KattyK:
30.07.12 12:54
» Глава 11
Перевод - Lust, редактура - AFIR, вычитка - Talita, KattyK, оформление - KattyK
Глава 11
Парис наблюдал, как Уильям, нагнав Сиенну, вышагивает рядом с ней, а она тем не менее не отводила взгляда от него, Париса, и гадал: какие мысли занимают ее? Реагирует ли её тело на него так, как его — на неё?
Сиенну окружали забрызганные кровью стены, и Парис выругался. Он бы многое отдал, чтобы увидеть её в окружении бархата и шелков. И добьется своего, прежде чем разрешит ей уйти. Ведь он поклялся отпустить ее, несмотря на то, что от одной мысли об этом ему хотелось выть.
— Рад снова видеть тебя, Сиенна, — со всей любезностью, на которую был способен, промурлыкал Уильям, но холод его глаз не вязался с подкупающей внешностью.
Парис напрягся. Если воин причинит ей боль…
— Мы встречались? — тем временем поинтересовалась Сиенна.
С секунду Уильям излучал полное недоумение. Затем его лицо прояснилось, и он выдавил приторно-сладкую улыбку.
— Печально, что ты не помнишь, но я не против освежить твою память. Позволь мне обрисовать забавную сценку у бассейна. Мы в Техасе... ты распласталась на бетоне у ног Париса, как собака, вцепившись в него, подобно пиявке... — Жестоким глумливым тоном он хотел смутить Сиенну, поставить на место за все, что она сотворила с Парисом.
— Следи за тоном, — рявкнул Парис. Возможно, она и поступала с ним несправедливо в прошлом, но проявлять к ней неуважение он не позволит.
Сиенна пожала плечами, ее, по видимости, не заботили слова воина.
— Прости, что тогда я тебя не заметила. Рядом с ним ты выглядишь несколько невзрачным.
Уильям едва не подавился собственным языком.
Впервые за целую вечность Парис ухмыльнулся с подлинным весельем. Однажды он испытал на себе сарказм Сиенны - когда та пленила его, накачав наркотиками, - и её острый язычок пришелся ему не по душе, но сейчас Парис наслаждался ее ехидством, тем более, что ее язвительность была направлена на другого.
Меж тем Уильям, восстановив дыхание, продолжил:
— Просто чтобы ты знала: я убью тебя, если ты причинишь ему хоть какой-то вред. И мне плевать, как сильно это его расстроит. — Спокойная констатация факта, не подлежавшего обсуждению. — Парис уже доказал, что глупит там, где дело касается тебя, а это значит, что его друзьям придется компенсировать его слабоумие.
Все веселье Париса куда-то испарилось. И, издав животный рык, он обнажил в оскале зубы. Снова поднимается тьма… Возвращается гнев… Парис попытался освободить руки, собираясь сомкнуть пальцы на шее Уильяма - никто не должен угрожать Сиенне. Никто и никогда.
«Ты же не хочешь на самом деле навредить ему. Остановись!» - призыв из глубины души, где ещё, наверное, живы были остатки прежнего Париса. Верность Уильяма стала приятной неожиданностью, и интуитивно Парис её ценил.
Но когда дело касалось Сиенны, он мыслил не вполне здраво и продолжил яростно вырываться из цепких каменных лап. «Должен защитить её…»
Горгульи перестали волочь его, перестали "трахать", и все как одна снова бросились в атаку - повалили Париса на кучу костей и налетели на него, обнажив клыки и когти.
— Видишь? — Уильям развел руками, получив доказательство своей правоты. — Глупит.
Кусая щеку, Парис во второй — или в третий? — раз заставил себя успокоиться. Он пыхтел как злой и страшный серый волк, каким и был, зная, что у него будет возможность выказать свое отношение к Сиенне позже, когда он доберется до своих кинжалов. Его друзья могут делать и говорить что пожелают, но только ему. Не ей.
И снова твари, потеряв интерес к потасовке, потащили свою добычу в темницу.
Сиенна и Уильям неотступно следовали за ними, и вскоре лодыжки и запястья Париса оказались прикованы к разрушающейся каменной стене камеры размером четыре на четыре, лишенной каких бы то ни было удобств. По полу заскребли когти - это горгульи полезли наружу, перекрикиваясь и радуясь тому, что очевидно считали безупречно выполненной работой.
Сиенна, разорвав зрительную связь с Парисом, рухнула рядом с ним на колени и попыталась дрожащими пальцами снять с него один из металлических браслетов. Парис освободился бы и сам или, черт возьми, его мог бы вызволить Уильям, но повелителю нравились прикосновения этих нежных изящных рук. Для него они были любимой частью её тела, а каждое их движение казалось экзотическим.
— Горгульям поручено заковывать в цепи всех, кто переживет дорогу от разводного моста до замка, - с шумом втянув в себя воздух, меж тем начала Сиенна, - а выполнив задание, они теряют к пленникам всякий интерес. Ты сможешь свободно разгуливать по замку - куда и когда угодно.
Парис на секунду закрыл глаза, позволив её голосу дрейфовать у себя в голове. Хрипловатый и низкий, он был сродни ласке, о которой повелитель скучал больше, чем предполагал. Он мог бы слушать Сиенну вечно.
Ненавидит ли какая-то его часть ее до сих пор? Да. Безусловно. Ненавидит то, что она с ним сделала, ненавидит то, что он сам сделал с ней. Ненавидит то, как сильно она его волнует. И помимо этой ненависти он обижен, что собственная ненависть Сиенны застила ей глаза и помешала выбрать его многие месяцы назад, как он выбрал ее.
Он бы забрал ее домой. Баловал бы ее. По крайней мере, сейчас Парис убеждал себя, что поступил бы именно так. И не стал размышлять, что сделал бы с ней до того, как начать баловать. Не стал задумываться о запланированном им допросе или цепях, которые намеревался приобрести для нее.
— Я не могу... не могу… Должно быть, падение причинило больше вреда, чем я думала… — ее голос ослабел до едва различимого шепота. — Так что… прости… — Ее руки соскользнули с запястья Париса, и она рухнула вперед, навалившись всем своим небольшим весом ему на грудь.
— Сиенна? — окликнул ее Парис, но ответа не получил. Он знал, что повредить ее призрачную форму способен любой, кто мог видеть ее и прикасаться к ней. А для горгулий Сиенна определенно была и видимой, и осязаемой. Но без сердцебиения и потребности в дыхании она быстро оправится, верно? Разве что пятна крови вокруг рта… «Как она может истекать кровью?» - недоумевал Парис.
— Наверное, упала в обморок от моей неземной красоты, — вздохнув, заметил Уильям. — Ну а сейчас начнется столь ожидаемый мною бой щекоткой.
Не обращая на него внимания, Парис дернул рукой, вырвав цепь из стены, и обнял Сиенну за талию, надежно прижимая к себе.
Она идеально подходила ему.
Освободив вторую руку, он перевернул Сиенну на спину и с бешено колотящимся сердцем вперился в нее сверху вниз.
Её голова свесилась набок; лицо было бледным, бледнее, чем раньше. Ещё один рывок, затем ещё один, и, освободив лодыжки, Парис занялся самими браслетами, пока те не свалились. И тогда он наконец сделал то, о чем мечтал с момента, как только увидел Сиенну - коснулся ее, убирая прядь волос со лба. На ощупь ее кожа была такой же мягкой, как и на вид, и теплой, чудесно теплой. Он столько мечтал об этом мгновении, так отчаянно жаждал его, и сотню раз был на волосок от смерти, стремясь получить желаемое. К его восхищению, реальность оказалась намного лучше грёз. Парис не только чувствовал её тепло, но и вдыхал окутывающий его и все вокруг аромат Сиенны. Полевые цветы и кокосовая сладость амброзии создавали головокружительный возбуждающий мускус.
Почему амброзия? Он никак не мог понять. Неужели она наркоманка? Если это так, то он готов поспорить, что кто-то — например, Крон, — заставил ее. Она не из тех, кто по своей воле становился зависимым от наркотиков. Из того немногого, что он о ней знал, Сиенна любила порядок и стремилась держать все под контролем.
«Я защищу её от дальнейшего растления, — подумал он. — Она моя. Пусть ненадолго, но сейчас она моя».
Секс внутри него подпрыгивал от нетерпения.
«Возьми её, возьми её, возьми её!»
Инстинкт требовал подчиниться демону. Но Парис держался. Не так. Не когда она в отключке.
Демон испустил разочарованный вздох, и, кажется, пробормотал что-то вроде "с тобой не повеселишься". Парис же оглядел Сиенну, заслоняя её собой от пристальных глаз Уильяма, пока сдвигал её одеяние в поисках ран. Каждый обнаженный им сантиметр плоти распалял Секса, подобно языкам пламени, заставляя демона трястись и шипеть: «А может, ты и классный».
Хотя Парис восхищался распростертым перед ним телом не менее исступленно, чем его демонический компаньон, шипел и трясся он по другой причине - его накрыл новый всплеск тьмы, новый приступ бурлящего гнева. Помимо уже заживавших синяков его женщина была не меньше самого Париса изувечена зубами и когтями, и каждый её порез сочился крохотным ручейком страдания.
Парис понял, чем займется дальше. Найдет способ причинить горгульям боль и заставит заплатить их за каждую царапину.
«Заплатить по-настоящему», — решил он, заметив глубокую рваную рану на боку Сиенны. Парис втянул в себя воздух в попытке успокоиться, но вдохнул так резко, словно его легкие превратились в мощные пылесосы. И его мышцы тут же напряглись, в голове затуманилось, а рот наполнился слюной. Он буквально чувствовал на вкус разлитую в воздухе амброзию. Нахмурившись, Парис склонился и обнюхал шею Сиенны. И чем ближе он находился к ней, тем сильнее становился запах.
— Извращенец, — прокомментировал Уильям.
— Ты можешь быть серьезным?
— Так я серьезно. Я всегда думал, что ты из тех, кто сунул, вынул и пошёл. Коварный типчик, который оставляет девушек гадать, а был ли мальчик. Но я даже не догадывался, что ты настолько... настолько проказлив.
— Приятно узнать, что ты думаешь про мою сексуальную жизнь, — проворчал Парис.
— Разве кто-то думает иначе?
— Пошел ты.
— И все же, разве кто-то думает иначе?
— Не смешно.
Парис снова втянул в себя воздух - туман сгустился, мозг повелителя почти плавал в нем. Может ли запах исходить от крови Сиенны? Ещё один вдох - и пелена, накрывшая разум Париса, стала еще плотнее. Да, амброзия определенно в её крови, и там её полно. Больше, чем может перенести даже наркоман. Сиенна пахла так сильно, словно на самом деле "произрастала" на амброзийном поле.
Что невозможно, верно? Амброзию собирают на особых лугах где-то на небесах - на лугах, находящихся так же далеко от этого царства тьмы, как луна от земли, - обрывают бледно-лиловые лепестки, отжимают из них чистый дурманящий сок, а затем лепестки высушивают и превращают в порошок. Никто, включая бессмертных, не может принять сок и выжить, а для людей даже порошок смертоносен.
Но ведь Сиенна больше не человек.
Парису было стыдно признать, что он безумно хочет укусить ее, выпить досуха, смакуя каждую каплю. Он прошел тропу зависимости, промчался по ней, но каким-то образом сумел подавить свою тягу по пути сюда, зная, что для успеха ему понадобится весь его разум. Эх, если бы это могло усмирить мучительный сладкий соблазн и сейчас… но нет.
— Хотя наблюдать за тобой забавно, и, честно говоря, я не хочу прерывать процесс обольщения, — произнося два последних слова, Уильям изобразил в воздухе кавычки, — но ты собираешься переходить к более приятным вещам или как?
— Я, кажется, просил тебя заткнуться.
— Нет, ты послал меня пять минут назад. С тех пор многое изменилось. Например, сейчас мне смертельно скучно.
Прикусывая язык до появления медного привкуса, Парис закончил обследовать тело Сиенны на предмет ран. И, черт, на него вновь нахлынуло желание — на сей раз исходящее не от демона, а от него самого. Ему не следовало замечать её милые розовые соски, мягкий изгиб живота, стройные длинные ноги. Он не должен был считать её веснушки, уже представляя, как пройдется по ним языком. (Начнет с тех, что потемнее, на животе и постепенно перейдет на светлые пятнышки на бедрах). Он ублюдок. Отвратительный, мерзкий. Его стоит выпороть кнутом.
Парис готов был поспорить: когда Сиенна очнется, она так и поступит.
Ненавидя себя, он проскрежетал:
— Она уже мертва. — И отметив про себя, что с ее правого запястья исчезла татуировка символа бесконечности - отличительного знака ловцов, продолжил: — Почему она до сих пор истекает кровью? Разве она не исцеляется так же быстро, как мы?
— О, теперь ты захотел со мной поговорить? — саркастически отозвался воин.
— Просто ответь на вопрос, пока я не вырвал твой язык и не прибил его к стенке.
— Знаешь, ты и впрямь растерял все чувство юмора. Ну ладно, так и быть, я тебе подыграю. Да, она умерла, но демон внутри нее живее всех живых. Его сердце бьется в ее груди. Его кровь наполняет ее жилы. Не мне объяснять тебе физиологию демонов. И чем это, черт возьми, так пахнет? Аж слюнки текут. Прямо-таки пир для моего…
— Кончай принюхиваться! — Парису не хотелось, чтобы кто-то ещё вдыхал аромат Сиенны.
— Так-так. Кто-то ревнует?
— Давай вернемся к теме, обсуждение которой не оставит тебя калекой. Да, она одержима демоном, но также она дух умершего человека. Значит…
— Значит... ты все еще можешь лапать ее!
«Пользуясь терминологией этого ублюдка: капитан Очевидность».
— Я спрашиваю, исцелится ли она?
— Да, потому что исцелится её демон. И вот маленькая подсказка для следующего, кого задержит твое сногсшибательное умение вести беседы. Тебе стоило начать именно с этого и сохранить нам время и нервы.
Ну, ладно, ладно, хорошо. Отлично. Она исцелится. Парис поднял Сиенну на руки, снова и снова проклиная горгулий. Ведь теперь он знал, что метки, оставленные ими на нём, покрывали и тело его женщины.
Секс испытал удовольствие от прикосновения к Сиенне и одобрительно замурлыкал.
— Я отнесу её наверх, поищу спальню. — Он вымоет и перевяжет Сиенну, если прежде она не успеет проснуться и выгнать его к чертям собачьим. — Ты не приглашен.
Пусть Парис и хотел, чтобы Сиенна очнулась, посмотрела на него, заговорила с ним, он надеялся, что она останется без сознания, пока он будет ее купать. Повелитель отчаянно желал коснуться Сиенны, коснуться по-настоящему. Да, он точно больной, больной ублюдок. Но тут же Парис сказал себе, что это не главная причина. Он просто не хочет, чтобы она испытывала боль во время обработки ран.
С секунду Парис изучал цепи, думая, что неплохо бы приковать Сиенну к кровати, пока у него есть шанс. В этом случае она не сможет покинуть его, не обсудив с ним кое-какие вопросы. Но он проделал этот путь, творя невообразимое не для того, чтобы превратить ее в свою пленницу. Его целью была и всегда будет свобода Сиенны.
И да, дерьмо. Она может остаться с ним по собственной воле. Сначала она проигнорировала его появление, бесстрастно наблюдая, как горгульи тащат его мимо, но через несколько минут поспешила на выручку. Что бы ни стало причиной этой внезапной перемены, Сиенна явно не спешила избавиться от него.
Он потерся щекой о ее макушку, наслаждаясь прикосновением к коже ее шелковистых волос, а затем вынес Сиенну из темницы. Горгульи не потрудились закрыть металлические решетки, запершие бы его и Уильяма внутри. Ну, удерживавшие бы их внутри, пока они не взломали бы замок.
— Ты такой хлюпик, — ухмыльнулся Уильям, шагая рядом с Парисом. — Надеюсь, ты в курсе.
— Да неужели? Это не я таскаюсь всюду с кондиционером.
— Возможно, именно поэтому у тебя такие посеченные кончики волос.
— Заговоришь со мной о своих волосах еще раз и проснешься лысым.
— Ха, смешно! Мы оба знаем, что я выпущу тебе кишки еще до того, как ты подойдешь ко мне с бритвой. — Уильям вздернул подбородок. — Кстати, только настоящие мужчины могут принять свое женское начало.
— Не знаю, кто забил тебе голову этим дерьмом, но уверен, что прямо сейчас она над тобой смеется.
— Сюрприз! Это сказала твоя мама после того, как я её трахнул.
«Шутка про маму. Как оригинально».
Горгульи уже покинули бальный зал. Прежде Парис не заметил его убранства — немного был занят тем, что ему надирали задницу. Теперь же он смог осмотреться. Как и весь остальной замок, зал был темен и мрачен. На стенах запеклась кровь, повсюду валялись груды костей.
Ковер на лестнице местами был протерт до дыр. Следующий этаж был весь заставлен статуями – множеством чертовых статуй. Мужчины, женщины, молодые, старики. Единственное, что их объединяло — застывший на лицах ужас.
— Полагаю, ты будешь занят несколько часов, поскольку подозреваю, что именно столько она будет в отключке, и ты успеешь сделать свое дело. — Уильям провел рукой по налитым алебастровым грудям одной из статуй. — То есть, ты именно поэтому не предлагаешь мне присоединиться?
— Лучше заткнись, пока твоя голова ещё на плечах. — Даже в бешенстве от высказанного Уильямом предложения, Парис все равно сгорал от желания при одной лишь мысли о том, что останется с Сиенной наедине и будет касаться её так же свободно, как Уильям трогал статую. И он не был уверен, как стоит поступить с этими искрами страсти: потушить или раздуть их.
— Кричи, если я понадоблюсь. Например, если для тебя она окажется слишком горячей штучкой.
— Этот день никогда не наступит. — Парис повернул налево, а воин — направо. — Кстати, если ты постучишь в мою дверь, то лучше находись при смерти, потому что если это будет не так, я быстро исправлю положение. — Он плечом открыл дверь в первую попавшуюся комнату. Удача не изменила ему, поскольку помещение оказалось меблированной спальней. Ему осталось лишь стереть толстый слой пыли и снять брезент.
Или же не снимать его. Потому что когда Сиенна очнется, эта комната может превратиться в зону боевых действий.
...