Nadin-ka:
Жермен Нуво КОНЕЦ ОСЕНИ
Вот Люксембургский сад. Темнеет, и ворота
Готовятся закрыть; и шлет закатный свет,
Слабея, теплым дням прощальный свой привет;
И под ногой шуршит и блекнет позолота.
Все ближе к вечеру; стихает шум шагов,
Спешат прохожие — уже темно в саду им;
И только статуи друг друга поцелуем
Пытаются согреть в преддверьи холодов.
И впрямь, грядет зима; ни проблеска, ни птицы —
И вы опять одни в знобящей наготе!
О мраморные, к вам уже не ходят те,
Живые, — чтоб у вас, в тени, уединиться.
Туман сгущается, плывет из темноты,
Таинственно мрачны знакомые аллеи;
Заглядывать сюда лишь ветру все милее;
Ни воробья в саду, и все скамьи пусты.
Печальная пора вновь о себе напомнит
Простудой, насморком... Ознобом дышит ночь;
И сердце так грустит, и так ему невмочь –
Забыться бы скорей в тепле закрытых комнат!
procterr:
Хуан Рамон Хименес
КОМНАТА
До чего же спокойны вещи!
Рядом с ними всегда уютно.
Их руки и наши руки
встречаются поминутно.
Они не мешают мыслить,
тактично-ласковы с нами;
сами мечтать не умеют,
но грезят нашими снами.
Им любо все, что нам любо;
они нас ждут терпеливо
и всегда встречают улыбкой,
застенчивой и счастливой.
Вещи - любовницы, сестры,
подруги... Из дней вчерашних
вы нам возвращаете щедро
падучие звезды наши!
Nadin-ka:
Уолт Уитмен ТЕБЕ
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты идешь по пути сновидений,
И все, в чем ты крепко уверен, уйдет у тебя из-под ног и под
руками растает,
Даже сейчас, в этот миг, и обличье твое, и твой дом, и одежда
твоя, и слова, и дела, и тревоги, и веселья твои,
и безумства - все ниспадает с тебя,
И тело твое, и душа отныне встают предо мною,
Ты предо мною стоишь в стороне от работы, от купли-продажи,
от фермы твоей и от лавки, от того, что ты ешь, что ты
пьешь, как ты мучаешься и как умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобы ты
стал моей песней,
И я тихо шепчу тебе на ухо:
«Многих женщин и многих мужчин я любил, но тебя я люблю
больше всех".
Долго я мешкал вдали от тебя, долго я был как немой,
Мне бы давно поспешить к тебе,
Мне бы только о тебе и твердить, тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам гимны тебе,
Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,
Никто не был справедлив к тебе, ты и сам не был справедлив
к себе,
Все находили изъяны в тебе, я один не вижу изъянов в тебе,
Все требовали от тебя послушания, я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою ни господина, ни бога: над тобою
лишь тот, кто таится в тебе самом.
Живописцы писали кишащие толпы людей и меж ними одного -
посредине,
И одна только голова была в золотом ореоле,
Я же пишу мириады голов, и все до одной в золотых ореолах,
От руки моей льется сиянье, от мужских и от женских голов
вечно исходит оно.
Сколько песен я мог бы пропеть о твоих величавых и славных
делах,
Как ты велик, ты не знаешь и сам, проспал ты себя самого,
Как будто веки твои опущены были всю жизнь,
И все, что ты делал, для тебя обернулось насмешкой.
(Твои барыши, и молитвы, и знанья - чем обернулись они?)
Но посмешище это - не ты,
Там, в глубине, под спудом затаился ты, настоящий.
И я вижу тебя там, где никто не увидит тебя,
Пусть молчанье, и ночь, и привычные будни, и конторка,
и дерзкий твой взгляд скрывают тебя от других и от самого
себя, - от меня они не скроют тебя,
бритые щеки, нечистая кожа, бегающий, уклончивый взгляд
пусть с толку сбивают других - но меня не собьют,
Пошлый наряд, безобразную позу, и пьянство, и жадность,
и раннюю смерть - я все отметаю прочь.
Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и у тебя
Ни такой красоты, ни такой доброты, какие есть у тебя,
Ни дерзанья такого, ни терпенья такого, какие есть у тебя.
И какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя.
Никому ничего я не дам, если столько же не дам и тебе,
Никого, даже бога, я песней моей не прославлю, пока
не прославлю тебя.
Кто бы ты ни был! иди напролом и требуй!
Эта пышность Востока и Запада - безделица рядом с тобой,
Эти равнины безмерные и эти реки безбрежные - безмерно
безбрежен и ты, как они,
Эти неистовства, бури, стихии, иллюзии смерти - ты тот,
кто над ними владыка,
Ты по праву владыка над природой, над болью, над страстью,
над каждой стихией, над смертью.
Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что все хорошо
Стар или молод, мужчина или женщина, грубый, отверженный
низкий, твое основное и главное громко провозглашает себя
Через рожденье и жизнь, через смерть и могилу, - все тут
ничего не забыто! -
Через гнев, утраты, честолюбье, невежество, скуку твое Я
пробивает свой путь.
procterr:
Рильке Райнер Мария
НА СОН ГРЯДУЩИЙ
Я мог бы ласково взять тебя,
не выпустить больше из рук.
Я мог бы баюкать твой взгляд; тебя
охранять, и быть лесом вокруг.
Я мог бы единственным знать об этом, -
что ночь холодна была.
И слушать вечер, печалясь о лете,
сгорающем с нами дотла.
Ведь время стало тревогой всех,
не избегла камня коса.
Снаружи ходит чужой человек
и будит чужого пса.
Но вот стало тихо. Я не спустил
с тебя своих глаз; и те
охраняли тебя наподобие крыл,
если что-то брело в темноте.
перевод Андрея Дитцеля
Nadin-ka:
Оливер У. Холмс
Мои желания скромны:
Иметь свой дом, хотя б лачугу-
Четыре каменных стены,
Фасадом хорошо бы к югу;
Мне безразличен внешний вид:
Сойдет и простенький гранит.
В еде не знаю я причуд
И ем все самое простое;
К чему мне десять разных блюд?
Пусть будут рыба, дичь, жаркое...
А нет жаркого на столе-
Согласен я на крем-брюле.
Что мне до слитков золотых!
Пусть будет стопка ассигнаций,
Пай в банке, пара закладных,
Пакетик горнорудных акций;
Хочу лишь, чтобы мой доход
Немножко превышал расход.
Почет, известность - что мне в том?
Ведь титулов блистанье ложно.
Я стал бы, может быть, послом
(Поближе к Темзе, если можно),
Но президентом - никогда,
Нет-нет, увольте, господа!
Что до камней, так я не франт,
Чужды мне роскоши затеи;
Для перстня недурной брильянт,
Другой - в булавку - поскромнее,
Один-другой рубин, топаз...
Грех выставляться напоказ.
Я б наказал своей жене
Как можно проще одеваться:
Шелка китайские вполне
Для платьев будничных годятся;
Но уж совсем без соболей
Нельзя - зимою в них теплей!
Я не стремлюсь, чтоб мой рысак
Всех обгонял, летел стрелою...
Миль тридцать в час - хотя бы так -
Мне хватит этого с лихвою;
Но если сможет поднажать -
Не стану тоже возражать.
Камеи, статуи, фарфор
Люблю я с детства и поныне
За то, что услаждают взор,-
А не из суетной гордыни;
Мне ни к чему органный зал,-
Но Страдивари я бы взял.
Противна мне магнатов спесь,
Как золоченая пилюля:
Пусть столик будет мой не весь
Покрыт мозаикою Буля.
Качайте прибыль, как в хмелю;
А я в качалке подремлю.
И если я других даров
Судьбой не буду удостоен,
Я благодарен ей без слов
И так - за то, что я спокоен,
Спокоен, удовлетворен,
В желаньях прост, душой смирен.
Оливер У. Холмс (амер.поэт середины ХIХв.)
procterr:
Жак Превер
И так бывает...
Птица поет в моей голове
И мне повторяет, что я люблю,
И мне повторяет, что я любим,
Птица с мотивом нудным.
Я убью ее завтра утром.
Жили-были мужчина и женщина
Жили-были мужчина и женщина
они никогда не виделись
жили они далеко друг от друга
были они в разных местах
И вот однажды они читали
одну и ту же книгу
одну и ту же страницу
в одно и то же время
на второй секунде
первой минуты
их последнего
часа.
Мужчина и женщина
Мужчина и женщина
молча глядят друг на друга
однако они говорят говорят
не умолкая
Просто они не могут друг друга услышать
Nadin-ka:
Гийом Аполлинер АКВАРЕЛИСТКА
Мадемуазель Ивонне М.
Сосредоточена и несколько бледна,
Ивонна с кисточкой садится у окна
И краски в чашечках рассеянно мешает.
Она художница сейчас. Она решает,
Что выбрать мастеру семи неполных лет.
Не сделать ли портрет сегодня? Но портрет
И долго рисовать, и надо, чтоб похоже.
Зверёнка, может быть? Но с ним морока тоже.
И все, что движется, оставив на потом,
Ивонна думает и выбирает дом -
И час разумница колдует над картоном.
Картина кончена - вот домик на зеленом,
И безмятежнее, чем ясный детский взор,
Его окрестности, но там, над охрой гор
И кровью черепиц, такие в небе страсти,
Сплошная киноварь и вечное ненастье.
Мне тоже, глупенькая, не было семи,
Я тоже в локонах, как ты, играл с детьми
И, ветер вызвездив воздушными шарами,
Изображал дома в зеленой панораме,
Но небо, милая, когда мне было шесть
Я синим-синим рисовал - таким как есть.
Перевод А. Гелескула
procterr:
Жак Превер
Первый завтрак
Просто кофе
себе наливает
просто в чашку
молоко добавляет
сахар просто
в чашку кидает
Ложечкой чайной
тут же мешает
чашку тут же он выпивает
и оставляет
молча
будто ни слова не знает
И зажигает
сигарету
и выпускает
кольца дыма
пепел просто
молча роняет
будто ни слова не знает
будто меня он вовсе не знает
Он поднимается
шляпу берет
просто на голову
она надевается
так же просто берется
плащ
потому что не кончается
дождь
и он выходит
под дождь
будто ни слова не знает
будто меня он не знает
И голову мою закрывают
просто руки мои
и я плачу...
Nadin-ka:
Эмиль Верхарн
У нас, в саду любви, не увядает лето:
Павлин, весь в золото одетый,
Идёт, колебля зелень трав;
К синеющим прудам цветы купав,
Как поцелуи белые, прильнули;
Кусты смородины стоят на карауле;
Щекочет сердце флокса яркий жук;
Слепя, искрится многоцветный луг
И пчёлы - пузырьки мохнатые - роятся,
Жужжа над лозами, где гроздья серебрятся.
Похож горячий воздух на муар:
В полдневный раскаленный жар
Он вихрит и кружит алмазы света;
Меж тем дороги по земле нагретой,
Как руки, тянутся медлительно вперед,
Туда, где на небе, пылая, солнце ждёт.
Но даже лето не могло бы скромный сад
Облечь в столь чистого сияния наряд:
То нашей радости немеркнущее пламя
В нём отражается бессчетными огнями.
Перевод с французского Эльги Линецкой
procterr:
Юн Фоссе
медленно, это
как старая боль
как звук аккордеона, свет этот
который даже не свет
просто ему нет конца
нет конца
и где-то там — там будет все
даже если и не было: будет бабушка, и собака
и тот странный такой золотистый
свет прямо в окно
Из книги: “Пес и ангел” (1992)
(Пер. А. Нестерова)
Антея:
Эмили Дикинсон
Почему я люблю Вас?
"За что люблю" В-Вы, Сэр?
Да так -
Не требует ответа ветер, "что с ней?",
Когда трава склоняется немая -
Ему внимая.
Ведь знает Он - и
Вы, а Вы -
И нам дано не знать -
Достаточно -
И в этом благодать -
И грозовой Разряд не спросит глаз
"Увидел ли?", когда он вспыхнув враз
Пронесся - Зная - нет, не говорит -
И смысл ищет не в словах - молчит -
Тот лёгкий, словно быстрый взгляд народ -
Вздохнёт.
Восход - мой друг - покорена я им
Он - Солнце - Вижу - нет иных причин -
Нет - это все -
Я просто, как зарю -
Тебя люблю -
Перевёл Саша Казаков
Emily Dickinson
"Why do I love" You, Sir?
Because—
The Wind does not require the Grass
To answer—Wherefore when He pass
She cannot keep Her place.
Because He knows—and
Do not You—
And We know not—
Enough for Us
The Wisdom it be so—
The Lightning—never asked an Eye
Wherefore it shut—when He was by—
Because He knows it cannot speak—
And reasons not contained—
—Of Talk—
There be—preferred by Daintier Folk—
The Sunrise—Sire—compelleth Me—
Because He's Sunrise—and I see—
Therefore—Then—
I love Thee—
procterr:
Хорхе Луис Борхес
Синто
Убитого горем
может спасти пустяк —
малейшее отвлечение
памяти или вниманья:
вкус плода, вкус простой воды,
лицо, возвращенное сном,
первый ноябрьский жасмин,
не знающий устали компас,
книга, с потерей которой уже смирился,
сердцебиенье гекзаметра,
маленький ключ от входной двери,
запах книг и сандала,
старое название переулка,
краски географической карты, —
блеснувшая этимология,
ровно обстриженный ноготь,
позабытая дата,
бой полночных курантов
или внезапная боль.
В культе синто — восемь миллионов богов,
тайком бродящих по миру.
Эти нехитрые божества осеняют нас.
Осенят — и растают.
Перевод Бориса Дубина
Nadin-ka:
Ангелус Силезиус ИЗРЕЧЕНИЯ
Нет в мире ничего, чудесней человека:
В нём бог и сатана соседствуют от века.
Как быть мне, если всё во мне приют нашло:
Миг, вечность, утро, ночь, жизнь, смерть, добро и зло?!
Ты смотришь в небеса? Иль ты забыл о том,
Что бог – не в небесах, а здесь, в тебе самом?
Бог жив, пока я жив, в себе его храня.
Я без него ничто, но что он без меня?!
Постой! Что значит «бог»? Не дух, не плоть, не свет,
Не вера, не любовь, не призрак, не предмет,
Не зло и не добро, не в малом он, не в многом,
Он даже и не то, что именуют богом,
Не чувство он, не мысль, не звук, а только то,
О чём из всех из нас не ведает никто.
Спит праведник, во сне вкушая благодать.
А грешник молится и всем мешает спать.
Неутомимо то, что господом зовут:
Его покой – в труде, в его покое – труд.
Ты, грешник, сетуешь на то, что пал Адам?!
Не пал бы первым он, – ты б это сделал сам.
Когда богач твердит о бедности своей,
Поверь ему: он прав – он нищего бедней.
Как совершенно всё, что вкруг себя мы зрим:
Стекляшка и алмаз, паук и серафим!
Ты царства божьего всё требуешь от неба,
А сам для бедняка жалеешь корку хлеба!
Я, как господь, велик. Бог мал, что червь земной.
Итак: я – не под ним. И он – не надо мной.
Так кто же я такой, творенье чьих я рук,
Предмет, и не предмет, и точечка, и круг?
Из Библиотеки всемирной литературы (том «Европейская поэзия XVII века»)
procterr:
Ф. Скотт Фицджеральд
ПРЕДРАССВЕТНЫЙ ДОЖДЬ
Сочится смутный говор сквозь усталость
В мой сон. И сырость липнет к волосам.
Так муторно, что даже воздух сам
Тяжел - под ним душа бессильно сжалась,
Как в замке королева, что под старость
Одна. Я слеп от страха - слышу гам,
Он душит, как цветочный фимиам -
За дверью пара крыльев заметалась.
Лежу на сердце, взглядом, как руками
Подушку стиснув, на ее груди
Рассвет сорочку ночи разрывает,
Сырой, свинцовоглазый, он глядит
Сквозь шторы, и пробравшись меж лугами,
В мой дом пловцом промокшим смерть вступает!
Февраль 1917
Перевод с английского Елены Калявиной
Антея:
Герман Гессе (1877 – 1962)
СВИСТ
В сумбуре дней заботы мне не дали
Прослыть ни скрипачом, ни пианистом.
И я, ценитель скрипки и рояля,
Из всех искусств владею только свистом.
А лавры в этом деле мне – без нужды,
Искусство вечно, жизнь – такая малость.
Но к тем, кому искусство свиста чуждо,
Я, увлечённый им, питаю жалость.
За шагом шаг, упорно и серьёзно,
Тружусь, не полагаясь на удачу,
И освищу я, рано или поздно,
Себя и вас, и целый мир впридачу.
1927
(перевод с немецкого –
Валентина Варнавская)
Валентина Варнавская
Автопародия на перевод
УДАРНИК
По мотивам «Pfeifen» Германа Гессе
Я не артист – и стану им едва ли:
Растратив пыл в житейском балагане,
Не одолев ни скрипки, ни рояля,
Играю я теперь на барабане.
Не виртуоз пока я в этом деле –
Недолог век людской, трудна наука.
Вот все бы барабаном овладели!
Иначе ведь не жизнь – сплошная скука.
Тружусь ударно я, скрывать не стану,
Надеюсь, впрок пойдут уроки эти.
Скажу тогда: «Мне всё по барабану:
Я сам, и вы – короче, всё на свете!»