katusha:
» Глава 2
Глава вторая
Четверть часа спустя Энн все еще стояла на том же самом месте, что и четверть часа назад, когда она, промчавшись по коридору, рванулась в первую же незапертую дверь. Конечно, «с ее счастьем», это оказалась (вот ужас-то!) какая-то темная, тесная кладовка без окон. Бегло ощупав пространство вокруг, Энн обнаружила виолончель, три кларнета и, кажется, тромбон.
Да, что-то в этом есть. Она попала в комнатушку, куда отправлялись умирать инструменты Смайт-Смитов. И застряла в ней, по крайней мере до тех пор, пока не закончится безумие, творящееся в коридоре. А что именно там творится, она понятия не имеет, только слышит непрекращающиеся визг, брань и некие звуки, отвратительно напоминающие удары кулака по чужому телу.
Сидеть было негде, разве что на полу, так что она плюхнулась на холодный паркет, оперлась о незанятый участок стены рядом с дверью и приготовилась переждать разразившуюся баталию. Что бы там ни происходило, Энн не хотела вмешиваться, а главное, не имела ни малейшего желания болтаться поблизости, когда хозяева обнаружат это безобразие. А источник такого шума не обнаружить невозможно.
Мужчины. Почти все они идиоты.
Правда, там, очевидно, присутствует и дама – именно она визжит. Энн показалось, что она слышит имя «Дэниел», и еще, похоже, «Маркус», а так, кажется, зовут лорда Чаттериса, она видела его этим вечером. Он просто с ума сходит по леди Онории...
Визг, если подумать, слегка напоминает голос леди Онории.
Энн помотала головой. Ее это все не касается. Никто ее не осудит за нежелание вмешиваться. Никто.
Кто-то врезался в стену со стороны коридора, как раз там, где она сидела, да так, что Энн проехала по полу добрых два дюйма. Она застонала и закрыла лицо руками. Ей никогда отсюда не выбраться! Через год-другой кто-нибудь обнаружит ее высохшее тело вжатым в тубу, с двумя перекрещенными флейтами на груди.
Она помотала головой. Пора прекратить зачитываться на ночь мелодрамами Херриет. Ее юная подопечная возомнила себя писательницей и ее истории день ото дня становились все мрачнее.
Наконец, грохот в коридоре прекратился и мужчины сползли на пол (она это чувствовала через стену). Один из них находился прямо за ней, их разделяла только стена. Сперва она слышала только их тяжелое дыхание, потом они заговорили, в обычной мужской манере – короткими, резкими фразами. Энн не хотела подслушивать, но у нее не было выбора.
И тогда она все поняла.
Мужчина, поцеловавший ее – это же старший брат леди Онории, граф Уинстед! Она ведь видела его портрет, как же она могла не узнать его?! В общем, конечно, могла. Портрет передавал общие черты – волосы цвета черного кофе и тонко очерченный рот, – но не смог схватить его сути. Да, без сомнения, он красив, но ни одна кисть, никакая краска не могут передать легкую, непринужденную уверенность мужчины, осознающего свое место в этом мире и полностью им удовлетворенного.
О, Господи, ну она и влипла! Она целовалась с печально известным Дэниелом Смайт-Смитом! Энн знала о нем все, да и кто не знал? Несколько лет назад он дрался на дуэли и вынужден был покинуть страну, спасаясь от преследований отца своего противника. Похоже, однако, что они заключили некоторое перемирие. Леди Плейнсворт упоминала, что граф наконец-то собирается вернуться домой, и Херриет немедленно посвятила Энн во все сплетни.
В этом отношении Херриет была весьма полезной воспитанницей.
Но стоит леди Плейнсворт узнать, что случилось нынче вечером... Энн немедленно откажут от места гувернантки в доме Плейнсвортов и вообще везде. Получить это место было и так неимоверно тяжело, а если станет известно, что она заигрывала с графом, ее вообще никто не захочет нанимать. Беспокойные мамаши не желают иметь дело с девицами сомнительных моральных устоев.
А она ни в чем не виновата. На этот раз – абсолютно ни в чем.
Энн вздохнула. В холле стояла тишина. Мужчины наконец-то ушли? Она слышала удаляющиеся шаги, но не могла определить, скольким парам ног они принадлежали. Она подождала еще несколько минут, а потом, убедившись, что за дверью абсолютно тихо, повернула ручку и осторожно выскользнула в коридор.
– Вот вы где, – произнес он. Второй раз за вечер.
Она подскочила на целый фут. Не потому, что лорд Уинстед ее напугал, хоть он и напугал. Скорее, от изумления, что он так долго оставался в коридоре, не издавая ни звука. Право, ведь стояла совершенная тишина!
А вот челюсть у нее отвисла по другой причине.
– Вы ужасно выглядите, – произнесла она, не успев прикусить язык. Он сидел один на полу, вытянув ноги поперек коридора. Раньше Энн и не подозревала, что можно сидеть настолько неуверенно. Он наверняка упал бы, не опирайся спиной на стену.
Граф насмешливо отсалютовал одной рукой.
– Маркус выглядит еще хуже.
Энн оглядела наливающийся синевой глаз и рубаху, заляпанную кровью. Непонятно чьей.
– Не уверена, что такое возможно.
Лорд Уинстед резко выдохнул:
– Он целовал мою сестру.
Энн ждала продолжения, но он явно считал объяснение избыточным.
– Кхм... – она не знала, что сказать. Нет в мире книги по этикету, с инструкцией для такой ночи, как эта. Наконец, она решила, что лучше поинтересоваться исходом конфликта, чем углубляться в породившие его причины. – У вас все получилось?
Он величественно кивнул.
– Вскоре их можно будет поздравить.
– О. Прекрасно. Это просто замечательно. – Энн улыбнулась, затем кивнула, потом сцепила руки на груди, изо всех сил стараясь сохранять неподвижность. Как же все это странно и неловко. Ну что вы прикажете делать с избитым графом?! Который, к тому же, только что вернулся из трехлетнего изгнания? И обладал весьма скверной репутацией еще до того, как вынужден был спешно покинуть страну.
Не говоря уже обо всех этих поцелуях, произошедших буквально несколько минут назад.
– Вы знакомы с моей сестрой? – спросил он устало. – О, ну конечно знакомы. Вы же играли с ней вместе.
– Леди Онория ваша сестра? – Энн показалось нелишним уточнить.
Он кивнул.
– Я Уинстед.
– Да, конечно. Мне сообщили о вашем предстоящем приезде. – Энн выдавила из себя еще одну неловкую улыбку, но это не помогло ей почувствовать себя непринужденнее. – Леди Онория чрезвычайно милая и добрая девушка. Я очень за нее рада.
– Музыкант из нее отвратительный.
– На сегодняшней сцене она была лучшей скрипачкой, – честно заявила Энн.
Он громко рассмеялся в ответ.
– Вы настоящий дипломат, мисс... – Тут он сделал паузу, подождал и заметил: – Вы так и не назвали мне своего имени.
Она замялась, ей всегда нелегко давались подобные вопросы. Потом напомнила себе, что он – граф Уинстед, племянник ее работодателей. Ей нечего его бояться. По крайней мере, пока никто не видел их вместе.
– Мое имя мисс Уинтер. Я гувернантка ваших двоюродных сестер.
– Которых? Девочек Плейнсвортов?
Энн кивнула.
Граф посмотрел ей прямо в глаза.
– Бедная вы, бедная.
– Прекратите! Они очаровательны! – воскликнула Энн. Она обожала своих трех воспитанниц. Харриет, Элизабет и Франсес, возможно, были энергичнее большинства юных барышень, но имели добрые, отзывчивые сердца. И всегда хотели, как лучше.
Он приподнял одну бровь.
– Очаровательны. Но не в том, что касается поведения.
В этом заявлении содержалась некоторая доля истины, и Энн не смогла сдержать улыбки.
– Я уверена, они сильно повзрослели с момента вашей последней встречи, – тем не менее заметила она.
Он с сомнением посмотрел на собеседницу, а потом спросил:
– Как получилось, что вас усадили за фортепиано?
– Леди Сара внезапно заболела.
– А! – В этом коротком восклицании содержалось целое море смысла. – Передайте леди Саре мои пожелания скорейшего выздоровления.
Энн считала, что леди Саре стало заметно лучше в ту же секунду, как мать позволила ей не участвовать в концерте, но она лишь кивнула и ответила, что непременно передаст. Пусть и не собиралась ничего передавать. Она просто не могла никому рассказать, что наткнулась на графа Уинстеда.
– Родные уже знают о вашем возвращении? – спросила Энн. Она внимательнее пригляделась к собеседнику. Он и правда очень похож на сестру. Интересно, а у него такие же удивительные глаза – ярко-синие, почти лавандовые? В темноте коридора понять это было невозможно. Не говоря уже о том, что на одном его глазу быстро наливался синяк. – Я не имею в виду леди Онорию, конечно.
– Пока еще нет. – Он повернул голову к той части дома, где собрались гости и скривился. – Хотя я и обожаю всех, кто заставил себя явиться на сегодняшний концерт, но предпочитаю не делать из своего появления публичной сцены. – Потом он опустил глаза на свой костюм. – Тем более, когда я в таком виде.
– Ну конечно же, нет! – быстро согласилась Энн. Она не могла даже вообразить тот переполох, который поднялся бы, появись он на приеме после концерта весь в крови и синяках.
Уинстед немного изменил позу и тут же застонал, а потом тихо что-то пробормотал. Энн почему-то была уверена, что слова эти не предназначались для ее ушей.
– Мне надо идти, – выпалила она. – Мне очень жаль и ... э-э-э...
Она приказала себе уйти. Честное слово. Ее рассудок буквально орал на нее, требуя прийти в себя и убираться подобру-поздорову, пока кто-нибудь не появился... но она могла думать только об одном: он защищал сестру.
Как можно бросить человека, который так поступает?
– Позвольте, я вам помогу, – произнесла она, вопреки здравому смыслу.
Он слегка улыбнулся.
– Если вас это не затруднит.
Энн села на корточки, чтобы лучше разглядеть его раны. Ей уже приходилось лечить порезы и царапины, но такого она еще не видела.
– Где болит? – спросила она. Потом откашлялась. – Кроме очевидных мест.
– Очевидных?
– Ну... – Энн указала на глаз. – У вас синяк вот здесь. И вот тут... – добавила она, переместив палец сперва к левой стороне его подбородка, а потом к плечу, видневшемуся сквозь рваную, окровавленную сорочку.
– Маркус выглядит хуже, – произнес лорд Уинстед.
– Да. – Энн проглотила улыбку. – Вы уже говорили.
– Это важно. – Он ухмыльнулся, подмигнул и поднес руку к щеке.
– Зубы? – забеспокоилась Энн.
– Похоже, все на месте, – пробормотал он. Потом открыл рот, словно проверяя, как работает механизм, и со стоном закрыл. – Так мне... кажется.
– Вам позвать кого-нибудь? – спросила она.
Брови графа поползли вверх:
– Вам хочется, чтобы кто-нибудь знал, что вы были со мной наедине?
– О! Конечно нет! Я что-то плохо соображаю.
Он снова улыбнулся, сухой полуулыбкой, от которой у нее почему-то все перевернулось внутри.
– Я часто так действую на женщин.
В голове у Энн сразу возникло множество отповедей, но она все их подавила.
– Я могу помочь вам подняться, – предложила она.
В ответ он только наклонил голову.
– А еще вы можете сесть и поговорить со мной.
Она молча воззрилась на него в ответ.
Снова эта полуулыбка:
– Просто пришла в голову мысль.
«Плохая мысль», – тотчас же подумала Энн. Да Господи Боже мой! Она только что с ним целовалась! Ей следует находиться как можно дальше от него, а не рядом на полу, где так легко повернуться к нему, слегка наклонив лицо...
– Наверное, я могу найти немного воды, – выпалила она так быстро, что едва не закашлялась. – У вас есть носовой платок? Мне кажется, вам стоит обтереть лицо.
Уинстед достал из кармана мятый кусочек ткани:
– Лучший итальянский хлопок, – устало пошутил он. Потом нахмурился. – Или был таковым.
– Думаю, он прекрасно подойдет, – заверила она, принимая платок и аккуратно его складывая. Потом протянула руку и промокнула ему щеку.
– Больно?
Он помотал головой.
– Хорошо бы сюда немного воды. Кровь уже засохла. – Она нахмурилась. – У вас есть бренди? Во фляжке, например? – Джентльмены часто носили с собой фляжки. Ее отец, например, носил. И редко покидал без нее дом.
Однако лорд Уинстед ответил:
– Я не пью спиртного.
Нечто в его тоне поразило ее, и Энн посмотрела ему в лицо. Он смотрел прямо на нее, и она затаила дыхание. Как же она, оказывается, близко наклонилась!
Губы Энн раскрылись. И ей захотелось...
Слишком многого. Ей всегда хочется слишком многого.
Она отстранилась, смущенная тем, как легко к нему потянулась. К мужчине, улыбающемуся так часто и так легко. Чтобы понять это, хватило нескольких минут в его обществе. Вот почему резкая серьезность его тона так поразила ее.
– Но вы можете найти его дальше по коридору, – вдруг произнес он, разрушая странное волшебство момента. – Третья дверь справа. Там был кабинет моего отца.
– В задней части дома? – Место казалось неподходящим.
– Там два входа. Второй выходит в главный холл. В комнате должно быть пусто, но на всякий случай будьте осторожны.
Энн встала и пошла в кабинет. Лунный свет струился сквозь стекла, и она легко нашла графин. Она принесла его весь, осторожно закрыв за собой дверь.
– На полке у окна? – пробормотал лорд Уинстед.
– Да.
Он улыбнулся.
– Некоторые вещи не меняются.
Энн вынула пробку и вылила на платок щедрую порцию бренди. Резкий запах немедленно разлился в воздухе.
– Он вас не раздражает? – внезапно забеспокоилась Энн. – Запах, я имею в виду. – На последнем месте работы – перед Плейнсвортами – дядюшка ее воспитанника сперва очень много пил, а потом бросил. После чего его характер резко испортился и находиться рядом с ним стало неимоверно сложно, а стоило ему учуять даже слабый запах спиртного, он вообще буквально сходил с ума.
Энн пришлось покинуть это место. В частности, по этой причине.
Но лорд Уинстед только покачал головой.
– Нельзя сказать, что я не могу употреблять спиртное. Просто решил больше не пить.
Наверное, замешательство Энн отразилось на ее лице, поскольку он добавил:
– У меня нет тяги к спиртному, только презрение.
– Понимаю, – пробормотала Энн. По всей видимости, здесь кроется какая-то тайна. – Скорее всего, будет жечь, – предупредила она.
– Ну конечно, оно будет ж... Оу!
– Простите, – пробормотала Энн, легко проводя платком по ране.
– Надеюсь, Маркуса тоже сейчас поливают этой штукой, – пробормотал Уинстед.
– Ну, он же выглядел гораздо хуже вас, – заметила она.
Он недоуменно поднял на нее глаза, и вдруг улыбка озарила его лицо.
– Именно так!
Она перешла к царапинам на костяшках его пальцев, бормоча:
– Сведения из самого что ни на есть проверенного источника!
Он хмыкнул, но Энн не подняла на него взгляда. Было нечто очень интимное в том, чтобы вот так наклоняться над его рукой, обрабатывая раны. Она не знала этого мужчину, почти не знала, и все же ей хотелось, чтобы этот момент не кончался. «Дело вовсе не в нем самом, – убеждала она себя. – Просто я... Я уже столько времени не...»
Энн была одинока. Она знала это. Удивляться тут нечему.
Она указала на рану на его плече и протянула платок. Лицо и пальцы – это одно, но не может же она касаться его тела!
– Возможно, вам следует...
– О, нет! Не останавливайтесь. Я получаю огромное удовольствие от вашей нежной заботы.
Энн нахмурилась.
– Сарказм вам не идет.
– Нет, – с улыбкой согласился он. – И никогда не шел. – Он следил за тем, как она наливает на платок еще немного бренди. – Кстати, никакого сарказма и в помине не было.
Энн не могла себе позволить размышлять над этим заявлением. Поэтому она просто прижала платок к ране со словами:
– Сейчас точно будет жечь.
– Ааааах-аааааххх! – вскрикнул Уинстед, и она не удержалась от смеха. Крик прозвучал, словно у плохого оперного певца или одной из кукол в уличном представлении о Панче и его жене Джуди.
– Вам стоит чаще смеяться, – заметил он.
– Я знаю. – Это прозвучало слишком печально, а выглядеть печальной ей не хотелось, поэтому она добавила: – Не каждый день выпадает возможность помучить взрослого мужчину.
– Правда? – дразняще прошептал он. – А мне казалось, вы только этим и занимаетесь.
Она посмотрела ему в лицо.
– Стоит вам войти в комнату и воздух меняется, – мягко проговорил он.
Рука Энн замерла в нескольких сантиметрах от его кожи. Она смотрела ему в глаза – просто не могла отвести взгляда – и видела в них желание. Этот мужчина ее хочет. Хочет, чтобы она наклонилась вперед и коснулась губами его губ. Это так просто сделать – стоит лишь слегка качнуться. Потом можно будет сказать себе, что она вовсе этого не хотела. Просто потеряла равновесие.
Но она образумилась. Нынче не ее день. И это не ее мир. Он граф, а она... Ладно, она – та, кем стала по собственной вине, а такие, как она, не имеют ничего общего с графами, особенно со скандально-известными.
На него сейчас прольются водопады внимания, и когда это случится, Энн должна держаться от него подальше.
– Мне необходимо немедленно уйти, – сказала она.
– И куда же вы пойдете?
– Домой. – И добавила, поскольку ей показалось, что следует сказать что-нибудь еще: – Я страшно устала. День оказался очень насыщенным.
– Я провожу вас.
– В этом нет необходимости.
Он искоса посмотрел на девушку и поднялся, морщась и опираясь о стену.
– Как вы намерены добираться до дома?
– Пешком.
– В Плейнсворт-хаус?
– Это недалеко.
Он нахмурился.
– Слишком далеко для леди без сопровождения.
– Я всего лишь гувернантка.
Эта реплика, казалось, позабавила его.
– А гувернантки – не леди?
Энн раздраженно выдохнула.
– Со мной ничего не случится, – заявила она. – Дорога прекрасно освещена. И кареты, скорее всего, стоят почти по всей улице.
– Вы меня нисколько не успокоили.
Боже, какой упрямец!
– Знакомство с вами – большая честь для меня, – твердо заявила она. – И я уверена, что вашим родным не терпится вас увидеть.
Рука Уинстеда сомкнулась на ее запястье:
– Я не могу позволить вам пойти без сопровождения.
У Энн сами собой приоткрылись губы. У него была теплая кожа, а ее собственная просто горела в месте его прикосновения. Нечто странное и смутно знакомое забурлило в ней, и Энн в ужасе распознала желание.
– Вы, конечно, понимаете, – прошептал Уинстед, и она едва не сдалась. Ей так хотелось... девушке, которой она была когда-то, невыносимо хотелось уступить, но уже очень давно Энн не давала своему сердцу распахнуться настолько широко, чтобы выпустить эту девушку на волю...
– Вы не можете никуда идти в таком виде, – наконец ответила она. Чистая правда. Граф выглядел так, будто сбежал из тюрьмы. Или из ада.
Он только пожал плечами.
– Будем надеяться, что меня не узнают.
– Милорд...
– Дэниел, – поправил он.
– Что?! – От ужаса у нее расширились глаза.
– Меня зовут Дэниел.
– Знаю. Но не стану вас так называть.
– Ну что ж, очень жаль. Но попытаться все равно стоило. Пойдемте... – Он протянул руку, она не приняла ее. – Так мы идем?
– Я не пойду с вами.
Он хитро улыбнулся. Даже с наполовину опухшим, покрасневшим ртом, он был красив, как дьявол.
– Означает ли это, что вы со мной останетесь?
– Вас, должно быть, ударили по голове, – проговорила она. – Иных объяснений у меня нет.
Он рассмеялся, а затем резко сменил тему:
– У вас есть плащ?
– Есть, но я оставила его в репетиционной. Я... Не пытайтесь свернуть в сторону!
– Хм-м?
– Я ухожу, – заявила она, махнув рукой. – А вы остаетесь.
Но Дэниел не дал ей пройти. Опершись рукой о стену, он таким образом перегородил ей путь.
– Возможно, я неясно выразился, – проговорил он, и Энн тут же поняла, насколько недооценивала этого мужчину. Он, конечно, легкомысленный весельчак, но не только, и прямо сейчас он убийственно серьезен. – В мире есть несколько вещей, в отношении которых я не терплю возражений. Безопасность леди – одна из них, – тихо и решительно закончил он.
Вот и все. Спорить с ним оказалось бессмысленно. Поэтому, после лекции о том, что им необходимо держаться в тени и оставаться незамеченными, Энн позволила ему проводить себя до черного хода в Плейнсворт-хаус. Он поцеловал ей руку, а она изо всех сил старалась делать вид, что осталась к этому жесту равнодушна.
Возможно, его ей обмануть удалось. Обмануть же себя не получилось.
– Завтра я приду к вам с визитом, – сказал Уинстед, все еще держа ее руку в своей.
– Что?! Нет! – Энн вырвала руку. – Вы не можете!
– Не могу?
– Нет. Я гувернантка. Ко мне не ходят с визитами! Меня уволят!
Он улыбнулся, словно нашел самый легкий в мире выход из положения:
– Тогда я приду с визитом к моим кузинам.
Он что, совсем не знает правил поведения? Или это просто эгоизм?
– Меня не будет дома, – твердо ответила Энн.
– Я зайду еще раз.
– Меня снова не будет дома.
– Да вы прогульщица. Кто же станет учить моих кузин?
– Если вы собираетесь виться вокруг, то не я. Ваша тетушка немедленно со мной покончит.
– Покончит? – прыснул он. – Звучит устрашающе.
– Так и есть. – Господи! Как же заставить его понять?! Совершенно неважно, кто он такой и какие чувства в ней будит. Очарование этого вечера... их поцелуй... все это мимолетно.
А важно – сохранять крышу над головой. И еду. Хлеб, сыр, масло, сахар и все те дивные мелочи, которыми она в детстве наслаждалась ежедневно. Сейчас они снова у нее есть, благодаря Плейнсвортам. А также есть ощущение стабильности. А еще работа и самоуважение.
Все это досталось ей нелегко.
Она посмотрела на лорда Уинстеда. Он вглядывался в ее лицо так внимательно, словно хотел заглянуть ей в душу.
Но он не знает ее. Никто не знает. И вот, прикрываясь формальной вежливостью, как плащом, она отняла руку и присела в реверансе.
– Благодарю вас за то, что проводили меня, милорд. Я ценю вашу заботу о моей безопасности. – С этими словами она развернулась и вошла в дом.
Чтобы вернуть жизнь в нормальное русло, Энн потребовалось приложить некотрые усилия. Плейнсворты приехали уже через несколько минут после нее, и ей пришлось извиняться с пером в руках, объясняя, что она как раз собиралась писать им записку, объясняя свой уход с концерта. Харриет без умолку тараторила о том, какой это был восхитительный вечер: похоже, лорд Чаттерис сделал предложение леди Онории каким-то совершенно сногсшибательным образом. А потом Элизабет и Френсис сбежали вниз, поскольку, вообще-то, еще даже ни капельки и не спали...
Лишь спустя два часа Энн удалось уйти к себе, переодеться в ночную рубашку и улечься в постель. И прошло еще часа два, прежде чем она сумела заставить себя хотя бы попытаться уснуть. Она только и могла, что лежать, глядеть в потолок, думать, гадать и шептать:
– Аннелиза Софрония Шаукросс! – наконец сказала она себе. – Во что ты себя втянула?!
...