Франсуаза Бурден "Наследник Болье"

 » Глава 2 (часть первая)

перевод Modiano
редактор Reine deNeige
оформление Esmerald

Утреннее солнце пробивалось сквозь жалюзи косыми полосками. Ирен поняла, что не сможет больше уснуть, как бы ни старалась. На часах было только шесть, но она уже давно не спала: с возрастом потребности в сне значительно уменьшились. Она поднялась, накинула сиреневый шелковый пеньюар, лежавший на краю постели, нашарила ногами домашние туфли без задника. В памяти всплыл ужасный вечер накануне. Барт вел себя отталкивающе, агрессивно, дерзко. Игнорировал присутствие Стефана – и тот дулся весь ужин, заявил, что рыба тюрбо невкусная, отослал вино обратно на кухню и курил после каждого блюда.


- О Боже! Боюсь, иногда я его еле выношу, - вздохнула Ирен вполголоса.
Это был эвфемизм, но мадам Болье неохотно признавалась даже самой себе, что старший сын вызывал в ней холодную ненависть. Потому ли, что Октав заявил как-то, что Барт похож на него? Нет, она испытывала необъяснимое отторжение с самого его рождения. Никогда ей не хотелось обнять или приласкать его даже в младенчестве. Мальчику не исполнилось и пяти, а мать уже стала называть его упрямым и дерзким. Именно из-за него Ирен потребовала обращаться к ней на «вы», чтобы оградить себя от всяческой фамильярности. По какому праву теперь он заставлял трепетать весь дом? Почему он, а не она? Правда, мать попыталась сопротивляться, когда старший сын вырвал бразды правления – и в Карруже, и в типографиях. Но и ей пришлось склониться перед его волей и с горечью признать, что противостоять Барту ей не под силу.
Ирен прошла в примыкавшую к спальне башню, где находилась ванная. Прежде чем кинуть первый взгляд в зеркало, она энергично провела щеткой по волосам: терпеть не могла видеть себя растрепанной. Задумчиво кончиками пальцев поправила прядь и всмотрелась в морщины на лице. Здесь уже не поправит дело ни один крем в мире. Ирен распахнула пеньюар. Она осталась очень худой, почти сухой, однако тело будто оплыло с годами, изуродованное нескончаемыми родами.

Выйдя на галерею, мадам Болье помедлила, вслушиваясь в звуки дома, но уловила только тиканье часов и знакомое потрескивание. В эту июньскую жару и засуху все деревянные части усадьбы жили своей жизнью. Проследовала мимо нескольких дверей, вошла в буфетную, потом в кухню, находившуюся в конце занимаемого ею крыла. Только она спала на первом этаже, и Симон осматривал запоры и замки каждый вечер, прежде чем уйти к себе в охотничий домик. Рене тоже делала обход перед сном.


Придирчивый взгляд проверил, чистые ли раковина и плита, поискал несуществующие крошки на столе. Рене серьезно относилась к делу, хозяйка держала ее в руках. Это была первая служанка, задержавшаяся в доме больше шести месяцев. Обычно они брали расчет по истечении нескольких недель в ужасе от объема обязанностей, несмотря на действенную помощь Симона и фирмы, сотрудники которой выполняли трудоемкие работы вроде мытья окон и полов.

Вздохнув, Ирен начала готовить кофе. Она изводила себя хлопотами, и Жеральдин не стояла в стороне, но дом все же был слишком большим. Два десятка комнат, три лестницы, башни, галереи, коридоры… Причудливое строение, свидетельство давно ушедшей эпохи. Рене регулярно выслушивала обещания подыскать еще прислугу, но это было не так-то просто.

Появление Стефана заставило Ирен вздрогнуть, она едва не уронила чайник. Открыв холодильник, молодой человек взял бутылку апельсинового сока и начал пить прямо из горлышка.

- Можно подумать, ты умираешь от жажды! Хорошо спал?

Он сделал еще десяток глотков, перевел дыхание:

- Хорошо…

Стефан вежливо наклонился и поцеловал Ирен в щеку. И от него чем-то странно пахнуло – похоже на ладан.

- Франклин рассказал, что произошло вчера… Барт просто невыносим! Тебе нужно немного потерпеть, бедный малыш…

Ирен искала в лице внука сходство с Виктором. Цвет глаз, возможно – светло-голубой оттенок, который она передала всем своим детям, кроме Барта.


- Симон уже работает? – удивился Стефан, глядя в окно.

- Он ранняя пташка – хоть зимой, хоть летом. Ты, кажется, тоже?

Молодой человек зевнул и молча покачал головой. Бабушка не вызывала симпатии, лучше бы она замолчала. «Бедный малыш», «твой бедный папочка»… Снисходительное сочувствие.

Скрипнула ступенька лестницы где-то вверху, Ирен переменилась в лице, но облегченно вздохнула, увидев входящую Жеральдин. Женщины принялись хлопотать возле тостера и кофеварки, и Стефан ускользнул. Апельсинового сока достаточно, он никогда не был голоден, а только испытывал жажду – сказывались последствия наркотика, конечно. Хотя накануне Стефан ничего не принимал: не хотел прикасаться к запасу. Да и куда направить опустошительную энергию, если он не мог ни танцевать до упаду, ни отдаться музыке? Один из врачей, наблюдавший Стефана во время лечения от зависимости, говорил, что опасно не только привыкание к принимаемой дряни – ее разрушительное воздействие имеет непоправимые последствия. Обычный профессиональный треп для пытающихся излечиться.

Стефан немного задержался на южной галерее, посматривая на большие пустые комнаты. Его непреодолимо влекла к себе бильярдная, он обожал эту игру и спрашивал себя, не согласится ли как-нибудь вечером составить ему компанию Франклин - единственный член семьи, с которым вообще хотелось говорить.

Вместо того чтобы подняться в башню, Стефан направился в противоположную сторону к другой лестнице и пересек весь второй этаж: хотелось запомнить планировку дома. Сначала дверь спальни Франклина, расположенная за бельевой. Одна-единственная в восточном крыле, будто ее хозяина хотели здесь изолировать. Затем большая комната, которую Ирен не предложила внуку, и комната, в которой жила кузина Клеманс, когда приезжала на каникулы. Последняя - спальня Дельфины и Лорана. В башне властвовал Барт, от нее на запад отходила еще одна галерея: «голубые» покои Жеральдин, за ними комната «с птицами» и его – «красная». Расположение следовало хорошо запомнить на случай, если придется ходить по дому ночью. Прямо от спальни Стефана спиралью шла третья лестница. Каменные ступени ее были крутыми, поэтому никто ею не пользовался – лучше не придумаешь.

Стефан решил принять долгий теплый душ. Времени впереди достаточно, и он надеялся снять нервное напряжение, овладевавшее им мало-помалу, как каждое утро.

Барт развязал и снова завязал галстук. Он смотрел на себя без самолюбования, но, помедлив, удовлетворенно улыбнулся. Безупречно скроенный блейзер подчеркивал стройность фигуры. Темные волосы оставались по-прежнему густыми, выглядел он моложе своих лет. И чувствовал себя в прекрасной форме, почти в хорошем настроении.

Выйдя на площадку, он заметил, что дверь Жеральдин открыта. Вместо того чтобы поскорей удалиться, Барт решительно вошел. Жена сидела за туалетным столиком, занятая макияжем. В пепельнице дымилась сигарета. Живо обернувшись, Жеральдин улыбнулась, как всегда стремясь предварить вспышку дурного настроения мужа.

- Не забыл, что мы сегодня принимаем? В котором часу вернешься?

Вопрос, заданный чисто формально: он всегда опаздывал, никак не мог оторваться от своих типографий. Барт пожалел, что Жеральдин полезла с разговорами – а он только было подумал, как хорошо она сегодня выглядит. Однако последний ночной визит в ее постель был еще не так давно.

- Понятия не имею, - ответил Болье суше, чем хотел. – Хорошего дня, дорогая.


Не обращая внимания на огорченную гримаску жены, он широкими шагами вышел и спустился на первый этаж. Стоя выпил в кухне кофе, торопясь уехать. Но все же задержался на минуту на крыльце, вдыхая теплый воздух, напоенный ароматами цветов. Вот уже многие годы Барт спрашивал себя каждое утро, почему он продолжает здесь жить. Чтобы сделать приятное матери, которая не смогла бы остаться в особняке одна? Из уважения к семейной традиции, уважения к которой он не испытывал? Оттого что поместье было нетипичным, а продать его невозможно? Он не нашел правильного ответа и перестал ломать голову. Жеральдин говорила, что ей здесь нравится. Все было бы иначе, будь у них дети. Но она раз за разом отвергала идею усыновления, и поэтому менять что-либо в жизни необходимости не возникало. Сама мысль о том, чтобы провести инвентаризацию залежей мебели и картин, а потом разделить их между пятью детьми приводила Ирен в уныние. И клан Болье влачил совместное существование в том числе и из-за лени.

Прячась за тяжелыми шторами у окна, Жеральдин смотрела, как Барт шел к машине. Сегодня она удостоилась шести слов – просто рекорд! В уголках губ залегли горькие складки, когда мадам Болье вернулась к туалетному столику. Любить Барта – самая неблагодарная вещь на свете, но перебороть себя Жеральдин не могла. Она все еще красива и вправе рассчитывать на ответное чувство мужа, но тот не обращал на нее внимания: ни нежного жеста, ни лукавого взгляда. Они жили как совершенно чужие люди. Кроме тех вечеров, когда Барт стучал в дверь ее спальни. Случались его визиты очень редко, и предугадать их было невозможно. В первые годы брака дело обстояло иначе, спали супруги тогда вместе.

- О Барт, - вздохнула Жеральдин вполголоса.

Она получала настоящее удовольствие, постоянно произнося уменьшительное имя мужа, но не замечала, как этим выводит его из себя. Как-то раз Барт раздраженно спросил жену, почему та чуть не лишается чувств, стоит ему завести с ней разговор. Но она сделала бы что угодно, лишь бы привлечь взгляд его темно-синих глаз. Взгляд, от которого ее бросало в дрожь. Часы напролет Жеральдин уделяла своей внешности, чтобы прельстить супруга. Удавалось это редко. Комплименты его – и те звучали рассеянно и формально.

Начавшийся день был похож на любой другой: тысяча незначительных забот в ожидании вечера и возвращения Барта. Ирен всегда старалась, чтобы ее ужины были безупречны, Жеральдин помогала сервировать стол, составлять букеты, выбирать меню. Рене уже проверила серебро и хрусталь. Какое же платье надеть сегодня? Голубое – слишком теплое, белое – слишком спортивное.

Жеральдин прошла в гардеробную, которую делила с мужем. Порой только здесь они и сталкивались – перед шкафами с одеждой или в ванной комнате. Кончиками пальцев мадам Болье провела по вешалкам и, увидев рукав красного шелкового платья, поняла, что выбор сделан. Просто чудесный наряд – головокружительное декольте, длинный разрез сбоку. Платье преображало Жеральдин в роковую искусительницу, она надевала его только один раз и заметила нахмуренные брови Ирен, но настоящее желание в глазах Барта. Какие духи она тогда использовала? Нужно вспомнить, если она надеялась на такой же отклик.

Обрадованная перспективой соблазнения, Жеральдин побежала одеваться. Натягивая шорты и рубашку, она даже не подозревала, что именно в такой одежде нравится Барту больше всего. Но она никогда не понимала своего мужа.

Опираясь локтями на колени, а подбородком на ладони, Ришар являл собой образ прилежного ученика – его поза особенно раздражала Барта.

- Словом, займитесь этим, назначаю вас ответственным, меня по этому вопросу не беспокоить!

- Вы хотите, чтобы молодой человек изучил дело, начав с низов, правильно я понял?

Барт насмешливо отверг предположение заместителя:

- Нет, мне на него наплевать!

Он все же спросил себя, не слишком ли много власти получил Ришар. Тот, как всегда, будет стараться усидеть на двух стульях: исполнить пожелание хозяина и в то же время заслужить расположение племянника Болье.

- Пока все, - добавил директор более прохладным тоном.

Ришар тотчас поднялся, спеша покинуть кабинет шефа. Было что-то жалкое в его стремлении угодить.

Барт внимательно просмотрел в ежедневнике список назначенных встреч. Сегодня предстоял обед с одним парижским издателем, с которым он поклялся заключить контракт. Включив связь с секретарем, Барт спросил:

- Жаклин, где заказан столик?

Вместо ответа та сказала, что зайдет сама. Болье вздохнул: наверняка придется подписать почту. Ни под одним документом он не ставил своего имени, не прочитав дважды: сначала знакомился с содержанием, а читая второй раз, обращал внимание на оформление. Секретарь работала почти безупречно, но иногда и ей случалось пропустить ошибку, а Барт получал язвительное удовольствие, утирая нос специалисту.

Жаклин действительно положила перед шефом четыре письма и пробормотала, сокрушенно улыбаясь:

- Сожалею, но господин Марек настаивает. По его просьбе стол заказан в «Батискафе».

Она знала, что начальник придет в ярость, но ничем не могла помочь. В телефонном разговоре помощница Марека высказалась вполне однозначно.

- Вот черт, здесь есть и другие рестораны! – взорвался Барт.

До сего момента он избегал «Батискаф», и всем была известна его неприязнь. Причин президент не объяснял – и не считал нужным это делать.

- Вероятно, Марек много о нем слышал.

- Ох уж эти парижане с их снобизмом!

До издателя, конечно, дошли дифирамбы, воспеваемые самому известному и модному заведению Довиля, хвалебные отзывы можно было прочитать во всех ресторанных гидах. Марек уже, вероятно, находился в пути. На переговоры прибывал именно он, и сделка была очень важна для Болье. Барт решил, что ничто не должно осложнить эту принципиальную и непростую встречу. Нельзя же подстеречь гостя на пороге «Батискафа» и увезти в какое-то другое место!

- Прекрасно, - бросил он мрачно. – Я еду.

Благоразумно воздержавшись от каких-либо комментариев, Жаклин оставила корреспонденцию на столе и исчезла. Барт попытался прочесть первое письмо, но, дойдя до прощальной вежливой фразы, осознал, что содержание прошло мимо. Образ Никки полностью завладел сознанием. Видеть ее не хотелось даже мельком, мысль о необходимости поддерживать с ней светскую беседу вызывала отвращение.

Ощутив, как тоска захватывает душу, Барт встал и прошел к стеклянной стене. В его жизни бывали не менее драматические и опасные ситуации. Вместо того, чтобы вести себя как мальчишка, следовало сосредоточиться на переговорах. В конце концов, место встречи не имело особого значения!

За несколько минут до часу дня Барт вновь обрел хладнокровие и даже отпустил какую-то шутку, выходя из кабинета мимо Жаклин. До самого Довиля он был погружен в сложные расчеты, прикидывая, до какой цифры может опуститься, убеждая Марека печатать книги в типографиях Болье. Машина остановилась перед «Батискафом» с опозданием всего в пару минут – настоящий подвиг. Сделав глубокий вдох, Барт толкнул дверь ресторана и очутился в атмосфере мягкой элегантности, так свойственной Никки. Благодаря кондиционерам здесь царила приятно удивившая его прохлада. Барт без труда узнал в негромко звучащей музыке симфонию Малера.

- Господин Болье, разрешите проводить вас к вашему столику. - Рядом незаметно появился метрдотель.


Конечно, здесь все было на самом высоком уровне, персоналу не требовалось указывать кого и куда вести, каждого посетителя называли по имени. Барт прошел за служащим к круглому столу чуть в стороне. С этого места открывался вид на море. Марек оказался еще менее пунктуальным, его кресло пока пустовало. Барт раздосадовано сел и тут же достал коробку маленьких сигар. Если бы только ему запретили курить, он воспользовался бы предлогом устроить скандал и уйти. Но метрдотель, напротив, поднес зажженную спичку, осведомляясь о выборе аперитива.

Прежде, чем увидеть Никки, Барт ее услышал. Он так и не смог забыть ни интонации ее хрипловатого голоса, ни смех. Она шла впереди Марека, указывая столик. Короткая юбка из бежевого шелка танцевала вокруг загорелых ног. Барт поднял голову и встретился с ней взглядом, и Никки тут же улыбнулась. К чисто профессиональной любезности прибавился безразлично-вежливый кивок. Здороваясь с Мареком, Барт ощутил неприятную сухость в горле.

- Рад вас приветствовать, - с трудом выговорил он, протягивая руку издателю.

Оставив два меню на столе, Никки отошла.

- Непременно хотел побывать в этом месте, мне его нахваливали не один месяц! Интерьер просто необыкновенный…

Едва заметным жестом Марек показал на панели из красного дерева, медные украшения и забавные круглые окна. Великолепная сервировка: изысканный фарфор, массивное серебро редкой работы, богемское стекло. От опаловых абажуров на кружевные скатерти ложились мягкие блики, а несколько прекрасных полотен выгодно подчеркивало освещение, достойное картинной галереи.

- Последний батискаф, построенный военно-морскими силами Франции, по-моему, называется «Архимед»?

- Да, он способен погружаться на глубину одиннадцать тысяч метров, - рассеянно ответил Барт.

Ночь, когда Никки рассказывала о батискафах, батисферах и других подводных аппаратах, казалась теперь ему такой далекой. Говорила она тогда воодушевленно и горячо и никак не могла остановиться.

- А хозяйка очень соблазнительна, - пробормотал Марек.

Парижанин наблюдал за молодой женщиной, встречавшей новых клиентов. Барт тотчас же завел речь о делах, хотя вообще собирался это сделать в конце обеда. Он знал, что на Никки будут смотреть и другие мужчины, но обсуждать ее с кем бы то ни было не хотел.

Несколько минут спустя она вернулась справиться о выборе гостей. Никакого блокнота в руках: принимая заказы, Никки полагалась лишь на прекрасную память. Пока Марек вежливо расспрашивал о рецепте приготовления морского петуха, Барт смог немного ее разглядеть. Материнство не изменило Никки, она осталась такой же тоненькой и гибкой. Плоский живот, небольшая дерзкая грудь, мальчишески-стройные бедра – и все это болью отозвалось в его душе. Каштановые кудри, матовая кожа, золотистое свечение глаз – ничего необычного. Но противиться силе ее обаяния было немыслимо.

Барт раздавил сигару в пепельнице и заметил, как дрожат его пальцы. Он всегда знал, что встретиться лицом к лицу с Никки будет тягостно, но реальность оказалась куда хуже: горькие воспоминания не в силах умалить власти над ним этой женщины. Она предала и унизила, посмеялась над его чувствами, и он надеялся, что сумел изгнать ее из своей жизни, обрести спасительное забвение. Но ничего не вышло! Ничего! Сердце забилось так гулко, что Барту пришлось ослабить узел галстука в тщетной попытке успокоиться. А еще предстояло говорить с ней – пусть только и о заказе!

- Господин Болье? – повернулась к нему Никки.

- Я полностью доверяю вам, мадам.

Барт произнес эту фразу машинально, не готовясь. Она вылетела сама собой – в качестве извинения за то, что меню осталось непрочитанным. Но прозвучала, как вызов. Не было на свете женщины, которой Болье доверял бы меньше, и оба это знали.

Ее улыбка застала Барта врасплох, ему почудилось, что Никки искренне забавляется. Но тут же хозяйка вновь стала серьезной и скороговоркой произнесла:

- Теплый салат из омаров, каменный окунь с хрустящей корочкой.

Удар под дых. Его блюда. Те, которыми он наслаждался два года назад. О которых они спорили в пору своего пылкого романа. В то время, когда любили друг друга.

Барт потрясенно осознал, что его чувства еще живы. Не надо было рисковать и приходить сюда. Захотелось встать и уйти прочь – и к черту Марека с его договором. Он не сможет выдержать этот обед. Но, подняв глаза, Барт увидел, что Никки исчезла. И он не помнил, чтобы заказывал бутылку монраше, которую любезно демонстрировал сменивший хозяйку сомелье.

_________________

Огромное спасибо за продолжение!
Ооо, я первая подоспела!
Ну вот и трещины в броне Барта - не такой уж он бесчувственный, каким хотел казаться для окружающих.
Никки мне понравилась - чувствуется, что Барта она не боится и никакой вины за собой не ощущает. Видимо, предательство Никки существует только в голове Барта?
Очень хочется продолжения про отношения в прошлом и настоящем Барта и Никки.
_________________

Спасибо за продолжение!
Оказывается Барт способен на глубокие чувства, всё ещё любит Никки, несмотря на предательство, которого не было... По его мнению, предательство - это измена и ребенок от другого мужчины? Или всё сложнее?
___________________________________

Спасибо за продолжение
Барт, все еще не нравится...не люблю таких людей, что-то в нем отталкивает, не смотря на то, что немного жаль его из-за того, что мать его не любит. Но вот парадокс, Ирен жалко. А больше всего жалко Жеральдин...несчастнаая женщина, всю жизнь боготворить мужчину, ловить его взгляд, быть его женой, но не получать взамен даже тепла привязанности от долгих совместно прожитых лет. Так что Барт заслужил мучения из-за Никки
_________________

Спасибо за продолжение

Мадам Болье, по-моему, стоит элементарно чем-то заняться, чтобы ядом не исходить.
Парень пока не принимает вещества - неплохо, может, продержится без них хоть пару дней...


Он человек не ленивый. Скорее привычка и чувство собственной территории, для мужчин это важно.


А спросить не вариант было? Вот проблемы... Хотя она, похоже, больше любит мужа, чем он ее.



К Никки, как на войну )))) Есть таки человек, который пугает даже железного Барта )))
_________________

Способен-способен. Мне кажется, он на себя взвалил такой огромный груз, что может и надорваться.

Кристина-Esmerald, прочитав всю вторую главу, топотила ногами, требуя "шмайсер". Гад, говорит, и нет ему прощения




Во второй части этой главы))

Да она и так все по дому старается.

Вот, наверное, жалкое зрелище. Вот кому лучше делом заняться, а она все в зеркало на себя пялится да в теннис играет.
_________________

Сложные какие отношения у матери и сына. Да и с женой у Барта прохладные отношения. Вот с Никки, видимо, была жгучая страсть, но что-то произошло.

Спасибо за продолжение!

Девочки, Спасибо за продолжение !
___________________________________

Большое спасибо за продолжение и оформление


_________________

но ведь автор говорит, что "и Жеральдин не стояла в стороне" при поддержании дома помогая Ирен
_________________

Да все равно, Дарина. Молодая женщина с кое-каким образованием (это потом будет) сидит дома, ожидая мужа. Занималась бы каким делом - глядишь, и муж бы потеплее относился.
Ну и поддержание дома-то прислуга осуществляла. Ирен так, наблюдала да указывала.
_________________

Леди,Спасибо за продолжение!!!

___________________________________

Поэтому жалко ее, женщина не смогла найти себя растворившись в невзаимных чувствах к мужу. Есть у меня такие знакомые, им все скучно, когда муж не уделяет им время. Жалкое зрелище...
_________________

 » Глава 2 (часть вторая)

перевод Modiano
редактор Reine deNeige
оформление Esmerald

- Как тебе удалось? – восхищенно спросил Франклин, показывая на листок бумаги, где Барт набросал основные цифры договора с Мареком.

- Не имею понятия. Вдохновение, должно быть…

Барт действительно не знал: от обеда остались в памяти только картинки различных появлений Никки. Насчет же всего остального… Он находился в таком состоянии, что, конечно, показал себя еще более изворотливым и несговорчивым, чем обычно. Глава фирмы мог, вероятно, излагать суть дела, вообще не думая – настолько он поднаторел в таких беседах.

- Потрясающе… - добавил Франклин мечтательно.

Надо признать, сработано виртуозно. Им не удавалось заполучить издательский дом Марека долгие годы, и вдруг за один-единственный обед старший брат решил проблему.

- Ты как-то странно выглядишь. Хорошо себя чувствуешь? Может, обратиться к врачу… Пятьдесят лет, много трудишься…

- Надоел, - ответил Барт. – Скажи Жаклин, что я хочу что-нибудь выпить.

Выставленный за дверь, Франклин постарался все же уйти с достоинством. Он передал секретарю приказ шефа, уточнив, что речь, конечно, шла не о чашке кофе!

Жаклин без комментариев поставила перед хозяином виски с водой «Перье». Барт закурил сигару – бог знает какую по счету за день. Решительно, ему не дадут забыть про возраст! Пятьдесят… Лучшая часть жизни осталась позади, и он мог без малейших угрызений совести позволить себе алкоголь или табак. Сколько угодно – теперь это имело мало значения.

Он бросил в стакан кубик льда – высоко, чтобы капля напитка выплеснулась на ежедневник, и понаблюдал, как чернила расплываются в мокром пятне. Несколько месяцев страсти и волнений, прожитые рядом с Никки два года тому назад, стали самым потрясающим периодом его существования. Но и платить пришлось по наивысшей цене! Его, гордившегося умением разбираться в людях, провели, как неопытного юнца. Он любил и желал ее, как проклятый, хотел все бросить. Семью, дом, прошлую жизнь. И даже типографии: был готов уйти и начать с чистого листа. Воссоздать империю Болье в другом месте. По крайней мере он чувствовал себя на это способным. До того дня, когда она решила подцепить его на крючок, как обычную рыбешку…

Проживи он хоть сто лет, никогда ему не забыть то выражение восторга и невинности на ее лице. Занималась заря, спальню Никки заливал сероватый свет. Их переполняло счастье – но переживали они свои последние мгновения вместе. Мельчайшие детали той сцены навсегда врезались в его память. Накинув его рубашку, будто халатик, Никки сидела по-турецки на краю кровати. Она начала говорить, и Барт понял, что она хладнокровно убивает его. Слова пронзали, будто удары клинком. Она ждет ребенка, это чудесно, она точно уверена, она сделала все сознательно.

Барт глотнул виски, еще, и еще раз, но и алкоголю не под силу было заглушить мучительную картину прошлого. Он не мог быть отцом – о чем знал только он – но отец, конечно, существовал. Выходит, она изменяла ему, прежде чем солгать. Трудно сказать, что тяжелее вынести – ее неверность или ее обман. Барт с ужасом смотрел на Никки, как на злейшего врага, а та полном восторге тараторила без умолку. И смолкла лишь, когда он поднялся и начал одеваться - не мог оставаться нагим для того разговора, что им предстоял. Он, конечно, сорвал бы рубашку, если бы Никки не вернула ее сама. Жгучая ревность и уязвленная гордость душили Барта, нахлынула волна озлобления, с которой было трудно совладать. Он ушел, чтобы не ударить ее. Но Никки выбежала за ним на лестницу, догнала в пустом зале ресторана и, вся в слезах, загородила ему выход. Какая прекрасная актриса! Какая дрянь…

Барт испил чашу унижения до дна, признавшись ей, что бесплоден. До сего времени он ни слова не говорил об этом из гордости и стыда. Не может иметь детей, не сможет никогда! Ей оставались все мужчины на свете, включая производителя того ребенка, что она носила под сердцем. Откровения любовника ошеломили Никки, она будто онемела и остолбенела. Он оттолкнул предательницу с таким отвращением, что ей пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. Не глядя на нее больше, Барт дошел до своей машины, припаркованной в укромном месте на соседней улице, погнал по скоростному шоссе и был остановлен жандармами недалеко от Парижа. Пришлось заплатить огромный штраф, а водительские права удалось спасти, лишь задействовав связи. Через неделю Болье сменил автомобиль: ему все казалось, что кожа пассажирского сиденья до сих пор хранит запах бывшей возлюбленной. Она выждала десять дней, прежде чем заявиться в Ля-Рок, но Барт велел Жоржу выпроводить незваную гостью. На следующий день Никки стояла на его месте на парковке в Понт-Одме. Но не этой упрямой женщине было тягаться с непреклонностью Барта Болье. Он доставил ей удовольствие – позволил полюбоваться на то, как похудел и осунулся. Барт мог вынести и этот последний удар по самолюбию. Никки растоптала его – что ж, пусть радуется, если ей весело. Но их жалкая история подошла к концу, добавить ему было нечего. И Барт прошел мимо, не оглянувшись на хрупкую возмущенную фигурку.

Он думал, что умрет. От боли, гнева и ее лжи. Он прошел через ад бессонницы, образ Никки мучил и преследовал – особенно на рассвете. Вся семья, включая Жеральдин, думала, что Барта беспокоит работа типографий, гнетет груз ответственности и приближающееся пятидесятилетие. Единственной отдушиной для него сталo время, проведенное с младшей сестрой, ей Барт открыл все. Раз за разом он срывался и ехал к Фабьенне: лишь там он позволял себе быть слабым, когда держаться не оставалось больше сил. Раз за разом та готовила ему завтрак, разговаривала и утешала. Барту потребовалось почти два месяца, чтобы выползти из туннеля страданий и вернуться хоть к какому-то подобию нормальной жизни. С того времени он никогда больше не смеялся над чужими любовными переживаниями. То, что прежде казалось ему блажью и выдумкой, чуть было не раздавило его самого.

Стакан опустел, просить еще виски не хотелось. Подумав о Фабьенне, Барт ощутил потребность увидеть ее. Прямо сейчас. Было только пять часов, он вполне успеет заскочить в Гавр. И тем хуже для приглашенных на ужин – могут подождать!

Выйдя из кабинета, хозяин наткнулся на Ришара и Стефана, беседующих в коридоре с Жаклин, и раздраженно ткнул в племянника пальцем:

- Этот красавец прохлаждается? Вероятно, я плохо объяснил, но могу расставить точки над «и», если надо…

И, не давая кому-либо времени опомниться, проследовал мимо.

Жеральдин повторила про себя расположение гостей за столом, проверила приборы, поправила розу. Приготовления к ужину шли раз и навсегда заведенным порядком – не слишком весело, но Ирен терпеть не могла менять что бы то ни было в установленном течении жизни дома.

- Вы не пожалели духов, дорогая! – воскликнула свекровь, войдя в столовую. – А это платье… Какая элегантность!

Одетая в черное с головы до ног Ирен беззлобно поддела невестку. Барт просто вынужден будет смотреть на жену: ни один мужчина нынче вечером не сможет отвести взгляд от ее декольте. Но если наряд, достойный Мессалины, сблизит супругов – что ж, тем лучше!

К дамам присоединился только что вернувшийся Франклин, за ним с недовольным видом плелся Стефан. Дню в типографии, казалось, не будет конца – сплошные шум и приказы.

- Барт еще там? – спросила Жеральдин.

«Там» - так она называла Понт-Одме, где не бывала ни разу. В первое время брака Барт несколько раз брал ее с собой в Ля-Рок - хотел показать, как работает пресс «Кэмерон». Но вместо того, чтобы интересоваться машиной, она, вне себя от счастья, не отрывала глаз от мужа. И Барт бросил эту затею. Все же Жеральдин сохранила приятное воспоминание о тех визитах и иногда наведывалась в Ля-Рок.

- Нет, он исчез после обеда. Думаю, вернется прямо сюда.

Нахмурившись, Жеральдин задумалась, в котором часу Барт соизволит наконец явиться и насколько пережарится баранья нога. Она уже давно не задавала вопросов о распорядке дня мужа. Два года тому назад она была почти уверена, что Барт переживает кризис независимости – так целомудренно она именовала связь на стороне. Но Жеральдин ни разу не затронула эту тему, ничего не предприняла. Ирен посоветовала ей набраться терпения, и, действительно, все успокоилось и пошло по-прежнему. Муж снова стал ночевать дома, хотя и возвращался порой неслыханно поздно.

Глядя на накрытый стол, Стефан гадал, обязательно ли его присутствие на ужине. Ответ пришел от бабушки – она объявила, что посадит его возле себя. Это, конечно, означало, что внук пользуется ее особым расположением, но тот даже не улыбнулся. Приближающийся прием наводил на него смертельное уныние.

- Пойдем наверх переодеться, - предложил Франклин, дружески обняв Стефана.

Проходя через холл, дядя с едкой иронией перечислил приглашенных. Бессменный гость доктор Мартен, боготворившие семейство Болье мэр с супругой, президент муниципального совета – любимый партнер Ирен по бриджу, несколько скучнейших собеседников и семья в полном составе.

- Скука гарантирована. А еще ужин в сумерках – благодаря нашему дорогому президенту! Он обожает заставлять матушку ждать, знает, что это выводит ее из себя.

- И она ни разу не велела подавать без него? – хмыкнул Стефан.

- Думаю, она боится, что по возвращении Барт опрокинет стол! По правде говоря, он на такое способен… - Но Франклин совсем не выглядел взволнованным, как раз наоборот – перепады настроения брата составляли одно из редких развлечений в Карруже.

- Этот тип, Ришар-как-его-там… я действительно должен выносить его общество? – вдруг спросил молодой человек.

- Если он тебе неприятен, Барт навяжет его компанию силой, - спокойно ответил дядя. – Но если вы поладите, ручаюсь, ты быстро от него избавишься.

- Нехитрая схема! Недалекий он тип, твой братец…

Они поднялись на второй этаж. Франклин бросил взгляд на пустую галерею, потом обернулся к не отводившему от него внимательных глаз Стефану:

- Недалекий? Ты шутишь? Изворотливый, непонятный – какой угодно, но не простой. А еще не злой. Хочешь подсказку? Попроси лучше, чтоб тебя перевели в Ля-Рок. Работать на конвейере – невелика премудрость, достаточно уметь нажимать на кнопки. Но там Барт меньше придирается. Ты мог бы сделать вид, что интересуешься производством…

- Наподобие примерного ученика?

- Хм… А знаешь, это ведь действительно интересно.

Франклин счел, что выполнил свой долг, и направился к себе. Стефан может делать с его советами что хочет - он был с племянником честен.

_________________

Алина, Таня, спасибо за продолжение!
Черт, и вот так расстался с любимой женщиной? Я думала, там какая-то сложная интрига будет. Настолько был уверен в своей невозможности иметь детей? Хотя, впрочем, как человек основательный, наверное, не раз проверил. Но ребенок-то точно должен быть его.
И совсем он не каменный оказался. Вон, к сестре ездил выговориться. Так любовь захватила, что готов был все бросить, а потом так судьба обломала. Интересно, что же будет дальше.
___________________________________