Нюрочек:
28.06.14 11:39
» Глава 19
Отсталые слои населения в лице меня недавно узнали, что каждое лето на нашем сайте проходит отличная штука - творческий конкурс эротического жанра "Зной"! В Москве зноя нет (да что говорить - мороз у нас), но "Зной" есть на форуме, и потому всё прекрасно
Конкурсу, девочкам-организаторам и участницам глава и посвящается. Удачи всем!
***
Глава 19 (перевод - Нюрочек, редактирование - gloomy glory)
Дафна поклялась себе, что не станет считать дни с отъезда Энтони, и сдержала клятву. Она не выглядывала из окна антики, едва заслышав перестук колес. Не спрашивала мистера Беннингтона, нет ли вестей от герцога, не сообщает ли он о своём возвращении. Не заходила в северное крыло поместья и не гуляла в оранжерее.
Да, она не делала ничего этого, но разве она не скучала? Скучала. По нему, по их пикировкам, полночным танцам, сделкам и поцелуям. Раз за разом Дафна напоминала себе, что всё это пустое, ведь ей предстоит уехать. Снова и снова повторяла подслушанные слова герцога о самой себе, надеясь, что обида – уже прошедшая на самом деле – поможет справиться с тоской, но напрасно. Слова эти больше не причиняли боли.
Решительно настроенная справиться со своими чувствами, Дафна наказала себе, что ни секунда её времени не должна быть свободна. В антике оставалось еще довольно находок, которые предстояло восстановить. Вместе с дамами Фицхью она посетила два местных собрания. И, конечно же, много читала – книги об английской аристократии, заметки о современной моде, эссе об английской политике и даже небольшую брошюру, найденную в местном книжном магазине, о том, что должна знать юная леди, решившая принять пост гувернантки. Но при этом Дафна старательно избегала светских газет. Она не хотела читать домыслы об Энтони и его будущей супруге.
По приказанию Энтони главный конюх начал учить её верховой езде. Благодаря умению ездить на верблюдах Дафне хватило нескольких дней, чтобы освоиться с лошадью. Но, конечно же, она находила дамское седло верхом нелепости.
Наступило время Рождества. Чета Беннингтонов отправилась к своему племеннику в Уилтшир. Дафну же пригласили на празднование в Долгую Долину, поместье лорда и леди Фицхью, и она согласилась. Раньше ей не доводилось отмечать Рождество в истинно английском стиле, и мысль посетить гуляния у соседей весьма её привлекла. К тому же за последние несколько месяцев она искренне привязалась к доброму семейству, да и они уже обращались с нею как с родной.
Посему Дафна написала виконтессе, что решила остаться в Хэмпшире ещё на несколько дней.
Во время первого своего английского Рождества Дафна ела яства, экзотичные для неё и совершенно привычные для хозяев дома. Она не была уверена, что ей понравилась запечённая кабанья голова, но сливовый пудинг, заварной крем и вино с пряностями привели гостью в восторг.
Беннингтоны успели вернуться в Тремор-холл и, пожелав ей всего самого наилучшего, попрощались. Мистер Кокс выплатил ей премию в пятьсот фунтов. И к пятому января нового года причин задерживаться в Хэмпшире не осталось. Наступило время отъезда.
Но когда леди Фицхью узнала, что на следующий день Дафна планирует отправиться в Лондон и не просто, а одна, да ещё почтовой каретой, она ужаснулась и настойчиво предложила путешественнице отпраздновать вместе с ними Крещение и лишь потом поехать в столицу – вместе. По дороге в Лондон они бы с удовольствием завезли дорогую мисс Уэйд в Чизвик. Дафна согласилась.
Накануне Крещения в поместье вернулся Энтони.
Дафна работала в антике. Она восстанавливала свою последнюю находку – очень редкий образец шомронской керамики. Склеивание воедино бесконечного числа черепков, на которые разлетелась большая ваза, заняло у нее день и почти весь вечер. Близилась полночь, когда наконец последним взмахом карандаша она закончила эскиз вазы и занесла в каталог её описание: «Округлая ваза. Группа Д: грубая керамика, объект 16.2. Шомронская утварь, тёмно-красная глазурь, барботинный рисунок. II в. н.э., правление императора Адриана. Вилла Друскуса Аэрелиуса, Вичвуд, Хэмпшир, 1831 г.».
Мгновение Дафна не могла отвести глаз от рисунка. Больше не придётся восстанавливать артефакты, найденные на руинах римской виллы Энтони. Конечно, она может столкнуться с ним в Лондоне, может посетить его музей, но сейчас эта ваза знаменовала собой завершение её пребывания в Тремор-холле. Внезапно Дафну охватило беспросветное отчаяние. Будущее таило в себе заманчивые возможности, но, думая об Энтони, она не могла вызвать в себе восторга и предвкушения этих самых возможностей.
Прежняя отчаянная и слепая влюблённость исчезла, но на её место пришли другие, более глубокие, чувства – уважение и дружба. Желание тоже было, оно по-прежнему заставляло её таять как мёд при одном воспоминании об Энтони без рубашки, о его крепких объятиях, о пьянящих поцелуях.
Но мысли об этих чувствах причиняли такую боль, что казалось, будто на душу ложится тяжёлый камень. Проведённые вместе часы – работа бок о бок, уроки танцев, пикники, торг за её время – были особенными и восхитительными, и осознание неминуемости отъезда казалось нестерпимым.
Слёзы затуманили глаза, и Дафна поспешно смахнула их носовым платком. Она поклялась, что не прольёт по Энтони больше ни слезинки, и намеревалась сдержать свою клятву.
Огонь в камине давно прогорел, оставив угли и пепел, и Дафна внезапно осознала, насколько зябко стало в антике. Пошевелив задеревеневшими от холода и кропотливой работы пальцами, она поморщилась от боли. Опёрлась локтями о стол и слегка приподняла очки, чтобы потереть уставшие глаза. Ледяные кончики пальцев успокаивающей прохладой легли на закрытые веки. Она зевнула, зная, что засиделась допоздна. Пора возвращаться в дом и ложиться спать, ведь завтра рано утром предстоит ехать к Фицхью.
В эту секунду распахнулась дверь. Дафна подняла голову. Ворвавшийся холодный ветер загасил свечи на рабочем столе, но на мгновение вернул к жизни пламя в камине, позволив разглядеть, кто стоит в дверях. Затем огонь потух, оставив после себя тускло мерцающие красным угли.
Энтони. Разве можно было его с кем-то спутать? Серебристый свет зимней луны очёрчивал его такую характерную фигуру, широкие плечи чёрной стеной отгораживали ночь. На полу перед ним проникший через окно лунный свет нарисовал узор из квадратов.
– Я видел вас здесь, – выдохнул он. Помолчал и добавил загадочно: – Всюду, где бы я ни был.
Дафна откашлялась.
– Вы вернулись. – Боже, какое бессмысленное замечание! Но, кажется, способность логично мыслить, требующаяся для более сложной речи, покинула её.
Энтони вошёл в антику, и вместе с ним ворвался студёный ветер. Обхватив себя руками в попытке защититься от холода, Дафна встала.
Энтони закрыл дверь и опёрся о неё спиной. Его лицо и тело по-прежнему скрывала темнота.
– Вы ещё не уехали, – устало заметил он. – Не думал, что найду вас здесь. Разве вашим последним рабочим днём не должно было стать двадцать третье декабря?
Он не планировал даже попрощаться! Дафна стянула все обуревавшие её чувства в тугой узел гордости.
– Утром я уезжаю в Долгую Долину. Отмечу Крещение вместе с Фицхью, а затем они отвезут меня к вашей сестре в Чизвик.
Энтони не ответил. С каждой секундой тишины Дафна вскипала всё больше. Его молчание провоцировало её, и наконец она не выдержала:
– Неужели не попытаетесь соблазнить меня остаться, ваша светлость? Не станете говорить о нашей дружбе и воспевать мои прекрасные глаза? – Её голос сорвался. – Даже не попрощаетесь и не пожелаете всего самого наилучшего вашей преданной служащей?
Энтони оттолкнулся от двери и серо-чёрной тенью шагнул вперёд.
– Господь всемогущий, Дафна, что вы себе вообразили? – требовательно спросил он, огибая стол и становясь позади неё. – Что я сделан из камня?
– А разве не так вы думали обо мне? – парировала она и попыталась было выйти из-за стола, но он не позволил, положив руку ей на плечо. Другой рукой Энтони отвёл локон от её щеки.
– Нет, вы сделаны не из камня, – шепнул он, прижимаясь к спине Дафны. – Вы, скорее, похожи на трюфель.
– Большое спасибо, сравнение с грибом весьма лестно, – ответила она, опустила руки и снова попыталась обойти стол, на этот раз с другой стороны. И опять Энтони ей не позволил. Стремясь не дать ей уйти, он положил вторую руку на другое её плечо.
– Не с грибом, – рассмеялся он – его смех тёплым дыханием овеял ей лицо – и поцеловал в щёку. – Шоколадный трюфель. Сладкая, нежная, восхитительная начинка, спрятанная в жёсткую картонную коробку. – Энтони взял её за руки. – Но, боюсь, трюфель заморозили. У вас пальцы ледяные!
Жар его тела проникал сквозь спинку платья и согревал Дафну. Она же этого не хотела.
– Позвольте согреть вас. – Отпустив руки Дафны, Энтони развернул её лицом к себе. Снял с неё очки, сложил их и опустил в карман фартука. Обхватил ладонями девичье лицо, наклонил голову и попытался поцеловать, но она отвернулась.
– Я специально не возвращался, – шептал он, покрывая поцелуями её губы, щёки, лоб, подбородок. – Ибо знал, что если приеду попрощаться, то не смогу удержаться от… этого. Шесть долгих недель вы преследовали меня словно тень; куда бы я ни шёл, я повсюду видел вас. О нет, Дафна, я сделан не из камня. Я всего лишь человек, и, помоги мне Господь, но я не могу перестать желать вас. Не мучайте меня больше… – Его язык скользнул по стыку девичьих губ. – Ну поцелуйте же меня.
Сомкнув глаза, Дафна приоткрыла рот и едва слышно застонала. Как долго, как же долго его не было! Она и забыла, какое это наслаждение – его поцелуи.
Вцепившись в складки его плаща, Дафна притянула Энтони к себе. Поцелуй стал глубже, языки затеяли сладостную дуэль. Одной рукой она обняла его за шею, пальцами другой скользнула в густые короткие волосы на затылке.
Внезапно Энтони отпрянул. В холодном лунном свете его лицо казалось странно решительным.
– Назовите меня по имени, – приказал он, дёргая за завязки фартука Дафны и развязывая по две штуки за раз. – Скажите «Энтони».
– Перестаньте мною командовать, герцог, – запротестовала она, поднимаясь на мысочки и целуя его. – Иначе вы всё испортите.
Сдёрнув фартук, Энтони бросил его на стоящий позади Дафны стол. Что-то зашаталось, а затем с грохотом разбилось, и она поняла, что это только что разлетелась на кусочки бесценная античная ваза. Пропал труд её последнего рабочего дня. Не отрывая губ, она начала смеяться.
– Вы её разбили.
– Что это было? – спросил Энтони, прижимаясь лицом к девичьей шейке.
– Шомронская ваза, – едва выдохнула Дафна. – Из Трира. Бесценная.
Энтони рванул за шнурок плаща, и тот тяжёлой массой скользнул на пол.
– Буду горевать о потере завтра. – Он продолжил покрывать поцелуями её шею. – Скажите.
Скользя руками по его груди, Дафна наслаждалась ощущением твёрдых мышц под своими ладонями. В груди вскипел восторг, испытанный ею от всех прежних их сделок.
– А что вы предложите мне взамен, ваша светлость?
– Чего вы хотите?
Дафна вспомнила фреску – мужчина и женщина, их тела сплетены, его рука на её груди – и вдруг поняла, что пришло время быть честной с самой собой. Пришло время признать, что она чувствует и чего желает.
– Того же, что и вы, – ответила она и потянулась развязать его шейный платок, да только неопытные пальцы никак не могли справиться с тугим затейливым узлом.
– Позвольте мне, – шепнул Энтони, и в мгновение ока платок оказался на полу. За ним последовали сюртук и рубашка.
Дафна не могла отвести от него глаз. О нет, это вам не подглядывание сквозь подзорную трубу. Она подняла руку, потрогала обнажённую грудь. Мышцы твёрдые, словно камень, и теплые. Энтони не шевелился, но, жадно разглядывая его в лунном свете и водя пальчиками по каждой линии, по каждой тёмной впадинке – таким знакомым, ведь она неоднократно зарисовывала их, – Дафна чувствовала на себе его взгляд. Прижав раскрытые ладони к рельефным мышцам его живота, она прижалась поцелуем к мужской груди.
Едва слышно застонав, Энтони взял её за руки.
– Довольно, – выдохнул он. – А теперь скажите.
Странно, но назвать его по имени казалось слишком личным, слишком сокровенным. Даже целуя его, Дафна не хотела этого делать и тем самым пробуждать все те чувства, что переполняли её прежде, когда она была безнадёжно в него влюблена. К тому же сейчас отличалось от минут подглядывания за ним и мечтаний. Сейчас была жизнь и настоящее, и бурлившие в ней чувства говорили о желании. Не о любви и даже не о влюблённости. Её тело жаждало его.
Молча, глядя Энтони в глаза, Дафна взяла его руку и положила себе на грудь.
Он раскрыл ладонь, и от изысканного наслаждения, растёкшегося по её телу словно тёплый мёд, Дафна изумлённо вскрикнула. Энтони сжимал и поглаживал нежную округлость, и заполнившее её тело тепло превратилось в отчаянную, болезненную потребность. Выгнувшись, она прижалась к его руке. Желая большего.
Чего, однако, не последовало. Энтони отпрянул, и Дафна уже собралась было запротестовать, но почувствовала его руки на корсаже. Он расстёгивал пуговицы. Справившись с ними, потянул платье вниз и начал покрывать поцелуями открывшуюся над низким вырезом сорочки плоть.
– Моё имя, – выдохнул он. – Вам придётся сказать его.
Дафна понимала, что совсем скоро они испытают самое сокровенное, что лишь возможно между мужчиной и женщиной, но заставить себя произнести его имя всё равно не могла. Покачав головой, она опустила руки ему на бёдра, притягивая ближе. Когда же через секунду Энтони принялся поглаживать кончиками пальцев её груди, Дафна застонала и ухватилась за край стола, ибо колени её начали подгибаться. Энтони ещё ниже спустил платье и, расстегнув сорочку, открыл нежную плоть холодному воздуху. А затем накрыл груди своими теплыми руками и принялся сжимать и поглаживать.
От каждой его ласки Дафна всё сильнее горела мукой желания, которая заставляла её изгибаться и прижиматься к нему как можно ближе. С губ её срывались бессвязные звуки. Подавшись вперед, она прижалась к его бёдрам, и её затопило наслаждение.
Казалось, это её движение воспламенило и Энтони тоже. Спустив её платье и сорочку до талии, он задрал все её юбки. Дафна почувствовала, как воздух холодит голую кожу над чулками, почувствовала на ягодицах тепло его ладоней, когда он обхватил её за попку и, подняв, усадил на стол. Ощутила прикосновение его твёрдого, возбужденного члена.
Через секунду рука Энтони оказалась между девичьих колен, и он заскользил пальцами вверх, лаская чувствительную кожу.
– Да, о да, – вместо его имени выдохнула Дафна и откинулась назад, опираясь на локти. От его лёгких как пёрышко прикосновений её бедра непроизвольно дёргались. Отполированная песком поверхность стола была атласно-гладкой, окантовка туго натянувшегося на руках платья больно впивалась в кожу, но Дафна ничего этого не замечала.
Расстегнув ещё несколько пуговиц платья, Энтони вытащил сорочку и потянул её вверх, открывая живот. Прижался горячим, влажным поцелуем к нежной плоти, пальцами скользнул ниже, в местечко столь запретное, что Дафна даже не смела его назвать. И каждое его движение заставляло её содрогаться от неописуемого наслаждения. И он знал, знал, чего ей хочется, даже лучше неё, потому что продолжил мучить её своим безжалостным требованием.
– Скажите моё имя, – выдавил Энтони, и его дыхание теплом овеяло бархатистую кожу. – Скажите, Дафна. Скажите же.
Большим пальцем он коснулся какого-то особого местечка, и это крошечное прикосновение словно бы взломало в ней замок, уничтожило все запреты и ограничения, которые она сама для себя устанавливала после их встречи. Стремительно, словно река, прорвавшая наконец плотину, чистейший, несказанный экстаз заполнил её, и больше Дафна не могла отказывать ему в том, чего он так хотел.
– Энтони, – раздался её вскрик, – да, о да, пожалуйста!
Он услышал своё имя, бессвязный поток едва различимых звуков – мольбы, вздохи и стоны, – которые красноречивее слов говорили, что его прикосновение творило с ней. Боже, какая же она сладкая. Невозможно, невероятно сладкая.
Продолжая поглаживать чувствительные складки, Энтони второй раз подвёл Дафну к пику, а затем раздвинул её колени и встал между ними. Больше сдерживать себя он не мог, иначе просто бы взорвался. В исступлённой поспешности он рванул застёжку брюк и шагнул вперёд, ещё шире развигая обнимавшие его колени.
– Дафна, – выдохнул он, обхватывая её за плечи и поднимая в сидячее положение. Она скользнула на край стола, и от прикосновения влажного манящего лона к кончику его члена голова Энтони опустела. Единственное было жизненно важно: потребность войти в неё. Одним резким движением он овладел ею.
Дафна вскрикнула, и он понял, что причинил боль. Энтони замер, но она обняла его за шею, крепче обхватила ногами за бёдрами, помогая погрузиться глубже, и последние крохи рассудка покинули его. Вонзаясь в неё снова и снова, стремительно приближаясь к блаженному забвению, он гладил её груди, целовал лицо, шептал возбуждающие слова, не понимая, что именно говорит. И когда достиг разрядки, перед ним открылись врата раскалённого до бела рая чистейших чувств.
И только после – когда, укрыв их обоих плащом, Энтони лежал на столе рядом с Дафной, согревая её своим теплом, обнимая одной рукой, а вторую, будто подушку, пристроив под девичью головку, – только тогда к Энтони вернулась способность думать, и он понял, какие необратимые последствия будут у того, что он только что натворил.
...