой. Продолговатое, бледное, с клочковатой седой бородой.
Если бы его веки не были подняты, она бы никогда не поверила, что этот человек жив. Мужчина уставился на нее, моргая, напоминая киношных зомби.
– Кто ты? – проскрежетал немощный еле слышным хриплым голосом.
– Фэйт, – ответила она, изумленно разглядывая будущего пациента и стараясь гримасой не выдать отвращения. – Я сиделка, подруга Эми. Приехала ухаживать за вами.
– Фэйт, – повторил он. Казалось, на изнуренном лице промелькнуло подобие улыбки. – Подходящее имя для тебя. Ты похожа на ангела. Возможно, ты и есть ангел, явившийся забрать меня из земной юдоли.
Она не улыбнулась его словам.
– Я хочу осмотреть вас, – сказала она, присаживаясь подле него на кровать. Под одеялами его тело едва проступало. Она медленно откинула одеяла, затем выцветшую простыню. Наконец больной предстал перед ней свободным от покровов. Фэйт никогда не видела настолько истощенного человека. Его тело ссохлось примерно до сорока пяти килограммов при росте в метр восемьдесят.
И он был грязный. Тело пациента источало зловоние застарелого пота, словно он не принимал ванну очень давно. Хуже того, он был покрыт пролежнями.
– Прошу прощения за мой непрезентабельный внешний вид, – прошелестел Уильям. – Мне требуется на удивление много времени, чтобы покинуть эту землю. Кажется, я ухожу по унции[1] за день.
Больной явно стеснялся своего состояния и не хотел, чтобы кто бы то ни было видел его таким.
– Не разговаривайте, – сказала она мягко. – Я собираюсь перевернуть вас. Просто расслабьтесь.
– Сделаю, все, что прикажешь, – пообещал он галантно. Но Фэйт чувствовала его глубокий стыд .
В последние годы жизни Эдди, Фэйт поворачивала его, подкладывала судно, перетаскивала, мыла. За последние месяцы жизни мужа она приобрела все навыки ухода за лежачим больным. Со знанием дела и с предельной осторожностью она обхватила костлявые плечи и перевернула мужчину, чтобы осмотреть его спину. Она сдержала свои эмоции при виде кошмара, творящегося под его ночной рубашкой: почти все тело было покрыто болячками и язвами. Она ободряюще улыбнулась, укладывая его обратно на подушки.
– Ты – действительно ангел, – простонал он. – Твои прикосновения нежнее ветерка.
Фэйт старалась не выдать своего истинного впечатления. Она укрыла страдальца простыней и встала у постели, глядя на него.
– Убедилась, что ничего не поделать? – улыбнулся Уильям.
– Ваши зубы болят? – спросила Фэйт.
– Их осталось не так много, чтобы болеть, – констатировал он. – Теряю по одному каждую неделю. – Первый раз с его уст сорвалось что-то похожее на жалобу.
Фэйт кивнула, затем подошла к подносу на прикроватной тумбочке и подняла салфетку. Обнаружились стакан молока и тарелка чего-то белесого.
– Что это? – присмотрелась она, помешав варево ложкой.
– Последняя пища инвалида. То, чем кормят детей. Поглощаем, приходя в этот мир, и давимся, расставаясь с ним.
– Что вы едите на обед и ужин? – строго настаивала Фэйт. – Пожалуйста, без шуток. Просто перечислите.
Его улыбка погасла.
– То же самое, что и сейчас, но иногда меня потчуют говяжьим бульоном на ужин. Да и аппетит давно пропал. Какая разница, что есть. Я просто жду, когда покину эту юдоль скорби. Доктор Галахер уверяет, что осталось не долго.
Фэйт отвернулась и посмотрела в окно. Необходимо взять себя в руки. Сделав глубокий вдох, она обратилась к пациенту.
– Уильям, – начала она, – Не знаю, что с вами и сколько вам осталось жить, но могу уверить… нет, я обещаю вам, что сделаю последующие дни более комфортными, чем сейчас.
Мужчина удивленно воззрился на нее, не зная, что ответить на горячее заверение. Нагнувшись, она поправила одеяло и попыталась улыбнуться.
В следующую секунду дверь отворилась и в комнату ворвалась седовласая сиделка.
– Что ты творишь? – закричала она. – Свет вреден. – Она поспешила через комнату к окну, чтобы задернуть занавески. Когда помещение снова погрузилось во мрак и наполнилось пылью, она повернулась к Фэйт. – Я расскажу доктору обо всем, и он прикажет, чтобы ты держалась подальше отсюда.
Фэйт подарила ей холодную улыбку.
– Вы в этом убеждены, да? – она проследовала мимо и вышла из комнаты. Оказавшись в коридоре, Фэйт прислонилась к двери, судорожно сделала несколько глотков свежего воздуха и обратила лицо к небу.
– Видишь это, Эдди? – прошептала она. – Ты когда-нибудь видел что-либо ужаснее? Я собираюсь исправить это. – Она сжала кулаки. – Во что бы то ни стало, я облегчу последние дни этого человека.
Фэйт поспешила вниз и направилась прямиком на кухню. Эми стояла в самом центре, раздавая указания нескольким кухаркам. Фэйт собиралась описать все, что видела, а затем потребовать, чтобы ей предоставили свободу действий. У нее есть опыт и знания. Но стоило Фэйт бросить взгляд на Эми, как все увиденное всплыло перед глазами… и ее желудок взбунтовался. Закрыв рот рукой, она метнулась к черному входу и вниз по лестнице. Эми следовала по пятам.
Фэйт стошнило прямо во внутреннем дворе. Она руками оперлась о каменную стену. Казалось, ее выворачивает наизнанку волна за волной, хотя желудок давно опустел. Она осознавала, что вокруг присутствуют люди и что Эми что-то говорит, но не более того. Страшные картины не отпускали ее.
– Лучше? – спросила Эми, подавая влажное полотенце вытереть рот.
Фэйт кивнула и потащилась за Эми к каменной скамье у стены. Они остались одни, значит, Эми отправила остальных подальше.
– Расскажи, что случилось, – сказала Эми, обнимая одной рукой Фэйт за плечи.
– Ты видела его? – сумела выдавить Фэйт. Желудок все еще сжимался.
– В последние месяцы нет. Я говорила тебе, что Тристан оставил все на попечении семейного доктора.
– Доктора? – голос Фэйт возвысился. – Как он смеет так себя называть?
– Он хорош для восемнадцатого века, – спокойно объяснила Эми. – Фэйт, я знаю, каково это – получить культурный шок. Хотя я здесь больше года некоторые вещи до сих пор поражают меня, но ты должна помнить, что ты, я и Зои имеем преимущество в полторы сотни лет развития цивилизации. Мы вовсе не лучше здешних. Мне вообще по вкусу натуральные продукты и вещи ручной работы.
Эми замолчала и притянула подругу ближе к себе.
– Расскажи, что ты видела.
– Не поняла, что с ним, рак ли это или туберкулез или же просто пищевая аллергия, но одно я знаю точно, какая бы ни была болезнь, с живым человеком нельзя так обращаться, – Фэйт сделала глубокий вдох и начала говорить медленней. – Вся его спина покрыта пролежнями и клопиными укусами.
– Постельные клопы и блохи, – кивнула Эми, опуская руки. – Я с этим хорошо знакома. Когда я прибыла сюда, то заставила их сжечь перья из матрасов и постирать все белье щелочным мылом. И щеткой вычистить спальни. Клопы и блохи по-прежнему проблема, но не до такой степени, как раньше.
– А его комнату не тронули, – констатировала Фэйт с укоризной в голосе.
Эми не обиделась.
– Нет, не тронули. Тристан и Бет уверили меня, что их дядя находится под присмотром доктора, и я ничего не предпринимала. Я отвечаю только за приготовление пищи для него.
– Ты в курсе, чем его кормит надсмотрщица?
– Тем же, что едят остальные, – заверила Эми. – Я контролирую все, что ставится на поднос. Больной получает самое лучшее.
– Она сжирает все сама, – выкрикнула Фэйт. – Уильяму достается только молоко и кашица. Изредка мясной бульон.
– Но ведь я готовлю специальную мягкую еду для него, – недоумевала Эми. – Доктор Галахер сказал, что у Уильяма плохие зубы и что следует кормить его только легкой пищей. Персонально для него дроблю горох и крошу все овощи с местных грядок.
– Он не получает полноценного питания, – сказала Фэйт и закрыла лицо руками. – Эми, он – вылитый скелет. Не понимаю, как он до сих пор жив. Он истощен до крайности, и я не уверена, но предполагаю, что он теряет зубы из-за цинги.
– Цинга?! – удивилась Эми. – Болезнь, которая приключается при нехватке витамина С?
Они молча сидели целую минуту, затем Эми решилась:
– Что тебе нужно, чтобы должным образом о нем позаботиться? Кроме того, чтобы избавиться от той особы.
Фэйт сделала вдох.
– Его необходимо переселить. Будь такая возможность, я бы сожгла то место. Это рассадник блох и клопов.
– Доверся мне, щелочное мыло действует не хуже огня. Королевство за резиновые перчатки[2]!
– Хорошо бы перенести его туда, где есть свет и тепло. Он стеснительный мужчина, и не думаю, что захочет, чтобы его видели таким, каков он сейчас, но ему нужен свежий воздух.
– Без проблем обеспечу тебя всем необходимым. Тристан очень любит своего дядю. Он частенько рассказывает, как они вместе катались верхом и ходили на рыбалку! Думаю, Уильям был для него настоящим отцом.
– И все же Тристан передал дядю в руки такого шарлатана, как этот доктор.
– Рада, что в нашем современном мире мы не настолько доверяем врачам, чтобы наши близкие страдали от врачебных ошибок и небрежения.
– Очко в твою пользу, – признала Фэйт. – Извини.
– Чувствую, что это моя вина, – сказала Эми. – Если бы я…
– Что? – перебила ее Фэйт. – Взвалила на себя еще одну ответственность помимо замкнутого зациклившегося графа и его заброшенной сестры? Не говоря уж о целом поместье. Когда бы ты нашла время, чтобы дополнительно заботиться о больном мужчине?
– Верно, – ответила Эми. – Но я должна была проконтролировать происходящее.
Фэйт посмотрела на нее.
– Если этот, так называемый, доктор связан с семьей очень долго, значит, он принимал первенца Тристана?
– Да, – подтвердила Эми, недоумевая. – Он.
– И жена Тристана умерла, – продолжила Фэйт, стискивая зубы. – Не сомневаюсь, что она погибла от родовой горячки, возникающей из-за грязных рук врача. Болезнь переносит от одной роженицы к другой доктор, не удосужившийся вымыть руки.
Эми прихлопнула рот ладонью.
– Тристан говорил, что его жена умерла из-за опоздания доктора. Тот был в деревне, принимая близнецов у другой роженицы.
– Они выжили?
– Нет, – покачала головой Эми, глядя на Фэйт. – Все трое умерли, а еще жена Тристана и его ребенок. Тристан называет ту ночь Ночью Смерти.
– Вернее ночь, когда доктор не помыл руки перед тем, как принимать роды. Действительно, зачем же это делать, когда берешься за такую грязную работу? Зачем отвлекаться мытьем рук, если все равно их испачкаешь?
– Хорошо, – медленно произнесла Эми. – Перечисли, что тебе нужно для Уильяма. Я позабочусь о докторе и той сиделке. Мне она никогда не нравилась, но у нее превосходные рекомендации.
– Куда можно перенести его? – спросила Фэйт. – Место должно быть теплым, солнечным и уединенным.
– Не знаю, – задумалась Эми, затем ее глаза блеснули. – Старая оранжерея.
– Оранжерея? – удивилась Фэйт. – Я не видела ее в кухонном саду.
– Она не там. В заброшенном старом саду. Но она не повреждена. Было разбито несколько стекол, но я вставила новые и укрепила конструкцию досками для защиты от дождя и животных. По торцам имеются дровяные печи. Проблема в том, что это место давно не использовалось и там грязно.
– Это ведь у старого дома? – спросила Фэйт, вставая. – Бет упоминала об этом строении. Средневековый дом?
– Шекспир мог бы в нем гостить. Построен из бревен и оштукатурен.
– Но Тристан устроил там коровник, – поморщилась Фэйт.
– Признаюсь, что этот дом занимает в списке моих забот 137 место, – улыбнулась Эми.
– И обязательно лежачая ванна, – сказала Фэйт, задумчиво глядя вдаль. – Пожалуйста, скажи, что она у тебя есть.
– Да. Хорошая оловянная ванна. Единственная проблема, что ее нужно наполнять и опорожнять вручную.
– Мне дадут помощника?
– Конечно. Тристан владелец всех домов в деревне. Все жители работают на него так или иначе.
Фэйт улыбнулась.
– Мужчины действительно тяжело трудились до эпохи машин. А еще нужны полотенца, чистые простыни и всевозможные средства для мытья. У тебя должны быть мыло и шампунь, сделанные не из щелочи.
– Не отчаивайся, пока не испытаешь вещество, изготавливаемое Бет. У нее есть рецепты прапрародительницы, и результат божественный. Распоряжусь, чтобы тебе принесли на пробу.
– Да, пожалуйста, поделись со мной. Только не позволяй Бет приходить сюда, пока я не проведу наедине с пациентом хотя бы пару дней. И раз разговор зашел об оранжереях, здесь есть какие-нибудь цитрусы?
– Лимоны и лаймы. Я попрошу Тристана отправить кого-нибудь в Саутгемптон за апельсинами. Их доставляют на кораблях в тамошние доки, а затем оттуда отправляют в Лондон. Но мне нравится обходиться без посредника.
Фэйт рассмеялась.
– И как этот граф смог выжить до твоего появления?
– Не представляю.
– О, чуть не забыла о папиросной бумаге, – встрепенулась Фэйт. – И у тебя случайно не найдется пластиковых соломинок? – Когда Эми ничего не ответила, а просто посмотрела на нее странным взглядом, Фэйт спросила: – Что не так? Я не историк, но мне помнится, что в конюшнях используется солома.
– Конюшни? – переспросила Эми. – Солома. Смешно.
Подруги рассмеялись.
Эми накрыла ладонью руку Фэйт.
– Теперь лучше?
– Намного. Как далеко эта оранжерея? Уильяма можно туда перенести? Боюсь, что лошади или тележка могут оказаться слишком жесткими и тряскими для него и сдерут с него истончившуюся кожу.
– Да, есть один человек, который с радостью перенесет его куда угодно. Помощь тебе будет обеспечена в любом объеме, – заверила Эми. – Теперь я лучше вернусь на кухню, не то мы останемся без ужина. Оранжерея прямо по той тропинке. Почему бы тебе туда не сходить? Я отправлю нескольких женщин на уборку.
– Когда все будет подготовлено, ты транспортируешь Уильяма? – спросила Фэйт.
– Да, – сказала Эми, изучая ее. – Знаешь, ты выглядишь моложе, чем вчера.
– У меня появилось здесь занятие, – объяснила Фэйт. – Я боялась, что…
– Что я притащила вас сюда ради собственных эгоистичных целей и вам нечем будет здесь заняться?
– Более или менее, – призналась Фэйт, отступая. – Не забудь про ванну. И мне нужна будет горячая вода и мягкое мыло, – сказал она громче, все дальше отдаляясь от Эми.
– Я ничего не забуду, – откликнулась Эми.
– Надеюсь, – прокричала Фэйт. – А я постараюсь забыть много о чем.
Она свернула на тропинку. Пришлось сделать крюк, чтобы пройти по кухонному саду. Основываясь на том, что слышала, Фэйт была уверена, что все в саду знают, чем она занимается. Еще вчера ей бы не понравилась эта мысль, но сегодня ненавязчивое любопытство позволило ей почувствовать себя частью большой семьи. Она двинулась между грядок с травами и нарвала охапку мальвы и лимонной вербены. Мальву кладут в ванну, поскольку она хороша от сыпи и волдырей. Лимонная вербена просто освежит воздух в помещении.
Слева от нее мужчина крепкого телосложения с седыми висками приветственно помахал рукой. Она предположила, что это главный садовник одобряет ее выбор.
От живописного облика старого дома с дымящимися трубами Фэйт затаила дыхание. Точь-в-точь такой, как описывала Эми. Словно Уильям Шекспир спускался по деревянной лестнице. Фэйт вообразила, как перед домом прогуливается королева Елизавета I, а полдюжины разряженных фаворитов следуют за ней.
Ее иллюзию разрушила корова, вальяжно вышедшая из здания.
– Сейчас нет времени переживать по этому поводу, – сказала себе Фэйт, глядя на оранжерею в старом саду.
По-видимому, красивое застекленное строение давно не использовалось по назначению. Старый сад занимал с половину нового кухонного сада, чуть больше акра[3], и Фэйт попыталась представить, как все выглядело раньше. Она отметила остатки кирпичной дорожки, наваленные ящики и поросль вдоль стен, и несколько фруктовых деревьев, необрезанных, но еще живых.
В глубине располагалась длинная оранжерея, где когда-то выращивали апельсины. Теперь здание было заброшено, несколько стекол заменены щитами из досок.
Дверь была приоткрыта, и пришлось приложить усилие, чтобы открыть ее полностью. Внутри царили грязь и запустение, но каменный пол оказался в хорошем состоянии, и в каждом конце длинного узкого здания возвышалась дровяная печь. Поперечную решетку заплели старые вьющиеся стебли. Виноградные лозы, опознала Фэйт, но они выглядели давно высохшими. Снаружи некогда ухоженные фруктовые деревья теперь росли дичками, а их ветки привольно раскинулись над оранжереей, заслоняя солнечный свет.
Она бы поставила кровать для Уильяма в торце, ближе к дровяной печи, а себе под вьющимися стеблями. По-правде, Фэйт предпочла бы держаться подальше от главного дома, где мельтешилось так много людей, что невозможно уединиться. И ей хотелось иметь свою собственную постель.
– Вы собираетесь жить здесь? – раздался женский голос, Фэйт обернулась и увидела трех служанок с бадьями в руках.
– Я собираюсь присматривать здесь за мистером Уильямом, – объяснила она.
Женщины уставились на нее, как на безумную.
– Но, мисс, он же помирает.
– Может и так, но пусть умрет в чистоте. Вы не могли бы сказать, где здесь добывают воду? И где… гм?
Они поняли ее вопросы и показали, где располагаются дождевые бочки. Вода с крыши стекала в желоба, воронками направлялась в трубы, а из тех собиралась в бочки. Фэйт убедилась, что водой она обеспечена. Правда, придется таскать ведра, но это лучше, чем ничего.
Здесь же обнаружился и туалет. При посещении Монтичелло[4] она узнала, что в те времена эти будочки располагались с частыми интервалами по всему саду.
– Легче, чем установить септический резервуар, – пробурчала Фэйт.
Потребовалось примерно четыре часа, чтобы сделать оранжерею пригодной для обитания. Эми сдержала слово и отправила восемь человек помочь Фэйт убраться в помещении. После того как женщины два часа отскабливали все поверхности, прибыли мужчины с повозками мебели и чистым бельем. Отдав распоряжение, куда установить кровати и четыре шкафа, Фэйт не удержалась и поинтересовалась новостями.
– А Эми уволила сиделку мистера Уильяма? – спросила она с обманчивой небрежностью.
Когда женщины внезапно прекратили чистку стекол и с ожиданием уставились на только что прибывших, Фэйт поняла, что им так же не терпится узнать, что случилось. Один из слуг оказался умелым рассказчиком и поведал сочные сплетни о том, как Эми выгнала недостойную.
– Его светлость услышал шум, – декламировал сказитель – и побежал к ним. Он подумал, что начался пожар. Но, увидев, что это всего лишь Эми, он попытался спрятаться. Чтобы не встревать в бабью свару.
Он сделал паузу для значительности, явно наслаждаясь вниманием публики.
– Но не тут то было. Сиделка углядела его и потребовала, чтобы он приказал Эми оставить ее в покое. Она кричала, что девка с красными волосами, прошу прошения, мэм, распутница и не подходит для ухода за джентльменом, таким как мистер Уильям. Она вопила, что у вас особенные планы на этого мужчину, а не просто его излечение.
– Какие особенные планы? – не поняла Фэйт.
– Замужество, – снизошел до объяснения рассказчик, и женщины согласно кивнули.
Фэйт рассмеялась, но окружающие недоверчиво поглядывали на нее.
– Я всего лишь хочу сделать его жизнь более комфортной, – успокоила Фэйт. – Что же произошло потом?
– Его светлость принял сторону мисс Эми, и сиделку отправили обратно в город на повозке. Сейчас мисс Эми разбирает комнату мистера Уильяма.
– А что она сделала с мистером Уильямом?
– Томас несет его сюда прямо сейчас, – ответил мужчина.
– Понятно, – одобрила Фэйт. – Давайте, у нас не так много времени. Когда вы расставите мебель, мне нужно достаточно воды, чтобы наполнить большую ванну.
– Она в повозке, – сообщил мужчина. – Вы собираетесь купаться?
– Нет, я собираюсь искупать мистера Уильяма.
Она проигнорировала осуждающие взгляды и перешептывания «купание в ванной убьет его». Фэйт продолжила указывать, куда устанавливать мебель. Очевидно, этим людям казалось по меньшей мере странным перемещать больного человека из обустроенного дома в старую ветхую оранжерею. Но ей хотелось, чтобы Уильям был на свежем воздухе и под солнечным светом.
Она так торопила рабочих, что когда пришел огромный мужчина, неся на руках немощного Уильяма, все было готово.
– Теперь можете уйти, – сказала Фэйт помощникам. Когда они замешкались, она добавила как бы про себя. – Наверное, Эми уже приготовила ужин. – То ли упоминание об Эми, то ли слова про ужин подействовали, и все поспешили прочь.
Посмотрев им вслед, Фэйт отошла в сторонку, чтобы здоровяк смог войти. Он держал больного без усилия, словно тот весил не больше салфетки.
– Уильям, – мягко позвала Фэйт. Его глаза были закрыты, грудь едва заметно вздымалась под простыней.
Он чуть приподнял веки.
– Вот и мой ангел, – пролепетал он, с явным усилием выговаривая слова.
– Я хочу, чтобы вы выслушали меня. Вы слишком грязный, чтобы лечь в свежую постель. Поэтому я собираюсь сначала положить вас в ванну с теплой водой и искупать. Как вы, сможете перенести это?
Уильям открыл глаза и посмотрел на мужчину, держащего его.
– Женщина будет купать меня, – сказал он. – Неужели такое удовольствие возможно?
– По мне, так вам это не впервой, – парировал мужчина, и Фэйт уверилась, что оба хорошо друг друга знают.
– Поможете мне его раздеть? – попросила она богатыря.
– Он делал это очень часто, – прошептал Уильям. – Томас мой компаньон с самого моего рождения.
– Давайте же, – поторопила Фэйт, направляясь к наполненной ванне. – Пока вода не остыла. – Она погрузила руку для проверки температуры, затем размяла мальву и бросила в воду.
Она наблюдала, как Томас развернул простыню и открыл тощее тело в ночной рубашке. Фэйт заметила болячки и на ногах.
Наступил момент смущения, когда Томас снял с хозяина длинную сорочку и совершенно обнажил Уильяма, но оно прошло, едва Фэйт разглядела состояние больного под дневным светом.
Когда изъязвленная кожа соприкоснулась с водой, Уильям застонал от боли, но он сжал губы, чтобы сдержать крики. И без того высокая оценка этого мужчины взлетела до небес.
Потребовалось несколько минут, прежде чем вода перестала раздражать раны и стала успокаивать зуд. Фэйт хотела бы приказать Томасу, чтобы он оставил их, но не стала этого делать. Не зная всей предыстории, она угадала, что здоровяк любил господина, но был отослан доктором. Теперь, когда они снова вместе, Томас не упустит его больше из виду.
Раскладывая оставшиеся вещи, Фэйт пыталась перебороть отвращение от вида тела Уильяма. Но, разглядывая сквозь прозрачную воду весь объем повреждений, вновь ощутила рвотные позывы. Она могла различить, как его сердце бьется под ребрами, могла даже посчитать пульс.
– Боюсь, что у меня не слишком атлетическая фигура, – пошутил Уильям, оценивая ее реакцию.
– Расскажите мне, как началась болезнь, – попросила Фэйт. Она взяла в руки завернутое в бумагу мыло, присланное Эми, и вдохнула аромат.
– Это от Бет? – спросил он.
– Да, чудесно пахнет, – она приблизила сверток к его носу, и он закрыл глаза, втягивая благоухание.
– Кроме женщин нашей семьи никто не знает, как такое делается, – сказал он. – У Бет хранится древняя книга рецептов. Мать Тристана никогда не варила мыло, поскольку ненавидела мою мать.
– А ее свекровь, – процедила сквозь зубы Фэйт. – Я отчасти понимаю ее.
– У вас есть свекровь?
– И да, и нет, – ответила она. Фэйт окунула мыло в воду, села на стул около ванны и начала осторожно мыть больного. Уже после обработки одной руки вода потемнела. – Я вдова.
– А, – протянул Уильям, откидывая голову назад. – Вы потеряли мужа, но осталась его мать.
– А вы-то уверены, что только вы обитаете в земном аду, – скривилась Фэйт.
Уильям рассмеялся, и, несмотря на его слабость, смех звучал звонко.
Фэйт понимала смущение мужчины из-за того, что она купает его, но сама не испытывала ничего подобного. Она ведь купала Эдди сотни раз.
– Вы не могли бы принести еще горячей воды, – попросила она Томаса. И они остались наедине с Уильямом, который, казалось, полностью доверился ей.
– Расскажите мне о своей болезни, – снова поинтересовалась Фэйт.
– А надо? – усомнился пациент, блаженствующий с закрытыми глазами. – Меня так не купали с детства.
Она поднялась и, вытащив склянку из шкафа, поставила подле ванны.
– Узнаете семейный рецепт? Это шампунь?
– Зелье, которое пахнет как солнечный свет в бутылке?
– Да, то самое, – она с сожалением перестала принюхиваться. – Какие здесь ингредиенты?
– Большой секрет, – сказал Уильям. – Ни один мужчина из нашей семьи не заглядывал в книгу Бет. Книга передается от одной женщины к другой, из поколения в поколение, и ни одному мужчине не дозволено увидеть ее. Думаю, женщины боятся, что мы уличим их в использовании черной магии, что бы завлечь нас.
– Судя по запаху, это райское снадобье, – Фэйт вылила немножко на ладонь и начала мылить многострадальную голову. Волосы сбились в колтуны, она чувствовала корки на коже. Наверное, из-за вшей.
– У тебя руки богини, – прошептал он, смеживая веки. – Ты спустилась с горы Олимп, чтобы осиять ничтожных людишек?
– Вы всегда такой златоуст?
– Достаточно часто, чтобы многажды попадать в неприятности, – посетовал Уильям.
На полу стояло ведро с теплой воды и Фэйт сполоснуть промытую голову.
Пациент отмокал в ванне уже около часа, и Фэйт решила, что этого вполне достаточно, но Томас еще не вернулся с чистой водой.
– Существует какая-то причина, по которой вы не хотите рассказывать о вашей болезни? – спросила она. – Это из-за посещения заведений, где вам не следовало бывать? – Если у него венерологическое заболевание, никакое купание не вылечит Уильяма.
– Однажды я сломал ногу, – начал он.
Фэйт услышала шум возвращающегося Томаса.
– Что случилось потом?
– Мою ногу обработали, но началась лихорадка, которая никак не проходила, – он пожал плечами.
– Не понимаю. Ясно, что вы не умерли от лихорадки, так что же случилось?
– Я так и не смог выздороветь. Доктор Галахер сделал все возможное. Он изолировал меня в доме племянника, когда я был на краю смерти, и нашел отменную сиделку, но я не поправился. Почти месяц провалялся в беспамятстве, а когда очнулся, то был уже в таком состоянии, в каком ты меня видишь.
Томас вошел в оранжерею с двумя ведрами горячей воды. Фэйт велела ему держать Уильяма вертикально, чтобы она смогла потереть спину. Томас, вытянув руки, осторожно поддерживал хозяина, чтобы своими шершавыми ладонями не навредить язвам на коже. Фэйт помыла мужчину, обвисшего на руках Томаса, и ополоснула теплой водой из ковша.
Затем Уильяма бережно повернули, чтобы повторить процедуру спереди.
Недужный наконец избавился ото всей грязи, Томас придержал его, пока Фэйт аккуратно натягивала чистую ночную рубашку через голову.
– Прошу тебя, пощади, – прошептал Уильям. – Я должен поспать сейчас. Все силы размокли и стекли.
– Еще рано, – сказала Фэйт. – Сперва вы покушаете.
– Я не могу, – простонал он, когда Томас понес его к кровати и осторожно усадил на чистую простыню и подложив пуховую подушку.
– Нет, вы справитесь, – настаивала Фэйт. – Вы поедите, и я позволю вам поспать.
– Мои зубы, – начал было Уильям.
– Я собираюсь поработать над ними, когда они окрепнут достаточно, чтобы выдержать чистку. Ну а пока выпейте это.
Фэйт посмотрела на Томаса и увидела, что тот улыбается. Очевидно, он тоже перепугался из-за скелетоподобия Уильяма, и явно радовался, что господина заставляют кушать. Томас наполнил ведра грязной водой из ванны и понес выливать.
К тому времени, как ванна была опустошена, вычищена и прислонена к стене, Фэйт умудрилась запихать в больного почти целый стакан лимонада и полчаши шпинатного супа-пюре. Когда она закончила, он так устал, что едва не терял сознание. Но она понимала, что все сделанное ему во благо.
Наконец Уильям уснул, его голова откинулась в сторону в изнеможении.
– Хорошо, – одобрил Томас. – Так и надо.
Томас явно не был одарен талантом к риторике, но его любовь к Уильяму была несомненной. Его похвала позволила Фэйт почувствовать себя как никогда правой и полезной.
– Спасибо, – ответила она. – Вы посидите с ним, пока я займусь другими делами?
– Да, посижу, – кивнул Томас и опустился на стул, доставленный на последней повозке.


ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] 1 английская унция равна 28,35 грамма, 1 аптекарская унция равна 31,1 грамм

[2] Аллюзия на известнейшую фразу из хроники Шекспира «Ричард Третий»: «A horse! a horse! my kingdom for a horse!» — «Коня! Коня! Всё царство за коня!»

[3] Акр (англ. acre) = 4046,86 м² ≈ 1/250 км² (= 0,37 десятин)

[4] Монтичелло (Monticello) — усадьба Томаса Джефферсона на юге штата Виргиния, в 2 км к югу от Шарлотсвилля. Представляет собой эталонный пример раннего американского классицизма

...